Текст книги "Корректор. Книга третья: Равные звездам"
Автор книги: Евгений Лотош
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 51 страниц)
– А меня ты игнорируешь? – звенящим тоном спросила Яна. – А что, если я решу тебя прикончить? У меня манипуляторы длиннее. Я тебя достану, а вот ты меня не успеешь. Не двигайся! – выкрикнула она, когда Кампаха резко обернулась к ней.
– Яни… – предостерегающе проговорил Саматта.
– Мне плевать, они все равно нас убьют! – судя по голосу, Яна балансировала на грани истерики. – Так хоть ее я с собой заберу!
– Никто не смеет мне угрожать! – голос Кампахи стал угрожающе-вкрадчивым. – Даже ты…
– Прекратить!
Во властном голосе женщины, вошедшей в ворота постоялого двора, прозвучали такие железные нотки, что все, включая целящихся в путешественников солдат, невольно вздрогнули и взглянули на нее. Женщина, на вид лет пятидесяти с небольшим, носила свободные шаровары и блузку из светлой мягкой ткани. За ней шли еще три, одетые в такие же песчано-серые комбинезоны, как и Кампаха, и держащие в руках компактные автоматы.
– Кампаха, – спокойно сказала новоприбывшая, – я же сказала – провести задержание аккуратно и без лишних нервов. Что здесь за балаган?
– Сама Тимашира, цун то-аллара фисумман… – быстро заговорила Кампаха. [Сама Тимашира, они попытались оказать сопротивление… (тарси)]
– На общем! – оборвала ее новоприбывшая.
– Да, сама Тимашира, – склонила голову Кампаха. – Они попытались оказать сопротивление при задержании и устроили драку.
– Сама Ольга попыталась оказать сопротивление, – поправила ее женщина. – А сан Палек устроил драку. Вполне справедливо, кстати. Твой Хом слишком привык играть роли на публику, так что, похоже, забыл, где кончается игра и начинается жизнь. Вернетесь в казармы – накажешь его. И за то, что был груб с женщиной гораздо меньше и слабее его, и за то, что так легко позволил себя побить.
– Сама Тимашара, я…
– Достаточно, – снова оборвала ее Тимашара. – Ты уже и так натворила слишком много. Я разочарована, Кампаха. Сильно разочарована. Теперь постой в сторонке и позволь мне поговорить с этими людьми.
Командир отряда молча склонила голову и отступила к стене, в тень.
– Опустить оружие, – скомандовала Тимшара солдатам, и те с готовностью повиновались. – Прошу вас, поднимитесь, – обратилась она к путешественникам. – Приношу извинения за случившееся. Мы вовсе не собирались устраивать такую неприятную сцену. Кампаха молода и горяча, и мы… потеряли сегодня двоих бойцов, ликвидируя соглядатаев Дракона в городе. В знак нашей доброй воли я разрешаю вам забрать свое оружие. Момбацу сама, – она повернулась к Ольге, – я не знаю твоего имени, но ты тоже можешь подняться. Сан Палек, отдельно прошу прощения за то, что случилось с твоей женщиной, но ты, как я вижу, за нее уже отомстил.
– Еще и не так отомстил бы, если бы вон та змея не сунулась, – сумрачно сказал Палек, поднимаясь и помогая встать Кансе. Он полуобнял ее и повернулся так, словно желая закрыть ее телом от исходящей от молодой тарсачки угрозы. – Похоже, у тарсаков и в самом деле бабы воюют, а мужики за бабские спины прячутся. Тоже мне, великие актеры! "Купи за пятьдесят тысяч прямо сейчас!" А я еще тысячу вербов отдал, чтобы ее вроде как спасти…
– Деньги тебе вернут, – фыркнула Тимшара. – Но нам следовало убедиться, что вы – действительно вы. Мы полагали, что вас пятеро, но в группе оказалась сама… – Она выжидающе повернулась к Ольге.
