Текст книги "Посох Богов (СИ)"
Автор книги: Евдокия Филиппова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
Глава 5. Посох богов
Иннаресми проснулась задолго до своей смены. Поначалу всё показалось удивительно похожим на её обычную практику, но когда она увидела на экранах невероятной красоты земные пейзажи, всё изменилось.
Сегодня, вопреки выработавшейся у неё привычке не тратить на внешность слишком много времени, она ещё раз придирчиво осмотрела свою голограмму и после недолгих раздумий уложила серебристые локоны так, как это делала Намму.
Направляясь в лабораторию, Иннаресми проходила мимо ниоспатиума. Она заметила Танфану, сидевшую на диване. Закрыв глаза, нибирийка слушала музыку Нибиру – шум океанского прибоя и пение шестикрылых фрей.
Иннаресми знала, что Танфана и Намму подруги. Обе принадлежали к Пятому Поколению, одновременно поступили в Высшую Школу, вместе были зачислены в команду «Сиппара». Ей очень хотелось поговорить с Танфаной, узнать что-то большее, чем можно было прочитать в рапортах, отчётах и докладах, узнать её мнение о том, что случилось тогда, но она не знала, захочет ли Танфана говорить об этом? Слишком неохотно вспоминала о тех событиях сама Намму.
Намму рассказывала о «Сиппаре», но не говорила о том, из-за чего ей пришлось покинуть Землю и прервать участие в эксперименте. Иннаресми знала лишь то, что Верховный Совет Нибиру принял решение прекратить эксперимент, и команда «Сиппара» готовилась покинуть Землю, но какие-то обстоятельства не позволили осуществить этот план.
Иннаресми тихонько вошла в ниоспатиум и присоединилась к Танфане. Та открыла глаза, и с улыбкой сказала:
– Люблю океан, хоть и выросла в горах. Ты бывала в горах?
Её глаза лучились.
– Нет, в горах я не бывала, – охотно вступила в диалог Иннаресми. – Зато у моих родителей был дом возле Экваториального океана. Для меня детство – это зелёные океанские воды. Отец работал на заводе по переработке водорослей, и часто брал меня на добывающую платформу. Знаешь, как красиво, когда солнце опускается за кромку изумрудной глади, и вода начинает подсвечиваться так, что виден каждых листочек на длинных стеблях водяных ситций, а их бутоны начинают закрываться на ночь.
Танфана покачала головой, мечтательно подняла глаза и сказала в тон Иннаресми:
– А я жила в Лазуритовых горах, на севере. Утром, перед самым рассветом, я тайком выбиралась из дома и слушала, как поют трубчатые стволы иррегий. Чем моложе растение, тем тоньше ствол и выше звук, поэтому каждая заросль звучит по-своему. У нас в посёлке жил садовник, он вырастил рощу, играющую на северном ветру гимн Нибиру.
Танфана засмеялась.
– Ещё я люблю, как на рассвете меняют цвет лепестки горных флоссов. Нужно поймать миг, когда солнце только-только поднимается над синими вершинами, и самые первые его лучи падают на склоны, сплошь покрытые флоссами, тёмно-фиолетовыми после ночи. Свет постепенно разливается по склонам, и флоссы волнами начинают светлеть до бледно-лилового. Незабываемое зрелище!
Глаза Танфаны сделались печальными:
– Я так хочу домой. Ты не представляешь, как я соскучилась по Нибиру. Мне кажется, что с каждым днём мы тоже меняемся здесь. Что-то в психике… да и, пожалуй, в физике… Как ты думаешь, когда вероятнее всего прибудет новая команда?
– Думаю, ждать осталось недолго, – ответила Иннаресми. – Намму очень ждёт вас. Тебя… Эстана…
Танфана опустила ресницы и задумчиво произнесла:
– Как странно всё складывается. Намму меньше всех хотела возвращаться, а оказалась дома намного раньше других.
Иннаресми подумала, что более подходящего момента может и не быть, поэтому решилась спросить:
– А как случилось, что Намму была отправлена на Нибиру одна?
Танфана нахмурилась, видимо, воспоминания не были приятными. Тем не менее, она, заговорила, словно нехотя:
– В тот день всё шло не так. Какие-то мелкие поломки, сбои аппаратуры. А накануне мы получили приказ Элу больше не покидать станцию без крайней необходимости. Совет уже принял решение о нашем возвращении на Нибиру. Надо сказать, что Намму с самого начала была против этого. У неё было своё отношение к делу, к землянам. Намму говорила, что её исследования на Земле направлены на то, что бы соединить в землянах рациональность трёх первых поколений нибирийцев и тонкую душевную организацию Четвёртого, Пятого и особенно Шестого Поколения. И, надо сказать, она здорово продвинулась на этом пути.
