Текст книги "Корректор. Книга третья: Равные звездам"
Автор книги: Евгений Лотош
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 51 страниц)
Тот же день. Мумма
Карина проснулась от того, что ее тело чесалось сразу в десятке мест. Пару минут она лежала в сонной полудреме, ожидая, когда зазвенит будильник, но потом резко села на твердой деревянной лежанке. В глаз ударил лучик солнца, и она громко чихнула.
Почесывая особо зудящие точки, она посмотрела на Цукку. Та спала, свернувшись калачиком, и ее дыхание казалось ровным и глубоким. Снаружи свиристели птицы, приглушенно доносились человеческие голоса. Лучи света пробивали полумглу хижины, насквозь просвечивая огромный древесный лист, свисающий с притолоки и заменяющий в хижине дверь. Нежно-зеленый лист казался полупрозрачным, и его испещряла густая сеть темных прожилок. Карина вспомнила, что уже видела такие вчера. Сетчатая пальма, выплыло откуда-то из подсознания. Одно из самых распространенных в южном Граше деревьев…
Она спустила ноги с лежанки, встала и потянулась. Чувствовала она себя отлично – в теле не замечалось и следа вчерашней противной слабости, неприятное сосущее ощущение в груди исчезло. Зверски хотелось есть. Похоже, она полностью оправилась от ломки. Как-то подозрительно быстро – но, с другой стороны, она и настоящим наркоманом стать не успела.
Что-то пощекотало ягодицу, и она, ойкнув, хлопнула по задетому месту ладонью. Неужто блохи? Судя по ощущениям – что-то довольно крупное. Она выскользнула из своей изрядно замызганной кубалы, вытянула ее вперед на руках и быстро просмотрела сквозь сканер. Что на самом деле представляли собой черные органические пятнышки, медленно перемещающиеся по одежде, она даже разбираться не стала: один взмах манипулятора – и вся живность крупнее бактерии перешла в мертвое состояния. Бактерий, к сожалению, просто так не достать: наноманипулятор потратит на полную чистку ткани минимум полчаса, а фокус, который она проделала вчера с водой, превратит ткань в расползающийся под пальцами кисель. Не срочно. Впрочем, показательная казнь нескромных насекомых не помогла: тело начало чесаться в новых местах. Похоже, ей просто давно следовало бы принять душ. Или просто выкупаться в реке.
Зашелестели шаги, и в хижину вошла вчерашняя женщина, Тамша. В руках она несла большой и, вероятно, тяжелый глиняный кувшин, а на голове – что-то вроде высокой и широкой глиняной же миски. Чтобы не сшибить миску притолокой, в дверном проеме она присела и скользнула вперед так грациозно, что Карина невольно почувствовала зависть.
– Балай ша, сама! – сказала она, опуская кувшин на пол и ставя миску на край лежанки. Взгляд она почему-то отвела в сторону. – Кушать. Каша из джугара. Сан Мамай тоже говорит тебе утренний слово: балай ша.
– Доброе утро, госпожа Тамша, – сказала Карина, бросая свою кубалу на лежанку рядом с миской. – Балай ша, правильно?
– Балай ша, – согласилась женщина. – Надеть кубала, сама Карина. Надеть. – Она потыкала пальцем в платье. – Нельзя голая.
– Почему? – удивилась Карина. – Здесь же нет мужчин.
– Нельзя голая, – повторила Тамша. Она подобрала платье с лежанки и протянула его Карине. – Мужчина входить – стыдно.
– Мне не стыдно, – пожала та плечами. Пусть и немного прохладно, но все лучше, чем опостылевшее прикосновение засалившейся и откровенно пованивающей потом и рвотой ткани. – У нас не стесняются своего тела.
– Надеть, надеть! – Тамша настойчиво потрясла кубалой. Вздохнув, Карина приняла ее и нехотя натянула. Вдруг у них здесь какое-то местное табу есть?
Тамша, однако, не успокоилась. Она распустила шнурки на своем платье, полностью открыв лицо, и настойчиво подергала за свисающие на спину Карины обрывки капюшона кубалы.
– Надеть, надеть! – снова пробормотала она, делая движение, словно накидывая капюшон себе на голову. – Мужчина видеть – стыдно.
– Ну уж нет! – решительно заявила Карина. – Голову я кутать не стану. Госпожа Тамша, хватит!