– Ольга, – буркнула та.
– Оказалась сама Ольга, которую мы не ожидали, – невозмутимо закончила женщина. – И мы засомневались. Поэтому Кампаха разыграла небольшую сценку, чтобы подобраться к вам поближе, не вызывая подозрений.
– А если бы Палек не купился и не стал за нее платить? – с интересом поинтересовался Дентор. Полицейский поднял с земли свой пистолет и теперь внимательно рассматривал дуло, в которое набилась грязь.
– Так или иначе, но она бы за ним увязалась. Кстати, Дентор – твое настоящее имя? Знающим ты неизвестен, как и сама Канса.
– Дентор – мое настоящее имя, – согласился командир полицейского спецотряда. – А фамилия пока сойдет и Баку. Но я не в курсе, кто такие "знающие", что именно они знают и даже кто ты такая, момбацу сама. Возможно, нам следует начать процедуру знакомства с самого начала?
– Присоединяюсь, – кивнул Саматта, пряча пистолет в подмышечную кобуру. – Сама Тимашира, если я гарантирую тебе, что с нашей стороны не случится никаких эксцессов и что мы подчинимся твоим приказам, могу я надеяться, что твои люди уберут оружие подальше? Достаточно того, что у нас три девианта первой категории, готовые в любой момент в клочья порвать друг друга.
– Мне достаточно твоего слова, – кивнула тарсачка. – Я редко верю чужим, тем более – мужчинам, но тебе поверю. Ты обещаешь от имени своей группы?
– Да, сама Тимашира.
– Хорошо. Кампаха проблемы не составит, – молодая тарсачка сделала протестующее движение, словно намереваясь возразить, но вздрогнула и замерла под взглядом старшей женщины. – Эй, ты! – Она повернула голову в сторону всеми забытого хозяина постоялого двора, скорчившегося возле кучи хлама, в которой он копался в момент вторжения, и старавшегося выглядеть как можно менее заметным. – Быстро сюда.
Мужчина вскочил с земли и рысцой подбежал к Тимшаре.
– Ты хозяин заведения? – презрительно спросила она. – Мне нужно помещение, в котором поместились бы десять человек. Свободно поместились, а не на головах друг у друга. У тебя такое есть?
– Д-да, момбацу сама! – дрожащими губами пролепетал тот. – Лучшие номера в твоем распоряжении и совершенно бесплатно!
– Рада слышать, – иронично усмехнулась тарсачка. – Кампаха, закончишь с охраной – присоединяйся к нам. Веди, хозяин. Показывай свои "лучшие номера".
Скептицизм Тимаширы оказался оправданным. "Лучший номер" оказался хотя и большой, но весьма скудно обставленной комнатой, в которой не нашлось ничего, кроме двух широких кроватей, платяного шкафа и пары стульев. Хозяин и единственная пожилая служанка, закутанная по местному обыкновению в платок до самых глаз, приволокли еще несколько стульев. Старшая тарсачка взяла один из стульев и оседлала его, пристально разглядывая собравшихся, а три ее телохранительницы – в их профессии сомневаться не приходилось – как-то очень тихо растворились в пустых углах комнаты, став совершенно незаметными. Автоматы они повесили на плечи стволами вниз. Ольга, занявшая четвертый угол, обменялась с ними профессионально-оценивающими взглядами, но промолчала и ровной в той же самой манере слилась со стенкой.
Саматта с Дентором расположились на стульях напротив Тимашары, Яна, с прямой как струна спиной, присела на самый краешек кровати, ближней к выходу, а Палек с Кансой устроились на второй кровати, прижавшись друг к другу, словно маленькие нашкодившие дети. Вошедшая чуть погодя Кампаха подперла стенку у косяка, скрестив руки на груди и настороженно осматривая чужаков.
