Текст книги "Земля: долгий путь вокруг"

Автор книги: Эван (Юэн) МакГрегор

Соавторы: Роберт Ухлиг,Чарли Бурман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Чарли: Размахивая «Калашниковым», из кухни выскочил Юэн, а за ним Дэвид. У меня мелькнула мысль, что сейчас начнется кошмар: амбалы подумают, что Юэн, слышавший выстрелы, вообразил, будто меня прикончили, и схватил заряженный автомат, дабы вырваться из особняка. А когда вокруг столько оружия, любое недоразумение может превратиться в кровавую бойню.

Юэн огляделся и обнаружил меня – целого и невредимого, отнюдь не лежащего в луже крови на полу, – улыбнулся и сразу же расслабился. С Дэвидом же все было несколько иначе. Он выглядел словно затравленное животное, которое не знает, нападать ему на врага или же самому спасаться бегством.

– Чарли, у меня сердце просто остановилось, – простонал он, бросаясь ко мне с объятьями, – я подумал, что тебя укокошили.

А на самом деле произошло вот что. Мы стояли небольшой группой возле гаража, как раз рядом с дверью на кухню. Владимир и другие качки демонстрировали свои пушки.

– Вот это полная фигня, – заявил Владимир, указывая на оружие одного из своих приятелей, и вытащил из кобуры собственный пистолет.

Бум! Бум! Бум! Бум! – выстрелил он четыре раза подряд в воздух.

Для них это было невинной забавой, но мы-то к подобным развлечениям не привыкли. Игорь и его друзья явно не заморачивались тем, как воспримут звуки выстрелов жители многочисленных близлежащих домов. Никто не закричал: «О боже, что подумают соседи!» или «Блин, сейчас нагрянут менты!». Какое там – для них это было сущей безделицей.

Признаться, когда мы еще только отправлялись в путь, меня немного беспокоило, а вдруг после отъезда из Лондона ничего особенного и не произойдет – ну объедем мы себе спокойно вокруг света, доберемся до Нью-Йорка, и всё. Однако происшествия следовали одно за другим. Каждый божий день. Пересечение границы, занявшее четырнадцать часов. А теперь дом, набитый гитарами и пушками.

– Слушай, ну просто офонареть можно, какие тут порядки, – подытожил Юэн, улыбаясь до ушей. – Мы поужинали, и, когда все нормальные люди подают кофе, Игорь, чтоб ему, притащил автомат.

Юэн: Мы вошли в дом и обнаружили, что Игорь спокойно стоит на середине лестницы и поджидает нашего возвращения. Он слегка наклонился вперед, прижимая гитару к груди. А затем Игорь завел какую-то народную песню, невероятно грустную – то слегка подвывая, то нежно перебирая струны, а то вдруг начиная неистово колотить по ним. Это было удивительно талантливо, страстная крестьянская песнь, исполняемая от всей души.

Ну и голосище был у Игоря, скажу я вам. Просто что-то невероятное. Но, наблюдая за ним, я испытывал самые противоречивые чувства. Я восхищался его дерзостью, любовью к жизни и радушием. Но, с другой стороны, он только что напугал меня до смерти. Игорь пел эту удивительную песню, и я никак не мог понять, что со мной происходит. Я нервничал, но вроде как и чувствовал себя в безопасности. Я уже не опасался, что с нами что-нибудь случится, но меня все-таки очень беспокоило, чем же Игорь занимается в действительности. И, естественно, я не мог не думать, почему это у всех его друзей имеются пистолеты. Джейми Лоутер-Пинкертон предупреждал нас, что в «пампасах» чуть ли не у всех местных имеются АК-47, но все-таки Украина представлялась слишком европейской, слишком близкой к дому, чтобы здесь все повально были вооружены.

Когда песня закончилась, все разразились аплодисментами, восторженными выкриками и смехом. Игорь сразу приступил к следующей песне, очень душещипательной. Хотя мы и не разбирали слов, нас просто очаровали страстность и фантастический голос Игоря. То мощное и глубокое, то вдруг нежное и мягкое, его пение так нас потрясло, что мы даже забыли поаплодировать, когда песня закончилась. Вместо этого Игорь поаплодировал нам и протянул мне гитару.

Я застеснялся и сказал:

– Боюсь, я сегодня не в форме. – Эх, мне бы храбрость и бесшабашность Игоря. Хотя, заметьте, у него был «Калашников», когда он спустился по лестнице с гитарой. В конце концов я решился и спел пару песен – «Бег на месте» группы U2 и «Знаменитый синий плащ» Леонарда Коэна. Потом мы с Чарли вышли во двор выкурить по сигаретке. Было слышно, как Игорь снова запел в доме.

