Текст книги "Земля: долгий путь вокруг"

Автор книги: Эван (Юэн) МакГрегор

Соавторы: Роберт Ухлиг,Чарли Бурман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Сказывалось также и то, что предыдущей ночью я плохо спал. Мы встали слишком близко у дороги, и я был убежден, что наши мотоциклы украдут. Где-то в полшестого утра я услышал действительно громкий звук приближающейся машины. Она как будто неслась по степи и вот-вот должна была врезаться в нашу палатку. Я расстегнул входной клапан, выбрался наружу и огляделся. Ничего не было видно. Сбитый с толку, я забрался обратно и застегнулся. Но стоило мне улечься, как я снова услышал рев машины. Я вновь вскочил и выглянул наружу. Там по дороге действительно ехала машина. Но очень медленно, издавая оглушительный грохот, потому что у нее отвалилась выхлопная труба.

Утешали нас только два обстоятельства: во-первых, хорошо, что мы поехали на BMW – теперь-то я убедился, что КТМ наверняка столкнулись бы с трудностями, а во-вторых, что касается Монголии, там мы изначально установили норму сто тридцать – сто шестьдесят километров в день ежедневного пробега. И хотя мы недооценили трудности езды по территории Казахстана, однако вчера мы смогли покрыть четыреста с лишним километров. Это вселяло надежду на то, что мы сможем наверстать упущенное время в Монголии. Дороги там уж точно хуже не станут. Это просто физически невозможно.

И к тому же сквозь сумрак всех тревог пробивался один луч солнца: Клаудио. Его мастерство вождения мотоцикла оказалось просто поразительным, вопреки всем законам природы. Без какой бы то ни было подготовки, имея за плечами лишь опыт вождения мотороллера, на самых опасных участках он вгонял нас с Юэном в краску стыда. Снова и снова, когда мы осторожно преодолевали препятствие, Клаудио заснимал нас в падении. Затем он как ни в чем не бывало убирал камеру, садился на мотоцикл, давал газ и как бы между делом брал то же самое препятствие – быстрее и спокойнее, чем это удавалось мне и Юэну. Ох, и злились мы на него в такие моменты!

Где-то к обеду мы добрались до Аральска и теперь ехали там, где когда-то – двадцать пять лет назад – проходила береговая линия. Того, что некогда было четвертым в мире по величине внутренним морем, даже не было видно. Аральское море начало мелеть и высыхать еще в шестидесятые годы, когда коммунисты надумали забирать воды Сырдарьи и Амударьи для орошения хлопковых плантаций и овощных полей Узбекистана и других частей Казахстана. Без основного источника питания Уровень воды резко упал, и само море превратилось в два озера значительно меньших размеров, вода в которых в три раза солонее морской. Она непригодна для питья, а некогда обильные поголовья осетра, плотвы, карпа и другой рыбы вымерли. Когда-то Аральск был оживленным морским портом, городом, где процветала судостроительная и рыбная промышленность. Теперь же это весьма захудалый городишко, в промышленном отношении полностью зависящий от железнодорожной станции. Единственным признаком его морского прошлого был ряд ржавеющих рыболовецких траулеров, лежавших на песке словно выбросившиеся на берег киты, а моря тут даже не было видно – оно было где-то за горизонтом.

Мы продолжили путь, даже не остановившись на обед. Довольно скоро после Аральска грязь кончилась и впервые за три дня мы опять поехали по асфальту. Я так обрадовался, что слез с мотоцикла, лег на дорогу и поцеловал ее. Еще бы – такое облегчение! Мы по полной воспользовались улучшившимися условиями, мчали вовсю – при том, что температура резко упала и из-за прошедшего ливня поверхность пыльной дороги стала скользкой и опасной, словно ледяной каток. В пяти-десяти пяти километрах от Кзыл-Орды на моей приборной панели загорелась желтая лампочка. Это означало, что топливо подходит к концу, и я решил, что сегодня до города добраться нам не суждено. Мы мчались, молясь о том, чтобы бензин не кончился, ибо нам не улыбалась перспектива стоять в холоде ночью, под дождем, дожидаясь топлива. Через полтора часа мы с Юэном уже входили в фойе гостиницы. Мы все-таки сделали это!

