Текст книги "Иду на Вы"

Автор книги: Евгений Санин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Главный хан, для которого и один лишний час был теперь самым бесценным подарком на этой земле, сначала нахмурился. Но потом и он согласился и вопросительно посмотрел на Белдуза:

– Допустим, мы согласимся. И… что же ты собираешься сделать за эти три дня?

– У меня есть свой человек во дворце великого князя. Я узнаю от него, куда послан последний гонец. А потом перехвачу его и добуду грамоту!

– Думаешь, это будет так просто сделать?

– А я пойду тихо, с малым отрядом.

– А если вас обнаружат?

– Тогда сделаю вид, что совершил набег. Гонец спокойно поедет по этому месту, а тут я со своими людьми, в засаде…

– Ложный набег? Засада? – неожиданно оживился Ороссоба. На несколько мгновений он словно вернулся в свою молодость, когда сам был горазд на подобные выдумки. – А что – русские хорошо знают, что мы сразу же уходим после набега. Ложный набег – это даже лучше правдивой тишины, когда всех боишься и всего опасаешься… Гонец наверняка потеряет осторожность и будет беспечным. И засада тоже неплохо. Ты хорошо это придумал, Белдуз.

Ха-ха… Ложный набег… Засада… Ладно. Иди! Мы подождем тебя. Но помни – только три дня…

Главный хан взял шелковую веревочку и неторопливо завязал на ней три узелка. Показав 52 ее всем, он жестом отпустил быстро надевшего свою серебряную личину Белдуза и, еще раз посмотрев на очаг, устало прикрыл глаза. Что для него каких-о три дня, когда перед ним вотвот начнет расстилаться еще более огромная и бескрайняя, чем сама эта Степь, – вечность…

– …ну, вот и все!

Святополк размашисто подписал очередной лист пергамента, который подсунул ему писарь, и устало взглянул на Мономаха:

– Я думал, мы попируем с тобой. А тут вот чем пришлось заниматься… Вечер, ночь, день, опять ночь на исходе…

– Ничего, брат! – Мономах, казалось, и не ведал усталости. Он был радостно возбужден. – Зато столько дел сделали!

– Еще бы! Приказы по кузницам, корабельщикам, пекарям, плотникам… – простонал великий князь и, разгибая свое большое тело, с хрустом потянулся. – Голова кругом идет!

– А как же? Времени-то в обрез, а сколько еще успеть надо? Зато теперь у нас пешцы не как встарь, кто с чем, а с боевыми копьями да щитами пойдут! Ладьи по Днепру людей повезут! Обозы, наполненные всем необходимым в Степи, за нами потянутся!

В дверь гридницы осторожно постучали.

– Ну, чего там еще? – поморщился князь.

– Гонец из Полоцка! – доложил младший дружинник.

– Что-о? Откуда?!– не поверил Святополк и оглянулся на Мономаха. – Сорок лет Ярославичи со Всеславом воевали. А тут от его сына?! С честью? Впусти!

Младший гридь широко распахнул дверь.

В гридницу вошел донельзя усталый, запачканный дорожной грязью до самого шлема, воин.

– Ну, и чего ты привез? – с напускной строгостью накинулся на него Святополк.

– Послание… князя своего… Давыда Всеславича… князь на словах велел передать – рад, счастлив, готов с вами идти до конца! – с трудом ворочая от усталости языком, промолвил гонец.

– Хм-мм… до конца!..

Великий князь взял протянутую ему грамоту, осмотрел печать и, сорвав ее, углубился в чтение.

– Что пишет? – заглядывая ему через плечо, живо заинтересовался Мономах и радостно воскликнул: – Ну, вот видишь, даже бывший наш враг согласен! И… уже выслал дружину?!

– Да, и это – уже третья грамота! – с уважением покосившись на брата, кивнул Святополк, до которого только сейчас, возможно, начал доходить размах того дела, на которое подвигнул его Мономах.

А тот радовался, как, наверное, разве что в дни своей ранней юности, когда не легли еще на его плечи бремена княжеской власти.

– Мчат, мчат гонцы, загоняя коней! Вся Русь поднимается! – повторял он, и вдруг ахнул: – А мы, за множеством дел, в Смоленск еще никого не послали!

– У меня нет гонцов! Одни в пути, а тех, что вернулись, теперь не поднимешь! – предупредил Святополк.

