Текст книги "Том 4. Беседы еретика"
Автор книги: Евгений Замятин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 36 страниц)
Заметки из журнала «Современный Запад»*
<От редакции. Послесловие (№ 1, 1922)>
Цель «Современного Запада» – дать русскому читателю по возможности полную и строго объективную картину умственной и художественной жизни современной Европы.
Поставленная в таком масштабе задача не может быть, конечно, исчерпана в одной, двух книгах журнала и потребует для своего выполнения значительного времени и большой редакционной работы.
Считаясь с наличностью имевшегося под рукой материала, редакция посвятила предлагаемую читателям первую книгу журнала главным образом выяснению тех философских и литературных течений, которые получили за последние годы широкое распространение среди некоторой части европейской – по преимуществу германской – интеллигенции, переживающей в настоящее время тяжелый послевоенный кризис, с весьма характерным для таких периодов истории тяготением к идеям пессимизма и релятивизма и склонностью к мистическим проблемам.
Нет сомнения, что наряду с этой Европой в той же Германии, не говоря уже о других европейских странах, имеются более активные и жизнерадостные философские и литературные образования, характеристике которых будут посвящены ближайшие номера нашего журнала.
Жорж Дюамель. Кирасир Кювелье
Рассказ в переводе А. Кугеля
Жорж Дюамель (Georges Duhamel) вместе с Жюлем Роменом и Шарлем Вильдраком стоит во главе одной из наиболее влиятельных групп современных французских поэтов – так называемых – «унанимистов». Философия их, приемлющая весь мир, со всем темным и светлым, малым и великим – стоит в некотором родстве с философией Уолта Уитмена. Особенно выделился Дюамель после опубликования четырех его книг из эпохи последней мировой войны: «Жизнь жертв», «Принадлежащие миру», «Цивилизация» и «Разговоры в сутолоке». Сам участник и очевидец войны, Дюамель дает в этих книгах материал, документирующий войну не меньше, чем известные романы Барбюса, но художественные средства Дюамеля богаче и тоньше.
Печатающийся ниже рассказ взят из книги Дюамеля «Civilisation».
Казимир Эдшмид. Герцогиня
Кусок руды – одно целое, и только потом – в плавильной печи – отделяется чистый металл от шлака. Только теперь, когда несколько затих шум, поднятый вокруг немецкого экспрессионизма, когда дошли к нам книги экспрессионистов, стало видно, как много шлаку было в этой руде. Тем не менее, есть там и полновесный металл, и такой кованый, металлический талант – у Казимира Эдшмида. Это – один из основных теоретиков экспрессионизма и едва ли не самый талантливый среди них беллетрист. Им написаны две книги essays: «Die doppeikopfige Nymphe» – «Двуглавая нимфа» и «UЬег Expressionismiis in Literatur und neuer Dichtung» – «Экспрессионизм в литературе и новой поэзии», четыре небольших томика новелл и роман. Новелла «Герцогиня» взята из книги Эдшмида «Тимур» (три новеллы). Центральное действующее лицо этой новеллы Виллон (Frangois Villon), один из замечательнейших старофранцузских поэтов, «Гейне XV столетия», как назвал его один из французских писателей. Наиболее известны два его стихотворных сборника (на старофранцузском языке): «Le petit testament» – «Малое завещание» и «Le grand testament» – «Большое завещание».
Фабула новеллы составлена частью из действительных событий жизни Биллона: убийство, воровство, бродяжничество, тюрьма, близость виселицы и одновременно самые высокие порывы, – все это из биографии Виллона, дошедшей до нас, впрочем, в довольно отрывочном и неполном виде.
<1923>
Густав Мейринк. Игра цикад
Новелла в переводе Э. Ш.
Мировая война и социальные перевороты последних лет разрушили устоявшийся прочный быт, внесли в жизнь элемент неожиданности, фантастики. Совершенно естественно, что и современная литература от простого, реалистического изображения быта перешла к иным формам, где реальность сочетается с фантастикой, с философским синтезом, иногда даже с мистикой. За последние годы западные беллетристы и драматурги дали целый ряд таких произведений (пьеса Верфеля «Человек из зеркала», роман Фаррера «Присужденные к смерти», серия романов Мак-Орлана, «Атлантида» Бенуа, роман Берже «Боги трепещут», пьеса «Назад к Мафусаилу» Шо и др.).
К этой полосе примыкает и Мейринк, автор романов «Голем» и «Зеленый лик», а также ряда новелл.
В формальном отношении критика относит Мейринка к новейшей немецкой литературной школе «экспрессионистов»; характеристику всех особенностей этой школы читатель найдет ниже в статьях Н. Радлова «Современное искусство Франции и Германии» и А. Гвоздева «Экспрессионизм в немецкой драме».