– Все в сборе, – констатировала старшая тарсачка. – Позвольте представиться – я Тимашара ах-Тамилла, Старшая мать Северных колен. Титул сугубо неформальный, на севере и востоке ничего похожего нет. Скажем так – я пользуюсь определенным влиянием в местной системе политических рычагов и противовесов. Юная особа у двери – моя племянница, Кампаха ах-Тамилла, симана Первой Смотрящей Глаз Великого Скотовода. Пока у тарсаков были королевы, симаны являлись их личными телохранительницами. Сегодня они – командиры особых боевых частей. Грубый юноша, которого сан Палек так ловко отделал на улице – Хом ах-Тамилла, брат Кампахи и ее первый помощник. Прошу простить их за грубые слова и действия. Они хотя и искусны в путях воинов, но очень молоды, а потому горячая кровь слишком часто берет в них верх над разумом.
Кампаха едва слышно фыркнула, но Тимашара ее проигнорировала.
– Из вас мне знакомы сама Яна, сан Саматта и сан Палек, – продолжила она. – Сама Канса и сан Дентор известны мне только по записям таможенников, но их увидеть я ожидала. Сама Ольга, – она бросила взгляд на княженку, – для меня является неожиданностью.
– Ты тоже являешься для нас неожиданностью, момбацу сама Тимашара, – заметил Саматта. – Как и твоя племянница. Но откуда ты знаешь нас троих?
– Знающие владеют информацией о многих Благословенных Вездесущими. Вероятно, не о всех, но о многих. Нам известно из катонийских передач о похищении самы Карины Мураций – и у нас имеется запись фильма о ней с сайта одного из ваших телеканалов. Ну, а в фильме мельком показана фотография вашей семьи, на которой вы все трое присутствуете.
– Кто такие "знающие"? – осведомился Дентор. – Разве в Граше есть что-то вроде досье "Камигами"?
– Я не знаю, что такое досье "Камигами", – покачала головой Старшая мать. – Но есть люди, которые знают о Благословенных. С кем-то мы сталкивались вживую, о ком-то, наподобие самы Карины, нас недвусмысленно предупредили. Могу я осведомиться, сан Дентор, кто ты такой и как попал в историю с похищением?
– Я старый друг Саматты, – сухо ответил Дентор. – Мы вместе служили в спецназе.
– Так. Ты, сама Канса?
– Она моя жена, – быстро ответил Палек. – И если кто-то еще попробует тронуть ее хоть пальцем…
– Лика, я тоже говорить умею! – Канса ткнула его пальцем в бок. – Да, госпожа Тимашара, я его жена. И я по своей воле отправилась выручать госпожу Карину вместе с ним. – Она выпрямилась, ее глаза сверкнули. – И если кто-то попытается тронуть его хоть пальцем, я ей глаза повыцарапаю, пусть та хоть трижды девиант! – она вызывающе взглянула на Кампаху.
– Вот как? – непонятно посмотрела на нее старшая тарсачка. – Похвально, когда муж с женой так заботятся друг о друге, хотя я бы не сказала, что такое очень уж характерно для катонийцев. Не злись, сама Канса, я здесь именно затем, чтобы избежать ненужных конфликтов. Наконец, сама Ольга. Ты ведь северянка, не так ли? У тебя характерный акцент, от которого ты так и не сумела избавиться до конца, и не менее характерный для княжичей тип лица. Ни за катонийку, ни за местную ты не сойдешь, уж извини, как бы хорошо ты ни говорила на тарси и какими бы средствами не темнила свою кожу. Ты знаешь, какое наказание у нас полагается за шпионаж?
– Сначала вам придется взять меня живой, – безразлично пожала плечами та. – Один раз вам удалось спрятаться за спинами заложников, но дважды такой фокус не пройдет. Я не террористка и не испытываю удовольствия от убийства, и моя операция не направлена против Граша. Но предупреждаю тебя – попытайся меня арестовать всерьез, и я уничтожу вас всех. Ни твоя племянница, ни твои телохранительницы меня не остановят. А если и остановят, то не живой. Показательный процесс с моим участием вам организовать не удастся в любом варианте.
