Текст книги "Иду на Вы"

Автор книги: Евгений Санин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

– Ладно. Купца вызовем. Прямо сейчас! – Он дал знак телохранителю, и тот тут же выскочил из шатра. – А что касается похода… – он долго молчал и покачал головой: – Тут еще о мно-огом надо подумать!..

– Да что думать? – сразу забывая про месть князю-изгою и желание устранить невольного свидетеля его беседы со старым половцем, горячо начал Белдуз.

– Ты еще здесь? – удивился главный хан. – Я думал, ты давно уже рассчитываешься с обманщиком изгоем! Как стрела не возвращается со своего пути, так и уважающий себя хан не должен менять своего решения. Ступа-ай! А этого оставь здесь… – он показал пальцем на Славку и, после того как Белдуз нехотя снял с его запястья браслет, тем же пальцем поманил отрока к себе. – Да, и заплати ему обещанные златники!

Белдуз вспыхнул, но, не желая спорить с главным ханом до начала решения главного вопроса из-за каких-то мелочей, решил уступить.

Он развязал кожаный кошель, отсчитал несколько монет и, протянув их Славке, обжигающим до самых пяток красноречивым взглядом предупредил:

– Скажешь хоть одно лиш-шнее с-слово – не просто убью, а молить о легкой с-смерти заставлю!

Белдуз быстрыми шагами вышел из шатра.

А Славко сделал пару шагов к главному хану и, холодея от собственной наглости, потому что в ней вдруг увидел лучик надежды и на спасение, и на то, ради чего он еще ехал в Степь, просительно протянул ладонь:

– А ты?

– Что я? – даже отшатнулся главный хан.

– Как что? – притворно изумился Славко. – Белдуз сказал, что хорошему вестнику за добрую весть положена награда, вплоть до такой, какую он сам попросит!

– Ну и что?

– А то, что тут не просто вестник, а сама весть, причем живая и, как я своими ушами 105 слышал, самая что ни на есть хорошая!

Ороссоба несколько мгновений смотрел на дерзкого русского отрока, и вдруг морщины на его плоском, давно потерявшем всякую живость лице весело задрожали.

– Ха-ха-ха! – уже по-настоящему засмеялся он и, утирая ладонью выступившие на глазах слезы, пожаловался ханам: – Столько лет прожил. Думал, все на свете видел. Все знаю. А оказывается, нет! Не все! Живую грамоту, да такую наглую, чтобы сама себе еще и награду просила, – первый раз в жизни встречаю!

Он еще ближе подозвал к себе Славку и спросил:

– Ну, и чего же ты хочешь, живая грамота? Проси. Дам!

– Верни, хан, из полона мою мат… кормилицу! – быстро поправился Славко. – Я ее даже выкупить могу!

– Хорошо! Так уж и быть. Мы выполняем эту твою просьбу! – милостиво согласился главный хан. – А ты знаешь, где она?

– Нет… – пожав плечами, низко опустил голову Славко.

– Так поищи! Вот тебе мой пропуск… – Ороссоба достал из ларца небольшую медную пластинку. – С ним можно пройти в любой конец Степи. Но тебе он не понадобится. Я дам тебе провожатого. Это – для твоей кормилицы. Когда отыщешь ее и выкупишь, то отдашь его ей. С моим пропуском никто ее в Степи даже пальцем не тронет! А сам – сразу назад!

Вручая пропуск, хан неожиданно цепко и больно ухватил Славку за локоть.

– А теперь скажи мне, как на самом деле погиб Куман? Не вел ли каких разговоров с ним хан Белдуз?.. – над самым ухом прошипел он.

Понимая, что жизнь злейшего врага сейчас находится в его руках, Славко открыл уже рот, чтобы рассказать все, что сделал Белдуз со старым половцем и о чем он говорил ему, но тут полог шатра откинулся, и телохранитель ввел купца.

Не зная, зачем его привели, он вопросительно взглянул на главного хана и вдруг увидел русского отрока в одежде своего сына… Трудно было не признать эту шубу, шапку и сапоги, которые он привез ему из Царьграда… Он никак не мог ошибиться!

