Текст книги "Патриот. Смута. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Евгений Колдаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Глава 4

Пленник сквозь хлюпанье носом, слезы и трясучку вещал. Каялся.

Складывалось все достаточно гладко.

Допрашиваемый – Артемий Шеншин был марионеткой в игре «кремлевских башен». Пытался лавировать между крупными игроками, получая преференции из разных источников. Последние годы служил в посольском приказе, а также выполнял всяческие поручения средней важности. И здесь ему выпала удача выделиться. Сыграть по-крупному и принять участие в большом, важном деле.

Успех – это взлет.

Провал – не просто падение. Смерть. И его, и семьи.

Суть в следующем. Шуйский вел уже несколько лет переговоры с татарами. Идея разорить южные земли из раза в раз встававшие за воровского царика Дмитрия зрела давно. Но в Крыму тоже все складывалось неспокойно. Череда сменяющихся чуть ли не каждый год ханов не говорила о сильной руке и едином управлении. При Федоре Ивановиче, почти двадцать лет назад, на Русь пошло полтораста тысяч! степняков, которые были биты. Сейчас же ханы хоть и пытались выглядеть грозными и опасными, но вряд ли могли выставить больше пятидесяти тысяч. Да и то… Эти цифры считались в Москве очень преувеличенными. Скорее по-настоящему боевой части в войске выступило бы тысяч десять. Остальное пришлось на вспомогательные силы. Для грабежа и разбоя – сила не малая, а для прямого боя все же не великая орда.

К тому же. Эти абстрактные пятьдесят тысяч не моги быть объединены в единый кулак из-за постоянной борьбы за власть. Мурзы, батыры, беи и прочая татарская элита потянули бы одеяло правления войсками, каждый на себя. Почему? Все просто – объемы теоретического награбленного интересовали всех. Делиться не хотел никто. За счет ослабевшей Руси элита крымчаков хотела заполучить силы в своей междоусобной вражде.

Но, немалыми усилиями посольского приказа в прошедшем, девятом году послы Москвы в Бахчисарай все же договорились о том, что татары на Русь пойдут. Пожгут Северские земли и ударят в тыл отрядам Лжедмитрия, сидящего на тот момент в Тушино.

Вторжение не было бесплатным. Крымчаков нанимали.

Задача Артемия – доставить Жуку серебро. Именно этот человек должен был организовать встречу и передачу. После чего орды татар пойдут на север, не встретив особого сопротивления. Почему? Пленный не знал, но предполагал, что верные Шуйскому и Мстиславскому люди на местах обеспечат их проход. А там, где это не получится, степняки будут прорываться, применяя огонь и меч – как обычно.

Складывалось так: я Игорь Васильевич Данилов, работал на Мстиславского, как и Жук. А вот он – Артемий, был человеком Шуйского, но посвященным в наши дела.

Поведал пленный еще и о том, что подозревал различие стремлений своего основного господина – царя Василия третьего и нашего господина – князя Мстиславского. Что вместе они действуют только пока обоим это выгодно. Скорее всего, татары, получив финансы от царя, вполне могли в какой-то момент выполнить важную для иной партии задачу. По сговору и за какие-то иные преференции.

Еще пленный раскрыл то, что в сумках с серебром везет адресованные Жуку письма, переданные людьми Мстиславского. Содержание их он не знал. Вскрытие такой переписки – это верная смерть.

– Я уже живой труп. – Простонал он, завершая свой долгий монолог. – Мне не жить.

– Дурак ты. А не труп, Артемий. – Я вздохнул, погладил небритый подбородок. – Стригись в монахи, может, замолишь грехи свои перед отчизной. Отец Серафим уму-разуму тебя обучит.

Он уставился на меня заплаканными глазами.

– Отпустишь меня, вот прямо так?

– Пока нет. Но дай срок и в монастырь тебе самая дорога.

На лице его я видел удивление, непонимание.

– Зачем, как…

– А зачем мне жизнь твоя, Артемий? Что земля русская без крови твоей, не проживет, что ли? – Я усмехнулся. – Ты деньги вез. Это да. Дело не благое хотел сотворить. Тоже верно. Дальше что?

– Я думал, ты сам Сатана. – Прошептал он, пришел по мою душу, за грехи мои. – А ты ангел.

– Аминь, Аремий. – Я продолжал поддерживать некий мистический пласт нашего разговора. – Еще что скажешь?

– Домыслы есть. Раскрою тебе. – Он глядел на меня с подобострастием.

– Говори.

– Думаю я, что у Мстиславского есть свой кандидат на трон. Есть кто-то, кого он хочет посадить. Сокрыт он до поры. Боится князь открыто против царя выступать. Пока боится. Но как только слабину почует, так сразу. Жук больше знает. Он, насколько знаю, цепной пес, верный до смерти.

Вот это полезная информация, очень. Это ты молодец, что мне ее выдал.

– Пантелей! – позвал я.

Служилый человек был тут как тут.

– Чего изволите, боярин?

– Уводи. Этого кормить, поить, но не выпускать никуда.

– Сделаю, боярин. Еще кого вести?

– Давай чуть позже, поесть бы. Кликни служанку, пусть несет. Да и сами обедайте.

– Как прикажешь, боярин. – Он поднял Аремия, толкнул вперед.

Тот, с трудом передвигая поврежденную ногу, захромал к выходу.

– Лекаря ему организуй. Живым он нам нужен.

– Сделаю, боярин.

Он вышел из комнаты, а я подпер рукой лоб, задумался.

Вся эта история с татарами становилась все интереснее и интереснее. Не просто так тащили русские бояре с самого верха управления государством их на Русь. А с целью. Каждый хотел что-то свое сделать, решить какие-то свои вопросы. Только и у татар был некий раздрай в стане. Может на этом как-то сыграть получится. Нужно сыграть. Большое войско остановить силами нескольких сотен, хоть отважных, сплоченных и обученных человек – не удастся. Слишком мало нас. Даже если степняки упрутся в Воронеж. Обойти же можно и дальше двинутся.

Нужен план. Хитростью и смекалкой одолеть в бою выйдет.

Дипломатический ход придумать нужно. Письма татарские почитать, с оставшимися пленными поговорить. Имея информацию – придет решение. И еще самое важное на ближайшие дни, помимо общения с атаманами и сотниками. Денежная система. В этом стоит положиться на трех человек. Вместе с ними сесть, совет держать. Григорий, подьячий, человек грамотный и разумный, честный и верность доказавший. Ванька – слуга мой. Хитрый парень. Полагаю, все мои финансовые дела последние недели, решал именно он. А значит, кое-какое представление о ценах имеет. Ну и Несмеян Васильев, кабатчик воронежский. Раз дело торговое знает, то и в ценах что-то да понимает.

Может, кто еще?

Четвертым можно взять Савелия. Он хоть и предатель, но в делах денежных точно сведущий человек. Уверен, казну и учет за тремя прошлыми воеводами вел именно он. Как заставить его работать – мыслишка имеется.

Прошло несколько минут, проведенных в раздумьях. Живот урчал все сильнее. Наконец-то девушка принесла мне обед. Щи и хлеб. Все в деревянной посуде, томленое, теплое.

– Спасибо, красавица. – Проговорил по-доброму, с улыбкой.

Она покраснела, поклонилась и чуть ли не выбежала из комнаты. А я накинулся на еду. Густой, кисловатый, сваренный из квашеной капусты суп пошел на ура. Бульон был перстным, видимо, сегодня среда или пятница. Крупных постов вроде на конец весны не попадало. Поэтому съесть можно много и хотелось много. Мой молодой, растущий организм требовал питания. Надо бы его еще нагрузить каждодневными тренировками, но пока дела скачут так активно, что не до физических упражнений.

Я наворачивал принесенное варево за двоих, с превеликим удовольствием. Заедал хлебом, отдающим легкой горечью и хрустящего на зубах свежей коркой.

Ох, лепота-то какая! Вкусно, сытно, если много съесть, хорошо. Да и полезно. Овощи и никакой химии, к которой мы, жители двадцать первого века, так привыкли.

Потянулся всем телом. Сейчас в сон клонить начнет.

Но спать сейчас некогда. На очереди разговор с татарами. Только потом пара часов отдыха. А вечером, на закате – поход к монастырю. Без меня сожжение ведьмы обойтись не должно.

Спустя минут двадцать по моим прикидкам в комнату вновь зашла девушка. Молча забрала посуду, удалилась. В глаза не смотрела. Старалась вести себя так, как будто нет ее.

Я поднялся, немного покрутил поясницей, вскинул руки, сделал несколько легких наклонов по сторонам разминаясь. Двинулся во двор. Вышел в коридор, услышал сверху разговоры. Кто-то громко стонал и ругался сквозь зубы. Прислушался, Ефим вроде. А еще голос воеводы и Настены, к которым примешивалась иная речь. Точно, они. Потом еще стон, полный боли.

Снизу с лестницы выбежала все та же служанка, уставилась на меня, опять глаза в пол, замерла. В руках чарка с водой, пар идет, значит, горячая. И тяпки.

– Иди, чего встала. – Выдал я.

Она проскочила мимо, поднялась на второй этаж.

Фрол Семенович молодец. Занялся тем, что знал хорошо. Оказывал помощь раненым бойцам. Вот и славно. Возись и мне не мешай. И лучше в тереме сиди, чтобы думали все, что вместе мы работаем. А через день-два все постепенно привыкнут, что вместо тебя я приказы отдаю. И тебе спокойнее на старости лет жить, и мне проще людей сколачивать и в нужное дело направлять.

Прошел к двери. Вышел. С крыльца увидел, что Григорий привел сюда оставшихся пленных и служилых людей. Вроде всех, кого на левом берегу оставили, когда переправлялись на пароме.

Во дворе было людно. Явившихся встречали, осматривали, размещали.

– Петька! – Выкрикнул я. – Подойди.

Из пришедшей толпы появился тот самый паренек. Он не был связан, на лице его перестала играть гримаса ужаса. Чувствовалось, что парень понял: он свободен и существует теперь по собственной воле.

– Чего изволите, боярин. – Подбежал, поклонился в землю. – Я вам теперь по гроб жизни. Я за вас и для вас, что скажете.

– Чего умеешь?

– Грамоте немного. – Он покраснел, опустил глаза. – Отец учил. И лекарству тоже, самую малость.

Дело хорошее, пригодится парень, если читать умеет.

– Поступай в распоряжение к Григорию. Он посмотрит, что умеешь, и если толк будет, помогать начинай.

Парень вновь поклонился, хотел было уже идти, бить челом подьячему.

– Погоди, еще одно дело есть. Жди.

Я спустился с крыльца. Обратился к одному из служилых людей, оставшихся ночью здесь, в кремле на постах.

– Приведи писаря.

Тот кивнул без лишних вопросов. Исчез за углом терема и через минуту появился, ведя перед собой в кандалах Савелия.

– Папка! – Закричал Петр, уставился на меня. Глаза круглые, в них вопрос стоит. Можно ли?

– Иди поговори с предком. – Улыбнулся я. – Сын за отца не в ответе.

Парень помчался к родителю.

– Сын! – Савелий, увидев его, рухнул на колени.

Они сцепились в объятиях, хлопали друг другу по спинам. Говорили что-то бессвязное сквозь слезы. Ревели оба. Да, настоящая любовь отца к сыну и наоборот. Понимаю я теперь, почему этот человек при всей своей книжной профессии пошел на разбойничьи действия. Все понимаю, но не принимают. Простить такое нельзя, искупить нужно.

Петр отстранился, Савелий уставился на меня.

– Спасибо. Спасибо тебе, боярин. Игорь Васильевич. Я по гроб жизни теперь… Все, что скажешь… – Он плакал, я видел эти слезы раскаяния и простого человеческого счастья, бесконечной благодарности.

– Верю, Савелий, верю. Только ты пока как был, так и есть мой пленник. Ты людей, тебя пригревших, приютивших, давших работу убить хотел. В разбое потворствовал. Это так просто не проходит. Заслужить надо.

– Заслужу, боярин. Позор смою. Надо, на смерть пойду. Если скажешь. Спину гнуть буду. В ночи читать и писать, коли скажешь. Глаза не щадить. Где скажешь, что скажешь. И в кандалах, и как угодно. Только прикажи. Я твой должник. Раб я твой. – Он как стоял на коленях, начал челом бить в землю, кланяться. Разогнулся, закричал. – Слышите люди, при всех говорю!

Ох. Что-то тебя, писарь, накрыло так. Понесло.

– Довольно, Савелий! Я тебя услышал.

– Петька и ты кланяйся. Святой человек, Игорь. Меня, грешного гада пощадил. Тебя спас. Кланяйся.

Парень тоже стал отбивать поклоны.

– Довольно! Встань. Работа не ждет. – Я сказал грозно, и этот приступ чинопочитания вмиг прекратился. – Идите сюда, оба.

Сын помог отцу подняться. Поддерживая младший старшего, они подошли. Позы сутулые, чинопочитание во всей красе.

– Чем можем служить, боярин? – Проговорил писарь.

– Татарский знаешь? Читать умеешь?

– Да, господин, могу. И говорить, и читать.

– А сын?

– Немного совсем, учил я. – Робко проговорил Савелий.

Отлично, вот у меня и образовалось целых два толмача. Один человек вольный, но связанный отцовской клятвой и великой благодарностью. Второй – ту самую клятву давший и наказание отбывающий. Младшего подучить нужно, чтобы опыта набрался. Сейчас и начнем.

– В приемную, в терем идите, ждите. Сейчас с письмами приду, поглядим, что там. А потом на допросе двух крымских господ слушать будете. Если что на своем болтать будут, все подмечать и мне докладывать.

Савелий закивал, толкнул Петра, и тот последовал его примеру.

– Пантелей!

Из толпы почти мгновенно появился крепкий, простецкий на вид служилый человек. Нравился он мне все больше. При всем своем неуклюжем, простецком и даже малость диковатом виде оказался расторопным и смышленым человеком.

– Конь мой где? На котором я с Колдуновки ехал? Там сидор мой со шкатулкой. Тащи сюда.

– Будет сделано.

Он помчался к конюшне.

Пока ждал, осматривал происходящее во дворе кремля. Пленных людей усадили на землю связанными. Григорий и еще пара служилых человек ходили между ними, задавали вопросы. Занимались эдакой фильтрацией – кто бандит, кто пособник, а кто случайная жертва. Петр в этом ночью неплохо помог. Выдал информацию по тому, кто есть кто среди пленных. Но все нужно было проверить и подтвердить перекрестными допросами.

Женщин посадили отдельно от мужиков. С ними сейчас святой отец разговаривал. Тот, что нас вчера на дело благословлял, и в подпол церковный провожал. Отсюда мне неясно было, что творил. То ли исповедовал, то ли причащал, то ли увещевал. Они все стояли на коленях, молились. Головы опущены, плечи вжаты, сутулятся раболепно.

У конюшни, куда умчался Пантелей, служилые люди разгружали добытое имущество. Аккуратно без суеты таскали в терем с торца. В комнаты, предназначенные для проживания их самих. Есть ли там свободная, чтобы ее заполнить, закрыть и спокойно инвентаризировать все имущество? Надеюсь – да.

Пантелей вернулся. Протянул увесистую шкатулку с глупой улыбкой на лице. Сам сидор был за его массивным плечом.

– Вот, боярин. Чего-то еще нужно?

– Да, веди татар и прихвати кого-то из наших с собой.

Эти двое могут быть опасным, вдруг чего удумают. Или, если у них ненависть друг к другу, даже со связанными руками – кинуться еще друг на друга. Разнимай потом. Мне не с руки на такое время тратить.

Служилый человек кивнул, помчался их разыскивать. А я спокойным шагом проследовал вновь в зал приемов. Говорить буду сразу с двумя в присутствии переводчиков. Так и надежнее и лучше.

Савелий и Петр стояли у стены, куда-то садиться не решались.

Глянул на них. Обошел стол, занял место воеводское, шкатулку на стол подле себя поставил. Писарь с сыном следили.

– Так, Петр, по левую руку от меня у края стола садись. – Показал рукой. – Савелий, за кафедру. Читать будешь и слушать. Хоть и под арестом, но роль твоя все та же. Писарь воеводы. Ясно⁈

– Да, боярин. – Он поклонился и толкнул сына, чтобы тот согнул спину, чуть ли не в пол.

Они распределились по местам, мной указанным. Ждали указаний.

– Сейчас татар двух приведут. Они люди военные, опасные. Ты, Петр, смотри на них. За жестами, мимикой, все подмечай. Учись. – Я посмотрел на занявшего место справа у меня писаря. – А ты, тоже в оба смотри. Чуть что неладно, говори громко. Дозволяю. И переводи все, что на своем болтать будут. А еще бумаги у меня есть, их прочесть надо будет. Как время настанет, передам.

– Будет исполнено, хозяин. – Проговорил Савелий. – Все сделаю.

Я открыл крышку, уставился на лежащее сверху письмо. Тот самый Ку-эр код. Печаль крымского хана, не иначе. Но, подождем. Поиграем с двумя татарами в интересную игру.

Ждать пришлось недолго. Пантелей привел допрашиваемых. С ним явился еще один боец.

– Этого слева. – Указал я на плененного у Маришки. – Встань за ним, Пантелей. А второго справа. Ты за ним место займи. Смотрите, чтобы чего неладного не сотворили.

Рассадили, заняли позиции, как я велел. Замерли. Татары буравили меня взглядом. Посматривали друг на друга недобро. С пренебрежением. Сам наблюдал, выдерживал паузу, смотрел, взгляд переводил с одного на второго и обратно.

– Этот сын шакала за одним столом со мной сидеть не должен. – Проговорил хрипло и злобно схваченный на реке татарин. – Я самого хана посланник, а этот… Энгрэ бэтек.

Соплеменник его зло зыркнул в ответ на непонятное слово. Савелий тем временем перевел.

– Ругательство это на их языке. Беспутный, означает. Господин боярин.

Понятно. Разного поля ягоды, вот и посмотрим на вас. Сыграем на этом.

– Письмо у меня есть. На татарском. – Извлек из ларца бумагу, повернул печатью так, чтобы оба видели. – У бандитов местных добыл.

– Сын шайтана… – Зашипел названный беспутным.

На лице второго я увидел удивление и некое напряжение.

Глава 5

Я смотрел на них двоих, изучал. Реакция интересная. Один злится. Даже не пытается скрыть, что я раскрыл какой-то его тайный план. Второй недоумевает, причем его не беспокоит то, что он связан. Доставляет физические неудобства, это видно, но смерти не боится. Уверен в том, что с ним обойдутся как с почетным пленником. Кто же ты такой? И что же написано в этой бумаге, запечатанной массивной свинцовой блямбой.

Очень интересно.

– Ну что, граждане татары, есть что сказать? – Я понимал, что слова такого они вряд ли знают, оно может и используется, но не в том контексте.

Ситуация располагала именно к такому обращению. Не господами же их звать и не товарищами. Какие они мне к черту те и другие.

– Ты, воевода… – Плененный у берега Воронежа улыбнулся, посмотрел на меня ехидно. Говорил на очень хорошем русском, акцента почти не слышалось. – Не понимаешь, кого пленил. Имя мое. Айрат Мансур. Я посол самого хана Селямета Герайя. Да будет долог его жизненный путь под солнцем, и не оскудеют табуны его, и жены его будут плодовиты.

Ясно, вот оно что, поэтому и страха ты особого не испытываешь, басурманин. Птица высокого полета. Ну давай, дальше пой. Может, пойму я, человек из двадцать первого века, чего ты здесь забыл, да еще и в компании с Артемием, и почему так гневно и неуважительно к сородичу своему относишься. Как разберусь, свои планы скорректирую.

– Я на север ходил с его письмами…

– Кутляк твой хан. – Злобно выдал второй татарин.

Посол дернулся, лицо его резко изменилось, попытался встать. Но служилый человек, что за спиной стоял, схватил за плечи, усадил на место. Ого, чего началось-то. Не ждал я такого быстро развития событий.

– Резких движений не надо. У нас тут беседа, а не ратное поле. – Говорил спокойной, изучал. – Савелий?

Писарь сразу же откликнулся.

– Кутляк, господин, это сука по-нашему.

Оба татарина буравили друг друга злобными взглядами и перекидывались какими-то шипящими высказываниями. Перевода я не просил, смысл и так понятен. Сквернословят и поносят друг друга, отцов, дедов, матерей – все как везде. Интересно получается. Один хмырь с Маришкой якшался и, вероятно Жуком. Второй вместе с Артемием ехал, вроде как туда же.

Но ненависти в них друг другу через край.

– Тихо! – Я шарахнул о стол рукой. – У нас тут разговор или что?

– Воевода. – Негодующе выдал Айрат. – Ты меня с этой падалью за один стол посадил. Так унизить достойного человека. Это не простительно. Это, это…

Он вздохнул, покачал головой, но замолчал. Понял, что здесь шумом и криками дела не решишь. Умный, сейчас политику сменит и начнет по-иному действовать.

– Я вас вижу, первый раз, граждане татары. – Улыбнулся я, стараясь выглядеть добродушно. – Ты, вроде как посол. Хорошо, верю. А это тогда кто?

– Собака он. – Процедил сквозь зубы Айрат. Пока что сменить гнев на спокойствие не выходило. Страсти продолжали бушевать. – Шавка, что… Как это, по-вашему. Татю, изменнику и душегубу служит. Махамеду, чтобы тысяча шайтанов душу его пожрали, Герайю.

Махамеду, значит. А ты, получается Селямету. А на Русь идет Джанибек и все они Герайи. Сложно у вас все. У нас хотя бы фамилии бояр отличаются. Попроще как-то с пониманием того, кто кого в крови утопить готов и за какой клан стоит. Родовое имя не пустой звук. А у вас, что? Все трое Гераи – родичи выходит. А ненависти у вас друг к другу как у кровных врагов.

Как понять какая родня, если все однофамильцы. Род один за власть грызется.

– Савелий! – Окликнул я писаря. – Ты про Махамеда, Селямета и Джанибека Гераев что-то знаешь? Ханы, принцы, мурзы, беи. Кто они? Кто кому какой родственник?

На лице Айрата я увидел неудовольствие, но он быстро смог скрыть его. Улыбнулся, ждал. Второй татарин злобно буравил его взглядом, иногда шипя что-то тихо себе под нос.

– Да, господин. – Начал доклад писарь. – Селямет Герай, это хан крымский. Точного рождения не ведаю, господин, но он в долгих летах, муж умудренный. Зим пятьдесят прожил. Правит недавно, пару лет как. У них, у крымчаков, как Газы Герай умер. Это… Три года как, выходит…

Он задумался, почесал затылок.

– Господин, да, три года. У татар с тех пор замятня идет. Селямета сам турецкий султан Ахмет на ханство поставил. Думаю, чтобы прекратить междоусобное кровопролитие. Он у него за морем то ли жил в Царгеграде, то ли в темнице сидел. Махамед, получается, его родич. Если не ошибаюсь, господин. Калга он его.

– Тварь он, а не калга. – Проговорил, стараясь держаться спокойно, Айрат. – Хана убить хотел. Руку на владыку поднял. Шайтан. Кары испугался. Хвост поджал, бежал в Буджак. Год как. Аллах свидетель. Джанибек Герай теперь калга, да приумножатся его богатства.

– Господин, этого не знаю. Подтвердить не могу. – Произнес писарь, полечами неуверенно пожал, ссутулился. – Через нас года считай два тому назад посольство шло, оттуда я и знаю. А за это время там все поменяться могло. Джанибек, один из царевичей, мог и калгой стать. Больше не знаю, господин.

Сложно. Информация у них здесь распространяется со скоростью черепахи. В Москве-то, скорее всего, все уже знают кто хан и с кем договариваться надо. А на границе, ну вот так. Один подданный восстание поднял, год прошел, а мы не в курсе.

Выходит, царевич, он же калга – войска ведет на нас. Понятно. А здесь у нас налицо противостояние двух рвущихся к власти кланов. Те, что за царевичем стоят и за старым ханом, ну и сторонники бежавшего изгоя. Нам это на руку.

– Джанибек приемный сын хана Селямета. – Добавил знатный татарин, кивнул на соплеменника. – Как падаль эту изгнали из Крыма, хан к себе приблизил. Да не оскудеют табуны его, великого и мудрого господина.

Я погладил переносицу. Воспользоваться этим нужно.

– А ты, получается, с посольством идешь их Москвы? – Был следующий мой вопрос. – От Шуйского?

– И да и нет, воевода. Может, развяжешь меня. Я Аллахом поклянусь, что зла никому не желаю. Я человек не меча, а слова. Грамоте обучен, стихи слагаю, а не саблей машу. Я посол. Вы напали на нас, это ошибка какая-то. Или… – Он взглянул на меня с хитростью в глазах. – С Артемием у тебя счеты какие-то личные? Здесь дело не мое. Я человек такой, в дела других не лезу, если это не дела хана моего.

Как юлит хорошо. Молодец. С одного перескочил на просьбу освободить. Но ты мне очень важен и нужен.

– Развязать можно. – Я смотрел ему в глаза, смышленый, изворотливый. Действительно очень похож на посла. Не сопротивлялся, удрать хотел. Подумал, продолжил. – Только вот так выходит, что Джанибек, которого ты калгой называешь, к нам идет. Хочет Воронеж воевать и землю нашу огню и мечу предать. А я, как ты понимаешь, здесь нахожусь, чтобы этого не допустить. Такая вот нестыковка.

– Воевода, ты мне имя свое скажи, я же представился тебе. Открылся. Как посол перед тобой сижу. И поговорим, как люди достойные. – Он перевел взгляд на своего соплеменника. Добавил. – Без лишних ушей.

Второй татарин шипел злобно, негодующе, но довольно тихо. Нравился он мне все меньше, но уводить пока рано, пока он свою роль может еще сыграть. А так вроде бы с послом контакт у нас наладился хороший. Не хамит, говорит дельно, по-нашему. Из Москвы едет. Вытащить информацию из него получится, он ее сам расскажет, чтобы статус дорогого гостя подтвердить.

– Айрат Мансур, тебя услышал, для порядка вторую сторону услышать хочу. – Я повернулся к тому татарину, которого в Колдуновке схватил. – Ночью сказал ты мне, что говорить не хочешь и не станешь. Еще раз спрашиваю, есть что сказать? Кто ты? Что с разбойниками делал? С ведьмой якшался зачем? С Жуком, что тебя связывает? Кто твой господин?

Посол слушал с интересом. Я специально решил задавать эти вопросы и про Маришку упомянуть, чтобы слышал второй татарин, чем его собрат по крови занимался.

– Железом жги. Молчать буду. – Зло выпалил степняк.

Понятно, ты не дипломат, ты воин. Упертый, отважный, но прямолинейный и бесхитростный. Рубить и убивать – твой удел, а не слова говорить умные.

– Хорошо. Тогда я лучше поговорю с более разумным человеком. Думаю, с Айратом мы какой-то общий язык найдем.

– Да запытай его, воевода. Плетей выдай собаке этой. – Улыбнулся посол, почувствовал победу и скорое освобождение.

Рано, ох рано ты здесь мне указывать начал. Пока что ты – гражданин татарин, а не почетный гость!

– Это мой город, тут моя власть. – Ответил я холодно, посмотрев на него исподлобья. – Мой закон.

Тот смешался, не ждал такой перемены в поведении. Глаза забегали.

– Мы с тобой, Айрат тоже еще не закончили. Письмо видишь? – Я вновь показал ему нераспечатанный конверт.

– Да.

– Что за печать на нем? Знаешь?

– Печать хана Селямет Герайя, да приумножится его богатства и хранит его Аллах. Личная.

– Подделать такую можно? Как мыслишь?

– Воевода, дай поближе глянуть, а лучше руками пощупать.

Я поднялся, подошел, показал печать. Просьбу подержать проигнорировал.

– В крови письмо. – Он уставился на меня. – Ты посланца убил, горе тебе…

Перебил резко.

– Нет, письмо у разбойников нашел. Вот этот гражданин… – Я махнул на второго татарина. – Соплеменник твой. Его к ним привез. Лиходеев мы побили ночью. Ты на переправе итог видел. Целый ларь переписки забрали. А сверху письмо твоего хана, в крови.

– Шайтан. – Зашипел так и не пожелавший себя назвать татарин. Дернулся, но Пантелей вдавил его в лавку. Дальше пошло что-то неразборчивое, яростное.

– Савелий, это можешь не переводить. – Я руку поднял и так все ясно.

Злой взгляд Айрата обратилсяна своего соплеменника. Посол, пытающийся себя как-то сдерживать был в бешенстве. Чудно наблюдать за подобным. Смерть гонцов у степняков тяжкое преступление. Это стало ясно сразу.

– Ты… Чакъалнынъ огълу. Буюк Ханнынъ эльчисини ольдюрди.

– Ругательства какие-то и про убийство гонца от хана. – Выдал Савелий.

– Да, воевода, прав твой человек. – Посол посмотрел на меня, в глазах я видел злобу и ненависть к своему соплеменнику. – Этот человек убил посла хана. Это страшное преступление. За это положена мучительная смерть.

– Думаю, убил не просто так. Думаю, в письме есть что-то, что не должно было попасть в руки к получателю.

Посол кивнул.

– Э, разбойник, скажешь что-то в оправдание?

Татарин выдал что-то шипящее, нечленораздельное. Он пытался вырваться, возился, на лавке вертелся. Но Пантелей отлично выполнял свою работу.

– Ясно. Что же, вскроем. Прочтем.

– Ясакъ! Нельзя!

Переводить смысла не было. Слушать мнение пленника, пускай и посла самого хана я не намеревался. Мне нужна информация, и я ее получу.

– Уверен, бог простит. – Криво улыбнулся. – Обстоятельства, сам понимаешь. Вскрою при тебе, мой человек прочтет, затем сам прочтешь. Ну а потом решу я, развязать тебя или нет.

Зрел у меня план. Зависел он от того, что в письме указано. Но сходилось все к одному, как с татарами дело решить. Может и без боя удастся провернуть и их восвояси отправить в Крым. Без резни. Письмо-то от Хана почему-то выкрали. Гонца убили. Значит, что-то в нем важное. Поглядеть надо.

Вернулся к изголовью стола. В два шага подошел к Савелию. Сам аккуратно сломал тяжелую, свинцовую печать так, чтобы все в комнате видели.

– Читай. – Положил на кафедру.

Писарь уставился в текст.

– Великий хан великой орды и престола Крыма и степей Кипчака Селямет Герай своему сыну названному Джанибек Герайю… Так… Так… – Савелий краснел, бледнел, пыхтел, пробегал глазами текст. Бубнил что-то себе под нос. – Господин, тут увещеваний очень много всяческих, хитрых фраз, заковыристых. Очень витиевато написано. Не гневайся. Я настолько хорошо на татарском читать не умею. Но, если по существу, если в суть…

– Давай уже, не томи.

– Выходит так. Хан пишет своему приемному сыну, что плох совсем, смерть чувствует и просит того вернуться поскорее, чтобы новой замятни не допустить. Пишет, что с великим султаном прочия, прочия, титулов множество, разобрать не могу опять же… С султаном Ахметом согласовал он приемником своим его. Джанибека, получается, Герайя. Господин.

Я смотрел на него и понимал, что вот оно! Вот то, что нужно мне! Радость переполняла душу. Это шанс обойтись без кровопролития. Сыграть только нужно, верно. Четко ударить в самое сердце, потянуть за верную ниточку. Сложно, но можно.

Это хану передать нужно. Да так, чтобы он поверил в правдивость письма и слов там написанных. Внемлет словам отца приемного и двинется обратно. Отправится решать свои проблемы в Крыму, и людей своих заберет.

– Плохая весть. – Покачал головой Айрат. – Но хан видел много зим. Это может быть правдой. Дай взглянуть, воевода. Твой человек мог понять что-то не так. Вижу, не так он мудр в нашей грамоте.

Но по лицу второго татарина я видел, что все Савелий понял верно. Гонец, которого они убили, видимо, был вхож либо в канцелярию, либо к самому хану. Наблюдал ситуацию своими глазами, возможно, вез какое-то устное сообщение, которое нельзя доверить бумаге. И перед смертью рассказал все тем, кто напал на него. Посвятил убийц в суть ситуации.

Все просто. Тем, кто верховодил в лагере Маришки, и кто стоял за ней, выгодно, чтобы татары не поворачивали обратно. Им важно, чтобы шли они на Москву. Грабили и убивали. А сам этот молчаливый степняк тоже имел в этом деле свою выгоду. Раз служил им с таким остервенением.

Не верилось мне в том, что обычный он наемник и персона на побегушках. Он тоже чью-то волю здесь отстаивает. Интересы своего господина продвигает. А значит, в войске татарском тоже не все едино. Может в нем заговор зреет против ханского приемника?

Пока размышлял, аккуратно взял письмо, положил перед крымским послом.

– Читай. Если мой человек все верно понял, то думаю, освобожу я тебя и поговорим мы несколько по-другому. Как деловые партнеры. – Я улыбнулся, стараясь выглядеть радушным хозяином.