1922
Бернард Шоу. Начинается
Печатаемая ниже пьеса Бернарда Шоу представляет, в сущности, только одну часть его большой драматической пенталогии: «Назад к Мафусаилу». Книге этой предпослано обширное предисловие автора, где он подвергает анализу учение дарвинистов и ламаркистов, теорию эволюции и естественного отбора – и приходит к выводу, что будущее человечества в «Intentional selection» – в сознательном отборе и эволюции. Только таким путем, утверждает Шоу, человек может, наконец, победить смерть и увеличить длительность своей жизни до мафусаиловых лет. А это, в свою очередь, будет иметь огромные социальные последствия: только при таком долголетии человек станет подлинно взрослым и мудрым, – теперь люди кончают жизнь 70-летними детьми. Драматическое воплощение этого тезиса и составляет содержание пенталогии.
В первой из пьес пенталогии действие происходит в раю, в 4004 г. до P. X. Действующие лица – Адам, Ева, Каин, Змий. В этой одноактной пьесе («In the Beginning» – «В начале») – люди впервые узнают смерть, из бессмертных становятся смертными.
Во второй пьесе, тоже одноактной («The Gospel of the Brothers Barnabas» – «Евангелие от братьев Барнабас»), – действие происходит в наши дни. В пьесе – два основных задания: дать карикатуру на современных общественных деятелей Англии (м-р Бэрдж и м-р Льюбэн) и одновременно изложить теорию продления человеческой жизни (братья Барнабас).
Третья часть (2170 г. поР. X. «Начинается») отчасти связана со второй действующими лицами. Викарий Гэслам из второй пьесы переходит в третью под именем Архиепископа. Горничная – становится миссис Льютстринг, и наконец, в м-ре Бэрдж-Льюбэн слиты в одно два соответствующих характера второй пьесы.
Четвертая, трехактная, пьеса – в 3000 г. послеР. X. («Tragedy of an elderly gentleman» – «Трагедия стареющего джентльмена») показывает смешанный период эволюции человека, когда одновременно живут и новые мафусаилы, люди прежней – недолговечной природы.
В последней, пятой, одноактной пьесе (31920 г. после Р. X. «As far as Thought Can Reach» – «Так далеко, как только может залететь мысль») – уже нет недолговечных людей. Но и здесь есть драматическая коллизия: она дана противопоставлением «молодежи» и «древних». «Молодежь» – это люди в возрасте до 4-х лет (в этом периоде люди уже не рождаются, а вылупляются из яиц в возрасте 16–17 лет, так что четырехлетний возраст соответствует приблизительно 20–21 году). «Молодежь» свой срок проводит в «играх» – любви и занятиях искусством. После 4-х лет «игры» людям становятся уже скучны, и они посвящают себя мудрости, мысли, развитию в себе новых сил – с точки зрения современной – сверхъестественных.
Во всей пьесе «Назад к Мафусаилу» – много длинных – публицистических и философских – монологов, иногда – целые социальные памфлеты. И это делает пьесу скорее пьесой для чтения, чем для театра. Тем не менее в Америке пьеса ставилась (исполнение ее занимает три вечера) и имела большой успех.
<1923>
Англия и Америка <О романе Д. Джойса «Улисс»>
Одной из наиболее выдающихся книг в английской художественной прозе за последний год является «Улисс» Джеймса Джойса (James Joyce).
Джеймс Джойс – ирландец. Перед началом мировой войны вышел том его рассказов – «Дублинцы», немного позже – роман «Портрет художника» и драма «Изгнанники». В течение последних пяти лет о нем ничего не было слышно, он нигде не печатался. И только в этом году вышла – напечатанная во Франции, по подписке (3 фунта стерлингов за экз.) – эта его книга «Улисс», около 700 стр. большого формата мелкой печати.
Это – не роман и не повесть в обычном смысле этого слова, а что-то вроде живой, острой, художественной летописи подлинной жизни Ирландии: все действующие лица – действительно живущие сейчас в Дублине деятели политики и литературы, художники и завсегдатаи дублинских трактиров: автор почти не старался прикрыть их вымышленными именами. Книга – жестокая, звонкая; это пощечина и Британии, и Ирландии. Об «Улиссе» много писали, ругали и хвалили автора, как давно никого не ругали и не хвалили. Между прочим, в английской чопорной литературе до сих пор ни один автор не подходил так грубо, реалистически к вопросам сексуального порядка, что дало повод многим критикам усмотреть в книге «порнографию». Рядом с этим отмечалось, что у автора – поразительное знание и необычайно тонкое понимание Шекспира, критике которого он уделяет много места в своей многосторонней книге. Издана была эта книга во Франции потому, что ни в Англии, ни тем более в Ирландии ни один книгоиздатель не взялся бы ее напечатать, чтобы не навлечь на себя судебного преследования. О впечатлении, произведенном книгой Джойса на публику, можно судить по тому, что вскоре после ее выхода в газетах время от времени появлялись объявления о готовности уплатить за «Улисса» 8-10-12 фунтов.
Роман, произведший сильное впечатление на континенте, вызывает довольно холодное отношение со стороны английской критики. Она считает его «антиевропейским» за крайний индивидуализм, переходящий в анархизм, за полное отрицание социальной морали. Отмечается нечто общее по духу с «Братьями Карамазовыми». Типичной чертой «ирландского ума» признается своеобразное сплетение в романе трагического и комического начал.
<1923>
Приложения
Стихотворения
Желание*Л. Н. Усовой
СПб. Фонтанка. 1908 г.
Я ничего не хочу,
Дай мне лишь снов и любви.
Жизнью своею плачу –
Заплачу, лишь меня позови.
Веки замкнувши, шепни:
«Милый, скорее. Я жду
Милый, скорей. Мы одни». –
Я поникну, качнусь, упаду.
Я упаду на костер,
В пламя объятий твоих.
Я так хочу, чтобы стер –
Как узор, мне всю жизнь этот миг.
Евг. Замятин
Л. Н. Усовой*Л. Н. Усовой
16 сент. 1909 г.
О, ты, из породы медичек,
Хотя маленькая, но тем не менее милая Мила,
Вынув сии цветы из петличек,
В дар тебе с опущенной головой приносим уныло.
Уныло, потому что не знаем,
Как посмотришь ты на наше поведение в этом доме,
Снятом, как известно в наем
Холерой – при таком строгом, как ты, мажордоме.
А что до нашего поведения,
То по всем вероятиям, оно будет довольно воинственное.
Недаром же тратил деньги я
Вот на эти свертки, весьма таинственные.
Но все тайное будет явным –
Как сказано где-то, кажется, в Святом Писании.
Бутылки – силу дал дьявол им –
Приведут нас в хорошее настроение, вращение и качание.
Евг. Замятин
Из альбома Розы Васильевны Руры*
Без шипов не бывает роза,
Васильевна – не Васильевна – все равно.
После поэзии – непременно проза, –
Так уж нам видно всем суждено.
Я тут купил намедни фунт чаю.
«Китайский, говорит, – пью сама».
Прихожу домой – а жена встречает:
«Тридцать тысяч!* Да ты спятил с ума!»
И лежит китайский в шкафу,
А я по-прежнему пью травку сухую.
Подойду, протяну руку… фу!
Тридцать тысяч! А ну его к Богу!
Но, Роза Васильевна, не Вы:
Это – Антанта, все Врангель и Антанта
Виноваты, что на берегах Невы
Рай пурпурный обращен в ад Данта.
18.1.1921
Евг. Замятин
* Разумеется, прейскурант этот – фикция: тридцать тысяч – злая клевета на Розу Васильевну, а жена – клевета – на автора.
Евг. Замятин
Былины*
Встреча Вольги с Микулой. «Соха».
Волх – оборотень; «сокол», «тур», «волк», «горностай». Танец: «лет сокола», «бег горностая», гнев «Тура»… Борьба с индийским царем: Волх, обратившись в горностая – бегал по «подвалам-теремам» – портил вражье оружие; дружина спит… Разбудил, подошли к стене, воротам; «дружина закручинилась». Волх обернул всех «мурашами» (змеями – лучше)…
Три дороги: «богату быть», «женату быть» и «убиту быть»…
Илья и Соловей: Соловей с дуба – «засвистал по-соловьиному», «зашипел по-змеиному», «зрявкал по-звериному»… Выстрел Ильи – Соловей падает с дуба… Соловьиха – пытается выкупить золотом… Илья – у Владимира: пир, бояре. Вышли на двор, там Соловей опять засвистал. – Бояре и князья «на карачках поползли» от страху, князь Владимир с женой еле жив стоит…
Илья бросает подаренную Владимиром шубу; на него доносят; его сажают «в погреба глубокие». Княгиня через подземный ход кормит его. Он освобожден, когда Киев обложен Калиной-царем…
Смерть Ильи. Находит келью, делает себе сам эпитафию. Находит крест, под ним погреб с «несметно злато-серебра». Выстроил в Киеве церковь, – и сам окаменел – «и пононе его мощи нетленные»…
Добрыня-юноша. Охотится на «гусей-лебедей». Его мать предупреждает, чтоб не ездил «в горы Сорочинские», не топтал «лютых малых змеенышей», не купался бы «в быстрой Пугай-реке». Добрыня плеткой прибил змеенышей. Встреча с «красными девицами, моющими белье в Пугай-реке». Они предупреждают его. Он сбрасывает оружие и одежду, все-таки хочет купаться. «Не шум шумит, не дождь дождит – а великий гром едет». Змей Горыныч выползает – встает на дыбы. Добрыня спасается от него в реке, но Змей – ждет его. Выскочил Добрыня на берег, ударил Змея «колпаком», вскочил «на белы груди»… Мир с побежденным Змеем… Змей уползает.
Добрыня побежден в бою «поляницей» Настасьей Микуличной, но она щадит его, потому что полюбила. Они – муж и жена. (?)
Добрыня и Алеша уезжают в поход; жена, Настасья, остается дома. Алеша Попович, его «названый брат», приезжает – привозит весть, что убит в бою Добрыня… Добры – ню оплакивают мать и Настасья. Но она его завет исполнила и ждала 6 лет (вместо 3-х). Прошло еще 6 лет; князь Владимир ходит – сватает Настасью за Алешу. Настасья пошла за него; и уже – свадебный пир идет (день третий). Сегодня – в церковь пойдут… А Добрыня в это время – у Царь-града; конь – предупреждает его человеческим голосом об измене жены. Добрыня мчится домой. Переодевается скоморохом, входит с гуслями на пир, без доклада. Князь Владимир – разгневан, посылает его «на запечки». Он играет там на гуслях – все призамолкли. Он пляшет – танцем изображает свою встречу и свадьбу с Настасьей. Та встревожена, плачет. Князь предлагает ему самому выбрать место – и он выбирает – возле Настасьи, невесты. Он наливает чашу, опускает туда свой перстень, подносит Настасье, чтоб выпила «до дна». Та выпила, увидела перстень на дне – признала. Выскочила из-за стола, упала в ноги Добрыне. Никто не понимает – она тогда показывает перстень… Князю – стыдно… Алеша просит простить его. Добрыня «ухватил Алешку за желты кудри» и поучил его «шальной подорожиной»… «Счастливый конец».
Дюк Степанович – из Карелы.
Соловей Будимирович приезжает к Владимиру, подносит дары, получает от него разрешение построить терем. В терем приходит Запава – предлагает себя в жены; Соловей отвергает: «Сама себя девушка просватывает». А затем идет к князю Владимиру и сам сватает у него Запаву. Венчание…
Чурила – «Дон Жуан», красавец. В Киеве – на него все заглядываются: «девушки – заборы трещат, молодушки – оконницы звенят; где стары глядят – манатьи на себе дерут». А выпала с вечера пороша… Чурила – у «Катерины Прекрасной», жены старого Бермяты. По следу Чурилы в снегу идут с фонарями… Ведет ее «сенная девка». Бермята – в гневе; вошел в горницу к жене, взял саблю со стенки. Чурилы не видно… Разговор с женой; она: «Хочу я тебя срядить лучше старого…» Увидел он за печкой «две свечки горят: то ясны очи глядят, то Чуриловы». Бермята: «До тебя мне, Чурила, дела нет; мы с тобой, Чурила, побратуемся…» А жену хочет женить на «вострой сабельке…».
