Текст книги "Схватка (СИ)"

Автор книги: Евгений Шепельский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Таренкс Аджи звонко расхохотался.

– Лжец! Лжец! Лжец! Господин Ревинзер, соблаговолите…

О, я знал, что сейчас последует. Ревинзер очень неторопливо встал, все так же разминая пальцы. На самом деле, он готовил проверочное заклятие, которое должно было доказать всем, что я – самозванец.

– Весь Коронный совет уже знает, что вы – крейн, Аран Торнхелл. И весь совет осведомлен, что даже простейшая магия действует на крейнов с неизбежной и могучей силой! И сейчас мы это докажем, чтобы все смогли убедиться!

– Не понимаю… – произнес я, глядя на членов совета глазами честного лжеца. – Магия? Крейн? Я стал участником глупой комедии! Я стал жертвой коварного заговора! Я ничего не понимаю!

Таренкс Аджи обернулся к трибунам и немного попятился.

– Сейчас господин маг Ревинзер, которого вы все прекрасно знаете, продемонстрирует на мне простейшее заклятие. Я не упаду от него в обморок, не покроюсь чирьями и коростой, я всего лишь чихну от него – такой вот смешной казус, господа. Всего лишь чихну. Следите, как магическая субстанция перетечет ко мне, как нагретый воздух… Ревинзер!

Старик протянул к Аджи обе руки, чьи пальцы были сплетены в странный знак:

– Хондарг!

Воздух колыхнулся от пальцев чародея горячей волной.

Аджи немедленно издал громовой чих и рассмеялся.

– Как видите, ничего серьезного! И сейчас господин маг Ревинзер применит то же заклятие к крейну. А крейны, как я уже говорил, и как вы уже знаете, подвержены влиянию самой легчайшей магии. И от магии этой легчайшей самозванца Торнхелла начнет корчить в болевых судорогах! Ревинзер!

Старик, колыхнув бородой-селедкой, простер ко мне длани, чьи пальцы были сплетены в магический символ:

– Хондарг!

Что-то теплое коснулось груди. Я изобразил слабый чих и недоуменно развел руками.

– Хондарг!

Я снова чихнул.

– Хондарг!

– Прекратите! – крикнул я, изрядно чихнув. – Немедленно прекратите!

Но Ревинзер уже и сам понял, что заклятие его подействовало на меня как… на обычного человека. Переглянулся с Аджи. Оба были ошеломлены, смяты. По рядам трибун прошел шорох.

Я опустил руку в карман и нащупал горстку пыли. Мой амулет-адсорбер был уничтожен.

Но он исполнил свою задачу.

Глава 35

Глава тридцать пятая

– Нелепый фарс! – возгласил я с надрывом, надев маску жалкого и растерянного простака, угодившего в клетку к тиграм. – Я – герцог Аран Торнхелл, и все это видят! – для верности я стукнул себя в грудь, и крикнул, сорвав голос на фальцет, на истинно щенячью ноту: – Я – это я! Посмотрите!

Они смотрели. Они видели. Взгляды коронных принцев были исполнены издевки и презрения. Сановники всех фракций взирали на меня насмешливо, и даже в рядах Великих я не замечал проблесков сочувствия.

Все верно. Любой аристократ, вскормленный на мыслях о своем превосходстве над прочим народом, обязан принимать удары судьбы с достоинством, примерно как упомянутый герцог де Гиз. Будучи приколот шпагами, он умудрился сохранить присутствие духа и даже вымолвил какую-то историческую фразу. Впрочем, может быть, он просто выматерился и заорал «Врача!», а фразу ему приписали с целью показать незыблемое хладнокровие дворянина.

Великолепно. Я демонстрирую приличную, глубоко верную поведенческую игру. Я растерян и смят не меньше Аджи. Он смотрит на меня, прищурив глаза. Он мне не верит. И правильно делает. Но другие, кроме, может быть, Аниры Най и Ревинзера, в точности не знают, какой я. Да, возможно, я играю, а может быть, я действительно не очень умный, грубый дворянин-простак, жалкая дешевка, которой удалось уцелеть при покушениях, проявив изворотливость и удачу, настучать по роже принцу, сделать еще пару дел. Но вот меня прижали – и я сдулся. Все. Перед Коронным советом трясущийся, ничтожный, испуганный слабак.

Таренкс Аджи быстро пришел в себя, мазнув по мне рассеянным взглядом. Под его рукой стояли большие песочные часы – я только сейчас их заметил, чертовы нервы… Песок медленно сеялся в нижнюю чашу. И что-то подсказывало мне – эти часы отмеряют последние минуты моего архканцлерства.

– Вы или не вы… Это уже не имеет значения, Торнхелл! В полдень вы будете отрешены от должности согласно указу Эквериса Растара! И мы всесторонне проведем честное и неподкупное расследование относительно вас и ваших… преступлений… Говорят, вы дочиста успели опустошить казну Варлойна! Говорят – и мои люди сами были тому свидетелями – на вашей совести бессудное убийство двух молодых дворян посланцами Алой Степи, каковое вы дозволили лично, пойдя на поводу у Степи, будто это они, а не вы верховная власть Санкструма! Говорят – и я сам тому свидетель! – что вы продали винные запасы нашего монарха, дабы набить свой и только свой карман! Говорят – ведь все это пока не доказано, но будет доказано в скором будущем! – вы оскорбили одного из наследных принцев и уничтожили коронную реликвию! Говорят… впрочем, и этих преступлений, когда мы их докажем, будет достаточно, чтобы отправить вас на плаху…

Архипрекрасная перспектива для архканцлера. Я ждал.

Аджи подумал, чисто выбритые его щеки с глубокими прорезями мимических морщин плясали – видно было, как сжимает зубы, готовя свой триумф, – затем, все же, решился и сказал распевно и вкрадчиво:

– Уже нет смысла скрывать. Император скончался сегодня утром, и тело его, забальзамированное, как полагается, сейчас покоится в опочивальне… – По рядам прокатился шум, на балконах вскрикнули, даже Баккарал Бай шевельнулся. – И наше счастье, что он успел отстранить вас своим указом… Вы, Торнхелл, надеюсь, не додумались уничтожить этот указ? Если уничтожили, мы, члены совета, присутствующие здесь, все до одного, за исключением, может быть, отдельных личностей, удостоверим всякого, что указ сей был и оттиск Большой имперской печати на нем – достоверен. Ваш бесспорный проигрыш… – Он замолчал, отечески улыбнулся, как несмышленышу, и махнул рукой.

Я сказал потерянно:

– Я ничего не трогал! Все указы – в Законном своде. Мое отрешение от должности. Взятие под стражу меня и моих соратников. И изменение уложения между Растаром и Коронным советом…

Аджи едва в ладоши не захлопал:

– Вы будете взяты под стражу, Торнхелл, сразу, как наступит полдень… И за друзьями вашими тоже пошлем, им скрываться бессмысленно. Затем мы проведем всестороннее расследование ваших… деяний… И узнаем, разумеется, узнаем, крейн вы все же – или обычная заблудшая душа, взалкавшая диктаторской власти… – И громко, повысив голос, став вполоборота к трибунам: – Ввиду смерти императора, согласно древним уложениям, летний бал состоится через две недели. Именно на балу будет избран новый император Санкструма!

Трибуны зашумели, зашептались, ходуном заходили навесные балконы. Послы Сакран и Армад о чем-то переговаривались. Колыхнулась бобровая шапка Таленка. Анира Най изобразила улыбку самым краешком губ. Она все знала, конечно же, все знала заранее! А кто еще знал? Кто успел подготовиться?

Схватка за верховную власть состоится через две недели. Пространство для маневра сужается…

Но прямо сейчас времени у меня совсем чуть-чуть осталось… Если не сработает мой план – об архканцлере Торнхелле вскоре останутся лишь воспоминания.

Я покаянно кивнул, едва ли в рукав не захныкал, всем видом своим признавая поражение.

– У меня еще… два часа…

Жесткая улыбка Аджи не оставляла мне шансов. Я протянул к нему руки, немо шевеля губами.

– Полтора, – поправил лидер Простых, глянув на часы в футляре из черного лакированного дерева и постучав пальцем по рискам на стекле, отмечавшим десятки минут. – У вас полтора часа власти, Торнхелл.

Я кивнул Бришеру, и капитан, размашисто шагнув, подал мне кипу указов. Местная бумага была скверного качества, и края указов уже надорвались и разлохматились.

– Тогда прошу, рассмотрите мои первые указы! Я хочу войти в историю, как архканцлер, совершивший для Санкструма хотя бы что-то! Хотя бы что-то! – Я сделал паузу, бумаги в моих руках тряслись. – И вы обязаны, обязаны, узнав, что я настоящий Торнхелл, сделать это! Обязаны по закону! Но я просто прошу… молю… не приказываю… Это – последняя моя просьба! Будьте милосердны… Будьте снисходительны!

С этими словами я соскочил с возвышения и шлепнул кипу бумаг на стойку трибуны, прямо под руки Аджи.

Амфитеатр зашумел одобрительно. Все понимали, что это – последнее желание перед казнью. Если предводитель Простых не исполнит его – то запятнает свою репутацию триумфатора.

И Аджи это понимал.

«Почему бы и нет?» – прочел я в его голубых прозрачных глазах.

И правда – почему нет?

Он взял бумаги и начал просматривать их – бегло, будто нехотя, хотя я видел, что глаза его цепко пробегают по строчкам, фиксируют их в памяти.

Я ждал.

Властитель Простых громко расхохотался.

– Ой хитрец, ой какой же вы хитрец, Торнхелл! Не-е-ет, вы не дурак, вы самый настоящий интриган! Вы сунули в кипу отъявленной чуши несколько интересных и опасных указов! Сокращение подушного налога вдвое… Немедленный аудит военных складов… Ишь ты… Нет, Торнхелл, вы определенно интриган! Вы думали, мы не умеем читать? Взгляните, Ревинзер! – Он передал магу несколько моих указов. – Не правда ли, хитрый ход?

Ничего, подумал я, дайте время, я подрежу вам кормовые угодья… и крылья подрежу тоже, чтобы на эти самые угодья вы не налетали.

Купеческие балконы зашумели. Снижение подушного налога, как уже говорил, было магией понятной и очень, очень действенной.

Песок ссыпался в нижнюю чашу.

Аджи читал указы.

Я ждал.

Со лба моего катился пот, дыхание сбилось.

Аджи читал указы.

Я ждал.

Наконец – мне показалось, прошла вечность – на губы властителя Простых легла тонкая улыбка превосходства. Он забрал у Ревинзера действенные указы и сложил их стопкой. Затем, будто нехотя, пролистнул снова указы дурацкие.

– Переименовать деревни… надо же… Не давить кошек… Ха-ха! Не носить сухари в накладных карманах… А ведь, пожалуй, вы войдете в историю, Торнхелл! Войдете, как самый отъявленный болван и самый неудачливый дурак из всех, кто когда-то пытался управлять Санкструмом.

Он взял что-то из-за корпуса часов – мелькнул золотистый ободок, и, приподняв первый дурацкий указ, ударил по нему с силой. Я понял, что в руках председателя Коронного совета – та самая печать, что визирует указы. И он визировал все до одного мои дурацкие указы. Все до одного!

– Вот ваши указы, Торнхелл… Каждый из них будет обязательно подшит в Законный свод, и оглашен на площадях Норатора, дабы все могли познать истинную мудрость пятого архканцлера Санкструма!

На это я и рассчитывал. Аджи решил не просто растоптать меня, но и унизить – унизить посмертно, превратив в пугало, в дурачка, в болвана. И попал в ловушку.

Я сделал несколько шагов к трибуне и протянул дрожащую руку к визированным указам:

– Позволите?

Таренкс Аджи улыбнулся:

– Разумеется!

– Все эти указы теперь – обязаны для исполнения? – спросил я громко.

Аджи ответил не менее громко, мимо воли принимая мой тон:

– Зачем вы спрашиваете, Торнхелл? На каждом – виза совета, проставленная моей рукой. Все эти указы до одного – отныне правомочны! И мы озаботимся, чтобы весть о каждом из них дошла до всех окраин Санкструма!

Я быстро перебрал стопку, выудил нужный мне указ, прочие с улыбкой положил на место.

Снова прошел к пюпитру.

– Капитан Бришер, вы все слышали?

Огненная борода капитана наемников погасла. Он взирал на меня с глубочайшим сочувствием. Ничто не могло мне помочь. Я был обречен.

– Слышал, ваше сиятельство.

– Вы видите печать Коронного совета?

– Да! Вижу печатку Совета!

– Указ – правомочен?

– Целиком правомочен, ваше сиятельство. Да, сиятельство! Я вижу визу!

– И если Коронный совет будет оспаривать указ – который только что завизировал, что вы скажете?

– Что я скажу… что же я скажу?

– Что это чертовская глупость, и только что завизированный указ отменен быть не может!

– Да, вот так и скажу, да!

– И если сам совет попытается воспрепятствовать исполнению указа, который только что принял, что сделаете вы?

– Это… глупость… преступление!

– Вот именно: глупость, преступление!

– И вы должны этому помешать!

– Именно так и сделаю! – Капитан продемонстрировал Коронному совету внушительный кулак. – Если кто-то попытается…

– Тогда читайте указ целиком!

Бришер крякнул, развел руками. Взял бумагу.

– Читайте вслух!

Читал Бришер, к счастью, бегло:

– «Запрещается селянам поедать рыбу на берегах Оргумина…» Вот же ерунда какая… А что это? А зачем это? Эмп… абсурд!

– Читайте весь указ!

Аджи привстал, тело его напряглось. Звериное чутье его подсказало: что-то готовится.

– «Нельзя есть рыбу кефаль жареную, вареную, пареную, а так же любым иным способом приготовленную…» Ох, Ашар, какая ерунда! «Нельзя поедать рыбу сельдь вареную, пареную, жареную, а так же любым иным способом приготовленную…» Ох, сохрани мой рассудок в здравости Ашар! «Нельзя поедать рыбу горка, если ее вынесет на берег…» Тьфу, тьфу, это ведь тот скелет, что я видел на площади старой припортовой? Невкусный!

Я зыркнул на песочные часы. Времени оставалось максимум полчаса.

– Именно он. Читайте еще! Все читайте!

Он прочитал. Он перечислил десять видов рыб. Осталось еще двадцать видов – мелочная аргументация, въедливая, бюрократическая. А между сортами…

– «Нельзя поедать рыбу карася-зубарика вареного, пареного, жареного, а так же любым иным способом приготовленного… Сим указом Коронный совет отстраняет себя от власти и распускается на два месяца сразу после проставления печати Совета под этим указом и отдает печать Совета в ведение архканцлера. А так же Коронный совет, проставив печать под этим указом, в виду скоропостижной смерти императора, отдает в полное и безраздельное распоряжение архканцлера Торнхелла Большую имперскую печать, каковой печатью Торнхелл может распоряжаться по своему усмотрению единолично до тех пор, пока не будет избран новый император… И всякое препятствие деятельности архканцлера карается смертью. Нельзя поедать рыбу ставриду…» Ох…

Именно ох. Зал вскипел. Таренкс Аджи стал похож на бешеный огурец, плюющийся семенами слов, и слова эти были сплошь ругательствами.

– Все правомочно, капитан? – спросил я.

Бришер пошевелил губами.

– Все правомочно? – спросил громче, ибо Аджи слишком разошелся.

– Болван! Крейн тупой! – орал он, прибавляя к моему титулу увесистые площадные эпитеты. – Вы не смеете распускать совет! Древнее уложение запрещает!

Я развел руками в недоумении:

– Разве я сделал что-либо против уложений? Вы сами себя распустили! Все правомочно, капитан?

Бришер кивнул:

– Правомочно, господин архканцлер. Указ – вот, печать – вот… Как же не правомочно? Я дам в рыло… кхм… докажу неправоту всякого, кто скажет, что указ – неправомочен!

Я кивнул, сказал зычно, выпрямившись и глядя на трибуны:

– С этого момента и на два месяца – Коронный совет сам себя распустил, и слова его вне закона.

Зашумело, заволновалось дворянское море. Скрестились на мне недоуменные, озлобленные взгляды. Эти дяди могли обмануть кого угодно, и внезапно сами оказались обмануты. С трибун Умеренных понеслись в адрес Таренкса Аджи проклятия – как же, купился, дал себя обмануть, спустил Коронный совет в канализацию.

Я осторожно забрал указ, сложил, спрятал за пазуху. Взгляды послов Сакрана и Армада мне не понравились. Это были нехорошие взгляды очень умных, очень опасных людей.