– Я вымотался до предела, – признался Юэн. – Теперь я не смог бы проехать и километра, хоть режь меня.

Мы оставили за спиной почти шестьсот пятьдесят километров и были истощены как физически, так и морально. Меня просто трясло, пока я ожидал возможности пройти в свой номер, и я был вне себя от радости, что не надо будет снова ночевать в степи. После сорока восьми часов пыльных дорог я жаждал уединения. И больше всего на свете хотел принять душ. Я стоял под струями горячей воды целых полчаса и три раза мыл голову, а потом медленно отходил в сторону, наблюдая, как в сливном отверстии исчезает бурая вода, оставляя на стенках ванны пену из масла, грязи и пота.

Юэн: Меня разбудили лучи солнца, ворвавшиеся в мой номер. Я отдернул занавески. Утро было морозным, но день явно обещал быть погожим. Я немедленно почувствовал себя гораздо лучше, чем прошлым вечером. Сегодня нам предстояло одолеть шестьсот пятьдесят километров, и я не мог дождаться, когда же вновь сяду на мотоцикл. Погода сильно влияет на мое настроение. Мне не по себе в холод, но если сухо и тепло, то я готов ко всему.

Естественно, из города нас сопровождал непременный полицейский эскорт, однако это было весьма кстати – по крайней мере, уж точно не заблудимся. Мы вновь ехали по асфальту, со скоростью сто тридцать километров в час, и это была просто фантастика. За всю неделю я не чувствовал себя лучше – пел, болтал сам с собой, просто смеялся. Ландшафт изменился. Местность по-прежнему была совершенно плоской, однако пустыня сменялась более плодородными равнинами, то здесь, то там оживлявшимися кипарисовыми деревьями. Мы проехали мимо юрты – первой, которую увидели, поэтому не преминули ввалиться в нее. Она была весьма живописно украшена внутри яркими цветными тканями, однако там немного воняло.

– Наверное, у них там и верблюды спят, – заметил Чарли.

Мы попили чаю и вновь сели на мотоциклы, горя Желанием двигаться дальше.

Именно в такие моменты я просто радовался жизни. Хорошие дороги, прекрасная погода, замечательные мотоциклы – так вперед! шишка на лбу прошла, и я чувствовал, что выдержу все, что бы на нас ни свалилось. Мы проехали мимо знака: «До Алматы 1000 километров». Теперь это уже казалось сущим пустяком. Два дня непринужденной езды. Я включил на своем плеере «Beaties» и поехал под их музыку. Когда они заиграли «Длинную извилистую дорогу», я сразу вспомнил о жене и детях и стал подпевать. Под слова песни, звучавшие в шлемофоне, я чувствовал себя потрясающе.

Мы остановились в Туркестане, в городе на краю пустыни Кызылкум, чтобы посетить самое значительное сооружение Казахстана – увенчанный бирюзовым куполом мавзолей Ходжи Ахмеда Ясави, первого великого мусульманского святого тюркского происхождения. Это на редкость красивое и величественное здание, как внутри, так и снаружи. У главного купола – возможно, самого большого в Центральной Азии – пятьдесят два ребра, символизирующие недели года, а фриз выложен плиткой четырнадцатого века. Болтая с девушкой-экскурсоводом, я вдруг понял, что больше не думаю о поездке как о путешествии из Лондона в Нью-Йорк. Я даже не воспринимал ее как поездку по Казахстану. Я просто жил сегодняшним днем: мчался себе по дороге, смотрел на пролетающий мимо мир и встречался с новыми людьми. Забыть о путешествии в целом и жить здесь и сейчас – это было огромным облегчением.

После посещения мавзолея нас пригласил на обед местный начальник по делам туризма.

– Помнишь, что сказал нам тот парень Грэхем, которого мы встретили в гостинице в Атырау? – прошептал я Чарли, когда мы уселись перед тарелками с каким-то трубчатым куском мяса, нарезанным на мелкие ломтики. – Он посоветовал следить за тем, что мы едим, потому что запросто может попасться конский член.

– Что?..

– Да ты сам посмотри: что-то толстое нарезали кружочками. Очень смахивает на конский член, о котором предупреждал Грэхем.

Чарли неторопливо откусил кусочек.

– Это называется взять в рот член… – Мы оба захихикали, и как раз в этот момент в комнату зашли местные чиновники. – Вот дерьмо, – ругнулся Чарли, – они видели, что мы тут вовсю дурачимся…

– Лучше положи его назад, – сказал я. – Черт, я уронил член. Надо положить его назад, пока… И не бери его в…

– Да ладно тебе. Это всего лишь конина, из которой сделали колбасу, так что казахи не обидятся. Хотя я все-таки заметил тонкую вену прямо посередине кусочка.

– Ага, и в твоих руках это стало немного больше, чем на тарелке, – ты не заметил? Он разбух чуток, когда ты его взял.

Мы так и не узнали, что это за странное мясо было, однако обедом в целом остались довольны – он прошел быстро и все было вкусно. Затем нам предоставили полицейский эскорт, превзошедший все предыдущие. Мы уже привыкли обгонять машину сопровождения, если она не съезжала на обочину на окраине города, однако с этой полицейской «Ладой» подобное оказалось невозможным. Заставляя встречные машины уступать нам дорогу, ее водитель несся вперед на скорости сто десять километров в час. Одного ряда ему было мало. Он вихлял с одной полосы на другую, буквально выдавливая машины с пути. Грузовик, мотоцикл, «Лада» или «Mercedes-Benz» – неважно, кто это был – уступать полицейскому Должны были все. Это было полнейшим безумием, в особенности если учесть размеры мотоциклов – мы вполне могли бы добраться до Чимкента, не сгоняя с дороги подряд весь транспорт. И еще это страшно действовало на нервы. Едва ли не каждые пять минут возникала угроза лобового столкновения. Позже мы узнали, что водитель беспокоился о нас – хотел, чтобы мы оказались в Чимкенте засветло.

В Чимкенте нам показали козлиное поло – национальную игру, в которую играли на специально оборудованной площадке и которая привлекала команды из таких далеких от Казахстана стран, как Швейцария и Швеция. В игре принимают участие две команды, в каждой по четыре всадника, одетых весьма колоритно: большие шляпы и кожаные сапоги. Они дерутся за обезглавленную тушу козла. Под звуки народной музыки, ревевшей из репродукторов, игроки хватали тридцатипятикилограммовую тушу, закидывали ее себе на лошадь, скакали через поле и пытались забросить этот труп в ворота противника. Судя по всему, правилами разрешалось все – большую часть матча игроки пытались скинуть друг друга с лошадей. Зрелище было просто феноменальным, главным образом благодаря потрясающему мастерству верховой езды, которое демонстрировали казахи. После матча они показали нам другую игру, казахскую версию «Поцелуя навылет», в которой мужчина скакал за женщиной, и каждый раз, когда ему удавалось ее поцеловать, поднимал свою шляпу. Потом они развернулись и поскакали к нам, по длинной дорожке стадиона, и на этот раз шляпу поднимала женщина – каждый раз, когда ей удавалось хлестнуть мужчину. Потом казахи спросили, не хотим ли мы покататься верхом. Наша страховка этого не предусматривала, однако я рассудил, что езда на лошади на небольшой дистанции всяко безопаснее мотогонок по бездорожью. Да и разве можно было упустить такую возможность! В мгновение ока я оказался на лошади, Чарли тут же последовал моему примеру. Мы поскакали по дорожке – длинному прямому участку, засеянному травой и обсаженному деревьями, – привыкая к высокому седлу. В конце дистанции я остановился и развернулся, поджидая Чарли.

– Давай обратно наперегонки! – прокричал я, подобрав поводья и пришпорив пятками своего коня.