– Ладно, после расскажешь! – ничем не выдавая досаду, остановил Славку хан, и тот, спохватившись, обрадовался тому, что не успел сказать ни слова. Ну, выдай он сейчас с головой Белдуза. А дальше что?

Ханы между собой всегда общий язык найдут, помирятся за чашей своего айрана, а он так и не найдет свою матушку.

Он благодарно взглянул на так вовремя пришедшего купца и ахнул про себя, встретив его, полные вопросительного ужаса глаза.

«Так ведь это же отец Звенислава! – вдруг дошло до него. – Если сейчас же его не опередить, такое может начаться…»

Но пока Славко придумывал, что сказать купцу, как тот сам подошел к нему и спросил:

– Как тебя звать, отрок?

– Златослав! – улыбнулся ему Славко.

– Зл… Златослав?!

Купец обошел Славку кругом, оглядывая со всех сторон его одежду и обувь, и продолжил:

– А скажи, отрок, откуда у тебя эта шуба и… особенно сапоги?

– Друг на время одолжил! – как можно беззаботнее ответил Славко.

– И… где же сейчас этот твой друг? – голос купца дрогнул.

«Да не беспокойся, с ним все в порядке! Для его же пользы так сделано было! Я тебе еще все объясню!..» – умоляюще поглядел на него Славко и, показывая глазами на старшего хана, сказал:

– Погоди, не видишь, меня сам их главный хан зовет!

К его счастью, Ороссоба действительно снова поманил к себе Славку. Когда тот подошел, 106 он приказал ему составить короткую грамоту в Корсунь.

Тут же раб-писарь поднес к нему калам с чернильницей и лист пергамента.

«Час от часу не легче!» – поежился Славко и, чувствуя на спине взгляд купца, под диктовку главного хана покрыл весь лист всего лишь тремя знакомыми ему буквами.

Раб-писарь старательно присыпал написанное мелко толченным песком, стряхнул его, и Ороссоба протянул грамоту купцу:

– Вот! Отвези ее в Корсунь!

Купец медленно перевел взгляд на лист пергамента, и глаза его стали быстро округляться от изумления.

– Что это? – уже окончательно ничего не понимая, прошептал он.

– Грамота! – подбегая к нему, принялся объяснять Славко. Видя, что в купце борются сразу несколько подозрений: не проверяют ли его так хитрые половцы, а главное, не убил ли этот отрок его сына, он торопливо зашептал: – Что, не нравится, как написано? Так это меня так Звенислав, во Святом Крещении Борис, научил писать! Совсем недавно! Когда мы подружились! Я ведь во Святом Крещении Глеб! Так что мы с ним теперь тоже как братья!

– Как! – быстро взглянул на него купец. – Ты видел его? Где? Когда?

– Недавно! Там, где он из обоза вывалился!

– Он… жив?

– Конечно, и я думаю, теперь уже там, откуда сейчас ты…

– А… одежда?…

– Эта? – успокаивающе улыбнулся Славко. – Так мы поменялись. А то он боялся, что ночные тати его ограбят!

– Ну, это на него похоже! Уф-ф… Слава Богу! А я уже, было, подумал… – с облегчением начал купец, но его остановил недоуменный голос Ороссобы:

– Что там у вас? Что-то не так?

Славко оглянулся на него и недовольно показал на купца:

– Да вот, он говорит, тут, видите ли, одно слово с ошибкой написано!

– Да! – подтвердил купец. – Корсунь с титлом надо, а он его – без титла!

– Что мне из-за этого – всю грамотицу переписывать?

– Не на-адо! – забирая грамоту и прикладывая к ней свою печать, поморщился главный хан. – В Корсуни и так поймут. А ты поезжай прямо сейчас! – приветливо кивнул он купцу. – И… привези моим женам и мне то, о чем договорено…

Купец, бросив на Славку подбадривающий взгляд, вышел.

– Ну? – тоже, но только уже вопросительно снова посмотрел на Славку Ороссоба, возвращаясь к прерванному разговору.

Но в этот момент вошел Белдуз. Старая тряпица с давно засохшими пятнами была забрызгана новыми свежими следами уже чужой – только что казненного им князя-изгоя – крови.

Он был явно настроен продолжить разговор о походе всей Степью на Русь.

– Ладно! Это теперь надо-олго… – только взглянув на него, поморщился Ороссоба. – После поговорим. Когда из Степи вернешься.