– Ничего, своего личного отправлю! – успокоил его Мономах. – Эй, – подозвал он младшего дружинника, – ну-ка позови сюда Доброгнева! – и, уже обращаясь к игумену, спросил: – Грамота хоть готова, отче?

– А как же? – позевывая в кулак, подошел тот. – Слава Богу, заранее все написал!

Вошедший гонец – рослый, почти как Святополк, и такой же бородатый, воин низко 53 поклонился князьям.

– Хороший у тебя гонец! – с завистью заметил Мономаху великий князь. – Настоящий богатырь.

– А он и есть богатырь! – усмехнулся тот. – У меня все гонцы крепкие. И мечом, и щитом владеют не хуже дружинника, а этот… Как я узнал однажды, что он в дозоре с целым отрядом половцев не побоялся схватиться, да увидел его, с тех пор для самых важных дел при себе держу. Ну что, богатырь, стоишь, на, читай! Знай, что везешь!

Гонец, шевеля губами, привычно ознакомился с грамотой, которую показал ему игумен, и просветлел лицом.

– Запомнил? – спросил Мономах.

– Еще бы! Такую грамоту не запомнить! А что забыл – по дороге вспомню! – радостно отозвался он.

– Тогда запечатывай, отче!

Игумен достал из мешочка свинцовую заготовку, взял щипцы с двумя матрицами и, морщась от усилия, скрепил грамоту печатью с изображением святителя Василия Великого, имя которого во Святом Крещении носил Мономах, и надписью «Господи, помози рабу Твоему Василию».

– Свою печать тоже поставишь? – с готовностью протянул брату грамоту Мономах, но тот только устало махнул рукой:

– Одной твоей хватит! И так едут!

– А коли так… – Мономах весомо вручил грамоту гонцу и показал ему рукой на дверь: – Тогда поспешай с Богом!

Гонец снова поклонился князьям, быстрым шагом вышел из гридницы, затем, грохоча по ступеням крыльца, из терема и, сев на коня, поскакал по улицам просыпающегося стольного града Киева.

Ни ему, ни Мономаху даже не было ведомо, что в коридоре великокняжеского терема один из слуг, словно невзначай и даже жалуясь, спросит у вышедшего из двери усталого писаря:

– Куда это ни свет ни заря так спешно послали гонца? Чуть было не сбил меня по дороге!

– А в Смоленск! – устало отмахнулся тот и, спохватившись, не сказал ли чего лишнего, испуганно умолк.

Но слуга, протиравший деревянные перила, казалось, уже снова был занят своим делом.

Однако как только писарь ушел, он тут же выскочил из терема, сам толкая встречных слуг, вылетел с великокняжеского двора и, подбежав к сидевшему у дороги нищему, что-то коротко и быстро шепнул ему на ухо…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ Одолень – трава Глава первая 1 Грамота. Печать. Меч.

Путь-дорога, как тетива.

Мчит гонец врагам встречь, Князя передать слова: Иду на вы, Иду на вас за Русь!

Иду на вы, Иду на вас, клянусь, Что не сносить вам Вашей головы.

Иду на вы!

Иду на вы!

Весело стучат по заснеженной дороге копыта вороного коня. Радостно ехать по родной земле, да еще с такой грамотой!

Столько лет ее ждали люди на Руси!

Доброгнев скакал по знакомым местам, то и дело привычно поглядывая по сторонам.

Время набегов закончилось, вон, запоздалый, последний, надо полагать, в этом году набег только недавно прошел, кое-где половецкие следы совсем еще свежие. И ехал он по родной земле, причем уходя в ее глубь. Отчего бы не попеть песню, которая сама рвалась из груди?

Хороша служба у гонца! Ни тебе начальников, ни подчиненных – сам себе и воевода, и младший дружинник, сам себе голова!

Хорошая служба, но опасная! Воевода с охраной ходит. Князя в бою с тыла и боков телохранители прикрывают – только впереди мечом и копьем путь пробивай. Да и дружинники тесным строем стоят. Если что – всегда от предательского удара прикроют, а то и собой заслонят.

А тут только на себя и надейся!

Ветка ли где дрогнет, сорока ль, выдавая того, кто прячется за кустом, пролетит, вороны далеко в лесу закружат – на все внимание обращай, все подмечай, гонец! Ну а уж если волки средь бела дня вдруг завоют… Тогда быстрее пришпоривай коня, сворачивай с дороги или в любой момент жди, что спорхнет с тетивы длинная птица с одним пером и железным клювом!

