Текст книги "Судьба ликвидатора (СИ)"

Автор книги: Евгений Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

  СУДЬБА ЛИКВИДАТОРА

   Октябрь 1962 года г. Карлсруэ

   Несколько часов назад закончился, самый громкий за все послевоенное время судебный процесс по делу Богдана Сташинского, обвиняемого в убийстве Степана Бандеры и Льва Ребета. К всеобщему удивлению журналистов, суд вынес весьма лояльный приговор убийце – 8 лет лишения свободы, признав его лишь соучастником в совершении преступления. Подобное решение стало прецедентом в мировой судебной практике, когда основным виновником и заказчиком преступления было признано советское правительство, узаконившее политические убийства. Богдан Сташинский на процессе был признан только исполнителем. Впереди его ждали долгие 8 лет пребывания в баварской тюрьме, не предвещавшие ничего хорошего, и полное неведение после их окончания. Хотя о том, что будет потом, Богдан тогда не хотел думать. В этот момент он испытывал только одно непреодолимое желание – выспаться. Утром его должны были перевезти в другую тюрьму, а сейчас его ожидала долгая и спокойная ночь. Богдан вошел в камеру и сходу упал лицом вниз на жесткую тюремную кровать, пропахшую сыростью и плесенью. Он лежал неподвижно с закрытыми глазами, ощущая каждой клеточкой, как отступает немыслимое напряжение, накопившееся в нем за долгие месяцы следствия. Сташинский даже не предполагал, что приговор суда может быть настолько желанным. Он до такой степени ощущал себя измотанным и опустошенным, что в этом состоянии, возможно, и высшую меру наказания принял бы с облегчением. Поэтому, 8 лет заключения, после стольких лет напряженной работы в КГБ, он воспринял, как заслуженный долгожданный отпуск, которого в его службе, по сути, никогда и не было. И хотя, основной вариант реализации его плана рухнул, после бегства в Западный Берлин американские спецслужбы не проявили к нему должного интереса, второй вариант вселял ему надежду на успех. Но, все это будет потом. Сейчас, проваливаясь в дрему, он вспоминал свою жизнь и тех людей, которые, так или иначе, повлияли на его судьбу.

   Г Л А В А 1

   г. Львов 1950 год

   Закончилась очередная учебная неделя. Богдан не торопясь, укладывал конспекты в потертый кожаный портфель, который полгода назад купил на барахолке у старого поляка. Портфель явно был старше своего нового хозяина и должно быть пережил не одного владельца, но по-прежнему сохранил свою представительную форму и характерный запах, присущий старым кожаным вещам. Торопиться Богдану было некуда. Он жил в студенческом общежитии на окраине Львова и лишь в конце месяца выезжал домой в село Борщовичи, где проживала его семья. Родители не баловали сына деньгами, поэтому весь его бюджет ограничивался размерами мизерной стипендии. К своим 19 годам он вообще не употреблял спиртного, что отчасти делало его отшельником в кругу сокурсников, да и в отношениях с девушками, он не мог похвастаться большим успехом, хотя, последние всегда смотрели на него с повышенной интересом. Для своих лет он не выглядел гадким утенком, а наоборот, создавал впечатление некого супергероя из трофейных художественных фильмов, которые в большом количестве появились на экранах кинотеатров в послевоенные годы. На самом деле, Богдана интересовала только учеба и книги, за чтением которых он проводил большую часть своего свободного времени.

   Когда лекционный зал практически опустел, к нему подошел староста группы Назарий Кулиш и, наклонившись к уху, полушепотом сказал:

  – Тебя вызывают в кабинет к Ситниковскому.

  – А кто это? – поднял на товарища удивленные глаза Богдан.

   Назарий выпрямился и, как заговорщик посмотрел по сторонам. Убедившись, что в помещении кроме них никого нет, он вновь склонился к товарищу и тем же тоном произнес:

  – Ну, ты даешь. Капитан госбезопасности, который курирует наш институт.

   Богдан от испуга привстал с места и дрожащим голосом спросил:

  – А ты не знаешь, в связи с чем?