– Свет Ашара! – вдруг вскричал Аджи. Он не утерпел, перемахнул трибуну и ринулся ко мне, подписав себе смертный приговор согласно указу, который только что завизировал. Я выхватил кастет и ударил местного Кромвеля в скулу. Придержал его за руку, и вырвал из нее печать Коронного совета. Затем приложился к челюсти Аджи снова, от души, так, что он отлетел к трибунам.

По рядам прокатилось шевеление. Шум усилился многократно. Почти все члены Коронного совета вскочили.

– Назад! Бришер, отходим!

Капитан заслонил меня телом, отдал краткие команды. Алые по сторонам обнажили оружие. Я деловито спрятал печать в карман. Без нее никто не сможет восстановить полномочия Коронного совета.

– Болван! Крейн тупой! – орал с пола Аджи, плюясь зубами. – Это тебе не поможет. Двадцать минут! У тебя ровно двадцать минут полномочий! А потом… ты станешь простым человеком, и я позабочусь…

Тик-так, шшшух-шух…

Действительно, двадцать минут. Мы успеем. Я подбежал к трибуне и схватил песочные часы.

– Бришер. У меня двадцать минут полномочий. После этого я перестану быть архканцлером. Вы согласны, капитан?

– Определенно.

– Но всякий, кто попытается воспрепятствовать мне в эти двадцать минут, повинен смерти.

– Определенно.

– Бежим!

– Держите их! – завопил Аджи. Но Алые заслонили ему путь.

Простые начали кричать. Им вторили Умеренные, гнев которых был направлен больше на Аджи, чем на архканцлера. Вскочил Хэвилфрай, поднялся с места анемичный Мармедион – единственные, кто мог мне воспрепятствовать, не рискуя своей головой, ибо я не мог казнить наследников трона. Одди Кронкер перемахнул трибуну, чтобы помочь своему патрону встать. Ревинзер смотрел на меня пустым совиным взглядом. Но никто больше не попытался меня задержать.

С часами в руках я начал пятится к двери. Бришер отпер ее, и мы выскочили наружу. По лестнице сбежали, практически скатились кубарем. Алые сопровождали нас. Толпа ветеранов приветствовала меня криками. Великие, Умеренные, Простые стояли сбоку, смешавшись, и смотрели, как мы пробегаем мимо.

Песок сыпался слишком быстро.

Вот и Варлойн. Я, Бришер, и десяток Алых ворвались в имперскую часть дворца.

Под дверями покоев Растара ждали Шутейник, Атли, несколько степняков.

– Все в порядке, мастер Волк! – воскликнул мой гаер. – Дверь они, конечно, заперли, только я ее отпер, замок уж больно простенький… Повозюкаться, правда, пришлось. А вот и ваши указы…

Я распахнул дверь пинком. Большая имперская печать подмигнула мне золоченым боком…

В другой комнате, за тяжелыми дверьми, возлежала на шелках и мехах хорошо пробальзамированная, прекрасно выпотрошенная мумия плешивого старца, обряженного в нечто вроде савана.

В нижнюю чашу начали ссыпаться последние песчинки.

Я сунул часы в руки капитана, схватил мумию, и – она весила сущий пустяк – легко поднял.

Бришер напряженно сопел над ухом.

– Никто не смеет касаться Большой имперской печати, – напомнил взволнованно. – Кроме его величества… И даже указ Коронного совета не дает вам права, Торнхелл…

Я не слушал. Мигнул Атли. Она сняла прозрачный купол с печати. Я сграбастал ледяную руку старца и, поднеся к рукоятке печати, начал сгибать мертвенные заклякшие пальцы. Отчаяние придало сил. С жутким хрустом мертвая рука сомкнулась вокруг рукоятки печати. Я обхватил ее и поднял рукой мертвеца Большую имперскую печать, не смея ее касаться, хотя был уверен, что рукоятка заляпана отпечатками самого Аджи.

Шутейник поднес подушечку с чернилами и первый, заранее подготовленный указ. Мое помилование.

Я успел себя оправдать… на последних песчинках.

Глава 36

Глава тридцать шестая

Я не только оправдал себя. Я вернул все полномочия архканцлера. Для верности я шлепнул своей уже рукой и печать Коронного совета. Так оно надежнее.

Лист с указом был передан капитану наемников.

– Бришер, все по закону?

Капитан задумчиво пошевелил губами, кивнул. Взвесил в руке часы с опустевшей верхней колбой, поставил их себе под ноги. Борода его снова раскалилась.

– Хитрость, конечно… – проронил тихо, отстегнул фляжку и хлебнул изрядную порцию виски. – Но ведь и закона, эту хитрость запрещающую, не имеется покуда! Значит – все правомочно вы сделали, Торнхелл, господин архканцлер, ваше сиятельство! Вот был бы закон, воспрещающий хитрость эту, вот тогда бы я сказал – нет! А так говорю – да!

– Значит, я по-прежнему архканцлер?

– На означенные два года – безусловно!

– Ну и чудесно. Я не собираюсь приписывать себе года. Пусть все будет по старым уложениям. А через две недели власть возьмет новый император.

Капитан значительно кивнул. Слова мои ему понравились. Он не понимал, правда, что обе печати дают мне возможность сделать будущего императора своей марионеткой, лишенной серьезной власти. Таким был Людовик XIII при Ришелье. Да, очень похоже – а сегодня как раз День одураченных, тот самый, когда Ришелье разделался со всеми своими врагами махом.

– Но если меня попытаются сейчас сместить… путем насилия, что вы сделаете, капитан?

– Ашар! Я буду противостоять и всячески препятствовать и разобью хар… Докажу всякому, кто будет злоумышлять против вашей власти, что он не прав!

Это я и хотел услышать.

Я проштемпелевал еще несколько готовых указов, среди которых сунул чистые листы – на будущее! Я прикладывал имперскую печать к подушечке с чернилами в руках Шутейника, затем с силой, разбрызгивая кровавые капли, хлопал по листу бумаги рукой мертвеца. Удар. Удар. И еще удар! И каждый удар вгоняет гвоздь в крышку гроба Коронного совета. И дарует мне безопасность от нового императора.

Все. Теперь – отогнуть заклякшие артритные пальцы. Впрочем, они сомкнуты не так сильно, давление им обеспечивает моя рука. Большая имперская печать упала на мраморную стойку и покатилась к краю, но я вовремя заслонил ей путь рукой Эквериса Растара. Миг – и Атли накрыла печать прозрачной полусферой из горного хрусталя хоггов. Все. Дело сделано. Я вынес Растара в опочивальню, опустил на ложе. Осмотрел внимательно лицо. Да, Экверис Растар умер давно, и, конечно, не сегодня ночью, а куда раньше, ибо разложение успело оставить на запавших щеках пятна.

Очевидно, император не пережил приступа подагры в тот самый вечер, когда я находился возле его покоев вместе с Блоджеттом. Простые узнали об этом, хотя Великие, к которым относился Накрау Диос, видимо, скрывали, да не слишком-то тщательно… И воспользовались случаем…

Но это уже не важно.

Какой-то умелец изрядно постарался, бальзамируя труп прямо в опочивальне, так, что и следов практически не осталось, только от мумии исходил тошнотно-сладкий запах, будто ее вытащили из пчелиного улья. Какая-то местная химия, вернее, алхимия, конечно… Но действенная, действенная.

За маленькими витражными окошками раздавался шум, похожий на глухой рокот прибоя. Я медленно отжал створку и выглянул в крохотную щель на главную эспланаду Варлойна. Толпа вооруженных дворян перемещалась к покоям Растара, смотрела в окна. Смешались пучки соломы, красные перчатки и зеленые банты, виднелись короткие стрижки боевых монахов. И если до моего появления в Коронном совете интересанты проекта «крейн-Торнхелл» были готовы к схватке, то теперь все были обескуражены. Ждали. Великие, несомненно, знали о смерти императора уже давно, равно как и Простые. Насчет Умеренных я не был уверен. Великие по какой-то причине хотели поставить меня императором – даже не спросив моего согласия! Простые хотели помешать… В любом случае, мой неудавшийся арест спутал фракциям карты. А я сейчас еще спутаю. Главное – не допустить кровопролития. И попытки путча – а именно путчем и является ставка Великих на меня, архканцлера Торнхелла. И если я приму правила их игры – в воздухе явственно запахнет гражданской войной.

Я отмыл изрядно дрожащие руки застоявшейся водой в керамическом тазу для утренних омовений. Растару она больше не понадобится… В верхнем углу комнаты паук спокойно подновлял паутину, в которой уже висела какая-то мелкая мушиная тварь. Затхлость. Запустение. Безвластие…

Так. Глубокий вдох. И еще. Работаем.

Я вернулся в предпокой.

– Бришер, вот указ на немедленный арест Трастилла Маорая, главы фракции Умеренных. Нет, это не бессудные действия… Речь про черный мор. Трастилл Маорай виновен в его распространении.

– Черный мор? Ашар! Но все знают, что черный мор… сам по себе… миазмы! Да, вот эти самые скверные миазмы, которых никто не видит… Эти самые миазмы – таинственно появляются и исчезают тоже незримо… Тайна!

– Никакой тайны. И никакого черного мора. Его насаждают там и тогда, когда хотят. Именно поэтому черный мор появляется и исчезает внезапно.

Я бесцеремонно отобрал у капитана фляжку и допил остатки успокоительного.

Веснушки на лице капитана слились в большие острова, когда он сморщился в раздумьях.

– Это… правда?

– Это несомненная и вернейшая, и ужасная правда, капитан. И я не собираюсь заниматься бессудными расправами над своими врагами… Именно поэтому мне необходим надежный свидетель – вы. Вместе мы прекратим черный мор.

– Ашар!.. Я не понимаю…

– Вы все поймете. Мне нужно ваше всемерное содействие сегодня. Наша задача – не допустить схватки за престол. Наша задача – вообще не допустить схватки и привести Варлойн к имперскому балу через две недели тихо и спокойно. И там – и только там! – будет избран новый император.

Капитан слушал, кивал, мои слова были созвучны его мыслям.

– Черный мор…

– И виновен в нем – Трастилл Маорай. Вот указ. Согласно ему – Маорай является государственным преступником. Немедленно арестуйте его. Все, кто будут сопротивляться аресту Маорая – повинны смерти.

Он кивнул.

– Но доказательства?..

– Будут. Будут доказательства. Именно поэтому вы мне и нужны, Бришер – как честнейший и неподкупный свидетель!

Щеки его заалели.

– Куда привести Маорая?

– Сюда. Прямо сюда. Возьмите с собой много Алых, постарайтесь отсечь Умеренных без особой крови, если они решат его освободить. Про мор и прочее – ни слова никому! Даже Маораю. Мне не нужно, чтобы его люди уничтожили все улики…

Сказал и подумал: а ведь я снова применяю хитрость. Я издал заверенный указ, не имея прямых доказательств – а только предположения. И я должен буду раскачать и вскрыть Маорая, чтобы получить улики.

Капитан ушел. Я оглянулся, тяжело переводя дух. Пространство сузилось до какого-то туннеля, я видел только центр, а по краям все было размыто и требовалось повернуть голову, чтобы разглядеть детали.

– Бернхотт? – Я не заметил его сразу. – Вот указы. Ступай к дезертирам и ветеранам на площади у Коронного совета. Ты отныне назначаешься военным администратором. Шендарр Брок освобожден от должности. Прочти дезертирам указ о помиловании всех, кто вернется под знамена Растаров, и покажи оттиск Большой имперской печати, чтобы не возникло слухов и недомолвок. Веди их к военным складам и казармам, как и было условлено. Вооружай – если есть чем. Затем снова веди сюда. Будь готов ко всему. Если попытаются задирать – не отвечать.

– Сделаю, мессир!

Бернхотт и капитан ушли.

Тяжелый день. Много еще предстоит сделать. Главное не допустить крови.

Я вышел из покоев императора. Толпа придворных в зале… Среди них около десятка степняков и горбоносый Мескатор. Атли вышла следом, что-то сказала ему резко. Он ответил неожиданно тихо, на губах появилась довольная улыбка. Кажется, старику нравилось то, что я делаю. Он ценил военную хитрость.

Через толпу с бычьим ревом пробивался Фальк Брауби. За его плечом мелькал брат Литон. Крикнул из-под руки Брауби:

– Господин архканцлер! Нашли!

Алхимик подтвердил трубным гласом:

– Нашли!

Толпа раздалась, и Литон, обогнав Брауби, подал мне выдранный из Законного свода лист, старый, с искрошившимися краями.

– Первичный сервитут.

Я взял бумагу и углубился в чтение. Сервитут был краток. Кроме упоминания о даровании общего приюта в Санкструме с уравниванием в правах к людям (смотри об этом отдельный указ), он отписывал хоггам часть гор Тервида. Ежегодная плата – если принять во внимание золотые шахты – очень невелика: двадцать тысяч золотом… Растары оставили себе лазейку: сервитут необходимо было подписывать, легализуя заново, каждому новому императору. Это была прекрасная новость. Это была настолько прекрасная новость, что я едва не подпрыгнул и не хлопнул каблуками друг о друга.

Я вернул бумагу Литону, подозвал вестового из Алых и велел именем архканцлера вызвать в ротонду для разговора Баккарала Бая, если его толстое дюковство еще не покинуло пределы Варлойна.

– Передайте ему следующее: архканцлер Торнхелл целиком и полностью восстановил себя в правах и желает немедленно переговорить с дюком всех дюков на предмет немедленной же выплаты означенного Баккаралом долга.

Еще один вестовой был послан за бургомистром Таленком с приказом немедленно прибыть в ротонду и, если архканцлера не будет – ждать его там. Нагло, согласен, но цацкаться с уродами я больше не собирался.

Затем я в сопровождении десятка Алых, пятерки степняков, Шутейника, Атли, Брауби и Литона вышел на площадку главного входа в основной корпус Варлойна. Внизу, на расстоянии двадцати ступеней, колыхалась толпа… Дрожь прошла по телу: если в меня сейчас швырнут заклятием или выстрелят… Но – не показываем вида. Улыбаемся! Вон посты Алых… по бокам… их около сотни. Если начнется, они мне помогут.

Используя казенный чиновничий язык, от которого у нормального человека уши сворачиваются в трубку, я сказал громогласно:

– После небольшого конфликта интересов, я, архканцлер Аран Торнхелл, возвращаюсь к исполнению своих обязанностей. Свидетельством тому и порукой – вот этот указ, заверенный Большой имперской печатью. – Я поднял указ и показал всем. Затем прочитал скупые строки, отменявшие предыдущий указ, написанный Аджи. – Капитан Бришер, командир Алых крыльев, готов свидетельствовать – Большая имперская печать легла на сей указ рукою покойного императора! – сказал и внутренне засмеялся. Говорил-то я чистую правду! – Изначально император был введен в заблуждение ложью Таренкса Аджи и решился отстранить меня от должности, но сегодня ночью я прошел в его опочивальню и все объяснил… Итак, перед смертью император вернул мне все полномочия и заверил главной печатью Санкструма еще несколько указов… Но о них пока не время говорить. Согласно уложениям, спустя две недели после смерти императора состоится бал, на котором будет избран новый глава Санкструма! А теперь я прошу фракции выделить доверенных людей, дабы они приблизились и увидели оттиск печати!

Никто не вышел. Страх перед Большой имперской печатью был таков, что мне поверили и без подробного освидетельствования указа. Сейчас я, положив в карман печать Коронного совета и имея незаполненные, но проштемпелеванные Большой печатью листы, был истинной верховной властью Санкструма, и ощущение это, сродни опьянению, слегка кружило мне голову. Сотни лихорадочно блестящих глаз скрестились на мне. Простые, Великие и Умеренные смотрели молча. Ждали других моих слов. Оружие было у них под рукой. Достаточно одной неумной, сказанной вгорячах фразы – и начнется всеобщая свалка. Особенно опасны Простые, их слишком много и они готовы напасть… И пока их предводителя лучше не трогать.

– Герцог и председатель фракции Простых Таренкс Аджи, пытавшийся сегодня отстранить меня от власти, был, очевидно, введен в глубокое заблуждение некими силами. Силы эти оклеветали меня перед герцогом. Я не держу на него зла и не стану преследовать за сегодняшний его проступок. Я его прощаю. Пусть услышат все – я его прощаю! Однако прошу его впредь воздержаться от подобных эскапад… В следующий раз я не буду столь милосерден и обрушу на голову Аджи всю мощь Санкструма.