Текст книги "Иду на Вы"

Автор книги: Евгений Санин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Только, думаю, не сразу. А чтоб хан поверил! Он золото любит, вот я и торговаться стал!

– Да, ты так торговался, что мой отец, наверное, позавидовал бы!

Славко усмехнулся, умалчивая, что научился так торговаться в споре со Звениславом об одолень-траве, и только сказал:

– Ну а когда грамота, считай, уже в моих руках была, дальше надо было, чтоб хан в каждое ее слово поверил… А как это было сделать? Он ведь не одну грамоту от князей получал! А я, кроме этой, ни одной и в глаза-то не видел! Тут я и вспомнил про гонца… хм-мм… гонца… гонца…

– Ты что это замолчал? – заторопил Звенислав.

– Да так… ничего, – словно очнувшись, посмотрел на него Славко. – На чем я остановился?

– На гонце! – удивленно напомнил тот.

– Ах да! Гонце… гонце…

– Да что с тобой, наконец? – уже не на шутку встревожился Звенислав.

– Я говорю, вот и стал тогда повторять то, что говорил он в бреду!

– А я-то подумал, что ты и правда…

– За тридцать сребреников – тьфу! – златников Русь решил продать? – насмешливо уточнил Славко.

– Да!.. – виновато вздохнул Звенислав. – Аж в глазах темно стало. Даже не помню, как и драться полез! Ты уж прости, вон как отходил тебя кулаками…

– Да мне только того и надо было! – усмехнулся Славко. – Как только ты на меня кинулся да еще и убить захотел – видел бы ты тогда свои глаза, – тут хан совсем нам поверил! Вон слышишь, как теперь радуется?

Славко кивнул на хана, который с довольным видом разговаривал с воинами, делясь своими богатыми планами. И оба отрока, прервав разговор, невольно стали прислушиваться к его словам.

А хан тем временем довольным тоном приговаривал:

– Вот она к-де была правда – в грамоте! Не зря мы за ней поех-хали! Купца, так уж и быть, отпущ-щу!

– Слыхал, это же он – про твоего отца! – шепнул Славко.

– Слава Богу! – откликнулся влажным голосом Звенислав. – Не будь я связан – сто земных поклонов бы положил!

– А этого дважды предателя, князя-изгоя… – уже гневно продолжал между тем Белдуз…

– Хан, позволь мне, когда вернемся, я его одного – двумя стрелами! – умоляющим тоном попросил Узлюк.

– Хоть тремя! – великодушно согласился хан.

– Ну, хоть раз его стрелы доброе дело сделают! – с облегчением шепнул Звениславу Славко.

А хан все продолжал:

– В Корсунь верного ч-человека пошлю. Скажу, чтоб они к набегу рус-ских как следует подготовились. Чтоб они их под стенами крепости два мес-сяца продержали. А мы за это время откормим своих коней…Соберем всю Степь. И – таким набегом, какого никогда не было, пойдем на всю беззащитную Русь!

– Ай да хан! – восторженно закричали половцы. – Всю Степь!

– На всю Русь!

– Такое придумать!

– Тут никаких стрел не хватит!.. – озадаченно покачал головой Узлюк.

– Ха-ха-ха! – перебивая всех, смеялся Белдуз. – Русь-сь на Корсунь, а мы – на Рус-с-сь! Все сожжем, все заберем! Никого не оставим!

– Слыхал? – подтолкнул плечом Славку Звенислав. – А все ты!

– Мы! – поправил его тот. – Мономах, ты, я, гонец! Хм-мм… гонец … Конечно, здорово, что мы такого хана перехитрили. Только все это – зря!

– Как это зря? – даже обиделся купеческий сын. – Ты же ведь сам видишь, поверил нам хан, поверил!!

– Хан-то поверил, а вот Мономах…

– Что Мономах?

– Да я вот все про гонца думаю, – признался Славко. – Привязал ты его хорошо, конь наш тоже еще не слаб. Доедет ведь он до князя: он же – гонец!

– Ну, допустим, доедет, – согласился Звенислав. – И – что?..

Славко помолчал и вздохнул:

– А то, что отменит Мономах этот поход! Он-то ведь помудрей хана будет, сразу догадается, что тот не поверит слуху про Корсунь, коли грамота в его руках оказалась…

Огорченные Славкиным открытием, теперь уже оба отрока долго лежали молча.

