Текст книги "Патриот. Смута (СИ)"

Автор книги: Евгений Колдаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Патриот. Смута

Глава 1

– Деда, как настоящая!

Игорек, правнучек мой, размахивал шашкой. Деревянной, конечно, маленькой. Не доверю я ему еще ту, что реликвией семейной на стене в доме висит. Ею еще мой отец немцев рубил и его отец тоже германцев, только в первую мировую. А эту я сам с любовью резал. Сидел, строгал, морил, красил, всю душу вложил. Знал, что приедет подрастающее поколение, подарок готовил, чтобы традиция передавалась и сохранялась.

Вышла и правда хорошая игрушка.

Точь-в-точь как та, что мне в его возрасте отец подарил. В носу чуть засвербело, накатили воспоминания. Когда тебе к восьми десяткам, оно бывает. Идешь, смотришь вроде на обычные вещи, а вокруг… Вся жизнь перед глазами проходит – та самая, которой ты свидетелем был.

Этот дом, что сейчас развалюхой стал, в свои годы был главным красавцем нашей улицы. Его друг мой строил, товарищ из детства, только помер, девяностые не пережил. А вон там, в те же лихие годы, коттедж построили на пустыре. Сейчас уже, в сравнении с новомодными хоромами, обычный такой домик, крупный только. Постарел, зарос слегка диким виноградом, и люди остепенились, проще стали. А в то время владельца соседи прозвали «бугром».

Мы шли медленно вниз по улице к реке. Родители Игорька давно уже там, с самого утра. Ну и нам пора догонять. Сумка с водой, бутербродами, полотенцами, пледом давила на плечо. Летнее солнце пригревало лысину.

Жарко будет. Хорошо, самое время для купания. Потом к обеду домой, окрошку есть. На квасе белом, да с огурчиками свойскими, сметанкой нашей местной. Яйца, колбаска, лучок, как положено. Аж слюнки потекли. Ну и картошечку горячую отварю, крупную на части порезанную к столу. Молодая только пошла, маслицем ее чуть полить, укропчиком приправить и будет пир горой.

По жаре – самая та еда. А потом мороженое. Это вам, конечно, не пломбир за двадцать копеек, который отец покупал раз в месяц с получки, но тоже хорошо.

Правнук прыгал вокруг, кружился, шумел.

– Кия, на тебе, на… Всех порублю! На… Гад. Получай!

Славный воин растет.

– Деда, а разве машины летают?

Он остановился, замер, уставился куда-то мне за спину. И тут я услышал дикий звук клаксона, грохот, шипение шин по асфальту.

Не думая, схватил пацана в охапку и дернул с дороги. Мимо пронеслась, долбя басами, тачка. Из слов я разобрал только «шмаль, бухай и бабья бл…ь». М-да, колоритно. В машине несколько человек. Не подростки и не мужики, что-то непонятное, промежуточное.

– Мозгов нет, чужие не вставишь. – Выругался я. Уставился на правнука, не испугался ли, все ли нормально.

– Деда, ты герой!

Мальчишка смотрел на меня глазами круглыми от счастья. Это приятно. Безмерно. Когда самый родной и любимый человек, младший в роду, видит в тебе пример для подражания. Этот взгляд стоит очень и очень многого.

Я улыбнулся в ответ, ничего не проговорил, только кивнул.

Мы двинулись дальше. Правнук шел рядом, смотрел по сторонам, не прыгал и не кричал. Ситуация с машиной его явно испугала, но говорить и жаловаться он не стал. Спустились по улице мимо домов и садов к пляжу. Раньше свободный вход был, а сейчас территория огороженная. С одной стороны, скажешь плохо, а с иной – порядок. Проходная, там знакомый мой сидит, хороший мужик. Махнул ему, идя ко входу.

И тут…

Знакомые басы, смех, шум-гам справа на парковке. И вновь что-то там про «бабья бл…ь».

Из пролетевшей мимо нас совсем недавно тачки выгружались те самые парни, трое.

– Еб…й рот! Поцарапал крыло! Сраные горки, бл…ь!

– Чо за место ты выбрал, Стасян? Х…ня какая-то! Драйва нет! Телок нет! Пи…ц.

Машина умудрилась на повороте въехать в пластиковый контейнер с мусором, опрокинуть его. Пакеты разлетелись по дороге. Содержимое вывалилось, но парни даже не думали поправлять положение, втроем орали друг на друга, матерились почем свет стоит.

Еще один – водитель, пошел договариваться, чтобы машину загнать на территорию пляжа. Так-то можно, но вот этим бы я хрена лысого чего разрешил. Вообще, метлой поганой погнал бы. Злость начала закипать внутри, но я сделал глубокий вдох.

Я взял руку внука, и мы двинулись к выгружающимся.

Ощущения от компании тут же дополнилось нецензурной бранью из открытой машины. Музыка продолжала орать что-то невнятное, в котором мои старческие уши разбирали только «Х…й, пи…а, вот и вся еб…я».

Поморщился. Отступающая злость накатила вновь.

– Сука, е…я. Перекрашивать опять.

– Если на пляж с тачкой не пустят, я тебе е…о раскрою, Стасик.

– Да заткнись, урод. Сам бы место выбирал.

Я решил нарушить их матерную дискуссию.

– Убери! – сказал я громко и четко. Рука показала на раскиданный мусор и перевернутый контейнер.

– Чего? – Короткостриженый уставился на меня. – А дед, иди дальше давай, мелочи нет.

Его руки привычным движением смяли баклажку и пульнули ее в кусты. Холодная злость начала сменяться настоящей яростью. Это уже залет! Мало того что вы мусорку снесли, орете как твари, так еще внаглую хамите.

– Чо зыришь, дед. Иди давай, солнце в твоем возрасте вредно.

С этими словами он заржал, достал очередную баклажку, крутанул, та зашипела, пенный напиток полился наружу.

Я чувствовал, что внуку, стоящему рядом, страшно. Рука его крепко сдавливала мою, сам прижимался ближе. Он верил мне, знал, что не подведу, защищу.

Трое у машины и еще один где-то сзади. Но я таких уродов в свое время легко раскидывал, а эти еще и пьяные. Серьезно с ними никогда и никто не говорил. Значит, мне учить уму-разуму.

– Подними, я сказал. Это наша земля! Здесь себя так не ведут.

– Чего? Ты меня учить будешь?

Второй парень, стоявший рядом, попытался остановить буяна, положил ему руку на плечо, но тот скинул, выпалил.

– На х… иди, Стасик. Слышь, дед-пердед, учить меня не надо. Я сам ученый. Вали отсюда, пока ноги целы. А то я за себя не отвечаю.

Третий в это время отвлекся от разгрузки, занял место у открытой двери. Я был уверен, что там под сиденьем у них есть что-то тяжелое. Бита, может, монтировка. Откуда вы такие взялись? Из какой трущобы вылезли? Девяностые закончились давно, но, видимо, не везде и не для всех.

Сейчас начнется потеха.

– Игорюша, отойди. – проговорил я спокойно. – И сабельку я у тебя позаимствую, потом новую сделаю.

Правнук кивнул. Перечить не думал, лицо его стало серьёзном. Глаза смотрели, и все понимали. Дедушка дает важный приказ, его надо выполнить, и все будет хорошо.

– Ну что, поговорим по-мужски?

– Ты, дед, совсем страх потерял.

Короткостриженый, покачиваясь, сделал шаг вперед, потом второй.

Пока он медленно шел, в душе моей закипала злость. Ах ты падаль пьяная. Ты же предков своих позоришь, землю свою, кровь свою. Что вы за люди.

Он ударил первым, тяжело, неуклюже.

Я сместился с линии, саданул сабелькой в лоб. Так, больше с назидательной целью. Получилось быстро, ладно, но мышцы ответили болью. Суставы заныли. Непросто будет. Но таким козлам я не проиграю и не отступлю. Хрена.

Парень схватился за лоб.

– Аааа…

Даже крови не было. Шишка появится приличная и все, а ты уже орешь.

– Молись, дед!

Из-за машины выбежал тот, что до этого тянул биту. Размахивал ею, подступал. Третий, вроде Стасик, растерялся. Он оказался то ли самым адекватным, то ли трусоватым. Когда твоих товарищей бьет какой-то мужик, даже если они не правы… Вполне мог полезть в драку.

Я встал в стойку. Была бы сабля настоящая… Хотя, рубить и резать их я бы не стал. Поучить нужно. Синяков да ссадин набить, чтобы знали, как хамить.

На пляже тем временем началась кутерьма. Правнук постарался, молодец. Помощь позвал. Шум и гам за спиной воодушевил. Но отвлекаться на это нельзя.

Вооруженный подбежал, ударил. Бита пролетела мимо. Бил парень хорошо, уверенно, но не понимал, с кем связался.

Мой хук левой влетел отморозку в ухо. Когда он согнулся, я сабелькой приложился по хребту. После чего тот рухнул на колени, заныл, бита вылетела. А мое оружие не подвело, не треснуло – хорошая работа, с любовью сделал.

Кулак болел. Спина ныла. Сердце долбило как бешеное. В голове мутилось. Старость не радость.

– Я это, я ничего. – Третий струсил, руки поднял, начал отступать в кусты. За своих в драку не полез.

Далеко, одним рывком не доберусь. Оставлять его в тылу тоже дело хреновое, но сейчас где-то за моей спиной еще один. Водила. Он трезвый, по крайней мере, должен быть таким. Хотя, после тех выкрутасов, что он делал на дороге, я не удивлюсь, если тоже пригубил пенного по такой жаре.

Не ошибся, он подкрадывался сзади, улыбался. Гадливо так, подло. В руках я увидел стеклянную бутылку. Ах ты ж тварь, хотел меня со спины садануть. Парень махнул, я с трудом ушел от удара. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Тяжело. Видел я, как из-за ворот выбегает мне на выручку пара крепких мужиков. Армяне, они тут кафе держат, шашлык наивкуснейший. Знаком с ними, хорошие люди. Вроде бы с юга, но родные, наши, улыбчивые, приветливые. За ними еще трое парней, отдыхающие в плавках. Лица собранные, злые. Увидели, что творится, ускорились.

– Держись, отец! – закричал один из них.

Из КПП вылез охранник. В руках палка.

Бутылка пролетела мимо меня. Увернулся, ушел с трудом. Сабелькой отмахнулся, но тоже мимо. Отморозок натиска не сбавлял. Махнул еще раз, хотел разбить и розочку сделать. Пырнуть меня. Это же уже не просто драка, сущая поножовщина. За такое надолго присесть можно. Откуда вы такие дикие взялись?

– Осторожно!

Раздались хлопки. Знакомые мне выстрелы.

Охренеть! Это еще что?

Плечо обожгло. Больно чертовски. Меня крутануло, левая рука отказала, повисла плетью. Травмат! Тот трусливый выхватил, начал палить. Да его же здесь сейчас охрана положит. Только вот он до этого полпляжа пострелять может. Синяки ладно, а если в голову, а по детям?

Ах ты тварь! В груди закипал волной праведный гнев.

Я понимал, что сбоку вот-вот получу бутылкой, но медлить нельзя. Размахнулся, метнул деревянную саблю. Вложил всю силу и умение. Отвлекся. Удара от водителя я не увидел, увернуться уже не мог. Голова шла кругом, руки и ноги медлили, запаздывали.

Прилетело. Прямо в голову бутылкой, по затылку. Звон. По макушке что-то потекло.

Последнее, что я помнил – удар деревянной саблей промеж глаз стрелку. Попал, тот начал заваливаться. Картинка поплыла, я падал, отключался. До ушей долетел крик моего правнука.

– Деда!!!

Стук сердца – раз, два, три… Тишина… Как-то долго, черт! Долго. Где еще удар? Его не было.

Лишь звон колоколов. Или это в ушах у меня звенело?

Колокол продолжал гудеть.

Отдавал ударами по ушам, отзывался в голове.

Лицо болело. Зубы вроде целы, но саднят ужасно. Челюсть справа горит. Во рту привкус крови, соленый, неприятный. Что за… Ерунда⁈ Мне же по голове дали, прямо сверху, бутылкой. А здесь челюсть? И рука, левая – в нее прилетела резиновая пуля. Болеть должно адски, а тут… Как-то слегка и больше спина, а не плечо.

Но – жив!

Уже хорошо. Не подвело стариковское тело, выдержало. Еще поживу, воздух буду коптить, да подрастающее поколение учить.

Вокруг слышались крики.

– А ну назад. Назад, ироды! Хозяин! Вставайте!

– Пшел прочь, смердяка убогий. Холоп!

– Сами идите, откуда пришли!

Что происходит? Неужто драка не закончилась? Тот с травматом, вроде, осел, может, отпугнул идущих на помощь с пляжа? Черт. Башка болит, как будто мне в зубы дали кулаком. А вот шишки на затылке я не чувствовал и это удивляло.

От зуботычины не помирают. Надо вставать.

Но…

Почему вокруг холодно, промозгло? Стояло же жаркое утро. Меня что, знобит? А еще, почему я одет во что-то плотное? Похоже на шинель. Откуда, черт? Чувствую пояс, пряжка давит на живот. На ногах – сапоги.

Я открыл глаза.

Надо мной неказистый деревянный потолок. Высоко, метра четыре. Бревна. Выцветшие, старые, кривые, не струганные. Потрескались. Лежат редко. Из-под них торчит солома, сухая трава, камыш. Запах сырого чуть прелого сена бьет в нос, сладковатый, неприятный. Слева от меня стог сена. Справа балка, прокинутая между опорами. За ней грязь и дождь. Улица. Хотя нет – просто открытое пространство и деревья. Лес!

Меня оттащили и накрыли чем-то? Погода так быстро сменилась и почему я в сапогах?

Кто орет? Если времени прошло много, отморозков должны были разогнать. Или повязать.

– Боярчик твой того, издох.

– Кидай палку свою и вали отсюда.

– Васька, давай ты его! Раз на раз.

– Негоже мне казаку убогого холопа бить.

– Хозяин! Хозяин…

В голосах я слышал насмешку, а в последнем – накатывающую истерику.

Прямо предо мной в метре застыл какой-то паренек. Он кричал и не пускал троих ко мне. Не тех пьяных дураков, нет.

Не пойму ничего. Ерунда полная. Черт! Да они опасны!

Разбой настоящий. Я же их вроде почти всех укатал. Да и мужики подоспели на подмогу.

А эти еще хлеще, чем та компания. У одного нож, у левого сабля! Самая настоящая. Откуда? Центрального плохо вижу. Вроде бы без оружия. Все одеты в какое-то карнавальное тряпье. Реконструкторы, что ли? Напились и буянят? Решили помочь своим сотоварищам. На двух машинах приехали. Обычные и ряженные. Странно. Не видел я вторых.

Игорь, вопросы потом. Не вмешаюсь, быть беде.

Парня порешат, и за меня примутся.

– Назад, ироды! Хозяин! Люди добрые! На помощь! – кричал не подпускающий к себе отморозков.

– Васька, давай уже разделай этого холопа. – Смешок слышался в голосе того, кто держал саблю.

Мои руки-ноги целы. Болит только челюсть. Пора действовать. Главное, чтобы старый организм не подвел.

Я резко вскочил, оказался рядом с левым – самым опасным. Тот уставился на меня, как на восставший труп.

– Живой! – Опешил, начал отшатываться.

Что-то мешало мне двигаться. Пояс тянул к земле. Как-то непривычно. Одежда тормозит. Но кости не ноют и мышцы работают как раньше, в молодости. Почти.

Все потом.

Мужик не ожидал, что я буду так быстр. Начал переступать ногами, отходить, разворачиваться в неказистую боевую стойку, замахиваться оружием. Но… я был шустрее и ощутимо опытнее.

Сабля – это тебе не игрушка. «Брось ножичек, сделаешь дырочку, не залатаешь».

Удар пришелся ему в кисть. Хороший, ловкий, хлесткий. Оружие вылетело.

– Брось, а то уронишь. – злобно выпалил я.

Дальше последовал знатный апперкот, от которого противник не защитился. Как тюфяк полетел в кучу сена. Признаков агрессии больше не подавал. А я развернулся, встретился взглядом со вторым. Лицо его исказилось гримасой злости. Рука потянулась к топору, что висел в петле за поясом.

У меня доли секунды, чтобы успеть его уложить и взяться за третьего.

Глава 2

Тот, что с ножом, стоящий от меня дальше всех, понял – легко не будет. Злобно оскалился. Готовился напасть, но нас разделяло метра три и паренек с палкой в руке. Он не атаковал, смотрел на них, косился на меня, вставшего сбоку. Помощи от него я не ожидал, не похож на опытного бойца. Но отвлечь врага на какие-то секунды – уже хорошо.

А эти двое, злые.

Ближайший мешкал, топор его застрял в петле, не шел.

– Падаль! – Выкрикнул он яростно.

Я воспользовался заминкой, подступил. Противник попытался ударить меня кулаком. Вторая рука все еще тянула оружие, держа его за обух. Настрой был серьезным, убить, не иначе. Но действия совершались медленно, вяло, неуклюже.

Что вы за балованы? Но, какие серьезные! Резать и рубить готовы. Посреди поселка.

Атака бандита не удалась. Я схватил выброшенную в ударе руку. Крутанул. Шагнул вперед.

– Ааа!

– Бэ. Болевой. – Процедил сквозь зубы.

Крик боли, хруст. Сустав сломан.

В нос ударил отвратительный, кислый запах не мытого неделями тела, чеснока, гнилых зубов. Шапка орущего полетела с головы на пол, открывая сальные, не чесанные, полные колтунов волосы. Вояка весь скрючился в неестественной позе и выл от боли.

Что за налет ряженых бомжей?

Я толкнул его на третьего, уже готового напасть на меня с ножом. Двое столкнулись, попытались удержаться на ногах. Стали падать. Упирались друг за друга, хватались, надеялись сохранить равновесие.

– Свали! – Проорал тот, что был вооружен. – Порешу!

Ему почти получилось отпихнуть товарища. Устоять. Но я оказался рядом. Зашел слева. Там, где ему было очень сложно попасть по мне своим оружием.

Ударил под колено. Окончательно вывел из шаткого равновесия.

Как итог – оба рухнули.

Пара быстрых шагов. Ногой я откинул нож. Надавил на пальцы, с силой. Подошва отозвалась непривычно. Тонкая, слишком мягкая. Но я переступил на пятку, а там оказался каблук. Послышался хруст. Переборщил. Плевать!

Для надежности пнул раз, другой. Потом еще саданул тому, что валялся со сломанной рукой и причитал. Вот и все. Инцидент исчерпан.

– Полиция. Звони давай. – Проговорил я, поднимая глаза на четвертого, того, что оборонялся и до сих пор стоял вооруженный длинной палкой. – Чего застыл? Звони. И этих, и тех пускай вяжут. Охреневшие они в край.

Дело сделано, можно отдышаться. Хотя странно. Одышки-то особой и не появилось, в мои почти восемь десятков…

Что мы имеем? Где машина и те уроды?

Здесь трое явно пытались ограбить этого несчастного или даже убить. Или… Меня? И, что за черт? Где я? Это непривычная мне улица в поселке, где я отключился, не медицинская палата. Хотя судя по костюмам – на дурдом смахивает. Не пляж, куда меня могли оттащить.

Я начал осматриваться и душу стало переполнять все большее удивление.

За навесом шел моросящий дождь, кругом грязь. На другой стороне дороги или улицы черт разберет, несколько чахлых домиков. Слева, метрах в ста видна… Церковь? Деревянная, сложенная недавно, маленькая, с невысокой часовней. Этажа два, может, два с половиной, не больше. Рядом еще несколько строений и пристроек.

Не понимаю. Рука инстинктивно коснулась макушки там, куда, как я помнил, прилетела стеклянная бутылка. Но, раны не было, даже шишки не было. А еще он прилично так зарос. Последние лет десять – шевелюра моя была ощутимо скуднее.

Вновь ударил колокол.

– Хозяин. – Парень стоял и смотрел на меня совершенно ошалело. На нем кафтан, шерстяная шапка, сапоги. На поясе сумка. В руках все еще дрын. До оглобли не дотягивает, так – дубина, неказистый посох.

Тоже реконструктор?

– Ты кто такой? Что тут творится? – Спросил я, прикидывая, что угрозы пока нет и можно заняться расспросами.

– Эко вас, хозяин, приложило… – Парень хлопнул глазами. – Но как вы их. Ух, ух…

Точно – приложили, щека тому свидетель, зубы саднили. К вечеру пройдет. Ерунда.

– В полицию звони, дурачина. Какой я тебе, хозяин.

Ждать действий от этого испуганного парня себе дороже. Я потянулся к карману. Там должен быть… Черт.

Рука наткнулась на эфес. Сабля! Чего? Откуда?

И тут я начал понимать. На мне тоже надет кафтан, толстый, суконный, как пальто. Ткань хорошая, дорогая и отделан мехом. Богато. Только вот грязен – что есть, то есть. Под ним чувствовалась нательная рубаха. На ногах – штаны широкие, шаровары вроде бы, сапоги высокие. Перепоясан я и снаряжен. Сабля, кинжал, сумка.

Шутка, что ли, какая-то.

Я погладил деревянную рукоять сабли, провел рукой по развитому перекрестью, хорошо прикрывающему в бою кисть. Схватил, будто вытащить хочу. Вдохнул, ощущая накатившее чувство уверенности и спокойствия. Оружие всегда на меня так действовало. Чуть вынул добрую сталь из ножен, провел пальцем. Ковка, шлифовка, маслом покрыта слегка – качество хорошее, но на новодел не похоже. Полировано слабо. Лезвие не острое, без зазубрин. Ну-ка… Потянул еще. Где-то от середины заточка улучшалась, становилась все острее и острее. Доставать до конца смысла не было и так все было ясно.

Это не муляж, это взаправду. Сабля – оружие. Ловким движением я отправил клинок обратно в ножны. Хмыкнул.

Вновь ударил колокол.

Около церкви собирались люди. По нашу душу, больше незачем.

– Вяжи их. – Я строго выдал приказ. – Ремни снимай, ножи, топоры в сторону. Все железо найди и забери. Сапоги проверь, а лучше сними и вытряхни все. Руки за спину и вяжи.

Голос звучит непривычно, хотя похож. Старческая хрипота куда-то делась.

Уф. Так. Выдохнули. Отбился, сейчас во всем разберусь. И не в таких делах бывал. По порядку. Что за маскарад? Что за место?

Я сделал пару шагов. Отступил от места драки. Встряхнулся. Ощупал себя. Тут же последовала новая порция непонятного, вызвавшая удивление. Это же не я. Тело не мое. Ему явно не к восьмидесяти, а… Лет двадцать, может, даже меньше. Заросший, небритый с длинной щетиной, худой, высокий парень. Достаточно крепко сложен, но мышц точно не хватает. Похоже на то, что в отрочестве тренировался, а потом человек забросил физические нагрузки.

Это какой-то новый я?

Ладно, понял, принял – взял на вооружение.

Что еще. Руки… Мозолей нет, к работе не приучен. Зеркало бы. Найдется оно у местных? Хотя судя по домам, вряд ли. Бедновата округа.

Так. Что еще? Какая информация есть?

Этого парня, что отчаянно зовет меня хозяином – надо расспросить. Это раз. Он, видимо, мой слуга. Трех отморозков допросить. Это два. Народ успокоить, это три. Только придется начинать с конца, судя по всему. Толпа понемногу двинулась в мою сторону от церкви.

Язык понимаю, говорят на русском, уже хорошо.

Есть ли здесь у них местный, эээ… Шериф? Кто знает. Но вроде бы люди как-то достаточно кучно сгрудились, идут не спеша. Сто метров, может, чуть больше. Сейчас вопросы задавать начнут и что? Я этих дураков не убил. Кровь не пролил. Они сами напали.

Правда на моей стороне. А сила она, как известно – в правде.

– Хозяин. – Донеслось сзади. – Вы как?

Хотелось сказать, что в норме, но голова пошла кругом. Всплывали какие-то неведомые и не видимые мной ранее образы. Память парня, которым я стал, ее остатки. Это хорошо, может смогу понять хоть что-то из происходящего. Освоиться.

Но потом. Сейчас проблемы решать надо.

Переварить поток всей идущей информации в один миг было невозможно. Основное, что я понял: зовут меня Игорь, теска значит, Данилов. Я молодой боярин, сын боярский, и везу некие письма из Москвы в Воронеж и на Дон к казакам. Со мной слуга, тот парень, что вяжет нерадивых разбойников – Ванька Коршун. И здесь, где именно – память отказывалась подсказывать, мы должны встретить подьячего Разрядного приказа и передать ему одну из бумаг.

Так.

Уже кое-что. Работаем.

– Ванька. Как там эти… Казачки? – Я более-менее пришел в себя. – Ты смотри не убей их. Расспросить надо будет.

– Не извольте беспокоиться, хозяин, все живы, охальники. Свяжу так, что не утекут. – Парень уже успел их разоружить, скинуть сапоги. Одного скрутил. Занимался вторым.

Быстро работает, молодец.

– Напомни, как это богом забытое место называется?

– Это вы, хозяин, верно подметили. – Проговорил, не оборачиваясь и не отрываясь от работы Иван. – Зовется-то оно совсем уж страшно. Чертовицкое. Недоброе название, ох недоброе, чуял…

Я не слушал его дальнейших причитаний. Смотрел по сторонам. Это же мое село, что близ Воронежа! Здесь и детство прожил, и старость встретить решил. Осел, домик купил. И…

Стоп, может, ошибся. Мало ли таких названий по стране нашей.

– А до Воронежа нам еще, сколько?

– До городу то, хозяин? Здесь заночевать хотели. Письмо передать. А завтра должны были туда прибыть. Коли все хорошо случится.

Сомнений нет, с местом определились. Но время точно не мое. Далёкое прошлое, но какое. Судя по одежде и наличию сабли – это эпоха что-то от Ивана Грозного и до Петра первого. С учетом того, что Воронеж построили в конце шестнадцатого века, уже после смерти сурового государя, то рамки ограничены примерно веком. Жестокие сто лет почти постоянных войн.

Занесло.

– Ванька, письма где?

– Знамо, где, хозяин. На лошадях, в сумах.

– А лошади? – Что-то я их не приметил, когда изучал обстановку вокруг.

– Так, вон, хозяин, отошли поодаль. – Парень, завершив связывание второго, распрямился, уставился на меня. – Хозяин, с вами все хорошо? Этот гад вам врезал сильно, так.

Он с негодованием пнул того, кто продолжал стонать, держась за сломанную руку.

– Голова кругом идет. Тут помню, тут не помню. – Губы расплылись в улыбке. На память пришла крылатая фраза из советского кино. – Но, терпимо. Как дело было, говори.

– Мы, получается… – Ванька продолжил работу с разбойниками. Поднял за грудки последнего, которого я вырубил апперкотом. Повалил на землю ничком. – В поселок этот въезжать стали, а тута эти трое. Вы думали, встречают, а они грабить нас удумали. Ну и вы…

Он замолчал, глаза опустил, слова искал верные.

– Что я?

В голове зрело понимание, что боярин, тело которого теперь принадлежит мне, был слабым в плане характера. Струсил, скорее всего. По роже получил и помирать собрался.

– Вы с ними поговорить хотели, урезонить, миром обойтись.

– Не вышло. – Я дотронулся до скулы.

И не такие удары я пропускал в своей жизни. Вставал и бил в ответ так, чтобы противник второго уже не мог нанести. Через многое прошел, пока на покой не ушел по возрасту. А на старости лет без командировок опасных жить стал, семьей занимался – внуками и правнуком.

Ванька продолжал говорить, связывая третьего.

– Несмотря на ваше словесное мастерство, хозяин, настроены они были решительно. Напали… – Я продолжал слушать. Было понятно, что слуга подбирает слова, чтобы ситуация звучала не так ужасно, как оказалась на самом деле. Да что я за рохля был? Оружие же есть. От троих не отбился? К людям, к церкви не прорвался? Чудно.

– Вы саблю вынуть не успели, хозяин. – Выдал Иван как-то сбивчиво. – Ну и один охальник вас по лицу ударил. Сильно. Вы отшатнулись, отступились, оступились и пали. А я их палкой вот, к вам не пущал.

– Упал, значит.

Внутри разгоралась злость и негодование.

– Ну а потом вскочили вы и как…

Он разогнулся, уставился на меня. Во взгляде я чувствовал нарастающее недоумение. Не ждал от своего господина таких свершений. Не ожидал и, чем дальше, тем больше удивлялся. А еще поглядывал в сторону приближающихся людей – недоверчиво и с напряжением.

– Ясно.

Я тоже глянул туда. Народ прошел больше половины пути к нам. Метров тридцать-сорок, совсем рядом. Удары колокола прекратились. Раз драка завершена, звонарь решил лишний раз не стараться и не собирать еще какой-то народ.

– Хорошо лошади не разбежались. Ты тут, я сейчас.

– Да, хозяин.

Выбрался под дождь. Моросило слабо, вроде бы стихия унималась.

Кони наши стояли чуть поодаль, метрах в пятнадцати. Спрятались под прикрытие деревьев, чтобы не мокнуть под потоками льющейся с небес воды. Сразу я их не приметил, отвлекся на храм, который меня до глубины души удивил.

Чавк, чвак.

Земля эта еще не знала асфальта и даже щебенки. Деревянные мостовые – это только в крупных городах, а здесь – в грязи бы не утонуть.

Лошадей было три. Мой скакун – черный, достаточно крепкий и добрый, даже для конной сшибки подойдет. У слуги и вьючная похуже, но тоже вполне ничего. Отец меня еще в детстве учил в лошадях разбираться. Он в этом мастак был, не просто так у Доватора служил. Забылось с тех пор многое, но база осталась. Помнил кое-что.

Я погладил коня по крупу, тот фыркнул, стряхнул воду. В нос ударил травяной, с примесью мускуса и навоза, немного землистый запах.

– Хороший, хороший. – Проговорил я спокойно, по-доброму.

Так. Письма.

Ну и где вас искать?

Внутренний голос подсказал – в небольшой седельной сумке, что накрыта дополнительно провощенной кожей, защищающей от дождя. Открыл, увидел два крупных пакета и один, завернутый свиток. Нужен был по ощущениям последний. Я достал его, запрятал под кафтан на груди и двинулся обратно.

Толпа уже почти подступила к навесу, где произошла наша драка с казаками. Преимущественно крестьяне, бедные, ободранные, напряженные. В руках оглобли, сохи и прочий снаряд, который можно пустить в дело в случае опасности. Несколько человек было одето лучше, богаче. Примерно, как те разбойники, что на меня напали. Только вооружены качественнее, у каждого сабля в ножнах на боку. У половины воинов – луки и колчаны стрел.

Я отметил, что до моего кафтана и шапки им было далеко. Даже Ванькина одежда была немного лучше.

Хм, прошлый владелец тела не понимал, что значит маскировка. Не думал сливаться с другими людьми и не выделятся из массы. Для того, кто везет важные письма опрометчивое поведение. Надо исправить.

Дождь стихал. Небо было обложное, низкое, серое, но лить перестало. Лишь ветер сносил капли с деревьев.

Толпа остановилась подле навеса.

Из пришедших людей вперед седлал шаг высокий, худой, даже изможденный, пожалуй, мужчина. На нем был серый кафтан, перепоясанный кожаным поясом, на котором висела сабля с простой, деревянной рукоятью. Шапка с потертым, поеденным молью мехом. Примечательно было то, что все пуговицы, кроме одной, самой верхней, были деревянными, а та красовалась серебряным отблеском.

Я, возвращаясь от лошадей, остановился в пяти шагах от него. Положил руку на эфес, расправил плечи.

– Вы всех гостей так встречаете здесь? В своем Чертовицком?

Он слегка опешил. Я видел, что не ожидал подобного поведения и этих слов от меня.

– Ты кто таков будешь, мил человек. – Проговорил он медленно, выдержав паузу. – И почто гремел, почто казачков побил?

Гремел? Я стрелял? Или слуга мой?

Разберемся.

Толпа за спиной выступившего вперед служилого человека загудела. Еще четверо похожих по одежде и вооруженных длинно клинковым оружием мужчин вышли чуть вперед, заняли место за спиной говорящего от лица поселения. Глаза злые, лица суровые, бородатые, руки на рукоятках сабель, готовы чуть что драться. Выглядели они опытнее тех, кого я уложил под навесом.

Пятеро, да плюс толпа, это не то, с чем бы хотелось схлестнуться. Надо договариваться.

– Я, Игорь Васильевич Данилов. – Смотрел на них, не отводя взгляда, ждал недоброго, был готов действовать, но говорил спокойно. – Приехал я по делу к подьячему Разрядного приказа, местному. Казачки живы. Так, помял их немного. Сами виноваты. Пугнуть меня решили, пошутить, в татей поиграть, видимо. Или шапка им моя понравилась, тут уж не знаю.

Говорил серьезно, без улыбки на лице. Стратегия в том, чтобы не обвинять напрямую известных здесь людей. Мало ли кто они такие, может родня того, кто передо мной сейчас. Сейчас спокойно с толпой все порешаем, а насчет казаков с главным, уже после обсудим, как так вышло со мной и почему.

– К подьячему? Так это я. Яков Ключев. – Тот, кто стоял первым оказался нужным мне человеком. – Что за дело ко мне у тебя?

Отлично, не ждать в такой напряженной ситуации нужного человека. Разберемся здесь и сейчас.

– Яков, не знаю, как по отцу тебя. Письмо я тебе привез из Москвы.

– Из Москвы? – Подьячий проговорил это медленно. Рука легла на эфес сабли. Добавил тяжело. – Значит, из Москвы ты к нам.

Мужики сзади напряглись еще сильнее. Вот-вот сабли потянут наружу. А толпа загудела, словно недовольный рой пчел. Я увидел, что стоявшие сбоку начали понемногу меня обходить. Лица не добрые, напряженные.