Она склонилась к лежанке и потрясла Цукку за плечо. Та, словно и не спала вовсе, мгновенно открыла глаза, в которых плескался ужас.
– Где?!. – выдохнула она. – Ох, Кара! Мне показалось, что пришел Шай со своим мечом. Чуть сердце не оборвалось.
Она поморгала, протерла глаза и медленно села.
– Балай ша, сама, – сказала ей Тамша. – Кушать есть.
– Кушать – это замечательно, – пробормотала Цукка. – Кара, где у них здесь туалет, не выясняла? Так хочется, что аж спасу нет…
После допроса служанки, которая поначалу не понимала, чего от нее хотят, в хижине откуда-то появился большой глиняный сосуд с характерным запахом. Из ломаных объяснений Тамши следовало, что раз в день по деревне проходят золотари и собирают их содержимое, а потом вывозят куда-то на плантации в качестве удобрения. На завтрак оказалась холодная безвкусная каша, которую Тамша назвала "джугара", а также стерилизованная Кариной вода. Закончив есть, женщины переглянулись.
– Все тело чешется, – пожаловалась Цукка. – Искупаться бы…
– Тут еще и насекомые водятся. Когда ты из своей тряпки вылезешь, я ее почищу. Но выкупаться стоит, верно. От меня пахнет, и от тебя тоже. И платья вонючие, выстирать надо, пусть и без мыла. Теперь, Цу, мы с тобой первобытные люди. Придется учиться обходиться одной шкурой медведя в год.
– В местных краях можно перебиться туникой из листьев, – хихикнула Цукка. – Да и то в сильные морозы. Понять не могу, чего местные так кутаются? Тамша, надо купаться. Мыться. Вода? Много воды? Речка, пруд?
– Речка! – кивнула Тамша. – Речка, имя Зума. Купаться, стирать – там.
Она ткнула пальцем куда-то в стену хижины.
– Веди! – решительно сказала Карина. – Время для водных процедур.
Вновь затянувшая шнурки на кубале Тамша повела их извилистой тропкой, сначала петлявшей между хижин, но быстро нырнувшей в лес. Людей не наблюдалось, только в некоторых местах из хижин блестели любопытные детские глаза да в пыли возле входа сосредоточенно ковырялись голые младенцы. В лесу – точнее, в настоящих джунглях – на них обрушилась целая какофония звуков: скрежет, треск, свист, трели, какие-то далекие заунывные вопли… Какое-то особо наглое насекомое тут же спикировало Карине на щеку, и та машинально прихлопнула его.
– Госпожа Тамша, далеко идти? – спросила она, отмахиваясь от собратьев прибитого, подозрительно напоминающих огромных, едва не в кулак, комаров.
– Близко, – откликнулась та, оглядываясь. – Сто шагов два раза. Большие мусика не кусают, не бояться их, – она ловко ухватила комара в воздухе в кулак и показала спутницам. – Кушать цветы.
– Цветы пусть кушают, – пробормотала Цукка. – А нас не надо. Ох, чувствую я, намучаемся мы еще с местной фауной…
До речки и в самом деле оказалось недалеко. Быстрый прозрачный поток стремительно несся вниз по склону, образуя, однако, в одном месте широкую и относительно тихую заводь. В ней вода тоже текла довольно быстро, но не угрожала унести с собой. Между джунглями и водой виднелась узкая полоска чистого песка.
– Женское место, – Тамша показала себе под ноги. – Мужское место, – она махнула вверх по течению, где в заводь вдавалась длинная коса, поросшая деревьями, создающая естественный барьер для взгляда. – Здесь купаться, стирать. Мужчины нет.
– Да пусть хоть стадами бродят, лишь бы не кидались… – Карина сбросила опостылевшую кубалу и с наслаждением опустилась в мелкую и на удивление приятную воду. – Хорошо-то как, кто бы знал!
– Теплая… – удивленно констатировала Цукка, опускаясь рядом. – Я думала, что раз горная речка, значит, ледяная.
– Теплая вода, – согласилась Тамша. – Зума. Зума значит теплый. Там, – она показала вверх по склону, – вода земли входит вода горы. Горячий, холодный, вместе теплый. Хорошо.
Она разделась и присоединилась к ним – похоже, в купальне запрет на наготу не действовал. На солнечном свету у нее оказалось довольно симпатичное лицо, хотя и изборожденное преждевременными морщинками, черные волосы и худое изможденное тело с выступающими рахитичными ребрами и тазовыми костями.