Наконец, Звенислав, чуть не плача, шепнул, кивая на веселившихся половцев:

– А хан-то поверил…

– И что самое обидное – Мономаху про то неведомо! – с болью в голосе добавил Славко.

Они еще несколько минут помолчали, и Звенислав, поворачиваясь, со стоном вдруг спросил:

– Все мне ясно, одного не пойму: зачем ты Мономахом-то их напугал?

– А я и сам не знаю зачем! – отозвался Славко. – Само получилось. Будто защиты у него попросил…

– Как это? – не понял Звенислав. – Чем он нам издали помочь может?

– Не скажи! Как это чем? – возразил Славко. – Может, половцы нас сразу бы прикончили да в Степь ускакали. А так, видишь, живы, и времени теперь у нас, чтобы что-то придумать, не воз, а – целый обоз!

– Да что тут теперь сделаешь… – уныло протянул купеческий сын. – Тут сам Мономах и то бы, наверное, уже ничего не придумал!

– Слушай! – услышав про Мономаха, с неожиданным интересом спросил Славко. – А самто ты его видел?

– Кого – Мономаха? Еще бы! Несколько раз! Только… издали. И… один раз, когда меня к нему подвели.

– А что ж сам не подходил? – насмешливо уточнил Славко.

– Боялся…

– Эх ты!

– Что – я? – с вызовом ответил Звенислав. – Его даже воеводы боятся, говорят – князь еще слова не молвил, а ноги уже сами по делу несут! И потом – это ведь еще до одолень-травы было. Сейчас бы я не то что пошел, подбежал бы к нему да все-все рассказал! Я бы…

– Постой-постой, как ты сказал? – перебил его Славко.

– Пошел бы… подбежал… рассказал… – недоумевая, повторил купеческий сын. – А что?

– А то – что… вот что нам делать надо! – от радости чуть было не воскликнул Славко и, спохватившись, перешел на таинственный шепот: – Мономаха обо всем известить!..

– Мономаха? Известить? Ну да, конечно, я тоже сразу об этом подумал! – так же шепотом сразу же подхватил Звенислав и заморгал, глядя на Славку. – А… как?

– А это мы сейчас с тобой и будем придумывать! – переворачиваясь удобнее, сказал тот. – Видишь, вот и пригодилось нам теперь это время! А ты говоришь, зачем я Мономахом их напугал!

– Ну как, придумал?

– Нет еще, а ты?

– Тоже нет…

Отроки лежали, мучительно думая, что бы им сделать, чтобы отсюда, из леса, связанными и охраняемыми, передать Мономаху, что ни в коем случае нельзя отменять поход на Степь.

Воздух понемногу синел, дали стали подергиваться неверной дымкой. Заканчивался короткий, не до конца уже зимний, но и не совсем весенний еще день.

Неожиданно Славко зашевелился и приподнял голову.

– Что? Придумал? – с надеждой спросил Звенислав.

– Нет, слышишь? Кажется, где-то собачий лай. Это же… Тиун! – узнал Славко и обрадовался. – Точно он! Надо же – нашел! Видно, дед Завид его освободил, или сам отвязался. И по следам сразу за мной! Эй, Тиун, Тиун!.. – тихонько стал подзывать он.

– Да ты что! С ума сошел?! – испугался Звенислав. – Представляешь, что будет, если он к тебе подбежит и как к хозяину ласкаться станет! Белдуз сразу поймет, что никакой ты не купеческий сын, а откуда-то из этих мест…

– Точно! – спохватился Славко и зашипел на приближавшегося с радостным лаем пса: – Фу, Тиун, фу! Не подходи!

– Все, сейчас подбежит и… – тоже увидев собаку, в ужасе закрыл глаза купеческий сын.

Но в тот самый момент, когда и Тиун учуял уже Славку, неожиданно раздался свист стрелы, жалобный взвизг и радостный крик Узлюка:

– Есть, хан! Попал!

– Как попал? В кого попал?

Хан вместе с остальными половцами обступили убитого Тиуна. Славка со Звениславом могли теперь только слышать их голоса.

– В волка, хан!

– Какой такой волк? К-де волк? Это ж-же с-собака? Зачем ты ее убил?

– Так я думал, волк!