Он взял свою шелковую веревочку и завязал на ней десять узлов… потом, вздохнув:

«Степь большая…», добавил еще десять и сказал Белдузу:

– Вот, отправляю твою живую грамоту в небольшую поездку по Степи! С охраной, конечно. Надеюсь, ты не станешь возражать мне?

Белдуз посмотрел на Славку и только махнул рукой. Ладно. Пусть едет, решил он. Только бы подальше от глаз и ушей главного хана. К тому же он сейчас сделает так, что пошлет с ним своего надежного человека. Который будет охранять его лучше всякой стальной цепочки!

Да и до Славки ли было ему сейчас, когда должно начаться важное дело? Может, самое 107 главное во всей его дальнейшей судьбе…

Двадцать дней – много это или мало?

В первый день Славке казалось, что более чем достаточно, чтобы найти матушку, если… если только ее не продали где-нибудь в Корсуни или Судаке в заморские страны и она до сих пор еще мыкается где-то в Степи.

Но прошло пять дней, десять, двенадцать…

И даже неунывающему Славке стало ясно, что двадцать дней для поисков в бескрайней Степи – что капля дождя, упавшая в огромное озеро. За эти дни он и думать, как степняки, научился.

А если серьезно, поймав себя на этом, вздохнул он, то тут, пожалуй, и года бы не хватило…

Он покосился на едущего рядом с ним молчаливого половца и нахмурился. Белдуз приставил к нему такого воина, от которого никак и нигде нельзя было отвязаться. Самое неприятное, что этот охранник отличался удивительным немногословием. За все время, что они провели в пути, он произнес едва ли с десяток слов.

Зато слышал и видел, казалось, все.

И не упускал ничего, чтобы потом доложить Белдузу, который предупредил, что он головой отвечает, если Славко сбежит или с ним что-то случится. «Ос-собенно, если с-сбежит!» – добавил хан, и половец берег свою голову, не только старательно прикрывая ее шапкой в полдень от палящего солнца, но и везде и всюду постоянно следя за своим подопечным.

Славко сразу прозвал его своей тенью. Даже когда тот спал, и то, кажется, не упускал его из виду. Ну а стоило только Славке куда-нибудь отъехать, то не проходило и минуты, как этот половец словно из-под земли вырастал перед ним.

Так они и ехали вдвоем – молча, ни о чем не разговаривая.

Зима в Степи кончилась как-то разом, будто ее и не было вовсе. Сразу быстро и сильно пригрело солнце. И хотя снег продолжал лежать по оврагам и ночью грязь становилась хрустящей, зазвенели жаворонки, повылазили из нор суслики и закружились, радуясь первому теплу, беспечные бабочки.

В шубе, шапке и сапогах Славке стало нестерпимо жарко. И он без особого сожаления обменял их у одного из местных купцов на куда более дешевую, но добротную половецкую одежду. Славко просил что-нибудь русское, хотя бы на голову – уж очень не нравился ему чудной, хоть и красивый колпак. Но торговец с сожалением поцокал языком и развел руками.

– Нет хорошая русская одежда для такого достойный отрок! – нещадно коверкая русскую речь, ответил он. – Была – и боярская, и княжеская! Но теперь нет. Всю, что скупил у ханов, еще зимой, быстро-быстро продал! Говорят, – приблизив лицо, доверительно шепнул он, – скоро ее будет много, очень много! Значит, та, что у меня был, совсем бы упал в цене! Ты – сын купца, я купец. Друг друга понимаем, да? Зачем мне тогда будет терпеть убытки?

Славко поправил колпак на голове и поехал дальше.

Из слов торговца он понял, что, судя по всему, Белдузу с молодыми ханами удалось взять верх над стариками и теперь уже все в Степи окончательно поверили, что Русь не пойдет на Степь.

Это была единственная хорошая новость за все двенадцать… нет – уже четырнадцать дней…

К матушке же, проехав столько уже верст, он не приблизился ни на шаг.

Да и много ли он знал о ней?

Звать – Любава. Красивая. Светлая, стройная. Из Осиновки, что почти на границе Переяславльского княжества с Черниговским.

Вот и все!