– Горячие подземные источники? – Цукка с сомнением посмотрела вверх. – Кара, все-таки Аллахаман – вулкан. Возможно, действующий. Как бы трясти и взрываться не начало.
– Ну, люди же живут. Значит, не трясет, – Карина набрала воздуха в грудь и с головой погрузилась в воду, изо всех сил оттирая ладонями грязь с лица.
– Госпожа Тамша, землетрясения здесь случаются? – спросила Цукка. – Подземный шум? Земля дрожит? Лава из кратера?
– Подземный гром тихий, редко. Далеко на юге – неделю пути, две – громче. Говорят, иногда стены дом дрожать. У нас место хороший, духи земли спят. Редко гремят.
Цукка с Кариной плескались в воде не менее получаса. Тамша, быстро ополоснувшись, отошла немного вниз по течению и принялась стирать их платья. Карина хотела было ее остановить, чтобы постирать самой, но… в конце концов, у нее есть еще одно важное дело.
Она выбралась из воды на берег, встряхнулась как кошка, отжала руками волосы и принялась делать разминку. Цукка улеглась на песок чуть поодаль, подставляя свое тело утреннему нежаркому солнцу и наблюдая за ней.
– На тебя смотреть страшно, – сказала она несколько минут спустя. – Так и кажется, что пополам переломишься.
– Как-нибудь выдержу… – пропыхтела Карина, делая мостик назад. – Как-то… предыдущие…пятнадцать лет выживала… и сейчас уцелею.
Продолжая движение, она сделала стойку на руках и несколько раз слегка согнула и распрямила локти. Затем, полуупав, полуперекатившись на живот, принялась отжиматься.
– Как самочувствие? – поинтересовалась Цукка, когда она закончила и уселась на пятки, восстанавливая дыхание. – Полностью в себя пришла?
– Да. Знаешь, отлично себя чувствую. Просто идеально. А ты?
– Я тоже. Насколько вчера было хреново, настолько сегодня хорошо. Удивительно даже, как сон вылечить может.
Подошла Тамша с мокрыми платьями в руках и развесила их на выступающих сучьях деревьев для просушки.
– Гладкая, как девочка, – сказала она, пальцем указывая на Карину. – Вчера говорить, что старая. Сейчас – как молодая. Как тролль. Почему?
– Я спортом занимаюсь, – пояснила Карина, отчаянно пытаясь подбирать простые слова. – Двигаюсь много. Гигиена. Так чисто. Легче мыться, когда вспотела. И мужчинам нравится. У нас так многие делают.
Тамша открыла рот, чтобы спросить что-то еще, но замерла, прислушиваясь. Издалека донесся гомон женских голосов – судя по всему, к речке двигалась еще одна компания. Через минуту на бережок высыпала стайка женщин с большими тюками за спиной. Смеясь и перешучиваясь, они подошли к воде, но внезапно застыли, обнаружив неподалеку чужестранок. Несколько секунд тишины снова сменил гул голосов, на сей раз – встревоженных. Они медленно попятились подальше, но совсем не ушли, а расположились саженях в десяти, рядом с дальней оконечностью заводи, подвернули подолы и принялись стирать извлекаемую из тюков одежду, бросая в сторону Карины и Цукки настороженные взгляды. Тамша, не одеваясь, подошла к ним и быстро о чем-то затараторила на непонятном языке. Те изредка отвечали. Наконец Тамша вернулась обратно.
– Они другая деревня, Камба, – пояснила она. – Двадцать раз по сто шагов от Мумма. Не знать вы здесь. Я сказать вы жить Мумма. Я сказать вы владеть сила духов. Они бояться, не мешать.
– Хорошо, – согласилась Цукка. – Что не мешают, хорошо. Что боятся – плохо. Госпожа Тамша, скажи им, что мы не опасны.
– Наки, – помотала головой Тамша. – Нет. Пусть бояться. Так хорошо.
– Ничего хорошего, – хмыкнула Карина. – Ладно, главное – не мешают. Цу, я немного техники поотрабатываю, пока платья сохнут. Вернемся в деревню – надо спросить господина Мамая, где бы раздобыть смену одежды. Нельзя в одной тряпке все время ходить, даже не выстирать ее толком.