– Мало ли ч-что ты думал? Разве у тебя есть, чем думать? За тебя только хан мож-жет думать! Я бы так узнал, что это за собака? Почему здесь собака? К к-кому прибежала собака?

Мож-жет быть, к этим? А теперь?.. Что я, по-твоему, теперь думать долж-жен?

– Да мало ли тут по лесам всяких псов! – успокаивающе заметил Куман. – Веси сожжены, вот они и бродят там, где люди, ищут остатки еды…

– Веч-чно ты за них заступаешься! – кивнув на своих воинов, нахмурился хан. – А если ты провинишься, кто за тебя заступаться будет? Они?!

Белдуз обвел попятившегося Узлюка и всех остальных своих воинов гневным взглядом и, презрительно махнув на них рукой, снова сел у костра.

Кто-то из половцев схватил мертвое тело пса и подальше от глаз хана бросил к лежавшим отрокам. Тиун словно дождался своего. Снова был рядом с любимым хозяином…

– Эх, Тиун, Тиун! – Славко уткнулся лицом в снег и принялся биться о его сухую кромку лбом. – И надо ж тебе было за мною бежать…

– Будет тебе так убиваться… – глядя на него, пожалел Звенислав.

– Да что ты понимаешь? – поднял на него мокрое, то ли от снега, то ли от слез, лицо Славко. – Ведь у нас в веси из живности один лишь конь да вот он оставался… Теперь ни Тиуна, ни… – Славко вдруг осекся на полуслове и прошептал: – Есть!

– Ну что там еще? – насторожился Звенислав.

– Придумал! А все он – Тиун! Не зря бежал, не зря погиб! Выручил ведь…

– Уф-ф! – с облегчением выдохнул Звенислав. – А я уж думал, опять что… – и только тут до него дошло, что сказал Славко: – Как это придумал? Что?! Постой-постой, я, кажется, сам начинаю догадываться? Надо… коня раздобыть?

– Конечно! Только… вот связаны мы крепко…

– Ну, за этим дело не станет! – уверенно пообещал Звенислав. – А вот как решить дело с конем?

– А помнишь, как я у своих его для гонца уводил? – напомнил ему Славко. – Так и тут надо! Только не «половцы», а «Мономах» кричать, да погромче.

– А к лесу как добраться?

– Ну, в темноте, я думаю, тебе это легко будет сделать!

– Как! Мне?!

– Ну, не мне же! Хан, если увидит, что я от обещанных десяти златников сбежал, задумается и о мно-огом догадаться может! Куда спокойней для него будет, если ты сбежишь, а я останусь. Для нашего дела это даже лучше! Так что, как ни крути, а ехать к Мономаху надо тебе. Ну что – поедешь? Не забоишься?

– А что нам еще остается…

– Тогда будем ждать наступления темноты…

Отроки, то и дело посматривая на запад, словно торопя солнце поскорей покидать небосклон, лежали и молчали.

Так же косясь на закатную полоску и тоже молча, только сокрушенно вздыхая, мимо них то и дело проходил с беспомощно опущенными руками Тупларь.

– Мы ждем, чтобы скорее настал вечер, а он наоборот… – сказал, наконец, кивнув на него, Славко. – Ну ладно, так уж и быть, помогу ему!

Он огляделся и, увидев, что над лесом, покаркивая, летит одинокий ворон, сам тихо каркнул:

– Карр-карр! Я человек-ворон!

– А? Где? – испуганно закрутил головой половец.

– Карр! Молчи и слушай, если хочешь спасти свою жизнь! Карр-карр!

– Слушаю… слушаю… – приседая, часто-часто закивал Тупларь.

– Твоя сабля находится в кустах около самой высокой сосны, с которой сняли мальчишек! – таинственно проговорил Славко и угасающим голосом закончил: – Кар-карр-карррр!

Тупларь несколько мгновений ошеломленно смотрел на ворона, который, пролетев над лесом, скрылся вдали. Затем вдруг вскочил и со всех ног бросился к сосновому бору.

– Далеко не убегай! – прокричал ему вдогонку Белдуз. – До темноты чтоб вернулся!

Глуповатый половец оглянулся, понимающе кивнул и еще быстрее побежал к самой высокой сосне.

– Зачем ты это сделал? – с недоумением посмотрел на Славку купеческий сын.

– Да так! – неопределенно ответил тот. – Жалко стало!

– Он же половец!

