Текст книги "Ур, сын Шама. Формула невозможного"

Автор книги: Евгений Войскунский

Соавторы: Исай Лукодьянов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 36 страниц)

В 1935 году техник рыбной промышленности А. Т. Миронов ставил в Баренцевом море опыты по электрическому лову сельди: он читал, что речную рыбу кое-где глушат, опуская в воду электроды и пропуская между ними ток. Однако морская рыба не всплывала на поверхность подобно своим речным соплеменницам и даже не делала попыток уйти из зоны действия тока. Было похоже, что электрический ток для морской рыбы не имеет никакого значения. И вели себя так не какие-нибудь электрические угри, а обыкновенные, ни на что не претендующие селедки.

Скромный техник-рыбник Миронов сделал сразу два открытия. Одно – по своей прямой специальности: морскую рыбу током оглушить нельзя, но можно заманить куда надо. Второе открытие имело серьезнейшее геофизическое значение: в морской воде есть электрический ток, к которому рыба вполне адаптирована.

Миронов поставил ряд опытов, чтобы убедиться в истинности своего вывода. Он погрузил в море два электрода на расстоянии друг от друга, какое позволяла длина судна, но не подвел к ним ток, а подключил чувствительный прибор. Опыты подтвердили: электрический ток в океане есть.

Токи, возникающие в морских течениях, очень незначительны. Тем не менее океан вносит существенный вклад в общую картину земного магнетизма. Океан – не только гигантская машина, преобразующая лучистую энергию в тепловую. Он в значительной степени делает магнитную «погоду» планеты.

Существуют фундаментальные работы академика В. В. Шулейкина о сложной связи и взаимозависимости трех «этажей», формирующих геомагнитное поле: ядра Земли, океана и ионосферы. Очень интересна, в частности, идея о том, что дрейфующие конвекционные вихри Булларда взаимодействуют с океанической частью земной поверхности сильней, чем с сухопутной частью. Существует весьма тонкая взаимосвязь между двумя подвижными оболочками Земли океаном и ионосферой. Сравнительно недавно радиолокация ионосферы дала неожиданный эффект: на одном из ионных слоев как бы отпечатан силуэт Австралии. Вероятно, такой эффект возникает вследствие температурного контраста между ионосферой над материком и ионосферой над океаном: потоки воздуха в ионосфере, направленные вдоль береговой черты, словно бы оконтуривают Австралийский материк и вызывают иные условия отражения радиоволн по сравнению с чисто океанскими и чисто материковыми.

Установлена связь между магнитным склонением – иначе говоря, широтной составляющей напряженности геомагнитного поля – и очертаниями океанов. Магнитное склонение возрастает при подходе к океану. Береговая черта не просто отделяет сушу от воды – невидимкою она поднимается ввысь и, сложно взаимодействуя с ионосферой, искажает магнитное поле Земли.

Было ли оно, поле, другим, упорядоченным, в древнейшие времена, когда всю Землю покрывал первичный океан? И не очертания ли поднявшихся впоследствии материков вкупе с океанскими электрическими токами отклонили магнитную ось от оси вращения, создали магнитные аномалии, прихотливо выгнули на карте мира изогоны? Очень трудный вопрос.

Ясно одно: если бы планету и сейчас полностью покрывал океан, то даже при вполне упорядоченном геомагнитном поле мы с вами, читатель, были бы дельфинами, а эта книга была бы отпечатана кровью осьминога на разглаженной акульей коже.

Около восьми Рустам поднял голову от карты и сказал:

– Между прочим, сегодня на хоккейных меридианах интересная встреча.

Среди общественности, представленной Уром и Нонной, эта весть не вызвала ответного душевного движения.

– Наши играют с финнами, – одиноко прозвучал голос Рустама.

– А хоть бы и с дельфинами, – сказала Нонна. – Двадцать пятой западной долготы, глубина пятьсот – тридцать четыре и четыре. Отметил? Теперь глубина – тысяча…

– Поговорить не с кем! – проворчал Рустам, отмечая на карте указанную точку. – Где Валерку носит, хотел бы я знать!