   Кулиш многозначительно улыбнулся и, выставив перед собой ладони, как бы отгораживаясь от чужих проблем, ответил:

  – А вот этого я не знаю и знать не хочу. Сам вспоминай, что и где с дуру ляпнул.

   Он быстро развернулся и почти бегом поспешил к выходу, оставив Богдана в полной растерянности.

   Сташинский шел по длинному институтскому коридору, читая таблички на дверях. До этого дня ему не приходилось общаться с сотрудниками этого всемогущего ведомства, поэтому встреча с Ситниковским его пугала и интриговала одновременно. Он шел, едва переставляя окаменевшие ноги, и терялся в догадках, что могло стать причиной этого вызова. То ли, в деканат попал милицейский протокол об его безбилетном проезде, который составили контролеры во время прошлой поездки домой. То ли органы заинтересовались членами его семьи, которые поддерживали связи с антисоветским подпольем. Мысль о второй причине он старался отогнать от себя, так как не разделял взглядов своих сестер и старался вообще ни делами, ни словами не касаться политики.

   Дойдя до таинственного кабинета, он долго не решался постучать в дверь, так как от волнения не мог остановить дрожь в руках и ногах. Наконец, собравшись с духом, он постучал по матовой глади дверного полотна и, не дожидаясь ответа, вошел в мрачное прокуренное помещение.

   За массивным дубовым столом, покрытым зеленым бархатом, сидел мужчина среднего возраста, в круглых металлических очках, застрявших на самом кончике носа, и сером твидовом костюме с широкими бортами. У него были русые редки волосы, аккуратно зачесанные назад и неестественно большие для его телосложения руки.

  – Вызывали, товарищ капитан. – Почти по-военному отчеканил Богдан и сам удивился, насколько изменился его голос.

   Ситниковский поднял на него глаза и обезоруживающе улыбнулся.

   Сташинского в этот момент поразили глаза этого человека. Невероятно умные и в то же время по-отечески добрые. Обычно такие глаза бывают у старых и мудрых людей, познавших жизнь. Все это никак не укладывалось в его представлениях о сотрудниках МГБ, которых так не любили и боялись в его окружении.

   Капитан вышел из-за стола и, протянув руку молодому человеку, сказал:

  – Во-первых, я Вас, Богдан Николаевич, не вызывал, а приглашал. А во-вторых, – он указал рукой на свободный стул, предлагая присесть, – Называйте меня, просто, Иваном Андреевичем.

   Он подошел к окну и, задернув шторы, включил настольную лампу. Окутавший кабинет мягкий приглушенный свет, придал помещению атмосферу некой доверительности и покоя.

   Богдан присел на край стула и спрятал руки под приставным столом, так как они продолжали предательски дорожать.

  – Чаю хотите? – предложил Ситниковский, усаживаясь на свое место.

  – Нет, спасибо, – выдавил из себя студент.

   Капитан убрал на край стола свои бумаги и, сложив на столе руки в замок, спросил:

  – Вас, наверное, интересует, о чем я хочу с Вами поговорить.

   Сташинский уткнулся глазами в стол и заерзал на стуле. Липкая волна холода поднималась от желудка и подступала к горлу. Он помолчал несколько секунд, а затем, тихо произнес:

  – В прошлые выходные я ездил домой в село. Денег у меня не было, и как назло, на одной из остановок в вагон вошли контролеры. Меня сняли с поезда и передали в отделение милиции. Наверное, сейчас этот протокол попал в деканат? – Парень поднял глаза на хозяина кабинета. – Я обещаю, что впредь подобного не повторится. Только не исключайте меня из института.

   Ситниковский откинулся на спинку стула и, неожиданно засмеялся.

  – Неужели Вы думаете, что органам госбезопасности больше заняться нечем, кроме как «зайцев» в общественном транспорте ловить.

   Богдан удивленно посмотрел на него, но промолчал.