– Я вижу, не одна Кампаха здесь настроена решительно, – неожиданно тепло улыбнулась тарсачка. – Сама Ольга, я не намерена тебя арестовывать. Я не намерена арестовывать никого из вас. Но, – улыбка пропала с ее лица так же резко, как и появилась, – я совсем не уверена, что намерена разрешить вам продолжить свой путь. Прямо сейчас я склоняюсь к варианту погрузить вас всех на вертолет и отправить обратно в Грашград, а оттуда самолетами прямиком на родину. Ваши машины со всем имуществом перегонят туда же и вернут вам. Можете ли вы убедить меня, что я должна поступить иначе?
– Но какое тебе дело до того, куда мы направляемся? – тихо спросила Яна. – Мы идем спасать своих родственниц. Если мы не успеем, их убьют. Зачем ты нам мешаешь?
– Затем, сама Яна, что политика в Граше – очень сложный и запутанный клубок, в котором иностранке вроде тебя на бегу не разобраться. У нас почти нет формальных должностей, как в вашей стране, но есть много группировок и личностей, обладающих тем или иным влиянием. И многие, очень многие, относятся к Дракону лояльно, если не сказать хуже. Деньги в обмен на покровительство – простая, древняя и очень эффективная схема. А денег у Дракона много. Возможно, больше, чем у любого, даже самого влиятельного, союза тарсачьих кланов. По сути, Дракон – такая же часть нашей жизни, как у вас – политические партии в Ассамблее. О нем не принято говорить, но он есть. И если ткнуть его ножом в брюхо, можно получить ответный удар с самого неожиданного направления – взорвавшийся грузовик возле школы или внезапное расторжение выгодных контрактов, или разрыв союзнических отношений, не суть важно. Сейчас о вас знает только Великий Скотовод и несколько надежных людей среди его Глаз, включая Первую Смотрящую. Но если вы проникнете на территорию Дракона, а тем более – добьетесь успеха, последствия окажутся настолько серьезными, что скрыть правду мы не сможем. Крупный скандал – самое малое, что случится после того, и основной удар придется по кланам Северных колен, которые я здесь представляю. Именно из них сейчас в основном набираются Глаза в столице, и слишком многие с радостью укажут, что Глаза упустили враждебных чужаков или даже напрямую потворствовали им. Объясните мне, почему я должна рисковать тяжкими политическими последствиями для своих только ради того, чтобы помочь чужим?
– Потому что мы – Благословенные богами, например? – задумчиво предположил Дентор. – Или потому что мы спасаем своих, рискуя жизнью?
– Ваша самоотверженность замечена и принята во внимание, – холодно сказала Тимашара. – Равно как и ваша преданность друг другу. Но они для меня не повод, чтобы подставлять под удар своих. Что же до избранности, то боги всегда предоставляют смертным жить своей жизнью. Если они захотят, чтобы я дала вам дорогу, они явно сообщат мне.
– А если они попросту убьют тебя?
– Значит, такова моя судьба. У тарсаков испокон веков заведено, что командиры идут в первых рядах даже в самом опасном и безнадежном бою. И погибают, если так решил рок. У меня есть долг перед кланами, и я намерена выполнить его до конца. Я еще раз повторяю свой вопрос: почему я должна пропустить вас?
Тимашара по очереди оглядела чужестранцев. Те внимательно смотрели на нее, но в их глазах не замечалось мольбы. Только выжидание – а в глазах старших мужчин и северянки еще и холодный расчет. Старшая мать про себя порадовалась, что связала их словом: они не из тех людей, что легко позволяют сбить себя с намеченной дороги. Если держать их под прицелами автоматов, они наверняка выкинули бы какой-нибудь сюрприз, но так есть шанс, что все обойдется мирно. Она снова в очередной раз помянула недобрым словом Кимицу: Первая Смотрящая сознательно свалила на нее ситуацию, когда любое решение в конечном итоге оказывалось скверным, если не очень скверным.