Лошади у казахов оказались потрясающими, гораздо здоровее и быстрее всех, на которых я прежде ездил. Я вырвался вперед и надеялся, что обгоню Чарли. Но через некоторое время рядом показалась лошадиная голова: Чарли меня догонял. Мы мчались бок о бок, пихаясь локтями и плечами. Чарли и не думал сдаваться. Он жаждал быть впереди, даже ценой сердечного приступа. Мы скакали так близко, как мне еще никогда не доводилось, и достигли финиша грива в гриву. Ничья. Я посмотрел на Чарли – его лицо озаряла улыбка Чеширского Кота. Было так здорово. Незабываемый момент.

Мы покинули ипподром и въехали в Чимкент. Как обычно, нас встречала делегация: несколько местных сановников и девушки в национальных платьях, держащие подносы с кумысом (на этот раз из молока кобылиц) и лепешками. Мы только закончили обмениваться рукопожатиями и уже залезали на мотоциклы, когда подкатил какой-то парень на «Урале». В кожаной куртке, джинсах, солнцезащитных очках и звездно-полосатой бандане – одна из звезд располагалась точно посреди лба, – он выглядел заправским байкером. Его мотоцикл, извергавший черный дым, был оснащен высоким рулем, как у чоппера. Остановившись, он поднял правую руку, показал нам средний палец, спрыгнул с «Урала», доверив его подержать прохожему, а не воспользовавшись подножкой, и выхватил фотоаппарат. Это была профессиональная камера папарацци, которую мне доводилось видеть весьма часто, с длиннофокусным скоростным объективом. Он несколько раз щелкнул нас, посмеиваясь при этом. Мы с Чарли вскочили на мотоциклы и понеслись. Папарацци пустился в погоню, мчась за нами по улице. Поравнявшись с Чарли, он отпустил руль и выудил из сумки сбоку мотоцикла свой фотоаппарат. Нащелкав еще пару десятков кадров, он прокричал: «Неплохо, неплохо, неплохо», – и смотался. Нам только и оставалось, что восхититься его техникой.

Чарли: Назавтра мы выехали из Чимкента рано утром, намереваясь добраться до Алматы (до нее оставалось семьсот двадцать километров) как раз к первому дню рождения дочери Эрика. Славный выдался денек. Ландшафт совершенно изменился. После нескольких дней езды по открытым равнинам мы теперь мчались по долинам, холмам и сочным полям с произраставшими кое-где деревьями, под безоблачным голубым небом, навстречу Тянь-Шаню – горной цепи с заснеженными вершинами, простиравшейся через весь горизонт, отделяя Казахстан и Киргизстан от Китая и образуя одну из самых протяженных границ в мире, – воздух пахнул потрясающе, и я чувствовал себя великолепно. Нет, не зря мы все-таки затеяли это путешествие.

Поездка была долгой, и на последнем отрезке пути пришлось бороться с усталостью – веки наливались тяжестью, мозг цепенел. Мы целый день ехали за или перед полицейской машиной с включенной мигалкой, которая достала нас обоих. Мы проделали весь этот путь вовсе не для того, чтобы с нами тут носились как со звездами.

Каждый раз, когда мы останавливались отдохнуть, полицейский вылезал из машины и не давал прохожим подходить к нам и задавать вопросы. И я видел, что Юэна это просто бесило.

– Блин, да для чего же мы вообще сюда приехали, – кипятился он. – Я так надеялся пообщаться с простыми людьми, ответить на их вопросы, а они бы пусть отвечали на наши. Черт! Черт! Черт!

Было такое чувство, как будто нас завернули в вату. Нам не хотелось пропускать Казахстан, ведь вряд ли когда-либо доведется снова проехать по этой стране, однако неуклюжие бюрократы всячески мешали нам познакомиться с ней. Мы негодовали каждый раз, когда полицейский проявлял мелочную опеку, желая удостовериться, что с нами все в порядке. Днем первым шел Юэн, когда с противоположной стороны вдруг появилась полицейская машина с мигалкой и сиреной. Она остановилась у обочины, полицейский вышел и замахал нам, чтобы мы остановились, но мы лишь помахали ему в ответ и помчались дальше, не снижая скорости, притворившись, будто не поняли, чего он от нас хочет. Скажете, несолидно? Ну и ладно, просто мы были сыты по горло полицейскими эскортами.

Километрах примерно в двадцати пяти от Алматы мы остановились, чтобы встретиться с членами казахского мотоклуба, компанией человек из десяти. Все они были одеты в байкерскую кожу, за исключением одного здоровенного парня с густыми усами, на котором были черная ковбойская шляпа и краги. На своих спортивных мотоциклах и «Harley-Davidson» они проводили нас до Алматы. Это оказался шумный космополитический город, наводненный «хаммерами», большими BMW и полноприводными «мерседесами» – хромированными, с тонированными стеклами.

– Казахи предпочитают лучших лошадей и лучшие машины, – пояснил Эрик.

После недели, проведенной на окраинах Казахстана, мы испытали своеобразный культурный шок, оказавшись в сравнительно богатом городе с двумя миллионами жителей. Почти все дороги в центре были обсажены многолетними деревьями, а дома стояли несколько в глубине. Из-за этого возникало удивительное ощущение, будто едешь по густому лесу. За деревьями на протяженных улицах прятались дорогие магазины модельной одежды, гламурные клубы, шикарные рестораны и первоклассные отели. Я был рад вернуться в лоно цивилизации.

В Алматы мы провели четыре дня – отходили от дороги, ремонтировали мотоциклы, как следует отъедались и гуляли допоздна, а также принимали участие в проекте ЮНИСЕФ.

Я провел день в альпинистском центре Тамгалы, ущелье в горах Тянь-Шаня, примерно в двух часах езды от Алматы. При финансовой поддержке «Британских авиалиний» ЮНИСЕФ реализует здесь проект по обучению альпинизму, а также снабжению необходимым оборудованием для этого двадцати двух тысяч казахских школьников в возрасте от семи до четырнадцати лет. У ребят появилась возможность заняться делом, вместо того чтобы лоботрясничать и праздно шататься по улицам. Со времени краха коммунистического режима социальные проблемы среди неблагополучных подростков – такие, как наркомания и преступность – растут, как снежный ком, но я видел по детям, принимавшим участие в состязаниях альпинистов, что подобные клубы помогли им обрести уверенность, усвоить здоровый образ жизни, обзавестись друзьями и укрепить навыки общения. Согласно данным ЮНИСЕФ, в тех школах, где установлены скалодромы, количество прогулов снизилось.

На следующий день мы с Юэном навестили одну из лучших местных альпинисток, которая накануне на соревнованиях заняла второе место, Акмараль Доскараеву. Эта четырнадцатилетняя девушка живет и учится в школе в бедном поселке Шанырак в пригороде Алматы. У нас просто сердце разрывалось, когда мы сидели в гостях у Акмараль, и ее мать, Гульбашим, рассказывала нам о трудностях, с которыми пришлось столкнуться их семье. Гульбашим с мужем приехали из глубинки, пойдя на невероятный риск в надежде получить работу в Алматы. Они шесть месяцев не могли найти жилья, даже не зная, увидят ли вновь своих детей. Во время рассказа Гульбашим я видел лицо Исмераль, семилетней сестренки Акмараль – она до сих пор с ужасом вспоминала о тех временах. То, что родители не могут вернуться к своим детям, здесь отнюдь не редкость – потому, что в городе они оказываются в ловушке: получают за работу гроши и в результате не в состоянии ни вернуться в родную деревню, ни забрать детей к себе.

Сейчас семья живет в крохотном домике, состоящем из двух помещений – первое служит одновременно кухней и ванной, а другое – гостиной и спальней. Причем каждое из них было меньше ванной в моем номере в гостинице Алматы. Младшая сестра Акмараль принарядилась в честь прихода гостей, и она напомнила мне Кинвару. Я был так благодарен судьбе, что мне в жизни не пришлось столкнуться с подобными трудностями. Утром 12 мая, когда мы выехали из Алматы к Чарынскому каньону, я взглянул на фотографию своих дочерей, приклеенную скотчем под ветровым стеклом, и подумал о своем Доме. Я расстался с родными всего четыре недели назад, но ужасно скучал по ним и так жалел, что не могу обнять их прямо сейчас. Я даже представить себе не мог, что такое оставить детей в поисках лучшей жизни, не зная, увидишь ли ты их когда-нибудь вновь. Акмараль повезло. Когда я смотрел, как она карабкается по школьному скалодрому, я чувствовал, какую уверенность в своих силах придал ей и ее одноклассникам спорт. Обучать детей скалолазанию – казалось бы, что в этом особенного, но это так изменило жизнь подростков в той школе.

Как и обычно, до каньона нас сопровождал докучливый полицейский эскорт. Было бы глупо ожидать иного. Через двадцать минут мы были в пригороде Алматы, оставив позади всю его суету – многочисленные представительства автомобильных фирм и модные рестораны. Еще пара часов езды на восток, и плодородный орошаемый сельскохозяйственный район уступил место плоской засушливой пустыне. Мы повернули на главную дорогу в сторону российской границы и поехали по долине к Чарынскому каньону. Очень похоже на Южную Калифорнию, за исключением того, что нас периодически останавливали пастухи на мулах, они пасли отары овец и коз, запруживавшие всю дорогу. Наконец, когда стало ясно, что мы уж точно не заблудимся, полицейская «Лада» отъехала в сторону, водитель лишь махнул в сторону каньона. Какое-то время мы ехали мимо заброшенных контрольно-пропускных пунктов, которые двадцатью годами ранее контролировали допуск к стратегической советско-китайской границе. Считалось, что такая протяженная граница была почти неохраняемой, и в советскую эпоху это порождало шутки, будто китайцы приказывали своим войскам передвигаться лишь небольшими подразделениями – в десять тысяч солдат или даже еще меньше.

Затем, совершенно неожиданно, мы увидели ее. Долину Замков. Образованный рекой Чарын, стремительно стекающей с близлежащих заснеженных пиков Тянь-Шаня, каньон уходит на глубину более трехсот метров от уровня пустыни. Стоило нам лишь остановиться, чтобы посмотреть на эту живописную пропасть, как мигом появилась полицейская машина, выглядевшая совсем уж нелепо посреди этого волшебного и пустынного ландшафта. Намереваясь встать лагерем на дне каньона, посреди красных выветрившихся скальных образований, мы поехали по тропе, ведшей вниз. Это оказалось большой ошибкой. Мы несколько километров спускались по крутому склону – лишь для того, чтобы выяснить, что тропа резко обрывается вертикальным обрывом до самого дна каньона. Ничего не оставалось, как повернуть назад. И вскоре мы обнаружили, что подниматься вверх по изрытому склону невозможно. У нас ушло три часа на разгрузку мотоциклов, перенос всего нашего багажа по частям – одна поклажа тяжелей другой – вверх по узкой тропе, а затем подъем на мотоциклах. Тут только я до конца понял, насколько тяжелый груз несет на себе мотоцикл. Я зауважал BMW еще больше: ведь он каждый день с комфортом перевозил всю эту поклажу и нас в придачу на огромные расстояния. Мы оба падали, раз по пять, мотоциклы подвергались сущему избиению о каменные края тропы. Мы чуть не спятили, зато усвоили ценный урок: не съезжай по тропе, и особенно по такой крутой, если в этом нет необходимости.

Мы разбили лагерь, поджарили на ужин мясо, купленное на рынке, и завалились спать в спальных мешках. Не заткнув как следует отверстие на своем надувном матрасе, я проснулся посреди ночи едва ли не на голой твердой каменистой почве. Внутри спальника от ночного неба меня отделяла только противокомариная сетка. Я узрел миллионы звезд. Млечный Путь, который я прежде не видел столь ясно, распростерся через все небо плотной связкой китайских фонариков.

И пока я таращился на небо, стараясь как-то заставить себя разобраться с матрасом, прежде чем ночь не станет слишком холодной, чтобы вылезать наружу и вновь надувать его, я вдруг осознал, что мы путешествуем уже целый месяц. А оставалось еще два с половиной – а ведь времени-то у нас не так уж и много. Это как в двухнедельном отпуске: самое лучшее время – первые два дня, потому что большая часть отдыха еще впереди. Но к третьему или четвертому дню я обычно начинал задумываться о скором возвращении домой, то же самое произошло и в этом путешествии. Возможно, было немного рановато так думать, впереди все-таки еще восемьдесят дней, но меня охватило желание, чтобы поездка вообще никогда не кончалась. Мне просто хотелось ехать и ехать.

Следующий день выдался ничуть не хуже. Нас обдувало теплым воздухом, пока мы прокладывали путь на север к российской границе через золотистую пустыню, огражденную с востока четырехкилометровыми пиками Тянь-Шаня. До наступления сумерек мы миновали Капчагайское водохранилище, длиной в девять с половиной километров, обеспечивающее водой Алматы, и умчались по пыльной дороге к Поющему бархану: Юэн и Клаудио впереди меня, в тучах пыли вырисовываются лишь их силуэты, а заходящее солнце отбрасывает перед нами длинные тени. Мы собирались взобраться на восьмидесятиметровые дюны, вздымавшиеся посреди скалистой казахской пустыни словно частица Сахары, однако это оказалось не так-то легко. Склон был крутой, песок скользил, и после долгого дня в седле я изрядно вымотался. Юэн добрался до вершины, исчез из виду и затем появился вновь, когда гребень опять поднялся, я же повернул назад, не дойдя и до половины подъема. Солнце уже садилось, когда Юэн спустился, и мы разбили неподалеку лагерь. Мы встали в шесть утра, и день выдался долгим, так что очень хотелось спать.

Рано утром мы распрощались с Эриком и его водителем Эдди, которые ночевали в гостинице примерно в тридцати километрах от нас, и направились в сторону России. До границы было больше полутора тысяч километров, так что нам предстояло несколько дней напряженной езды, если мы действительно хотели пересечь ее к концу недели. Все еще отставая от графика, мы по-прежнему надеялись наверстать упущенное время в Монголии. Мы остановились пообедать в деревеньке, где познакомились с мальчиком, не старше восьми-десяти лет, ехавшим на самой большой лошади, какую мы только когда-либо видели.

– А ну, покажи класс! – крикнул я.

Мальчик меня понял, мигом подобрался и поскакал во весь опор через низкий кустарник – невероятно маленький всадник. За обедом нас обслуживал другой маленький мальчик. Приняв у нас заказ по альбому типа «ткни-на-это» с фотографиями блюд, он подал нам просто фантастический обед. Даже в крошечной сельской глухомани казахское гостеприимство было потрясающим. Мы снова разбили лагерь на ночь – Юэн и я спали в спальных мешках, чтобы лишний раз не заморачиваться с установкой палатки, а Клаудио в своей одноместной палатке, не озаботившись даже надуванием матраса.

– Эй, остерегайтесь скорпионов, – объявил Клаудио, – потому что только что один пробежал под моей палаткой.

Ну, ёлки, только этого не хватало на ночь глядя.

– Но если мы застегнем спальники, то ведь ничего не случится, а, Юэн? – с надеждой предположил я.

– Да, конечно, – отозвался Юэн. – Я абсолютно Уверен, что если ты не побеспокоишь этих тварей, то и они не побеспокоят тебя. Главное, хорошенько осмотреться по сторонам, когда будешь вставать. Да и все равно, это так здорово, так просто и быстро завалиться в спальник. Раскатываешь его, проглатываешь ужин и потом засыпаешь. А утром просыпаешься, обдуваемый ветром, встаешь, скатываешь его обратно – и вперед. До чего же здорово спать под открытым небом, посреди бескрайнего пространства.

Не особо успокоенный, я скорчился в спальном мешке и погрузился в дремоту, которая вскоре была прервана какими-то хлопающими звуками, доносившимися со всех сторон. Это был всего лишь ветер, трепыхавший внешний слой моего спальника, но я был уверен, что повсюду меня окружали скорпионы. У меня было предчувствие, что утром я проснусь, а Юэн завопит: «Чарли! Не двигайся! Твой спальник весь покрыт скорпионами!» И вот я лежал, понимая, как это глупо, но все равно сам не свой от ужаса. Наверно, я смотрел слишком много плохих фильмов. Было уже полвторого, когда мне наконец удалось заснуть. Затем, где-то полчетвертого, мне приспичило в туалет. Я выскользнул из мешка и прокрался на благопристойное расстояние от лагеря. И, представьте, стоило мне лишь присесть на корточки, как мимо меня прополз паук размером с обеденную тарелку. Я от ужаса чуть не рехнулся. Боже правый. Как ни крути, а все-таки одни рождены для ночевок на открытом воздухе, а другие – нет.

Юэн: Решив добраться до российской границы за тридцать шесть часов, мы ехали от рассвета до самых сумерек по невероятно разбитым дорогам. Никогда не думал, что в дороге может быть так жарко, как было под полуденным солнцем Казахстана. Мы поглощали литры воды, чтобы избежать обезвоживания и не заснуть.

В шесть часов вечера мы были близ Учарала, где вполне могли бы заночевать. Но вместо этого мы подбили друг друга ехать до Аягуза, следующего города, вновь преследуя собственные тени, двигаясь на восток. Это было прекрасно, я буквально впал в транс. В моменты, подобные этому, езда по Центральной Азии казалась приятной и легкой.

«Юэн, куда ты направляешься?» – начал я сам с собой мысленный диалог.

«Просто еду на мотоцикле».

«И долго будешь ехать?»

«Не-а».

«Так куда ты все-таки собрался?»

«Наверное, двину в Центральную Азию».

Ощущение было таким пьянящим, что временами я даже забывал, где нахожусь. Я отключался, а потом вдруг вздрагивал и осознавал, что я посреди пустыни, за рулем мощного мотоцикла, направляюсь к российской границе. Я ощущал себя в своей стихии – я словно родился для того, чтобы ехать на BMW вокруг света.

Мы приехали в Аягуз в десять вечера. Солнце уже давно зашло, и Клаудио на полном ходу угодил в крупную выбоину, помяв при этом обод переднего колеса. Поскольку это колесо сегодня уже проехало семьсот пятьдесят километров, я заволновался, как бы оно совсем не поломалось. Но у нас не было времени, чтобы остановиться и побеспокоиться об этом. Горя желанием поскорее принять душ и завалиться в постель, мы лоханулись и позволили повести нас своим старым добрым друзьям-полицейским. «Следуйте за нами», – велели они, а мы слишком устали, чтобы спорить. Дав им понять, что мы хотим спать, мы попросили поскорее проводить нас до гостиницы, однако вместо этого нас привели на городскую площадь, где была возведена сцена, на которой проходило какое-то представление. И снова мы испытали на себе всю тяжесть излишнего гостеприимства. Люди проделали огромную работу, и это было весьма любезно с их стороны, но мы-то хотели, чтобы нам дали возможность путешествовать анонимно, в особенности когда после долгого пути мы устали как собаки. То была наша последняя ночь в Казахстане, и было бы невежливо отказаться, так что мы посмотрели представление: парень с балалайкой, спевший несколько песен в стиле, смахивавшем на Билли Брагга или какого другого исполнителя песен протеста, две сестры в длинных платьях, молодой человек в сером костюме, исполнивший нечто, звучавшее как казахское техно, и еще один мужчина в тюрбане. По ходу представления собралась небольшая толпа, и, ясное дело, нам пришлось опять раздавать автографы и фотографироваться с ними.

А затем вновь началась суета – где нас лучше разместить на ночлег. В конце концов остановились на доме, который, по нашим предположениям, принадлежал местному губернатору – хотя мы этого так и не выяснили наверняка. Изо всех сил стараясь хоть как-то объясниться, мы попытались дать понять четырем полным казашкам, суетившимся вокруг нас, что нам всего лишь надо сменить мотоциклетную одежду да лечь спать. Но они упорно водили нас из комнаты в комнату, и при этом появлялось все больше людей, желавших взглянуть на нас.