  – Я просто захотел с Вами познакомиться. Вы не поверите, но у нас очень много общего и мне интересно пообщаться с Вами, как с человеком. – Ситниковский с интересом посмотрел на собеседника и, не увидев на его лице ожидаемой реакции, продолжил. – Совсем недавно я узнал, что Вы, как и я, являетесь большим поклонником таланта Ярослава Галана.

  – Да, – оживился Богдан, – Я с большим удовольствием прочитал его роман « С Крестом или с ножом», очень сильно написано, а главное – смело.

  – А Вы не читали его книгу «Под золотым орлом»?

   Парень отрицательно помотал головой.

  – Вот возьмите. – Ситниковский вытащил из стола брошюру в мягком переплете и протянул ее Богдану. – Обещаю, что пока будете читать, оторваться не сможете, а когда прочитаете, то долго не заснете. Я, как человек, прошедший войну, казалось, многое повидал, но те зверства фашистов, которые описаны здесь, никого не смогут оставить равнодушным.

  – А недавно с друзьями мы смотрели его пьесу «Любовь на рассвете». – Оживился Богдан и аккуратно положил книгу себе в портфель. – Мне тоже очень понравилось.

  – Я так понимаю, именно после ее просмотра Вы и поспорили с некоторыми из своих товарищей? – Ситниковский в упор посмотрел на своего собеседника.

  – Вы и об этом знаете? – Богдан вновь опустил глаза, он сразу вспомнил, как совсем недавно группа очень оживленно обсуждала этот спектакль, практически разделившись на два враждующих лагеря. Среди студентов на тот момент было много ребят, которые сочувствовали бандеровцами и открыто ненавидели автора пьесы. К счастью Богдан оказался в другом лагере, поэтому сейчас, беседую с чекистом, он чувствовал свою правоту и, немного осмелев от этого, спросил. – А что здесь предосудительного? Я действительно, не признаю насаждения униатства в Западной Украине, полностью поддерживаю позицию Галана в отношении преступного характера действий УПА.

  – Знаю, знаю, – вновь улыбнулся капитан. Он приподнял ладони вверх, жестом показывая, чтобы парень охладил свой пыл. – Я в этом с Вами полностью солидарен. Но как мне кажется, члены Вашей семьи не совсем разделяют Ваши взгляды. Кстати, как поживает ваша сестра Маричка? Как она себя чувствует?

   Богдан почувствовал, как его лицо залилось краской. Сестра имела определенное отношение к подполью УПА, точнее у нее там был возлюбленный, она регулярно носила ему в лес еду и по неволе, потом стала выступать в качестве связной. «Значит, вот по какому поводу меня вызвали сюда» – догадался он и, бросив на офицера подозрительный взгляд, и, стараясь сохранить прежний тон общения, ответил:

  – Спасибо, у нее все хорошо, а что касается моих родителей, то они старые люди патриархальных взглядов, я не могу их переубедить, да и не ставлю себе такой цели. У них своя жизнь, а у меня своя. Для меня первоочередная задача в жизни – окончить институт и учить украинских детей во имя процветания нашей Родины.

  – Звучит помпезно, как на собрании. – Усмехнулся Ситниковский. – Но у нас сейчас беседа доверительная и я хотел услышать от Вас, почему Вы, человек выросший в семье, где к Советской власти относятся, мягко скажем, не очень лояльно, не разделяете взглядов своих родных?

   Богдан, наконец, положил руки и на стол и, немного подумав, ответил:

  – Знаете, Иван Андреевич, для меня Советская власть ничего плохого не сделала. Наоборот. Я окончил школу, поступил в институт. Сейчас учусь, получаю стипендию. Когда закончу учебу, буду учителем, уважаемым человеком. Моим родителям этого не понять. Они всю жизнь работали на земле, вели свое хозяйство, поэтому в 39 году перспектива вступления в колхоз не вызвала у них большого воодушевления. Но не эта главная причина наших разногласий. – Парень на минуту замолчал и потер ладони.– После войны я стал свидетелем одной жуткой истории в нашем селе. Сосед, с которым мы граничили дворами, скрывался в лесу вместе с отрядом, а потом в 1946 году сдался НКВД. Его не осудили, а разрешили вернуться к нормальной жизни. Он стал работать в колхозе и вроде все у него пошло нормально, но в один из дней к нам пришли бандеровцы. Сначала, у него на глазах, они задушили его 10-летного сына, затем, изнасиловали жену и содрали с нее кожу. У меня до сих пор в ушах стоит ее крик. А потом, самого этого соседа они связали и живьем бросили в реку. Иногда, во сне мне снится эта картина и, почти всегда я просыпаюсь в холодном поту. Поэтому, оправдания националистам я никогда не смогу найти.

