Текст книги "Схватка (СИ)"
Автор книги: Евгений Шепельский
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)
Существует категория женских вопросов, на которые лучше не давать ответа…
Я был абсолютно уверен, что ее наглое поведение – проверка нового архканцлера, ну и элемент психологического давления, конечно. Главное – выдержать характер, и ничем не дать себя унизить. Заняла стул? Ну отлично, я же встал – почему бы девушке не присесть на мое место?
А теперь пройдемся по кабинету, краем уха прислушиваясь к пчелиному гулу в коридоре. Сколько всего людей в посольстве Степи? Все ли они прорвались сквозь карантины? Почему их впустили в Варлойн просто так, влегкую? Возможно, горцы Шантрама временно покинули свои посты на въезде в Варлойн? Вопросы… Я задумчиво снял с головы венец архканцлера и положил на полку шкафа, рядом с пыльными свитками и не менее пыльными книгами в черных и коричневых переплетах. Дурная игрушка, сродни шутовским бубенчикам. Буду надевать ее только по большим праздникам.
Малут спал, агрессивная суета в моем кабинете и снаружи не слишком его волновала. Девушка, несомненно, заметила огромного кота, но не подала виду, не удивилась и не испугалась, и уж точно не начала сюсюкать, как это бывает с прекрасным полом, когда они заметят котика.
Я сказал, стараясь сформулировать фразу максимально уважительно и вместе с тем так, чтобы зацепить эго Атли:
– Значит, Владыка Небес прислал в Санкструм для переговоров свою прекрасную дочь…
Она фыркнула.
– Переговоры? Ты не понимаешь, архканцлер! Никаких переговоров! Мы – Алая Степь. Мы требуем – и нам дают. И если нам не дают – мы приходим и берем. Арр! Силой. У тебя интересные глаза.
Как весело. Никаких гуманистических комплексов – сплошной прагматизм. Я беру по праву сильного. Это – мое. Точка. Хорошая такая… средневековая психология.
Я сказал (по-прежнему осторожно подбирая слова):
– И с каким требованием дочь Владыки Небес прибыла в благословенный Норатор?
– Х-хо! Благословенный чумной городишко! Затхлый и вонючий! Требование, Аран Торнхелл, одно: Санкструм должен выплатить нам дань. И мы уедем. До следующего года.
Это я и предполагал. Просто не думал, что Степь явится за данью в первый же день моего архканцлерства.
Разговор мой с Атли напоминал хождение по минному полю. Ошибиться – нельзя, ошибусь – Санкструму кранты. Я обернулся к дочери Сандера, чуя спиной теплый комок исключительно зубастой шерсти:
– Велика ли сумма дани?
– Хороший вопрос, Торнхелл. Пятьдесят тысяч золотом. Мы заберем кронами Санкструма, Торнхелл, или любыми другими монетами, лишь бы они были золотыми. Можно и просто – золотыми слитками. Тебе говорили, что ты похож на степного волка?
Я медленно, очень медленно сосчитал до десяти, провел ладонью по глазам, на миг погрузившись в спасительную тьму, где никаких проблем, где тихо и спокойно.
Пятьдесят тысяч золотом – по местным меркам неистово огромные деньги. Местный золотой стоит больше, чем пятьсот американских долларов. В Средневековье вообще цена денег была выше. Вздорного дурня Ричарда Львиное Сердце (того самого, незаслуженно воспетого Вальтером Скоттом), в свое время выкупила из австрийского плена родная мамочка, посадившая на счетчик всю Англию. Коронованный подонок обошелся стране в сто пятьдесят тысяч серебряных марок, что по весу составило скромные двадцать семь тонн серебра и ровно два годовых бюджета страны. Вопрос: сколько денег в казне Санкструма? Ответ: я не знаю. Предположение: если там что-то есть, то этого чего-то не хватит даже на заплаты, на заплаты, подчеркиваю, не на зарплаты. Вопрос: где взять деньги? Ответ: хрен его знает. А ведь я еще должен заплатить Алым Крыльям, без защиты которых меня уничтожат! Положение… В ящике стола осталось, наверное, крон триста-четыреста, смешная сумма для Атли.
– Какой срок дается на сбор дани?
– Хороший вопрос. Сроку – две недели.