А еще в глубине души она восхищалась ими. Они идут на чудовищный риск, чтобы спасти родственников. Тимашара знала некоторых мужчин и женщин Северных колен, похищенных Драконом – и тем тяжелее оказывалась их смерть, когда политическая ситуация делала выкуп неприемлемым. А одна из ее племянниц до сих пор так и не найдена, бесследно сгинув на диких просторах Сураграша. Находящиеся перед ней люди с Востока сознательно подвергали себя смертельной опасности, и вовсе не по глупости или наивности. Старшие прекрасно знали, на что идут. Молодежи, глупой и романтичной, не дано осознать, что все люди смертны, но двое опытных солдат наверняка не раз видели гибель друзей и не раз уворачивались от смерти сами. Они рисковали всем, чтобы спасти родственников – и теперь она, Тимашара, должна – нехотя, через силу – заставить их вернуться.
Или убить, если они окажут сопротивление.
Она не сомневалась, что Кампаха и три синомэ-телохранительницы справятся с двумя синомэ чужаков без особого труда даже без поддержки двадцати солдат. Остальные же четверо не кажутся особой проблемой – если только боги не наградили их какими-то дополнительными дарами. Но как же ей не хочется отдавать такой приказ! Достаточно лишь посмотреть, как этот мальчик защищает свою молодую жену… Если их убить, ей до конца жизни придется нести на себе тяжкое бремя вины, которую она никогда себе не простит. Великая Назина, сделай так, чтобы обошлось без крови!
– Так почему я должна пропустить вас, чужестранцы? – несмотря на бушевавшие в ее душе чувства, ее голос оставался ровным, а лицо – бесстрастно-вежливым. – Я задаю вопрос в последний раз. Я слушаю.
– Потому что мы так просим.
Все дружно повернулись к Яне. Та мягко поднялась с кровати. Кампаха у двери напружинилась, опустив руки вдоль тела и слегка наклонившись вперед, но Яна не обратила на нее никакого внимания. Она шагнула вперед и оказалась прямо перед Старшей матерью. Ее рука скользнула за воротник свободной тарсачьей блузы и извлекла на свет небольшую бело-золотую пластинку на платиновой цепочке.
– Это не оружие, – бесстрастным тоном произнесла она. – Всего лишь музыкальный синтезатор. Подаренный… моим приемным отцом. Я могу объяснить, почему нас следует пропустить, но иногда музыка оказывается куда лучше слов.
Она слегка повернула голову, и Тимашара вздрогнула. Ей показалось, что где-то в глубине зрачков молодой женщины тлеют кроваво-красные искры. Она сморгнула. Показалось, разумеется – просто спускающееся к горизонту вечернее солнце бросило свои лучи-копья сквозь комнату, пришпиливая к стенам длинные черные тени.
Яна приложила большой палец к овальному матовому пятну в центре пластинки и прикрыла глаза. Несколько секунд спустя в тишине комнаты прозвучали первые ноты. Тихая, ненавязчивая музыка – скорее даже, набор аккордов, чем оформленная мелодия – заполнила мир. Тимашара внезапно вспомнила детство – тихий степной поселок, жаркие летние периоды, сухой запах ковыля и почвы, нагретой солнцем, и радостная беззаботная скачка сквозь теплый радостный воздух на без спросу уведенном из табуна жеребце, давно прикормленном хлебом с сахаром…
– Мы выбираем дороги, которые ведут нас сквозь жизнь, – тихо заговорила Яна, и ее голос растворился в падающих подобно каплям зимнего дождя нотах. – Но точно так же дороги выбирают нас – высматривают еще в детстве, хватают за пятки, манят в дальнюю даль, неслышно напевают в уши песенки дальних странствий. Мы идем сквозь миры, не замечая, как далеко-далеко вперед убегает из-под ног наша дорога, всегда рядом и в то же время всегда опережающая нас, всегда уходящая вдаль. Многие никогда не замечают ее, полагая, что продираются по оврагам и буреломам или же живут на одном месте, не покидая надежный домашний уют. Но она есть. Она выбрала нас в детстве, как мы выбрали ее, и мы неотделимы от нашего пути, как он неотделим от нас.