   Лицо Ситниковского стало серьезным, он сжал кулаки и уставился не моргающим взглядом в стену.

  – Да-а, – наконец, протянул он, – И таких случаев, к сожалению, у нас великое множество. Взять хотя бы зверское убийство Ярослава Галана. Извините, но вынужден вновь вернуться к личности этого писателя-патриота. Я не спроста в начале нашей беседы завел речь именно о нем. Эти варвары могли убить его просто выстрелом из пистолета, отравить или нанести удар ножом, но им нужен был неповторимый эффект, они хотели увидеть мучения своей жертвы. – Он с сожалением покачал головой. – Десять ударов топором практически превратили его лицо в месиво.

   Богдан с пониманием посмотрел на хозяина кабинета. Ему показалось, что тот с головой ушел в свои мысли и забыл о его присутствии в кабинете. Он посмотрел на часы, стрелки показывали ровно 16 часов. Богдан пропустил обед в студенческой столовой и сейчас думал, где сможет недорого пообедать. Для того, чтобы привлечь к себе внимание, он кашлянул в кулак, но Ситниковский никак не отреагировал на звук. Тогда, набравшись смелости, Сташинский все же спросил:

  – Иван Андреевич, я могу быть свободным?

   Не дожидаясь разрешения, он привстал с места, чтобы выйти из кабинета.

   Ситниковский перевел на молодого человека удивленный взгляд. Вопрос студента прозвучал настолько глупо в этой ситуации, что Ситниковский не сразу смог на него ответить. Он ухмыльнулся и, отрицательно мотнув головой, ответил:

  – Можете, но только чуть позже.– Капитан дождался, пока гость опять вернется на прежнее место, и продолжил, – Сейчас, я хотел бы, чтобы Вы помогли мне в одном деле.

   Он замолчал, подбирая нужные слова и в то же время, наблюдая за реакцией парня.

  – Вы хотите, чтобы я давал Вам информацию на своих сокурсников? – разочарованно спросил Сташинский.

  – Ну что Вы, – улыбнулся офицер, – С этим вопросом у меня все в порядке. Как Вы могли заметить, оперативной обстановкой в учебной группах я владею полностью, во всяком случае, я так думаю. Мне нужна Ваша помощь в поиске убийц Ярослава Галана.

   Улыбка сошла с лица капитана и он серьезно посмотрел на Богдана.

  – Каких убийц? – удивился Сташинский, – Я лично читал в газете, что милицией задержан некто Лукашевич, который подозревается в совершении преступления.

  – Это для газет и общественности, – отмахнулся капитан, – Он, конечно, не ангел, более того, он был соучастником убийства, но организатором этого преступления и главным исполнителем является кто-то другой. Домработница писателя видела его, но, к сожалению, фамилии его не знает. А Лукашевич и другие задержанные по этому делу молчат, как партизаны.

  – А чем я могу помочь? – спросил Богдан, не понимая, какую помощь от него ожидает офицер МГБ. – Ведь убийство было совершено, если не изменяет память, еще в прошлом году.