– До чего же у меня на душе хорошо, – поделился я. – Хотя порой и кажется, что что-то не так – вот только не пойму, с этими ребятами или же со мной самим.

– А по-моему, отличные парни, – сказал Чарли. – Думаю, они искренне желают показать нам все тут завтра, и нам, наверное, не стоит упускать такую возможность.

Мы разыгрывали британскую карту вежливости. Нежелание причинить неудобства и «Я выпью чашечку кофе, раз уж вы его варите». Но я видел, с каким уважением все относились к Игорю. Он явно здесь всем заправлял. Стоял во главе чего-то – вот только мы не знали, чего именно. Его невероятное великодушие смущало, и я все не мог избавиться от зуда сомнения: а вдруг ему от меня все-таки что-то нужно. Ох, уж эта идиотская, чисто лондонская подозрительность, из-за которой столького лишаешься.

Воздух, который мы выдыхали, в холодном ночном воздухе превращался в пар.

– А подмораживает сильно, – заметил Чарли. – Смотри, у меня мурашки.

– Моя мама просто умерла бы, если бы увидела нас сейчас. В одних лишь футболках, ночью, на холоде, а за спиной дом, битком набитый оружием, – отозвался я. – Да она бы потом несколько месяцев не спала, если бы узнала. «Ты был в доме, где полно оружия!» – «Нет, мамочка, что ты… Там все очень приличные люди… Правда… И мы были там вместе с Чарли».

Мы устали и хотели спать. Сказывалось нервное напряжение, в котором мы пребывали весь вечер. И тут, словно по сигналу, на улицу вышел обладатель этого изумительного голоса, которым мы только что восхищались.

– Это ваш дом, – снова сказал Игорь. – Ложитесь спать, когда хотите.

Завтракая на следующее утро на кухне, мы с Чарли обсудили дальнейший маршрут, а также стоит ли нам принимать приглашение посетить угольную шахту. Мы с радостью осмотрели бы ее, но в то же время нас тянуло в дорогу. В холодном свете утра тревоги наши до конца так и не рассеялись. Стоило ли задерживаться в обществе вооруженных людей, большинство из которых уже опохмелялись? Я хотел немедленно отправиться в путь, Чарли же считал, что не стоит упускать возможность осмотреть шахту, тем более что пересечение границы было намечено только на завтра.

– Нам нужно выехать в полдень, – сказал Чарли Игорю, – так что было бы неплохо, если бы шахту можно было осмотреть до этого времени.

– Поехали, – сразу же отозвался Игорь. – Поедем на моей машине.

Я уселся спереди рядом с водителем. И тут же пожалел, что не сзади с Чарли. Манера езды Игоря была такой же беззаконной, как и пальба прошлой ночью.

– Эй, нельзя ли помедленнее! – завопил Чарли.

А ехать спереди было еще страшнее. Судя по тому, как Игорь вел автомобиль, вопрос о том, что его остановят, даже не возникал. Мы проносились на огромной скорости через людные места, где по улицам ходили женщины и дети. Эта крайне надменная демонстрация власти и неуязвимости достигла кульминации, когда дорогу перед нами переходил какой-то старик. Он дошел до бордюра, и тут Игорь свернул прямо на него. На какой-то миг я даже подумал, что сейчас мы собьем его. Не знаю, был ли Игорь знаком с этим стариком или же просто хотел его напугать, но в итоге до полусмерти напугался я. И за все время гонки на столь опасной скорости Игорь не произнес ни слова. Из-за этого молчания все казалось еще более жутким. Надеюсь, что вы не сочтете меня трусом. Просто было как-то не по себе.

Шахта оказалась гораздо больше, чем я ожидал. Она включала в себя десяток зданий и несколько шахтных стволов, всю территорию покрывала сеть ленточных конвейеров. Нас уже поджидал Владимир, Властелин Водки, с сонным взором и распухшими руками. Он собирался провести экскурсию. Первой остановкой был грузовой двор, где загружали углем вагоны и грохот был просто оглушительный. Затем Владимир повел нас внутрь. Мы прошли в пустую приземистую контору, длинную и узкую, с пустым столом и огромным портретом какого-то политика на стене. Заявив, что никто из посторонних, кроме меня и Чарли, в эту комнату никогда не входил, Владимир запер дверь. Я гадал: что за фигня тут, интересно, у них творится? Владимир уселся за стол и с улыбкой откинулся в кресле. Мы даже не знали, что и делать. Затем до нас дошло. Он хотел, чтобы мы сфотографировали его за столом. Это был его офис, и Владимир всего лишь хотел, чтобы мы посмотрели, как он работает.

Чарли: Владимир отвел нас в облицованную кафелем раздевалку и вручил шахтерское снаряжение. Белые льняные длинные панталоны и нижняя рубашка, темные брюки и куртка из габардина, сапоги и каска.