В восемь он подступил к телевизору, стянул с него покрывало и решительным щелчком как бы утвердил свое право на личную жизнь. Закурив, он кинулся в кресло. Профессионально-бодрый голос комментатора начал перечислять составы команд.

– Сделай по крайней мере потише, – сказала Нонна.

Она была умная женщина и понимала, что мужчину, настроившегося смотреть хоккей, лучше не отвлекать от этого занятия.

Дело пошло: как былинные богатыри, команды с клюшками наперевес ринулись в сечу. Рустам напутствовал их, коротко свистнув при помощи двух пальцев.

Тут прозвенел звонок.

– Наконец-то заявился! – сказал Рустам, не отрывая горящего взгляда от экрана. – Ур, открой, пожалуйста.

Но это был не Валерий. В маленькую переднюю, сразу заполнив ее громкими голосами и шуршанием мокрых плащей, вошли Вера Федоровна и Грушин.

– Вот они где угнездились, голубчики, – прищурилась Вера Федоровна на онемевших от неожиданности Ура, Нонну и Рустама, которого директорское контральто выдернуло из кресла, как морковку из грядки. – Нарочно подыскали квартирку без телефона.

– Филиал филиала, – улыбался Грушин, принимая директорский плащ.

– Где тут зеркало?.. Ага, есть. – Вера Федоровна истинно королевскими движениями рук взбодрила медное облако волос.

Крупная, уверенная в себе, она прошла в комнату и, огибая расстеленные на полу ватманы, направилась к креслу.

– Садитесь все, – сказала она, – и выключите телевизор. Буду держать речь.

– С вашего разрешения, – обрел дар речи Рустам, – я выключу звук, а изображение оставлю. Наши с финнами играют…

– Ну, если с финнами, тогда можно только звук. – Вере Федоровне не чуждо было великодушие. – Нонна, вы прекрасно выглядите, хоть сейчас в манекенщицы.

– Благодарю, я очень польщена, – отозвалась Нонна. – Есть горячий кофе, не хотите ли попить?

– Кофе? Тащите. А вы, товарищ Ур, вроде бы похудели, а?

– Вес у меня, я думаю, не изменился, – ответил Ур.

– Да-да, вы похудели без изменения веса – именно это я и хотела сказать. У пришельцев так бывает, не так ли? Вы что-то сказали, Рустам?

– Нет, Вера Федоровна… Это я крякнул, – ухмыльнулся тот. – Наши первую шайбу забросили.

– Никогда не могла понять, как можно заниматься таким дурацким делом – забрасывать шайбы… Спасибо, Нонна, – кивнула директриса, приняв блюдце с чашкой кофе. – Итак, объясняю причину визита. Она состоит всего из нескольких слов. Мне позвонили из Москвы и сообщили, что нам разрешено участие в экспедиции Русто. Для трех человек. Не улыбайтесь преждевременно, Нонна, потому что еще неизвестно, кто поедет.

– Хорошо, я не буду улыбаться. Но все равно приятно…

– Как раз у меня сидел Леонид Петрович, – продолжала Вера Федоровна, – и он не даст мне соврать: я разговаривала с Мирошниковым ледяным тоном, будто ничего особенного не случилось. Хотя – не скрою – мне хотелось хрюкнуть от восторга.

Грушин хихикнул, схватил с журнального столика пустую готовальню и, крутя ее в руках, сказал:

– Подтверждаю, что вы не хрюкнули.

– Вы могли бы подобрать выражение поизящней.

– Позвольте, Вера Федоровна! – вскинулся Грушин.

– Ладно, ладно. Закончив разговор с Москвой, я позвонила к вам, директриса тряхнула головой в сторону Нонны, – и убедилась в педантичной аккуратности моих сотрудников.

– Мы ушли ровно в шесть, – сказала Нонна, приподняв округлые черные брови.