  – Вы еще не в том возрасте, чтобы не надеяться на память. – Засмеялся капитан и через несколько секунд, уже серьезно продолжил.– Мы располагаем сведениями, что одного из предполагаемых организаторов убийства знает приятель Вашей сестры. – Он не отрывая глаз, смотрел на молодого человека, не давая возможности ему что-то возразить.– Я думаю, Вы сможешь через нее поближе сойтись с этим парнем, войти к нему в доверие и узнать имя убийцы. – Он с надеждой посмотрел на студента, но тот молчал, уткнувшись глазами в пол. – Ты должен понять, Богдан, что так называемые воины УПА доживают свои последние дни. Многие из них уже сбежали за кордон, многие перешли на нашу сторону, но остались самые отъявленные. Они уже не люди, это звери, которых нужно уничтожать физически. И мы будем с ними бороться до конца. Поэтому ты определись, с кем ты, с ними или с нами. В случае твоего согласия, я даю слово офицера, что никто из Вашей семьи не пострадает.

   Капитан в обращении к Сташинскому умышленно перешел на «ты», стараясь придать беседе, более доверительный тон.

  – А если я не соглашусь?

  – Я думаю, с твоей стороны это риторический вопрос, учитывая те сведения, которые я перед тобой разгласил. – Он многозначительно улыбнулся, но все же закончил свою мысль. – Но, если ты настаиваешь, отвечу: если не согласишься, то, ни о каких гарантиях безопасности для тебя и твоих близких не может быть и речи. А выводы делай сам.

   Не смотря на свою молодость, Богдан умел быстро принимать ответственные решения. По тону разговора он понял, что отныне дороги назад у него нет. В случае отказа, как минимум, его семья будет подвергнута депортации, а сам он вряд ли сможет окончить институт. Но это одна сторона медали. С другой стороны, успокаивал себя Богдан, ему предлагают делать то, что совершенно не противоречит его моральным принципам и в то же время, может обеспечить безопасность его семье. Во всяком случае, со стороны действующей власти.

  – Конечно же, я согласен. – Почти сразу, но все же после небольшой заминки, ответил Богдан и улыбнулся. – Что я должен делать?

   Ситниковский, не отрывая глаз от собеседника, в ответ неопределенно кивнул головой. То ли это был знак удовлетворения ответом, то ли непродолжительная пауза в словах Богдана заставила его усомниться в искренности полученного согласия.

  – Вот и прекрасно. – удовлетворенно произнес капитан. – Для начала мы с тобой напишем подписку о добровольном сотрудничестве с органами госбезопасности и выберем тебе псевдоним, которым ты будешь подписывать все отчеты о выполнении оперативных поручений. Это может быть любое имя, – стал разъяснять чекист, – фамилия или кличка, лишь бы она никак не была связана с личностью самого Богдана Сташинского.

   Не отрывая пристального взгляда от собеседника, Ситниковский улыбнулся одними губами. Парень поднял глаза к потолку и недолго думая, произнес:

  – Я выбираю псевдоним «Олег».

  – Почему именно «Олег»? – без удивления спросил капитан. Он должен был убедиться, что это имя никак не связано ни с ним, ни с его близкими родственниками.

  – Так звали того мальчика, которого на моих глазах убили бандеровцы. – Ответил Сташинский.

  – Ну что ж, очень символично. – Не скрывая удовлетворения, произнес он в ответ. – Пусть будет «Олег».

   Он протянул Богдану чистый лист бумагу, подвинул ближе чернильницу с пером и стал диктовать стандартный текст подписки.

  – Когда я должен приступить к выполнению задания? – поставив подпись в завершении документа, спросил Сташинский.

  – А я тебе пока никакого конкретного задания не давал. – Засмеялся Ситниковский. – Нам с тобой предстоит еще очень большая подготовительная работа.

   Г Л А В А 2

   Только спустя месяц Богдан вновь попал в свое родное село. За это время он несколько раз встречался со своим нынешним куратором из МГБ, раз за разом демонстрируя свои навыки, умения и возможности при выполнении малозначительных оперативных поручений. К своему удивлению, сотрудничество с МГБ нисколько не тяготило его, более того, у него появился неподкупный живой интерес и своего рода азарт. Ему очень понравился сам процесс выведывания информации, создание оперативных комбинаций и ведение наблюдения. Для молодого человека, все происходящее напоминало кино, где он был главным героем, побеждающим в незримом бою подлого врага. Эта работа настолько захватила его, что он даже согласился временно прервать учебу в институте и полностью отдаться новому делу.

   Родительский дом встретил его привычным укладом жизни. За весь период учебы, он впервые так долго отсутствовал дома. Богдан с радостью смотрел на знакомые с детства побеленную хату, покосившийся сарай, с оторванным засовом и чисто условный загон для коров, откуда доносился привычный запах навоза. Ему показалось, что он отсутствовал целую вечность и с интересом пытался найти то, что могло измениться за время его отсутствия. Однако все оставалось по-прежнему. Отец, как и раньше, перед обедом колол во дворе дрова, а мать вместе с сестрами, сидя под навесом, лепили вареники.

   Увидев его на пороге, сестры выскочили навстречу, а мать, вытерев руки полотенцем, строго спросила:

  – Ты, почему так долго не приезжал? Я вся извелась, не зная, где ты и что с тобой?

  – Все нормально, мама. Учеба задержала. С первого раза не смог сдать зачет, вот и пришлось заниматься по выходным.– Богдан поцеловал сестер и, подойдя к матери, нежно ее обнял.

  – Помой с дороги руки и садись за стол, обедать будем. – Прежним тоном, сохраняя нотки обиды, сказала женщина и стала собирать на разделочную доску вареники.

   Богдан оставил пиджак в коридоре и, засучив рукава, вернулся во двор. Следом за ним, с кувшинов воды проследовала сестра Ирина. Она была самой старшей в семье, поэтому к брату относилась с материнской теплотой и заботой. Полив на руки водой, она протянула брату полотенце и полушепотом спросила:

  – Что у тебя случилось? В этот раз ты приехал не такой, как обычно. У тебя взгляд потерянный. Я никогда не поверю, чтобы ты не смог выучить какой-то урок. Может, расскажешь сестре?

   Парень грустно улыбнулся в ответ, и, тщательно вытерев руки, повесил Ирине полотенце на плечо. – Я все тебе расскажу, но потом. Не хочу, чтобы нас услышали родители и сестры.

  – Как знаешь. – Пожала плечами девушка и терпеливо пошла вслед за братом в дом.

   За обедом Богдан старался держать себя непринужденно и даже беззаботно, постоянно рассказывая о своей учебе, периодически вставляя в свое повествование, новые анекдоты и смешные истории из студенческой жизни. Однако все эти байки и напускная беззаботность не могли скрыть от матери истинного настроения сына.

  – Это все хорошо и очень интересно, – перебила его мать, – Но мне кажется, что ты нам чего-то не договариваешь.

  – Ничего я не скрываю, – не глядя женщине в глаза, ответил Богдан,– Просто я взрослею, у меня появилась личная жизнь, поэтому начинаю меняться. Не обращай внимания на мое настроение. У меня все в порядке.

   Он встал из-за стола и, поблагодарив мать, вышел во двор. Раньше, когда еще на стадии подготовки, общаясь с Ситниковским, он даже не предполагал, что по приезду домой будет испытывать чувство вины перед своими родственниками. Переступив порог родного дома, он, наконец, полностью осознал, насколько изменила его жизнь злосчастная подписка о сотрудничестве с МГБ. Никогда с самого детства он ничего не скрывал от сестер и не лгал родителям, а теперь ему приходилось не только лгать, но и где-то предавать их, используя свою сестру для получения нужной информации. И самое главное, он не мог признаться своим родным, что отныне он уже не студент, а не известно кто. Впереди его ожидала полная неизвестность. От сознания этого, он начинал презирать самого себя, но в это же успокаивал себя тем, что только таким образом может спасти свою семью от тюрьмы или выселения в Сибирь.

   Он присел на скамейку и, вытащив пачку «Беломора», закурил. Богдан смотрел на знакомый с детства двор, раскидистые яблони в саду, посеревший от времени колодец, гусей, важно, прохаживающих по недавно скошенной траве и его душу одолевала нестерпимая тоска. По сути, глядя на все это, он прощался со своей старой жизнью, погружаясь в неведомую бездну.

  – Теперь ты мне можешь сказать, что у тебя случилось? – обратилась к Богдану сестра. Она настолько тихо подошла к нему, что тот невольно вздрогнул.

   Парень затушил папиросу и бросил окурок в ведро с куриным пометом, стоящим неподалеку.

  – Знаешь, Ирина, по-моему, за мной следят чекисты. – Ответил он, начиная свою игру, и осторожно осмотрелся по сторонам.

  – Так, так, – сестра присела рядом на скамейку, – а теперь рассказывай все подробно с самого начала. Насколько я помню, ты никогда ничего не делал такого, чем бы мог заинтересовать НКВД.

   Богдан тяжело вздохнул и, грустно улыбнувшись, начал рассказывать.

  – Все началось с убийства Ярослава Галана. Не так давно мы с ребятами обсуждали, кто мог его убить и за что. Один из студентов начал рассказывать, что его казнили воины УПА за то, что он выступил против Ватикана на Нюрнбергском процессе и требовал суда над Степаном Бандеры. Он вычитал это в местных газетах. – пояснил Богдан.– При этом упомянул, что основным исполнителями убийства милицией признаны Илларий Лукашевич и его брат. Я сразу сказал им, что это полная чушь. Дело в том, что я лично был знаком с Илларием и точно знал, что в день убийства ему в больнице удаляли гланды.

  – Ты что совсем ума лишился? – возмущенно произнесла Ирина и от ужаса прикрыла рот ладонью. – Да, кто же хвастается такими знакомствами. И потом, зачем ты вообще поддерживаешь такие разговоры. Неужели ты не понимаешь, что среди вас есть провокатор, который специально поднимает подобные темы.

  – Теперь понимаю, но и это еще не все. – С обреченным видом буркнул Богдан и, сделав глубокий вздох, продолжил.– Когда ребята поинтересовались моим мнением, я забыл об осторожности, потому что доверял всем своим товарищам и высказал предположение, что его могли убить сами сотрудники НКВД. Ведь не просто так, Галана за неделю до убийства, уволили из редакции газеты «Радяньска Украина».

   Ирина прикрыла глаза и бессильно запрокинула голову назад.

  – Ты в своем институте просто обезумел. – Вымолвила она. – Теперь тебя точно арестуют.

  – Скорее всего, да. – Согласился с ней Богдан и вытащил новую папиросу. – Я уже заметил, что за мной следят. А вчера, вернувшись в общежитие, обнаружил, что в моих вещах кто-то копался. Во всяком случае, книги лежали не так, как я их оставил, и вещи в чемодане оказались перевернутыми.

   Сестра долго молчала, оставаясь с закрытыми глазами, а затем, когда Богдан уже хотел вновь обратиться к ней, она с решительным видом повернулась к нему лицом и сказала:

  – Тебе нельзя возвращаться во Львов. Там тебя арестуют, а вслед за тобой пойдем и мы все.

  – А что мне теперь делать? – с надеждой в голосе спросил брат.

  – Давай поступим так. – Ирина поднялась с места и стала повязывать голову платком. – Я сейчас поговорю с Марийкой, у нее в отряде жених воюет. Я думаю, она сможет переговорить с ним в отношении тебя, чтобы хоть на какое-то время спрятать тебя в лесу. Если он согласится, то утром отведем тебя в отряд, где ты сможешь отсидеться какое-то время.

   Богдан, как и все члены его семьи, знал, что Марийка уже несколько лет связана с подпольем УПА. Поэтому предложение старшей сестры было изначально предусмотрено планом, разработанным Ситниковским.

  – А что потом? Всю жизнь прятаться по лесам? – безнадежно возразил Богдан.– Пока не пристрелят, как бешеную собаку.

  – А ты хочешь пятнадцать лет отмотать на Соловках? – парировала Ирина. – Иди в дом и жди меня. Только, пожалуйста, родителям ничего не говори.

   Она поправила руками помятую юбку и поспешила к калитке.

   Г Л А В А 3

   Среди ночи Богдан проснулся оттого, что его кто-то настойчиво теребил за плечо. За окном светила Луна, освещая комнату тусклым светом. За ширмой громко храпел отец, создавая особый шумовой фон в доме.

