Текст книги "Ур, сын Шама. Формула невозможного"

Автор книги: Евгений Войскунский

Соавторы: Исай Лукодьянов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 36 страниц)

Вечера же Ур проводил у доктора Русто – в маленькой вилле на скале, нависшей над морем, в тени пиний. В комнатах здесь всегда гуляли сквозняки, стены были увешаны диковинными сувенирами подводного мира, осколками разноцветных кораллов, полинезийскими копьями. Тихая, приветливая мадам Русто приносила на подносе кофе и печенье, для Ура – сок манго или оранжад, для мужа – коньяк. И мужчины вели долгий разговор о морских течениях и магнитных аномалиях, о дрейфующих вихрях Булларда и о терелле Андреевой, о подводных хребтах и тайфунах и о предстоящей экспедиции.

– Каждая моя экспедиция, – говорил Русто, попивая мелкими глоточками коньяк, – это новая радость и новое расстройство. Я вижу, как океаны все более превращаются в мировую помойку. Вы не представляете, Ур, сколько времени и сил я трачу на нескончаемую войну с этими проклятыми химическими концернами, с судоходными компаниями…

Увлекшись, он развивал перед Уром сюжет повести-предостережения, которую, будь он писателем, непременно бы написал. Моря и океаны загажены вконец, заражены радиоактивными отходами. Приморские города заброшены, судоходство прекратилось. Высыхают отравленные реки, гибнут леса. Люди живут в подземных городах, окруженных горами отбросов. Пайки искусственной протеиновой пищи. Выдача воды строго нормирована, размер водяного пайка определяется весом потребителя. Водой давно перестали мыться, для мытья пользуются губками с синтетическими растворителями. Людям запрещено смеяться, чтобы не вызывать повышенного расхода воздуха…

– Дальше я еще не придумал, – усмехнулся Русто, глядя в раскрытое окно на сгущающуюся вечернюю синь. – По правилам игры должны быть бандиты, которые организуют крупные хищения воды. Ну конечно, молодой химик вступает с ними в борьбу – не так ли? Дальше совсем неясно. Опять-таки по правилам хорошего тона нужно, чтобы химик с помощью очаровательной возлюбленной захватил космический корабль и отправился… ну, не знаю… отправился за помощью к какой-нибудь внеземной высокоразвитой цивилизации. Существуют же такие, как вы думаете, Ур?

– Да… Возможно… – Ур несколько оторопело посмотрел на сухой горбоносый профиль Русто.

– Но я, увы, на такое не способен. Здесь нужен знаете кто? Жюль-Габриель Верн – вот кто здесь нужен!

– Не слишком ли вы сгущаете краски, метр? – спросил Ур.

– Нет! Нельзя допустить, чтобы наши потомки захлебнулись в зловонных отбросах, в пене неразлагающихся стиральных порошков! Спасать надо планету, сударь, спасать! Пока не поздно – договориться о разоружении и всю гигантскую машину военного производства переключить на чистку планеты. Чтоб ни один паршивый заводик не дымил и не испражнялся без фильтров!

– В Советском Союзе, насколько я знаю, это установлено законодательно. Без очистных сооружений не может быть пущено ни одно промышленное предприятие.

– Законодательство есть и на Западе, да толку мало. Попробуйте заставить химический завод не сбрасывать свои отходы в реку! – Что-то Русто распалился сегодня сверх меры. Он жестикулировал, и глаза его грозно посверкивали. – Ловкачи и сутяги с куриными мозгами! Мешки денег расходуют на колониальные войны, на оружие, на исследования военного значения! А тут – крутишься волчком вокруг какого-нибудь теннисиста, набитого долларами, чтобы урвать жалкие гроши на снаряжение экспедиции… Самому себе отвратителен!.. У-у, спесивые верблюды!

Русто погрозил невидимым противникам сухоньким кулаком.

– Нельзя ли договориться о совместной экспедиции с советскими океанологами? – сказал Ур. – Это по крайней мере наполовину сократит ваши расходы…

– Подите к дьяволу со своей совместной экспедицией! – гаркнул Русто. – Чего вы ко мне привязались с советами?

В кабинет заглянула мадам Русто.

– Жюль, что с тобой? – сказала она тихо. – От твоих криков сотрясается дом.

