Текст книги "Том 3. Лица"
Автор книги: Евгений Замятин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)
Курицын-сын (отступая от двери – Дубликату). Ваше… ссство…
Тотчас же распахивается дверь, и оттуда выходит подлинный Брудастый и сзади него – Байбаков.
Курицын-сын (Брудастому). Ваше… ссство… (Дубликату.) Ваше… ссство… (В ужасе мечется между ними.) Ваше… ссство… Ваше… ссство…
Брудастый и Дубликат медленно и грозно наступают друг на друга. Народ безмолвствует.
Байбаков(один – показывая пальцем). Ха-ха-ха! (Вдруг огляделся кругом, оробел, замолк.)
В тишине – Брудастый и Дубликат сошлись, остановились, впились друг в друга глазами.
Дубликат. Жжж… шшш… Нне-ппа-терр-ппплю!
Брудастый. Жжж… шшш… Нне-ппа-терр-ппплю!
Кинулись, схватили друг друга за головы – обе головы уже оборваны и катятся по земле. Брудастый и Дубликат стоят без голов. Пауза.
Курицын-сын (хватаясь за голову). Пропали! Пропали!
Кидается наутек, за ним остальные чиновные.
Евсеич. С нами крестная сила… Братцы, беги!
Бегут в другую сторону. Остаются – неподвижные – Брудастый и Дубликат. – Тьма.
Приложение 1<Черновая редакция актов 3–6>
Город Глупов. Ночь. На погребальной колеснице – стоят две стеклянные банки, а в них – тела Брудастого и Дубликата. Возле банок – Доктор, с четвертной бутылью спирта. Внизу – Курицы н-с ын, Смотритель, Предводитель, Казначей, Квартальный. Доктор откупорил, нюхает, пробует.
Курицын-сын. Да лейте же вы, лейте скорее! Доктор. А может… не надо?
Курицын-сын настаивает: ведь когда-нибудь начальство явится, а без вещественных доказательств разве оно нам поверит? Доктор льет спирт, закупоривает банки. Смотритель произносит краткое, но трогательное слово о высоком уме и талантах почившего…
Куриц<ын>-сын. Почивших! Смотритель. И да будет вам земля… Кури ц<ы н>-с ы н. Банка! Банка! Смотритель. И да будет вам банка пухом!
Рыдания. Похоронный марш. Колесница – в нее впряжен Предводитель – отъезжает… Похоронный марш переходит в фокстрот. Втанцовывает девка-А малька с тремя унтерами-Б удочниками.
1-й унтер. Амалька! Ты подумай: после кого мы с тобой будем… Ведь ты, можно сказать, собственноручная!
2-й унтер. Ничего она, толстомясая, не понимает…
Амалька говорит, что не только понимает, но такое им сейчас скажет, что они ей в ноги бухнутся. На этот предмет все четверо идут в кабак. Появляются осиротевшие, тоскующие без начальства Глуповцы. Пока они скорбят, Амалька подпоила своих унтеров и выходит с ними. Пьяные унтера кричат: «Вот она, матушка наша, Амалия Карловна!»
Чудак. Да это расхожая девка – какая же она матушка?
Унтера. Мяса, мяса-то у ней, гляньте, какие! Винищем-то поит как!
Глуповцы все еще не сдаются. Амалька спрашивает: а видали, как утром она от него, батюшки, выходила? Не понимают разве, что он ее собственноручно удостоил? Так как же не матушка! А водки желаете?
Глуповцы. Жалаим! Амальку! Водку! Амалия Карловна – матушка наша! Красавица наша!
Амалька приказывает выкатить им бочку русской горькой. С торжеством провожают Амальку в княжьи палаты. Одного унтера, обнявши, она уводит с собою, а двух других оставляет на крыльце – ждать, пока придет их черед, – дает им билетики с номерами. Народ идет к бочке. Входят Курицын-сыни остальные. Унтера сидят на крыльце, курят цигарки и никакого почтения не оказывают.
Предводитель. Урра!