  – Вставай быстрее и одевайся. – Шепотом произнесла Марийка, продолжая трясти брата. – Нам нужно до рассвета покинуть село.

  – А сколько времени? – потирая глаза, спросил Богдан и быстро начал натягивать штаны.

  – Не важно, – ответила сестра, – Нам нужно скорее выйти из дома, чтобы избежать разговоров с родителями.– Она, как ребенка, погладила по голове брата и, улыбнувшись, добавила, – Не волнуйся, мы с Ириной их утром успокоим и что-нибудь придумаем убедительное в твое оправдание.

   Вместе они вышли на улицу. Во дворе их ждала Ирина с узелком, в который положила буханку хлеба, шмат сала, несколько отварных картофелин и две головки лука. Она молча поцеловала брата в щеку и, перекрестив на прощание, пожелала доброй дороги. Озираясь по сторонам, Богдан и Марийка поспешили к лесу.

   Выйдя на опушку, сестра остановилась.

  – Богдан, я дальше не пойду. – Она протянула брату записку. – В лесу тебя будет ждать мой... – она на секунду запнулась, подбирая нужное слово. – Мой друг. Передай ему это письмо и скажи, что оно от меня. Парня зовут Орест, он хороший человек, можешь ему доверять. Храни тебя господь.

   Девушка быстро чмокнула Богдана в щеку и, не оборачиваясь, побежала обратно в село.

   Так начался новый этап жизни Богдана Сташинского в отряде УПА. Хотя, группу, состоящую из четырех человек, сложно было назвать отрядом, однако, бойцы именно так называли свое подразделение. Нельзя сказать, что новый коллектив принял беглого студента с радостью. Но, тем не менее, рекомендации его сестры, работавшей несколько лет в этом отряде связной, стали надежной гарантией для его командира. Обычно все новички, проходили своеобразный тест на преданность. В первом же бою, новый член должен был на глазах у всего отряда убить того, кто хоть каким-то образом, сотрудничал с новой властью. К счастью, опять же благодаря сестре, сия чаша миновала Богдана. По просьбе Марийки, молодого парня оставили в отряде, исключительно как кашевара, правда, периодически используя и на других хозяйственных работах.

   В один из вечеров, Богдан сидел на стволе поваленного дерева недалеко от костра и от нечего делать строгал перочинным ножом сухую ветку. В этот момент к нему подсел Орест.

  – Ну, как тебе у нас? – спросил он у Сташинского.

  – Все лучше, чем сидеть в тюрьме? – буркнул в ответ Богдан.

  – Это точно.– Потерев колени, согласился тот и, пристально посмотрев на бывшего студента, спросил. – Ты так и собираешься, все время кашу варить или все же будешь вливаться в отряд, как полноправный воин. Рябята уже начинают задавать вопросы по поводу тебя, а не знаю, что им ответить.

  – Знаешь, Орест, я и сам вижу, что меня здесь не особо жалуют, но я даже не умею стрелять. И потом, я никогда в жизни даже воробья из рогатки не убивал.

  – Ну, это дело наживное. – Засмеялся в ответ боевик, оголив в улыбке кривые, желтые от табака зубы. – Не боги горшки обжигают. Всему тебя научим, было бы желание.

   Он пересел на другую часть ствола, чтобы в свете костра видеть лицо Богдана и продолжил:

  – Может быть, тебе и не придется кого-то убивать, для этого у нас есть другие люди, не очень-то переживающих о чистоте своих рук.

  – Что ты имеешь виду? – не понял дальнего намека Сташинский.

  – А то и имею. – Хихикнул в ответ Орест и перевел взгляд на сидящих возле костра людей. – Вон видишь паренька, играющего с финкой?

   На некотором удалении от общей группы на корточках сидел совсем неприметный юноша, по возрасту ровесник Богдана. Он из различных положений кидал нож в землю, каждый раз радуясь, когда тот входил по самую рукоятку в мягкий грунт.