– Да… Сорвался немножко… – Русто перевел дыхание. – Простите, Ур… У меня не было намерения ссориться с вами… Несколько лет назад на парижском симпозиуме я предложил Андреевой провести совместное комплексное исследование Течения Западных Ветров. Увы, мое предложение не вызвало энтузиазма.

– А если подкрепить предложение конкретной программой? Насколько я знаю, Андреева сейчас заинтересована в исследовании этого течения. Когда я там работал, я предложил новую методику измерений…

Русто посмотрел на Ура.

– Новую методику? Ну-ка, выкладывайте. Вот карандаши и бумага.

Шел пятый день пребывания Ура в Океанариуме.

Утром он поплавал в теплой прозрачной воде, понырял среди подводных скал, вспугивая мелкую рыбешку. И, глядя сквозь стекло маски на бесшумное колыхание водорослей, умиротворенно думал о прекрасном обыкновении людей селиться около воды.

Но прекрасным было и видение яичницы с ветчиной, и оно повлекло Ура из воды на сушу. Завтрак уже начался, когда он, бодрый, с непросохшими волосами, явился к табльдоту.

– Доброе утро, джентльмены! – возгласил он.

Арман, в этот момент вливавший себе в глотку стакан красного вина, вдруг закашлялся и поспешил к выходу.

Улыбка погасла на лице Ура. Он сел на свое место рядом с Монтэгью, тощим англичанином-ихтиологом, работавшим в Океанариуме над магистерской диссертацией. Монтэгью и глазом на него не повел. Он отправил себе в рот кусок ветчины и зажевал с равномерностью машины.

Один только бородатый Шамон, специалист по подводной съемке, как всегда, подмигнул Уру и проворчал:

– Бонжур.

Розовощекая Клотильда внесла поднос с кофе. Обычно она приветливо – и более того: кокетливо – здоровалась с Уром. Сейчас, однако, на лице Клотильды отразился такой ужас, будто на месте Ура сидел, шевеля щупальцами, осьминог.

– Что-нибудь случилось? – спросил Ур.

Никто не ответил.

Ур наскоро позавтракал и с неприятным ощущением притаившейся засады отправился в библиотеку. Как и в предыдущие дни, Жан-Мари, библиотекарь, встретил его добродушной воркотней. Положил перед Уром кипу заказанных книг, пачку утренних газет.

Ур развернул газету, лежавшую сверху. Бросилось в глаза:

ШПИОН ИЛИ ПРИШЕЛЕЦ?

Ниже шло помельче:

«Таинственное «веретено», за которым охотились в марте американские космонавты, приводнилось близ Санта-Моники».

Далее – несколько фотоснимков: Ур крупным планом, на лице выражение недоумения, толстые губы приоткрыты; здоровяк в шортах и тельняшке обхватил Ура; тот же здоровяк падает наземь, а Ур стоит, сбычившись и держа согнутую правую руку перед грудью; доктор Русто протягивает Уру какой-то предмет; блондинка с сигаретой в зубах глядит из открытого автомобиля.

Ур быстро пробежал текст. Автор репортажа, некий Анри Пиньоль, весьма бойко описывал ужас рыбака Доминика Седу, на голову которого опускалось с ночного неба летающее «веретено», и то, как человек, выпрыгнувший из «веретена» в море, пригвоздил рыбака к палубе леденящим душу взглядом, а сам поплыл к берегу, и схватку, разыгравшуюся у Океанариума…

– Вы читали это? – спросил Ур библиотекаря.

– Да, мосье, – кротко ответил тот, покачав круглой головой в знак сочувствия. – Уж эти журналисты! Не могут обойтись без вранья: у нашего Доминика фамилия не Седу, а Леду.

– В остальном, по-вашему, журналист не врет?

– Не берусь, мосье, судить о таких вещах. Я всего лишь скромный служитель у доктора Русто и добрый христианин. Ваше появление действительно… хм… не совсем обычно…

– Что же теперь будет, как вы думаете?

– Трудно сказать, мосье. Как будет угодно господу нашему, так и будет.

– При чем тут господь? Это же всего лишь отвлеченная идея. Как может она руководить конкретными поступками людей?

Жан-Мари грустно посмотрел на него сквозь очки.