Она одним плавным движением поднялась на ноги и принялась отрабатывать движения, стараясь держаться у воды и не приближаться к кустам, где из песка торчали толстые старые корни. Солнце поднималось все выше и становилось все жарче. Влажный воздух все сильнее напоминал парилку.
– Что она делать? Танцевать? – удивленно спросила служанка.
– Нет. Она тренируется. Она мастер Пути. Знаешь Путь безмятежного духа? Как тролли дерутся?
– Как тролли? – глаза Тамши изумленно расширились. – Она драться? Она уметь драться как тролль?
– Умеет, – согласилась Цукка. – Кара, мне в голову пришло, что пляжики типа местного просто так не образуются. Речушка-то с норовом, разливается, и частенько. Значит, здесь дожди случаются.
– Мы же в джунглях, – пропыхтела та, не прерываясь. – Им по должности положено мокрыми быть. Наверное, тут дождь…
– Вот они! – громко сказал мужской голос, и из зарослей на тропинку вышли трое мужчин с автоматами. В одном из них Карина опознала вчерашнего Дуррана с покалеченной рукой. Тамша завизжала, вскочила на ноги, сорвала с ветки свою кубалу и судорожно ей прикрылась. Женщины из Камбы повскакивали на ноги, сбились в кучку и испуганно затихли. Цукка не пошевелилась, наблюдая за появившимися из-под полуприкрытых век. Карина остановилась и выпрямилась. – Вот они. А ты, Цург, говорил, что сбежали.
Накануне оглушенная потоком событий Карина не сумела толком разглядеть Младшего Когтя. Сейчас она, прищурившись, принялась внимательно его изучать. В его голосе явно слышался иной акцент, чем в голосах Мамая и Тамши – резкий, почти гортанный, со щелкающими звуками. И выглядел он заметно иначе, чем его спутники: более светлая кожа, крупный нос, широкие скулы, узкий подбородок, из-за чего лицо его казалось почти треугольным, прямые волосы забраны на затылке в косицу.
– Я говорил, что могли сбежать, – проворчал другой мужчина, с явным любопытством оглядывая женщин. – Если бы нам не сказали, куда они пошли, до сих пор бы искали.
– Мужчина нельзя тут! – возмущенно крикнула Тамша. – Уходить! Уходить сразу! – Она переключилась на свой язык и что-то быстро заговорила.
– Помолчи! – недовольно ответил на общем Дурран. – Еще бабы мне указывать станут, что делать! Ты, как тебя… – Он поморщился и пощелкал пальцами в воздухе.
– Напоминаю, что меня зовут Карина, господин Дурран, – спокойно откликнулась та. – Моя подруга – Цукка.
– Почему вы ушли из деревни?
– Мы не ушли из деревни, – Карина качнула головой. – Мы купаемся и приводим себя в порядок. Нам никто не запрещал этого делать, да и от деревни мы совсем близко. Ты нас нашел, значит, тебе сказали где нас искать. Почему ты сердишься?
– Потому что вы не имеете права разгуливать по окрестностям! – рыкнул Младший Коготь. – Вы должна сидеть в своем доме и носа из него не показывать! Понятно?
– Нет. Шай ничего не говорил про сидение в доме. Он сказал, что мы должны оставаться в деревне – и мы в ней остаемся. А ты невежлив, господин Дурран. Ты кричишь и ругаешься. И ты вошел в место, запретное для мужчин. Ты смущаешь госпожу Тамшу. Удались, пожалуйста.
– А тебя, значит, не смущаю? – Дурран окинул ее фигуру нарочито оценивающим взглядом. – Я уже вчера понял, что ты не имеешь представления о приличиях, но чтобы настолько…
– У нас в Катонии нагота не является постыдной, господин Дурран. Меня ты не смущаешь. Смотри, если хочешь, мне все равно. Но не здесь. Здесь тебе оставаться не следует. Уйди, пожалуйста.
– И что ты сделаешь, синомэ, если я не уйду? – нехорошо сощурился Дурран. Он сделал движение плечом, и автомат легко и непринужденно соскользнул ему в руки, уставившись на Карину черным зрачком ствола. Щелкнул предохранитель. Мужчины рядом с ним, переглянувшись, последовали его примеру. Тамша упала на песок, съежилась, прикрыв голову руками, и тихо заскулила. – Я убью тебя раньше, чем ты успеешь меня достать.
