Текст книги "Патриот. Смута (СИ)"

Автор книги: Евгений Колдаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Вновь повисла тишина. Яков аккуратно свернул письмо. Отложил его чуть в сторону, смотрел через стол. Ситуация медленно накалялась. В полумраке я видел, как желваки играют на щеках этих людей. В глазах появилась невероятная злость, непонимание. Руки потянулись к саблям.

– Татар пустить! – Выпалил первым Федор Шрамов. – Челом им бить! Припасами снабдить! Что⁈

Эти люди изначально были не в восторге от того, при каких обстоятельствах мы встретились и кем я оказался. Московский посланец не желанный гость. А здесь еще и тот, кто передает письмо о помощи татарам, хотя… Стоп!

– Письмо же от царя Дмитрия, так? – Проговорил я, смотря на них, поднимаясь.

– Так. – Яков все уже понял.

– Царя Дмитрия в Москве нет. Сколько уже нет?

– Четыре года скоро будет, как Шуйский там. – Яков сузил глаза. – Царь Дмитрий из-под Москвы ушел. Войска в Калуге собирает с зимы.

Вот и вскрылась наконец-то дата. Помнил я, что разгром Тушинского лагеря – это конец шестьсот девятого года. Значит сейчас поздняя весна десятого. Впереди самые страшные и кровавые события. Апогей смуты.

Эти люди должны понимать, что письма подметные.

– Господа, я еду к вам не четыре года. – Губы скривились в злой ухмылке. – Путь держу из Москвы, как сразу и сказал. Не из Тушино, и тем более не из Калуги. Мне письма в Посольском приказе выдали. Не царем они писаны. Не Дмитрием Ивановичем. Врать мне, господа, как вы понимаете, смысла нет. Я знаю, что здесь московитов не очень-то жалуют. Но я представился тем, кто я есть. Я был с вами откровенен и честен.

Они смотрели на меня зло.

Но, видно было, в их головах этих людей, как и у меня, что-то не складывалось.

– Господа, скажу, что думаю. – Продолжил я медленно. – Мне доверили письма. Я их вез вашему подьячему, дальше в Воронеж и на Дон. Меня здесь встретили казаки и… – Короткая пауза. – Предположим, убили бы. Настроены они были вполне в этом духе. Что тогда?

– Московит, это дело еще не решённое. – Федор поднялся. Смотрел на меня зло, рука на эфесе. Вот-вот в драку кинется.

– Согласен, не решенное. Давай иначе. Мне какой резон вам московитом называться, а?

Все они молчали.

– Верно, никакого. Предположим. – Надо описать ситуацию абстрактно, без упоминания казаков-разбойников – Некто везет письма, его убивают. Бумаги попадают в руки к неким людям, уважаемым, и они видят в них то, что Царь Дмитрий призывает сделать то, что разорит землю Русскую. Татарам ворота Воронежа открыть, на север их пустить. Что тогда?

Служилые люди переглядывались, думали, соображали.

– А еще, предположим. Если письма такие попадают в руки тому, кто, возможно их ждет, крамолу готовит, людей подговаривает. А потом на круге казачьем покажет, заранее поддержкой заручившись. И слова правильные скажет. Очернит атамана и воеводу, а бумаги доказательством пойдут. Что тогда?

– Сядь, Федор. – Это был Яков. – Сядь. Парень дело говорит. Оно как-то так все сходится, что не сходится. Сам подумай, зачем московиту нам говорить, что он московит? Здесь? В наших землях сейчас для тех, кто за Шуского стоит, небезопасно.

– Я за Шуйского не стою, господа. Мне письма дали, я службу исполнить взялся. – Отрезал я. – Мне за отчизну обидно. Кровью она истекает вся. Скоро до края дойдет, до самого. Пока мы тут то татар, то шведов, то поляков водить будем через нее к столице.

– Так это ты письма же привез! Ты крымчаков пустить нас просишь. – Федор не унимался.

Горячий, но недалекий ты, мужик.

– Нет. Не я. Я с вами сам встану, степняков чтобы бить и вглубь земли не пустить. Это мое слово.

– Ишь какой. Встанет он. Нужный больно.

– У меня еще письма. – Продолжил я. – Я вам говорил о них. В Москве данные. Уверен, в них то же самое.

– Казаки за такое на круге порвать могут. – Покачал головой доселе молчавший Григорий, поднялся. – Думаю я, что дело нечистое. Письма подметные тебе боярин дали. Дозволь, скажу, Яков, что мыслю.

– Говори.

– Мыслю, послали этого боярина с бумагами, чтобы не доехал он. Чтобы казачки отловили, порешили и письма забрали. Спрос с них какой? Побили, пограбили и были таковы. Да кого? Московита. Лес большой, мы бы их даже искать бы не пошли ради такого дела. Верно, собратья?

Люди кивали, этот человек говорил толково. Занял мою позицию.

– Так вот. Казакам добро и кони, что цены немалой. А письма передали кому-то с кем договорено, и он их показал и в Воронеже, и на Дон бы отвез.

– Спасибо тебе. – Я кивнул говорившему. – Думаю, допросить казаков надо. Все станет понятно.

– Иш, допросить. – Федор продолжал ворчать.

Мне это начинало надоедать. Если есть ко мне какая-то конкретная претензия, желание обвинить меня во лжи… Как раньше это делалось? Этого горячего мужика я укатаю без проблем. До первой крови можно и подраться.

Понимание традиций у меня еще пока не сформировалось окончательно, но нужно поставить вопрос ребром.

– Не знаю, как у вас тут заведено, на юге, господа. – Проговорил я спокойно, смотрел на боевитого и рвущегося драться вояку. – Но если есть сомнения в моих словах, в моей честности к вам, моем деле, то можем дело судом божьим решить.

Федор потянул саблю из ножен, проговорил тихо и зло.

– Да я тебе…

– Тихо! – Гаркнул Яков. – Остынь парень, и ты Федор! Сколько мы еще крови нашей лить будем? А? Игорь, гость наш, посыльный, боярин. Он дело говорит. Подставили его. Он к нам со всем уважением, слова бранного не сказал, на краю стола сел, чтобы уважить. Говорит по делу все. А мы что? Уймитесь. Решать словами будем, что дальше, не саблями. Сталь на татар поберегите!

Федор выдохнул, отпустил саблю, толкнул ее сильно, вогнал в ножны. Сел, голову руками прикрыл.

– Ладно, собратья мои. Смиряюсь я. Казачков-то я пустил, в том моя вина. Пеплом голову посыпаю перед вами. Прощения прошу.

– Не торопись. Любого обмануть-то можно. Дьявол промеж нас ходит и искушает каждого. Поглядим, поговорим с казачками этими. – Выдал Григорий. – Давайте их сюда.

– Господа. – Я вновь поднялся. – Мысль у меня есть.

Как пояснить этим людям, что всех их вместе допрашивать нельзя. По одному надо. Они и без того на меня недобро смотрят.

– Что за мысль, говори.

– По одному допросим. Чтобы не сговорились.

– Дело.

Привели первого и здесь началось…

Ближайший час местные дворяне с моей помощью проводили допрос.

Вышли этакие оперативно-следственные мероприятия. Люди начала семнадцатого века были не ограничены рамками привычного мне закона и, пожалуй, более жестоки. Жизнь к такому располагала, закаляла, требовала суровых мер. Действовали дворяне на свой страх и риск без оглядки на последствия со стороны властных органов.

Почему? Да потому что они сами были здесь себе власть. А иные органы управления находились очень и очень далеко. К тому же в текущей ситуации смутного времени до каких-то местных разборок дела никому не было вообще. Только земляки, соседи могли решить здесь и сейчас, что и как делать – кого судить, кого миловать.

Как итог.

Допрос показал, что трое казаков действительно были наняты, чтобы меня убить и забрать письма. Все имущество мое обещалось им, а оно было не малое. Только письма нужно было передать нанимателю.

Кто это был? Здесь все оказалось непросто. Эти три мужика водили дружбу с некоей ведьмой – Маришкой, живущей в лесу на левом берегу реки Воронеж. Колдуновское болото, по-простому если – Колдуновка. Так называлось это место. По их словам, женщина вела весьма мутные дела с казаками, лихими людьми всех мастей, откровенными разбойниками, головорезами и, вроде даже с татарами.

Мне, после вскрывшихся фактов сразу пришла в голову, что казаков бы там, на Колдуновке, порешили бы. Свидетели точно никому не нужны.

Боялись пленники ворожею сильно. Крестились и молились за души свои. Говорили, что если не привезут бумаг, то черти за ними придут. Мной этот весь мистицизм воспринимался с толикой иронии, но дворяне, участвующие в допросе, отнеслись серьезно.

Именно ей – Маришке, письма и нужно было доставить.

Пока шли допросы, трое служилых людей спустились к реке, осмотрели казацкий шалашик. Там нашлись удилища и пара кадок с вяленой рыбой, да лодка. Интересного – примерно ноль.

Что еще удалось выяснить?

Казаки засиделись здесь. Уже думали уходить, потому что никак молодой московит не приехал. Думали, помер по пути и хотели плыть, говорить с Маришкой. Но решили ждать еще три дня. Как раз сегодня утром и решили о таком.

А тут как раз и… Свалился боярин как снег на голову. Думали, обманули, а по факту – огребли по полной от меня.

Я расспросил каждого из них про эту бандитскую «малину», кабак, трактир.

Слушая рассказы пленников, тут же вспомнился мультик, про трех казаков и нечисть. Где в старой водяной мельнице всякая бесовская братия лютовала. По рассказам люди воспринимали чертовщину как бытность. Говорили, что сам Сатана к Маришке в гости ходит, что лешие на пути к хутору ее – шалят, заводят в болото.

Понятно, что суеверия – это все. Умела девка, по описанию была она довольно молодой, произвести на людей верующих нужный эффект. Если отбросить всякие поверья, то выходило – обычные лихие люди, разбойники, татары, шваль всех мастей собирается у какой-то атаманши, привечающей их брагой да водкой.

И вся эта кодла лютовала по окрестностям.

Будь в Воронеже и округе крепкая власть – дворяне бы разогнали все это лихое пристанище, но в текущей ситуации… Решили за лучшее сидеть в городе, при своих женах и детях. Не высовываться и не наводить порядок, рискуя жизнями.

Плохо.

Расплодилась от этого нечисть всякая. Вполне людская, без какого-то налета мистики. Слушал я, и злость накатывала. Приходило понимание что надо весь этот рассадник накрыть и стереть с лица земли.

Как? Это подумать нужно. План построить.

Но оставлять дело без внимания никак нельзя.

Больше всех, допрашивая казаков, хмурился Федор. Он пустил их на порог своего дома. Доверился им. Одному он, когда тот не ответил на прямой вопрос, выдал такую зуботычину, что казака аж водой поливать пришлось. Другом надавал затрещин. На Якова он смотрел исподлобья, на меня со злостью. Но чувствовалось в нем желание искупить. Не виновен он был в их делах. Пустил по старому знакомству людей, а они отплатили злом за добро.

Яков вел себя, как первый среди равных. Он здесь был за главного и это все признавали. Григорий, как и положено особисту, действовал хитро. Улыбался, располагал к себе, задавал глупые вопросы. Я наблюдал, иногда вмешивался, когда понимал, что без моего навыка ну никак тут.

Вечерело, с допросом мы окончили. Вновь сели за стол.

– Что решать будем, собратья? – Подьячий выглядел усталым. – А то ночь заходит.

– Думаю, этих в петлю, лиходеев. – Скрипнул зубами Федор.

– Дело верное. Ты, московит, чего скажешь, они на тебя напали.

Вешать людей мне еще не доводилось. Убивать в бою, да. Но, эпоха такая, время тяжелое. Раз надо разбойников покарать, значит надо. Однако я переключился на другой момент.

– Думаю, бандитское их это логово огню предать нужно. Колдунью схватить и допросить.

– Эко ты… – Яков уставился на меня. – Какой простой и лихой. Это же ведьма. А с ней их там может полсотни, татей. Ты туда так придешь, боярин? Тебя и разденут, и разуют и кишки выпустят.

Злость охватила мою душу. Да вы-то, мужики? Вас здесь грабят и бьют, а вы сидите? А если она, как казаки говорят, с татарами сговорилась? Так, может, щупальца химеры уже и в городе? Корчевать надо гадость – огнем и мечом, без всякой жалости!

– То есть, господа, под носом у вас бандиты лютуют, людей режут, а вы что? Ничего? Вы же люди служилые.

Глава 5

Повисла тишина, усталые люди смотрели на меня с неприязнью. Это чувство вроде бы ушло с их лиц за несколько часов совместных допросов, но вновь вернулось. Читалось в них, хотя и не высказывалось вслух:

– Ты что московит, думаешь умнее нас всех? – Это был Григорий. Говорил спокойно, размеренно. – Стыдить нас не надо.

Смысла стыдить никакого. Факты за себя сами говорят.

– Господа, закон есть закон. Царь там, не царь – дело десятое. У вас под боком люди, сущие упыри по описанию, мирное население режут и насилуют. Да, времена смутные, но если не дать бандитам отпор, что тогда? Они должны знать, что не они здесь полноправные хозяева жизни. Бандиты боятся нас, а не наоборот. – Я поднялся, уперся руками в стол, продолжил. – Не пугнем, так и будут людей убивать, землю грабить. Чего доброго, еще и татарам город помогут открыть, хитростью, обманом, подкупом. Или вообще, ночной резней стражи. Если сил своих мало, надо подумать, где подмогу взять.

Ну что, подействуют на вас словам мои, или еще думать будем? Ждать, пока враг на самую голову залезет. Сядет, ноги свесит?

Служилые люди ворчали. Негромко, видимо, понимали, что есть правда в моих словах и им самим ситуация не нравилась, но обстоятельства были выше них, чем и прикрывались.

Один Яков смотрел на меня с удивлением. В нем зрело какое-то воодушевление и все больше растущее уважение. Искра. Да, сейчас, я уверен, он думал о своей жизни. О родных и близких, о крестьянах и холопах, о товарищах. О малой Родине.

Но то, что здесь было высказано вслух, заложило в его сердце и душе крупицу надежды.

А судя по тому, что говорил он, когда мы только шли к церкви, вера в светлое будущее в нем уже давно угасла.

– Если решим разбойников бить, я пойду. – Федор встал, посмотрел на меня. – Не ради тебя, московит, не думай. Ты мне не друг и не собрат. Грех на мне перед всеми здесь собравшимися. Смыть его надо делом.

Внезапно. Мужик оказался не только горячим, но и толковым. Был в нем зачаток порядка, а раз так, получится с ним общий язык найти несмотря на неудачное начало.

– Так, никто никуда не идет. Ночь на дворе. – Выдал Яков, тоже поднимаясь. – Есть следующее предложение. Мы тут хоть и подьячие Поместного и Разрядного приказу и людей собрать можем… Но, сила эта невелика будет. Сколько здесь нас? Ну пара десятков еще придет. И это все. Прямо все, кто поднимется. Железа нет, пороха мало, люди обнищали. Навоевались мы за это время смутное. Скольких потеряли за последние годы? А?

Он обвел всех взглядом. Мужики закивали поддерживая.

Я уже собирался вмешаться, бить его карту, увещевать, но он продолжил.

– Но! – Глаза его смотрели на меня. – Боярин говорит дело. В Воронеж надо идти. Завтра. Малыми силами. По проселкам или по воде. С воеводой и атаманом местными говорить. А потом и на Дон можно к Чершенскому отправиться. Он там сейчас самый уважаемый из атаманов. Сидит, силы собирает.

Это было уже что-то.

– Спасибо, Яков. – Я кивнул ему. – Пойду до Воронежа, там силу соберу. Разбойников покарать надо. Нельзя иначе.

Идея мне нравилась. В городе помощь просить – дело верное. И накрыть этот их бандитский притон, и разузнать, кто же письма мои там ждал. Кому они предназначались и кто потом бы на служилых людей, руководство обороны города наводил бы наветы.

– Игорь Васильевич, ты тут при церкви размещайся. – Яков махнул рукой. – Отец Матфей, уважь гостя.

Поп кивнул. Пока мы здесь работали, допрашивали, говорили, он то заходил, то выходил по своим делам. Службу вечернюю уже провел и вернулся.

– Просьба есть у меня.

Вроде бы разговоры окончены, надо бы ко сну готовиться. А значит, в порядок себя как-то привести с дороги.

– Чего желаешь, боярин. – Улыбнулся подьячий.

– Баньку бы. И поесть чего. – В животе давно не было ни соринки, ни былинки, урчал он знатно. А организм молодой, растущий.

– Это можно. Все, собратья, на сегодня все.

– Яков Семенович, а с татями то что? – Спросил святой отец.

– Сидят пускай. Причасти их, утром всем миром осудим. Петля их ждет.

Жестоко, но раз человека убить хотели, подрядились для этого – значит ответить должны. Непривычно, но понятно.

– Миколка! – Батюшка позвал звонаря.

Тот примчался мигом.

– Баньку истопить и гостя накормить.

– Ага. Уже все готовлю. Ждал, когда завершат, значит.

Служилые люди расходились, поглядывали на меня косо.

Наконец-то один. Можно спокойной сесть, поесть, подумать. Устал прилично, но план лучше с вечера сложить.

Утром едем в Воронеж – это хорошо. Там с людьми надо говорить и собирать их против бандитского притона. Как? Есть мыслишка.

Что еще по «малине»? Разбойники живут вблизи города, через реку, рукой подать, что это значит, Игорь? Все просто. Свои люди у них в Воронеже. Не один, не два, целая бандитская партия, иначе никак. Если бы с письмами история удалась, то бунт легко могли поднять именно они.

Что дальше по геополитике?

Кому выгодно, чтобы Воронеж вспыхнул? А за ним и весь Дон? Думай Игорь.

Первое – татары. Вполне рабочая схема. Чтобы проще пройти на север и грабить земли беззащитные. Но сами они действовать напрямую не могут.

Второе. Шуйский и его властный круг, бояре, что у трона сидят? Самый подходящий кандидат на сговор с татарами. Юг не за них стоит. Но, единая ли у бояр партия? Уроки истории говорили, что у Кремля всегда несколько башен и борьба за власть около трона идет подковерная. Василий, хоть и аватар боярской «партии», не факт, что единственный. Могут быть еще интересные персонажи. Информации больше надо. Ощутимо больше. Кто в эти игры играет мне пока не ясно.

Третьи по счету – поляки. Тут сложно. Сам король Сигизмунд? Зачем ему это? Магнаты какие-то? Еще сложнее чем с нашими московскими боярами.

Ладно. Идем дальше.

Четвертый. Сам Царевич Дмитрий, чьим именем у меня письма писаны. Сомнительно, очень и очень. Ведь именно южные земли и казаки стоят за ним. Разброд на пользу не пойдет. Скорее цель – подставить его, как автора неугодных населению решений.

Происки это боярские, а выгодоприобретатель основной – татары.

Злость стала накатывать от таких мыслей. Какая-то сволочь людей русских и землю нашу под нож пустить решила. В такое то время, когда сплотиться надо всем миром. Иноверцев выдворить. Царя избрать всем миром.

Татары! Важный момент, важнейший. Вымысел ли то, что придут они под город или, правда? Если письма поддельные, то… Может оказаться в них и все обманом, а может часть правдой. Для пущей достоверности.

Если так, то передовые отряды крымчаков уже где-то поблизости.

Сложная ситуация складывается. Опасная.

Меня отвлек вернувшийся звонарь. Принес хлеба ломоть, квашеной капусты, миску, еще каши, в еле теплой плошке. Поклонился.

– На здоровье вам, боярин. Я баньку топить, скоро за вами приду.

Он ушел, оставил одного в задумчивости.

Четверть краюхи была ржаной – слегка кислой, с немного чувствующейся остринкой на языке. Капуста хрустела и отдавала терпкостью. Были в нее добавлены какие-то травки, немного, для аромата, а еще морковь и ягоды. Просолка была сильной, еще бы – с осени стояла в кадушке, напиталась, размягчилась. До нового урожая-то еще далеко. Каша оказалась томленой, мягкой, рассыпчатой, имела легкий ореховый привкус. Была чуть сдобрена маслом, самую, самую малость, без прочих признаков жира и какого-либо мяса…

– Черт, тут же все постятся. – Вырвалось.

Надо это учитывать. Православное, глубоко верующее население не то что из моего времени. Пост соблюдали и в церковь ходили почти все. В этом всем, в религиозной части, я не силен.

Придется больше слушать и делать, как все. Кстати, а крестятся тут как? Реформы то еще не было. Значит двумя перстами, вроде, не тремя. Внимательно надо глянуть, в таких мелочах не ошибиться.

Я, насыщаясь и ощущая с голодухи всю палитру вкусов на языке.

Думал, вспоминал, что про время это знал. Весна на дворе. Летом Василия Шуйского скинут, возьмут в плен. Этому будет предшествовать страшный разгром и гибель удалого полководца Скопина-Шуйского. Точнее, наоборот – предательская смерть от яда и последующее поражение.

Случилось ли это уже? Непонятно, точных дат не помню.

Что потом?

Поход поляков на Москву. Вход в нее. Бояре страну отдадут, продадут – здесь кому какое слово больше нравится. Семибоярщина – без центральной власти в те годы, это смерть государства. Пример дальнейшего во времени разрушения Речи Посполитой – красочный и наглядный. Власть сейма довела до Руины.

Так, к нашим баранам, то есть боярам, что дальше?

Осенью или зимой, не помню уже – Лжедмитрия второго убьют. Потом два ополчения, но до этого еще времени много. Может и не так все повернуться. А что у нас, локально?

Выходит, крымчаки пойдут на север.

Я вздохнул.

Татар пускать нельзя. Это самое важное дело. Дать бой им надо или обхитрить. Развернуть вспять. Как? Время подумать и придумать есть.

Что-то еще узнаю, пока Колдуновку огнем и мечом воевать будем. Это тоже дело важное.

За этими мыслями я съел все, что было принесено звонарем. Думал попросить еще, но решил, что перед баней, да перед сном наедаться не стоит.

Опять вернулся церковный служка, притащил какой-то теплый напиток. Травяной, вкусный. В нос ударил знакомый запах чабреца и ромашки. Но дополнялся он еще чем-то. На языке я ощутил сладкий привкус солодки.

Благодать.

Умели же раньше на Руси делать и без чая заморского как-то обходились.

– Боярин, готова баня. – Проговорил звонарь, собирая посуду. – Слуга ваш, Иван, комнату уже подготовил. Я к нему заходил. После баньки сразу спать.

– Хорошо.

День выдался не простым, но водные процедуры должны стать отличным его завершением.

Мы двинулись в обход трапезной, вышли на площадку за церковью. Справа пара построек – сеновал и конюшня. Слева – деревья, небольшой сад, за ним улица стоящих редко маленьких домиков с огородами.

Солнце почти зашло, было сыро. Людей никого. Либо спят, либо ко сну готовятся.

А перед нами за несколькими деревьями, чуть поодаль от церкви, вблизи склона – небольшое строение, из-под крыши которого идет дымок.

Подошли.

Баня маленькая, недавно рубленная.

Предназначалась она исключительно для пользования церковными служащими и приезжими в храм. Не верилось мне, что пригодна она для большего. Уж очень мала. Вокруг стен имелась завалинка, чтобы зимой тепло быстро не уходило. На ней из напиленных бревен для топки организована поленница – и утепление дополнительное и сушка дров.

У входа, на улице, прямо под небольшим навесом стояла пузатая и высокая кадушка с дождевой водой. Собирала ее, чтобы не таскать лишний раз. В ней и снег можно было потопить, занеся внутрь. В теории.

Внутри – предбанник метр на два считай – чисто вещи положить на лавку. Они здесь, кстати, были. Нижние штаны и рубаха – серые такие, небеленые. Далее сама комнатка банная. Три на три где-то, с лавками и печкой. Простой совсем, которая топилась по-черному. Наверху небольшие вытяжные окошки.

Е-мое… Не тот уровень комфорта, который я ждал. Но, мне приходилось в прошлой жизни мыться и не в таких условиях. Пойдет.

Веник был дубовый. Сухой, крепко стянутый нитью, пах отлично. Пропариться он еще не успел, времени слишком мало прошло. Кадка с теплой водой, в которой и лежал. Горшок на печке, в нем тоже вода, греется. Еще ухват.

Звонарь остался снаружи, я расположился здесь, уставился в огонь, что горел в печи. В нос ударил запах дубовых листьев, дерева и дыма, щекочущий.

Чихнул. Раз, потом еще.

Хорошо. Накатило ощущение спокойствия и безмятежности.

Тепло, приятно, тело ноет, томится. Ссадины и синяки саднят, но боль уходит, заменяется чувством благодати, неги.

Я посидел минут пять, может, семь. Позволил себе погреться, немного попариться до первого пота. Вдыхать тепло, заполнять им свои легкие, наслаждаться. Жара в такой бане особо не было. Ждать дольше надо, а мне уже хотелось помыться и отправиться спать.

Пора.

Водные процедуры провел быстро. Обтерся, пару раз плеснул ковшом, вытерся – используя пару длинных тряпиц. Одна благоразумно была оставлена как полотенце.

Осмотрел себя, оставшись нагишом. В целом, к прошлому ощущению не добавилось ничего нового. Молодой организм. Лет восемнадцать – двадцать. С хорошими задатками, но несколько запущенный. Мышцы подкачать надо, но на первое время – пойдет.

Завершил осмотр. Вышел в предбанник.

Переоделся и выбрался наружу.

Спускалась ночь. С небольшого банного крылечка открывался отличный вид на реку над верхушками деревьев. Красота. Страна наша так красива, что мы зажрались. Все о заграницах думаем. А у самих, за двадцать километров от городской черты отведешь, такие места, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Вот и здесь. Склон, идущий к реке, поросший деревьями. Слева овражек, промоина. За ним лес. На той стороне Воронежа, в сгущающихся сумерках – бескрайний простор зелени.

Хорошо! Я вздохнул, хотелось выругаться, но сдержался.

Обулся в сапоги, спустился на землю.

Двинулся к церковной пристройке. Рядом с трапезной виднелась еще одна дверь в помещение. Там мне и моему слуге было выделено место. Ванька, интересно, там уже? Ждет? Спит? Кони где? Рядом с храмом располагалось несколько хозяйственных построек.

Хотелось верить, что слуга организовал для лошадей добрый постой и с ними все будет поутру – хорошо. Не чесанные, нечищеные кони могут создать проблем в пути. Но раз досюда мы добрались от столицы, слуга как-то справлялся.

У двери меня поджидал поп.

– На заутреню приходи завтра. И на исповедь, с причастием святым. В пути ты давно. От дома родного далеко. Дело нужное. Помолюсь я за тебя. Но, чтобы дела светлые делать с чистою душою, сын мой, храм посещать надо.

– Хорошо отец. Спасибо.

Вдумчиво надо действовать. Годы моей юности пришлись на советское время. Там с верой все иначе было. И у меня, человека светского, не воцерковленного никогда истовой веры в бога не было. Понятно, что каждый воин верит во что-то. В удачу, судьбу, Бога, Дьявола… У каждого свой путь в этом. Когда рука об руку со смертью ходишь, и она на тебя из-за любого куста и кочки смотрит – Поверишь! Но, в плане религиозных действий, познаний мало.

Пока я думал, святой отец окинул меня взглядом. Вздохнул, осенил крестным знамением, кивнул и удалился.

А я вошел внутрь выделенного помещения. Комнатушка оказалась небольшой. Печка в дальнем углу – слева. В правом – лампадка да образок какой-то совсем простой на полочке и пустота. От печки и красного угла к двери по стенам стояли широкие лавки.

М-да, кроватей в деревнях тогда особо-то и не знали.

Пахло слегка ладаном, сильно дымом, а еще мокрой, седельной кожей, мускусом и потным телом моего слуги. Я проморгался, чтобы лучше видеть в полумраке. Седельные сумки покоились на одной из лавок. Иван сидел у печи, в которой потрескивал огонь, клевал носом.

Завидев меня, он с приличным опозданием неловко вскочил.

– Хозяин, все готово. – Предательский зевок показал его несобранность – Воооот, место вам выбрал. Лавка не скрипучая, пошире.

Он мял руками шапку, нервничал. По лицу было видно, что спать ему хотелось сильно. И что говорит он сейчас со мной на автомате.

– Давай, ложись, спи. Я тебя потолкаю потом, покараулишь. Ближе к утру.

– Караулить? – Он еле ворочающимся языком добавил. – Хозяин.

– Да, Ванька, караулить. В полглаза спать.

– Так вы раньше…

– То раньше было. Дело-то опасное.

Он уставился на меня с недоверием.

– Вас, хозяин, как подменили.

– Пословица такая умная есть. Говорил уже, не помнишь, что ли. – Я ему улыбнулся, совершенно по-доброму, без давления какого-то. – За одного битого, двух небитых дают. Так вот, я по зубам получил, сразу уму-разуму набрался. Дальше все по-другому будет. Привыкай.

– Хорошо это, хозяин. Ох, как хорошо. А то порой так страшно было, аж жуть.

Дальше, Ванька, еще страшнее будет. Дорога наша только начинается здесь.

– Спи.

Он тут же сел на лавку, устроился поудобнее, насколько это было возможно и засопел.

У меня же были грандиозные мысли осмотреть свое снаряжение. Но, поняв, что в помещении источники света – это печка и ровно одна лучина, я решил отложить дело до утра. Однако письма не давали мне покоя. Я их не отдал дворянам. Только показал.

Сейчас очень хотелось взглянуть самому. Из-за чего весь сыр-бор.

В полумраке я извлек их.

Сургучная печать с оттиском массивного символа. Ставился он крупным перстнем с двуглавым орлом и надписью «Многих господарств…» дальше буквы плыли и были плохо читаемы.

На одном указано, что передать нужно воеводе Воронежскому, на втором, идентичном, что для атамана Донского. Странно. Почему нет имен и фамилий? Хотя… В Москве не знали, кто сейчас здесь главенствует над служилыми людьми. Раз край поддерживал Царевича Дмитрия войсками или же фуражом и просто нежеланием присягать столице. Люди могли смениться. Чины же оставались прежними.

Атамана войска Донского. Он же не один, не весь дон, не единый это чин. Среди донцов несколько атаманов было во времена смуты. Точно помню. Скорее всего, по территориальному признаку. Близ Воронежа одному человеку люди верны, ниже по течению – другой у них за главного.

Все логично.

Я вернулся к печатям. Были они идентичны и, отложив воронежское письмо, взялся за донское.

Хм… Такую снять и обратно поставить – можно.

Если так прикинуть, срезать получится, прогрев тонкий нож. Клинок найдется в имуществе. Но… зуб поставлю, будет написано примерно то же, что и в письме к местному подьячему Якову.

Почему бумаги отличаются внешне? Все просто – местный представитель Разрядного приказа, человек небольшой. А воевода и атаман, птицы иного полета. К ним серьезнее надо писать, увесистее.

Еще немного подумав, я убрал письма в сумку. Негоже тайну переписки нарушать. Не стоит оно того. Мне уважение людей завоевать надо. Показать им, что я посыльный. И что я, человек достойный. Не на их стороне, не на стороне Шуйского или Дмитрия. На стороне земли русской. Ей хорошо, то и мне ладно.

Тут до ушей моих донеслось приглушенное чавканье. Кто-то шел через двор, скрывался, таился, но именно это меня и насторожило. Будь это звонарь, возвращающийся из бани – он бы действовал громко. А здесь шаги по грязи слышны, но еле-еле. Если бы не отвлекся от писем, мог бы и не услышать.

Рука нащупала нож. Я аккуратно подошел к двери.

Ночь на дворе, если кто-то лазает – значит, дело недоброе затеял. Надо глянуть.