Многие из нас, кто умеет слышать музыку Великого Пути, следуют ей, отдаются на ее волю, используют ее музыку как подсказку, и тогда их жизнь полна смысла и не знает сомнения и меланхолии, черным ядом отравляющих наш язык и глаза. Но если очень сильно захотеть, не ты следуешь пришедшей извне музыке, а музыка следует твоим желаниям. Ты управляешь ей, становишься ее центром и источником, и тогда не Дорога ведет тебя, а ты прокладываешь Дорогу.
Но умение проложить свой путь – не только благословение, но и проклятие. Дорога больше не ведет тебя, незаметно позволяя огибать препятствия. Тебе приходится самому продираться через буреломы жизненных трудностей, карабкаться по скалам сомнения, преодолевать болота неуверенности и брести по безводным пустыням отчаяния, не зная, где и когда найдешь хотя бы небольшой глоток освежающей надежды и вкусишь хлебов уверенности. Такова цена, которую платят за право проложить свою Дорогу. И иногда у тебя не остается иного выбора, кроме как следовать своему Пути, прокладывая его сквозь долины смертной тени и рискуя сгинуть в ней навсегда. Но даже если ты знаешь, что тень поглотит тебя и заглушит эхо твоих шагов, свернуть в сторону означает предать себя и никогда больше не вернуться на свою Дорогу, утратив способность прокладывать ее самостоятельно.
И когда ты окажешься на пороге смерти, оглянись назад, путник, на тот путь, что ты проделал – оглянись и спроси себя, по нему ли ты хотел идти. И желаю я, чтобы ответ оказался тебе по сердцу…
Яна запела, и ее глубокий сильный голос зазвучал в тихой комнате, как могучая река звука, бессловесная и радостная. Его чистые ноты словно победные фанфары укрепляли душу, изгоняли сомнения, отгоняли страх и внушали уверенность: все закончится хорошо, если только ты найдешь в себе силы не свернуть со своей дороги… Она пела и пела, и Тимашара почувствовала, как начинают путаться мысли. В глубине ее сердца появилась и окрепла уверенность: эта девочка должна достичь своей цели. Мелкая выгода от сиюминутных политических игр не значит ничего по сравнению с ведущей ее высокой целью. И пытаться помешать ей – преступление. Их нужно пропустить. Нужно пропустить. Нужно пропустить. Нужно, нужно, нужно, нужно пропустить…
Внезапно она осознала, что в комнате стоит мертвая тишина. Яна стояла перед ней, бессильно опустив руки, и ее глаза казались мертвыми и пустыми. Старшая мать тряхнула головой, словно отгоняя муху.
– Ты певица, сама Яна? – спросила она, только чтобы заполнить чем-нибудь тишину.
– Одно время я пела в оперном хоре у нас в Масарии, – глухо отозвалась та. – Пока оставалось время. Ты пропустишь нас, госпожа?
Тимашара медленно поднялась, потирая лоб. Голова тихо звенела, словно где-то внутри бился о стенки черепа одинокий комар.
– Мне надо подумать, – через силу произнесла она. – Подождите здесь. Кампаха, пойдем со мной.