Трудная служба у гонца. Ни днем тебе, ни ночью покоя. …Но об этом и вспоминать даже как-то неловко. Сам Мономах по нескольку суток, бывает, не слазит с седла.

Бывает, конечно, и горькой эта служба. Когда везешь известие о новом набеге половцев князю, о его поражении княгинюшке или о смерти их родителей, а то и детей им обоим…

Но зато, когда несешь победную весть, – нет в мире лучше службы, чем служба гонца! В каждом доме ты тогда желанный гость! Каждому человеку лучший друг! Да и князь, словно ратника после боя, наградой пожалует!

А уж до чего интересна и завидна для многих служба у княжеского гонца!.. – даже покрутил головой, подумав об этом Доброгнев.

Пятнадцать лет служит он гонцом у Мономаха – и где только не побывал за все эти годы!

Русские города не в счет. Их он объездил все, и по нескольку раз. А кроме них – был в Царьграде, Париже, Англии… граде старинных цезарей – Риме и то побывал!

Спрашивают его потом: что да как там? А что ответить – ну, был… ну, видел… Реки – синие, но наши вроде синей. Деревья зеленые, но наши куда зеленее. Цветы тоже там ничего.

Везде люди живут! Только… нигде не мешают так жить человеку, как здесь, на Руси… Все, кому не лень – и свои, и чужие! А вот если бы не мешали… Если бы дали хоть век пожить в мире, без войны!..

Неужели наконец-то грядет это долгожданное время? А что? Самая пора теперь ему наступать, после того как князья враждовать между собой перестали, да еще и Степь навсегда усмирят!..

Доброгнев, распевая свою любимую песню, так задумался, мечтая о том, как счастливо будет жить тогда на Руси, какими богатыми станут веси и огромными города, что не заметил ни пролетевшую мимо сороку, ни круживших над лесом ворон. И не услышал даже, как  несколько раз, хоть далеко еще было и до полудня, провыли за его спиной неурочные волки…

Очнулся он лишь от детского крика: «Гонец, здесь засада! Беги!!!»

Но не успел даже пришпорить коня, как с гиканьем и свистом на него вылетели половцы.

Несколько спереди и трое сзади, отсекая обратный путь.

Гонец вздыбил коня, с лязгом потянул из ножен длинный прямой меч и, потрясая им, сам бросился на ближайшего к нему половца…

Эх, всем хороша его служба, да одна в ней беда – недолгая!..

Самое обидное, что все это произошло прямо на глазах у опешившего Славки. И он ничем не мог помешать половцам или помочь княжескому гонцу.

Просидев в ожидании неподалеку от половцев, разведших, чтоб согреться, огромный костер, и вконец измерзнув, он вдруг сначала услышал волчий вой, а затем и слова приближающейся песни: Лес и поле. Ночь. День.

Речка, и опять ночь.

Что там впереди – тень?

Друг, а может, враг? Прочь!

Славко приподнял край заячьего треуха и прислушался:

– Точно вой! Опять степняки сигнал подают. Да только как-то особенно, не тоскливо, а будто бы с радостью! Стой… погоди… а это еще что такое?!»

Иду на вы, Иду на вас за Русь! – Уже явственно донеслось до него.

– Песня?!

Славко от изумления даже треух с головы стянул. А потом вспомнил про половцев и ахнул.

Не только он один, те тоже всполошились и принялись вскакивать со своих мест.

– Гонец! – слышались их возбужденные голоса.

– Точно, он!!

– Скорее гаси костер!

– Бери сабли и копья! Все на коней!!!

Хан Белдуз торопливо надел наличник, вскочил на жеребца и принялся расставлять своих воинов.

Тупларь, выполняя приказ хана, торопливо принялся тушить костер, но так забросал его снегом, что от него только повалил густой дым…

Ветер гнал его то в одну сторону, то в другую. То плотно закрывал дорогу, то широко открывал ее…

И наконец, когда в последний раз сдунул в лес клубящееся темно-сизое облако, уже совсем невдалеке показалась скачущая фигура всадника в остроконечном русском шлеме.

«Княжеский гонец! Вот оно что… – разом все понял Славко. – Вот они кого так тут ждали!..»

А песня все приближалась: Иду на вы, 56 Иду на вас за Русь!

Иду на вы, Иду на вас, клянусь, Что не сносить вам Вашей головы.