– Я и говорю: мои педантичные сотрудники скорее умрут, чем задержатся лишнюю минуту на работе. Было две минуты седьмого на моих часах и четыре на часах Леонида Петровича. Хорошо, что моя Ниночка превосходно воспитана. Какими путями ей удалось установить адрес этой квартирки, я не знаю, но, пока она обзванивала город, у нас с Леонидом Петровичем произошел сугубо океанографический разговор, который несколько затянулся. И поэтому, девушки, не думайте, что мы приехали только для того, чтобы сообщить радостную весть…

– Ай-яй-яй-яй-я-ай! – завопил вдруг Рустам, ударив себя по коленям. Извините, – тотчас спохватился он. – Такую возможность Якушев сейчас упустил, клянусь…

– Поскольку телевизор работает без звука, то вы и переживайте, Рустам, соответственно. – Вера Федоровна сунула в рот длинную сигарету, и Рустам, щелкнув зажигалкой, дал ей прикурить. – Так вот, – продолжала она, – ввиду того, что ваш проект, Ур, скоро, как я полагаю, нарастит мясо на кости и будет подан к столу, я бы хотела разобраться хотя бы в его скелете. И Леонид Петрович хочет. Он вообще настроен скептически…

– Позвольте, Вера Федоровна, – вскинулся тот. – Дело не в моем каком-то там прирожденном скепсисе. Дело в исходных посылках и законах физики. Разрешите, я выскажу…

– Да уж валяйте, раз начали.

Грушин захлопнул готовальню, раскрыл и опять захлопнул.

– Начну с того, что полностью сознаю большую важность проблемы получения дешевой энергии. Я интересуюсь этими вопросами, хотя и не совсем по специальности. Производство электроэнергии в наше время практически удваивается за каждое десятилетие. Удваивается! Мировое производство ее уже превысило четыре триллиона киловатт-часов в год. Если так и дальше пойдет, то не помню точно, в какие сроки, но в обозримое время энергоресурсы на шарике будут исчерпаны. Имею в виду уголь, нефть и другое природное топливо. Вы слушаете, Ур?

– Да, – поднял тот глаза на Грушина. – Я весь внимание.

– А то мне показалось, что вы отключились… Пойдем дальше. Гидроэлектрическая энергия тоже не безгранична – почти все мощные реки уже перегорожены плотинами. Еще какие естественные источники энергии? Ветер, солнечное тепло, энергия приливов… Все это мы используем пока очень мало. Дороги приливные станции, дороги и солнечные – по экономическим показателям не проходят. Да если бы и прошли, то их ресурсы, это уже подсчитано, дадут в год примерно такую же мощность, сколько дают теперь в сумме все электрические мощности, производимые промышленным способом. Это сопоставимо. Тот же порядок. Это, между прочим, факт сам по себе замечательный и, скажем, для прошлого века просто фантастический: энергия, добываемая человеком, сравнялась с энергией природных явлений. Нет, вы подумайте только: на одном уровне с природой! С той самой всесильной, грозной, могучей природой, которая повергала мохнатого предка в ужас громом и молниями… С той природой, которая заставила воинов Цезаря в страхе отступить перед мощным океанским приливом на берегах Атлантики…

– Леонид Петрович, все это очень интересно, – вставила Вера Федоровна, – но все-таки давайте ближе к делу. Я не могу сидеть тут до полуночи.

– Да… да-да, ближе к делу… Итак, природные ресурсы ограниченны, и двадцать первый век на них не выедет. Какой есть выход? Только один – ядро атома. Энергия деления и энергия термоядерного синтеза. Сейчас у нас и за рубежом идут большие работы с целью добиться лучшего использования делящихся материалов. Атомные реакторы нового типа, вероятно, станут дешевле и экономичней, они будут превращать в энергию не только уран-235, но и уран-238, то есть практически всю руду. И, наконец, управляемая термоядерная реакция. В конце века, я уверен, она будет осуществлена, и вот тогда-то призрак энергетического голода исчезнет надолго, во всяком случае – на многие-многие века. Дейтерий, извлеченный из ста шестидесяти кубометров воды, даст столько же энергии, сколько дают теперь все добываемые за год миллионы тонн угля и нефти. А дейтерия в морской воде сколько угодно. Запасы лития тоже огромны…

Тут Грушин запнулся и уставился на Рустама, который, схватив себя за голову, молча раскачивался из стороны в сторону с выражением безграничного отчаяния.

– Что с вами? – забеспокоился Грушин. – Вы заболели?

– Не заболел, а болеет, – сказала Нонна. – В наши ворота забросили шайбу. Не обращайте внимания, Леонид Петрович.

– Ага, шайбу… Понятно… – Грушин захлопнул готовальню, положил ее на стол и вытер носовым платком руки. – Ну, собственно, я почти все сказал. Слишком сложна и трудна проблема будущей энергетики. И поэтому ваша идея использования в энергетических целях морских течений мне кажется… вежливо говоря, она малоперспективна. Кинетическая энергия общей океанической циркуляции слишком рассеянна для того, чтобы извлечь из нее практическую пользу. Каким это образом вы будете ее улавливать? Поставите посредине океана водяное колесо?

– Да вовсе не об этом речь…

– Знаю, Нонна, знаю, вас интересуют электрические токи в морских течениях. Они, конечно, есть и вызывают некоторые электромагнитные силы, но очень уж эти силы слабенькие – порядка десяти миллионных силы Кориолиса. Да вы сами знаете…

– Так. – Вера Федоровна хлопнула ладонью по подлокотнику кресла. Одна сторона высказалась. Выкладывайте возражения, Ур. Или вы, Нонна?

– Возразить, Вера Федоровна, может только Ур, – сказала Нонна. – Мне в проекте тоже далеко не все понятно. И, если бы я сама не видела, как на Джанавар-чае прибор показал излишек энергии, то рассуждала бы в точности как Леонид Петрович. За одним исключением. Ядерная энергетика имеет замечательное будущее, полностью согласна. Но и у нее есть ограничитель недопустимая степень загрязнения окружающей среды. Во избежание катастрофического перегрева атмосферы выработку термоядерной энергии придется сдерживать.

– Точно, – поддакнул Рустам, которого хоккей отпустил на перерыв. – И еще, дорогой Леонид Петрович, разрешите поправочку. Токи в море слабые, это вы правильно сказали, а бывают и довольно-таки сильные – при магнитных бурях. Помните, два года назад мы выходили с вами на «Севрюге»…

– Прекрасно помню, Рустам, очень даже помню. Ну и что? Ваша электростанция будет работать только в магнитную бурю? Насчет перегрева атмосферы, Нонна, вы правы, такой ограничитель будет, но все равно ядерной энергии человечеству хватит даже при сдерживании выработки.

– Не стану спорить, я не футуролог, – сказала Нонна. – И вообще, я просто технический исполнитель проекта. Мое дело – подготовить данные о Течении Западных Ветров, вот и все.

С минуту все молчали. Поглядывали на Ура – теперь была его очередь. А он сидел безучастно, обхватив себя за локти и наклонив голову так низко, что казалось, будто он спит.

Вера Федоровна постучала ногтем по подлокотнику. Ур поднял голову. Твердые губы разжались.

– Леонид Петрович прав. Нет смысла продолжать проект. Я прекращаю работу.

Нонна ахнула. А Рустам, выбросив руку в сторону Ура, сказал с напором:

– Ты что, дорогой? Сколько сил, сколько времени потратили – и все побоку? При первом возражении, да? Так можно разве? Драться надо, дорогой, за идею!

– Но я не хочу драться…

– Хочешь не хочешь, а будем драться! – Рустам рубанул воздух ребром ладони. – Еще все будет, что положено: шумиха, неразбериха и выявление виновных, все, как полагается! И схлопочем мы с тобой кучу выговоров, и объяснения будем представлять не менее, чем в трех экземплярах, – а ты как думал? Скажи?

Вдруг он умолк и, подавшись всем корпусом вперед, вперил неистовый взгляд в экран телевизора: начался второй период матча. Он уже не видел и не слышал, как Нонна, улыбаясь, похлопала ему в ладоши. Не слышал, как засмеялась Вера Федоровна и как Грушин сказал примирительно:

– Действительно, мой юный друг, я вовсе не к тому атаковал ваш проект, чтобы побудить вас прекратить работу…

– Понятно. – Ур потеребил свою шевелюру. – Хорошо, попробую объяснить, насколько смогу. Прошу учесть, что я не автор идеи. На Эире я был простым техником на станции синтеза. Обыкновенным техником с обыкновенным образованием.

– Обыкновенное – в масштабе Эира? – вставил Грушин.

– Да, конечно… Так вот. Когда мы летели к Земле, я изучил общий курс планетологии и прежде всего – все, что было известно о Земле. Перед высадкой мы проделали множество измерений, в частности магнитную съемку, и мои спутники… специалисты с Эира… они были… как бы сказать… ну, по-своему поражены были космическим феноменом, каким представилась им Земля. Среди известных им планет нет ни одной, которая имела бы такое ярко выраженное магнитное поле и такую огромную акваторию. Кто-то из моих спутников первым высказал эту идею… идею о дефекте, который надо исправить, чтобы черпать энергию из внепланетных источников.

– Дефект – это несовпадение магнитной и географической осей? спросила Вера Федоровна.

– Да.

– Под внепланетным источником имелось в виду Солнце, полувопросительно, полуутвердительно сказал Грушин.

– Разве в космосе, кроме Солнца, нет источников энергии? – посмотрел на него Ур. – Космос полон ею.

– Если вы говорите о космических лучах, то они доходят до поверхности Земли настолько ослабленными, что не могут…

– Космические лучи – слишком общее название, – сказал Ур. – Я не знаю, как назвать эти заряженные частицы и их источник. На Эире очень давно создана система, которая преобразует это излучение в энергию различных видов. Мне кажется…

– Простите, Ур, еще раз перебью, – выпалил Грушин. – Я читал, что недавно установка, поднятая на ракете в околоземное пространство, зарегистрировала поток излучения в диапазоне субмиллиметровых волн. Есть предположение, что это не что иное, как реликтовое тепловое излучение, оставшееся от первоначально раскаленной Вселенной. Не об этом ли излучении вы говорите?

Ур задумчиво посмотрел на него.

– Не знаю, Леонид Петрович. Видите ли… я просто не могу перевести на русский или любой другой из земных языков термины, принятые на Эире. Мне кажется, ближе всего для обозначения потока частиц, о котором идет речь, выражение «релятивистские электроны». Но не могу поручиться за точность… Требуется определенная магнитная структура, чтобы широкие ливни, образующиеся при встрече первичного галактического излучения с атмосферой планеты, могли быть уловлены, измерены и преобразованы в нужный вид энергии. Эти ливни частиц взаимодействуют с поверхностью планеты, но лучше всего – с подвижным веществом, пересекающим магнитные меридианы. На этом принципе и основана на Эире установка искусственного магнитного поля. Очень сложная система. Можно сказать, гордость эирской науки… И вот почему их поразила Земля с ее естественным магнитным полем и морскими течениями, переносящими огромные массы воды. Природа сама создала превосходную энергетическую установку с одним лишь дефектом…

– Позвольте, – сказал Грушин. – Механизм взаимодействия вторичного космического излучения с веществом более или менее изучен. Поток слишком разрежен для практического…

– Достаточно плотен! – Похоже, что дотошность Грушина начинала раздражать Ура. – Здесь все дело в чувствительности прибора, в его поглощающей способности…

– Если вы имеете в виду процесс ионизации, то его отметит обыкновенная камера Вильсона.

– Леонид Петрович, – плачущим голосом сказала Нонна, – ну что вы без конца перебиваете?

– А что такое? – Грушин вскочил со стула и замахал руками. – Я хочу разобраться. Не мешайте мне разговаривать!

– Вы же не даете ему довести мысль до конца…

– «Мысль до конца»! – Грушин подпрыгнул и даже слегка задержался в воздухе от частых взмахов. – Если мне говорят о магнитной обработке воды, тут я твердо знаю, что это предотвратит отложения накипи. Что бетон, затворенный такой водой, будет прочнее. Но когда мне говорят о гипопепи… гипотетических частицах в магнитном поле, тут па-прошу дать мне право на сомнение!

– Имеете, имеете право, – посмеиваясь, сказала Вера Федоровна. Только, если можно, не поднимайте ветер руками. Нонна, отвяжитесь от него.

Ур встал со стула и направился к Грушину, сунув руку в карман. Грушин невольно отпрянул.

– Наверно, я не смогу вас ни в чем убедить, – сказал Ур и вынул из кармана плоскую коробочку. – Посмотрите лучше на эту штуку. – Он нажал на что-то сбоку, и в коробочке открылись две катушки, и с одной на другую медленно поползла широкая, слегка мерцающая пленка.

– Что это? – Грушин выхватил из нагрудного кармана очки, надел и низко наклонился над коробочкой.

– Это одна из микроструктур, которые делают на Эире для приема галактического излучения. Есть микроструктуры-аккумуляторы, есть преобразователи нескольких видов… Пачка такой пленки в датчике прибора способна выделить космическую составляющую из электротоков морских течений. А физическую сущность явления я сейчас не смогу вам объяснить запутаюсь в терминологии. Какие-то вещи вы знаете лучше, чем я, а я знаю вещи, о которых вы и представления не имеете.

– Дайте-ка и мне посмотреть, – сказала Вера Федоровна. Сощурившись, она разглядывала коробочку, которую Ур держал на ладони. – Мне говорили, что у вас есть занятный блокнот, а оказывается, что это аккумулятор…

– Он может служить и блокнотом. Видите? – Ур взял тонкий стержень и провел несколько штрихов.

– Очень мило. – Вера Федоровна выпрямилась в кресле. – Послушайте, голубчик, если у вас всегда при себе этот инопланетный аккумулятор – или как еще назвать? – то почему вы из моего снабженца выбивали ниобиевую проволоку?

– Запас пленки у меня ограниченный, – сказал Ур. – Для экспериментов хватит, но если проект будет принят… В общем, я искал, чем можно заменить материал, из которого состоит микроструктура пленки. Ближе всего – ниобий. С ним еще придется повозиться, чтобы придать требуемые свойства. Испытать различные сплавы нужно. Но по исходным данным ниобий подходит.

– Я бы вам посоветовала, Ур, быстрее дать заявку на лабораторные работы, – сказала Вера Федоровна. – Ну хорошо. Некое галактическое излучение, которое вы не можете назвать приличным именем, достигает Земли, взаимодействует с ее магнитным полем и широким ливнем падает в океан. Дальше что?

– Оно может быть выделено из электрических токов крупных течений, пересекающих магнитный меридиан. Но о его преобразовании в электричество в промышленных масштабах не может быть и речи, пока не устранен дефект. Нужно упорядочить геомагнитное поле.

– Иначе говоря – совместить магнитную ось с осью вращения, это я уже слышала. Как вы собираетесь это сделать?

– Вера Федоровна, я и об этом вам говорил – помните, когда советовал имитировать на вашей модели Течение Западных Ветров. Это кольцевое течение – созданный самой природой виток обмотки генератора. Нужно ввести корректив – дать первичный импульс этому витку. Мощный импульс, достаточный для того, чтобы «столкнуть» с места магнитную ось.

– Почем вы знаете, что она совместится с географической, а не «вильнет», скажем, в противоположную сторону?

– Импульс можно рассчитать так, чтобы ось сместилась на нужное количество градусов. Этим-то я и занимаюсь…

– Три – один! – Рустам с шумом отодвинул стул и поднялся. – Порядок! В третьем периоде финнам уже не догнать… Извини, дорогой, – ласково отнесся он к Уру. – Ты сказал, что занимаешься расчетом импульса, да? Покажи нашим дорогим руководителям схему установки.

– Схема несложная, – сказал Ур. – Труднее будет смонтировать ее вот здесь, – он указал на карту, – в проливе Дрейка, между Огненной Землей и Землей Грэйама. Единственное подходящее место, где Бравые Весты проходят вблизи берегов.

– Чу-удное местечко, – сказала Вера Федоровна. – Лет восемь назад там чуть не утонул «Тайфун». И я вместе с ним.

– Да, штормы… – Ур потер лоб. – Поставить там установку энергетического импульса будет трудно. И, пожалуй, не легче – подвести к мысу Горн линию передачи высокого напряжения.

– Это какая же потребуется мощность?

– Пока могу сказать только, что очень большая. Но затрата будет единовременной – только для импульса. Дальше сработает сам генератор: сместится магнитная ось, изменится структура геомагнитного поля. Это, вероятно, будет сопровождаться сильной магнитной бурей.

– А потом?

Ур с рассеянным видом пожал плечами.

– Что ж, потом – энергия, доступная всюду, где есть соответствующие приемники и преобразователи… Что ж еще?..

– Ты, Ур, совершенно не умеешь подать себя, – решительно вмешалась Нонна. – Речь идет об энергетике совершенно нового типа, Вера Федоровна. Мы как-то забываем в вечной житейской текучке, что живем не просто на земле, а на Земле с большой буквы – на планете, летящей в космическом пространстве. Мы сжигаем миллионы тонн природного горючего, мы расщепляем в реакторах ядра урана, чтобы получить энергию, нужную для жизни. Но энергия – вокруг нас! Околоземное пространство пронизано потоками заряженных частиц. Их использование считается невозможным. И вот появился проект, он необычен и еще не рассчитан до конца, но меня, например, необычайно привлекает сама идея – овладеть галактическим излучением, преобразовать его в электричество… Не все понятно? Да, не все. Но разве мы знаем все о внутриядерных силах, сцепляющих протоны и нейтроны в атомном ядре? Нет! Тем не менее мы научились расщеплять ядро и извлекать из него энергию… Так же и здесь… Вы только представьте себе: миллионы тепловых электростанций перестают сжигать уголь и нефтепродукты, миллионы автомобилей перестают выбрасывать в атмосферу углекислый газ…

– Хорошо сказала! – воскликнул Ур. – Автомобили, лакированный ужас двадцатого века… Передвигаться посредством непрерывных взрывов судорожная техника!

– Нечего охаивать автомобиль, – сказала Вера Федоровна. – Он хорошо послужил и еще послужит. Ему бы экономичный электродвигатель…

– Так об этом мы и говорим! – Нонну сегодня было не узнать. Куда девалась ее обычная сдержанность! – Автомобиль получит аккумулятор и преобразователь, как и все прочие потребители энергии. Общедоступная дешевая энергия изменит облик всей техносферы. Она покончит с загрязнением рек, морей и воздуха. Она…

– …облагодетельствует род человеческий, – с иронией вставил Грушин. – Вы мне вот что скажите, Нонна: где вы возьмете столько ниобия для ваших преобразователей? Ниобий – элемент редкий, да еще цены на него подскочат до небес, вот и получится, что ваша общедоступная и дешевая обойдется дороже, чем обыкновенная, ради которой жгут уголь и нефть и за которую взимают плату.

– Надо сделать искусственные материалы, которые заменят дорогой ниобий.

– «Надо сделать»! – Грушин повертел рукой, будто ввинчивая невидимую лампочку. – Очень уж просто все у вас.

Рустам придвинулся со своим стулом поближе к Грушину:

– Леонид Петрович, я знаете о чем сейчас подумал?

– Откуда мне знать? – проворчал тот, отодвигаясь и морщась от дыма Рустамовой сигареты.

– Я подумал – вот если бы к средневековому ученому пришел молодой такой головастый малый и сказал: «Дорогой, задуй свою свечку, пойдем на мельницу. Ты приделай к водяному колесу вал, обмотай его медной проволокой, а вокруг расставь магниты, и пусть вода крутит колесо. Ты получишь силу, которой можно осветить твой пыльный чердак или что там… келью… И эта сила будет сама приводить в действие машины».

– Ну и что? – с брезгливым выражением спросил Грушин.

– А то, что этот ученый, очень, между прочим, умный мужик, ответит головастому малому так: «Иди отсюда, дорогой, и не мешай работать. Придумают тоже! Чтоб ни водой, ни ветром, ни огнем, ни порохом…»

– А! – отмахнулся Грушин. – Ну вас, на самом-то деле…

– Еще Гумбольдт где-то сказал, – заметила Нонна, – что каждая наука обязательно проходит три стадии. О новом открытии сперва говорят: «Какая чепуха!» Потом: «О, в этом что-то есть». И наконец: «Кто же этого не знал?»

Вера Федоровна засмеялась:

– Здорово они вас уели, Леонид Петрович?