Какой-то странной неуверенной походкой, тяжело оперевшись о дверной косяк, она вышла из комнаты. Кампаха неуверенно оглядела всю компанию и последовала за ней. Следом неслышными тенями выскользнули телохранительницы. Хлопнула дверь, и Яна, вздрогнув, огляделась по сторонам, словно очнувшись от сна. Она медленно опустилась на кровать, оперлась локтями о колени, сгорбилась и закрыла лицо ладонями. Встревоженный Саматта вскочил со стула и присел рядом, приобняв ее за плечи.
– Что случилось, Яни? – спросил он, успокаивающе поглаживая ее по волосам.
– Ментоблок. Второй уровень. Почти третий, – прошептала та. – Она… симпатизировала нам. Но чувство долга не позволило бы симпатии взять верх. Я… сломала барьер. Ее личность… Если с ней что-то случится… Какая же я скотина, Мати!
Саматта крепко прижал ее к себе, и Яна всхлипнула.
– Я не хотела, – почти неслышно прошептала она. – Я не хотела, Мати! Но иначе нам пришлось бы драться, и кто-нибудь обязательно погиб бы…
– Ты все сделала правильно, Яни, – твердо сказал Саматта. – У тебя не осталось выхода. Ты сама знаешь, что мы бы не подчинились, и тогда схватка оказалась бы неизбежной. И мы бы почти наверняка погибли. Я знаю, что ты не испытываешь удовольствия, меняя сознание людей. Мы все знаем. Но мы должны делать, что должно, и пусть вершится судьба.
Он прижал ее к себе еще крепче, баюкая на груди, и она приникла к нему, словно пытаясь укрыться от окружающего холода.
– Я одна ничего не понимаю? – негромко осведомилась Ольга. – Что случилось. Палек?
Палек коротко глянул на нее.
– Информация не для распространения, – сухо сказал он. – Эффектор Яни позволяет напрямую вмешиваться в психику человека. Заставлять его думать и чувствовать так, как ей надо. Не вздумай сболтнуть своим начальничкам, иначе ее в покое уже не оставят.
– Спасибо за деликатный намек, – не менее сухо откликнулась Ольга. – Сама бы я ни за что не догадалась. Я понимаю, почему вы не сказали об этом раньше. Но объясните мне, в чем траур? Тарсачка теперь пропустит нас без боя? Или наоборот?
– Ты не понимаешь, Онка, – покачала головой Яна, отстраняясь от Саматты. Она шмыгнула носом и сердито вытерла кулаком глаза. – Я не имею права так поступать! Это… Это… уничтожение личности, ее ломка – хуже любого другого преступления! Хуже убийства. Даже папа… даже Демиурги так поступают очень редко. Ментоблок третьего уровня означает изувеченную личность, утратившую возможность мыслить самостоятельно – и я почти его достигла. Я пыталась вмешаться как можно меньше, но…
Она махнула рукой и поднялась.
– Что сделано, то сделано. Был выбор – или драка, или Тимашара. Я должна найти ее и проследить, чтобы последствия оказались минимальны. Мати, пойдем со мной.
– Яни, я с вами! – Ольга сделала шаг вперед.
– Нет, – качнула головой Яна. – Онка, пожалуйста, останься. Мати, пойдем.
Тимашару они нашли во дворе. Она стояла, оперевшись спиной на стену возле косяка, скрестив руки на груди, и прищуренно смотрела на солнце, опускающееся к дальним пикам Шураллаха. Лучи светила приобрели красноватый оттенок – ветер нес тучи пыли откуда-то из дальних степей. Кампаха переминалась с ноги на ногу чуть поодаль, неуверенно поглядывая на Старшую мать.
– Вы пойдете дальше, – при появлении Яны с Саматтой Тимашара даже не повернула голову. – Я позволяю. Но помощи от нас не ждите. И запомните: я вас не знаю. Официальная причина нашего появления здесь – ликвидация нескольких боевиков Дракона, местной тайной ячейки соглядатаев. Вас, мирных торговцев, просто проверяли, не являетесь ли вы курьерами Дракона, и после проверки отпустили. Все ясно?