– Это чтобы не заляпать нашу одежду кровью, когда они будут мочить нас внизу, – пошутил Юэн.

Я подумал, что мы выглядим, как официанты в индийском ресторане.

– Все-таки немного смущает, что все эти шахтеры на нас пялятся, – заметил Юэн. – Мы для них лишь бездельники-туристы, спускающиеся забавы ради, а они тут работают шесть дней в неделю. Из года в год, и так двадцать лет, чтобы потом получать пенсию, которой едва ли хватит для оплаты телефонного счета.

– Да уж, иной раз просто в голове не укладывается, когда видишь, каким образом некоторые люди вынуждены зарабатывать на жизнь, – отозвался я.

– Как мне эти кальсоны? – с улыбкой осведомился Юэн.

– Этот новый шлем идет к моим глазам? – подхватил я.

Наши шуточки были прерваны бригадиром. Он что-то сказал по-русски, изобразив, будто пишет на ладони.

– Спрашивает ваши имена, – перевел Сергей. – Чтобы знать, что написать на крестах, когда будут вас хоронить, – добавил он с притворно бесстрастным видом.

– Очень мило, – нервно ответил Юэн.

– Прекрасное чувство юмора, – добавил я.

Мы протопали к клети подъемника, громко стуча по каменному полу сапогами, на подошвах которых имелись железные вставки, звук отражался от кафельных стен. Для Юэна, который играл йоркширского шахтера в фильме «Дело – труба», процедура была вполне знакомой.

– Когда заходишь в лифт, дверь закрывается, и ты просто начинаешь падать – ощущение очень странное, – объяснял он. – В этот момент наваливается клаустрофобия. Надеюсь, я не опозорюсь и не начну громко орать: «Помогите! Выпустите меня!»

Но в этой шахте был не лифт, а клеть на рельсах, которая спускалась в забой по очень крутому скату почти в полтора километра длиной.

– Не высовывайте руки из вагончика! Главное, не высовывайте руки! – громко воскликнул Сергей, когда двери с лязгом закрылись.

– Представляю, какой вид был бы сейчас у моего агента, прокричал Юэн, когда бригадир отпустил тормоз, – если бы она видела…

Клеть понеслась в глубь земли с таким ревом, словно это был реактивный истребитель. Скорость возросла, и, сидя впереди хлипкого вагончика, вперясь взглядом в тьму, с заложенными ушами, мы цеплялись из всех сил. Клеть наклонилась вперед, когда уклон стал круче, и через шесть минут мы с толчком остановились.

Шахта эта, как нам сказали, когда-то славилась на весь Советский Союз – такой замечательный уголь там добывали. Советские чиновники даже переименовали город в Антрацит, дабы увековечить заслуги шахтеров. Однако под землей шахта оказалась просто невероятно примитивной. Несколько десятков человек толкали по рельсам десятитонные вагонетки с углем. Освещение совершенно отсутствовало, если не считать фонарей на касках шахтеров. Стены и крыша тоннеля повсюду осыпались. В Западной Европе такую шахту давно бы уже закрыли, на Украине это было в порядке вещей. Чумазые шахтеры были одеты так же, как и мы, разве что у толкавших вагонетки имелись кожаные наплечники и налокотники. Вентиляции не было, и из-за нехватки кислорода мы совершенно выдохлись уже через сорок минут, в то время как шахтеры в тех же самых условиях выдерживают шестичасовую смену. Поднявшись на поверхность, мы прошли в душевую с грязным, черным каменным полом, протекающими трубами и треснутым кафелем. Повсюду царила разруха. Я вспомнил сельскую местность на Западной Украине – и тут мы тоже словно бы попали в девятнадцатый век. Невероятный, потрясающий упадок царил здесь, в совершенно ином мире, находящемся столь близко от нашего дома.

Юэн: Мы вернулись в дом Игоря, где Галя приготовила обед. Снова пир горой. Снова толпа ошивающихся качков. И снова продолжительные серии водочных тостов.

– Мы всегда будем вспоминать Украину с огромной любовью, – провозгласил я, высоко подняв стопку с водой. – Мы пьем за вас, и спасибо вам за все.

Поднялся Игорь и произнес длинную речь, закончив ее тостом.

– Они очень рады, что им выпала возможность познакомиться с вами, – кратко перевел Сергей.

Я узнал молодого парня в черном костюме в тонкую полоску с очень выразительным лицом, которого мы встретили вчера, когда познакомились с Владимиром-милиционером. Тогда на нем был рабочий комбинезон и он сидел за рулем старого проржавевшего фургона. Теперь же этот парень в безукоризненной одежде присутствовал на обеде у Игоря. Он произнес речь, объяснив, что накануне спешил в больницу. Этой ночью, когда наша оргия с водкой и стрельбой была в самом разгаре, у него родился сын.