Иду на вы!

Иду на вы!

Хан Белдуз поднял руку, и половцы, подавшись вперед в своих седлах, только и ждали, когда он резко опустит ее вниз.

«Да что же это такое делается?!» Видя, что гонец попрежнему не замечает опасности, чуть не плача, закусил губу Славко и, не выдержав, выскочил на дорогу и закричал:

– Эй, гонец, разворачивай коня! Назад! Здесь засада! Половцы! Уходи!

Гонец понял. Услышал. Но – было уже поздно.

Он поднял на дыбы коня и, не дожидаясь, когда до него доедут половцы, сам ринулся на них.

Сколько же их здесь: один… два… три… Десять против одного?

Новый порыв ветра закрыл гонца от глаз Славки. В наступившей полумгле слышался только боевой звон металла. Причем не только легких половецких сабель о русский тяжелый меч, но и самих сабель между собой. Когда ветер отогнал дым, оказалось, что в суете да в дыму половцы не столько повредили гонцу, сколько переранили друг друга.

Двое из них, сокрушенные смертельными ударами гонца, уже навсегда распрощались с жизнью. Один с воплями корчился на снегу в предсмертных муках. Другой, молча, припав к шее коня, медленно отъезжал прочь, и, только посмотрев на него внимательней, Славко понял, почему он осмелился покинуть поле битвы без разрешения хана. Он даже скривился от увиденного. Этот половец был без головы…

– О, да я вижу, и сам Белдуз тут? Здорово, хан! Ты чего это у нас здесь забыл? – тяжело переводя дух, огляделся Доброгнев.

– А тебя! – отозвался сидевший на жеребце у дерева, Белдуз и требовательно протянул руку: – Дай грамоту и поезжай, куда хочешь! Или в отряд мой иди! Мономах-х тебя обратно не примет, а мне такие воины ой как нужны!

– А ты хоть спросил, нужен ли мне такой хан? – с хмурой насмешкой осведомился гонец.

– Нет, но спрошу – нуж-жен? З-золотом ведь платить буду!

– А подавиться им не боишься?

– Ну, как з-знаешь! – Белдуз что-то шепнул находившемуся рядом с ним старику. Тот, сорвавшись с места, подскакал к своим, передал им приказ хана, и те, придя в себя после первой неудачной атаки, принялись скакать вокруг гонца, угрожающе вытягивая вперед копья и крича:

– Ага! Попался, гонец!

– Сдавайся!

– Теперь не уйдешь!

– Ну, это мы еще поглядим, кто от кого!

Доброгнев неожиданно развернул коня и направил его на изготовившегося для удара ему в спину половца.

Славко и глазом не успел моргнуть, как гонец могучей рукой вырвал из рук степняка копье и тут же всадил его в грудь другому. А половца, что не удержал копье, пока тот еще разгибался в седле, восстанавливая равновесие, что было сил рубанул мечом от плеча до пояса – наискосок…

– Вот это да! – восхищенно покачал головой Славко. – Богатырь, настоящий богатырь! Эх, 57 а ведь он так и отобьется от них!

Похоже, что та же самая мысль пришла и в голову обеспокоенного Белдуза. Он снова сказал что-то старому половцу, тот, подняв голову, дважды тревожно провыл по-волчьи…

И почти тут же на дороге показалось трое несущихся к месту схватки всадников.

Очевидно, это были степняки из числа тех, что стояли в дозоре.

– А эти еще откуда взялись? – тоже заметив их, нахмурился Доброгнев. – Теперь начинай все сначала! Ну что ж…

Ветер снова погнал дым на дорогу, и он, не замедлив воспользоваться этим, ринулся на потерявших его из виду степняков…

– Вай-ай-ай!

– Уй-юй-юй!.. – то там, то здесь послышались их дикие вопли.

Дым рассеялся, и на снегу осталось еще два убитых половца.

– Хан, он так всех наших перебьет!! – вскричал не на шутку обеспокоенный старый половец.

– Вреш-шь! – замахнулся на него плеткой Белдуз. – Вперед, трус-сы! Он мне ж-живым нуж-жен!

Старый половец покорно направил коня к дороге и стал кружиться позади своих, словно выискивая что-то.

Это был опытный, побывавший не в одной большой битве и сотнях малых схваток, воин.

Он знал, что нужно делать.

И как только гонец собрался начать новую атаку, воин вдруг неожиданно выскочил из-за рослого стрелка и, с оттяжкой, полоснул его по боку саблей…

Словно молния сверкнула перед глазами Славки. Он даже застонал, будто это он сам, а не княжеский гонец получил рану…

Половцы тоже приостановились.

Сам Белдуз высоко привстал на стременах, чтобы лучше разглядеть, что там: конец?

Но это был далеко еще не конец.

Доброгнев, прижав ладонь к прорванной кольчуге, несколько мгновений смотрел, как изпод пальцев струится темная, дымящаяся на морозе кровь. И вдруг, подхватив с земли саблю, потрясая ей и мечом, с еще большей яростью бросился на уже никак не ожидавших от него этого половцев…

Даже раненый, с угрожающе поднятыми мечом и саблей, он был страшен половцам. Но Славке-то хорошо было видно, что силы вместе с вытекающей из раны кровью уже покидают гонца.

К тому же и его конь, получив вторую рану, стал все больше и больше приседать на задние ноги.

– Вперед, трус-сы! – вылетая из-за дерева, закричал Белдуз. – Заваливай его вместе с конем!

Неожиданное появление хана заставило половцев забыть страх даже перед таким богатырем.

И когда они отхлынули, перед рухнувшим на колени гонцом остался лежать убитый половец и его вороной конь…

– Хан! Он и пешим дерется! – взмолился Узлюк. – Дозволь я его осторожно стрелой!

– Ладно! – махнул рукой хан. – Только с-смотри, чтобы не в с-сердце!

Стрелок понимающе кивнул, быстро достал из-за спины лук и прицелился в медленно разгибающегося от земли гонца…

Ветер, словно желая помочь богатырю, всей силой понесся на дорогу. Но дым уже был не такой густой, а глаз Узлюка зорок и опытен...

Послышался короткий свист стрелы, громкий стон гонца и торжествующий возглас 58 половца:

– Есть!

– Молодец-ц! – отозвался из полутумана голос хана. – Сумку, сумку у него бери!

– Вот она! Держи, хан!

– Нет, это я его подстрелил, я и отдам!

– Хан, оба они врут, это я его ранил сначала! Я!

Ветер на несколько мгновений отогнал дым, и Славко успел увидеть нескольких половцев перед гарцевавшим на жеребце с сумкой Белдузом.

– Будет вам с-собачиться! – довольно шипел он. – Помогите мне лучше уз-зел развязать!

Этот проклятый рус-ский змееныш-ш чуть без руки меня не оставил… Ничего, вс-стречу его еще раз – пожалеет, что родился на свет!

– Надо было его сразу со всей деревней сжечь! – заметил Куман. – Я ведь сразу предлагал!

– Нельзя, некогда было! – остановил его хан. – Для нас что сейчас главное?

– Грамота! – в один голос ответили половцы.

– Вот она – княж-жеская! – поднял над головой свиток со свисавшей с него блестящей печатью Белдуз. И в то же мгновение дым снова закрыл его от Славки. – Сейчас мы узнаем, что в ней! Г-де гонец?

– И правда, где? Только что здесь лежал… – послышались растерянные голоса.

– Как сквозь землю провалился!

– Дым от стогов, хан…

Славко, изо всех сил пытаясь разглядеть то, что происходит на дороге, умоляюще зашептал:

– Беги же, родной, беги! Прячься, пока тебя не видно!..

– Ушел, хан! – узнал он голос старого половца. – А может, и ускакал на каком-нибудь нашем коне!

– Так что ж-ж мы тогда ж-ж-ждем? В погоню!

– Ах, в погоню? Ну нет! – покачал головой Славко.

Он умело сложил ладони у губ и трижды, как можно более угрожающе, провыл волком.

– Хан! – тут же раздалось сразу несколько встревоженных возгласов.

– С-сам слышу! – огрызнулся на них Белдуз.

– Уходить надо!

– С-сам знаю! Эх-х, вы! Упус-стили!

– Слава Богу, ушел! – поняв, что половцы отказались от своего намерения преследовать гонца, с облегчением выдохнул Славко.

– С-скорее отсюда! За мной!.. – прокричал хан.

Дувший, как нарочно, все последнее время в эту сторону ветер сразу стих. И Славко увидел быстро удалявшийся по дороге заметно поредевший половецкий отряд.

– И эти ушли… – снова вздохнул он, огляделся и, с сокрушением покачав головой, сам себе сказал: – Пора и мне к своим возвращаться. Намаялись, поди, без огня на мерзлой земле…

Потирая в предвкушении порки спину, Славко прихватил половецкую саблю и уже сделал шаг по направлению к своей веси, где давно уже заждались от него весточки земляки, как неожиданно позади него вдруг что-то хрустнуло и заворочалось…

Славко замер и остановился как вкопанный.

«Что это? Снег с ветки упал? Или… в стогу кто? Точно, в стогу – вот и парок идет…

Неужто гонец?.. Конечно же он! Кому еще здесь быть? А я и уши развесил: ускакал, ускакал!..»

Славко, не помня себя от радости, кинулся назад. У стога он отложил мешавшую саблю и стал спешно разгребать его обеими руками, отбрасывая далеко назад целые охапки сена.

«Заяц бы сразу сбежал от меня… от зверя сбежал бы я сам…» – рассуждая сам с собой, бормотал он и, видя, что там, в глубине, действительно кто-то темнеет и даже ползет навстречу ему, закричал:

– Эй, гонец! Выходи, не бойся, я – свой!

Но это был не гонец.

Сначала из стога показались небольшие подбитые дорогим куньим мехом, сапоги, потом пятнистая шуба из пардуса-рыси, затем соболья шапка, и наконец появился сам хозяин этой роскошной одежды.

Это был невысокий, крепко сбитый паренек – Славкин ровесник.

– Ты кто? – ничего не понимая, уставился на него Славко.

– Ой! – испуганно ойкнул тот и попятился, явно намереваясь снова нырнуть в стог. – А ты?

– Я – Славко! Меня все тут знают. И наши, и половцы! Я уже два раза от них бегал! – прибавил для убедительности Славко и затем, на правах хозяина здешних мест, строго спросил: – А вот ты кто таков? Откуда здесь взялся?

– Я не взялся… – всхлипнул незнакомец. – Я – из обоза выпал!

– Из обо-оза? – насмешливо протянул Славко. – Ты что – куль с мукой?

– Не-е, – слегка обиженно протянул отрок, с испугом косясь на лежавшую у ног парня саблю. – Купеческий сын!

– Вижу, что не крестьянский! Лицо сытое, руки гладкие… – оглядев его с ног до головы, усмехнулся Славко и вспомнил мелькнувший к стогам мешок: – Так вот что за тень давеча здесь была…

– Какая еще тень? – испуганно закрутил головой отрок.

– Не бойся – твоя! – поспешил успокоить его Славко, видя, что незнакомец, очевидно, после пережитого ужаса, пугается теперь всего. – От половца, что ль, в стогу хоронился?

– Д-да!

– Сам-то хоть наш? Русский?

– Еще бы!

– А ну, перекрестись!

– Сейчас, только главу пред Господом обнажу!.. – отрок сорвал с себя шапку и, истово ударяя себя перстами, перекрестился: – Вот! Вот! Вот! Вот!

– Наш! – с удовлетворением признал Славко и, подняв с земли саблю, для удобства оперся на нее: – Ну, а теперь сказывай, как тебя звать?

– З-з-звенислав! Во Святом Крещении – Борис!

– Как-как?

Славко от удивления даже рукоятью сабли лоб себе почесал.

Незнакомец, в ужасе проследив за каждым его движением, еще сильней заикаясь, повторил:

– З-ззз-звенислав!

– Ну и имя! – засмеялся Славко, возвращаясь в прежнюю позу. – Первый раз слышу такое!

– Это отец меня в честь золота так наз-звал. Уж очень он з-ззвон монет любит!

– То-то я гляжу, ты все позваниваешь! Замерз, что ли?

– Нет, это я от страха! – со вздохом объяснил Звенислав. – А так мне совсем не холодно!

– Еще бы! – с завистью покосился на его шубу и сапоги Славко. – В такой одеже тут до весны просидеть можно!

Звенислав, понемногу приходя в себя, слегка успокоился, а когда понял, что ничто ему тут не угрожает, решил даже взять свой верх над этим насмешливым, наглым смердом.

– Да у меня таких тулупов знаешь сколько? – горделиво приосанившись, спросил он, и сам 60 же ответил: – Больше, чем пальцев на твоих руках! А шуб и сапожек – и того больше!

Он, видно, перешел на свою самую излюбленную тему и готов был продолжать это перечисление до вечера.

Но Славко больше всего на свете не любил, когда эти богатые, в городах-крепостях отсидевшись, перед ними, нищими, половцами разоренными, добром своим хвастают.

К тому же ему давно пора было быть дома. Вспомнив про деда Завида, про плетку, он разом поскучнел и отмахнулся:

– Ну и считай их, пока за тобой вернутся! А я пошел!

Скрипя снегом, Славко продолжил было прерванный знакомством с купеческим сыном путь. Но тот вдруг внезапно с испугом окликнул его:

– Эй, ты куда? Постой!

Столько страха и отчаяния прозвучало в этом голосе, что Славко невольно приостановился:

– Ну, чего тебе еще? – недовольно спросил он.

– А… если не вернутся?

– Чего-о?

Славко оглянулся и словно впервые посмотрел на Звенислава.

Ничего не скажешь, одет он действительно был, как добрый молодец в сказке. Если бы не сказал, что из купеческого рода, то можно было спутать с самым что ни на есть княжичем! И про то, что таких шуб, шапок и сапог у него великое множество, сказал, видать, не для красного словца.

И озорная мысль вдруг пришла в голову Славке.

Бурча себе под нос: «Так я и поверил, чтоб за купеческим сыном, да не вернулись! А вот чтоб он своим богатством поменьше хвастал… Да и мне б заодно приодеться не мешало…», он вернулся к стогу и уже громко уточнил:

– Не вернутся, говоришь?

– Ну да! – жалобно глядя на него, закивал Звенислав.

Несколько мгновений Славко боролся с собой: правильно ли он делает или нет. Наконец решил, что нет ничего худого в том, если тот, у кого есть все, поделится с тем, у кого ничего нет, и с деланным испугом покачал головой:

– У-у! Тогда плохи твои дела!

– Почему? – не на шутку встревожился Звенислав.

– Да понимаешь, одет ты уж слишком богато…

– И что ж в том плохого?

– Да нет, ничего! – поспешно согласился Славко, делая вид, что успокаивает купеческого сына, но на самом деле только пугая его. – В стольном граде Киеве да Великом Новагороде, может, это и хорошо! А у нас тут много лихих людей по дорогам бродит.

– Ой! – вырвалось невольно у Звенислава.

А Славко все продолжал, нагоняя голосом и жестами страху:

– С кистенем, топором за поясом… До таких, как ты одетых, охочие!

– Ой-ой!!

– Такие, что и «ой!» сказать не успеешь! А от них Бог спасет, так к половцам в плен попадешь!

Славко ожидал, что упоминание о половцах окончательно добьет Звенислава, но оно, наоборот, неожиданно вызвало в нем надежду.

– Ну, у этих меня отец выкупит – я ему грамотку напишу! – с легким небрежением махнул 61 он рукой.

Надо было срочно выправлять положение. И Славко тут же смекнул, что именно он должен делать.

– Как! – с нарочитым ужасом переспросил он. – Ты еще – и писать умеешь?

– А то! Еще как!

Вот новая напасть!

Услышав про то, Славко даже про свою главную цель позабыл. Ах, как он всегда мечтал научиться грамоте… И он, с самым живым интересом, почти с мольбой, попросил:

– Покажи!

Звенислав с удивлением покосился на него и, подняв палку, с готовностью принялся водить ей по снегу:

– Вот – аз, буки, веди…

«Аз, буки, веди…» – словно молитву, повторил про себя Славко и с досадой шепнул:

– Эх, будь у нас больше времени, я бы так и всю азбуку выучил!

– Что ты сказал? – не понял Звенислав.

– Я говорю, что тогда тебе никакой выкуп не поможет! – спохватившись, поправился Славко.

– Это еще почему?

– А потому что тех, кто считать да писать умеет, половцы сразу в Царьград продают! А оттуда в такие страны, где не то что у нас, на Руси. Там, говорят, рабов совсем за людей не считают!

– Пропал, совсем пропал! Что же мне теперь делать? – хватаясь за щеки, шепотом простонал Звенислав и с надеждой посмотрел на Славку: – Слушай, Славко! А если мне никому не говорить, что я читать-писать умею?

– Ну? – переспросил Славко, торопя его про себя: «Быстрей, быстрей думай, купеческий сын, пока за тобой еще не приехали!..»

– И в какую-нибудь другую одежду переодеться, попроще, а?

– Ха! Что тебе здесь – торжище? – усмехнулся Славко. – Где ты другую одежу в лесу найдешь?

Звенислав тоже, очевидно, имел свою думку и поэтому, как бы случайно, обойдя вокруг Славки, вдруг указал на него пальцем:

– А вот – хотя бы твою!

«Ну, наконец-то!» – торжествуя, с облегчением выдохнул про себя Славко, а вслух с возмущением сказал:

– Ишь! Чего захотел – мою! Умный какой! А я что тогда – замерзать, по-твоему, должен?

– Зачем? Мы – поменяемся! – предложил Звенислав.

– Да ты что, парень, – с деланной обидой, мол, разве такими вещами шутят, возмутился Славко. – Разве моя одежонка – ровня твоей?

Он поднял руки, разглядывая рукава, затем опустил голову на обувь и, как бы оценивающе осмотрев сам себя со стороны, вздохнул:

– Конечно, носить ее еще можно… Но все же – это одни лапти, заячий треух да овчинка дыра на дыре. А у тебя – одной только шубе цены небось нет!

– Жизнь дороже! – вздохнул Звенислав и принялся уговаривать: – Ну, Славко! Тебя тут все знают, никто не обидит. И читать-писать ты не умеешь! А от половца, сам говоришь, тебе ничего не стоит убежать!

Славко посмотрел на него, потом, словно невзначай, на дорогу и, делая вид, что сдается, задумался вслух:

– Прямо даже и не знаю, что мне с тобой делать!.. И правда, выручить что ли?

– Выручи, выручи! – умоляюще задергал его за рукав Звенислав.

Неожиданно то ли вдали, то ли вблизи – отроки так увлеклись разговором, что даже и не поняли сразу, где именно, – послышался какой-то шум, и уже оба они разом в испуге уставились на дорогу.

– Ну, так что? – торопя, простонал Звенислав.

– Ладно! – торопясь, согласился Славко. – Давай!

Звенислав тут же обрадованно принялся снимать с себя всю одежду и протягивать Славке:

– Вот тебе моя шуба! Вот – сапожки! Ну что ты стоишь, раздевайся!

Славко, держа в руках теплую мягкую одежду, немного помедлил, помялся и наконец смущенно сказал:

– Так у меня… ведь это… под армяком и нет ничего!

– Как это – ничего?! – в ужасе переспросил Звенислав.

– А вот так! – Славко отвязал плетку и, распахнув полы полушубка, показал свой голый живот. – Половцы да княжеские тиуны все до нитки обобрали… Спасибо, хоть это оставили!

Звенислав ошеломленно – да как же ты ходишь так зимою – покачал головой и робко спросил:

– Ну, тогда я хоть исподнюю рубаху с себя снимать не буду! Ладно?

– Да что ж я тебе: тиун или половец? – возмутился Славко и благодушно махнул рукой: – Оставляй!

Он надел на себя теплые порты, шубу…

И дальше обмен пошел уже без остановок.

Только и слышалось радостное – Звенислава:

– Вот тебе еще – шапка соболья, совсем новая!

И в ответ голос тоже увлекшегося обменом Славки:

– А вот тебе мой заячий треух… Совсем старый!

Отроки, дивясь незнакомой для себя одежде, помогли друг другу одеться в шубу и овчину, обуться в лапти и сапоги.

– Хор-рошо! Тепло! – закончив со всем этим, притопнул ногой Славко.

– Хорошо! Не страшно! – вторя ему, заплясал рядом Звенислав.

– Правильно! – поглядев на него, одобрил Славко. – Ты бегай, бегай быстрее! А то замерзнешь с непривычки, отца дожидаючись!

– До лета тогда бегать придется, – упавшим голосом, чуть слышно прошептал Звенислав и уже громко добавил: – Я и так бегаю! Слушай! И как ты во всем этом ходил? – недоумевая, покачал он головой. – Коротко, тонко… А дыры на полушубке? Это ж не дыры – проруби!

– Может, хоть рукавицы тебе оставить? – заботливо предложил Славко.

– З-ззачем?! – замахал на него руками Звенислав.

– Ну вот, опять испугался? Да пошутил я!

– З-знаю… – кивнул Звенислав, у которого уже не попадал зуб на зуб. – Это у меня теперь от холода!

– Ну, тогда прыгай еще, а хочешь, костер разведи! – посоветовал на прощание Славко. – Главное, не бойся, кому ты теперь такой нужен? И своих жди! Скоро приедут! А уж мне, прости и правда совсем некогда!