– Да какой там половец! Такой же смерд, как дед Завид и все мои земляки. Был небось пастухом, да посадил его хан Белдуз на коня, дал саблю. Вон, гляди, – показал на возвращавшегося вприпрыжку с найденной саблей половца Славко, – вот эту! Он ей наверняка и взмахнуть-то ни разу еще не успел!

– Ой, не нравится мне все это… – прошептал Звенислав, глядя, как хан, взяв саблю из рук принесшего ее счастливого Тупларя, о чем-то быстро спросил его и направился прямо к ним.

Подойдя к отрокам, Белдуз не стал, как он это уже делал, начинать разговор издалека, а 88 сразу же показал саблю Славке и спросил:

– Ты принес-с! Ты ее с-спрятал у с-соссны, с которой вас с-сняли! К-де ты ее взял? От-куда она у тебя?

– Так… на дороге нашел, хан! – не долго думая, ответил Славко. – Там ведь набег был!

Тако-ой большой набег! – сделал он страшные глаза. – Много всего валялось!

– Набег, говоришь? Правильно говоришь! – подумав, кивнул хан и быстро спросил: – А саблю зачем взял?

– Так я ж тебе говорил – за слугой своим погнался! Деньги свои отобрать. А он, вишь, крепкий у нас какой! – показал подбородком на купеческого сына Славко. – Разве с одними кулаками у такого отберешь?

Хан с минуту смотрел на Славку, на Звенислава, потом швырнул саблю под ноги кинувшегося поднимать ее Тупларя и прошипел:

– Ладно, ж-живи! И вы ж-живите… пока! – добавил он отрокам и, в сопровождении Узлюка и Кумана, снова пошел к костру.

– Слава Богу! – выдохнул с облегчением Звенислав. – А я уже думал – все… порубит нас хан прямо этой саблей из-за твоей глупости!

– А разве это глупость – жизнь человеку спасти?

– Да какой же он человек – половец! Не понимаю, как можно было из-за одного поганого всей Русью рисковать? Озорничать озорничай, да меру всегда знать надо!

– Да… – не обижаясь, вздохнул Славко. – Об этом мне и дед Завид все время говорит. Да только таким уж я уродился, ничего с собой поделать не могу!

– А ты молись! Бог и поможет!

– Слушай, а что же ты с такой верой у Бога смелости-то не просил?

– Как это не просил – еще как просил!

– А что ж тогда Он не давал?

– Не время, значит, еще было!

– А теперь, стало быть, время?

– Ну да, то я для себя только просил, а тут, видать, все сразу: и страх перед страхом, и страх за отца, и то, что Руси помочь захотел! Бог, видишь, взял да через твою траву мне сразу и помог.

– Да, я видал…Тебе повезло! – с завистью вздохнул Славко и неожиданно для самого себя стал говорить о том, о чем боялся думать даже наедине с собой: – А я сколько Его ни просил мамку из полона вернуть – все без толку. Вот и перестал просить. Сам по себе теперь живу!

– Как это сам по себе? – уставился на него Звенислав. – Без Бога?!

– Ну да!

– Да как же это можно-то… нет… это ж нельзя никак! Вон и отец Феодор говорит, русский человек всегда по вере жил. Правда, поначалу не тому и не так поклонялся… Но когда ему истинного Бога открыли – сразу всей Русью крестился и стал жить по истинной вере!

– Да что я сам не знаю? Или креста на мне нет? – вспылил Славко. – А толку? Вон давеча тоже, в кои-то веки, помолился. Ведь не для себя, для людей попросил, а что вышло? Дал Бог налима, да тут же и отобрал. Еще и половцы появились!

– Все равно Богу виднее, когда и что нам давать! – подражая голосу священника, возразил Звенислав. – Забрал налима, так вместо него сейчас на дороге вон сколько убитых лошадей и наших мешков с мукой лежит, найдут – до лета еды хватит! И потом – живы все, даже набега не было. А если нам еще Мономаха удастся обо всем известить, вообще их больше не будет.

А так, ну принес бы ты им налима, съели бы они его, и все. А зимой – снова половцы!

«Ай да купеческий сын! – ахнул про себя Славко. – Вот как сумел повернуть все. Вот тебе и трус! Да и трус ли теперь он? На такое дело отважился…»

– А ведь верно, – думая так, согласился он. – Послушать тебя, так, и правда, Бог услышал 89 меня и помог. И даже больше, чем я просил, дал! Не забыл, значит, Бог Славку?..