Русские люди, внимательно выслушивая его, всем сердцем желали помочь, но ничего не знали о такой…

– Не ведаем…

– Не слыхали… – одинаково отвечали они и сами в свой черед спрашивали, откуда он и из каких земель.

Смоленские, черниговские, киевские, вздыхая, отходили в сторону. Свои же, переяславльские, оживлялись, спрашивали, что там новенького на родной земле, и слезно молили передать поклон своим родным с просьбой поминать их пока в святых церквах как живущих…

Славко же, видя, в каких условиях томятся в рабстве его земляки, которых половцы звали кош-чи – «пленник» и чага – «рабыня», какие они грязные, оборванные, измученные непосильной работой, высохшие, сокрушенно качал головой. Кощеи, и впрямь настоящие кощеи, чуть не плакал он, глядя на них. И… тоже ничем не мог помочь им. Сказал бы по секрету, как тот половецкий торговец, что близок конец их мучениям, да только – тс-сс! – это была не его тайна…

Наконец, когда надежд уже совсем не оставалось, и сопровождавший его половец все чаще недвусмысленно показывал ему свою веревочку с оставшимися узелками, один из стариков вдруг сказал:

– Любава, говоришь? Голубоглазая? Из Осиновки? Не той ли, что в лесах Черниговского княжества, близ большой дороги лежит?

– Да, да! – впился в него умоляющими глазами Славко. – Правда, это – в Переяславльском.

Но на границе! Тоже в лесах и у дороги! Речка там у нас еще есть…

– Правильно, речка… Только глаза у нее не светлые, а темные. Но может, то они просто потемнели от горя? Здесь это у нас быстро бывает…

– Еще бы не потемнеть, вон вы как тут живете! – вздохнул Славко. – Да и тосковала она наверняка обо мне…

– Ну, коли так, то, кажется, знал я такую…

Старик сказал, в какую сторону и куда надо ехать Славке. К счастью, это было недалеко, за день можно обернуться туда и еще успеть в срок возвратиться к старшему хану…

Славко так и сказал охраннику и, даже не спрашивая его согласия, с места помчался так, как еще ни разу не ездил по Степи…

Половец, выслушав Славку, как это и подобает настоящей тени, лишь молча развернул своего коня и скользнул за ним следом.

До места они доскакали, когда уже начался закат.

Наработавшееся за день красное солнце тяжело садилось за плоский, напоминавший Славке половецкий лоб, горизонт.

Вежа, на которую указал старик, была большой. Почти город. Всюду виднелись глинобитные жилища, огороды, бараньи и овечьи стада…

Охранник сказал несколько слов первому встречному половцу, тот указал на самый большой дом, где жил управляющий хана. Им оказался маленький тучный половец, с жадными глазами. Выслушав суть дела сначала от степняка, а затем и от оттолкнувшего его Славки, он сразу сообразил, что на этом можно заработать, утаив часть денег за проданную рабыню.

– Любава? Из-под Переяславля или Чернигова? Семь лет, как уже з-десь? Есть такая! – 109 охотно кивнул он и распорядился немедленно привести полонянку.

Слух о том, что в веже появился одетый в половецкую одежду русский отрок, который приехал выкупить свою мать, мигом облетел округу. Славко, потеряв осторожность, на радостях даже забыл, что ищет якобы кормилицу…

Свободные от работ русские люди потянулись сюда, чтобы собственными глазами взглянуть на это чудо и потом передать другим.

Уж если не дано судьбой развести свой огонь счастья, так хоть погреться у чужого костра!..

В ожидании, Славко лишний раз с грустью убеждался: чем больше и богаче хан, тем хуже жилось русским пленникам. Со всех сторон он видел их измученные глаза, изорванную одежду, избитые в кровь ноги и надорванные чужим рабским трудом, некогда бодрые, охочие до любой свободной работы руки...

– Сейчас, сейчас придет! – видя нетерпение Славки, успокаивали его люди и говорили друг другу:

– Слава Те, Господи!

– Вот радость-то для Любавы!

– Что для нее – всем нам сегодня радость!

Наконец из-за угла появилась бегущая навстречу собравшимся людям высокая светловолосая женщина. Посланный за ней мальчишка даже не успевал следом…

– Сынок, что ж ты стоишь? – заторопили Славку в толпе: – Вон она!