Безумие!!! Мне стоило усилий сохранить на лице бесстрастное выражение.
– Этот срок весьма… мал.
– Плати или умри. – Она ощерилась, заметила стрелу и начала рассматривать ее, придирчиво пробуя каленое острие подушечкой пальца.
Я вдруг понял одну вещь: Сандер готов к вторжению в Санкструм. И ему действительно все равно – заплачу я дань или нет. В любом случае – он в выигрыше и получит свое. Но он не понимает, что такую корову как Санкструм доить можно бесконечно, а вот если он пройдет по империи огнем и мечом – она долго, долго не сможет восстановиться и приносить Степи бакшиш. Попробуем заронить это знание в хорошенькую голову его дочери…
Кот мазнул мне по шее хвостом, я скосил глаз и увидел, что он банальным образом меняет отлежанный бок на другой. Плюхнулся, обернул морду хвостом и снова задрых, бесстыдник, глазом, правда, на меня покосил.
– Хорошая стрела, – сказала Атли.
– Спасибо, – сказал я. – Стрела отменная. Сегодня утром она влетела в окно и воткнулась в стул, который я только что покинул. Меня здесь не любят. Меня хотели убить.
– Х-хо! Жаль убивать такого мужчину. Арр! – Она переломила стрелу в кулаке и швырнула обломки мне под ноги. Я не знал, как расценивать ее жест. Вроде бы я ей понравился.
– Жаль, безусловно, – сказал я. – Многие в Коронном совете не хотят видеть меня на посту архканцлера.
– Ты убьешь их!
Я не стал перечить.
– Возможно. Но я только что получил власть, и сейчас мое положение в Варлойне достаточно шатко. Я хочу…
Я не докончил, ибо она сбросила ноги со стола и – будто вихрь – оказалась рядом со мной. Я увидел то, что ускользало от моего внимания раньше – тонкий шрам, наискось пересекающий шею справа. Кто-то (очевидно, уже покойник) пытался вспороть Атли горло – в свое время.
– И чего же хочет новый архканцлер? Может, руки принцессы? Я могу принести. Обе. У Растара несколько дочерей, я могу отрубить и принести тебе руки одной, какой-нибудь самой красивой, рыхлой, изнеженной, как пуховая перина, с ранними рытвинами на обрюзглом заду. Ты же знаешь этих принцесс! Ха-ха-ха! – Она засмеялась, дерзко глядя на меня снизу вверх. Ростом она была мне по шею, но отнюдь не субтильная: под узорным кафтаном крылось тренированное тело с острой упругой грудью. – Видишь эти клинки? – Она обнажила обе сабли до половины и с лязгом загнала обратно. – Они любят пить кровь. Они пили кровь давно и изголодались. И им все равно, чью кровь пить – мужчин, женщин, детей, принцесс или дворян Коронного совета!
Я внутренне содрогнулся. А ведь ей, кажется, приходилось убивать и мужчин, и женщин, и детей… Сандер объединял, интегрировал племена в свою личную империю, и не думаю, что это был бескровный процесс. Кем же при Сандере работает его дочурка? Личным палачом? Специалистом по кризисным переговорам? Скажем, она специалист по кризисным переговорам с функциями палача… И она способна вынести приговор и привести его в исполнение. Только на плахе будет Санкструм.
Зеленые глаза с вызовом смотрели на меня.
– Так чего же ты хочешь, архканцлер Торнхелл?
– Я хочу уменьшить сумму дани вполовину.
Она отступила на шаг, разочарованно цыкнула. Не такого ответа она ожидала.
– Нет. Х-хо!
Осторожнее, любезный Аран, осторожнее… Эта своевольная кошка имеет остро заточенные стальные когти… Ты сейчас ошибся, перейдя сразу к делу, а ведь она хотела… совсем иного ответа.
– Я выплачу половину дани. Но – я ее выплачу. И мне нужно больше двух недель, чтобы собрать деньги.
Она отступила еще на шаг, крылья носа расширились, в глазах плясали игривые бесы.
– Я дам тебе неделю! Ровно – неделю. И только попробуй не собрать все пятьдесят тысяч…
– Огорчительная новость. Три недели, Атли. Я только что получил власть и не сумею составить означенную сумму в пятьдесят тысяч золотом. Страна – нищая. Казна – пуста.
– Плати – или умри.
– Все мы смертны… К тому же в Санкструме черный мор, и вы не возьмете с него много.
– Х-хо, Торнхелл! Мы пройдем там, где черного мора нет – и возьмем свое сполна! – Она помедлила и сказала с очаровательной улыбкой: – От гор Тервида и до самого Норатора прямая нам дорога, и мора на этой дороге для нас нет. И в Нораторе мора нет. Там, на востоке, у Рендора мор – и мы туда не пойдем. Мы пойдем прямо на Норатор.
Я помолчал. Угроза была явной и четкой. И почему я решил, что черный мор может испугать степняков?
– Но я хочу предложить Сандеру другой выход, куда более… выгодный.
Рыжеватые брови вскинулись в немом вопросе. Острый подбородок задрался. Своевольная девчонка…
– Говори!
И я начал говорить, медленно и аккуратно подбирая слова:
– Что выиграет Сандер, если вторгнется в Санкструм и возьмет его силой? Да, да, что-то он, определенно, получит, но не столь много, как если бы он получал дань с Санкструма регулярно! Да, Сандер велик и силен, но ему достанется пустой, разгромленный Санкструм, и он не скоро сможет подняться из руин и… приносить Сандеру прибыль. К тому же дворяне успеют сбежать и вывезти основные свои богатства – например, морем… А если местные дворяне меня уничтожат – Сандер тоже не получит денег. – Вот тут я покривил душой. Господа из Коронного совета, несомненно, выплатили бы означенные пятьдесят тысяч, только чтобы получить отсрочку для борьбы за власть, что разгорится через два месяца в канун большого бала. Но подвернулся лопух Торнхелл – так почему бы не свалить оплату дани на него? Не выйдет – загнется, тогда они перехватят посольство и сами заплатят. Но пока – пусть Торнхелл разбирается. Добавим проблем на его выю. Он начнет суетиться, наломает дров – и, так как реальной власти у него все еще нет, проиграет и подставится под удар. В буквальном или в переносном смысле – не важно, но он проиграет и будет уничтожен. Однако Коронный совет малость просчитался – тупоумные дворяне не поняли, что в лице посольства Сандера я могу обрести бесценного, хотя и временного союзника.
– Интересные слова, Торнхелл, – промолвила Атли после небольшого раздумья. Взгляд ее был лишен напряжения, но тверд. Взгляд молодой, но уже пожившей женщины, испытавшей многое. – Х-хо, ну правда же, интересные! Продолжай.
Я продолжал:
– Со мной можно будет работать. Я буду у власти еще следующий год. И еще через год, до самого лета – я тоже буду у власти. При мне Санкструм будет богатеть, при мне Степь будет получать двадцать пять тысяч золотом каждый год. Каждый! Возможно также, я буду у власти и после… Возможно. В этом случае я буду выплачивать Алой Степи дань ежегодно. Конечно, не двадцать пять тысяч, это огромные деньги, а, скажем, пятнадцать. Зато каждый год… Десять, двадцать, тридцать лет…
Зеленые глаза смотрели на меня не мигая.
– Возможно, Торнхелл… Возможно, ты и будешь… после… И я обдумаю твое предложение, и я дам тебе эту лишнюю неделю… Если ты сейчас встанешь на колени и поцелуешь мои сапоги. Х-хо!
Вот как? Доминантка? Или просто хочет проверить, насколько мастер Волк способен прогнуться? Нет, девочка, это мы проходили. Если ты прогибаешься перед женщиной с характером – даже ради высшей цели, даже ради государства, не говоря уже о большой, большущей любви – тебя мгновенно перестают уважать, а уважение – важнейшая категория для правильных женщин. Если ты теряешь ее уважение, ты перестаешь существовать для нее как мужчина. Но женщины – по крайней мере, некоторые – любят испытывать своих мужчин на излом. И что делать? Сейчас я политик, и мне нужно договориться, иначе пропадет Санкструм.
Договориться, но не прогнуться.
Но я не вижу выхода. Если женщина закусит удила, глас рассудка перестает для нее существовать.
Идем ва-банк.
Я покачал головой:
– Я не сделаю этого.
– Значит, и лишней недели не получишь. Х-хо!
– Плохо, Атли. Подумай: за три недели я сумею собрать деньги.
– Х-хо! – Она выставила правый сапог перед собой, подняла носок. – Становись на колени и целуй!
– Нет, Атли. И если еще раз это скажешь, я переброшу тебя через стул и всыплю ума в задние ворота.
Примерно то же я говорил Амаре Тани, и реакции у обоих девушек вышли одинаковыми.
Пальцы рук Атли скрючились, как у хищной птицы, что вознамерилась вцепиться в добычу, на лице проявилась жестокая гримаса, но… внезапно, с неуловимым для глаза переходом она расслабилась и одарила меня широкой белозубой улыбкой.
– А ты крепкий, Торнхелл. Хорошо.
Я подумал, что взять ее в заложницы было бы скверной идеей. Если ее папашка столь же вздорен, как она, он просто сметет Санкструм к чертовой матери, мстя за дочурку, а ее жизнь для него не будет играть никакой роли, и на черный мор ему будет плевать.
И еще я подумал, что ее нахрапистость – просто маска, и она способна принимать разумные аргументы.
Атли молча направилась к двери, позвякивая шпорами. Даже сквозь кафтан я любовался округлостями ее ягодиц.
Дочь Сандера взялась за ручку, помедлила и оглянулась – резко, как атакующая ласка.
– Хм… Я подумаю, Торнхелл. Но наш разговор не окончен. Завтра утром, на рассвете, ты будешь ждать меня у королевского зверинца. Я хочу прогуляться. Я не видела раньше заморских зверей. Кстати, у тебя здорово откормленный кот. Он, часом, не кастрат? А ты?
Она прижала меня к стенке.
– Если буду жив, я приду.
Она рассмеялась, распахивая дверь. Снова оглянулась:
– Ты – седой и вкусный.
Интересный комплимент.
Если все удастся, я взвалю на Санкструм бремя дани для Алой Степи на неопределенный период. Но зато больной будет жить. А после, когда выздоровеет, я разберусь со Степью раз и навсегда.
Глава 5-6
Глава пятая
Я медленно вдохнул – медленно выдохнул. Сердце качало кровь под двести ударов в минуту, руки дрожали. Свидание с дочуркой степного владыки получилось нервное, но продуктивное. Попробуем закрепить успех завтра. Главное не проспать рандеву у зверинца, иначе бедный я буду, и не только я, но и империя, которую взвалил себе на плечи. Будильник бы придумать, что ли… Но как его придумаешь, я не силен в механике. Знаю, что внутри механических часов движутся разные шестеренки, понукаемые пружиной, не более. Нет, все, что я умею и могу – это решать экономические проблемы разной степени сложности, заниматься дипломатией и немного работать прогрессором. Изобретательство – не мое. Но мне придется выйти за пределы возможного, чтобы спасти этот чертов Санкструм. И теперь-то я понимаю – без жестокости и резьбы по живым людям не обойтись… Но как же этого не хочется-то, а! На Земле я просто увольнял, в Санкструме придется – я чувствую это! – подписывать смертные приговоры, а это куда сложнее, чем изобретать чертов порох и нарезные ружья.
Я шагал по кабинету, пальцы мяли лицо, терли глаза. Ощущение безмерной усталости навалилось на плечи. Я чувствовал себя настолько же старым, насколько старой и дряхлой была моя империя. Снова выглянул за окно. Ни следа гвардейцев. Положеньице… Интересно, как расквартируют в Варлойне посольство Степи во главе с дочерью Сандера и не накрутят ли они дел без пригляда Алых Крыльев? Степь чувствует себя в Варлойне как дома, перед Атли все лебезят… Ну, все, кроме меня… Пожалуй, именно это ее и зацепило, а уже потом она обратила внимание на мои прекрасные глаза, ха-ха три раза.
Положительный момент – Атли дьявольски красива. Отрицательный – чувство жалости ей, по-видимому, не знакомо. С виду прекрасная, изнутри ужасная. Палач. Но этому палачу я понравился почему-то… Значит, будем развивать успех и – всеми силами выторговывать отсрочку в выплате дани. Есть у меня одна мысль, как собрать деньги, если казна окажется пуста…
Я еще раз выглянул в окно – ни следа охраны, обещанной Бришером. Маловато времени пришло с его ухода. Но если охраны не будет и завтра – пропала моя голова.
Кот проснулся, и теперь лениво намывал бесстыжую ряху массивной, как у здорового пса, лапой с черными подушечками.
– Как же назвать тебя, злодей?
– Уа-а-р?
– Ну, не злодей ты, ладно… Умный поганец.
– Уа-а-ар?
– И не поганец… шерстяная морда. Тузик? Масик? Нет, фигня какая-то…
Кот смерил меня презрительным взглядом. Инфантильное прозвище «Масик» явно было ему не по нутру.
– Похож ты на меховой шар… Хм, Шарик?
– У-а-а-р-р-р! – Это прозвучало как угроза.
– Хм… Ладно, псиное имя тебе не прилепишь… Шурик? Шенгеном тебя звать не буду, прости, и Гургеном тоже. Ну как, Шурик – нормально? Мог бы назвать Шурикеном, но не похож ты на оружие ниндзя.
Кот спокойно смотрел на меня. Я рискнул почесать его за ухом. Шурик не возражал.
Скрипнула дверь, в щель несмело заглянул Блоджетт.
– Ваше сиятельство? – Он увидел, что я чешу кота-убийцу, и ошарашено охнул.
– Спокойно, – сказал я. – Входите. Входите, входите без страха. Кот-малут своих не сдает, не трогает и главное – не калечит, вырывая куски живого мяса из тел невинных жертв… Но нервировать его не советую.
Тело старшего секретаря пронзила мелкая дрожь.
– Ох… Весь Варлойн уже з-знает, что вы держите в рабочем кабинете заморского кота-убийцу!
Хм. Это хорошо.
– Посольство Степи изволило отбыть на квартиры?
– Т-так точно, в-ваше сиятельство, ими занялись лично сенешаль и два м-мажордома. Посольских расквартируют в Варлойне, как они и изволили пожелать.
Вот как? Про архканцлера и его потребности управленцы Варлойна забыли… А как же предложить ужин (ядовитый), принести постели (отравленные), одежду (пропитанную соком мандрагоры), растопить баню (набросав в огонь ядовитых олеандровых дровишек), окружить вниманием и заботой? Пощечина моему самолюбию. Мы это запомним. Архканцлера должны бояться и уважать больше, чем каких-то степняков-варваров.
– Кто именно пропустил посольство Алой Степи в Варлойн?
– Не знаю, в-ваша сиятельство.
– Постарайтесь узнать. Не говорите – что я поручил. Простой узнайте. Заранее спасибо.
Накажу тех, кто пропустил в Варлойн Алую Степь, если это не птицы совсем уж высокого полета.
– Сделаю, в-ваше сиятельство.
– Есть еще кто-то на прием?
– Посольские всех разогнали… Они с-страшные… Ш-шлемы с серебряными личинами… Ох!
Ну хоть один плюс: разогнали дворцовых бездельников.
– Блоджетт, секретари на сегодня свободны. Стриженные болваны… Напоминаю: завтра пусть тоже не приходят. И послезавтра… Нечего им сдавать мне крапленые карты и стучать своим хозяевам… Учтите: я беру краткий отпуск до середины завтрашнего дня. Буду отдыхать и развлекаться в королевском зверинце. Устал от трудов. Кстати, пригласите ко мне Шутейника.
– К-кого, в-ваше сиятельство?
– Крошка хогг, мой личный секретарь. Запомните его имя.
– Он повздорил с кем-то из посольских, обозвал его словесами грязными и скверными и у-ушел, бормоча что-то про винные подвалы Варлойна.
М-мать! Единственный мой соратник, к которому я могу повернуться спиной – вздорный алкаш! Он и раньше закладывал, я и встретил его, когда он пребывал в пятидневном запое, но теперь-то он нужен мне деятельным и трезвым! Он же сейчас наклюкается до положения риз!
– Винные подвалы далеко?
– Не слишком далеко, ваше сиятельство.
– Поможете мне их отыскать. Потом ступайте домой, Блоджетт. Обратную дорогу я, пожалуй, найду и сам.
– Слушаюсь, ваше сиятельство.
– Как мне закрыть кабинет? Вчера двери были не замкнуты…
– Я взял на себя смелость открыть их вчера. Ключи от кабинета и коридора ныне в шкафу под… под вашим котом. – Он несмело показал рукой на дверцу шкафа и сделал шаг к двери, словно боялся, что малут осерчает и на него кинется.
Я распахнул скрипучую дверцу, и среди вороха пыльных желтых бумаг обнаружил два тяжеленных ключа размером с ладонь. Замки тут добротные, и ключи им под стать. Я взвесил ключи, кот опустил хвост и мазнул по ним кончиком. Блоджетт охнул, кажется, ожидал, что малут вот прямо сейчас кинется терзать меня когтями.
– Выпроводите секретарей к е… э-э… хм, просто выпроводите, и ожидайте меня. Сейчас я подойду.
– Может быть, у господина архканцлера будут какие-то особые пожелания?
– Kompot хочу, – сказал я.
– Компот? – Слово это здесь не было известно.
– Варево из сушеных или свежих яблок или слив, или каких угодно фруктов или ягод. Не верю, что вы не знаете, что такое компот. Но если учесть, что в моем словаре вашего языка нет подходящего аналога… действительно не знаете.
– Я спрошу на кухне, в-ваше сиятельство. Мы варим муррет – сладкий напиток из трав и ягод. Обычно добавляем туда пшеничную крупу для большей сытности, получается варево густое и питательное. А можно добавить и овсяной муки – тогда варево будет еще гуще, и если простоит сутки, то затвердевает, и его можно резать ножом и брать в дорогу.
Тошнотворный аналог киселя, видимо. Что ж, придется научить их варить обыкновенный компот.
– Оставьте. Спрашивать ничего не нужно. Отпустите секретарей и ждите меня. Скоро я подойду.
Блоджетт откланялся.
Я еще раз прогулялся по кабинету, посмотрел на кота и широко распахнул дверь на нижние этажи.
– Если захочешь в туалет – там, внизу, он имеется. И не вздумай гадить здесь, крендель!
– Уа-а-ар!
Что ж, вот и окончен первый день на посту архканцлера. Прошел он нервно, грубо, но достаточно плодотворно, если учитывать возможную отсрочку по выплате дани и то, что я дважды избежал смерти. Итог? Пока – не слишком утешительный. Выплата дани ложится на меня тяжким бременем, и не менее тяжко сознавать, что Алых Крыльев пытаются выжить из Варлойна, чтобы открыть дорогу к перевороту на имперском балу.
Сунув палочку мертвожизни в карман, в пару к кастету, я поразмышлял с минуту и повесил на грудь знак архканцлера; толстая золотая цепь легла на шею, как воловье ярмо. Пройдусь по Варлойну при параде, пусть видят меня и знают, что я никого не боюсь. Именно поэтому я не стал брать с собой гладиус. При моей должности таскать грубый меч без ножен – моветон и явный сигнал к тому, что я ожидаю нападения. Нет, будем действовать нагло. Сомневаюсь, что кто-то решится напасть на меня непосредственно в коридорах имперской резиденции. До сих пор меня пытались убить исподтишка, и, полагаю, так будет и впредь.
В парке не было и следа гвардейцев. Ох и скверный знак. Солнце клонилось к закату, окрасив тревожным пурпуром облака.
Я вышел в коридор и тщательно запер дверь. Блоджетт поджидал меня за секретарской конторкой – сооружение было старое, шаткое, с вытертым сливовым лаком – в общем, точная копия старшего секретаря. Конторки младших секретарей у стен, а так же скамьи для посетителей с уложенными на них мягкими заплатанными подушками были пусты. Закатное солнце сквозь окна-бойницы бросало на потертую кирпичную стену красноватые лучи.
Коридор-приемную я запер не менее тщательно и положил оба ключа в бездонный карман штанов. Разумеется, никаких Алых в коридоре не оказалось.
Мы двинулись по переходам Варлойна, меж пустых каньонов стен, тусклых зеркал, поблекшей позолоты и линялых гобеленов и множества запертых высоких дверей. Блоджетт шел впереди и чуть сбоку, мне казалось, я слышу, как скрипят его суставы. В оформлении Варлойна, по крайней мере, той части, где мы сейчас находились, преобладали гнетущие темные тона. Кое-где стены были увешаны портретами. Живопись, хотя и не слишком искусная, была тут в чести. На картинах и гобеленах виднелся густой покров пыли. Передо мной проходили владыки и владычицы Санкструма, разнообразные герои с лицами одухотворенными и благородными, как и водится на парадных портретах… Ба, а вот рыцари побивают беловолосых конников! А вот гобелен, на котором беловолосые уныло бредут в голубые дали, скованные попарно тяжелой цепью. Хе, гобелен рассечен ударом. По-моему, тут прошла Атли… Да, некогда Санкструм побивал Степь, но эти времена давно миновали, и теперь Степь готова побить Санкструм… Но все еще может вернуться на круги своя, если некий архканцлер приложит заметные старания, а ему будет сопутствовать капелька удачи.
На пути изредка случались придворные и слуги. Завидев меня, те и другие тут же кидали поклоны, подметая грязный пол плащами и накидками, и нервно прижимались к стенам, словно по коридорам дворца шествовал не человек, а, как минимум, тигр. Все, все они знали, как выглядит новый архканцлер из газеты.
Я старался запоминать повороты. Назад пойду один. Ну, не один – с хмельным приятелем, и не пойду, а потащусь. В целом, покои Варлойна производили впечатление заброшенных давно и тщательно. Окна были узкие, витражные, запертые, и старый пыльный воздух усиливал впечатление старости и запустения. Кое-где витражные стеклышки были выбиты, и я, пересекая световые лучи, вспомнил о теории разбитых окон. Если выбитое окно вовремя не починить, они – выбитые окна – начнут размножаться, и так до тех пор, пока в здании не останется ни единого целого окна. Примерно то же самое происходило со всем Санкструмом. А заброшенность Варлойна говорила ровно об одном – деньги, поступавшие в казну, расходились куда угодно, только не по назначению, да и денег-то этих с каждым годом становилось все меньше.
Мы приблизились к высокой арке, которую охраняли пара мраморных потрескавшихся львов и четверо солдат. Это были высокие ражие молодцы в надраенных кирасах и алых плащах, вооруженные алебардами. По крайней мере, тут ребята капитана Бришера все еще несли службу. Все они были рыжеватыми, кое кто – с конопушками. Действительно, очень похожи на шотландцев.
– Имперская часть! – шепнул Блоджетт.
– Тут живет император?
– Д-да! Экверис Растар, да благословит его Свет Ашара!
– Угу… А потом догонит и еще раз благословит…
Мы беспрепятственно пересекли арку и небольшой зал, и вошли в покои покрупнее; с купола потолка на нас изумленно взглянули лица местных святых. Помещение было заполнено великим множеством суетящихся людей. Сверкало серебро и золото, блестели ордена, тут, наверное, собралась половина придворных Варлойна. Кое-кого я уже знал. Познакомился с ними утром. Тусклый свет из окон, слабо тлеют светильники… В тяжелом воздухе слоями плавают спиртовые запахи разнообразных лекарств.
– Приступ… приступ… У императора приступ! – гуляет от головы к голове.
Дела… Скверно мне придется, если император помрет в первый же день моего архканцлерства.
Глава шестая
Впереди распахнулась массивная золоченая дверь, в зал выглянул богато одетый, обильно бородатый человек с золотым огромным ключом на груди. Карабас Барабас, сходство идеальное.
– Следующий лекарь! – выкрикнул зычно.
– Главный камергер Накрау Диос, – прошептал Блоджетт.
Камергер – это управитель, ведающий королевскими покоями. Накрау Диос не приходил сегодня ко мне засвидетельствовать почтение, и я справедливо отнес его к тем, кто желает моей смерти. Все прочие, кто явился ко мне на прием, были шушерой, которой я мог не опасаться. Шушера, собравшаяся в имперских покоях, и сейчас взирала на меня в превеликом страхе. Я был для них, все же, величиной неизвестной. С одной стороны, фракции распространили слухи, что я кровожадный маньяк, с другой – сам я в газете расписал себя как чуткого гуманиста. Ну а с третьей – все, кто побывал в моем кабинете сегодня, имели счастье лицезреть ужасного кота-убийцу, так что, полагаю, придворные склонялись к версии о кровавом маньяке.
Я начал движение к дверям имперских покоев, и люди принялись расступаться передо мной.
Из-под локтя камергера выскользнул тип в серой мышиной накидке. К груди он прижимал объемистую кожаную суму, откуда торчал медно сияющий раструб. Явный врач, клистирная трубка. Камергер поднял руку, и перед ним сразу же выстроилась шеренга людей в серых, белых и синих накидках. В руках они сжимали разнообразные врачебные инструменты. Пока Накрау Диос думал, какого врача выбрать, я нагло подступил к самым дверям и бросил взгляд в покои Эквериса Растара.
Меня поджидало разочарование. Я увидел небольшую, богато отделанную комнату с закрытыми дверями в противоположном ее конце. В комнате под распахнутым витражным окном находилась пустая лавка, а с другой стороны на тумбе из розового мрамора, под прозрачным колпаком, схожим с тем, из-под которого я добыл мандат архканцлера, лежала боком ко мне круглая золотая штуковина с полированной деревянной рукояткой. Печать? По-моему, эта штука выглядела именно как печать. Она была не крупной, с кулак, но выглядела внушительно. Во всяком случае, этой печатью можно было без всякого труда проломить чью-то черепушку. Узор на печати изображал пятилучевую корону с камнем, венчающим центральный луч. От камня расходились лучи святого сияния.
– А-а-а-а, – донеслось из покоев короля. – Больно-о-о… Боль… но-о-о-о-о…
Кричал, несомненно, старик: голос был немощный, хриплый.
Мое волнение немного ослабло: по крайней мере, у императора не приступ стенокардии – его переживают молча. Что-то другое его мучает. Может быть, почечная колика? Боль от колики дикая, поскольку идет камень. Снимается спазмолитиками. Или не снимается, если спазмолитиков под рукой не имеется… Отпоят ли императора местными снадобьями?
– Изверги-и-и-и… – надрывался августейший монарх. – Свет Аш… Ашара-а-а… помощи!.. Усмирите… уберите мои боли-и-и! Приказываю-ю-ю..!
Накрау Диос ткнул жирным пальцем сразу в двух докторишек, затем увидел меня, и взгляд его, доселе огненный и твердый, стушевался. Он пропустил врачей внутрь, пробормотал что-то невнятное и захлопнул дверь перед моим носом. Я поймал за грудки врачевателя в мышиной накидке и деловито подтащил в темный угол.
– Что болит у императора?
Врач, похожий на вяленую грушку-дичку, до того он был тощ и морщинист, смерил мои регалии и лицо взглядом суслика и пискнул. Он узнал архканцлера, я уже привык, что все в Варлойне читали «Мою империю».
– У господина императора изволят болеть большой палец на левой ноге.
Я непонимающе поднял брови и, видимо, лицо мое приняло суровое выражение, ибо лекарь поторопился объяснить, изрядно побледнев:
– Господин император маются подагрическими болями…
Вот как… Это намного лучше почечной колики и не так опасно, как приступ стенокардии… Думается, откачают. Подагра – бич богатых мерзавцев Средневековья; неумеренное пристрастие к красному мясу и красному же вину приводит к этой болезни, даже я, медицинский неуч, знаю, ибо почитывал кое-что из истории. Именно дворяне и купцы маялись этой болячкой.
– Давно приступ?
Ополоумевший взгляд врачевателя стал чуть более спокойным. Я не бросался на него с кинжалом, не кусал в шею, не пытался отгрызть ухо, а только несильно держал за грудки.
– Да уже третьи сутки, аккурат к вечеру начинается и до утра так ломит, так терзает, ой, помилуй Ашар… – Врачеватель осмелел: – А еще у господина императора, милостивца нашего, вседержителя, да осенит его Ашар, сильно теснит в груди, пучит в животе, стреляет в висках, ломит в затылке, и иногда он видит змеек на постели. Ноги его ослабли и не слушаются, пальцы рук почти не действуют последний месяц, ибо суставы страшно взбухли и болят.
Хм, а что ожидать от старика, который полжизни поклонялся Бахусу, сиречь пил как не в себя? Удивительно, что он вообще дотянул до столь преклонных лет.
Вовремя он подмахнул указ о моем назначении.