– Да разве же Он кого-то забудет? Он ведь – не то что мы! – снова тоном священника ответил Звенислав и уже от себя, своим голосом, с доброй улыбкой посоветовал: – Так что давай сам скорей вспоминай Бога!

– Да, но…

Славко еще немного помолчал и упрямо добавил:

– Вот если он еще мне и мамку вернет – тогда сразу, всем сердцем, слышишь, до самой последней капельки крови поверю!

После этого разговора отроки долго молчали, наблюдая за тем, как легкая синева, густея на глазах, превращает день в вечер, а вечер – в ночь.

Славко не спеша обдумывал все, что услышал от купеческого сына. А тот не хотел мешать ему.

Раздосадованный тем, что Белдуз гневается на него, Узлюк заставил глуповатого Тупларя дежурить его вместо себя возле пленников. А сам направился к костру, чтобы льстивым словом или поддакиванием попробовать сменить ханский гнев на милость.

– Все. Пора развязываться, – сказал наконец Славко. – Только не понимаю как?

Сыромятными ведь ремнями скрутили, боятся, что убежим!

– Ну, за этим дело не станет! Я уже развязался! – кряхтя, отозвался Звенислав. – А дальше что? Тебя теперь развязать?

– Погоди! – остановил его Славко и, показав кивком сначала на глуповатого половца, а потом на тело Тиуна, зашептал на ухо, что надо будет сначала сделать…

– Хорошо! – неожиданно смеясь, кивнул Звенислав.

– Ты что это… смеешься? Совсем осмелел? – шикнул на него Славко. – Или я что-то смешное сказал?

– Да нет! Руки-ноги затекли. Щекотно! – пояснил Звенислав и заботливо предложил: – Может, тебе хоть немного путы ослабить?

– Нет, наоборот, потуже затяни их! – попросил Славко и добавил: – Да тем самым узлом, что отец тебя научил!

– Зачем? – удивился купеческий сын.

– А затем, чтобы я сам развязаться не смог! Думаешь, мне так уж в Степь хочется?.. Ну, отошли руки-ноги? Ты – готов?

– Д-да… – с легким колебанием отозвался Звенислав.

– Все запомнил, как надо делать? – заметив это, чуть строже уточнил у него Славко.

– Да! – уже уверенно ответил тот.

– Ну, тогда иди… ступай с Богом!

Звенислав тихо встал. Подняв с земли мертвое тело Тиуна, он, крадучись, направился к сторожившему их Тупларю и сделал все, как научил его Славко. Половец вскочил и молча заметался – не зная, кого ему больше теперь бояться: этого оборотня или нового гнева хана. А Звенислав, далеко огибая костер, быстро-быстро побежал к лесу, где половцы прятали своих коней. И исчез в темноте.

Славко, угадывая лишь чутьем, где он и что делает, проводил его полным надежды взглядом и тяжело вздохнул.

– Ну, вот я и один, – по давней привычке разговаривать с самим собой прошептал он. – Чудной он, этот купеческий сын. Но все равно вдвоем с ним было веселей! А теперь впору хоть самому эту одолень-траву есть! Да только – какую и как? Не помню даже, что за траву ему тогда сорвал! Да и руки-ноги связаны... А впрочем, на родной земле – любая травинка, 90 даже сухая – одолень-трава! И рот у меня, слава Богу, свободен, кляпом не заткнут… Ну, Господи, благослови!

Славко изо всех сил напрягся, повернулся на бок и ухватил губами первый попавшийся пучок травы...

В то же самое мгновенье из леса раздался крик Звенислава: «Мономах! Мономах!!», тут же подхваченный испуганными голосами половцев, стук чего-то тяжелого по деревьям и ржанье встревоженных коней…

Не сразу половцы сообразили, что к чему. А как только поняли, то пошли на доклад к поджидавшему их хану.

Один Тупларь оставался сидеть на месте, повторяя одно и то же:

– Опять оборотень! Человек-собака! Или собака-человек?..

– Эй! – окликнул его Славко.

– А? Что?! – словно ужаленный, испуганно повернулся к нему половец.

– Жить хочешь?

– Да! – кивнул тот.