Кидается на крыльцо. Унтера хватают его: «А у тебя билет есть?» Предводитель опешил. Амалька на шум выходит и приказывает привести к ней чиновных. Стоит на крыльце, обнявшись с унтером, и допрашивает чиновных: признают ли они ее матушкой? Все отказываются, кроме Смотрителя: этот очень ловко вывертывается – и как будто матушкой признает, и как будто по матушке обложил. Но Амалька и этим удовлетворена. Смотритель остается на свободе, прочих же унтера запирают в полицейской будке – впредь до радостного утра, когда им головы с плеч снесут. Из окошечка будки Кур<ицын>-сын и другие стыдят Смотрителя. Смотритель развивает теорию, что голова для человека интеллигентного – предмет необходимый (без головы – как же, например, зубы чистить?), а стыд – как известно, не дым и глаза не выест. От бесстыдства же проистекает большая польза, и пока вот они, скажем, под замком будут сидеть, он под Амальку мину подведет, а какую – это секрет. С тем и уходит. Вваливаются подвыпившие Глуповцы – с гармошками. Садовая-Голова от благодарного народа преподносит Амальке скипетр – подозрительно-фаллического вида; когда скипетр взят в руки – табакерочная музыка в нем играет «чижика». Амалька восхищена и производит Садовую-Голову, во-первых, в унтеры, а во-вторых – в маркизы. Часовщик Байбаков во время церемонии помирает со смеху. Когда Амалька узнает, что он-то и сделал скипетр, она хочет его тоже произвести в маркизы. Байбаков, захлебываясь от смеха, говорит, что он этот инструмент для потехи сделал. Амалька ссылает его в Стрелецкую слободу – Байбакову еще смешнее: да ведь он там и всегда живет. Казначейша, прикрикнув на Казначея, велит ему немедля признать Амальку, что Казначей и делает – из окошечка будки. Казначея выпускают и производят в маркизы Бланманже. Издали – крики: появляется Смотритель с Ираидкой и ее четырьмя унтерами, Ираидкины унтеры провозглашают: «Вот она – настоящая, природная матушка наша, Ираида Лукинишна!» Глуповцы сперва и слышать не хотят, но Смотритель приводит резоны: «А как она утром от батюшки нашего выходила – все видели? Ну, стало быть, и она тем же миром мазана, как и Амалька. А только Амалька – колбасница, немка, а та – наша, природная…» Глуповцы почесываются. Ираидка кидает в толпу горсть медных пятаков. Глуповцы кидаются, подбирают, кричат: «Ираида Лукинишна, матушка наша!» Амалька выходит на крыльцо. Краткий словесный бой между нею и Ираидкой скоро переходит в военные действия: Амалька со своими унтерами и маркизами – на крыльце палат. Ираидка – со своими – на крыльце кабака или острога. Глуповцы тоже разделились – уже засучили рукава и сейчас пойдут стена на стену. Маркиз Садовая-Голова не выдержал – тоже засучил рукава и, бросив Амальку, идет биться на кулачки – его зазывает к себе и та и другая стена. Пахомыч уговаривает Глуповцев, чтобы унялись – хотя бы на развод-то оставили. Не действует: сейчас начнется сражение… Вбегает часовщик Байбаков: хохочет, за живот держится: «Дунька-то… Дунька-то Толстопятая…»
Глуповцы. Что Дунька?
Байб<аков>. У Амальки сколько унтеров? Трое? У Ираидки? Четверо? А у Дуньки – все, никому отказу нету, наши слободские к ней валом валят, объявили ее матушкой… Ну-ка, за кого вы теперь?
Новый вестник – перебежчик с Дунькиной стороны – сообщает, что Дунька выпустила на Глуповцев большой клоповный завод: тучей сюда ползут. Смотритель призывает объединиться по случаю империалистической опасности, грозящей со стороны третьей силы – Дуньки. Глуповцы хватают обеих – и Амальку, и Ираидку – и сажают их в клетку. Унтеров ведут окунать в реку. Спорят, как быть с Казначеем: тоже окунать – или его нельзя, как он есть маркиз? Появляется клоповное войско Дуньки: ползут… Некий безумный храбрец из Глуповцев кидается на клопа с кулаками – и нету: съеден во мгновение ока. Глуповцы в страхе пятятся. Из будки Курицын-сын и другие кричат, молят, чтобы их выпустили… Вдруг – слышен камаринский марш, быстро входит отряд Оловянныхсолдатиков с пушкой, и на белом деревянном коне въезжает новый князь – Великанов. Он командует «Пли!» – и палит из пушечки горохом. Кучка Глуповцев падает – убиты.
Остальные. Вот это так палит! Вот это настоящий! Слава тебе, Господи: дожили!