– Когда я сказал, что ваше появление… хм… не совсем обычно, я имел в виду не только ваше прибытие в Санта-Монику.

– Что же еще?

– Видите ли, мосье… Мир преисполнен грехов. Однажды было уже так в истории человечества, и явился сын божий, чтобы искупить грехи, наставить и просветить людей, обратив их помыслы и поступки к добру. Ныне, когда Христовы заповеди снова забыты, неизбежно новое пришествие спасителя…

– Знакомые слова! – воскликнул Ур. – Жан-Мари, не знаете ли вы человека по имени Себастиан? Гуго Себастиан из Базеля.

– Мосье Себастиан бывает здесь. Своеобразный человек, в котором страстный ныряльщик и суетный делец уживаются с просвещенным христианином… Боюсь, что чрезмерно отвлекаю вас от работы, мосье…

Жан-Мари пошел к своей конторке. Ур еще раз поглядел на фотоснимки и отбросил газету. Раскрыл английское издание последней книги Русто. Но внимание рассеивалось, не было обычной ясности, позволяющей ему мгновенно схватывать целые абзацы. Он захлопнул книгу и направился к конторке библиотекаря.

– Вот что, – сказал Ур, – есть у вас священное писание или как там это называется?

– О да, мосье Ур. А что именно – Ветхий завет, Евангелие, письма, Апокалипсис?

– Давайте все.

– Вот прекрасное издание с рисунками Доре.

Ур раскрыл толстый том с крестом на кожаном переплете и прочел: «В начале сотворил бог небо и землю…» Он принялся быстро перелистывать Библию.

В книге пророка Иезекииля он с изумлением прочел, как некий «огненный человек» дал автору «книжный свиток» и велел съесть его. И пророк, съевши, наполнился знанием и пошел проповедовать… излагать, стало быть, информацию, полученную в съедобной форме. «Свиток, – подумал он. – Да такой свиток должен быть как круг телеграфной ленты, чтобы вся информация вытянулась в одну строчку…»

Какая странная книга! Грозные пророчества, описания массовых убийств – и яркие образы, сильные характеры. Совершенно фантастическая мистика животные, в состав тела которых входят колеса… Такая форма жизни невозможна… И тут же – трезвые рекомендации относительно строительства городов, деловые, педантичные расчеты, сколько хлеба и масла следует приносить в храм… Деловая переписка. Вот апостол Павел обращается с посланием к каким-то ефесянам: «Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу…» Ничего не скажешь, откровенно выражено: повинуйтесь господам… Как согласовать это с проповедью самого Христа о братстве, об имущественном равенстве?.. Должна же быть хоть какая-то логика!

Апокалипсис… Откуда взялись безумные видения Иоанна Патмосского? Опять съедание свитка с некой информацией – откуда, откуда это?.. Описания землетрясений, космических ужасов, придуманных явно невежественным автором… Кони со страшными всадниками… Вдруг среди жуткой мистики будто забубнил кладовщик: «И слышал я голос, говорящий: хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий, елея же и вина не отпускаю».

И – опять космическая катастрофа. Звезды гибнут, падают на землю. Семь чаш гнева божия… И символ бесконечности, замкнутый в кольцо, – «Аз есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний…».

Странная, путаная книга. А рисунки! С кого рисовал художник этого длиннобородого человека в складчатом одеянии до пят, с полой, перекинутой через плечо? Ведь это вылитый отец…

Ур не слышал, как зазвонил телефон. И когда Жан-Мари окликнул его, уставился на библиотекаря отсутствующим взглядом.

– Вы слышите, мосье Ур? Вас ожидает внизу мисс Фрезер.

Ур захлопнул Библию и поднялся. Мисс Фрезер? Ах, эта юная американка в голубом автомобиле… Чего ей надо? Он направился к двери, и в этот момент в библиотеку вошел Русто.

– Вы здесь, Ур? Доброе утро. Хотел бы, чтобы оно было добрым, дьявол их всех побери! – Он забегал по комнате, выкрикивая: – Шакалы с интеллектом трясогузки! Двуногие бурдюки с вином! Макаки-бумагомараки!

– Остановитесь, метр, – сказал Ур. – Что случилось?

– Что случилось? – Русто подбежал к нему. – Вы что же, не читали сегодняшней одеронской газеты?

– Читал.

– Ага, спасибо, что снизошли! Что вы намерены предпринять, я вас спрашиваю!

– Не знаю… А что, собственно, делают в таких случаях?

– Ну, на вашем месте я бы поехал в Одерон, в эту гнусную редакцию, и разрисовал бы морду бесстыжему репортеру. Только не вздумайте сделать это! Я не говорил, вы не слышали! – Русто присел на стол и продолжал уже спокойнее: – Только что мне звонили из полиции. Комиссар Бурже жаждет познакомиться с вами. Я уже заявил ему, что вы ученый, а не шпион. – Тут Русто вскинул на Ура пытливый взгляд. – Но, может быть, вы пришелец, сударь?

– Я земной человек, – угрюмо ответил Ур.

– Очаровательно! Итак, вы тотчас отправитесь в комиссариат и официально заявите господину Бурже, что вы не красный агент и не обитатель Альдебарана. Суньте ему под толстый нос свои документы или что там у вас вместо них. Поняли? А когда вернетесь, мы напишем протест и разошлем во все газеты. Да, да, во все, потому что сегодня же все вечерние газеты непременно подхватят эту свинячью чушь. Ну, живо, Ур! Улица Фрежюс, четырнадцать… Или шестнадцать? Ну, найдете. Имейте в виду, что я поручился за вас… Эй, что с вами?

Он уставился на Ура, на его окаменевшее лицо.

Ур ничего не видел теперь и не слышал – все утонуло в тяжелом, давящем ощущении вызова. Он напрягся, вытянул шею, по щекам у него побежали капельки пота. Он тянулся навстречу зову и, когда ощутил его проникающую силу, сосредоточил мысль на одном, только на одном – на сигнале отказа.

Впервые он ответил Учителю отказом. Учитель сам поймет: не время сейчас. Потом, в другой раз…

Придя в себя, он обнаружил, что сидит в глубоком кресле, перед ним стоит испуганный Русто с графином в руке, а на лбу у себя Ур нащупал платок, смоченный холодной водой.

Он снял мокрый платок и сказал со слабой улыбкой:

– Ничего… Все прошло…

– Ну и ну! – воскликнул Русто, ставя графин на стол. – Думал, вы закатите мне эпилептический припадок.

– Я пойду. – Ур поднялся. – Спасибо вам, доктор Русто.

– За что, странный вы человек? Сделайте Бурже заявление – и мигом обратно. Я жду вас, Ур.

Он вышел из здания Океанариума на маленькую круглую площадь, ярко и весело освещенную утренним солнцем. Ему было все равно, куда идти, и он направился к кафе напротив, чтобы выпить оранжаду. Но тут раздался звонкий голос:

– Хэлло, мистер Ур!

Белокурая Аннабел Ли, сидевшая за рулем своего «крайслера», ослепительно улыбнулась ему. На ней был очень открытый голубой сарафан. В уголке рта дымилась сигарета. Ур подошел к ней, не совсем понимая, как она здесь оказалась. Ах да, вспомнил он, мне же сказал Жан-Мари, что мисс Фрезер ждет…

– Решила навестить вас, пока вы не улетели на своем «веретене», пошла болтать Аннабел Ли. – Дэдди сегодня раскрыл газету и вылупил глаза на лоб. А уж ругал меня! Такая, говорит, сякая, с подозрительным типом фотографируешься, подругой шпиона заделалась… ну, и все такое. Швырнул мне газету в лицо.

– Сожалею, мисс Фрезер…

– Называйте меня просто Энн. О чем вы сожалеете? О том, что этот рыжий дурак журналист назвал меня вашей подругой? Ну и пусть, я вовсе не жалею. Вот только дэдди разъярился. Не окажете ли, мистер Ур, любезность? Я бы вас мигом подбросила к нам на виллу, пока дэдди не уехал по делам.

– А зачем?

– Как – зачем? Скажете дэдди, что я никакая вам не подруга, что между нами ничего не было. Мне-то все равно, но дэдди сердится. Ну, садитесь, поехали.

Ур сел рядом с Аннабел Ли, и та рванула с места. На углу тенистой улочки она едва не врезалась в стеклянное ателье художественной татуировки. Оттуда выскочил с проклятиями владелец заведения. Аннабел Ли с хохотом погнала машину дальше.

От ее смеха, от сверкания дня, от сумасшедшей скорости у Ура отлегло от сердца. Он с интересом посмотрел на лихую водительницу, на ее тонкие загорелые руки.

– Мне попался в библиотеке томик Эдгара По, – сказал он, – и теперь я знаю, откуда у вас такое имя. «И сиянье луны навевает мне сны о прекрасной Аннабел Ли. Если всходит звезда, в ней мерцает всегда взор прекрасной Аннабел Ли».

Девушка бросила на него быстрый взгляд.

– Не знаю такой пластинки. А вы и вправду шпион, мистер Ур?

– Я не шпион.

– Какая жалость! Значит, вы пришелец? Что-то не похоже. У пришельцев жабьи головы и щупальца вместо рук.

– Послушайте, Энн, не хочу я ехать к дэдди. Поедем куда-нибудь в другое место.

– Куда?

– В Одерон, – пришло вдруг Уру в голову.

– В Одерон? Я была там неделю назад. Тоска смертная, только в университетском городке можно провести время, у них приличные бары. Но студентов еще мало, только начинают съезжаться после каникул. У вас там дела?

– Я бы хотел разрисовать морду тому рыжему репортеру.

– А! Другое дело! Ладно, давайте в Одерон.

Дорога сначала петляла среди скал и холмов, а потом вырвалась на зеленую равнину и понеслась белой стрелой. Проплывали квадраты полей, виноградники, каналы. Аннабел Ли болтала почти без умолку. Ур слушал и не слушал. Рассеянно смотрел по сторонам. Солнце, свист ветра, зеленое и голубое мелькание…

Спустя час без малого запыленный «крайслер» въехал в предместье Одерона. Промчавшись мимо аккуратных белых домиков, крытых красной черепицей, мимо садов, машина выскочила на широкий, как аэродром, проезд, в конце которого высились светлые современные здания.

– Заедем сперва в университетский городок, – сказала Аннабел Ли. Выпьем чего-нибудь в баре.

Вскоре ей пришлось замедлить езду: вокруг одного из корпусов, ближнего к дороге, густела толпа – пестрая, шумливая и растекающаяся. Тут и там над головами прыгали плакаты.

– Эй, дорогу! – крикнула Аннабел Ли.

– Нет дороги! – завопили из толпы.

Чьи-то руки потянулись к машине, тут же она оказалась в плотном кольце. Длинноволосый парень – а может, девушка? – заорал дурашливо:

– Вылезай, приехали!

Глава пятая
СЧЕТ ВЫПАВШИХ ОЧКОВ

Если что выдаешь, выдавай счетом и весом и делай всякую выдачу и прием по записи.

«Книга Иисуса, сына Сирахова»

О лабораторная белизна кефира!

О соблазнительная желтизна сдобных булочек!

Еще не прозвенел звонок на перерыв, еще только ощущалась его волнующая близость, а в институтском коридоре второго этажа уже появилась дева-кефироносица. И только брызнул звонок, как вокруг ее корзины образовалось кольцо из нетерпеливых проголодавшихся младших научных сотрудников.

– Ой, девочки! – сказала брюнетка с мальчишеской стрижкой, наливая себе в стакан кефир. – Слыхали новость? Говорят, поймали Ура!

– Я хоть и не девочка, но тоже слышал, что его засекли, – сказал обладатель прекрасной белосетчатой маечки с синим воротничком и отпил свой кефир прямо из бутылки. – Где-то в Сочи или Одессе он показывал опасные фокусы, и его задержали.

– А что это значит – опасные фокусы? – спросила девушка баскетбольного роста, с распущенными по спине волосами.

– Точно не знаю, но говорят, что он усыплял людей и ездил по ним на велосипеде.

– Может, на тракторе? – усмехнулась баскетболистка. – Несешь всякую чушь…

– Я за что купил, за то продал, – обиженно возразил обладатель маечки. – И не такая уж это чушь. Он гипнотизер. Не слыхала разве, как он внушил толпе, будто магазинщик этот… ну, в кепке… взлетел на воздух?

– Надо спросить у Нонны Селезневой, – сказала брюнетка. – Она с ним ходила.

– Ты хочешь сказать – работала?

– Это все знают, что Ур у нее в группе работал. Они х о д и л и. Из института – всегда вместе…

Нонна вошла в кабинет Веры Федоровны, и как раз в этот момент на столике справа от директорского кресла один из телефонов испустил трель. Директриса кивнула Нонне на стул и взяла трубку.

– Слушаю, – сказала она. – Здравствуйте, Василий Андреич… Спасибо, ничего хорошего… Жара зверская, а у вас в Москве как?.. Дождичек? Завидую черной завистью… Кто будет говорить – Мирошников? Ну, давайте. Она многозначительно взглянула на Нонну и придвинула к себе раскрытый бювар. – Да. Здравствуйте, Павел Самсонович… Да, я вся – внимание… Некоторое время директриса слушала, постукивая карандашом по настольному стеклу. – Так, теперь позвольте мне. Прежде всего прошу отделить одно от другого. Исчезновение практиканта-иностранца не имеет никакого отношения к вопросу о теме океанских течений, и я удивляюсь, что вы… Практиканта этого я на работу не приглашала, его ко мне прислали с указанием оформить без документов… Ни я, ни начальник отдела кадров об этом не знаем. Пришло указание, вот и все… Да, Пиреева… Павел Самсонович, я вам об истории с его диссертацией написала в частном письме… Не сомневаюсь, что он сделал все, чтобы очернить меня в ваших глазах, но… Знаете, я тоже умею говорить повышенным тоном… Хорошо, коротко: за практиканта ответственности за собой не признаю. Это первое. Считаю ошибкой то, что велела своим сотрудникам написать для Пиреева диссертацию… Нет уж, давайте называть вещи своими именами: не помощь в расчетах, а написание диссертации от начала до конца. Готова принять за это кару. Это второе. И наконец третье: прошу прислать официальный ответ на мое официальное письмо с обоснованием темы океанских течений… Не беспокоюсь, потому что знаю, что вы обязаны ответить, но – прошу не тянуть… Павел Самсонович, разрешите заметить, что вы не последняя инстанция… Да, все. До свиданья.

Вера Федоровна кинула трубку и потянулась за сигаретами, но раздумала. Включила настольный вентилятор, наклонила к нему покрытое испариной лицо.

– Нажила себе еще одного врага, – негромко сказала она. – Ну, да ладно, не впервой воевать… О том, что вы слышали сейчас, прошу помалкивать.

– Не сомневайтесь, Вера Федоровна.

Директриса вздохнула, пошарила рукой по столу и, опять не взяв сигарет, уронила руку на бумаги. Нонна невольно взглянула на эту руку, грубоватую, в голубых венах, с облезшим на ногтях красным лаком. И – с трудом удержалась от внезапного желания погладить ее.

– Все же я надеюсь, Вера Федоровна, что все наладится…

Директриса горько усмехнулась:

– Милая моя Нонна, вы, кажется, хотите меня утешить? Бросьте… Вы мало меня знаете… Конечно, я уже старая баба, но еще сумею постоять за себя…

Она нашарила наконец сигареты и закурила. Прищурившись, посмотрела на Нонну. «Ах, хороша! – подумала она. – Будто вся из мрамора, чертовка. Вот с таких женщин и лепили, наверно, своих Афродит Фидий и этот… Пракситель… и кто там еще…»

– Что за несусветную брошку вы нацепили? – спросила она. – Кто же носит такие безвкусные скарабеи?

– А мне нравится, – сказала Нонна, вскользь притронувшись к зеленоватому жуку в бронзовой оправе, приколотому к плечику серо-голубого открытого платья.

– Ну, разве что нравится… – Вера Федоровна выпрямилась в кресле. Вот зачем я вас вызвала. Напишите-ка, Нонна, подробную записку об этой вашей «джаномалии» и о проекте использования Течения Западных Ветров… о всей этой затее нашего дорогого Ура, чтоб его лягнула цирковая лошадь…

Нонна вскинула на нее беспокойный взгляд:

– Я слышала эти басни, будто он с цирком уехал, но не думала, Вера Федоровна, что вы…

– И не надо думать. Все точно: выступает в цирке в городе Сочи. Чепуха какая-то – опыты телекинеза. Как будто можно поверить в его существование… Ну так вот. Изложите все, что знаете. Можете вставить даже то, что Ур тут плел о совмещении магнитной и географической осей… Вы слушаете меня?

– Да…

– А по-моему, ни черта вы не слышите.

– Вставить о совмещении осей.

– Да. В общем, напишите обо всем. Ясно? Мне, наверно, придется вылететь в Москву, и я захвачу эту записку. Воевать так воевать.

– Хорошо, я напишу.

– Теперь второе. Меня вызывает начальство. Мало мне московского, так еще и местное теребит. Предчувствую бурный разговор о нашем дорогом Уре. Поскольку он работал у вас в группе, попрошу дать развернутую характеристику. Расскажите все, что знаете о нем.

– Вера Федоровна… Ура лучше всех знает Горбачевский, спросите у него…

– Но Горбачевский-то в море. Или вернулся?

– Приедет в понедельник.

– А мне в понедельник с утра быть на ковре у начальства. Давайте выкладывайте. Только по-человечески, без этих «пользуется авторитетом» и «морально устойчив». Ну?

– Я плохо его знаю, хотя и работала вместе с ним, – помедлив, начала Нонна. – Он… он очень хороший…

И она рассказала все, что знала об Уре, утаив лишь то, что касалось их личных отношений. Вера Федоровна слушала не перебивая, ничем не выдавая своего удивления. Думала: «А ты, матушка, не такая уж мраморная, как кажешься… держишь себя в руках, а вот поди ж ты, прорывается… голосок то падает, то взвивается… Ах ты, бедная моя. Знаю, знаю, каково это держаться на людях гордой, невозмутимой…»

– Вы сами видели, как торгаш этот взлетел вверх? – спросила она. Слышать-то я слышала, моя Ниночка не дает мне коснеть в неведении, но – не верила.

– Я видела своими глазами, Вера Федоровна.

– Странно… Он и в цирке такие номера показывает… Что это гипноз?.. Откуда он приехал, как вы думаете?

– Не знаю.

– Может, он и впрямь пришелец, как болтают? Да нет, чепуха. Пришельцы бывают только в фантастических романах, которыми мои внуки-школьники зачитываются… Ну, спасибо, Нонна, будет с вас. И вот что еще. У вас отпуск когда по графику?

– В сентябре.

– Давайте перенесем на пятнадцатое августа. Поезжайте в прохладные края, в Прибалтику, на Кижи, на Валдай. Отдохнуть вам надо, моя милая, развлечься, голову проветрить.

– Спасибо, Вера Федоровна, – сказала Нонна мягко. – Вряд ли смогу сейчас… Придут с моря Керимов с Горбачевским, надо браться за обработку материалов по восточному берегу. Да и график в группе ломать не хочется…

– Ну, дело ваше. Я бы из этого чертова пекла сбежала куда глаза глядят…

– Разрешите? – В кабинет вошел главный бухгалтер.

– Слушаю, Михал Антоныч, – утомленно сказала директриса.

– Надо, Вера Федоровна, как-то решать с этим… сбежавшим сотрудником. – Главбух сел, вытер лысину. – Если его возвращение не ожидается, то надо оформить увольнение, произвести с ним расчет за проработанные дни, с первого по одиннадцатое…

– Я, Михал Антоныч, за беглыми сотрудниками гоняться не стану, чтобы за ручку привести в бухгалтерию.

– Само собой, – развел руками главбух. – Но вы же прекрасно знаете, что невыплаченная зарплата – неприятный факт, требующий специального оформления. Необходимо депонировать эти сорок три рубля и двенадцать копеек…

– Депонируйте. – Директриса поднялась, провела рукой по влажному лбу. – Депонируйте, денонсируйте… дезинтегрируйте… только оставьте меня в покое. С утра до ночи! С утра до ночи нет покоя! Дыхнуть некогда! А я, между прочим, женщина, я в парикмахерскую второй месяц мечтаю попасть…

Давно ли уэллсовская Анна-Вероника в знак протеста против неравенства женщин разбила медной кочергой собственность его величества короля Георга – стекло почтового отделения? Давно ли появились первые телефонистки, акушерки и кассирши? Давно ли воспитанные люди говорили о великой Мари Кюри: «приятное исключение»?