– Тогда Белдузу о всех этих оборотнях и о человеке-собаке – тс-ссс! А то, ей-ей, ведь убьет!

Тупларь вдруг сообразил, что ему и правда выгоднее молчать, и, благодарно кивнув Славке, со всех ног бросился к своему хану.

А тот, оглядывая своих воинов, встревоженно вопрошал:

– К-де Мономах-х? Как Мономах-х?! Почему Мономах-х?! Что случилось?

– Да нет там никакого Мономаха! – успокаивающе заметил старый половец.

– А к-то же тогда есть? Ч-то тут было?

– То – слуга купеческого сына сбежал!

– Как сбежал? Кто дежурил?

– Я хан, но это он меня заставил! – показывая пальцем на Узлюка, пролепетал насмерть перепуганный Тупларь.

– Ладно. Разберемс-ся! А почему не догнали?

– Ночь, хан, как летучая мышь в темноте ускользнул! – со вздохом развел руками Куман.

– Тогда почему не убили? – не успокаивался Белдуз.

– Я три стрелы на него потратил, да, кажется, промахнулся… – виновато ответил Узлюк.

– Три стрелы?! – возмутился хан, кладя пальцы на рукоять сабли. – И что ты за воин? Кого не надо – убиваешь, в кого надо – не попадаешь! Дежурить в свою смену не хочешь… Не-ет, мне не нужен больше такой воин!

– Хан, я…

Пытаясь оправдаться, Узлюк принялся отталкивать тоже умолявшего о пощаде Тупларя, разве что на спину тому не залез… И тут Белдуз, со словами: «Ох-х и надоели вы мне – оба!»

– неожиданно выхватив саблю, резким и сильным выпадом пронзил их обоих так, что острие показалось из спины глуповатого половца…

Вытащив рывком назад свою саблю, Белдуз старательно отер ее об одежду Узлюка и спросил:

– Понял теперь, как надо – двоих одним ударом?

– П-понял… – кивнул тот и рухнул на землю.

А охнувший Тупларь только успел прошептать:

– И я понял… Ч-человек… собака…

И медленно сполз к самым ногам хана.

Белдуз, словно ни в чем не бывало, перешагнув через тела убитых, направился к костру и вдруг ахнул:

– А сам купеч-ческий сын… этот Златослав к-де? Тоже сбежал?

– Нет! Этот на месте остался! – тут же откликнулся Куман. – Я уже сходил проверил – лежит!

Хан торопливыми шажками проскрипел по снегу и склонился над приподнявшим голову Славкой:

– И правда лежиш-шь! А ведь тож-же мог убежать! Значит, правду сказал! – не замечая, как горят ненавистью в темноте глаза отрока, радостно сказал он и с заботой поинтересовался: – Что это ты – уже траву от голода жуеш-шь? Эй, вы, – приказал он обступившим их воинам, – развяж-жите его и дайте поесть! Теперь он наш-ш! И в Степь! Скорее – в Степь! Пока Мономах-х и правда сюда не пож-жаловал!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Иду на вы!

Глава первая

 А Мономах тем временем рассылал все новых и новых гонцов с приказами ковать оружие, готовить к скорому отплытию ладьи, собирать обозы. Едва не падая от усталости, он сам успевал следить за всем, вникая во всякую мелочь, которая могла обернуться большой бедой во время такого похода.

Словно волны от ветра, расходилась после тех приказов по всей Руси В кузницах, отложив все работы по изготовлению плугов, борон и кос, и уж тем более новых серпов, взялись за наконечники стрел и копий, боевые топоры и кольчуги.

Плотники день и ночь пропадали возле стругов, готовя поставить их на воду, как только сойдет с Днепра лед.

Торговцы съестным, под наблюдением княжеских людей, отбирали лучшие продукты, чтобы войско, за все время столь дальнего и долгого похода, не нуждалось ни в чем.

Особенно жарко было в Переяславле. Именно сюда стекались дружины со всех княжеств.

Вспомнив еще в Киеве про свою встречу с Сувором, Мономах без труда договорился со Святополком собрать крупный отряд из отборных пешцев и по-новому, как настоящих ратников, вооружить их обитым железом, большими щитами, а также боевыми топорами и копьями.

И помчались тиуны во все веси в поисках крепких и сильных мужчин.

И вот что удивительно было им – здесь повсюду как будто уже ведали о цели их приезда.