– Да, Старшая мать, – кивнул Саматта. – Мы все поняли. Наша благодарность не знает границ. До скончания века мы не забудем твоей доброты.
– "До скончания века" – слишком долгий срок, – покачала головой та. – Достаточно, если вы просто постараетесь не подставить меня по неразумию.
– Момбацу сама Тимашара, я хотела бы еще раз повидать тебя, когда… мы вернемся в Грашград, – попросила Яна. – Можно? Мы встретились не там, где надо, и не так, как следовало, и я хотела бы… исправить наши промахи.
Тимашара повернула голову и бросила на нее косой взгляд.
– Можно, – откликнулась она после паузы. – Оставь сообщение для меня в приемной Палаты гостей. Мне передадут. Но меня может не оказаться в городе. Я не так часто появляюсь в столице.
Она оттолкнулась лопатками от стены и повернулась к Кампахе.
– Собирай людей, – приказала она. – Мы отправляемся. Времени в обрез, чтобы до темноты добраться до базы в Тёто.
– Да, – кивнула симана. Вложив два пальца в рот, она громко переливчато засвистела. Старшая мать встряхнулась всем телом, словно выбравшаяся из воды собака, и спорым шагом вышла в распахнутые ворота в сопровождении трех неслышных телохранительниц. Яна глубоко поклонилась ей и замерла в поклоне. Саматта услышал, как она еле слышно прошептала:
– Прости меня, сама Тимашара.
Кампаха приблизилась к Яне. Та медленно распрямилась и вопросительно посмотрела на недавнего врага. Тарсачка помялась.
– Скажи своему Палеку, что я извиняюсь, – сердито сказала она, пытаясь грубостью тона замаскировать смущение. – Вот, возьми, – она сунула Яне бумажку в тысячу вербов. – То, что он за меня Хому отдал. Скажи, что я оценила… его заступничество. И скажи ему, дураку, что я не предательница, понятно? Он на самом деле меня не спас, так что я ему ничем не обязана. Предательница, ха! Он еще не знает, что такое оказаться преданным по-настоящему.
Фыркнув и вздернув нос, она повернулась и выбежала в ворота постоялого двора. Яна печально взглянула ей вслед.
– Ну почему все так плохо? – вслух спросила она. – Она ведь на самом деле веселая и храбрая. И любопытная. Мы ведь могли бы с ней подружиться, если бы встретились иначе. И я могла бы всех успокоить, если бы сразу сообразила, что происходит… – Она махнула рукой.
– Перестань винить себя, – Саматта положил ей руку на плечо. – Яни, ты не можешь тащить на плечах весь мир. Я понимаю, почему Дзи вбил в тебя именно такие моральные принципы, но сейчас у тебя действительно не осталось другого выхода. Жизнь, знаешь ли, редко укладывается в красивые теоретические схемы. Да я и не заметил, чтобы Тимашаре стало плохо после твоего вмешательства.
– Она в смятении, Мати, – вздохнула Яна. – Она не понимает, что с ней происходит и почему она решила нас пропустить. Я попыталась ее немного успокоить, но мне нужно бы оставаться рядом еще неделю. Или две.
– Через две недели мы вытащим Цу и Кару и вернемся в Грашград. Встретимся с ней, и ты проведешь еще один сеанс психотерапии. Или сколько там понадобится. Кстати, а что ты там говорила? Про дороги? Ты сама придумала?
– Вступительная часть монолога Феи дальних странствий из "Сказок ласкового лета". Я его еще в музыкальной школе заучила. Сопровождение, правда, не то, что в оригинале.
– По-моему, я этот спектакль так и не посмотрел. Вернемся – восполню упущение. Пойдем в дом, Яни. Нужно закончить упаковываться на завтра и лечь спать пораньше, чтобы отоспаться. Дальше дорога станет тяжелее, на мулах ли, на машинах ли…