Из будки – крик: «Уррраа-а!» Предводитель высадил дверь и вываливается наружу, за ним остальные. Великанов поворачивает пушечку на занимавшее позиции клоповное войско: «Пли!» Клоповное войско ползет назад. Курицын-сын рапортует: «Честь имею доложить вашему… ссству, что в городе все благополучно, утоплено семеро унтеров, налицо состоят самозванки – Амалька, Ираидка да Толстопятая Дунька…»
Великанов. Подать сюда Дуньку!
За сценой визг. Квартальный докладывает, что отступившие клопы накинулись на Дуньку и съели ее без остатка.
Великанов. Подать сюда Ираидку с Амалькой!
Снимает веретье, каким была покрыта клетка с Ираидкой и Амалькой: их там нету.
Великанов. Это что же значит, а?
Доктор производит осмотр и докладывает, что обе они съели друг друга – остались одни косточки.
Конец происшествия третьего:
Предводитель кричит: «Урра-а!» Глуповцы следом за ним: «Урра-а!»
Великанов. Сто-ой! Смиррнаа!
Курицын-сын. Тесс… Тесс…
Великанов(читает). «Приказ № 1: а) объявляется всеобщая цивилизация, б) предписывается сеяние и употребление в пищу горлицы и лаврового листа, в) воспрещается сеяние нецивилизованных злаков, как-то ржи, картошки, гороху и прочее». (Гпуповцам.) Поняли?
Глуповцы – переглядываются, почесываясь.
Великанов. Пли!
Пушка палит горохом.
Глуповцы(поспешно). Поняли! Поняли! Поняли!
Пятятся назад – Великанов наседает на них белым конем.
Площадь. Достопримечательности: колокольня и неоконченный монумент. Монумент изображает собою поднятого на дыбы огромного белого коня – всадника еще нет. Входят Пахомыч и Евсеич, за ними несколько Глуповцев.
Пахомыч. Да отстаньте вы от меня! Ну его, чего еще надо!
Глуповцы. Жрать! – Жрать хоцца! – Горчицу не жалаим. Лавровый лист не жалаим!
Евсеич. Братцы, потерпите! На том свете вам и ситный, и убоина – все будет…
Глуповцы. Не жалаим!
Пахомыч. Да вы что ж это: против него самого – против батюшки нашего слова говорите?
Глуповцы(оробели). Да нешто можно! – Да избавь Бог! Да мы ничего…
Пахомыч. Ну, то-то… (Уходит.)
Крамольники(Глуповцам). Эх, вы! – Так вы и будете терпеть – пока не сдохнете?
Глуповцы. Бей Крамольников!
Крамольники(отбежав в сторону). Пропащее наше дело! – Ничем их не проймешь!
Байбаков возле них, прислушивается – вдруг что-то придумал, хохочет.
Крамольники. Ты чего?
Байб<аков>. Скидывай сапоги!
Крам<ольники>. Зачем?
Байб<аков>.А мы из сапогов щи сварим: как щи увидят – все за вами побегут… Я их знаю!
Зажигают примус, сейчас будут варить щи. Появляется под руку разряженная пара, кавалер в удивительной треуголке с перьями. Вся компания всполошилась. Вдруг Байбаков гогочет: «Да это наш Садовая-Голова с Садовихой! Эй, Садовая-Голова, подь сюды!»
Садовиха. Заткни хайло-то! Я тебе не Садовиха: я – маркиза… Маркиз, Митька, пойдем…
Казначей с Казначейшей – идут навстречу.
Садовиха(к ним). Ах, здрасьте-здрасьте! Маркиз, Митька, – шляпу скинь!
Входят: Курицын-сын, Смотритель просвещения, Предводитель, Доктор, Квартальный, Крамольники и Байбаков-с примусом, с горшком, – прячутся внутри коня-монумента. Куриц<ын>-сын приказывает Квартальному согнать народ: сейчас начинается. От него допытываются: что начинается?
Кур<ицын>-сын. Не уполномочен сообщить… Одно скажу: нечто на предмет цивилизации…
Бегут Глуповцы, сгоняемые Квартальным и Будочниками. Кур<ицын>-сын объявляет им, что сейчас начнется, а пока что – Квартальный производит сбор добровольных пожертвований на окончание монумента.
Глуповцы(почесываясь). Та-ак…
Квартальный подходит с тарелочкой для сбора к Чудаку.
Чудак. А если я, например, не желаю?