– Ты не выстрелишь, господин, – обманчиво мягко произнесла Карина, медленно, почти вкрадчиво шагая вперед. – Если ты убьешь меня просто так, твой хозяин выпустит тебе кишки. Один из солдат на корабле, на котором меня везли, ударил меня, и Шай выбросил его за борт. Хочешь повторить его судьбу?
Она остановилась в пяти шагах перед Дурраном, и тот нервно сглотнул.
– Тебе ведь сказали, господин, что я – девиант. Наверное, ты просто не понял, ЧТО я такое. Мне придется тебе объяснить как следует.
В следующее мгновение невидимая сила рывком выдрала автомат из рук Младшего Когтя. Его судорожно скрючившийся палец дернул спусковой крючок. На удивление негромко хлопнул выстрел. Цукка дернулась, но тут же расслабилась, разглядев зависшую в воздухе перед Кариной пулю. Автомат же упал на песок, и невидимые манипуляторы Карины с чудовищной силой врезались в него колющими ударами, сминая и корежа металл и в щепки круша деревянные цевье и приклад. Несколько секунд спустя Карина ударом манипулятора отбросила под ноги Младшего Когтя бесформенный кусок железа, в котором с трудом угадывались прежние очертания, неторопливо взяла из воздуха пулю, приблизилась к Дуррану на расстояние вытянутой руки и поднесла ее к носу мужчины.
– Меня нельзя застрелить, господин, – со скрежещущими нотками в голосе произнесла она. – А я могу убить тебя в любой момент. Я не люблю убивать, но для тебя сделаю исключение. Для тебя – и для любого, кто попытается в меня стрелять. Ты понял меня?
К чести Дуррана, он попытался сохранить лицо и даже не отшатнулся, хотя с трудом подавил порыв, а кожа на его лице заметно посерела.
– Ты права, синомэ, – хрипло ответил он. – Мне запрещено тебя убивать. Но если ты полагаешь, что можешь творить, что пожелаешь, ты ошибаешься. Ты хочешь, чтобы за твои проступки наказывали других? Я не люблю так поступать, но не вынуждай меня делать вещи, которые не понравятся нам обоим.
– Хорошо, – голос Карины мог заморозить речку. – Договорились. Я не причиняю неприятностей тебе, ты перестаешь преследовать меня и Цукку. Держись от меня подальше, и с тобой ничего не случится. И я продолжу ходить сюда, на речку, чтобы купаться и упражняться. А теперь забери своих подручных, пока они не умерли от страха, и уйди отсюда.
Несколько секунд Дурран молча смотрел на нее, и на его лице гуляли желваки. Потом он отвел взгляд.
– Уходим, – резко скомандовал он своим солдатам, подчинившимся с явным облегчением. Все трое медленно отступили назад на несколько шагов, после чего повернулись и ушли по той же тропинке, что и появились. Тамша, недоверчиво наблюдавшая за ними с земли, чуть приподняв голову, вскочила и принялась лихорадочно натягивать кубалу. Женщины у края заводи, притихшие на время сцены, загомонили. Они спешно запихали мокрую одежду в свои тюки, даже не отжав ее, и стайкой прямо сквозь заросли бросились прочь. Карина осталась неподвижно стоять на песке, сжимая кулаки и глядя вслед солдатам. Цукка поднялась, отряхивая с себя песок, и подошла к ней.
– Кара! – позвала она, дотрагиваясь до ее плеча. – Ау, Кара! Проснись!
И тут из Карины словно выдернули внутренний стержень. Она медленно осела на землю, обхватывая колени руками, и шмыгнула носом.
– Цу, я ведь и в самом деле хотела его убить! – мертвым голосом произнесла она. – Цу, на самом деле! Я прямо видела, как размалываю его в кашу! Цу, я еле сдержалась!
Цукка опустилась на пятки рядом с ней и погладила ее по волосам.
– Ну ведь не убила же, – успокаивающе произнесла она.
– Цу, но они в любой момент могут убить нас! – отчаянно выкрикнула Карина. – Понимаешь? Убить ни за что! Мы заложницы! Они убьют меня – и тебя тоже!
– Это мы еще посмотрим! – твердо сказала Цукка, хотя ее сердце внезапно сжалось от страха. – Посмотрим. Нас не так-то просто убить.
