Текст книги "Патриот. Смута. Том 8 (СИ)"

Автор книги: Евгений Колдаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Говорили мои обязательно, что так велел Господарь Игорь.

Сразу видна стала явная проблема. Носилок не хватало.

Еще до битвы я распорядился, чтобы изготовили из плотной ткани и дерева обычные приспособления для переноски. Но, санитарных бригад, выделенных из обоза и сформированных частично из жителей Серпухова, оказалось мало. В первую очередь помощь получали все же мои люди. А все эти немцы – по остаточному принципу.

Но сам факт такого обращения с пленными и раненными должен сыграть плюсом в переговорах с их капитанами.

Я вышел из задумчивости, глянул на батюшку, возящегося с раненными.

– Здрав будь, Серафим. – Проговорил я громко, привлекая его внимание. – Как ты?

Бойцы, приметив меня, кланялись, но работу продолжали. Я же сам им отдал такой приказ, отрываться – гневить господаря. Да и каждый понимал, нужное дело делают. Так больше жизней спасти можно. Пускай не только своих, но и этих… Чужих.

Глядишь, спасешь, и человек поймет, что зря оружие против нас поднимал. Наемники же они. Платят им и работают. Да – бились друг против друга, но… Сработало некое исконное для нашего человека сострадание к тому, кто нуждается в помощи.

– С божией помощью, Игорь Васильевич. – Батюшка мой боевой распрямился, оторвался от осмотра очередного немца.

Руки в крови, одежда испачкана, весь чумазый. Лицо сосредоточенное. Глаза горят, рад, что победили, но цена победы в горы трупов – не то, что усиливает этот эффект. Неважно свои или чужие, смотреть на десятки мертвецов после боя-то еще удовольствие.

– Много полегло?

Он вздохнул, покачал головой.

– С божией помощью и твоей… Твоими хитростями да подготовкой. – Опять вздохнул. Подошел, заговорил совсем тихо. – Я уж думал, в какой-то миг, конец нам всем. Молиться начал истово. Хотя команды и отдавал как мог. Они же в кирасах, а мы? С одной верой в Христа и тебя, господарь Игорь.

Он перекрестился, голову склонил.

– Совладали, Серафим. Спасибо тебе. – Хлопнул я его по плечу, в знак особого уважения.

Он дернулся, явно с непривычки. Такой жест от господаря, царя, каким все войско уже меня чтило, казался ему невероятным. Воззрился на меня с удивлением, перекрестился вновь, поклонился в пояс.

Распрямился. Ничего в ответ не сказал.

– Работай, отец. Не буду отвлекать.

Лицо его выглядело совершенно ошарашенным, но он отпрянул и приступил вновь к работе.

Я занял позицию по центру вала, обозначив знаменем, что именно здесь моя ставка, мой штаб. Что сюда надо слать всех гонцов, всех вестовых. И здесь вести переговоры. Начал осматриваться.

Первым вернулся мой человек от Рязанцев. А вместе с ним сам Прокопий Петрович.

Хм… Что привело старика ко мне?

* * *

Мгновение – и я в прошлом. Без Родины, среди чужих интриг, на службе у самого Велизария.

Что ж… если у меня отняли прошлое, я построю новое. Денис Старый. Славянин

/work/524521

Глава 23

Ляпунов спешился. Тяжело ему было, возраст давал о себе знать.

Смерил я его взглядом, пока он с коня слезал. Всеже годы не те, чтобы скакать туда-сюда, к тому же быстро. А он явно торопился. С чего бы вдруг? Массивный, крепкий, страдающий одышкой, облаченный в добротный зерцальный доспех, поверх кольчатого. Защищенный хорошо, но… Оно же его очень и очень сильно тяготило и утомляло сверх меры.

Я это при нашей первой встрече под Дедиловым отметил.

– Господарь – Заговорил он, тяжело дыша. – Мчался я к тебе, поздравить с победой славной.

– Старик. – Резко перебил его я, смотрел пристально. – О деле давай. Без церемоний. Время дорого.

Он опешил, дернулся.

– Не несся бы ты ко мне просто так, мысль есть, говори. Действовать будем. – Улыбнулся ему.

Качнул он головой, хотел что-то проворчать, но начал по делу.

– Приметил я, господарь, что над стрелецкой тысячей флаг с гербом Воротынских. Как бы не сам Воротынский, Иван Михайлович. Брат мне и говорит, что мол да. Он над стрельцами ставлен. А это человек волевой и сильный. Боярин видный. Мы о нем на совете говорили. Он, конечно, родич Василию Шуйскому, но… В текущей ситуации. Господарь…

Я сразу понял ход мыслей Ляпунова. Да, дело толковое, ситуация хорошая, можно пробовать его на нашу сторону тут же перетаскивать. Видел же он, что Шуйский, ну… Негодующий полководец. Еще немного и развалится все войско. Каждый сам за себя будет.

Либо я сам ударю и конец им всем тогда. Поодиночке каждый фланг передавлю. А наемники возами перекроют отход и быстро удрать с поля не выйдет.

– Так, а что за родич?

Мне интереса стала степень родства. Так-то они все, кто знатный и из Москвы, корень выводят из Рюриковичей – все друг другу седьмая вода на киселе, все князья. Только вот никогда это не мешало глотки друг другу грызть и только о себе мыслить, не щадя собрата своего.

– Свояк. Супруга его, Мария Петровна и жена Шуйского, сестры родные.

М-да. И как понять, насколько это близкое родство в рамках творящегося хаоса Смуты? И значит ли это хоть что-то?

Ляпунов тем временем продолжал.

– Я что думаю. Если брат мой и Романов, Филарет, как лицо церковное, сан имеющее поедут на переговоры, может…

– Действуй. Романов в лагере. Думаю, уже вот-вот тоже явится.

Прокопий Петрович опять опешил. Не ждал столь быстрого решения. Привыкли они все сидеть да обсуждать часами. Все же расстояния столь велики, что не так важно сейчас или через час гонец к соседнему городу поедет. Вот и непривычные к быстрому мышлению. Я иное дело. Война и операции моего времени, это минуты, а все чаще секунды на решение и отдачу приказа по рации или иной связи.

Управление войсками в режиме текущего времени.

Привычен мыслить быстро.

– Слово твое я ему передам, если артачиться вздумает. – Ляпунов голову склонил. – Скажу, ты велел. Спасибо за доверие, господарь.

– Скажи, что для дела надо. Раз Воротынский этот за Гермогена стоит… – Я припоминал наши прежние разговоры о политическом раскладе – Раз ему вера наша важна и ценна, православная, скажи ему, все. Брату скажи, чтобы передал. Как есть. И про Земский Собор, и про Мстиславских и их заговор. Пусть говорят, что Шуйского скинут вот-вот. Как только поймут, что наша взяла в Москве заговор случится. Мы к столице не успеем. Уже там будут во главе иные люди, не его свояк. Ну а свояку, Шуйскому, передай, жизнь я гарантирую. В монастыре.

Ляпунов наморщил лоб, улавливая информацию, кивнул, с трудом влез на коня.

Старый он был, да только вот подобно мне, выходит, о земле русской думал. И так как-то выходило, что невысокого местнического вроде бы статуса человек. Не думный боярин, а радеет.

Умчался он к лагерю.

Дело толковое предложил, пускай и реализует.

Следом от Тренко и Трубецкого примчался гонец с вопросом: «Не пора ли бы ударить?» И просьбой вернуть всю тяжелую конницу на фланг, чтобы как раз ей-то и влепить Шуйскому и его прихвостням по первое число. Вначале стрелами размягчим, прорядим их стоящую без приказа и воли к бою рать, а потом… Пять сотен в бронях, проломим и сметем все и всех.

– Спрашивают, господарь. – Завершал доклад вестовой. – Чего ждать-то? Пока они с поля уйдут. Бить желают.

– Слышу. – Брови нахмурил, глянул на продолжающих осматривать трупы бойцов Серафима. Скривился.

Казалось, да, чего ждать?

Идея-то, в тактическом плане хороша. А вот в политическом?

Но ясно одно. Отправил я тут же гонца собирать всю бронную конницу в кулак, как и просили Тренко с Трубецким. Просто обозначить на правом фланге, где она вся была, что вот – полтысячи человек, которые вас, пехота – втопчут в землю, если нужно будет. Не сомневайтесь. Для большего, кроме как демонстрация силы, там вряд ли она мне понадобится. Вначале думал я, там придется как раз бить на стрельцов и копейщиков. Ввергать в ужас и панику, вынуждать отсыпать, но если сейчас договориться удастся – это уже не нужно. А вот против Шуйского – может и бить придется, пока не ясно.

Если с наемниками выгорит, глядишь по-другому ход боя повернем.

Второго гонца отправил обратно. Потребовал, чтобы ждали. Без приказа не действовали.

Подлетали гонцы от моих огнестрельных сотен легких рейтар. Докладывали о потерях. Самые ощутимые пришлись на три центральных, которые я повел сам в бой как последний резерв. И лошади там пали и люди. Другим досталось ощутимо меньше. Тем павших было меньше десятка на всех.

Отправлял обратно, требовал всем строиться опять за острожками. Там же, где и начинали. Перезаряжаться и ждать приказа.

Пехота пока возилась, приходила в себя, искала раненных и оттаскивала мертвых – конница пусть готовится к удару.

Я всматривался в даль и все отчетливее понимал, что поле-то с их стороны только в одну дорогу переходит. Захоти они сейчас отходить организованно, то обоз там стоящий, минимальный становится затычкой. Маршевыми колоннами такой быстро не обойти. Нужно время, чтобы телеги скинуть на обочины. Вокруг же лес.

А еще перекрывает проход вся сила, что в центре стоит – наемные роты. А эти могут тоже встать словно пробка в бутылке, и не выпустить без боя тех, кто предал их.

Будут ли они это делать?

Бесплатно – нет. Наемникам нет смысла рисковать жизнью ради банальной гордости. Они знают, как к ним относятся, и понимают, что на таких, как они есть спрос. Они оружие войны. И ими пользуются. И да – порой не очень осторожно и правильно. Часто небрежно и сурово. Они привыкли к такому, но терпеть бездействие союзников, граничащее с предательством…

Нет! Не потерпят они такого.

Не будут иноземные роты делать ничего. Просто замрут в ожидании. У них нет веры ни Москве, ни мне. Они лишились генерала и… Уверен, не очень понимают, как уходить им отсюда. Ведь я, в их глазах, какой-то самозванец. Что я смогу им предложить?

Но боя с московскими силами они тоже не завяжут. Бессмысленно. Если только Шуйский сам не поведет себя как полный идиот и не пойдет на открытый, горячий конфликт с уже довольно злыми на него наемниками.

А вот за деньги? За деньги да.

Если я предложу им оплату, они могут перейти на мою сторону, как это и случилось при Клушино. И тогда они станут настоящей головной болью для остального московского войска. Но они медлили с принятием решения. Человек, умчавшийся к ним, не возвращался. Скорее всего, опасаются. Все же Шуйский – это представитель государства, Жолкевский, что переманил их под Клушино – человек известный. За ним, если мы говорим о реальной истории, стоял Сигизмунд.

А кто я такой?

Для всех этих иноземцев – какой-то сомнительный самозванец. Да, толковый и прилично так надававший им по рогам. Либо везучий. Везучий как демон. Но. Есть ли у меня казна? Могу ли я позволить себе нанять их? Что я предложу взамен всей этой массивной воинской корпорации из нескольких наемных рот. Или даже из нескольких десятков рот. Не обману ли. Не перережут ли мои бойцы всех их ночью, чтобы завладеть снаряжением?

К тому же у них же много шведов. А те сражаются не только за деньги, но и за своего короля. Они выполняют волю короны. И их цель после разгрома всех войск самозванцев – противостояние ляхам.

Примчался гонец от французов. Немного ошалевший и всклокоченный.

Начал доклад:

– Господарь, от французов я. Воевода их. Тот, что вами захвачен был и отпущен перед битвой он… – Парень тараторил, пытался говорить быстрее, но сбивался. – Он передает, что своему слову верен. Скоро явится к вам в распоряжение, если сможет. Но…

Замер, засопел, покраснел, побледнел.

Что значит, если сможет? Это меня насторожило:

– Но? – Уточнил, смотря на вестового.

– Он с себя, как выразился, снял бремя управления тысячей. Капитаны там что-то решать будут. Его… Эээ… Шевалье. И по его жизни тоже. Господарь.

– Жизни? – Звучало все это в каких-то рыцарских традициях, но…

Если так подумать, этот Луи, видимо. Считал себя действительно рыцарем без страха и упрека. Настоящим, благородным человеком и имел какие-то свои представления о чести воина и офицера. Кем он там являлся? Полковником?

– Господарь, не гневайтесь, я не очень понял. Он же говорит, как… Как немец чертов… – Побледнел еще сильнее, поправился. – Простите, господарь. Говорит неясно совсем. Про суд что-то сказал, про закон, про честь наемника. Сам он ваш человек, но люди его могут не отпустить и… Смута у них, у немцев этих. Пока говорил они там все галдят. Крякают, гнусавят. А я… Я…

Естественно, французского наречия парень не знал. Откуда?

– Ясно. – Я почесал затылок, решился. – Найди на соседнем остроге Григория, там он должен быть и нашего Франсуа. Первого ко мне, второго бери с собой и дуй опять к этим… – Улыбнулся ему. – К этим гнусавым господам. Пускай с ними их соотечественник поговорит. Объяснит, что да как у нас здесь в войске. Ну и, жду я от них человека для переговоров. Готов их в войско свое принять. Куда им деваться-то? Шуйский такому повороту, как отказ от боя рад не будет. Это точно.

Гонец поклонился, умчался выполнять распоряжение.

Тем временем осмотрелся я.

Пехота почти завершила разбор раненных и мертвых. Острожки принимали первозданный вид. Почти. Все же крови здесь было пролито прилично, и это невозможно как-то было скрыть. Бойцы занимали за моей спиной три оставшихся целыми укрепления. Конница огненного боя собиралась тоже между лагерем, куда стаскивали раненных и защитными сооружениями.

По правому флангу, ярко отсвечивая на солнце доспехами, проследовали пять сотен моей бронной лучшей кавалерии. Прямо дефилировали, стараясь идти походной колонной. Конечно – не стремя к стремени, до такого еще далеко. Но все же месяц подготовки и слаживания сказался на качестве построений и совместных боевых действий.

Завершив маневр, они двинулись в тыл. Значит, скоро вся эта сила будет на моем левом фланге, готовая к удару по оплоту силы Шуйского.

Ну что, гражданин Дмитрий, может пора бы сложить оружие, бросить его и отъехать с поля. Тогда-то бояре ко мне и перебегут.

Я скривился. Что мне с этими знатными хрычами делать?

Начнется уже в моем войске настоящий ужас политической игры. Ситуация, ничуть не помогающая ведению боевых действий, а только мешающая. Все эти родовитые и полуродовитые люди – они же все считают себя лучшими из лучших. Все они чтят законы местничества и постоянно хотят обскакать один другого. А если кто-то обходит их всех, то тут же объединяются. Ведь нарушение традиций, это… Недопустимо!

Избранная боярская, бронная конница, чтоб ее черти разобрали. Она сама по себе сплошной клубок интриг, где каждый ратник, это повод для политического противостояния и фигура в нем.

С ними всеми взаимодействовать, это какой же опыт нужен-то?

Черт. Я не удивлен, что Шуйский не может просто взять и отдать приказ атаковать. Они же могут не подчиниться и начнется… Настоящий ад будет. И все это в ближайшее время, если эти люди перейдут под мое управление, будут творить в моем войске.

Что делать с этими лучшими людьми?

Пока ждал новых вестей, размышлял. И одна мысль ощущалась хуже другой.

Включить в состав, казалось, проще всего. Это раз. Но тогда они же разладом своим разрушат уже сформированную систему. Спорить начнут кто сотником должен быть и почему. У кого родня родовитее, а предки важнее. И весь поход превратится в сущий клубок заговоров. Еще в самый важный момент бунтовать удумают. Мотнул головой, отбросил. Еще бунта в войске мне не хватало. Тех, кто готов его поднять и, например, ночь, навалиться отрядом на моих телохранителей или на важные обозные части.

Второе. Разоружить и отпустить. Тоже рабочий вариант в целом.

Можно еще и выкупа потребовать.

Гнева будет – очень много. Восстать могут и, к гадалке не ходи, сделают это, затаив обиду. При первой возможности предадут и нож в спину вгонят. Причем, если будет возможность, то не в фигуральном, а вполне реальном смысле слова. Если не разоружать, просто пустить на все четыре стороны? Так, они же оппозицию сформируют. И что? На это силы тратить, всех их потом отдельно ловить. Суду предавать. Это время же и горящие тылы.

Здесь всплыла еще мысль. Ведь, скорее всего, в войске прилично людей Мстиславского, которые уже саботируют работу армии и выполнение приказов. Как их выявить? Как понять? Это каждого же фильтровать надо, допрашивать. А их сколько? Восемь тысяч.

Даже рязанцев, по-хорошему тоже надо всех расспросить и допросить.

Вздохнул и тут в разум мой пришел третий вариант. Мотнул головой отбросил его. Нет, так нельзя, невозможно. Это уж слишком. Не может так случиться и не должно.

Нужно какую-то рабочую схему придумать. Черт!

Вывел меня из раздумий гонец, примчавшийся от наемников, спешился, поклонился.

– Где Богдан? – Спросил я его на подходе.

– Там остался, говорит с ними еще, меня к вам с докладом послал.

– Ясно, говори. – Живой мой казак, хорошо.

– Господарь. От немецких рот решения, единого пока, нет. Совещаются. Часть готова к нам перенаняться. Прямо сейчас. Часть требует выдачи им Якоба Понтуса Делагарди, как жеста доброй воли. – Он дернулся, продолжил. – Это шведы в основном, как я понял, господарь. Часть пока в смятении, потери считает и раненных пытается как-то…

– Что еще?

– Просили разрешения похоронить их людей по их обычаям. Если раненные есть, то тоже просили передать.

Я крепко задумался. По-хорошему нужно было идти к ним, говорить самому. Предлагать. Но, черт, это же риск. Появись мое знамя на поле боя не подумает ли Шуйский, что нужно ударить именно по моему отряду, чтобы обезглавить мятежные силы.

Рискованно. Но, через вестовых я же толково не смогу договариваться.

Задумался, увидел, что Григорий на своей лошади подъезжает, спешивается. Вот и решение.

– Здрав будь, Григорий Неуступыч. – посмотрел на него, улыбнулся.

Видимо, мой главный снабженец понял, что от него хотят чего-то по-настоящему сложного. Привык он, что если к нему обращаюсь, то навалю дел. Спешился, подошел с кислой миной, поклонился.

– Здравствуй, господарь. Звал ты меня?

– Да. Дело важное тебе поручить хочу.

– Я иного и не ждал. – Вздохнул он. – Говори, сделаю.

Внезапно. Видимо, победа над наемниками, несмотря на то что над всей московской армией еще мы верх не одержали, отпечаталась положительными эмоциями в его голове.

– Задача сложная. Перенанять немцев на нашу сторону. Богдан уже там, но он… Казак он, лихой, а не дипломат. Смени его, говори с ними от лица моего, а ему вели вернуться.

– Господарь. – Глаза его расширились. – Я языка-то их… Языка не ведаю.

– Это не проблема. Бери с собой Вильяма ван Вриса и еще пару голландцев. Сопровождения человек десять с аркебузами. Выдвигайся с вестовым под белым флагом.

Смотрел он на меня обреченно. Мину состроил трагическую, засопел, головой покачал. Но, внезапно ответил положительным решением даже без пререканий:

– Сделаю. За финансы я отвечаю, понимаю, что и сколько им заплатить мы сможем пока до Москвы не дойдем. А там проще же будет. Казну-то у Шуйского в свои руки возьмем. Пока резерв в серебре имеется. Возьму с собой золото, немного. Показать, что не бедняки мы. Перстень какой их главному вручу. – Он задумался, я не перебивал, потому что говорил-то в целом мой снабженец все очень толково. – Гонца лучше сразу послать, пускай передаст… – Он повернулся к парню. – Скажи, что скоро приедет человек, я то есть. Обсудим условия.

– Григорий. – Я вмешался в разговор. – Скажи им, что Якоба Делагарди пока что мы им не вернем.

Лицо его исказилось в удивленной ухмылке.

– Самого? А он у нас?

– Да. – Усмехнулся я. – Пленен.

– Господарь. Ты… Ты меня не перестаешь удивлять.

– Так вот. Его пока не передадим, но он жив, ранен легко, в лазарете. Передай, что всем их раненным будет оказана помощь. Всех, кто хочет вернуться и может сделать это сам, отпустим, если сдадут оружие и доспехи. С убитых снаряжение, это наши трофеи. Тела и одежду вернем, как только бой завершится. Передай, что всех их мы готовы передать.

– Отпустим? – Удивился Григорий. – Как?

– Они за нас будут сражаться. Возможно, выкупят свое снаряжение этой самой службой. – Я улыбнулся. – Кому они, наемники, без амуниции-то нужны? И как они доберутся до ближайшего нанимателя без оружия по нашим просторам без еды? Тут либо за нас, либо за Шуйского. По-моему, выбор очевиден.

– Хитро. Понял тебя, господарь.

– Действуй.

Помялся он секунду.

– Дозволь спросить, Игорь Васильевич.

– Чего хотел?

– Яков, собрат наш, что с ним.

– Ранен. Но жить будет.

– Уф. – Перекрестился служилый человек из Чертовицкого, вздохнул, поклонился мне. – Спасибо, что сберег его. Старый он мой товарищ боевой.

Я кивнул в ответ, произнес.

– Работай, Григорий. Рассчитываю на тебя.

– Сделаю!

Вестовой умчался к наемникам, а Григорий понесся собирать отряд для выполнения своей миссии.

Я всмотрелся в поле боя. Бронная конница перешла на левый фланг. Пехота построилась в боевые порядки, но стояла больше расслабленно, чем собрано. Люди устали, все же они выдержали тяжелый бой, понесли потери. Но, уверен, отдай я сейчас приказ все они пойдут за мной и в огонь, и в воду.

А от правого фланга к нестройным, замершим на небольшом холме рядам стрельцов и окружающих их отрядов двинулась небольшая процессия. Романов, Захарий Ляпунов и десяток бойцов сопровождения шли под белым флагом.

Ну что, Дмитрий Шуйский. Сейчас войско твое по швам трещать начнет.

– Серафим! – Я вновь обратился к батюшке, который маячил неподалеку. Разбор они закончили, мертвецов оттащили. Ходил он промеж своих бойцов, осматривал каждого. Снаряжение поправлял.

– Да, господарь. – Оторвался от дела, повернулся.

– Ты за главного здесь, отец. – Улыбнулся ему. – Жди сигнала к атаке, если нужен будешь, призову.

– Да, господарь. – Он поклонился. – Коли надо, ударим. Силы есть.

Кивнул ему, двинулся к Пантелею, замершему со знаменем.

Видимо, придется выкуривать Дмитрия и его конницу самому. Сделать так, чтобы рассеялись они, в страхе разбежались. Сейчас не ведает его фланг, что делать. Уверен, согласия в них нет.

Атаковать, а смысл? Они не выиграют – нас уже больше. Моральный дух на высоте. Основной козырь – наемники, побит. Иноземцы же в бой второй раз идти не хотят, это уже стало ясно.

Да и видят же они, люди за Шуйским стоящие, что вестовые носятся от моих рядов и к наемникам, и к стрельцам. Идет какой-то диалог, переговоры. Смута в войске началась, это точно.

Варианты?

Бежать? Отходить?

Уверен – малые группу уже начали отход. Только вот крупными силами, а куда они денутся-то с поля боя? И не превратиться ли такой отход в повальное бегство. Шуйский, скорее всего, это понимал и находился в том состоянии духа, когда провал налицо. Уже видно, что сделать ничего невозможно, но… Выхода-то никакого из всей ситуации тоже нет. Ни хорошего, ни плохого.

Есть только ужасный и не устраивающий совершенно. Вот и ступор, коллапс управления.

Ну и я этого гражданина к разгрому сейчас и подтолкну.

* * *

От автора

Я бил фашистов на войне и служил флоту. В 90-е свои приказали сдать боевой катер тем, кому мы тогда не сдались. Я напомнил им: советские офицеры корабли не сдают.

/reader/526345