Текст книги "Патриот. Смута. Том 8 (СИ)"

Автор книги: Евгений Колдаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава 18

Мы врубились в редкий строй пикинеров.

Сущее самоубийство, но по-другому никак. И стой они здесь плотно, нам точно пришел бы быстрый и безоговорочный конец. Но так некий шанс был. Надежда на то, что продавим и рассеем.

Мои выстрелы из рейтпистолета и пистоля свалили двоих. Один схватился за лицо, завалился на спину. Второй пал на колено, держась за бедро. Жив, но самое главное – выронил пику.

Я особо не целился, когда палил, кучность тел была достаточная, чтобы не промахнуться.

А убойная сила не позволила бы противникам продолжить бой.

Уже пешим отвел наведенную в бок пику, швырнул в кого-то слева пистолет. Разряженный он мне здесь не помощник. Саблей махнул направо, вкладывая в удар как можно больше сил. Не достал, слишком далеко.

Переступил, сократил дистанцию, покачнулся.

Под ногами были тела. Те самые люди, что пали здесь недавно – русские, наемники. После смерти они становятся так похожи. И кровь у нас всех одного цвета. А мы, живые, толкались, втаптывали их в грязь.

Собрался, увернулся от острия, получил ощутимый удар в плечо древком. Терпимо доспех такое сдержит. Синяк – не страшно. Выжить бы.

Шаг. Вокруг творился сущий хаос.

Лица немцев были яростными, собранными, готовыми ко всему.

Они попятились, пытались выйти на дистанцию, чтобы лучше орудовать своими длинными пиками, но не тут-то было. Струсившие было копейщики, которых мы вернули в строй, ощутили свое преимущество в ближнем бою. Плотного строя нет, можно подбираться ближе. Да и по сути вместе с влетевшими в неровный строй кавалеристами с саблями нас было уже ощутимо больше.

Животные ярились, били копытами. Кого-то валили немцы, но они тоже добавили хаоса во всей этой толчее.

Их наездники, пытаясь, удержатся в седлах, рубили сверху, отклоняли целящиеся в них пики, орудовали всем, что только можно.

Копейщики наваливались на германцев по двое на одного, а то и по трое.

Я отвел в сторону еще одну пику, рванулся вперед. Ошибка. Еле устоял покачнувшись. Опора сквозила, была неровной, местами податливой. Здесь у бруствера слишком много павших. Кровь лилась рекой, мешала двигаться.

За спиной и впереди гремели одиночные выстрелы. Где-то за нашими спинами кто-то орал призывая.

– В строй! Заряжай! Давай!

В нос ударило запахом жженого пороха. Лучше так, чем дышать ароматами этой бойни.

Немец, к боку которого я подбирался, швырнул пику, понял, что я слишком близко. Потянул свой кацбальгер, но не успел. Я рубанул сверху. Не зря взял боровку, все же проламывать кирасы моя легкая сабля точно не могла. Она и эта – вряд ли бы справилась. Но был шанс перерубать древки.

Я целился под марион, в голову, по глазам. Куда видел и куда мог попасть. Противник взмахнул руками, отпрянул.

Вперед! Шаг по мертвецам, еще удар, на этот раз попал, но куда – уже смотреть некуда.

– Господарь! – Слева взревел Богдан.

Я резко повернулся. Казак двумя руками, с трудом удерживая саблю, вцепился в пику, которая целилась в меня, отвел ее. Тутже на него налетел какой-то бросивший древковое оружие немец, рубанул.

Казак отпрянул, подхватил саблю, встретил его следующий удар.

Сталь зазвенела о сталь.

Но, мне некогда было наблюдать. Передо мной оказалось двое. Один еще надеялся проткнуть кого-то за моей спиной, видимо, всадника, потому что целился вверх. Ощерился кривой, щербатой улыбкой. Понимал, что весь в моей власти, если не выпустит оружия. Но надеялся на товарища. А тот, второй уже отшвырнул древко и взялся за меч.

Выпад, я ловко отбил его.

Ответил финтом, изловчился, но далеко выбрасывать руку не стал. В такой толчее, не ровен час, и отсекут, сам не увидишь. Черт! Слишком много всего вокруг. Ощутил удар по спине. Это было чье-то древко. Не сильно приложили мне по лопаткам. Мимо пролетела пика. Кто-то колол мне прямо в лицо, но я уклонился.

– На! – Это Яков.

Из-за спины раздался громкий, оглушающий бабах.

– А-а-а. – Немец схватился за лицо, из щеки брызнула кровь. Оружие выпало из его рук.

– Вперед! Ура! – Заорал я, что было мочи. – Навались.

Достать бы того мечника, но древко мешает. Шаг, удар. Скрежетнула сабля по кирасе, слетела вниз, черканула по плечу.

Какой-то копейщик поднырнул рядом и нацелил короткое свое орудие в грудь отбивающемуся немцу. Оно скользнуло по кирасе, полетело вниз. Парень качнулся, не устоял, потерял равновесие. Но успел перенацелить острие, оно вошло в выстеленное вперед бедро врага.

Тутже последовал удар меч слева. Копейщик упал, тихо, беззвучно, лишившись руки.

Но его действия дали мне мгновение. Еще шаг.

Я рубанул саблей по замершему боком противнику, все еще державшему пику. Он успел повернуть голову и втянуть ее в плечи. Рассек руку, брызнула кровь. Ощутил удар себе вбок. Вновь древко.

Черт, как тесно.

Краем глаза увидел летящую алебарду. С трудом отпрянул. Послышался громкий чвак.

Сержант, или какой-то еще офицер, ведь так вооружены были только они, не рассчитал и сделал слишком сильный замах. Его страшное оружие, не попав по мне, влетело в тела под нашими ногами.

Кто-то тут же навалился на него, сбил с ног. Они покатились куда-то вниз. Наконец-то мы выдавили их за бруствер.

Я понял, что мы тесним их. И сердце мое забилось с новой силой.

– Ура! Вперед!

Получил удар по шлему, в ушах загудело. Ерехонка хорошо сдержала удар. Что это было? А черт его знает, звякнуло вроде. Встряхнулся, рубанул куда-то направо, достал германца, рассек ему руку, что все еще пыталась маневрировать пикой, нацеленной мне за спину.

Мимо меня ломанулись несколько копейщиков. Я отпрянул, почувствовал руки, ухватившие меня за плечи.

– Господарь!

Богдан потащил меня назад.

– Господарь! Назад! Господарь!

Я не очень понимал, что происходит, но они с Яковом пытались вытащить меня из толчеи и давки. Победа? Поражение? Видимо, удар по шлему все же слегка ошеломил меня. Хотя вроде бы звона в ушах не было. Что такое контузия и сотрясение мозга я знал, и вроде бы обошлось.

Меня вытянули из толчеи, где стало чуть свободней.

Вглядывался, оценивал происходящее. Мы били их, гнали немцев, заставили побросать пики и взяться за мечи. Строй их распался, а здесь уже наша точно возьмет. Но там же еще и мушкетеры!

Раздался нестройный залп.

Люди передо мной, слева, справа, падали. Кричали. И тут мимо, держа строй шеренгой, прошло около сотни казаков. Они вобрали нас в себя, пропустили через порядки, прикрыли. Вооруженные аркебузами, они вскинули свое оружие. От запальной части каждого шел дымок.

– Пали! – Заорал кто-то. Сотник? Его заместитель?

Люди спустили курки, предварительно отворачивая головы от ружей. Грохнуло так, что в ушах у меня заложило.

– … Ё… – Все что я мог сейчас услышать.

Отряд рванулся вперед, врукопашную. Следом двигались еще люди. Мешанина и хаос продолжались, но уже меньше.

Вокруг стало свободнее. Бой сместился куда-то дальше, туда за бруствер, вниз.

Я сделал несколько шагов назад, осмотрелся, отдышался, мотнул головой. Богдан замер, смотрел на меня ошалело. Его тегиляй оказался в нескольких местах посечен, но вроде бы глубоких кровоточащих ран я не увидел.

Помят, но доволен собой, как всегда. Кривая дикая ухмылка, скошенный рот.

– Господарь. Ну вы… Ну вы… – Он тяжело дышал и мотал головой. – Ну вы и лихой. В самую гущу. Куда же так. Вам. Нельзя так рисковать.

С фланга раздался еще один стройный залп. Впереди кричали люди. Слышался звон стали, громкие вопли. Бой шел там, чуть впереди за валом. А я здесь за спинами своих бойцов приходил в себя.

Казалось бы, минута, может, даже меньше в этой мясорубке, невероятный риск. Но мы справились, мы отбросили их.

– Конь, где?

– Господарь, да кто же его знает. – Это был голос Якова. В шлеме окрест видно чертовски плохо, но без него в таком бою вообще смерть.

Я повернулся. Мой верный сотник сидел. Правая рука болталась плетью, из плеча шла кровь.

– Ты как?

– Жить буду, а вот воевать пока нет. – Спокойно ответил он.

Какой-то боец начал тут же на месте бинтовать его. Раненные, кто мог отползали сами, кому-то помогали менее побитые товарищи. Легкие кое-как вытаскивали из груды тел средних и тяжелых. Тех, кто звал, кричал, двигался.

Врагов добивали ударами сабель.

Жуткая картина поля брани.

Но, все еще не было кончено. Я услышал яростные крики, повернулся, смотрел из-за бруствера на происходящую прямо передо мной рукопашную, где сошлись мои копейщики, остатки пикинеров, мушкетеры, казаки и часть от трех конных сотен, что привел я с собой.

Мы теснили врага, потерявшего строй. Последний их залп нанес приличные потери, но больше палить они не могли, шла сеча, где каждый был сам за себя. Но, беда в том, что к противнику с тыла подходили еще мушкетеры. И там среди них я приметил несущегося вперед всадника.

Он громко орал что-то на неизвестном мне языке. Вел пару сотен бойцов.

Кто это? Неужели сам Якоб Понтус Делагарди.

Взгляд налево – там мои бойцы оттеснили противника с острожка, полностью выбили, но не стали преследовать. Германские пикинеры, не ломая строя, начали свой отход. Медленно, очень медленно пятились, ожидая удара. Мушкетеры, что прикрывали им фланги, продолжали бить по нашим позициям. Им отвечали.

Но их ряды тоже дрогнули. Они все еще пытались прерывать флангом тот острог, за который мы сейчас бились, но уже было видно, что они не полезут дальше и настроены двигаться назад. Неспешно выходя из-под огня и удара.

Что справа?

Там остатки наемников с пиками редким строем, угнетаемые тем что их основной фронт проломлен, рассеян и разбит пытались как-то вновь перестраиваться. Им противостояла вышедшая, маячившая неподалеку бронная конница. Она неспешно маневрировала вне предела огня мушкетеров и тем более пикинерской атаки.

Стрельцы и весь фланг войска Шуйского замерли посреди поля боя на удобной высоте и вообще не думали идти на помощь Делагарди и его людям.

А наемники обильно пролили здесь кровь за русского Царя.

В целом, как и в реальной истории при Клушино.

Наука вам, немцы – не надо лезть в наши дела и стравливать одних с другими. Мы здесь сами как-то разберемся. А поддерживать одних, против других в междоусобной войне чревато тем, что вас будут использовать и вашими трупами будет выстлана чья-то дорога к трону. В этот раз – дорога для Шуйских.

Только вот вас же, наемников, могут вот так кинуть в мясорубку рукопашной и не поддержать в важнейший момент.

Я встряхнул головой, уставился вперед.

– Стрелы кончились, господарь. – Проговорил из-за спины Абдулла. – Хотел подстрелить этого на коне. А нечем.

В голосе его слышалось разочарование. Понимал мой татарин, что этот всадник – какая-то важная птица.

Боевые порядки московского войска.

Проклятые русские, проклятая земля, проклятая страна, проклятый Царь!

Делагарди клокотал злостью, рвал и метал, несся вперед, увлекая за собой примерно две сотни мушкетеров. Еще небольшие отряды, видя его во главе, присоединяюсь. Но количество не выросло сильно.

Он видел, как ситуация в острожке, к которому он мчался, менялась.

Германцы героическим напором вроде бы почти выдавили противника, но здесь на них налетели конные бездоспешные стрелки. Безумие. Но часть из них после стрельбы ломанулись врукопашную, поведя за собой тех, кто было бежал с поля боя.

Среди всадников он отметил несколько выделяющихся, в бронях. Сотники?

Или сам проклятый Игорь⁈

Знаменем над центральным редутом сейчас никто не размахивал, там вновь стояла эта махина, неприступно, как скала. Огромный человек, но не тот, не самозванец. Можно было дать голову на отсечение, юнец сам повел своих людей, последний резерв в битву против германцев.

Сам ринулся на пики, спешился, врубился в дрогнувшие ряды пикинеров.

Исчез в хаосе боя.

Якоб с замиранием сердца молился пресвятой Деве Марии, чтобы она направило чье-то орудие этому Игорю прямо в голову или сердце. Чтобы не ранен он был, а прямо здесь и сейчас при виде сотен глаз пал смертью храбрых. Плевать – геройской или какой. Его втопчут в землю, и память о нем сотрется. А они одержат победу!

Боже, дай, только чтобы он издох и больше не коптил этот свет!

Но господь отвернулся от Якоба.

Русские отбросили и рассеяли большую часть пикинеров. Те, потеряв преимущество строя, отбивались мечами, отступали. Их фланг, что встал против нависающей конницы, еще как-то пытался держать строй, а в редуте завязался кровавый бой. Где все сражаются против всех и каждый за себя. Нет спины сотоварища рядом, нет плеча – есть просто свои и чужие и надо выжить.

Русские перевалили через вал второй линии, по ним дали залп, многие пали, но все равно рвались вперед.

Это самозванец так воодушевил их после панического бегства?

Мушкетеры отбросили ружья, выхватили клинки, и тут с вала по ним дала залп казацкая пехота. Миг и люди смешались с людьми.

Делагарди, ведя за собой собранный отряд, взлетел на вал. Здесь еще был хоть какой-то порядок, но впереди, уже вот-вот, рукой подать рубились люди. Между валами первой и второй линии.

Здесь же под ногами, на подъеме валялось истоптанное в грязи знамя одной из шведских мушкетерских рот.

– Вперед! – Заорал Делагарди. – Стройся в шеренги, готовься!

Офицеры поняли его и начали выкрикивать команды.

Якоб бросил в бой своих последних людей. Всех тех, кого еще мог собрать. Они подперли своим присутствием дрогнувших было, уже сражающихся врукопашную мушкетеров. Те рванулись к ним, а ровный строй еще не понесших потери вскинул свои орудия. Здесь с бруствера им было хорошо видно, куда палить, ведь бой шел там, между двумя возвышениями, двумя линиями укреплений.

Сам же Делагари склонился к истоптанному знамени.

Злость переполняла его. Какого цвета это полотно было – сказать сложно, оно было залито кровью, замазано грязью. Вероятно, оно когда-то было синим. Рядом с ним валялось несколько истыканных стрелами бойцов. Все они были мертвы. Один так и не разжал руку, не выпустил древко. Рухнул вместе с ним.

Оперение торчало прямо из его лица, залитого кровью.

Якоб разжал остывающие пальцы. Покрепче схватился и вскинул этот стяг. Смотрите все! Мы здесь! Наемники взяли редут! Вперед трусы и предатели! Вперед московские полки! Покажите, наконец себя! Сколько можно нам, наемникам проливать за вас кровь.

Это же ваш царь! Где ваша честь⁈

Я смотрел во все глаза и видел, как на бруствер первой линии выходят ровные шеренги мушкетеров. Они вскидывали свои аркебузы. По ним тут же начали палить те, кто стоял с моей стороны. Но далеко не все они еще перезарядились. Грянул залп, люди падали. Первая шеренга, стараясь держать строй, двинулась вперед, перезаряжая на ходу. Вторая вышла еще для одного выстрела.

С нашей стороны залп выдался уже более организованным. Шведы падали, строй их поражался, но они ответили. Начали перезаряжаться.

А там внизу между валами творилось настоящее безумие. Все, кто остался в живых сейчас бились в отчаянной рукопашной и пытались просто выжить и убить всех врагов, что рядом. Противник отступал, бежал. Казалось, они понимали, что все, для них все кончено. Мои люди давили их, рвались вперед, но получалось так, что все это превратилось в настоящий хаос.

Конные бездоспешные рейтары, частично увязшие в бою, копейщики, бывшие пикинеры в кирасах, мушкетеры, казаки, кто-то с саблей, кто-то с аркебузой, кто-то со шпагой.

Все бились в этой мешанине на небольшом пятачке земли.

И тут я увидел, как за спиной вышедших на позиции двух с лишним сотен шведов поднимается рваное, истоптанное и грязное знамя. Солдат, да нет офицер или даже полковник, а может… Может сам Якуб Понтус Делагарди сейчас пытался показать всему войску Шуйского, что они не разгромлены.

Они взяли верх и этот острог их.

Плохо, чертовски плохо.

– Нет стрел, господарь. – Абдулла повторил это более злобно. Он прямо сетовал на то, что не может пристрелить знаменосца. – Я принесу его голова тебе.

Он толкнул коня пятками и помчался чуть в сторону, огибая редут. Хотел пройти мимо отступающих и прикрытых дымом мушкетеров, что там отходили от наших позиций и этой мешаниной между двумя валами, где развернулась кровавая бойня.

– Куда! – Процедил я сквозь зубы, но понимал, что в целом он действует верно. Хотя и слишком самонадеянно.

Прошла секунда. В паре метров от меня стоял, подергивая ушами и, нервничая, конь Якова. Это шанс, действительно шанс захватить шведского генерала.

Я взлетел в седло.

– За мной! – Заорал что есть сил. – За мной!

Перестроившиеся, оставшиеся здесь примерно полторы сотни аркебузиров, что не влетели в рукопашную схватку за редут, подтянулись. Они уже перезарядили свои аркебузы и, возможно, пистолеты. Еще три сотни сейчас били издали отступающих пикинеров, перестреливались с прикрывающими их с фланга шведскими мушкетерами. Вся эта компания отступала.

А здесь, у этого укрепления началась какая-то невероятная рубка. За каждую пядь земли.

Если это сам Якоб – это будет невероятное приобретение.

– За мной! – Я взмахнул саблей, призывая бойцов идти в обход, не вслед за татарином. Черт бы побрал этого лихого вояку, а с другой стороны, где ранее был строй пикинеров.

Богдан был тут как тут. Тоже в седле, помятый, но воодушевленный.

– Берем офицера, или генерала? Господарь. – Он криво улыбнулся.

Спиной я ощутил злобный взгляд Якова, который говорил. Ну куда ты… господарь! Без тебя уже побеждаем! Поберегись.

Глава 19

Боевые порядки московского войска.

Делагарди с холодной яростью и гневом неутомимо размахивал знаменем.

С полотна летела грязь, брызги крови, но шведу было плевать. Сам факт должны увидеть союзники, должны наконец-то начать действовать. Сколько можно стоять и смотреть? Наемники за это время приняли на себя весь удар, сделали самую тяжелую работу, почти что выдавили войска самозванца из редутов. Не хватило самой малости, последнего усилия. Нанесенные потери и яростное сопротивление лишило мотивации сражаться.

Не хватило еще кое чего важного, а именно того, что проклятый Дмитрий Шуйский не ударил своей конницей и не обозначил серьезных намерений.

Ни слева, ни справа московское воинство не предпринимало ровным счетом ничего. Ни одного выстрела! Ни единой попытки!

Слабая надежда на то, что стрельцы и те части, что находились с ними на левом фланге, начнут атаку – провалилась. Этих можно было понять. Странно атаковать пехотой на конницу, имеющую преимущество в маневре и ударной силе.

Но Шуйский!

У него есть боярские сотни, крепкая, почти латная кавалерия, так какого дьявола!

Якоб в бешенстве продолжал размахивать знаменем, закусив губу. Мушкетеры, что сопровождали его, вступили в бой. Часть перезаряжалась, а примерно половина уже бились врукопашную за обладание редутом.

Где-то там между двумя валами. В настоящей мясорубке.

Вокруг самого шведа остались только его личные телохранители, его тени. Он привык не заметать их, но, конечно же, они всегда были рядом. Вестовых он разослал, мальчишки должны сообщить в штаб о том, что наемники вгрызлись в редут и пора бы уже. Дьявол! Пора! Действовать!

Где ты, Шуйский⁈ Ударь!

Две линии обороны разделяло всего несколько десятков алнов. Полсотни или чуть больше. Там на той стороне концентрировалась русская стрелковая конница. А за спиной и по правую руку шведа еще не дрогнули, не побежали мушкетеры, которые вели огневой бой с казаками.

Слева отступали остатки наемной роты, принявшие участие в штурме и достигшие успеха. Они прикрывали укрепление от атаки бронной конницы самозванца, что вышла на позицию для удара, но не торопилась лезть на хоть и сильно поредевший, но все еще опасный строй пик.

Они отходили, фланг оголялся.

Наемники, дьявол их забери, пятились.

Делагарди, работая прапорщиком, всматривался на другую сторону редута. То, что творилось внизу, его мало интересовало. Там шла резня, он знал это. Бессмысленный и беспощадный, лишенный всякой рыцарской чести и достоинства ближний бой – свалка. Нет формаций, нет лихих атак, тактики, стратегии, построений, перестрелки, порядков.

Просто люди, доведенные злостью до безумия, пытаются выжить и убить тех, кто жаждет убить их.

Но там, с иной стороны, напротив, был тоже оплот порядка.

Одинокий всадник взлетел в седло. Понесся, огибая по правую руку, через перестрелку мушкетеров к первой линии, к нему – Делагарди был в этом уверен. Безумец. Можно даже и не думать о том, что он доберется.

А вот второй. Якоб готов был биться об заклад, что это тот самый проклятый Игорь. Он тоже готов был нестись в атаку, выкрикнул призывный клич и, потрясая клинком, повел отряд в бой, огибая редут.

На него!

Столь малое расстояние – это считаные секунды. Якоб впервые за долгое время, с того момента, когда он противостоял Жолкевскому в Ливонии, почувствовал страх. Опасность за свою жизнь, свое будущее. Там в бою против ляхов он оказался ранен, попал в плен. В неволю к благородным панам и они обошлись с ним довольно хорошо. Посчитали его равным себе, паном. Благородным человеком.

Холодный пот выступил на спине Якоба.

Но здесь – это же не шляхта и не бояре. Не рыцари, а чернь! Это казаки, оборванцы, не знающие, что такое честь. Плен в таких условиях приводил Делагарди в ужас. Нужно сражаться и стоять. Ждать подмоги. Вот-вот должны затрубить трубы от лагеря Шуйского. Не все еще потеряно! Он должен отбиться, выжать должное время и тогда… Тогда!

Воевода Дмитрий поведет свои сотни в бой!

И тогда уже ничего не важно. Они точно возьмут верх! Нужно выжить несколько менут, выстоять.

Делагарди махнул своим ближним телохранителям, приказал готовиться отражать удар легкой конницы. Люди опытные и так все понимали. Они вскидывали аркебузы, занимали позиции, припадали на колени, целились. Наготове у них были палаши и шпаги. В этих бойцах он был уверен. Каждый из них стоил по меньшей мере троих, а то и пятерых. В бою он мог послать этих двенадцать человек куда угодно и мог рассчитывать на то, что они выполнят приказ.

Да и мушкетеры, что отступали за его спиной, скорее всего, решат: конница идет по их души, прикроют огнем, не бросят своего генерала. Побегут только в крайнем случае, если ударят на них и крепко. Здесь уже – воинская удача, либо ты, либо тебя.

Только бы устоять!

Мы понеслись вперед.

Я вел людей вперед. Маневр был действительно сложный. Нужно обогнуть острог как можно ближе к его краю справа. Просочиться между ним и отходящей германской разбитой, но еще держащей строй пехотой. Той самой наемной ротой, которая почти вся полегла здесь, пытаясь захватить укрепления.

Пройти между ними и самой мясорубкой внутри.

Ударить по первому рубежу укрепления.

Там на валу ждал какой-то благородный господин. Предводитель этого воинства, его части, точно один из таких, генералов, полковников. А возможно, если повезет, то сам Якоб Понтус – швед с французскими корнями, известный полководец. Такой трофей упускать нельзя, да и то, что он делает чертовски опасно.

Это может спровоцировать московскую рать для атаки.

Кто разберет этого труса Шуйского. Что он решит делать.

Но там за острогом еще стояли мушкетеры. Те, что уже начали отступление, не хотели вступать врукопашную, но завидь они мою конницу – мы попадем под ее огонь. Вот и нужно как-то так сманеврировать между молотом и наковальней.

И шведам дать по зубам, чтобы не положили нас, лезущих на валы. И взять эти самые укрепления.

Пара вестовых тут же помчались к отряду конных аркебузиров, перезаряжающихся и готовящихся к новой атаке и стрельбе, а также к бронной коннице, чтобы те в случае чего все же ударили. Пикинеры достаточно ослабли. И если нужно – то лучше бить.

Я же вел порядка полутора сотен колонной вперед, огибая укрепления.

Время шло на секунды.

Расстояние тут было весьма маленькое, рукой подать. Развернуться негде, теснота. Может, было бы выгоднее орудовать пешими, но скорость подхода тоже важна. Генерал мог попытаться удрать. В целом – видя, что к нему несутся всадники, это был вполне отличный план.

Но он стоял и размахивал знаменем, вокруг него формировался небольшой отряд. Чуть больше десяти человек. Телохранители. Элита. Будет непросто.

Кони выбивали копытами дробь.

Слева творился настоящий хаос. Русские теснили сборную солянку наемников. Все же, потеряв строй и его преимущества, все эти немцы столкнулись с присущей моим соотечественникам яростью. Да и числом мы превосходили их на этом участке.

Пикинеры, завидев нас, дрогнули.

Еще бы. С одной стороны, порядка двух сотен бронных всадников нависает и готовится проломить их строй. Да, пока не атакует, но вот-вот. Всем видом – обозначает намерение сделать это. Ну а мы заходили на них для удара.

Они ускорили отход.

Формация их, и без того шаткая, дрогнула. Еще не распалась, но уже превращалась во что-то бесформенное и слабо защищенное. Каждый германец понимал, брось он пику, побеги и тогда точно русские одоспешенные бойцы втопчут их в грязь. И останутся косточки немецкие омываться дождями на просторах бескрайней, бездонной Руси.

Однако паника нарастала все больше.

Также отступающие мушкетеры спешно начали разворачиваться. Готовится бить по нам как можно кучнее. Время шло на секунды. Фланг левой обороны острога уже вот-вот.

Метров десять и вал, на котором замер генерал наемников и его ближняя охрана.

– Сотня на мушкетеров, остальные за мной! – Заорал я.

Глупо было не ударить по стрелкам, потому что поверни бы мы все к острогу, обложи его всей силой – то фланг бы подвергся нещадному обстрелу с их стороны. Нужно компенсировать, связать боем.

Колонна резко стала разделяться.

Примерно человек тридцать вскидывала аркебузы. Но я понял, что происходит и громко заорал.

– Живым брать! Живым!

Хлопнуло несколько выстрелов, но знаменосец не покачнулся. Не ранен, н убит – отлично. Те бойцы, что стояли против нас, тоже грохнули из своего огнестрела. Им-то ничего не препятствовало.

Несколько всадников, несущихся рядом со мной, рухнули.

Соседняя лошадь взметнулась на дыбы и, громко оглашая окрестности, завалилась набок.

Сотня уходила направо – давя на мушкетеров. Там, сбоку и чуть за спиной, раздались выстрелы – люди орали от ярости и боли, валились из седел, кони вставали на дыбы. Последовал ответный залп, перестраивающейся для атаки сотни. Вслед за грохотом глотки взревели дружное:

– Ура!

– Бей!

– Гойда!

А мы меньшим числом ломанулись на вал.

Кони к такому были не приучены, поднимались на дыбы. Не хотели лезть вверх между надолбами и заточенными массивными кольями.

– Зараза! – Заорал Богдан, пытаясь выровнять своего скакуна, чуть отстал.

Я слетел с седла, держа в руках саблю. Аркебузы и чего-то еще огнестрельного у меня уже не было. Осталось все где-то на моем скакуне, унесшемся прочь от битвы. А пистоль пришлось выкинуть в бою.

Ну что. Вся надежда на навыки фехтования.

Мастерство рукопашного боя, не подвели меня в такой тяжелой обстановке.

Несколько всадников более ловко управлялись с конями правили их на рукотворный вал.

Многие спешивались, выхватывали пистолеты, более пригодные в рукопашной схватке, обнажали сабли.

– Десять справа, десять слева. Собратья, окружай! – Заорал я. – Идем по двое-трое! Пользуемся преимуществом!

Шаг, другой. Впереди двенадцать готовых стоять до оконца бойцов – шведов.

Поредевшая полусотня рванулась на приступ построенного нами же вала. Хлопнуло несколько аркебуз.

Защитники встретили нас ловко и умело. Они встали на подъеме, что была возможность маневра и простор для отступления вблизи вершины. Прикрывали своего командира. Защитой им служили наши же труды – врытые в землю колы и надолбы. Эти солдаты понимали, что мы хотим взять их предводителя живым, а вот они сами – нам не нужны.

Значит – нужно биться до последнего.

Мы торопились вперед. Поверхность под ногами скользила. Сапоги Смуты, все же не современные берцы, с ребристой подошвой. Здесь дай бог каблук помогает не рухнуть в такой ситуации. Земля же, обильно сдобренная кровью на такое уж хорошее покрытие для подъема.

Я пригибался, рвался вперед.

Слева и справа тоже шли бойцы. Лица злые, остервенелые. В руках сабли пригибаются, готовы совершить рывок и начать сечу.

– Гойда! – Заорал кто-то чуть из-за спины.

– Давай! Бей! – Поддержал его еще кто-то.

– Окружай, раздергивай! По двое на одного! Потрое! – Выкрикивал я сам приказы. – по одному не лезть!

Дышал полной грудью, словно паровоз, пытался стряхнуть пот, капающий налицо. Все же в доспехах и шлеме воевать – дело не простое. Жарит сильно, движения сковывает. Но – защита.

– Ура! – Разнеслось громогласное.

– Хаккапяялля! – Громыхнуло слаженное в ответ.

И мы налетели на них. Чуть меньше пяти десятков против двенадцати. Но, это была элита. Настоящие фехтовальщики и отменные стрелки. Уверен, вокруг предводителя не могло стоять кого-то еще.

Будет нелегко.

Сталь зазвенела о сталь. Слева, справа.

Служилый человек, неуклюже попытавшийся рубануть саблей противника и тут же получил ловкий удар из защитной позиции в лицо. Вскинул руки, роняя оружие, заорал, рухнул на колени. Я тут же занял его место. Противостоял мне белокурый средних лет крепкий швед, или финн. Черт разберет. Его клинок устремился мне вбок. Он крутанул финт, но я встретил его довольно ловко, принял на терцию, сбил, отвел в сторону.

Провернул кисть и атаковал в ответ.

Колол, неглубоко. Клинок тяжело, надо держать все ближе к себе, не рисковать.

Противник отступил, сделал отшаг, прикрылся надолбом. Новый удар и мой клинок рубанул в дерево. Черт! Дернул. Враг уже нависает, и его орудие летит мне в голову. Рука с трудом высвободила орудие. В последний момент подставил лезвие абы как, отбился, вернула его в позицию.

Зараза! А вот здесь бы мне не помешала легкая сабля. Хотя эти телохранители в кирасах. Может быть, и…

Последовала молниеносная атака откуда-то справа. Я заметил ее краем глаза. Ерехонка сильно мешала обзору, но спасала голову и это главное. Отпрянул, покачнулся, но устоял. Вставил вперед баторовку.

Секущий удар клинка полоснул на излете по боку, но кольчужное полотно сдержало удар. Не успей увернуться, и все было бы хуже. Может, даже проникающий. Хорошо сражаются – черти.

Атаковал, встретил защиту, получил ответ.

Обменялись ударами в тот момент, когда бой вокруг только нарастал и входил в свой апогей.

– На! – Услышал я выкрик и громкий выстрел.

Белобрысый, пытающийся атаковать меня слева, зажав со своим напарником в клещи, схватился за бок, но не упал. Выругался, ощерился, сделал шаг. Нетвердый, но вполне уверенный.

А они хороши, чертовски хороши.

Мой подшаг, выпад. Замешкавшийся, стиснувший зубы от боли противник подставил свой палаш, но рука его была слабее. Дрогнула. Ощутимо более тяжелый клинок моей сабли проломил его защиту, опрокинул.

Отвести или отскочить враг не успел.

Баторовка вошла в плечо, прямо по ключице. Туда, где были ремни, крепившие кирасу – нагрудник и спину вместе. Что-то треснуло, скрежетнуло. Швед застонал. Отпрянул, опуская клинок. Попытался перехватить его иной рукой. Усилить, сражаться, может быть даже, двумя.