– Беги, встречай свою матушку!

– И увози поскорее ее отсюда!

Славко, веря и не веря своему долгожданному счастью, посмотрел на людей, на женщину и соскочил с коня.

– Матуш… – бросился он к полонянке и вдруг остановился, осекаясь на полуслове, – ка…

Лицо его разочарованно вытянулось, упрямые брови страдальчески потянулись к переносице.

Это была не его мать.

Женщина тоже, не добежав до него, внезапно остановилась. Вгляделась пристально в Славку. А затем бессильно уронила руки и, развернувшись, медленно пошла назад…

– Не она… – в один голос выдохнула толпа.

– Надо же…

– Бедная Любава!

Несколько мгновений Славко смотрел на удалявшуюся женщину и, неожиданно для себя самого, крикнув: «Эй, Любава, стой! Не уходи!», обратился к управляющему:

– Сколько ты хочешь получить за эту полонянку?

Огорченный едва ли не меньше Славки потерей заработка, половец сразу оживился и показал три жирных пальца:

– Три, говоришь? – развязывая пояс, где были спрятаны его деньги, небрежно переспросил Славко.

При виде золота в глазах охранника промелькнул жадный блеск и явное сожаление, что он не знал этого раньше. А то можно было убить Славку и забрать эти златники себе! Привез бы его голову хану, с докладом, мол, хотел тот бежать. Ну, наказал бы его Белдуз, ну, стегнул плетью, но золотые от этого не потускнели бы, при нем бы остались!..

Все это сразу же заметил и понял Славко. Но сейчас ему было не до охранника-тени.

– Значит, три! – согласно повторил он и, вспомнив, что не знает цену рабам, уже деловито уточнил: – Сребреника?

– Да ты что? – тоже увидев золото, возмутился управляющий. – Ты только посмотри, какая это рабыня! Высокая, красивая, работящая! Даже если она и не мать тебе, то будет прекрасной служанкой! Кто-кто, а я, поверь, хорошо знаю в таких делах толк! Разве можно сравнить ее с этими? – он с презрением показал на остальных полонянок и отрезал: – Златника!

– На! Подавись! – Славко отсчитал три монеты быстро схватившему их половцу и крикнул женщине: – Матушка Любава! Ты свободна! Можешь возвращаться домой, к своему настоящему сыну!

– Надо же! – закачалась головами толпа.

– Вот любит Бог Любавушку!

– Чужой сын выкупает!

– А нас уже никто, никогда…

Послышались всхлипывания, плач, люди медленно начали расходиться, и сердце Славки не выдержало.

– Погодите! – остановил он их и окликнул проверявшего монеты на зуб половца. – А сколько стоит вон та? – он показал на первую попавшуюся под его указательный палец женщину.

– Три…

– Что?! – возмущенно переспросил Славко. – Ты же сам только что сказал, что это все ничего не стоящие по сравнению с Любавой рабы!

– Ну, тогда – златник! – показал один палец половец и красноречиво провел себя ребром ладони по шее: – Меньше не смогу! Иначе хан сделает мне вот так!

– Ладно! – согласился Славко и быстро добавил: – Тогда я возьму по златнику еще несколько человек. – Ты, ты, ты! – принялся перечислять он, стараясь выбирать самых слабых и измученных. Потому что остальные должны были, по его мысли, дождаться прихода Мономаха…

Изумленный управляющий только успевал получать золотые монеты.

Славкин охранник, тоже ничего не понимая, смотрел на то, что делает доверенный ему русский отрок. Разве можно так сорить деньгами? Ведь это же – золото!!

А весть о том, что в Степи появился русский юноша в половецкой одежде, который выкупает всех пленников, новой волной пронеслась по всей округе. И теперь уже даже занятые работой люди, не боясь окриков хозяев и их плетей, бросились к Славке.

Но тот встретил их с виновато разведенными руками.

Все монеты у Славки кончились. Он уже отдал освобожденным людям ханский пропуск и собирался уезжать, поторапливаемый своим охранником.

А все подбегавшие пленники с мольбой смотрели на него. Разрывая сердце, они умоляли выкупить и их, показывали свои истерзанные работой руки, искалеченные пальцы, следы жестоких побоев…

Но он ничем не мог помочь им. Разве что только совсем тихо, так, чтобы об этом не услышали половцы, обнадежить?

И тогда…

Тогда Славко, словно не нарочно, вошел в толпу и прошептал:

– Держитесь, родимые! Потерпите еще немного! Совсем чуть-чуть! Со дня на день здесь будет все русское войско с самим Мономахом!

– И он тоже выкупит нас? – с надеждой спросила больше всех радовавшаяся за Любаву женщина.

– Зачем выкупит? – удивился Славко. – Освободит! Но только об этом – тс-сс!..

Он прижал палец к губам и строго добавил:

– Никому! Иначе не придет, а выкупить вас, сами понимаете, больше уже будет некому!

6 Всю дорогу назад теперь уже Славко, хотя сопровождавший его половец несколько раз 111 пытался заговорить с ним, не проронил ни единого слова.

Чем ближе подъезжали они к месту стоянки главного хана, тем явственней ощущалось, что за последние день-два в Степи что-то случилось.

То тут, то там, причем все в одном с ними направлении, скакали малые и большие отряды половецких всадников.

Они были явно встревожены и растерянны.

«Неужели началось?» – случайно услышав из разговора своего охранника с командиром такого отряда, что русские напали на Степь, сразу оживая, ахнул про себя Славко.

К шатру главного хана они подъехали под вечер.

К счастью для Славки, у входа в него стояла та же смена часовых, что и в тот день, когда он уезжал отсюда.

Они сразу узнали обласканного самим главным ханом русского юношу, хотя тот был уже в их, половецкой одежде, и Славке не пришлось долго упрашивать их, чтобы войти.

Но едва он просунул голову в чуть приоткрытый полог, как сразу понял, что здесь так накалено, что пока ему сюда лучше и не соваться.

Молодые ханы яростно спорили со старшим ханом.

Было такое ощущение, что, начав спор двадцать дней назад, они так и продолжали его.

Но нет! Прислушавшись, Славко сразу понял, что речь шла уже не о Корсуни и походе всей Степи на Русь, а о том, что сама Русь идет на Степь. И в шатре решался вопрос, выйти ли со всеми силами навстречу войскам или позорно бежать, оставив противнику свои города и вежи со всеми табунами, людьми и нажитым добром.

– Трус-сы! – гремел голос Белдуза, и молодые ханы дружно поддерживали его:

– Мы пустим свои каленые стрелы и вдребезги разобьем их щиты!

– А потом сомнем пешцев, с их жалкими вилами и старыми копьями, первым же нашим ударом!

– За нашими спинами – будут родные вежи, это придаст нашим воинам особую силу и ярость!

– Вы забыли, что наши кони отощали за зиму! – возражали им старики.

– А русские вышли на нас всеми своими княжествами!

– Вс-семи? – не успокаивался Белдуз. – Это еще надо хорош-шенько проверить!

– Ладно, давайте проверим это прямо сейчас! – согласился главный хан, переводя взгляд на полог шатра.

Заметив Славку, он только отмахнулся от него рукой – не до тебя, мол, сейчас – и крикнул:

– Эй, привести сюда гонца!

– Я сам буду пытать его и уз-знаю, вс-ся ли Рус-сь или один только Мономах идет на нас… – послышался голос Белдуза.

Славко захлопнул полог и, видя, что проскользнувший мимо него посыльный воин уже побежал вызывать охрану для того, чтобы привести гонца, тем не менее строго сказал телохранителям:

– Главный хан велел мне помочь привести гонца! Пойдете со мной?

– Но мы никак не можем оставить свой пост! – растерянно переглянулись те.

– Хорошо, оставайтесь, я найду других! – поморщился Славко. – Вы мне только покажите, где сейчас этот гонец?

– Да вон! – показывая на дальний шатер, принялись объяснять Славке половцы. – У столба его конь, а сам он – в шатре!

– В шатре, говорите? – переспросил Славко и быстрым шагом направился туда, где находился не подозревавший, какая опасность нависла над ним, гонец.

Не зная, охранять ли своего подопечного и здесь, вернувшийся с ним из Степи половец на всякий случай последовал за ним следом.

И это оказалось как нельзя кстати.

Потому что у входа в шатер с пленником находились два воина, держащие в руках перекрещенные копья.

Одного Славку они, понятное дело, ни за что бы не пропустили.

Но вдвоем со своим соплеменником, которого они знали как одного из самых доверенных людей Белдуза…

И Славко решил рискнуть.

– Мы от главного хана к гонцу! – кивая на свою «тень», деловито сказал он. – Надо кое-что уточнить по грамоте!

Воины вопросительно взглянули на половца и, когда тот полуутвердительно полуудивлённо пожал плечами, разомкнули свои копья.

– Смотрите, хоть он и связан, а все же – крепок, как барс! – на всякий случай предупредили они.

«Полдела сделано! – обрадованно подумал Славко. – Теперь надо только воспользоваться жадностью моей “тени”»!

Нырнув в шатер, он огляделся и увидел лежавшего на полу, крепко связанного по рукам и ногам знакомого русского воина.

– Доброгнев? – узнав его, ахнул Славко.

– Отрок? Ты – опять?! – не без труда приподнимая голову, удивился гонец. – Но откуда и как…

– После, после скажу!..

Славко, останавливая его, предостерегающе приложил палец к губам и громко сказал:

– Главный хан велел уточнить у тебя, сколько князей идет на Степь вместе с Мономахом и правда ли среди них находится сам великий князь?

– Главный хан хочет узнать, вся ли Русь пошла на Степь? – поняв Славкину игру, с усмешкой отозвался гонец. – Но это, если он поклянется сохранить мне жизнь, я могу сказать только самому Ороссобе или тебе на ухо, чтобы ты передал ему!

– Хорошо, говори! – согласился Славко и, делая вид, что слушает пленника, незаметно вынув из-за голенища сапога небольшой половецкий кинжал, перерезал на его руках веревки.

Убедившись, что гонец может теперь свободно действовать руками, он быстро вскочил и заторопил половца:

– А теперь скорее развязывай ему ноги!

– Зачем? – не понял тот.

– А затем, что мы не будем дожидаться других и сами поведем его к главному хану! Он сказал мне такое, что обрадует всю Степь! За такую весть Ороссоба даст большую награду!

Золото, очень много золота! Зачем нам с тобой делить его с кем-то другим? Ну, что стоишь?

Или ты хочешь, чтобы я повел его один?

– Но это опасно…

– Чем? Руки-то у него связаны!

Одно или два мгновения Славкин охранник колебался, а затем, склонившись, начал разрезать веревки, которыми были спутаны ноги Доброгнева. Но едва он закончил свою работу, то вместо ожидаемой благодарности получил такой увесистый удар кулаком по голове, что без звука повалился на пол.

– Один есть! – довольно потер ладонями Славко, осторожно выглянул в щель на улицу и тут же нырнул обратно: – Еще двое идут! Приготовься!

Доброгнев взял саблю из ножен убитого им половца и встал, прислонившись к стене, у самого полога.

– Второй! – помогая убитому половцу бесшумно осесть на пол, прошептал Славка.

Доброгнев снова взмахнул саблей.

– Третий!

Славко снова выглянул из шатра и, увидев над собой только скрещенные копья не заметивших ничего подозрительного охранников, подбежал к Доброгневу:

– Теперь и правда надо торопиться! Справа у столба твой конь! Садись на него и беги! Они тебя не догонят!

– А как же ты? – озадаченно посмотрел на него гонец.

Славко пожал плечами и вздохнул:

– Что я? Даст Бог, как-нибудь выкручусь! Ты это…

Он невольно покосился на убитого одним ударом кулака половца, на Доброгнева и просительно улыбнулся:

– Ты теперь ударь и меня. Только тихонько, но чтоб шишка сразу появилась…

– Тихонько и чтобы шишка?.. – удивился Доброгнев, но, поняв по Славкиному лицу, что тот говорит это вполне серьезно и от этого зависит, жить ему дальше или нет, согласился: – Ну, разве что только тихонько… И для дела!..

Он сжал свои пальцы в кулак и, примериваясь, приподнял его над Славкиной головой.

Тот изо всех сил зажмурился и…

Глава третья

 – И? – заторопили его в один голос Онфим и Милушин муж. Даже Сувор, давно уже прислушивавшийся к рассказу, не выдержал:

– Что дальше-то было?

– А дальше вот – очнулся! – закончил Славко.

И не понять было, соврал ли он все или говорил взаправду. Во всяком случае, посмотрев на вытянувшиеся в разочаровании лица богатырей, добавил:

– А если серьезно, много потом еще чего было. Сначала убить меня хотели. Но я все свалил на тех, кто пришел за Доброгневом. Говорю, предупреждал ведь их, такого нельзя сразу развязывать. А они на меня – больно знаешь много! Ну, тут их главный хан, Ороссоба, пощупал мою голову. И не дал Белдузу отрубить ее. Доброгнев сделал все, как надо. Только в последний момент передумал меня кулаком бить, побоялся, что убьет, и легонько, как он сказал, стукнул кувшином, в котором там держали воду для пленников. Да потом Ороссоба хотел меня еще про Белдуза выпытать. Но тут прискакал гонец с вестью о гибели отряда Алтунопы, и ему стало совсем не до меня. Он понял, что поздно отступать или предлагать выкуп, и начал срочно собирать войско. Сам сел на боевого коня. Белдуз снова посадил меня на цепь. И – за собой. Куда он, туда и я. Как нитка за иголкой. Когда же все началось, и коня под ним убили, и он на другого пересел, хотел он меня было зарубить. Да передумал. «Пуссть, – говорит, – с-свои же тебя з-затопчут! Одно только жаль, – сказал он мне на прощанье, – что я так и не вспомнил, к-де же я все-таки видел тебя!» И ускакал. Я нашим дружинникам при вас показал куда! – уже окончательно закончил свой рассказ Славко. – Он ускакал, а я лежал и только молился. Никогда еще так не молился! Ведь вокруг – одни только копыта, копыта, втыкающиеся в землю стрелы, а потом вы – пешцы! Вот Бог и спас!

Богатыри, дослушав его, переглянулись.

Так они и не поняли, в каком месте Славко сказал правду, а что приукрасил.

Одно было точно ясно – то, что он остался живым, пусть даже не у главного хана и Белдуза, а сейчас, здесь – где все изрыто, избито, искорежено конскими копытами, было 114 настоящим чудом.

– А куда ты засапожный нож дел? – желая уличить его в выдумке, неожиданно спросил Онфим.

– Да не нож то был, а обычный половецкий кинжал! – честно сказал Славко. – Я так его назвал, потому что по нашему обычаю за голенищем держал. В Степи достал. Чтоб Белдуза потом убить. А показать его вам не могу. Потому что оставил его там. В том же шатре. Ведь если бы тогда его у меня нашли, то не разговаривать бы мне сейчас с вами! А коли не верите, то шишку могу показать! Вот, смотрите!

Славко стянул с головы колпак и дал каждому из троих пошупать действительно огромную твердую шишку.

– Может, ударился обо что? – предположил Онфим.

– Ага! О твою наковальню! – усмехнулся Славко.

– А может, тебя все же копытом, а? – не унимался и Милушин муж.

– Да разве бы от копыта такая большая была? – даже обиделся Славко. Он хотел, было, добавить к рассказу, что до Степи еще спас сына кузнеца, но, решив, что это будет нескромно, да и все равно Милуша сама ему скажет, буркнул: – Доброгнев, дай Бог ему здоровья, руку приложил. Если он по добру так бьет, то что же бывает, когда во гневе?!

Он зябко поежился, а Милушин муж только недовольно покачал головой:

– Вечно с тобой всякие небывальщины, Славко, случаются! Но засапожный нож я тебе, так уж и быть, подарю!

С этими словами он прямо на ходу нагнулся, вытащил из-за голенища прекрасно выкованный нож и протянул отроку:

– На!

– Что? – принимая подарок, покраснел тот от удовольствия. – Поумнел?

– Да нет, и после такой шишки не скоро, видать, еще поумнеешь, – усмехнулся богатырь. – Но то, что повзрослел за тот месяц, что я тебя не видел, – это точно! – Он покосился на сияющего, с интересом озирающегося по сторонам Славку и проворчал: – Жаль только, цепочку я разрубил! Поздно ты мне про то, что Белдуз тебя на ней держал, рассказал!