– Нас просто убить! Очень просто! Выстрелить в голову – и все! А я даже не могу защищаться!
Она шмыгнула раз, другой, и внезапно в голос зарыдала, уткнувшись лицом в колени.
– Ну-ну, Кара… – растерянно сказала Цукка, похлопывая ее по плечу. – Не все так плохо.
– И ты попала в историю из-за меня. И ты погибнешь из-за меня! – Карина всем телом развернулась к Цукке, схватила и сжала ее ладонь. – Прости меня, Цу, пожалуйста! Я не хотела, чтобы так вышло!
– Так, а ну-ка немедленно перестань чушь молоть! – командирским тоном, каким в свое время выговаривала Палеку за провинности, заявила Цукка. – Что еще за новости? Какое "прости"? Ну-ка, реветь перестала немедленно! На тебя Тамша смотрит! Какой пример ты ей подаешь?
– Что? – Карина растерянно взглянула на нее сквозь ручьями текущие слезы. – Какой пример?
Вместо ответа Цукка выдернула из ее рук свою ладонь и с силой толкнула ее в плечи обеими руками. От неожиданности Карина потеряла равновесие и опрокинулась на спину – прямо в теплую воду речной заводи. Вода захлестнула ей лицо, попала в рот и нос, и она, вынырнув на поверхность, забарахталась и закашлялась, отчаянно размахивая руками. Тамша вскрикнула. Цукка, наклонившись вперед, ухватила Карину за ногу, и решительно потащила на берег. Оказавшись на песке, та перевернулась на бок, отплевываясь и фыркая. Цукка нависла над ней, скрестив руки на груди и нетерпеливо постукивая подошвой по земле.
– Пришла в себя? – грозно спросила она, когда Карина, наконец, подняла на нее изумленный неверящий взгляд. – Или еще раз окунуть? Ты только скажи, я мигом! Ты чего вдруг нюни распустила?
Карина медленно села, подобрав под себя ноги, и подняла на нее затравленные глаза.
– Цу, я… – пробормотала она. – Я… прости. Я не знаю, что на меня нашло.
– Я знаю! Очередной приступ самоедства. Я думала, что уже десять лет назад из тебя эту дурную привычку выбила. Нет, оказывается, осталась еще. Кара, ты не можешь тащить на себе весь мир и отвечать за все, что в нем происходит! Да, мы оказались здесь по несчастливой случайности. Или не случайности, а по злодейскому умыслу маньяка с мечом, неважно. Но я даже рада, что я с тобой. Ты бы в одиночку совсем от расстройства померла бы. Кара, мы обе живы, в здравом уме и даже не покалечены. Мы пережили лошадиные дозы маяки и не стали наркоманами. У нас есть связь с семьей, и у нас есть надежда.
– Какая надежда, Цу? – горько спросила Карина. – Нам осталось жить не больше периода. Потом нас пристрелят, и я даже не смогу защищаться.
– Надежда есть всегда. Даже в самой безнадежной ситуации следует бороться до конца. Ты помнишь, что говорил Дзи? Он помогает только тем, кто помогает себе сам, а тогда его помощь не очень-то и нужна. Мати с остальными обязательно до нас доберутся… а дальше увидим. И не знаю, как ты, а я лично покорно помирать не собираюсь.
– Но местных убьют, если мы станем сопротивляться!
– А местные что, овцы беспомощные? Самостоятельно защищаться им местные духи запретили? Кара, ты не можешь тащить на себе весь мир. И даже одну деревню не можешь. У них своя собственная жизнь. Почему они позволяют Дракону поступать так с собой? Если хочешь, спроси Мати – он тебе целую лекцию прочитает насчет того, что рабом можно стать только из-за своей собственной покорности. С кучей исторических примеров и аллегорий. Они не хотят сражаться за свою жизнь – и ты должна умереть, чтобы они и дальше могли спокойно и со вкусом страдать под пятой местных бандитов? Так нельзя. И они не имеют права ждать от тебя жертвенности, поняла? Ну что, бросить мне тебя в воду еще раз?
Карина посмотрела на нее долгим-долгим взглядом, и Цукка с удовлетворением заметила, как тоскливая обреченность в ее глазах постепенно заменяется прикидывающей задумчивостью. Потом Карина села на пятки, склонилась вперед и коснулась лбом положенных на песок ладоней.
– Цу, – тихо произнесла она, выпрямляясь, и в ее голосе прозвучала решительная твердость, – спасибо тебе. Ты всегда была мне как мать и как старшая сестра, и ты опять поддержала меня в трудную минуту. Спасибо. Прости за слабость. Такое больше не повторится. Я обязательно придумаю, как защитить тебя и меня. Обязательно.
Она снова поклонилась, коснувшись лбом ладоней. Цукка хихикнула.
– Определенно, общение с мастером Караби тебе даром не прошло, – заявила она. – Церемониям он тебя обучил неплохо, хоть сейчас в Нокёгэн. Ну, если ты пришла в себя, поднимайся. Пора топать обратно в деревню и выяснить у местных, что к чему. Найдем господина Мамая и заставим его познакомить нас хотя бы с другими старейшинами, которые не побояться пасть от твоей жестокой руки, ноги или манипулятора. Кстати, ты зачем автомат покалечила? Забросила бы куда-нибудь в заросли, потом бы подобрали. Авось да пригодился бы.
– Если бы я не покалечила автомат, то на части порвала бы… как его… который главный. Дуррана, – Карина одним гибким движением поднялась на ноги и смущенно взглянула на валяющееся в нескольких шагах искореженное оружие. – Знаешь, такая ярость вдруг нахлынула, что в глазах потемнело. Попался бы мне сейчас Шай…
– …и раскатал бы тебя по земле тонким слоем, – фыркнула Цукка. – У него гиперметаболизм, забыла?
– Цу, – Карина наградила подругу сумрачным взглядом, – я тоже умею убивать. Папа меня научил, когда уходил, помнишь? Я могу создать большую зону, смертельную для человека, причем гораздо дальше, чем мои манипуляторы дотягиваются. Любой в нее вошедший умрет на месте. Почти мгновенное прекращение всех функций головного мозга и прочей нервной системы. Я пробовала на мыши в лаборатории – действует. Если я еще раз его увижу… Цу, я знаю, что убивать нельзя. Что месть бессмысленна, что насилием можно только разрушить мир, но никак не исправить. Но, Цу, Шая я убью. За то, что он сам убил того человека вчера вечером. За то, что похитил тебя. За то, что колол тебе маяку, что едва не сделал тебя наркоманом. За все зло, что он уже принес миру и что принесет, если его не остановить.
– Ты, милая моя, никак, оправдываешься? – удивилась Цукка. – Да если ты его прикончишь, весь мир тебе поаплодирует стоя! Если бы я могла, сама бы башку ему оторвала не задумываясь. Боюсь только, он под твой удар просто так не подставится. Да и где его сейчас найдешь? Улетел он непонятно куда, ищи теперь по всему Сураграшу…
– Ну, – лицо Карины исказила судорожная кривая ухмылка, – если он решит нас казнить, наверняка захочет самолично полюбоваться зрелищем… Ладно, Цу, не станем сейчас обсуждать. Еще будет время подумать. Пойдем в деревню. Надо ее изучить и постараться убедить местных, что я не опасна. Знаешь, я решила, что нам совершенно не обязательно жить здесь нахлебниками. Я же врач, причем такой, что в инструментах не нуждается. Я, конечно, не терапевт, специализация у меня иная, но, кажется, на местном фоне я окажусь просто светилом медицины.
– Ну, если сумеешь догнать потенциальных пациентов, то наверняка вылечишь, – широко улыбнулась Цукка. – А теперь одеваемся. Еще придем в деревню голыми по забывчивости – скандала не оберешься. Или камнями забросают, или окончательно уверятся, что с дикими иностранками дела иметь не стоит.
– Тамша забыть не позволит, – улыбнулась в ответ Карина, взглядом показывая в сторону молча стоящей в сторонке служанки, снова затянувшей шнурки на кубале и поблескивающей из узкой прорези капюшона испуганными черными глазами. – Слушай, а здесь удивительно мало насекомых. Тебя не кусали, когда ты на песочке валялась?
– Нет. Жужжало что-то такое мелкое и противное над ухом, но не кусало.
– Гм. Цу, как ты относишься в тому, чтобы внести в местную моду свежую струю?
– В смысле?
– Достал меня мой балахон – сил никаких нет. Мне уже и голой-то жарко, а теперь в него снова влезать и целый день париться! Раз никто не кусается, мы его немного модифицируем. Госпожа Тамша!