Когда из транслятора донёсся голос Элу…
Из транслятора доносился громовой голос Элу:
– «Нибиру» вызывает «Сиппар».
– «Сиппар» слушает «Нибиру».
На связи был Аруна.
– Аруна, я хочу говорить с Намму.
Намму подключилась к транслятору.
– Да, Элу, я слушаю тебя.
– Намму, ты должна выполнять инструкции. Совет дал тебе возможность проявить все свои творческие способности, и ты отлично справилась. Но, пойми, ты не можешь оставаться с ними вечно. Эксперимент больше не предполагает прямого вмешательства без крайней необходимости. Ты дала им много, даже, пожалуй, больше, чем нужно. Я позволил это тебе, но ты обещала, что не задержишься дольше, чем на один шар.
– Да, Элу, – голос Намму был едва слышен. – Я отправляюсь на базу и буду наблюдать оттуда.
– Хорошо, Намму, – голос Элу казался спокойным, однако, но на «Сиппаре» догадывались, что он настроен решительно и не позволит Намму нарушить приказ.
Когда связь со станцией прекратилась, Аруна дружески тронул Намму за плечо:
– Не грусти, они у тебя смышлёные, справятся. Сегодня выведешь их из Колыбели?
– Подождём до завтра. Сегодня я ещё раз поговорю с ними.
– Хорошо.
Она решила выйти последний раз. Действительно последний. Она понимала, что как специалист-генетик по инструкции она покинет «Сиппар» первой.
Она была за пределами станции уже несколько часов, когда на связь снова вышел Элу. Эстан вынужден был доложить о незапланированном выходе с базы. Когда Элу узнал об этом, его голос просто сотряс стены станции…
– Где Намму? Она снова там?
– Да, Элу, – ответил Тару, переглянувшись с Танфаной, сидевшей рядом. – Она решила сама вывести их.
Сантименты типа «попрощаться» и «благословить» с Элу не проходили.
– Немедленно верните её на базу!
Танфана посмотрела на обзорный экран.
Там, на взлётной площадке, построенной прямо среди скал, Намму стояла в окружении группы людей, словно в молитве протягивающих к ней руки. Намму что-то говорила им.
Неподалёку завис над камнями двояковыпуклый диск её фуджера с уже включёнными двигателями. Его огни сильно освещали площадку. Намму направилась к фуджеру, снова оглянулась и крикнула что-то людям.
Внезапно произошло страшное и непредвиденное. Огромная каменная глыба, тяжело ударившись о скалы, упала на площадку, туда, где стояла Намму. Затем посыпались ещё камни. Ещё и ещё. Это был настоящий камнепад.
На «Сиппаре» в немом ужасе застыла у экрана Танфана.
На её глазах фуджер Намму исчез под грудой камней.
Опомнившись, наконец, она быстрым движением подняла руку к пульту и нажала кнопку экстренного вызова:
– Эстан! У нас чрезвычайные обстоятельства! Падение горных пород! Эвакуация Намму под угрозой! Ей нужна помощь!
Затем она связалась с Ярри.
– Готовь спасательный фуджер, только, боюсь, ты не сможешь посадить его…
– Я смогу, – ответил тот и без промедления, отправился к фуджеру.
В командный зал прибежал Эстан. В ту же минуту собралась вся команда, словно страшные отзвуки далёкого обвала заставили их прийти. Включив экран прямого обзора, и словно прилипнув к нему, они наблюдали за тем, что происходит там, на взлётной площадке «Колыбели». Вскоре они увидели, как яркий луч с фуджера, управляемого Ярри, скользит вправо и влево, пробегая в темноте по каменным глыбам. Луч прожектора рассекал тьму среди серовато-зелёной поверхности скалистых гор, бежал дальше, прокладывая яркую дорожку.
Танфана непрерывно вызывала Намму, но та молчала. Казалось, время остановилось. Новостей от Ярри всё не было. Эстан словно окаменел в кресле у экрана. Сиват, Аруна, Тару, Танфана и Нисаба напряжённо следили за картинкой, посылаемой с фуджера Ярри. Они надеялись, нет, они верили, что он сможет отыскать Намму.
Наконец, в конце световой дорожки, в зоне освещённой лучом, они увидели неподвижно лежащую Намму.
И услышали, как Ярри прокричал:
– Я вижу её! Я смогу её забрать.
– Я не нашёл ни фуждер, ни генератор защитного поля Намму… Видимо, она не успевала развернуть пол… – сообщил Ярри уже на базе. – Боюсь, они потеряны навсегда.
– Об этом потом! – Эстан почти кричал. – Аната! Немедленно настраивай трабокапсулу! Срочно готовьте санатокамеру!
Тару помог Ярри переложить Намму на каталку. Танфана на ходу снимала со своей руки и надевала на её безвольно повисшее запястье свой браслет, настраивая его показатели на диагноблоке.
– А где её инвелигабис? – не останавливаясь, спросил Эстан.
– Потерян….
Несколько десятков метров до санатоблока они почти бежали. Потом через прозрачные стены команда наблюдала, как Ярри и Тару вталкивают каталку, как прозрачный голубовато-перламутровый эллипс трабокапсулы медленно выплывает на середину санатоблока, как Ярри и Тару осторожно кладут Намму в ложу трабокапсулы и выходят из блока, как Танфана стаскивает с безжизненного тела Намму лохмотья комбинезона.
Аната настроила программу на полученные анализаторами жизненные показатели Намму.
Дисплей непрерывно пульсировал знаками и линиями. Это были «линии жизни» Намму. Эстан, ни на секунду не отрываясь, смотрел на них. Он видел, как мало в них оставалось жизни. Неподвижное, распластанное в ложе трабокапсулы тело Намму казалось безжизненным. Мышцы лица расслаблены, веки полузакрыты, голубоватые тени от ресниц на щеках подчёркивали неестественно белый матовый цвет кожи, отчего лицо походило на маску.
Намму погрузилась в глубокую кому, и не чувствовала даже боли.
Обращаясь прежде всего к Эстану, Аната тихо сказала:
– Это не смерть, но полный коллапс. Сознание и мучения исключены. Тело будет сильно охлаждено. Если удары сердца замедлятся, то кровоснабжение мозга станет недостаточным. Однако, надеюсь, что этого не произойдёт. Я настрою программу, и если биологические определения точны и расчеты правильны… Нет, аппаратура не допустит неточного выбора лечения.
В диагностическом блоке повисла напряжённая тишина. Быстрыми привычными пальцами Аната трогала сенсоры, настраивая аппаратуру.
Когда капсула медленно закрылась, на окровавленной коже Намму с невероятной быстротой меняя форму и направление, стали возникать ярко-фиолетовые, светящиеся линии. Когда на теле образовался сложный рисунок, линии замерли.
Аната отвела взгляд от приборов и сказала, обращаясь ко всем:
– Теперь всё будет в порядке. Слава Создателю, она жива, а трабограф восстановит повреждения. В лечении будет использован метод импульсного нервного регулирования организма. Организм останется бессознательным, но живым. Учтено всё – наследственная структура и условия, в которых жила Намму на Нибиру и здесь, на Земле. Равномерная температура, абсолютный покой, химическое и лучевое промывание, быстро заживляющие жидкости, соответствующие особенностям организма. Программа будет работать, – она посмотрела на дисплей. – Долго, потом Намму будет спать. Так что, можете идти.
Она дотронулась до руки Эстана:
– То, что она спаслась, настоящее чудо. Иди, Эстан. Всё будет хорошо. Не надо оставаться с ней. Зрелище незавершённой работы может причинить тебе боль.
Эстан хмуро улыбнулся:
– О какой боли ты говоришь, Аната… Она для меня всё. Только мысль, понимаешь, одна только мысль, что я могу её потерять, причиняет мне такую боль…
Эстан не стал откладывать разговор с Элу. Тот пришёл в ярость.
– Совет приказал оставаться на базе! А для людей этот район должен быть вообще запретным!
– Элу, это был последний выход, она должна была… – попытался оправдать Намму Эстан.
– Она в состоянии дать отчёт руководству экспедиции?
– Намму ещё слаба…
– Намму отстраняется от участия в эксперименте и немедленно возвращается на Нибиру.
– Но, Элу, эксперимент «Нефилим» не закончен.
– Он продолжится без неё.
Намму понемногу возвращалась к жизни, каждую минуту продолжалось медленное и осторожное пробуждение заторможенной нервной системы. Но решение Совета об отправке биолога-генетика Намму домой на Нибиру, было окончательным, и уже не зависело от состояния её организма.
Намму и Эстан стояли у призрачной границы тенеуса. Они расставались.
– Как ты себя чувствуешь?
Эстан взял Намму за руки и притянул к себе.
– Прекрасно, если ты имеешь в виду жизненные показатели… – ответила Намму и положила голову на плечо Эстана. – Но мне становиться не по себе, когда я думаю о том, что больше не буду работать на «Сиппаре».
– «Сиппар» так же, как и другие высокогорные базы, будет законсервирована согласно приказу Верховного Совета Нибиру. Наблюдение будет осуществляться только с субокеанических станций. Базы будут созданы в районах полной недоступности для людей. До тех пор, пока не будет обнаружен генератор защитного поля, мы не вернёмся на Нибиру. Нельзя его оставлять здесь.
Эстан говорил о «Сиппаре», об эксперименте, о генераторе, но сейчас, в минуту расставания, был сосредоточен только на своей любви к Намму.
Она знала, что нибирийцы собираются вскоре покинуть планету и понимала, что невольно стала причиной задержки команды «Сиппара» на Земле дольше, чем планировалось.
Но ведь она хотела остаться…
– Скажи, ты тоже считаешь, что я виновата в том, что произошло? – горестно произнесла Намму. – Вы все так считаете…
Намму отодвинулась от Эстана. Она была в отчаянии и винила себя во всём:
– Да, я не могла предвидеть падение горных пород – удар молнии спровоцировал камнепад – но в моих руках был мощный энергогенератор, а я подвергла людей такой опасности! Я должна была развернуть защитное поле сразу, как только мы вышли. Но я хотела, чтобы они увидели звёзды. Столько жертв по моей вине. Да, конечно, я должна была предвидеть всё, и это тоже. Ты прав, прав… Я виновата, но…
– Не надо, Намму!
Эстан видел, что ей не по себе.
– Элу обещал не принимать крутых мер.
– Я беспокоюсь не о себе! – вспыхнула Намму. – Я просто не могу представить, как люди будут жить без нашей поддержки и помощи. Они едва-едва научились обращаться с самыми необходимыми вещами.
– Мы их отлично подготовили к самостоятельной жизни, – возразил Эстан.
– Эстан! Как я могу спокойно вернуться на Нибиру, если там остался генератор! А если они найдут его раньше вас? Ведь ответственность за то, что с ними происходит, теперь целиком и полностью лежит на нас. Эстан, ты осознаёшь это?! Не случись катастрофы с «Амоном Ра», нас бы здесь не было. Мы столько раз за время нашего пребывания здесь подвергали их опасности, по нашей вине было уже столько жертв!
Лицо Намму стало строгим и отчуждённым. Она сама судила себя.
– Но мы ведь дали им очень многое!
Эстан крепко сжал её руку.
– Особенно ты, Намму. Ты всё равно не сможешь оберегать их вечно. Мы не сможем…
– А должны бы!
Отчаяние Намму передалось Эстану. Он не хотел, чтобы между ними оставались разногласия и горечь непонимания, но он искренне считал, что деятельность нибирийцев принесла жителям Земли только пользу, хотя, по его мнению, вмешиваться в генетику гуманоидной расы Земли не стоило.
– Не забывай, – сказал он. – Что основная деятельность животной жизни – убивая пожирать и пожирая убивать. Я могу понять улучшения климатических условий для наиболее выгодного и длительного освещения, но вмешиваться в древние области мозга, ответственные за химическую регуляцию организма, в том числе нервную систему, этого я не понимаю. Всё сущее движется и развивается по спиральному пути и пусть развивается. Без нас.
Эстан, прежде всего, хотел успокоить её. Ему, офицеру-астронавту, смело водившему свой сверхпространственный корабль через такие бездны космоса, что порой казалось, что ему никогда больше не вернуться на Нибиру, были не понятны тревоги и сомнения учёного-исследователя. Он просто любил её и хотел оградить от всех неприятностей, поэтому сказал примирительно:
– Ты сможешь продолжать исследования на Нибиру.
Но Намму словно не слышала его, она пыталась разобраться в вопросах, не дававших ей покоя:
– Да, когда мы их обнаружили, они были примитивны, но, оставаясь на планете, и дальше, мы могли бы методом кристаллизации, клонирования и других методов творить новые, более совершенные существа. Но теперь…когда там остался люцидум… Мне кажется, оставь мы их такими, какими они жили миллионы лет до нас, может быть, они были бы счастливее. Как знать…
– Всякое вторжение ведёт к неизбежному насилию, Намму… – Эстан снова попытался взять её за руку.
Но Намму убрала руку и нахмурилась:
– Послушай, Эстан, в конце концов, это мы нуждались в них тогда, а не они в нас. Они были нашей опорой здесь. И теперь они нужны нам, как никогда. Чем сложнее жизнь, тем быстрее она эволюционирует. Я не хочу, вернувшись сюда однажды, застать здесь руины некогда процветавшей цивилизаций или, ещё того хуже, пепелище опустошённых душ. Я не могу оставить их, зная историю планет, погибших из-за того, что их обитатели не успели справиться с опасностью агрессии, саморазрушения, не смогли создать общество, в котором навсегда покончено с жаждой истребления друга друга.
– Я знаю, о чём ты думаешь, – ему сейчас было важнее уговорить её вернуться на Нибиру. – Ты мечтаешь о дерзкой замене химических превращений, приводящих в действие величайшей сложности организм человека с целью… – он замолчал, заметив, как разволновалась Намму, а сейчас, когда она едва вернулась к жизни, это было ей противопоказано.
Намму глубоко дышала, её лицо стало бледным, казалось, что она вот-вот потеряет сознание.
– Не хочешь же ты сказать, что мы остались здесь только из-за золота, этого тяжёлого жёлтого металла, в котором у нас есть острая необходимость для производства медицинских препаратов и изготовления топлива для звездолётных двигателей? В таком случае я первая готова отказаться от этого. Мы покидаем их именно тогда, когда они так беспомощны благодаря именно тем «благам», которые мы им оставляем, им сейчас так нужны мы, наша помощь. Они считают нас всемогущими, своими богами.
– Человек находит своих богов в самом себе, Намму, и из настоящего выращивает будущее. А ты, не хочешь ли сказать, что им нужны Боги, чтобы преодолеть безотчётный страх одиночества во Вселенной?
– Это всё теория, Эстан, теория! А я оставила там людей. Понимаешь, людей, которые нам доверяют. Нет, они верят в Нас.
Эстан видел отчаяние Намму. Она была сейчас так слаба, и сама нуждалась в защите, он не мог этого вынести. Он считал, что чем скорее она будет на Нибиру, тем лучше. Эстан поцеловал её бледные губы.
– Буду ждать тебя на Нибиру, – проговорила она тихо, словно примирившись с необходимостью оставить Землю, и, прощаясь, обняла его за шею.
– Я буду очень скучать по тебе, Намму.
Он глядел в её лицо, стараясь запомнить его таким, каким оно было сейчас, невыразимо прекрасным и печальным.
Потом она шагнула назад и коснулась ладонью танжера, крышка круглого выходного остиума плавно отделилась от стены, и она вошла в шлюзовую камеру.
Эстан смотрел на неё сквозь прозрачную переборку. Она повернулась к нему и улыбнулась. Он улыбнулся в ответ. Ещё мгновение, и между ними окажется необозримая межзвёздная даль.
Она подняла руку в прощальном взмахе и шагнула прямо в светящуюся радужную оболочку переходного шлюза. На долю секунды шлюзовую камеру окутало облако слепящего белого пламени.
Радужное поле тенеуса сомкнулось за его возлюбленной, и Эстан остался один.
В это мгновенье он понял что-то очень важное, скрывавшееся долгое время очень глубоко, понять это он долгое время не мог, поэтому так долго его носило по чужим мирам без ощущение дома и близкого человека.
«Я люблю тебя», – произнёс он мысленно.
Намму ответила ему уже с другой стороны Вселенной: «Я тебя тоже».
Глава 6. Цветы для Зои
Валентин позвонил на следующий день и назначил мне свидание в центральном сквере.
– О, Боже! – закричала я после нашего первого телефонного разговора. – Почему я не взяла с собой фиолетовое платье?! Ну почему мне не пришла в голову эта светлая мысль?!
Как можно было предположить, что я пойду на свидание там, куда я ехала едва ли не в добровольную ссылку! Я металась по дому, расшвыривая то немногое, что взяла с собой.
В конце концов, устав от примерок, я скомкала весь свой гардероб и запихнула в сумку. На кровати остались только джинсы, в которых я приехала, и бледно-сиреневая рубашка со шнуровкой на груди.
И вдруг вспомнила, что у меня есть кое-что…
Через мгновение в моих ладонях лежало то драгоценное, ценность чего была не в каратах, а в чём более существенном, что измеряется другими мерами, мерами времени и заложенного в нём импульса чего-то очень мощного, какой-то сверхтонкой энергии.
Прикрепив медальон к кожаному шнурку, я надела его на шею и подошла к зеркалу.
Я стояла перед старинным зеркалом, наверное, так же, как стояли перед ним мои прабабушки, с единственным желанием, чтобы оно вынесло свой приговор: «Я ль на свете всей милее…».
Золото? Самоцветы? Зачем, если на мгновенье в глазах моих затрепетали отсветы древних костров, потаённых священных озёр, в которых тонули лиловые тени прошлого. Я медленно провела рукой по лицу, словно это было не моё лицо. Всё подёрнулось синеватым туманом и пропало.
Девушка в отражении выглядела совсем неплохо. Что говорить, просто здорово.
Да, это было именно то, что нужно. И зеркало любезно подтвердило мою мысль.
«Ну и была бы сейчас как дура в своем фиолетовом платье, – подумала я удовлетворённо. – А так просто класс!»
Настроение улучшилось.
Но ненадолго. Потому что потом позвонила Тамара.
– Слушай, не хочешь сходить в кино? – предложила она. – Небось, не была никогда в нашем кинотеатре? «Сумерки» не хочешь посмотреть?
«А я, кажется, попала в неловкое положение», – подумала я. – «Как же я могла забыть, что Валентин нравится моей подружке!»
Но свидание уже было назначено!
– Я… не смогу.
– Почему?
«Она догадывается».
Но теперь некогда было думать об этом!
– Зойка, что случилось? – словно чувствуя что-то Тамара добивалась от меня признания.
Но, по крайней мере, сейчас я решила уйти от ответа. После свидания будет ясно.
– Да нет, просто у меня дела.
Всё! Я запрятала телефон подальше.
Я иду в центральный сквер.
«Теперь она уведёт у меня Валентина…»
Тамара догадывалась, что совершила роковую ошибку, пригласив Зою пойти вместе с ней к Павлу.
Она безошибочно догадалась, куда отправится её удачливая соперница, поэтому сказала таксисту:
– Центральный сквер.
И приехала туда раньше Зои.
Он был уже там.
Валентин сидел на крайней скамье, положив локти на выгнутую спинку, красивый и желанный как никогда. Рядом на сиденьи лежала ветка лилий. Тамара знала этот сорт. Это была розовая Сорбонна.
Он смотрел туда, откуда должна была появиться её соперница.
Она видела, как широко открыты его глаза, его прекрасные серые глаза, как губы готовы улыбнуться сразу, как только появится Зоя.
Неторопливо и осторожно, как хищник вокруг жертвы, Тамара обошла сквер и встала за деревьями позади Валентина. Затаив дыхание, она наблюдала, как ветерок ерошит его светлые волосы, как заботливо он поправляет цветы. Цветы для Зои.
Она уже ненавидела свою соперницу с такой силой, что, могла бы, кажется, испепелить её только взглядом, а потом развеять пепел над чёрной речной водой.
Вдруг наступила тишина. Налетел странный порыв ветра, внезапный и ледяной, отчего по телу пробежала мелкая противная дрожь. А потом в глазах потемнело. И словно треснула, расколовшись надвое, мёртвая тишина, в голове загудел огромный колокол. Вокруг коленей закручивался ледяной вихрь. Сладострастно лизнув её ноги, вихрь с шумом, подобным шелесту вороха иссохшихся листьев, рванулся вперёд, промчался по скверу туда, где сидел Валентин, и, дунув изо всей силы, смахнул цветы со скамейки на землю, в пыль.
Валентин сделал движение, чтобы их подхватить, но не успел.
Тамара стояла за деревяьми, с каким-то странным чувством облегчения наблюдая, как он поправляет сломанную веточку, стряхивает с лепестков крупинки песка.
Вдруг она остро почувствовала, что Валентин никогда не подарит ей цветов.
Обессилев, она присела на прямо бордюр тротуара и согнулась так, будто её ударили поддых, в солнечное сплетение. Дышать стало невозможно.
Плакать не хотелось, нет. Но и жить не хотелось.
В этот миг она увидела Зою.
Она шла через сквер навстречу Валентину, легко шагавшему к ней.
На Зоиной груди что-то ослепительно блеснуло прямо в глаза.
Тамара зажмурилась. «Какая боль…»
Но ненависть придала ей сил. Она медленно, словно ноги вязли в отчаянии, направилась прочь.