Не встречали их, как врагов, почти что как половцев. А впервые, даже наоборот, будто бы даже радовались им. И женщины не голосили, как всегда, провожая мужчин. И те, хоть и время было самое неподходящее для того, чтобы оставлять пашни, собирались в поход – не споря, не возмущаясь.

По привычке они прихватывали с собой свои рабочие топоры и вилы, но тиуны останавливали их, говоря:

– Ничего не надо с собой брать! Там все дадут!

– Что дадут-то?

– А все!

По двое, по трое смерды, вливаясь в пригороды Переяславля, сколачивались в отряды, привлекавшие особое внимание Мономаха.

Заметив однажды в одном из них Сувора, князь кивнул ему, как давнему знакомому, и 92 спросил:

– Сам пришел или привели?

– Привели! А если б и нет, то сам бы пожаловал! Ведь на такое дело идем… – Мономах строго взглянул на смерда, но тот понимающе улыбнулся и громко сказал: – Корсунь брать!

Почти та же картина повторилась и в кузнице, где князь накоротке побеседовал с Онфимом и Милушиным мужем. На строгий вопрос Мономаха, успеют ли те в срок выполнить весь заказ, они сразу же поспешили успокоить князя:

– Все сделаем! Еще и нам останется! Вон для себя изготовили!

– Что, тоже с нами пойдете? – Услышав такое от двух богатырей, потеплел голосом князь.

– Конечно, если возьмешь!

Мономах, со знанием дела, подержал в руках два меча, которые были намного тяжелей остальных, смерил взглядом увесистые наконечники копий, топоры и только головой покачал:

– Да как же таких богатырей, что в силах хотя бы поднять все это, с собою не взять!

– Так ведь не на прогулку идем! – густым басом заметил могучий Милушин муж.

А Онфим, мало чем уступавший ему в росте и стати, с заговорщицкой улыбкой добавил:

– Вдруг корсунцы на лошадях вылазки из своего града делать будут! Враз на такие копья поднимем! И мечами потом посечем!

Странное дело – не только Сувор и Онфим с Милушиным мужем, – вся Русь, догадываясь чутьем, куда готовится идти объединенное русское войско, словно сговорившись, молчала о главном. Правда, никто, кроме князей и ближайших к ним людей, не знал точной правды. Но в то же время ее чувствовали все.

Всех как бы объединила эта великая общая тайна. Давно уже, со времен усобиц, пожалуй, не была такой единой вся Русь!

Конечно, не обходилось без споров и обычных, как всегда бывает в таких случаях, догадках. Но все это делалось тихо, украдкой, так, чтобы не только болтливая сорока, но даже случайный порыв восточного ветра не унес в сторону Степи их слова…

Как жарко ни спорили, но в конце концов сходились на одном. Это Мономах уговорил Святополка пойти на Степь. Почему? Так всем известно, что переяславльский князь не любит завоевательных войн. А как иначе назвать ратный поход на Корсунь? Два раза только ходил он за пределы русских земель, и то по приказу своего дяди – Святослава Ярославича. Но одно дело – старший Ярославич, и совсем другое – Святополк. Этот никак не мог приказать Мономаху пойти на Корсунь. Во-первых, потому что только числился великим князем. А вовторых, побоялся бы сталкиваться с градом, который являлся собственностью Византии. Это было куда опасней, чем выступить на Степь. Мало того что сама Византия могла выступить за Корсунь, так еще бы и подняла за собой всех половцев.

Так что, как ни крути, а получается только одно – тсс-сс – Степь.

Были, правда, и такие, которые поверили военной хитрости Мономаха про Корсунь. И у них тоже была на то своя правда. Доказывали это алчностью Святополка, который собрался поживиться за счет этого богатого города… Тем, что великий князь хочет добыть себе чести…

С ними и не спорили. И пусть говорят! Может, лишний раз дойдет этот слух до половца.

Беспечнее будет!

Поговорив, все снова принимались за работу.

Если писцы и гонцы с ног валились, то каково же было тогда кузнецам, кожемякам, оружейникам, плотникам… А воинам? Особенно пешцам, которых бывалые дружинники до седьмого пота учили владеть оружием – луком со стрелами, боевыми топорами, при этом главный упор делая на отражении копьями набега всадников… Да не абы как. А разом, с силой, по команде…

Сами же дружинники учились биться кривыми саблями, которыми в конном бою со 93 степняками удобнее было действовать, чем обычным прямым русским мечом. Это тоже было новшество, которое, переняв его у половцев, ввел в вооружение сначала своей переяславльской дружины, а теперь – и всей русской рати Мономах.