– Нисколько! – вскочил Грушин. – Инопланетная пленочка, спору нет, любопытна. Вот и надо бы начать с того, чтобы отдать ее на всестороннее исследование. А все остальное… – Он посмотрел на часы. – Вы остаетесь, Вера Федоровна?

– Сейчас поедем. – Вера Федоровна тоже встала. – Я бы должна как-то завершить дискуссию, но, признаться, не знаю как. Слушаешь вас, – кивнула она на Ура, – интересно. Грушин начнет – будто собственные мои сомнения выкладывает… Что вы на меня уставились, товарищ Ур? Спросить о чем-нибудь хотите?

– Я вот что хотел… – неуверенно сказал Ур, переступив с ноги на ногу. – Может, все-таки прекратить это? – Он обвел рукой ватманы, карты, таблицы. – Вдруг опять Пиреев рассердится и… новые начнутся неприятности… Было ведь уже летом…

– Пире-ев? – протянула Вера Федоровна. – Ну, вы, голубчик, и верно как ребенок… Нету Пиреева! То есть, конечно, есть, но, слава те господи, науку-матушку больше не тревожит. Что же вы, Нонна, не рассказали товарищу о знаменитом происшествии? В самый разгар великой борьбы – как раз в весьма ответственном кабинете – у Пиреева выступила на лбу этакая надпись, синими буквами, что, дескать, съел он барана, украденного в каком-то колхозе. Я это сама видела и до сих пор не могу понять, как не умерла на месте от смеха…

– И у Пиреева надпись была? – Ур изумленно посмотрел на Веру Федоровну.

И вдруг с его лица словно сдернули занавеску: вмиг ожило оно, в тусклых глазах вспыхнул былой блеск, сверкнули зубы – Ур захохотал во всю глотку.

– Стойте, – вымолвила Вера Федоровна, – мне говорили, будто вы к этому делу причастны. Ну-ка, признавайтесь!

– Ой, правда, Ур, это ты сделал? Расскажи, расскажи! – просила Нонна, радуясь, что Ур пробудился от спячки, от пугавшего ее оцепенения.

И Ур, немного успокоившись, рассказал, как Даи-заде, бывший заведующий животноводческой фермой, продавал на сторону колхозных баранов и портил жизнь отцу и отец пожаловался ему, Уру, на это. Вообще-то, будь другие времена, более ему понятные, отец не отказался бы участвовать, к примеру, в набеге на соседний колхоз, чтобы угнать стадо. Но воровать баранов в своем колхозе – такого отец стерпеть не мог. У него были свои понятия на этот счет. И вот он горько жаловался ему, Уру, и просил… нет, велел сделать что-нибудь, чтобы вывести вора Даи-заде на чистую воду. И тогда он, Ур, отрезал от пленки из своего блокнота тонкую полоску и нанес на нее код – тот самый текст. А отец со своим другом сделали так, как он им посоветовал: разрезали полоску на мелкие части и вместе с травой скормили баранам. Самым таким товарным, что ли, особям. А дальше – код, будучи съеден, переходит в баранью мышечную ткань. Он вроде голограммы, этот код: на сколько частей его ни разрежь, каждый клочок сохранит информацию. Ну вот. В живом бараньем мясе код никак себя не обнаруживает. Но если барана зажарят и съедят, безразлично, какой кусок, – тут нагрев и соляная кислота человечьего пищеварения проявляют код, как фотопленку в проявителе. А красители, которые имеются в коже человека, закрепляют надпись на лбу…

– Вот оно как, – сказала Вера Федоровна. – Однако… серьезная пленочка…

– Серьезная, серьезная, – подтвердил Грушин.

– Ну что ж, поехали, Леонид Петрович. А вы, голубчики мои, продолжайте трудиться. Не знаю, как там с магнитной осью получится, а проект, что и говорить, ин-те-рес-ный… Чтоб вы мне довели его до конца!

Только ушли Вера Федоровна с Грушиным, как опять раздался звонок. Нонна открыла дверь и впустила Валерия – мокрого, с непокрытой головой.

– Только что машина отъехала с директорским номером, – осипшим голосом сказал Валерий, сдирая с себя плащ. – Здесь, что ли, была?