– Я всегда буду помнить вас, потому что встретил в тот же самый день, когда впервые увидел своего сына, – сказал он. Это немедленно отметили еще одним залпом водки.

Позже, когда мы в гараже загружали мотоциклы и раздавали автографы, он подошел и рассказал мне, что пять лет воевал в Афганистане. А потом задрал пиджак и показал пистолет, который прятал под своим элегантным костюмом.

– Да уж, – только и сказал я, – здорово.

Тут объявился один из вчерашних амбалов. Как выяснилось, этот спокойный и самоуверенный парень был фанатиком дзюдо и карате. Он достал из недр своей одежды два красивых амулета и подарил их нам с Чарли. Вложив одну из цепочек с кулоном мне в руку, он сжал ее. На ощупь цепочка была теплой, похоже, ее носили на шее довольно долгое время.

– Это тебе, – сказал он на ломаном английском. – Это тебе на удачу, потому что ваше путешествие такое долгое и такое длинное.

Церемония прощания заняла у нас около получаса. Пришлось обниматься и целоваться со всеми родными, друзьями и компаньонами Игоря. Дети упрашивали разрешить им посидеть на наших мотоциклах, а дочь Игоря и три ее подруги захотели взять автографы. Наконец Игорь вручил нам свои фотографии: этакий безупречный джентльмен в черном костюме, черной рубашке и черном же шелковом галстуке в тонкую белую диагональную полоску.

– Вы в каком месте границу пересекаете? – спросил он. – Сейчас позвоню, и никаких проблем у вас не будет.

Мы взобрались на мотоциклы и рванули. Когда мы выехали из владений Игоря, я вздохнул с облегчением.

Все обошлось.

Мы неслись по дороге, вопя во все горло, дабы высвободить сдерживаемое целые сутки напряжение.

– Елки-палки, Чарли, – кричал я по рации, – я так толком и не врубился, у кого же в гостях мы все-таки побывали, и отчасти мне это даже понравилось. Но скажи, все-таки клёво наконец убраться оттуда?

Однако я рано радовался. Когда мы достигли окраины Антрацита, я заметил, что за нами следует один из амбалов Игоря. Тот самый невозмутимый тип со сломанным носом, сидевший за рулем машины с тонированными стеклами.

– Вот блин! – воскликнул я. – Чарли, что ему надо?

Мой мозг лихорадочно работал. Все было как в кино. Сперва они поили и кормили нас, а теперь преследуют на окраине города. Кто знает, что будет дальше?

Я стал наблюдать за преследователем в зеркало заднего вида. Вскоре показалась еще одна машина, за рулем которой сидел приятель Игоря, возивший на шахту группу поддержки. Что это, неужели сообщник? Он промчался мимо нас, остановился на обочине и стал махать нам, чтобы мы тоже остановились.

– Подождите здесь, – велел он. – Игорь хочет вас видеть.

«Господи! – взмолился я. – Позволь нам убраться отсюда, пока не случилось что-нибудь ужасное».

Вдали появился BMW Игоря. Казалось, мы целую вечность провели в ожидании, пока он подъедет и остановится. Завизжали тормоза. Игорь вышел из машины.

– Ты забыл, – сказал он Чарли, протягивая ему свои фотографии – на первой он был запечатлен в кругу семьи, а на второй держал над головой тот самый автомат с мансарды. И точно, мы оставили снимки на столе после завтрака.

– Огромное спасибо тебе за гостеприимство, – с чувством произнес я, не в силах выразить словами свою благодарность.

Игорь проехал на своем BMW вперед и погнал на большой скорости. Я пристроился ему в хвост. Так мы промчались примерно метров восемьсот за пределами города. Затем Игорь увеличил скорость и резко развернулся на сто восемьдесят градусов, скрывшись за сизым облаком дыма обгоревших покрышек и пыли. Он понесся нам навстречу, мигая фарами и пронзительно гудя. Когда он поравнялся со мной, я встал на пеги, потряс над головой сжатым кулаком и заорал:

– Даааааааааааааа! Пока, блин!

Честно говоря, Игорь мне, с одной стороны, очень понравился. Такой добрый и гостеприимный. Я уважал его, ведь он столько всего пережил, был подводником, служил на рыболовном судне, а потом еще целый год был безработным. И все-таки, несмотря на все необычайное радушие Игоря, я с облегчением вздохнул, когда покинул его дом. По мне, уж слишком много там было парней, хвастающихся своим оружием.

Чарли: Где-то через час мы уже были на российской границе. У нас ушло четырнадцать часов на то, чтобы попасть на Украину, и всего лишь пятнадцать минут, чтобы выехать из нее. