Текст книги "Патриот. Смута. Том 8 (СИ)"

Автор книги: Евгений Колдаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 12

Долгоруков кинул взгляд на пишущего письма француза. Взгляд его на миг стал удивленным, но почти сразу он собрался и перевел все внимание на меня.

Сел слева, близко от края. Пара служилых людей, что привела его, замерла позади. Это явно злило князя. Приемный покой, место для аудиенций, а он ощущал себя под надзором, как пленник. Но… Он пока что им и был. Да и в целом человек этот исторгал холодный гнев, всем своим видом показывая, что негодует и недоволен.

– Здравствуй, Владимир Тимофеевич. – Проговорил я спокойно. Задачи взбесить его у меня не имелось.

– Здравствуй, Игорь Васильевич. Люди твои тебя господарем зовут, а за глаза и царем, государем порой. Кто же ты? – Он смотрел холодно, пронизывающе.

– Не с того ты разговор начал. – Хмыкнул я. – Тут вопросы мне задавать. Но если ответы получу, то и тебе ответить могу, отчего нет. Если по-хорошему поговорим.

Он молчал. В глазах его я видел, что думает изрядно. Прикидывает, пытается понять, как так вышло, что вроде бы батюшку он моего знал и у Мстиславских бывал, и меня, может быть, даже видел. Хотя сам его не помнил. Память реципиента не давала подсказок.

Чувствовалось во взгляде, что он недоумевает. Ведь тогда я был никем, а теперь… Мне и князь Трубецкой кланяется, и Ляпунов, а может кто-то еще.

Это он еще Романова не видел. Да и размеры войска моего представлял очень и очень отдаленно. Кого он там ночью видел, то, когда его с теми двумя бугаями взяли. Просто лагерь.

Хотя может, и расспросил охрану. Мало ли что сболтнуть могли.

– Поговорили мы с тобой жестко. – Начал я. – Ты меня дураком выставил, а я тебя порезать обещал. – Прищурил глаза. – Но, давай по-новому попробуем. Ты, как я понимаю, как сам говорил от Гермогена приехал с предложением.

Он насторожился, насупился, но кивнул.

– Так и есть. От патриарха, что за землю русскую радеет.

– Скажи, а кто выше стоит? – Буравил его взглядом. – Кто из них главнее, кто кем управляет, а? Гермоген или Шуйский, Василий?

Вопрос мой ввел его в ступор, но ненадолго.

– Патриарх и царь, две власти, что над всей землей Русской ставлены господу богу на радость. – Он перекрестился.

Руки и ноги его я загодя потребовал развязать, чтобы чувствовал он себя здесь более свободно. Конечно же, никакого оружия, да и вообще вещей, кроме одежды с собой у него не имелось. А стража и мои телохранители были начеку.

– Хорошо. А если, скажем, Шуйский умрет. Сейчас есть, а завтра нет. Все же лета его не малые, тогда что? Гермоген за кого встанет?

Князь еще больше напрягся.

– Ты к чему клонишь. – Проговорил зло. – Не болен царь. Жив, здоров.

– Я к тому клоню, что тебе Шуйский денег для меня передал или Гермоген. – Рубанул я с плеча, уставился с кривой ухмылкой.

– То все едино.

– Э нет, князь. Вот сам посуди. Гермоген, вопросов нет, человек святой, патриарх. Старый только. Умереть может. И что тогда? Ты за Шуйского будешь или за нового патриарха? А если им тот станет, кто против Шуйских слово скажет? Или, наоборот, если вдруг так случиться, что заговор в столице. – Я следил за ним, но видел, что он подковерные дела вроде бы и не знает.

– Смутить ты меня хочешь. – Ответил он холодно. – Живы все, здравствуют. Господь хранит.

– Я к тому, что любой патриарх не поддержит католика на троне. И Шуйский. – Улыбнулся ему. – Потому что трон пока что его. Но, не станет, если одного, если Владислава на трон сажать будут, то что? Ты его поддержишь? Он же сын иезуита. Они, даже перекрестившись, все равно остаются теми, кто есть. Как тебе король вместо царя, на троне, а? Владимир Тимофеевич?

– Не бывать этому! – Выкрикнул Долгорукий.

Я гляну на насторожившуюся охрану. Что, мол, нормально все, говорим.

– Вот и я бы этого не хотел. Русский, православный должен Русью править. Так думаю.

Выдержал паузу, изучая его. Судя по лицу с таким утверждением согласен он был.

– Я сейчас тебе скажу многое, а ты подумай. – Начал раскрывать тайну понемногу. – Мстиславский со своими людьми, многими, хочет на трон ляха посадить. В Москве уже готов заговор. Войско ушло, считаные дни остались Шуйскому на троне сидеть. – Он смотрел на меня зло, скалился, не верил, но я продолжал. – Может, уже и не сидит на троне Василий. Ты сам подумай, Шуйский же думал, да и ты до встречи со мной, что я тут с двумя тысячами где-то в поле обретаюсь. Под Дедиловым. Так.

– Допустим. – Прошипел Долгоруков.

– Так вот. Скажи мне, на кой черт двадцать пять тысяч человек… – Я специально добавил посошную рать в число воинства, чтобы увеличить его размер. – Столько народу посылать против того, кто даже Оку не перешел, по сведениям? Тула, ладно. Она не раз поддерживала самозванцев всяких. Но Серпухов. Отправить к броду через Оку тысячи три. Укрепить рубеж. Да я даже своими бы силами текущими очень тяжело переправлялся бы. А тут все силы на меня. – Перевел дыхание. – Сколько к Смоленску пошло? Разрозненные отряды наемников, которым платить надо, а так воюют они, считай, никак. И при них генерала нет, Делагарди нет, опытного командира. Уверен. Их раскидали, растянули, в единый кулак не собрали. А почему? Смекаешь?

Он смотрел на меня пристально, думал. Какая-то линия мыслей вроде бы строилась в его голове.

– Ты пойми, Владимир Тимофеевич. Мне Русь крепкая нужна и Царь сильный. Был бы таким Василий, я за него сам, первый встал.

– Врешь… – Прошипел он опять, но в голосе уже слышались нотки сомнения.

– Ты же слышал, что все мои бойцы про Собор Земский говорят.

– Прикроешься им, сам на трон сядешь. Видано ли. Шуйский же тоже… – Он осекся, покраснел.

Ага, значит, все же тот собор, что Василий созвал тебя не очень-то и устраивает.

– А чего плохого в том? Чем хуже я Шуйского? Если уж на то пошло? – Рассмеялся я, чувствуя, что все же давлю его. – Я молод, Василий стар, детей у него нет, а у меня вся жизнь впереди. У меня войско и уважение людей всего юга, а у него? Те люди, что к нам идут? Родня его? Сколько раз они с битвы отъезжали, бросая войска? Был бы Скопин, еще куда не шло, так нет, отравили его.

– Василий, помазанный царь.

– Кем? Собор Земский был? Всем миром его сажали? Сам же про это чуть не сказал. – Я довольно улыбался. Нашел ту ниточку, за которую можно потянуть.

– Гермоген за него! А я за патриарха стою, и слово мое крепко в этом. – Проговорил он громко.

– Так это хорошо, Владимир Тимофеевич. Отлично. А против чего вы стоите, кроме меня и самозванцев всяких, а? Против ляхов, что Жигмонт под Смоленском держит, так?

– Против него и татей всяких, что страну наводнили.

– Ну так давай объединим усилия, князь. Не в бою за трон. Нет. Тут сам увидишь, Шуйского скоро там не будет, не моими усилиями. А кто будет?

Он замотал головой.

– Нет, не верю

– Да не верь, хоть сто раз. Мне с того дела нет. Ляхов остановить надо. Слушай. Я тебе готов письма показать, от Мстиславского. – Действительно всю переписку я готов был предъявить. – Человека готов показать, что подтвердить многое может. Артемия Шеншина.

– Знаю такого. Да и в обозе вроде видел, похожего. – Он дернулся. – Откуда он у тебя? Как добрый человек к тебе в плен попал, а?

Опять вопросы задаешь. Что же это такое-то.

– Этот добрый человек татарам дань вез, чтобы их на сторону Шуйского переманить. Позорно кланяется Василий тем, кто землю нашу топчет, жжет и людей в полон уводит. – Я криво ухмыльнулся. – В общем. Я тебе глаза открыть готов на дела Мстиславского. Мне от тебя надо, только чтобы ты помог людей против ляхов сплотить, против Жигмонта.

Он смотрел на меня, и я видел, что в глазах сомнения есть. Пробил я его броню недоверия.

– С Шереметьевыми, знаю, ты дружен. – Продолжал давить. – В Москве он вроде сейчас. Как Мстиславский Шуйского скинет, действовать нужно будет. Не дать посадить ляха на трон. Войска польские уже от Смоленска идут. Уверен, самого опытного человека король послал. Станислава Жолкевского, чтобы он к Москве вышел. Власть ляхов подтвердил.

– Врешь… – Простонал он.

Видимо, он знал кое-что помимо того, что я ему говорил, и, собрав мыслвоедино, начал понимать, что я говорю правду. Но поверить в нее пока что был не готов. Слишком ужасна она для него была. Царя вот-вот не будет. Клушинский разгром заменит южный поход и битва со мной, в которой войско может завязнуть. Важно же было раздробить его, растянуть. Лишить царя сил в столице.

И, столкнуть, предложив Жигмонту Феодосию для его сына.

Отличный план по возведению ляха на престол.

– Нет, в том и беда. – Проговорил я спокойно. – Шуйскому уже конец. Его не я с трона скину, а Мстиславские. Дни его сочтены. А за веру православную кто постоит тогда? Ты, Долгоруков, это сделать должен! Ну а еще я и бояре, что при мне.

Он ощерился.

– Ты волком не смотри. – Улыбнулся я. – Тут интересная картина вырисовывается. Дмитрий, воровской царь у меня. Признал, что не царь он, а Матвей Веревкин, ляхами. Подчеркиваю это, ляхами убежденный под угрозами царем зваться. Марина Мнишек, шляхтянка, у нас. Проводница воли ляшской. Заговора этого. – Я, конечно, гнал приличную пургу, но сейчас мне было важно перетащить этого человека на свою сторону, вынудить написать письма, предостерегающие от присяги Владиславу и польской угрозы Москве. А там дальше, разберемся уже по ситуации.

Продолжил, смотря ему прямо в глаза, очень удивленные и даже пораженные.

– Трубецкой за нас, его ты видел. Ляпунова Прокопия Петровича ты тоже видел. А он с Голицыными дружен. Древний род, весомый союзник против ляха на троне. Мы их уже предупредили, что враги идут к Москве. Гонца послали, господа молю, чтобы успел. А еще Романов за нас.

– Филарет. – Глаза его округлились.

– Не веришь? В монастырь тебя прикажу отвести, там он. Здесь под Серпуховом.

Он замотал головой.

– Мне надо, Владимир Тимофеевич, чтобы ты патриарху Гермогену писал и другу своему Шереметеву, Фёдору Ивановичу. Спасать землю надо. Быстро и решительно и Собор Земский собирать. Не дать Мстиславскому силы набрать и ляхов в город пустить.

Он молчал, обхватил свою голову руками. Думал крепко.

– Не веришь, в монастырь поезжай, с Филаретом говори. К ночи жду тебя, письма писать будешь. А утром гонца пошлем.

Махнул рукой, приказал охране вывести его.

Ушел князь в больших думах. А я сел, глаза потер. Уже чем только давить и не приходится. И словами, и уговорами, и фактами, и даже переписку предлагать показать, коли надо. Все для дела, для того чтобы убедить этих людей действовать сообща, всеми вместе ради страны. Чтобы все объединились и единым порывом не дали ляхам трон захватить.

Перевел дыхание, обдумал итоги переговоров. В целом – вроде хорошо.

Француза, дописавшего свои бумаги, увели под стражей. Посмотрел, вроде бы неплохо написано. Отправлять надо. Распорядился и сам пообедал.

Время шло за полдень, стали приходить гонцы от обоза. Наконец-то, вот-вот, он прибудет.

Примчался человек, доложил, что Марина Мнишек со мной встречи требует. Судя по моему лицу, он сразу понял, что сморозил глупость, замялся. Я отпустил его, с отрицательным ответом. Здесь не вина служилого человека, а откровенная наглость этой супруги двух Лжедмитриев, а может, еще кого, для достижения власти. С такой интриганкой держи ухо востро, она смутить и опытного дипломата сможет.

Чего ей от меня потребно? Ванную, что ли, просить будет?

Хмыкнул, улыбнулся.

Нет. Некогда мне с ней лясы точить, бой впереди, а дальше решим. Распорядился, чтобы все ее вопросы теперь адресовались Ваньке. Он от этого был совершенно несчастлив. Явился, доложил, что подготовил для нее достойные, вполне сносные покои на территории терема. В нем, как и в Воронежском, имелись комнаты со входом с торца. И это в целом было приемлемо. Лучше держать эту шляхтянку поближе, как самого опасного врага. Да и завтра после битвы мне, скорее всего, потребуется весь набор этих моих пленников, чтобы потребовать от них написание очередных писем.

Я уточнил, не будем ли мы пересекаться с Мнишек. Он сказал, что… Приложит все усилия.

После победы, уверен, как только вести дойдут до Москвы – это станет последней гирькой на весах заговора. Как это было после Клушинского разгрома, так и здесь случится. Шуйского скинут, и время пойдет на дни. Тогда же войска ляхов выйдут к Москве. Им же не противостоит царево войско. Сейчас ситуация даже опаснее, чем в реальной истории. Там был шанс на победу под Клушино. Сейчас – там разрозненные части раздерганного корпуса Делагарди и еще более разрозненные силы нескольких дворянских военных корпораций.

Войско противостоит мне.

И кто будет быстрее – мы или ляхи, вопрос не ясный.

Вечер пришелся на организацию и размещение пришедших сил, последние приготовления, тренировки, выходы на позиции. Смотря на все это и объезжая редуты и лагерь, я был уверен в завтрашнем деле.

Ближе к ночи дальние дозоры сообщили, что войско Шуйского вышло на то место, где днем, до обеда стояли рязанцы.

Завтра будет битва. И я был к ней готов!

Утро следующего дня. Походные порядки московского войска.

Делагарди с холодной решимостью готовился к битве.

Вчера они преодолели большую часть расстояния до Серпухова.

Также вчера на военном совете еще утром он настоял на том, чтобы оставить часть обоза, раненных, тяжелую артиллерию и почти всю посошную рать у речушки Лопасня. Под прикрытием наименее боеспособных сил. Примерно полтысячи сборной солянки из пехоты и дворянской конницы.

И его, внезапно, послушали.

Да, попытались противостоять, оспорить. Требовали холопов тащить с собой, рыть. Что рыть, если враг встречает нас, а мы атакуем? И эти работяги могут начать валить лес для строительства плотов, потом спустят его по маленькой речушке к Оке. Все будут при деле. А войско сможет двигаться быстрее.

И, о чудо, Дмитрий Шуйский руку поднял и потребовал тишины. Выслушал шведа, всего его доводы и дал добро сделать почти все так, как он говорил.

Идея была в том, чтобы за день подойти к окрестностям Серпухова, как можно ближе. Оставить небольшое расстояние, чтобы там действовали разъезды и невозможно было устроить ночной рейд. Выждать и с зарей выдвинуться на поле перед городом, где разбить в быстрой схватке войска самозванца.

Так и решили действовать.

Якоб с момента налета на авангард воинства чувствовал все более нарастающую холодную злобу. Но итог совета заставил его радоваться.

Ему противостоял опытный, рассудительный противник, и это с одной стороны злило, с другой – заставляло все обдумывать по нескольку раз.

Состояние московского войска, кроме его четырех тысяч было посредственное. Но он надеялся на своих, непревзойденных пикинеров, поддерживаемых стрелками. И еще немного на русских стрельцов. Толковые мужики, и полковник у них вроде бы – годный.

Что остальные?

Французы. Эти напыщенные идиоты пали духом оттого, что получили по рогам. Чертовы пожиратели лягушек хорошо воюют, только когда побеждают. А здесь, получили на орехи и размякли. Луи де Роуэн так найден и не был. Это привело Делагарди в холодное бешенство. Еще и оправдываться пришлось за его дезертирство на совете. Что рыцарские обычаи взяли верх, а не решил он переметнуться к русским.

Француз, мастер меча, решил геройствовать, бросил войско. С трудом шведу удалось найти замену. Одного из капитанов на время он назначил полковником, лично. Перед всем строем потребовал от этих людей вероятности в бою.

Русские.

О, здесь он вообще не понимал, что происходит.

Эти люди, вроде бы должны сражаться за своего царя, но творили какие-то невероятные кульбиты. Рязанцы ушли. Ладно, этих можно попытаться понять. Их земляка повесили только за то, что он был гонцом этого Игоря Васильевича. Отца этого несчастного, с малым отрядом, убили во время попытки мятежа. Возможно, подковерная борьба бояр привела бы к тому, что их силы стали бы разменной монетой в грядущем бою и они решили не рисковать.

Свернулись и ушли. Все, кроме пары сотен. А это немало. Почти две тысячи.

Дворянская конница, люди вообще непонятные. Кто-то из них служил Скопину, и в них Делагарди более или менее уверен. Но таких немного. Основной состав той самой «старой гвардии» отправили противостоять ляхам на запад от Москвы и ждать подхода победоносно разгромившего самозванцев основного войска с юга.

Сейчас план похода на Серпухов и Калугу для Якоба становился все менее понятным.

Кто-то из новоприбывших был с виду неплохо организован. Но все они – чертовы татары, с виду. Луки, сабли. Брони нет. Использовать их как рейтар – слабо верится в успех. Как ударную конницу – невозможно. Как степные части, оказывающие постоянное давление стрелами на неприятеля – наверное, но швед в этом был не силен.

Отряды лично Шуйского боярской конницы.

О, это были почти что паны, почти шляхтичи. Конечно, не крылатая гусария, но некое ее подобие. Было их две сотни, но уже хорошо. Правда, этими людьми руководил лично Дмитрий, и можно было забыть о том, чтобы дать им какой-то приказ.

Русская Пехота.

Стрельцы были толковыми. Их полковник говорил со шведом после военного совета, и они пришли хоть к какому-то более или менее адекватному мнению. Как взаимодействовать. Остальная пара тысяч без малого – кто это? У них были копья, но не пики. Кто это, как их использовать.

Более опытная, по сути, посошная рать по виду.

Вот и получалось, что его пехота. Четыре тысячи. Только она. Все! Дьявол, это все! На что он может рассчитывать. А значит, нужно опираться только на этих людей. Нужно поставить их так, чтобы проломить оборону Игоря, желательно так и там, где он сам и находится. Нанести уваренное поражение основной силе. А дальше уже Шуйский и его люди довершат дело.

Но, Игорь, скорее всего, будет в конных ратях, где-то в тылу.

Делагарди, ведя войска к полю боя, скрипел зубами, думал. Как действовать.

Каково же было его удивление, когда, выходя на простор и начиная разворачиваться в боевые порядки, он понял, что прямо по центру построенных противостоящих им мятежных сил, над одним из редутов развевается уже знакомое по недавнему налету красное знамя с ликом господа.

Гонцы забегали между отрядами Делагарди и Штабом всего войска.

Отряды разворачивались. Шведская пехота – пикинеры и аркебузиры строились в центре. Вначале это вызвало ропот в боярской коннице. От них примчался человек с требованием сместиться и оставить центр им. На что Якоб махнул рукой и указал на укрепления.

– Хотите лезть и штурмовать их? – Произнес он злобно. – Думаю, нет. Это моя работа!

Вопрос тут же был снят. Гонец умчался, и больше от Дмитрия никто не приезжал.

Московское войско строилось, чтобы сломить силы самозванца, разгромить их и повернуться наконец-то лицом к своему основному врагу. Двинуться через Калугу на Смоленск.

Битва под Серпуховом решит весь исход компании.

Делагарди, сидя в седле, осматривал противостоящие им силы противника.

* * *

От автора

Бывалый офицер в отставке гибнет и попадает в СССР 80х. Чтобы спасти брата, а потом и свою заставу, он должен стать пограничником на Афганской границе.

На все книги серии скидки до 50%: /work/393429

Глава 13

Проснулся я еще до восхода.

Еще бы – важный, опасный и, скорее всего, переломный день всего моего похода и всего пребывания в этом времени.

Задача-то стояла передо мной нешуточная. И неоднозначная в плане ее решения. Нужно разгромить московское войско Дмитрия Шуйского и Якоба Делагарди. Но! Разгромить так, чтобы это не стало клушинской трагедией. То есть нанести поражение и вынудить русские силы переметнулись на мою сторону, чтобы уже вместе, объединившись дойти до Москвы и нанести удар по пропольской оппозиции.

А оттуда и по самим чертовым ляхам, засевшим под Смоленском.

Мстиславские и идущие к столице силы короля Жигмонта под предводительством Жолкевского – опытного командира должны быть сокрушены. Иного варианта развития событий нет. Либо так, либо всему конец.

Да и дело не только в опытности ведущего польско-литовский контингент полководца. У него в армии крылатая гусария. Козырь, который бил в реальной истории в открытом бою все, что только могла противопоставить ему в это время Русь.

С восходом солнца со своими телохранителями я стоял на позициях и всматривался на север, на дорогу, ведущую к Серпухову. Выбрал для себя один из редутов. Центральный.

Пантелей развернул над укреплением знамя. Замер.

Это тоже часть плана. Обозначить свое местоположение. Была у меня некая уверенность, что основные и самые опасные силы московского войска ударят туда, где буду я. Они посчитают, и вполне справедливо, что, сломив самых верных мне людей, а также убив меня или хотя бы вынудив бежать – уже возьмут верх. И я на это тоже рассчитывал.

Силы были, в целом равны.

Мои десять тысяч плюс две, переметнувшихся в последний момент рязанцев. И его пятнадцать, минус все те же рязанцы и побитый мной авангард. Плюс-минус – сопоставимое количество. Но, четыре тысячи наемников – отличной пехоты. Проблема! Орешек, который надо расколоть хитростью. Ведь это то, что по факту крыть, как думал противник и я в этом был уверен, мне нечем. Надеюсь, что он ошибается и то, что я для них подготовил – сработает.

А еще. Бомба замедленного действия. Спасибо первому мечу Франции Луи де Роуэну.

С помощью него я постараюсь вывеси из игры неполную тысячу рейтар.

Француз сидел здесь, в редуте, осунувшийся, утомленный, но выглядевший ощутимо лучше, чем вчера на допросе. Все же зеленое пойло никого до добра еще не доводило, даже таких славных вояк, как этот, прошедший ни одно сражение. Будь он в силе, в поединке с ним пришлось бы мне попотеть.

А так – самонадеянно бросил вызов и проиграл в пух и прах.

Сегодня же его ждала некоторая работа уже под моим началом. А именно: отсвечивать своим лицом на моих позициях там, куда выставят его соотечественников рейтар. Да, он мог переметнуться. Не очень верилось в то, что останется он верен и крепок. Глаз да глаз за Луи. Но для задуманного его самоотверженность не требовалась. Желательно просто присутствие.

Я осмотрел свои войска.

Пять редутов по центру, построенных в шахматном порядке – основной клин нашей обороны, о который должна разбиться московская армия.

Казаки, да и вообще все русские войска, очень часто воевали от земли. Поместная конница, это, конечно, хорошо, но что против легких татар, хорошо умеющих маневрировать и засыпать стрелами, что против поляков, привыкших давить своими гусарами и проламывать любые построения, Русь всегда выставляла крепкую оборону. Да, нас считали не маневренными и пассивными. Но, это только на словах. Измотав врага и отсидевшись в острожках и за гуляй-городом, следовала яростная и беспощадная атака.

Сейчас в редутах разместилась моя пехота.

Самые лучшие, тренированные и мотивированные ее части – бойцы Серафима, а также стрельцы, собранные по городам и сформированные из худой конницы. И казаки, те, которые пешие, считай теже воины огненного боя. Преимущественно в таком виде они ко мне перешли от Трубецкого.

Общим числом вся рать на пять укреплений около трех с небольшим тысяч человек.

Поделил я их между редутами.

Основной заполнил полутысячей Серафима и самой крепкой частью стрелецкой, идущей со мной еще от Воронежа. Слева и справа от себя поставил больше людей с аркебузами и мушкетами. Их позиции были укреплены лучше и выступали чуть вперед для возможности ведения перекрестного огня.

Ну а по флангам уже более сборную солянку.

Удар на их должен быть не такой мощный

За нашими спинами замерли самые лучшие, отборные части – ближе к флангам, поделенные пополам бронные сотни. Примерно по триста бойцов каждая. Северская с одной стороны и Воронежская с иной. Понятно, что они были дополнены и доукомплектованы людьми из других мест, но основной контингент был именно такой.

А по центру прямо за моей спиной заняли позицию сотни конных аркебузиров.

Рейтарами их называть не поднимался язык. Не тянуло их защитное снаряжение, поскольку особо его никакого и не было. Но в плане огневого давления это были почти те самые рейтары. Использовать я их на начальном этапе планировал как драгунов для усиления тех направлений, где понадобится подкрепление. Все это резерв на случай если мои пешие сотни дрогнут. А если все пойдет по плану, такой расклад вполне возможен.

Все же мы будем стоять против опытных наемников, вооруженных пиками и прикрывающих их мушкетеров. А это очень серьезная и грозная сила. Лучшее, что есть у Шуйского.

Но, есть кое-что, чем я планировал их встречать. Туз в рукаве я припрятал.

Главное, чтобы они вышли именно сюда, на меня.

А что по флангам? Оставшиеся, довольно крупные силы поместной конницы, чуть доукомплектованные незначительным количеством конных сотен огненного боя, я поделил примерно поровну и разместил на флангах. Слева – Трубецкой и Чершенский, справа братья Ляпуновы. Прикрыл гуляй-городом на всякий случай. Идея была в том, чтобы обозначить противнику: мы вперед не пойдем, надо, лезьте сами. Часть даже спешилась, готовясь отражать атаки противника.

Почему так?

Все просто. Я не хотел больших потерь со стороны русских частей в войске Шуйского, да и своих тем более.

По моей задумке основной бой произойдет в центре. Пехотный Корпус Делагарди должен развернуться прямо напротив моих острожков-редутов. Кому еще их штурмовать, как не пешим бойцам? Используя историческое после знание, я рассчитывал, что произойдет аналог клушинской баталии. Наемники пойдут вперед, вступят в бой, а русские части будут стоить против моих частей и не полезут в драку. Особенно если мои не начнут действовать активно. Ведь именно так было, когда столкнулись в известной мне истории Дмитрий Шуйский и Жолкевский. Именно отсутствие помощи со стороны русского контингента повлекло полнейший разгром всего войска.

Тогда наемники посчитали себя преданными. По идее – так должно случиться и сейчас. И к этому я все и вел.

Поглядим, выйдет ли. Война – дело переменчивое. Но, подготовка и планирование должны склонить чашу весов в нашу сторону.

В чем опасность? Все же на стороне московского войска есть еще стрельцы и крепкая боярская конница, верная лично Шуйским. Бьются все эти силы не с ляхами, которым противостоять просто невозможно с их гусарией, а с примерно равной, в плане конницы силой. Примут ли остальные силы активное участие в сражении?

Бабушка сказала надвое.

Стоял, смотрел по сторонам, изучал построения своих войск, отсылал гонцов на фланги, слушал донесения от разведки и возвращающихся вестовых. Шуйский все ближе. Можно было бы начать давить легкой конницей на его авангард, но я, опять же, из-за нежелания наносить потери не стал этого делать.

Рисковал. О чем мы тогда и спорили с Франсуа и прочими представителями офицерского корпуса, совершая осмотр линии обороны.

Противник приближался.

Солнце только-только показалось из-за леса, а гонцы уже вовсю сообщали мне, что воинство идет. Враг на подходе, движется достаточно быстро. Оставались считаные минуты до того, как он выйдет на простор перед Серпуховом, предстанет моим глазам.

Тягота ожидания.

Порой это томление, тяжелее самого боя. Но, вряд ли сейчас. Битва обещала быть тяжелой, особенно здесь, за редуты. А вот на остальных участках, как я надеялся все будет не так уже и тяжело.

Что до руководства.

Конным резервом, лучшими силами руководил Тренко. Там были самые толковые сотники. А прямо за моей спиной я поставил сотню прикрытия Якова. Людей, на которых не раз полагался во всех своих вылазках. Ляпуновых я поставил над всеми рязанцами. Единый фланг по факту они и сформировали. Даже часть его бойцов пришлось передать Трубецкому с Чершенским, которые возглавляли эдакую мешанину. Но, признаться, больше я был уверен в их силах. Все же там были люди, прошедшие со мной ощутимо дольше, чем те же северцы и рязанцы, а значит, более крепкие и замотивированные.

Поэтому Трубецкого подпирали бронные его же части, а вот Ляпунова – более проверенные и стойкие, пришедшие со мной с юга.

Стоял, смотрел вдаль, размышлял.

Невероятно выходило.

Меньше чем за месяц войско мое от тысячи, с которой я отстоял Воронеж, да и то состоящей не только из служилых людей, но и казаков Чершенского выросло в двенадцать раз. Двенадцать! И это не предел. После боя я рассчитывал на переход ко мне примерно половины, а то и двух третей русского контингента.

Что до наемников – здесь было сложнее, все же их я рассчитывал бить нещадно, сломить гордость Делагарди и вынудить либо отступать, либо перенаняться ко мне.

Выиграть надо, а дальше, что-то решим.

Дальше? Москва, нижегородцы и поход на запад. Пока будет собираться Земский Собор – это же дело небыстрое, сложное и невероятно ответственное, войско должно громить ляхов. Опрокинуть их от Смоленска. А уж когда соберутся представители всей Земли Русской, то можно и возвращаться. Из похода, из воинства тоже часть представителей вольется в Собор.

И тогда уже выбирать Царя.

Меня или еще кого, здесь уже, как мир решит!

Наконец-то с севера на дороге появились вдали маршевые колонны московского войска. Начали разворачиваться для боя. Обоза с ними, как доложила мне разведка не было. Шли налегке, видимо, рассчитывали, что поле останется за ними и поживиться можно будет за счет моего снаряжения и фуража.

Наконец-то Шуйский действовал агрессивно, и это несколько удивляло.

Обычная пассивность московских сил сменилась новой тактикой. А не Делагарди там сейчас всем заправляет? Это мне даже на руку. Дмитрий же ранен и руководить сможет постольку поскольку. А боярская конница, да и большинство людей, что за Шуйских стоят, иноземца, слушать не будет. Не по месту ему ими командовать.

Кривая усмешка исказила мое лицо.

Если все выгорит, так даже лучше будет. Больше раздрая в рядах противника.

Смотрел во все глаза. И верно. Пехотные отряды стали разворачиваться прямо напротив редутов. Вначале произошла некоторая суета. Но чуть помедлив, конница большим числом двинулась против моего левого фланга. За ними потянулись облаченные в кирасы рейтары.

Далековато.

Думал, французы будут предвещать удар пехотных тысяч.

– Луи, твои солдаты прибыли. – Проговорил я, бросив взгляд на француза.

Тот тяжело вздохнул что-то пробормотал себе под нос.

Присматривать за этим человеком я приставил Григория. Ему я доверял как себе. Руководить войсками, когда мы с ним поговорили об этом, он как-то отказался. Не то чтобы наотрез, но… В своей манере вздыхал и говорил, что сотней-то он может и сможет, а большим числом… Он же больше по фуражу, снабжению, складскими делами занимается.

Не любят его люди, хоть и за порядок уважают. Да и в тактике – не силен.

В общем – не желал большим числом людей руководить, и я понимал его. Все же поднаторел он не в бою, а в бумажной работе. Потерять такого, как он… пожалуй, из всех, это была бы самая тяжкая потеря.