Кварт<альный>. А не желаешь – в кутузку сядешь.
Чудак. Да ведь сказано – добровольно?
Кварт<альный>. Чуда-ак! А как же не добровольно? Выбирай сам что хочешь: хочешь – жертвуй, хочешь – в кутузку…
Чудак и другие Глуповцы, почесываясь, жертвуют. В это время наверху, над колокольней, показывается летающий Великанов: летает, приветствуя ручкой.
Кури<цын>-сын. Шапки долой! Глуповцы. Да где же он? – Где батюшка наш?
Кур<ицын>-сын воздевает руки к небу. Все увидели – всеобщее изумление.
Евсеич(умиленно). Глядите, глядите… Батюшка-то наш… херувимчик!
Маркиза-Бланманже-Казначейша. Ангел! Павильон!
Маркиза-Садовиха. Маркиз, Митька, да куды ты рыло воротишь – вон он – вон он!
Вдруг Великанов фалдой сюртука зацепился за крест колокольни и повис. Смятение. Дамы в отчаянии, Кур<ицын>-сын и остальные растерялись.
Маркиз-Садовая-Голова. Очень просто: колокольню свалить… Это – плевое дело!
Предводитель. Урраа!
Оба сейчас кинутся на колокольню.
Кур<ицын>-сын. С ума спятили? Стойте! Где Байбаков? Байбаков! Байбаков!
Байбаков высунулся из коня – с ложкой в руке – опять спрятался. Часть Глуповцев увидела его: «Да он там чегой-то лопает! Айда к нему!» Но Великанов уже отцепился от колокольни, под музыку плавно опускается вниз и усаживается на монументе – на коне. Усевшись, спрашивает: «Ну, поняли?» Глуповцы почесываются.
Великанов. Да как же вы смеете не понимать, когда я собственным примером показываю вам цивилизацию в виде летания?
Чудак. …от хорошей жизни не полетишь…
Великанов. Что-о?
Пахомыч. Он говорит, что жизнь-де наша хорошая, и так всем довольны. Благодарим покорно…
Великанов. То-то! (Курицыну-сыну.) Цивилизацию исполняют?
Кур<ицын>-сын. Как же, вашесство! Все – как приказано… Горчица… лавровый лист…
Великанов. Мореходство у вас есть?
Кур<ицын>-сын. Ни-никак нет, вашесство…
Велик<анов>. Эт-то почему такое?
Кур<ицын>-сын. Потому, вашесство… моря никакого нету…
Велик<анов>.Не возражать! Завтра же начать постройку Ноева ковчега!
Кур<ицын>-сын. Слушсс… вашесство.
Велик<анов>.Промышленность есть?
Кур<ицын>-сын. Как же, вашесство… Это самое, ла… лапти, например… (Толкает в бок Смотрителя.)
Смотритель. Часовщик у нас, вашесство, есть… Байбаков!..
Велик<анов>. Ну?
Смотритель. Часы изобрел: за одни сутки – двое суток показывают…
Велик<анов>. Молодец! Выдать ему… горчицы!
Предводитель. Урраа!
Велик<анов>.Спасибо. (Предводителю.) Подойди поближе. Где воспитание получил?
Предв<одитель> (так же, как отвечают «Здравия желаю»), В заведении искусственных минеральных вод, вашесство!
Велик<анов>. А-а… это промышленность, которая… ну… шипит?
Предв<одитель>.Так точно, шипит, вашесство!
Слышится громкое шипение – и у коня из-под хвоста вырывается струя пара.
Велик<анов>. Эт-то что такое?
Предв<одитель> (растерянно). Ши-шипит… (Пробует заткнуть рукою – обжег.) Ой!
Все кидаются к коню и стараются прекратить ужасное шипение.
Доктор. С научной точки – это изнутри, вашесство! Великанов. Открыть нутро!
Открывают. Оттуда – навстречу нескольким Глуповцам – высовывается с горшком щей Байбаков: «Щи, ребята, готовы! Кто щей хочет?»
Кур<ицын>-сын. Взять его! Взять их!
Глуповцы окружили Байбакова и Крамольников – хватают у них ложки, хлебают щи.
Великанов. Эт-то что такое?
Глуповцы. Щи… – Щи из сапогов…
Великанов. Горчицы не хотите? Лаврового листку не желаете?
Глуповцы все, как один, бухаются на колени, молчат.
Велик<анов>.Ну-у?
Глуповцы. Уволь от горчицы… – Невмоготу больше… – Не жалаим! – Потуда с коленей не встанем, покуда не уволишь…
Великанов. Ка-ак? Бунтовать… на коленях? Да я васс… Эй, артиллерия! (Глуповцам – разъяряясь все больше.) А-а, бу-унт? Бу-бу-бууннт? Бу-бу-бууу…
Щеки у Великанова от ярости надуваются, и сам он – на глазах у всех – заметно увеличивается в объеме.
Евсеич. Глядите, глядите: гневается-то как – инда раздулся! Мать Пресвятая… что ж это будет?
Входят Оловянные солдатики с артиллерией, впереди – горнист. Великанов выхватывает у него трубу, трубит сигнал – раздувается еще больше.
Курицын-сын (Глуповцам). После третьей трубы – палить будет… Сдавайтесь!
Глуповцы молчат. Великанов трубит еще раз.
Кур<ицын>-сын. Да вы что – ослепли? Не видите: на него глядеть страшно… Сдавайтесь!
Пахомыч. Братцы, ай и правда – сдаться?
Чудак. Все одно подыхать-то…
Глуповцы. Так! Так! Пущай палит!
Великанов в третий раз подносит трубу ко рту – сейчас протрубит последний раз… Пока все это происходит – появляется Неизвестный молодой человек в очках, с портфелем и записной книжкой, тихо что-то говорит Смотрителю просвещения. Смотритель сломя голову кидается к Великанову и в ужасе кричит ему: «Вашесство… Открыли… Нас – открыли!»
Великанов. Как?
Смотритель. А так, что ввиду сверхурочной цивилизации нам даже, если угодно, и рапортов писать некогда было, про нас и забыли, а теперь – вот он…
Великанов. Кто?
Смотритель(берет у Неизвестного молодого человека документ и читает). «Корреспондент газет и эксперт наук для открытия удивительных явлений природы».
Великанов(свирепея и раздуваясь до невероятной толщины). В га-зе-ты?
Неизв<естный> молодой человек. Так точно.
Великанов. Прро на-ас?
Неизв<естный> молодой человек. Про вас.
Великанов. Прро меня-а-а?
Неизвестн<ый> молодой человек. Именно.
Великанов, указывая артиллерии на Молодого человека, подносит к губам трубу, надувает щеки, раздувается весь до последних пределов… и вдруг – лопается с треском и падает…
Евсеич. Гос-споди, Никола-Угодник! Чиновные. Что? Что это?
Доктор – нагибается, глядит и провозглашает: «От чрезмерной ярости – лопнул»…
Княжьи палаты, острог, кабак. Но острог теперь украшен нежно-алыми розами, а кабак – белыми лилиями. Цветами увенчана также и полицейская будка. Кроме того, сооружен из цветов грот с будуарным фонтанчиком и соблазнительной кушеткой. Ночь, окна в палатах освещены, оттуда слышна музыка. У входа – Квартальный и несколько Будочников. Поодаль группа глазеющих Глуповцев – с Пахомычем и Евсеичем. Дверь в палатах распахивается, оттуда выбегают одетые в маскарадные – очень вольные – костюмы, проносятся со смехом и криками, снова скрываются в палаты. Снаружи остаются: Казначей с Казначейшей, Садовая-Голова с Садовихой, Курицын-сын. Казначейша – одета по Ватто, костюм к ней очень идет. Казначей – Меркурием, с фиговым листком, с крыльями на пятках, в одной руке жезл, другой рукой – стыдливо прикрывает фиговый листок.
Казначейша(Казначею). Мучитель мой… опять он! Ну, кто, кто ты?
Казначей. Ка-казначей…
Казначейша. Боже мой… да запомни же: ты, идиот, – Меркурий.
Казначей. Я… я идиот Меркурий…
Казначейша. Так как же ты стоишь… ну?
Казначей становится на одну ногу – в позе Меркурия.
Казначейша. Вот… станешь перед ним так и скажешь ему…
Казначей. Ко… кому?
Казначейша. Ему – самому… нашему ангелу… Скажешь, что маркиза – сгорает и что только он может залить пожар.
Казначей. Пожар… Слушаю, матушка… (Уходит.)
На освещенном месте появляются Курицын-сын, Садовая-Голова и Садовиха. Садовая-Голова – во фраке с чужого плеча, рукава коротки. Садовиха – в современном, коротком – выше колен – платье.
Кур<ицын>-сын(Садовой-Голове). Поздравляю. Вы заметили, как он сам, батюшка наш, благосклонно смотрел на вашу супругу?
Садовая-Голова(Садовихе). Ну, если ты будешь еще перед ним голыми титьками трясти, я тебе… во! (Кулак.) Очень просто!
Садовиха. Маркиз… Митька, пользы ты своей не понимаешь.
Куриц<ын>-сын (Садовой-Голове). Да… Любовь к отечеству…
Садова я-Голова. Не тем местом она любит!
Курицын-сын. А каким же, по-вашему, любить?
Садова я-Голова. Я ей покажу, каким…
Курицын-сын. Тесс! (Уводит обоих.)
Пахомыч. Ну, братцы, до-ожили! При новом-то при батюшке – каждый день масленица!
Крамольник. Погоди: будет и великий пост. Вон: слышишь?
Издали – чуть слышна барабанная дробь.
Пахомыч. Это… что же такое?
Крамольник. А вот как придет – тогда узнаешь, что такое…
Пахомыч. Да ты что стращаешь, что каркаешь? Крамольник!
Глуповцы. Бей Кррамо…
Куриц<ын>-сын(подбегает). Тсс… Вы, Головотяпы!
Пахомыч. Ваше курицсынство… да это не мы, это – Крамольники…
Курицын-сын. Как, опять они? Ну, чего, чего им, подлецам, еще надо? (Квартальному.) Если сам выйдет – береги его, ни на шаг от него не отходи… слышишь? Избави Бог что случится – ты в ответе…
Кварт<альный>.Слушссс…
Грустилов – выходит из палат с Пфейфершей; сзади у него, на мундире, крылья – не то ангельские, не то петушиные – и хвост.
Глуповцы. Сам… – Глядите: сам, сам… – Батюшка наш… – С крылышками…
Байбаков(мимо которого проходит Грустилов). А-а… Пахнет-то от него как… Видать – пищу легкую принимает.
Крамольники громко фыркают.
Куриц<ын>-сын (кидаясь к Глуповцам). Вон… вон отсюда… все!., пока целы…
Глуповцы уходят. Курицын-сын и остальные исчезают в неосвещенных углах, дабы не мешать самому. Один только Квартальный, непрестанно отдавая честь, на цыпочках идет сзади Грустилова.
Грустилов. Какая поэзия! Что за ночь, что за луна… с правой стороны… (Цитирует нечто высоко-поэтическое из Вертинского.) Какое неземное благоухание! (Наклоняется к корсажу Пфейферши.)
Пфейферша. Это – лориган. Я – грешница – я обожаю духи, цветы… и митрополита Введенского…
Грустило в. Цветы – дети земли… Я хочу подарить вам хотя бы такое дитя… (Нагибается за цветком.)
Квартальный – немедля кидается, срывает цветок и подает его.
Груст<илов> (Квартальному – с ласковым бешенством).Mon sieur agent, в ночное время вы можете не утруждать себя исполнением служебных обязанностей…
Кварт<альный>. Слушшссс… вашесство… (Отходит.)
Казначейша(подлетая к Квартальному). Ты что же – погубить его хочешь? Тебе это приказано? Чтобы ни на минуту не оставлял его!
Кварт<альный>. Слушшссс… (Снова следует за Грустиловым.)
Груст<илов> прикалывает цветок к корсажу Пфейферши.
Пфейферша. Нет, нет… оставьте меня… Я мечтаю только об одном: об уединенной келье…
Груст<илов>. Келья… Кель… Ке-ке-ке-ко-ко… (Распустив крылья и хвост, по-петушиному кружит около Пфейферши, загоняя ее в грот.)
Квартальный, улучив момент, кидается в грот и прячется там за кушеткой.
Пфейферша(Грустилову – в гроте). Что вы делаете… что вы делаете? Скорее… ради Бога, скорее…
У Грустилова, продолжающего петушиное действо, вдруг отваливается хвост. Квартальный, не выдержав, поднимает его и подает: «Вашесство… Хво… Хвостик ваш…» Пфейферша: «Ах» – и убегает.
Грустилов(бешено). Русским языком тебе, прро-хвост, говорю: не сметь подстерегать меня… Ввон, мерзавец!
Грустилов, разгневанный, выходит из грота. Казначейша толкает в спину Казначея, тот становится перед Грустиловым в позу Меркурия, но от страха сказать ничего не может, кроме: «Ва-ва-ва…» Потом обгоняет Грустилова еще раз и наконец выпаливает: «Ва-вашесство… П-п-по… пожар!»
Грустилов. Где? Что? Сюда! Сюда! Пожар!
Куриц<ын>-сын (выскакивает). Вашесство… я здесь. Осмелюсь доложить: пожар, так сказать, символический…
Груст<илов>. Как?
Куриц<ын>-сын (показывая на появляющуюся из тени Казначейшу). А вот она вам объяснит.
Грустилов(расцветая). Маркиза… вы? Что за ночь, что за луна с правой стороны… Лампада, келья… ке-ке-ке…
Казначейша. Ну да! Пошли…
Идут к гроту. Грустилов кружит около Казначейши по-петушиному.
Казначейша(мужу – шепотом.) Стой, идиот, у входа, стереги, чтобы никто… Слышишь?
Казначей в позе Меркурия становится на страже. Грустилов, войдя в грот, опускает занавеску, на освещенной изнутри занавеске – видна весьма увлекательная игра теней.
Пфейферша(созерцая все это). Нет… нет! Боже мой, ты поможешь мне – чтобы от меня… меня…
Перед нею появляется Миша-Возгрявый, сморкается натуральным способом, потом сует ей руку: «Цалуй!»
Пфейф<ерша>.Кто… кто вы? Миша. Не узнала? Я те, милка, покажу-у, хто я… (Тащит ее в полицейскую будку.)
Снова распахивается дверь в палатах, музыка – слышнее. Выходят замаскированные и танцуют танго. Из полицейской будки выходят Миша-Возгрявый и Пфейферша.
Миша. Ну, што, милка, поняла?
Пфейферша(на коленях). Да, да, да… Спаситель мой, божество… божествецо мое… алмазик…
Миша(дает ей крест и сверток). На… Бери, делай…
Пфейферша переодевается в монашеское платье. Из грота выходят Казначейша и Грустилов. Навстречу – Квартальный.
Груст<илов> (ему). А-а… Это ты, братец! Ну… что?
Квартальный трепещет.
А-а… Скажи, братец, что, например… тетерева у вас водятся?
Кварт<альный>. Рад стараться, вашесство!
Груст<илов>.Я, братец, знаешь, люблю иногда… Хорошо иногда посмотреть: как весною тетерева… это самое… понимаешь?
Кварт<альный>.Рад стараться, вашесство!
Садовиха – появляется из тени, Грустилов кидается к ней, распустив крылья, не успевает сделать и одного петушиного круга – останавливается как вкопанный, на пути у него – крест, воткнутый в землю Пфейфершей.
Грустилов. Что… что это?
На верху креста загорается лампочка.
Что это такое? Сю… сюда! Скорее!
Подбегает Курицын-сын и остальные – в масках.
Голоса. Знамение… – Крест… – Загорелось… Горит – смотрите! – Чудо!
Доктор(осмотрев лампочку). Гм… «Осрам», полуваттная.
Голоса. Полуваттная… – Слышите? Полуваттное… знамение…
Грустилов(увидел монахиню-Пфейфершу). Кто… кто вы? Не смотрите на меня так!
Пфейферша. Покайся… несчастный!
Груст<илов>.Но право же… я… как будто…
Пфейф<ерша>.Покайся! Иначе тебя ждет (на крест) – вот это!
Груст<илов>. Но… но за что же?
Пфейф<ерша>(показывая на грот). А там – что было?
Груст<илов>. Боже мой… она все, все знает… все видит!
Пфейф<ерша>. Да, я все вижу! Ты передо мною – ой одежд, голый… И вы все – голые…
Дамы сконфуженно ежатся. Казначей прикрывает свой фиговый листок.
И я вижу ваши тела на улицах – как падаль…
Груст<илов>.Замолчите! (В тишине – слышна жуткая барабанная дробь.) Что это? (Молчание.) Господа… Я чувствую – действительно близко что-то… я не знаю что… Может быть – в самом деле покаяться… на всякий случай?
Казначейша. Да, да… ангел! Покаемся вместе… идем!
Садовиха щиплет ее.
Ай!
Груст<илов>.Господа… Забудем все, что было… (Цитирует Вертинского.) Дайте… Дайте мне вериги. (Ему подают подтяжки, он надевает их.) Господа, завтра мы раздерем на себе одежды…
Казначейша. Я – согласна!
Груст<илов>. Мы будем жить в шатрах и питаться только акридами и дикими… устрицами. (Курицыну-сыну.) Пожалуйста, распорядитесь, чтобы с нами поехал Simon от Кюба – он делает такие устрицы a la Monico, что… (Повернувшись к Пфейферше и все больше воодушевляясь.) И если еще к этому бутылочку… (Втягивает ноздрями воздух, наклоняется, обнюхивает Пфейфер-шу.) Зна… знакомый запах! Какая поэзия!.. Что за ночь…
Пфейферша. Прими руки, несчастный! Ты кощунствуешь!
Груст<илов>. Ах, да… я, кажется, в самом деле…
Пфейф<ерша>. После него – никто не смеет касаться меня!
Груст<илов>. После… кого?
Пфейф<ерша>. После того, кто послан спасти тебя и всех нас. Иди за мною – и ты сподобишься увидеть его…
Снова слышна барабанная дробь.
Груст<илов> (прислушиваясь). Постойте: опять? (Пфейферше.) Я – согласен. Ведите, скорее – ведите нас! Господа… идемте!
Все идут за Пфейфершей к полицейской будке.
Пфейферша(к будке). Божество… божестве-цо мое… алмазик… это я!
Из будки слышно: втягивает носом, отхаркивается, плюет.
Пфейф<ерша> (восторженно). Он… он! Вы слышите? (К будке.) Еще… еще скажи нам что-нибудь… Слушайте… Слушайте – сейчас…
Миша-Возгрявый(из будки, диким голосом). Без працы-ы… не бенды-ы… коломацы-ы-ы…
Пфейф<ерша>. Вы слышите? На колени!
Все – на коленях. Миша-Возгрявый – выползает из будки, глядит на всех, сморкается – как в первый раз.
Пфейф<ерша>. Дай-дай-дай причаститься мне! (Лобызает Мишины пальцы. Грустилову.) Причащайся… причащайся!
Грустилов(подползает на коленж, вдруг отворачивается). Ф-фу… как пахнет!
Пфейф<ерша>. Несчастный! Ты забыл… что ждет тебя? Смирись!
Груст<илов>. Я… я смирился… (Целует Мишины пальцы.)
Миша встает.
Пфейф<ерша> (шепотом). Вставайте… вставайте… можно…
Миша(медленно развязывает полотенце, которым подпоясан. Уставившись в Казначейшу и ткнув ее в живот, произносит). Бе-ло-бо-ки камушки, бе-ло-пу-пы дамочки… Белобоки камушки – белопупы дамочки, белобоки камушки – белопупы дамочки…
Повторяя священные слова быстрее и хлеща себя полотенцем, Миша-Возгрявый начинает кружиться, за ним – Пфейферша, потом Казначейша, Грустилов и остальные. Только Доктор и Курицын-сын стоят в стороне.
Куриц<ын>-сын. Позвольте… что ж это… что ж это…
Снова барабанная дробь – все ближе, но никто ее не слышит: неистовое кружение, взвизги, всхлипы. Предшествуемый барабанщиками, внезапно появляется Угрюм-Бурчеев, идет по прямой линии, против крыльца поворачивается под прямым углом и скрывается в палатах. Никто не видит его, кроме Курицына-сына, который вращается за Угрюм-Бурчеевым, как компасная стрелка, входит следом за ним в палаты – и через секунду вылетает обратно с бумагой в руке.
Куриц<ын>-сын. Господа! Господа… последнее происшествие!
Все мгновенно останавливаются.
Куриц<ын>-сын. Господа… вот… бумага: прибыл и водворился новый наш батюшка… Угрюм-Бурчеев…
Предводитель. Урр… эп… (Спохватившись.) А… а… а как же прежний?
Остальные. Да, а как же это? – Позвольте: да где же он? – Господа, где же он?
Куриц<ын>-сын. Да, где же он, в самом деле?
Ищут. Грустилов исчез.
Что же это? Ведь только сейчас он был тут…
Садова я-Голова. А может, его вовсе даже и не было?
Куриц<ын>-сын. Позвольте… что же это? Во сне все… или я спятил?
Из палат слышна барабанная дробь, все застывают, вытянув руки по швам.
Пфейферша. Кайтесь! кайтесь! Скорее! Настали последние времена!