Ставр Годинович. У него жена-красавица Василиса Микулична. На пиру у князя Владимира Ставр стал хвастаться своей женой: «Самого тебя, Владимира, с ума сведет…» За эти речи – князь приказал посадить Ставра «в погреба холодные». Василиса узнала; зовет служанок, ей рубят косы, она переодевается богатырем – послом земли Глёнской, идет к Владимиру. Сватается за его дочь. Условия князя: «побороться об одной ручке». Василиса побеждает всех. Тогда князь вызывает Ставра: Василиса поборола и его, но вместо того, чтоб убить – взяла и «поцеловала в уста сахарные» – и Ставр узнал жену…
Потык. По просьбе князя Владимира отправился на охоту – стрелять лебедей. И увидел Лебедь – «через перо вся золота головушка увивана красным золотом» etc. Натянул лук, но Лебедь заговорила: «Не стреляй меня, я пригожусь тебе», – вышла на берег красной девицей. Потык влюбился – целует ее. Она согласна стать его женой, но при условии: кто первый умрет – второму живьем в гроб идти. В Киеве – обручение, свадьба и присяга: кто из них умрет etc. Пир. Свадебный; ведут молодых в гридню спальную… Через 1 1/2 года Авдотья Лиховидьевна захворала и умерла. Привезли тело на санях к собору, выкопали могилу, спустили туда умершую – причет, пение. Спустили туда же и Потыка (с конем, сбруей ратной) со свечой. В полночь собрались Змей и сам Большой Змей – палит огнем. Потык зарубил его, змеиной головой стал мазать тело Авдотьи – и она ожила. Потык дернул за проведенную к нему в могилу веревку. Зазвонил колокол, монах-трапезник услышал, подбежал к могиле, видит: веревка над могилой дергается… Собрался народ, дивится. Разрыли могилу, вытащили Потыка и Авдотью. Окропили их святой водой… А когда Потык состарился и умер – его жену похоронили живой вместе с ним…
Потык и сорок калик. Калики – клади «залог» меж собой: кто украдет или какой другой грех совершит – того казнить, «пламенем язык выжигать». Они шли мимо дворца князя Владимира. Княгиня Опраксия глядела через окно, увидела «душечку Михаила Потыка сына Ивановича». Ей приглянулся Михайла. Она зазвала калик к себе. Пир им устроила. Потыка «проводила в покои особые». Потык отказался от ее любви – и сказал, почему: зарок у них, у калик, положен. Опраксия призвала своего чашника, дала ему любимую чашу мужа и велела положить чашу в котомку Потыка. Наутро пошли калики дальше. Не поспели они отойти – скачет Алеша Попович: «Вы украли чашу князя! Воры вы, разбойники!» Оскорбленные калики поколотили клюками Алешу – еле жив ушел. Только пошли дальше – «погоня великая» с Добрыней. Добрыня вежлив: «Не попала ли в котомки к вам чаша князя?» Все открыли свои котомки – и чаша нашлась у Потыка. Взял Добрыня чашу и поехал. А у Потыка калики «пламенем язык вынули», сами заплакали, пошли дальше. Потык – один, пополз – слепой… к дубу. На дуб прилетела птица райская, запела: «Кто помоется росою с этой шелковой травы, тот здрав будет». Потык помылся – и исцелился.
Дунай Иванович и Добрыня – отправляются Владимиром как сваты к Опраксии в «Литву» (где, впрочем – все татары…). Король литовский обиделся, что князь послал ему сватом «холопину дворянскую», велел бросить в «погреба глубокие». Дунай перескочил через золотой стул, схватил татарина (чучело), стал им, как палицей орудовать, побивать татар. Король бегает, укрываясь куньей шубой… Потом сел: согласен на сватовство. (Вариант: Дунай: «Возьму Опраксу твою дщерь за парубка». Пошел отламывать замки – да в терем к Опраксии: та – согласна, рада за князя идти. Но вдогонку за Дунаем – послана ее сестра, поляница Настасья. Залетела было на Дуная, но… он обнял ее, поцеловал – и она сдалась, она выходит за него замуж.) Взяли Опраксу – поехали в Киев. Спать легли, оставив в головах колья, сабли. Догоняет их татарин какой-то. Бой его с Дунаем. «Рыкнул татарин по-звериному, свистнул по-змеиному», – свалился Дунай. Вскочил – сбил с ног татарина, насел на него. Хочет убить его, но… увидал девичьи груди: то была Настасья. И взял ее за себя замуж: две свадьбы в Киеве сразу… (конец былины: состязание в стрельбе – Настасья попадает стрелой в лезвие ножа, так что стрела рассекается на две половины; Дунай попробовал – промахнулся, не может так. Рассердился Дунай – и спустил стрелу в Настасьину белу грудь…)
* * *
1. Добрыня подошел к пещере Змея Горыныча, чтобы убить его. Здесь же и Алеша – струсил… За тем же – пришел и другой богатырь, который оказывается Настасьей. Но увидел Лебедь – натянул стрелу. (12 лебедей.) Лебедь выходит из воды и оказывается Настасьей. Добрыня женится на ней, обмен кольцами – и возвращается, чтобы сразиться со Змеем. Возвращается и убивает Змея. Алеша же – струсил, убежал. Дома – Алеша Попович привозит известие, что он погиб. Соблазняет Настасью. Свадьба. Возвращение Добрыни в виде скомороха etc.
2. Потык и сорок калик. Зарок. В тереме князя Владимира. Опраксия – в роли жены <нрзб.>. И здесь же встреча с Авдотьей и любовь ее. Чаша в сумке Потыка. Он – вор. Калики решают похоронить его заживо. Плач, прощанье их, с ним, колокол… Авдотья сама ложится в могилу и протягивает веревку от колокола. Потыка зарывают. Авдотья спасает его…
<1932–1933>