– Ма, момбацу сама Карина! – с готовностью откликнулась та.
– У тебя в руках мое платье?
– Ма, момбацу сама Карина. Да. Твоя кубала.
– Ну-ка, дай-ка его мне…
Карина влезла в балахон, выпрямилась и задумалась. Потом мешковатый подол внезапно затрещал и отвалился широкой полосой, обнажив колени. Тамша, приглушенно взвизгнув, отпрыгнула в сторону. Не обращая на нее внимание, Карина вытянула руки в стороны, и рукава сами собой отвалились чуть ниже плечей. Стряхнув их на песок, Карина повернулась к Цукке:
– Цу, я хочу убрать тряпки вокруг шеи, но мне не видно. Я оттяну ткань, а ты веди пальцем так, чтобы на шее и спине очертить неглубокие вырезы. Я манипулятором за ним проведу. Только смотри, чтобы слишком глубоко не получилось, а то местных мужиков инсульт хватит.
– Потом надо обметать чем-нибудь, а то распускаться начнет. Я небольшой запас оставлю, чтобы потом подогнуть, – озабоченно откликнулась Цукка, выполняя просьбу. В сантиметре за ее пальцем ткань аккуратно разрывалась ровной линией, словно под ножницами. Или под медицинским скальпелем. – Интересно, здесь нитки с иголками в окрестностях водятся? А ничего себе получается. Мешковато, и фасон так себе, но жить можно. Пояс делать станешь?
– Наверное, не надо, – Карина через голову сняла кусок ткани – бывший капюшон кубалы – с дыркой посередине. – Так хоть воздухом продувает сверху донизу. Возьмем с собой обрезки, потом подумаем, что еще можно придумать. У нас ведь даже нижнего белья нет, не говоря уже про тампоны, а у меня менструация через неделю. Ну что, проделать с твоим балахоном то же самое?..
– Давай. Мне его надеть? Или на земле разложить?
– Лучше надень, – решила Карина. – Так проще прикидывать.
– Примерно вот так откромсай, – Цукка провела пальцем по подолу. – Я женщина скромная, замужняя, так что коленки прикрою. Слушай, а ты своим манипулятором обметать сразу не можешь?
– Могу. Но не хочу – с материей работать куда сложнее, чем с живыми тканями, времени масса уходит. Иглой куда быстрее выйдет. Не найдем иглу – ну, тут уж выхода нет.
На протяжении все процедуры Тамша наблюдала за ними круглыми от удивления глазами. Карина мысленно улыбнулась, представив, какое выражение сейчас держится на ее скрытой тканью физиономии, но сканером смотреть не стала. В конце концов, если ей удобнее скрывать лицо, пусть так и будет. Но все-таки в каком она ужасном состоянии! Ведь они с ней одного возраста, но Тамша выглядит на сорок пять или даже пятьдесят, причем как женщина, мало следящая за внешностью. Понятно, что современной косметики здесь днем с огнем не сыщешь, а про пластических хирургов вообще не слышали, но все-таки, наверное, ужасная у них жизнь, если женщины старятся еще до тридцати.
А господину Мамаю, выглядящему глубоким стариком, всего сорок шесть! И он самый старый человек в деревне!
– Готово, – резюмировала Карина, закончив рассекать ткань вокруг шеи Цукки и помогая той снять с шеи получившуюся тряпку. – Надеюсь, мы не пожалеем о сделанном, когда прилетят местные комары. Госпожа Тамша, как мы выглядим? Красиво?
– Стыдно! – неодобрительно заявила та, качая головой. – Момбацу сама Карина, как платье разрезать? Колдовство?
– Нет, госпожа Тамша. Я девиант. Я… владею силой духов, как у вас говорят. Еще я врач, я умею лечить. У вас в деревне есть больные?
– Момбацу сама Карина – большой шаман, – почтительно пробормотала служанка. – Очень большой шаман. Наш раньший шаман не уметь звать духов помогать, лечить плохо. Осень приходить большой проклятие духов, люди умирать, он ничего не делать. Один… два период назад лечить старый Кафа, Кафа умирать. До того лечить дочка Мукаса, дочка долго болеть животом, умирать. Мы выгоняли шаман. Ученик нет, шаман из другой деревня ходить редко. Момбацу сама Карина лечить? Всех лечить?