И вот – по крайней мере в нашей стране – утвердилось полное и прочное равенство женщин. Женщины наравне с мужчинами ткут, учат, лечат, штукатурят, копают, делают хирургические операции и земляные формы для литья. Эмансипация, за которую так долго боролись лучшие умы человечества, восторжествовала.

Знаете что? Давайте произведем мысленный эксперимент по перемещению во времени.

Итак, представьте себе мужчину средних лет, полного сил инженера путей сообщения, облаченного в вицмундир со знаками, свидетельствующими о достижении чина статского советника. У него ухоженная бородка и толстые «путейские» усы. Теперь перенесем его ровно на сто лет вперед – из 1872 года в 1972-й. Вот он приехал поутру в свой департамент, не подозревая о подвохе. А в здании департамента теперь располагается некий проектный институт. По неизменившемуся коридору со старинным паркетом наш путеец прошествовал к знакомой двери, плавно открыл ее и…

Силы небесные, куда он попал?! Где дубовые столы с основательными чертежными досками из мягкой липы? Где неторопливые коллеги-инженеры в таких же, как у него, вицмундирах?

Стоят по углам тонконогие столики, готовые развалиться под тяжестью толстых справочников. Тут и там – странные металлические сооружения с шарнирами, в которые заключены грубые еловые доски. Единственный знакомый предмет – огромный, переживший столетие, чудовищной прочности стол для пантографирования. И вокруг этого стола над чертежом сгрудилось – о боже! – несколько девиц… Что они здесь делают? И почему так странно одеты? Может, здесь костюмированный бал?..

Вокруг стола – несколько пар женских ног, закованных в высокие разноцветные сапоги. Только одна пара – в брюках, но и она принадлежит девице… И что за странные на них фуфайки крупной и грубой вязки, какие носят грузчики, а с шей свисают на цепях медные бляхи диаметром с блюдце… А волосы! Вот этой даме, судя по лицу и фигуре, никак не больше двадцати семи, а она совершенно седая!

Да, костюмированный бал. И где?! В самом присутствии!

В стороне сидела за столом жгучая брюнетка. Одной рукой она быстро писала карандашом необычного вида, а в другой держала ломоть хлеба, выложенный дисками колбасы. Она откусывала и жевала, не переставая писать. Путеец осторожно заглянул ей через плечо и прочел: «Во избежание динамических перегрузок фундамента решено применить поглощающую балластировку. Значение принятых коэффициентов…»

Он отшатнулся. Ведь это очень серьезный вопрос, не женского ума дело. И как можно брать такие высокие значения коэффициентов?..

Тут в комнату вошла еще одна дама – полная блондинка с яркими карминными губами, в золотых сапогах. За ней шел мужчина солидной внешности, и, хотя он был не в мундире, не даже в сюртуке, а в кургузом каком-то костюмчике, наш путеец обрадовался: вот мужчина, который наведет здесь порядок и прогонит этих вертихвосток…

Женщины вокруг стола посторонились, давая блондинке место.

– Долго вы еще будете чикаться? – произнесла она, щурясь на чертеж. Что, не найдешь места для силового кабеля, Татьяна? Отойди от трубы на четыре метра и клади. Ясно? Беги.

Одной парой ног у стола стало меньше.

– А как с канавой? – спросила седая молодица.

– К чертовой бабушке лишние земляные работы, – произнесла блондинка, вызвав у нашего путейца желание сотворить крестное знамение. Перебирайся, матушка, на эту сторону, тут тебе пониже будет.

– А-а… Да, так лучше, пожалуй…

– Ну, то-то. Пойди пересчитай уклоны – и с богом. Эльвира, обратилась она к брюнетке с бутербродом, – ты объемы на сметы не передала? Лапочка, нас же живьем сожрут, объект премиальный. Чтоб сегодня же, ясно?

Блондинка уселась за свой стол и закурила длинную сигарету. Вошедший с нею мужчина присел на кончик стула напротив.

– Вот что, друг мой, – сказала блондинка, – вы за подрядчиками приглядывайте, а не то я вам такой скандал закачу – век будете помнить.

– А что такое? – забеспокоился мужчина. – Хорошо работают, Анна Александровна. По вашим чертежам…

– В проект заложено послойное трамбование кулачковыми катками. Через каждые двадцать сантиметров. А ваши подрядчики валят насыпь кучей. Это, по-вашему, хорошая работа?