Текст книги "Патриот. Смута (СИ)"

Автор книги: Евгений Колдаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Глава 3

М-да, попал. Не в чести здесь у них столица.

Неужели, Смута? Вот это занесло, так занесло. В это время, считай, каждый сам за себя мог воевать.

– Я, человек посыльный. – Окинул их взглядом. – Раз письмо везу, должен передать. Служба такая.

Сделал вид, что не обращаю внимание на угрозу, достал свиток. Показал. Добавил.

– Вот бумага. Вы, люди добрые, если пускать к себе не хотите, право ваше, развернусь и уеду. Закон ваш чту. Но вручить должен.

Толпа стала перешептываться. Интересно, сколько из них тут читать умеют? Подьячий, уверен, обученный. А вот остальные? Для них грамота – нечто большее, чем для нашего времени письма.

– Эко. – Усмехнулся худощавый дворянин, говорящий от лица толпы. – На ночь глядя так и умчишь? Боярин.

– Я в чужой монастырь со своим уставом не лезу. Надо, в лесу переночую.

Народ зашептался еще сильнее. Те крестьяне, что обходили меня сбоку, остановились, стали переглядываться. Даже как-то расслабились, опустили оружие.

– Пока не гоним, раз с миром пришел. Давай письмо, раз привез.

Идти к толпе опасно. Здесь у меня есть пространство для маневра, а подойду, вмиг окружат. Не, так дело не пойдет. Умнее надо.

– За гостеприимство спасибо. А с письмом погоди, подьячий. Сыро. – Я бросил короткий взгляд на небо. – Дождь капает, бумагу повредить может. Я за сохранность головой отвечаю, сам понимаешь. Лучше под навес зайдем. Там и передам, в сухости. – Постарался добродушно улыбнуться, не отводя взгляда от толпы. Убрал руку от эфеса, который поглаживал, добавил. – К тому же у казачков спросить стоит вначале, чего они так меня невзлюбили. Я посыльный, а не бандит какой-то.

Мужчина буравил меня взглядом. Я понимал, что он размышляет, как поступить, и мне это все больше не нравилось. Ситуация неприятная, влез в нее не я, а прошлый хозяин тела, но рулить-то мне.

Выходило по всему, что гость в моем лице – нежданный и нежеланный.

В этот момент из стоящих за спиной подьячего людей выдвинулся еще один боец. Запыхавшийся, видимо, догонял и присоединился к толпе в последний момент. Уставился на меня.

– Эти люди у меня жили… Хлеб со мной делили… А ты их побил, московит. Негоже!

Ага, вот и проявил себя еще один мой недоброжелатель. Более крепкий, приземистый, широкий в плечах.

Толпа вновь заворчала, но как-то уже спокойнее.

– С кем жили они, мне неведомо было. Но когда все ценное отдать требуют, да саблей угрожают, я в зубы бью. – Улыбнулся я злобно. С такими только так говорить следовало. – По-другому не приучен.

– Ах ты…

Горячая голова. Что, в драку полезешь. Раз на раз я тебя в бараний рог скручу. Давай.

– Погоди, Федор. Тут дело неясно. – Яков положил руку на плечо покрасневшему от злости. – Мы же не разбойники, мы люди служилые. Зайдем, чего мокнуть-то. Поговорим. Решим. Человек же пред нами стоит, по пути все молвит. Не бежит, не кричит, саблю не выхватывает, не угрожает. Охолонись. Нас вон сколько, а он один, стоит перед нами. Что мы, лиходеи какие, а?

Это была победа. Напряжение ситуации спадало. Да, еще не все понятно, далеко не все, но, по крайней мере, меня здесь и сейчас не окружат и не попытаются забить палками. От толпы отбиться – дело непростое. Кровь лить не хочется.

Тем временем Яков повернулся к мужикам, простым работягам и громко проговорил.

– Холопе, крестьяне, люди добрые, расходитесь! Угрозы нет. Спасибо, что явились всем миром. Дело мы дальше сами решим! Ну а кто при сабле, собратья, дворяне, прошу остаться.

Народ заворчал, затоптался.

Слуга мой смотрел на все это от стога сена, куда и уложил трех связанных казаков. Лицо его выражало невероятное удивление. Взгляд, напуганный и растерянный, перебегал с меня на толпу и обратно. Уверен, он ошалело думал, как будет меня выручать. Но, так сложилось, что я сам себя выручил, да и его в придачу. Прошлый хозяин так делать не умел. Ни говорить, не убеждать, ни сражаться.

Ничего, парень, теперь все по-иному будет.

Вооруженные мужчины, которых помимо Якова и Федора было пятеро, переглянулись и остались. Толпа стала расходиться по делам. Мужики бубнили себе что-то под нос. На меня было брошено несколько заинтересованных, опасливых и негодующих взглядов.

Спустя пару мгновений все оставшиеся зашли под навес, где я и протянул письмо подьячему. Но тот пока его не взял, показал рукой, что мол – потом.

– Скажи, Федор. – Проговорил Яков, буравя своего земляка взглядом. – Жильцы твои, недели две же тут обретаются, так?

– Ну, так. – Насупился ответчик.

Подьячий смотрел на снятые с разбойников сапоги, валяющуюся рядом с ними саблю, топор и несколько ножей, поглаживал подбородок. Сами казаки приходили в себя, сидели насупленно, молчали.

Понятно, к чему идет, но интересно, как вывернет.

– Ты сказал, что рыбу ловят, промысел у них, так?

Мне с трудом удалось сдержать смешок. Рыба… Саблей много ее не наловишь.

– Ну, так. – Выдал Федор. Он тоже начинал понимать, хотя туго.

– А как так получается, что эти трое с оружием после полудня, ближе к вечеру у края поселка оказались? Где удила их, где сети? Саблей да топором не наловишь много. – Яков покачал головой. – Чудно. Как ждали кого. Виданное дело в дождь тут сидеть. Когда у реки шалашик себе соорудили и у тебя часто сиживали и ночевали. В дождь поклевка-то хорошая, сам знаешь, а они тут да с оружием.

Он вновь почесал бороду, перевел взгляд со снаряжения казацкого на своего товарища, проговорил.

– На посыльного, да на дороге, да в такую погоду случайно налетели? Рыба-то, она вон там, в реке. – Он махнул рукой в сторону церкви. За ней, внизу под склоном несла свои воды к Дону река Воронеж. Потом добавил. – А тут рыбы-то нет, Федор.

– Казаки, люди вольные. – Процедил коренастый дворянин, стиснув зубы.

Ситуация не простая, но подьячий, мужик толковый, почувствовал, что здесь дело нечисто, начал вопросы задавать. Это хорошо, сейчас все и разберем.

– Казаки, я мыслю, разбой учинить решили, Яков Семенович. – В разговор вмешался еще один служилый человек. Среднего роста, неприметный такой, среднего телосложения и среднего же возраста. – Это по моей части. Ты не кипятись, Федор, не кипятись. Я вижу, что эти трое решили разуть, раздеть нашего гостя, а он им отпор дал. А может быть…

О, знакомый типаж. Даже в это время и в этом месте такие люди встречаются. Этакий особист, которого не видно, но он следит за тобой.

– Да вы что, крамолу во мне искать удумали⁈ – Выкрикнул поселивший к себе казаков-разбойников служилый человек. Лицо его перекосило от злости, рука сжала рукоять сабли. Клинок на четверть показался на свет. – Видано ли это? Григорий, я такого не потерплю!

Мужик то ли хитрый и игрок хороший, то ли, наоборот, простой и горячий донельзя.

– Не кипятись, саблю спрячь. Мы же разбираемся. Думается мне, они письмо хотели умыкнуть. – Названный Григорием продолжил говорить вполне спокойно, не обращая на агрессию. – Раз гость из самой Москвы его вез, значит важное оно. Нынче-то с письмами опасно ездить. Особенно с важными. Верно я говорю?

– Верно, Григорий, не знаю, как тебя по отцу. – Нужно было вмешиваться в разговор. – Письма я везу не только вашему подьячему. Важные они.

Остальные служилые люди закивали. Григорий повернулся ко мне, уставился пробирающим до глубины души холодным взглядом голубых глаз. Сущий особист, никак иначе, первое мнение неошибочное.

– Ты, мил человек, поведай нам людям простым, откуда, куда, зачем? А потом мы казачков-то поспрашиваем.

Секретов держать смысла не было. Правда и открытость в моем случае, лучший аргумент при работе с этими гражданами.

– Я и холоп мой, Ванька, ехали из Москвы. – Медленно, пытаясь выдернуть информацию из памяти тела. – Письма у нас. К вашему подьячему. Имени и фамилии я не знал до встречи. Еще на Дон к атаману казацкому и в Воронеж к воеводе. Опять же имен и фамилий нет.

– От кого?

В голове всплыли писари какие-то. Лица бородатые, усталые, столы, шкафы, заваленные бумагами.

– Посольский приказ. От кого, не знаю, дело не мое. Дали задачу доставить, я везу по назначению. С воеводой в Воронеже, думаю, несложно будет, а вот с атаманом… – Я сделал паузу. – Не просто.

Григорий погладил подбородок. Борода у него была совсем редкая, неказистая такая, немного козлиная на вид. Молчал.

– Получается, что казачки, что две недели у нас тут под боком рыбу ловили, да на баб наших поглядывали, решили тебя встретить сегодня. Именно сегодня. Чудно. – Хмыкнул Яков, вступая в разговор. – Как прознали?

Вот ты тоже спросил.

– Этого не знаю. Ждали они меня. Слазь с коня, говорят. Решил, опасно у вас тут, может, татары лютуют или разбой какой. Охрана они. Думал, к подьячему отведут. – Я добро улыбнулся, показывая, что никому зла не желал. Оно, мол, как-то так само случилось. – Хитростью взяли.

Окажись я в этом теле чуть раньше, казачков бы по кускам собирать пришлось бы. Может так-то и лучше как-то вышло. Они живы, расспросить можно. А так – конем потоптал бы, саблей посек. Трое против конного – мелочь. А нас двое.

И здесь меня осенило. Они знали, что прошлый я – полный идиот… Черт, да это подстава чистой воды.

– Брешет он, други, брешет, собака! – Один из разбойников подал голос, пока я размышлял. Тот самый, который хотел меня ножом резать. – Он нас, боярчик этот, кнутом бить пытался. Охальниками назвал, поносил, на чем свет стоит.

Служилые люди начали переглядываться. Слово незнакомого московита против троих известных им казаков.

– Насмехался. Москаль, одно слово. Веры ему нет никакой. Не верьте ему, други! – К первому присоединился второй, со сломанной рукой. Выкрикивал с болезненной гримасой на лице. – Побил нас. Вы бы не подоспели, заколол бы, как свиней.

Третий, что только в себя пришел, закивал.

– Стоять! – Поднял я голос. – Первое! Еще раз кто собакой, или как еще меня недобро назовет, нос сломаю. В лучшем случае. И буду в своем праве.

Взгляд мой буравил казаков, и те мигом притихли. Было желание подойти и дать леща, но я сдержался. Все же они пленники. Местные служилые люди должны их судьбу решать. К тому же на лицах дворян я увидел одобрение своим словам. Не понравилось им, что кто-то на боярина орет как на холопа провинившегося.

– Второе. – Я продолжил медленно. – Раз говорите против меня. Давайте подробнее, как же это я вас поносил? В какой руке кнут держал? На кого замахнулся, может ударил кого? Может следы побоев есть? Ну!

Не на того напали, казачки. Я в свое время много народу разного допрашивал, расспрашивал. Когда по аулам в Афганистане работаешь, понять пытаешься, кто враг, кто друг, у кого оружие под полом, у кого дурь всякая, а кому помочь надо от имени Советского Союза – не такому научишься. Там целая школа, где ошибка не только твоя жизнь, но еще и десятков, а может, и сотен людей.

– Чего замолкли! А! – Подтолкнул я их, чтобы времени соображать и выдумывать не было. – Говорите!

– Так это… Богохульно поносил. – Забубнил тот, у кого была рука сломана. Мне все больше становилось ясно, что он у них главный. – Словами черными. Самыми грязными…

Хорошо, что ему досталось от меня больше всего. Думать тяжелее, и авторитет его просел.

– А хлыст⁈ – Рявкнул я.

– Хлыст. Так это… Дождь же…

– Нет у нас хлыста! – Закричал Ванька. – Хозяин! Нету! Отродясь не было. Вы коней не погоняли никогда, не били.

Смышленый он у меня парень. Молодец. Я что-то такого и ожидал. Не верилось мне, что прошлый трусоватый я решился на троих казаков первым полезть. Ждали они его – тюфяка и рохлю, а дождались меня на свою голову. Расхлебывают то, что сами заварили.

При этих мыслях я криво улыбнулся, и разбойникам сие очень не понравилась.

– Так, он грозился только! – Заорал казак со сломанной рукой.

Почуял, падаль, что сморозил не то. Сам себя во лжи обличил. Поздно оправдываться.

– Молчать. Все уже сказал. Брешешь всем нам.

– Григорий Неуступыч, я их ту вчерась тоже видал. – Проворчал один из молчавших до этого служилых людей. – И дня три назад, было.

Что же ты раньше молчал-то, а? Пока сами не раскрылись за московита вставать не хотел?

А он тем временем продолжал.

– Спросил их. Говорили, девка красивая тут ходит. Крестьянская дочка, валежник собирает и возвращается к вечеру. Ждут, свататься хотят. Люди не жаловались, я как-то и не мыслил ничего дурного то. Сидят и сидят.

Хорошо то, что теперь правда на моей стороне. Разобрались, дальше пойдем. К письмам.

– Так. – Яков повернулся к Федору. – Видимо, мужики эти битые, все же, что-то недоброе затевали. Ты их откуда знаешь?

– Ах ты ж, сыть волчья, Васька смердяка! – Заорал Федор, саблю из ножен выхватил. – Ты же меня что, перед своими сотоварищами подставить решил.

Все же горячий он, а не хитрый. Доверился казакам, а они его кинули.

Другие служилые люди напряглись, оружия не достали. Знали, чего от товарища ждать.

– Охолонись, Федор. – Яков смотрел на пышущего злостью земляка. Потом перевел взгляд на меня. – Московит, горячий он у нас. Не бери в голову.

– Федор. – Это был уже Григорий. – Получше казаков допросим. Судом решим. Сабельку опусти. Не надо здесь.

– Перед вами, собратья, стыдно. А эти…

Со словами этими он злобно смотрел на казака, того, что постанывал, держась за сломанную руку. Тряхнул головой, сплюнул, лицо кривая гримаса перекосила.

Мне все понемногу становилось понятно. Ситуация обыденная.

– Ты, Федор не кипятись. Саблю спрячь. – Продолжил Григорий. – Пойдем в храм все, там и поговорим уже. Более предметно. Там и письмо глянем. Сухо там. И спокойно. В церкви-то за оружие хвататься никто не будет. Давайте други, пособите этих казачков туда доставить. Московит, тебя тоже приглашаем. Не откажи. Будь гостем.

– Хорошо.

Ситуация вроде бы разрешилась.

Федор саблю опустил, в ножны загнал резко, злобно. Крутанулся на месте и под вновь начавший накрапывать дождь вышел из-под навеса. Отошел, застыл в ожидании.

Недовольные разбойники ругались, когда их поднимали. Вроде бы главный стонал, увещевал, что ранен и руки не чувствует, и что за увечья московский боярин, то есть я, должен денег ему. На лечение и как виру. Остальные двое тихо бранились себе под нос, косо поглядывали друг на друга. Дворяне не слушали, толкали вперед.

– Давай, пошел.

Компания у казаков смотрелась сплоченной, но… Таких расколоть несложно. Перекрёстный допрос. Каждого вызвать, надавить, сразу все выболтают.

– Ванька, коней давай забирай и веди к церкви. – Приказал я.

– Хорошо, хозяин. – Парень пошлепал по грязной дороге к стоящим все там же под кронами деревьев лошадям.

Я было хотел двигаться следом за остальными служилыми людьми, как меня остановил Яков. Мы остались с ним вдвоем под навесом и чуть задержались.

– Хотел чего, подьячий?

Он смотрел на меня холодным немигающим взглядом человека, бывавшего в передрягах.

– Лихой ты парень, раз троим рожи начистил. – Проговорил он. – Вижу, в деле бывал. Да про то, что из Москвы так открыто всем сказал. Не забоялся. Не стал душой кривить. Но, как бы лихость твоя дуростью не обернулась.

Все же гостей из столицы здесь не жалуют. Перво-наперво надо понять, год какой. От этого плясать будет проще. Пока что информации очень мало.

– Двум смертям не бывать, а одной не миновать. – Ответил я, выдержав короткую паузу и улыбнувшись. – Мне скрывать нечего, я человек честный. Тебе, Яков, спасибо, что рассудил все по делу.

Какая будет реакция на такие слова? Не просто же так он оставил меня здесь. Хотел что-то сказать, узнать, поговорить. Я-то ничего путного в ответ выдать не могу. Сам не понимаю, что вокруг творится и как я здесь очутился, кем послан и зачем.

Кроме мысли, что везу письма, зацепиться мне было не за что. И какие-то еще обрывочные воспоминания. Вот и все, что есть. Опыт прошлого меня здесь пришить можно, но сложно.

– Молодой. – Вздохнул, сплюнул, лицо скривил, словно сливу неспелую съел. – Жалко мне вас, молодых. Когда мрете по глупости. По своей, по чужой. Да и вообще, жить то дальше кому?

Ох, мужик. Знал бы ты, что мне лет не так уж мало. Выходит, побольше чем тебе. И опыта, думаю, больше. Только вот ты тут все понимаешь, знаешь, по крайней мере, на месте за ситуацию, а я пока что в этом плох.

Первым делом, решить надо эту нависшую задачу.

– Не жалуете вы тут гостей московских, верно? – Задал я прямой вопрос. Давай, скажи отчего. Назови причину и мне будет проще понять, что здесь вокруг творится. Какая политическая ситуация сейчас.

– И да, и нет. – Покачал он головой. – Время такое, сложное, смутное. В Москве царь один, а вокруг еще. Цари другие. Кто себя теперь только царями не именует. И каждый служить требует. Себе. А других воевать. Присягу дать. Конно, людно и оружно выступить в составе войска. Против таких же, как мы, людей русских, православных. А на земле кому оставаться? Вот и беда.

Яков вздохнул, тяжело.

Понимаю тебя всем сердцем, гражданская война – страшная штука. Раз царей много, то самый апогей смуты. Шуйский, скорее всего, на троне. Если так – ох, сейчас завертится…

Мы не спеша двинулись вслед бредущей по грязи к церкви процессии.

Пока шли, я вспоминал. Так-то немного интересовался историческим вопросом, читал литературу некоторую и более или менее понимал, что к чему и почему.

Выходило так:

Юг страны поддерживал, преимущественно Лжедмитриев. Вначале первого, потом второго. Только для местных, они, выходит, царь Дмитрий Иванович. Вполне законный претендент на трон. Затем Юг, когда с самозванцами было покончено, на сторону ополчений встал, опять же и первого – неудачного, и второго – которое ляхов из кремля московского выдворило.

А кто сейчас в Москве правит? Неясно. От года, а может, даже и от месяца зависит.

С последним было чуть проще – хотя, судя по погоде, тоже определить сложно. Не снег не зима. Листья зеленые, не очень густые – на осень не тянет. Дождь, сыро и промозгло. С учетом тогдашнего климата и заморозков в начале семнадцатого века это может быть и лето, но, скорее всего, конец весны.

Мы брели, чавкая по грязи, и Яков произнес.

– Вам там в Москве, может, и видней, что да как. Вы там подле царя сидите. А нам тут, на земле… – Он вздохнул. – Нам здесь от года к году все тошнее становится. То ляхами пугают, то татары ходят, то свои. – Подьячий остановился, посмотрел пристально. – Истосковалась земля по твердой руке. По царю такому, что всю эту смуту…

Он сжал кулак, потряс.

– Яков, понимаю тебя. Но и ты, и я, люди служилые. Служба у нас такая. Что в Москве, что здесь под Воронежем. – Проговорил я, не отводя взгляда. В душе моей зрело полное понимание этого человека. – Мы же здесь все, люди русские. За землю свою держимся и кровь проливаем.

Он хмыкнул в ответ.

– Против кого? Это при Иване Васильевиче, отец сказывал, все ясно было. А сейчас? Дмитрий, сын его, выходит, покорности и службы с нас требует. А как верить, если его уже раз убивали? В Москве при свидетелях. Выжил? Всяко бывает, но веры-то мало. Шуйский. – При упоминании этой фамилии мужика аж перекосило слегка. – Тоже требует верности. Тоже царь. И он сейчас в Москве, и ты от него. Вот люди и смотрят косо. Тут еще штук пять царьков обретается. Кто жив, кто мертв. А кому из них, до нас дело есть? До наших бед? Дед мой под Казань ходил в железе. С людьми, не один. Отец, как ушел десять лет назад, так и все. Брат погиб, пять лет как. Сам после ран вернулся домой, с год. Надолго ли? Уверен, нет. И только беднеем мы, нищаем.

Изможденный дворянин сокрушенно покачал головой. Голос его стал злым, шел от самой души, пронзительно, негодующе. Говорил этот человек о наболевшем.

– А что я, господи боже? Я сам то, в кафтане воевать только могу теперь. – Глаза его полные ярости смотрели на меня. – Сабля и лук. Конь еще. Один, понимаешь, московит. Один! Все! Крымчаки на север двинут, чем их встречать? Животом своим? Удом? – Отвернулся, сплюнул. – Ты прости меня, боярин, за слова такие. Наболело. Но кто с нами против них встанет, а?

– Я встану. – Как-то само вырвалось.

Сомнений не было, встану вместе с этим человеком против внешней угрозы. Недолго думая. Приложу весь свой боевой опыт ради Родины, терзаемой гражданской войной. Понимал я его, сочувствовал и знал, каково это, когда видишь, что Родина твоя разваливается на глазах. У меня девяностые за плечами были. Я делал что мог. А здесь нужно сделать больше. Но и опыта у меня больше и знаний. Справлюсь!

Яков уставился на меня.

– Ты? Один в поле не воин, а путник.

Глава 4

Так-то оно так, не воин, но путник – мудрость народная.

Но, из истории я знал, что только личный пример, персональная сила духа, проявление характера поднимали за собой людей. Впереди всегда был тот, кто вел. А массы окружали его. Не просто русское войско разбило врага при Рымнике. Во главе его был – Суворов. Не сами по себе русские рати дали бой на Куликовом поле. Дмитрий Донской их вел. Река Нева, Чудское озеро, кто? Александр Невский. Полтава – сам царь Петр первый! И сколько таких? Сотни? Тысячи?

Личным примером, талантом, стремлением люди вели за собой других. И достигали побед.

И здесь, надо, значит – смогу.

– Может, и один. – Я улыбнулся, задумчиво. – Только с малого все начинается. С одного желудя лес вырастает. Ты не смотри, Яков, что молодой я. Не думай, если из столицы, то уважения к земле нет. Я делом докажу верность не царям, а ей родной. Земля она всего важнее. Хрена лысого, татары ее топтать будут.

В глазах подьячего я видел удивление, непонимание, сменяемое уважением. Не думал он услышать от молодого парнишки такое после своей тирады. Не ждал, что парень скажет, что готов жизнь положить и людей вокруг себя сплотить ради важной цели.

– Раз ты за царей сказал. – Решил я закинуть ему удочку в раздумья. – Я тебе свою мысль открою. Думаю, я, Яков, что собор Земский царя выбрать должен. Всем миром, кого решим сажать, тот и царь. А пока, чтобы собрать его – от врагов землю очистить надо. Вот так.

Такое должно расположить к себе. Раз этот, уважаемый здесь человек, Шуйского в грош не ставит, а в Дмитрии сомневается. Такое решение, ему приятно будет. Да и я считаю – только так действовать и надо. Разогнать всю эту сволоту, интервентов, грабителей, лжецов и бояр – предателей. Тогда и будет мир. И потом выбрать человека достойного.

– Московит, твои слова бы, да людям в головы.

Ответ меня убедил. Дальше молча мы дошли до церкви. На встречу к нам из пристройки выбрался одетый в черную рясу паренек. Я сразу обратил внимание, что руки его в мозолях. Звонарь?

– Отец Матфей всех разместил, ждут только вас. Казачки в клети посажены.

Пока дворянин говорил со служкой церковным, я огляделся.

Церковь Михаила Архангела – я знал это, потому что в мое время примерно на том же месте стояла белокаменный храм. Только вот возвели его уже после Петра Первого, прилично так после. Выходит, где-то спустя сто пятьдесят с лишним лет от текущего момента.

Храм возвышался на деревенской площади. Если это пространство, конечно, так можно было назвать. Грязища, сырость, лужи, каша под ногами. Вокруг неказистые, небольшие домишки, стоящие поодаль друг от друга. Огороды с какими-то насаждениями, плетни и заборы из уложенных тонких, длинных жердей.

Напротив, через площадь к небу вздымался дуб. Высокий, кряжистый, раскидистый. Древний, видно сразу. Ветви крепкие, листва только-только пробивается. Значит, угадал – конец апреля, начало мая.

За церковью открывался невероятной красоты вид. Склон к реке, поросший лесом, вначале пологий, а дальше все более и более обрывистый. Сейчас здесь возвышались деревья, спасающий достаточно отвесный склон от селей и разрушений. А в мое время на нем уже жили люди. Как же непривычно был осмотреть на знакомые вроде бы места по-новому.

Сердце аж защемило.

– Ну что, московит, идем. – Проговорил Яков

Он стоял у двери в церковную пристройку. Церковник куда-то делся. Я кивнул подьячему, стащил шапку, перекрестился. Это встретило одобрение на лице служилого человека.

Так, сперва нужно сделать еще кое-что.

– Сейчас, Яков.

Лошади мои и слуга дожидались меня недалеко от входа в трапезную.

Я подошел, бегло осмотрел имущество. Надо провести полную инвентаризацию того, что у меня есть, но не сейчас. Снял сумку с оставшимися письмами, распорядился:

– Ванька, со звонарем поговори, коней в порядок приведи, накорми, напои пока что. На ночь под крышу их, а лучше под замок, если тут такое есть. Размещайся сам и мне ночлег найди. – Подождал, добавил – И баню.

Смотрел на меня он, то ли как на черта, то ли как на ангела. Сам не определился, и я пока не понял. В глазах круглых, было столько удивления, что ни в сказке сказать, ни пером описать. С этим надо будет что-то сделать, но после.

– Хозяин, вы… – Протянул он.

– За меня не бойся, люди в храме Божьем мне ничего не сделают плохого. – Улыбнулся я.

Он хлюпнул носом.

– Хозяин, вас как подменили. К лучшему это, ой к лучшему. Но вдруг бес в вас вселился, а? – Он резко поклонился и чуть в ноги не бухнулся.

Пришлось хватать, ставить на ноги. Этого мне не нужно. Слушаться и дела делать – это важно.

– Ванька, за одного битого, двух не битых дают. – Я улыбнулся. – А насчет чертей, я же подле церкви стою, в здание сейчас пойду. Пар из ушей моих не валит же. Так что, не пори ерунды.

Слуга кивнул, ошалело.

Хороший малый. Хотя какой он малый? Иван, вероятно, даже старше меня, теперешнего. Не сильно – на год или два. Надо будет после улаживания всех этих дел получше его обо всем расспросить. Дел и планов – громадье.

Ладно, пора, Яков заждался.

Наконец-то завершив поручения, я подошел к нему, и мы вошли внутрь трапезной.

Ощущалось, что используется помещение для сходов всего местного народонаселения, решения каких-то коллективных дел и советов. Сбор крестьянской общины, вероятно, здесь и проходил. Дела мирские решались. А где еще-то? Клубов да домов культуры пока еще не изобрели. Шесть длинных, простых, дощатых столов и лавки вдоль них стояли тесно. Потолок давил, окошки были маленькими, давали минимум света. Но, текст разобрать можно.

К тому же там, где собрались служилые люди, горела пара лучин.

В помещении, помимо уже старых знакомых дворян, я увидел одетого в рясу батюшку. Средних лет, сухенький такой, прямой. Он стоял у входа, встречал нас. Приветствовал, благословлял, крестом осенял.

Казаков, побитых мной, не было. Вспомнились слова звонаря про клети. Видимо, это были какие-то подвальные помещения. Вряд ли здесь была предусмотрена специальная тюрьма или хоть что-то для временного заключения людей под стражу. Использовалось что угодно, откуда сложно было бы выбраться.

Под засов посадили в подвал и вся недолга.

– Ну что, собратья. – Проговорил Яков, окидывая взором собравшихся. – Прошу всех за стол. Решать будем.

Звучало это немного странно, поскольку ждали только нас. Люди уже заняли лавки. Сам подьячий проследовал и сел во главе. Там, где тлели лучины, дающие немного дополнительного света.

Рядом с Яковом, с одной стороны, от него сидел Федор, тот, у кого казачки жили последние две недели. С другой – Григорий, неприметный и такой «средний» человек. Остальные распределились примерно поровну. Мне выделилось место либо слева, либо справа в самом конце стола.

Хм. Виделось в этом некое испытание.

В ту пору в ходу было местничество, пронизывающее все общество сословное насквозь. Место за столом, в церкви и много, где еще – распределялось на официальных мероприятиях в соответствии со статусом. По идее, если следовать традиции, я должен был сидеть выше их. Я боярин, место мое выше, они же простые дворяне, хоть и все мы люди служилые.

Но, в конфликт вступать я не торопился. На место мне было плевать. Силен не тот, кто всем ее показывает, а тот, кто на деле показать может и применить.

– Господа, местнических традиций ваших не знаю. Сяду где мне удобно. Без споров.

Говорил, пока шел к столу, ждал реакции.

– Садись куда пожелаешь, московит. – Проворчал Федор. – Мы тут люди простые. Обидеть не хотели.

Я сел на край стола, ближе к выходу, чтобы хорошо их видеть, а в особенности самого Федора. Не верилось мне, что решат они меня сейчас убить или скрутить. Но как известно, лучше всегда иметь запасной план на случай конфликта.

Отсюда отступать к двери будет проще.

– Собратья. – Начал Яков. Он поднялся, окинул всех своим взором. – Мы здесь собрались, ради двух дел. Первое, человек московский нам… Мне письмо привез. Прочту его вам не скрывая, поскольку, мыслю. Касается оно нас всех. А второе дело, нападение…

Федор кашлянул, заворчал что-то под нос, но наткнулся на острый взгляд подьячего и притих.

– Нападение трех казаков, жильцов Федора Шрамова на московского посланника. Вопросы есть?

Стояла тишина.

– Предъяви письмо, посыльный.

Я поднялся, подошел, пробираясь между близко поставленных лавок так, чтобы не задеть собравшихся. Теперь если отступать, то только с боем, прорываться.

Яков принял свиток. Взглянул на печать, кашлянул, поднял на меня взгляд.

Не мной оно писано, подьячий. Что дали, то привез. Содержания не знаю, даже кем составлено, не известно мне. Во взгляде читалось удивление и непонимание. Чего тебе печать не понравилась?

– На печать гляньте. – Показал Яков ее соседу справа, потом слева. – Чтобы вопросов не было.

– Ух… – Федор поднял на меня удивленный взгляд.

– Ломай, не томи. – Это был Григорий.

– Света побольше дайте. – Попросил Яков.

Зажгли еще одну лучину. Подьячий хрустнул сургучом, вскрыл, развернул, быстро пробежал глазами письмо сам. Я, пока все это происходило, вернулся к тому месту, которое занял изначально. К концу стола. Замер там, пристально следя за происходящим.

Яков поднял глаза на меня, вновь опустил к письму.

– Читаю, собратья. – Он кашлянул, набрал в легкие побольше воздуха – Мы, наияснейший и непобедимый Монарх Дмитрий Иванович… – Повисла гробовая тишина. Глаза всех служилых людей буравили меня.

Даже кто сидел боком – развернулись.

Дмитрий? В Москве? Получается, Шуйский еще не на троне? Как же его подьячий царем называл тогда. Хм… Тогда какой же сейчас год, если я такие письма везу? Или я что-то не понимаю? Нет. Здесь дело нечисто. Реакция служилых людей тому доказательство.

Подметные письма, поддельные. Злость накатила на меня, рука сама легла на эфес. Дело нечистое. Опять разгребать за своим прошлым «я».

Яков откашлялся и продолжил, многозначительно.

– Божиею милостию, Цесарь и Великий Князь всея России, и всех Татарских царств и иных многих Московской монархии покорённых областей Государь и Царь повелеваю… = Пауза была короткой, но многозначительной. Даже огоньки от лучин затрепетали в ожидании. – Собрать всех служилых людей и вместе с подателем сего письма ехать в Воронеж и на Дон. Везде речь вести о том, чтобы войско татарское во главе с калгой Джанибек Гереем и мурзами его Арсланом Сулешевым и Кантемиром встречать и пропустить. Никакого вреда крымским гостям не чинить, припасами снабдить и челом бить, помогать во всем. Таково мое царское слово. А если кто ослушается, то в немилость попадет великую…