Так прошел месяц.

С одной стороны, небольшой вроде бы срок. Снега и то не везде успели еще стаять. Серели грязными шапками в низинах да по лесам. И земля была местами – сырою и вязкою.

А с другой – стрела к стреле, копье к копью, воин к воину – всего за месяц все объединенное русское войско съехалось в Переяславль, снарядилось, подготовилось и готово было выступить в дальний поход…

И наконец выступило!

Ранним утром открылись Епископские ворота Переяславля. Провожать князя с дружиной и пешцами высыпал весь город.

Празднично звенели колокола.

Священники вынесли крест, мимо которого дружина за дружиной, отряд за отрядом, ехали и шли русские воины.

Сам Владыко благословлял идущую мимо него рать на благое дело во имя всей Руси.

Долго еще сопровождал церковный клир уходящих по Киевской дороге ратников. И казалось тогда многим, что этот великий поход на Степь начинался крестным ходом.

Дойдя до Днепра, течение которого только-только очистилось ото льда, пешцы под командованием сотских и тысяцких взошли на ладьи. И – они по воде, а конные дружины, под стягами, берегом – объединенное войско Руси двинулось в долгий путь.

Впервые почти за двести лет, со времен походов Олега и Игоря на Константинополь, шли так русичи.

Хотя, предосторожности ради, на многие десятки верст вперед были высланы боевые дозоры, копья, мечи и щиты Мономах приказал в обоз не сдавать.

Опасаясь внезапной атаки больших сил половцев прямо на берегу Днепра, на всякий случай все были при оружии.

Шел час за часом. Тянулся день за днем.

А приказа на высадку и долгожданный поворот в Степь все не было.

Нетерпение воинов возрастало. Все слышнее стали голоса тех, кто был уверен, что поход будет на Корсунь. Теперь на них шикали с нескрываемой досадой – ну-ка, будет вам каркать воронами!

Но все же стали задумываться. Неужто и правда не Мономах Святополка, а тот подговорил переяславльского князя пойти на богатый град Корсунь?.. А что, киевский жаден, хитер… В Корсуни действительно есть, чем поживиться. Да и правда, честь это принесет великому князю с его шатким авторитетом немалую. Ведь только святой Владимир мог похвастать взятием этого града! А что касается Мономаха… Как знать? Может, зная главную цель его жизни – объединить Русь и затем освободиться от половецкой угрозы, хитрый Святополк поставил условием: сначала Корсунь, а потом уже Степь?

Дружинники ехали. Пешцы плыли. И те, и другие сомневались и все больше молчали, уже боясь прямо спрашивать друг друга о том, что может быть дальше… Даже в, казалось бы, безобидных спорах.

Слишком велика была цена ответа на этот вопрос.

Все ждали днепровских порогов, после которых на него уже не могло быть двух ответов!

Наконец, когда чуть не дошли до острова Хортицы, последовал приказ. Конным спешиться, пешцам выйти из ладей и привести себя в порядок.

Напряжение истомившего души ожидания достигло предела.

Что теперь – великий князь с Мономахом прикажут продолжать идти дальше вниз по порогам, где и правда лежал Корсунь.

Или…

Тем временем Мономах подозвал к себе Доброгнева и передал ему грамоту, сказав при этом всего три кратких слова. Принимая грамоту, гонец чуть поморщился от боли не до конца еще заживших ран, но наотрез отказался, чтобы вместо него посылали другого.

Мономах, оценив молчаливым взглядом терпение и мужество человека, идущего почти на верную смерть, обнял его и кивнул:

– Ну, тогда давай, с Богом!

Гонец вскочил на коня. Хлестнув его плеткой, он быстро помчался по извилистой дороге, уходящей в Степь, пока не превратился в точку, которая поставила конец всем вопросам, спорам и сомнениям.

Потому что сразу после этого Мономах вернулся к Святополку, подозвал к себе воевод с тысяцкими и, с молчаливого согласия великого князя, отдал им первый приказ.

Воеводы и тысяцкие тут же разъехались по своим дружинам, где раздались их зычные голоса: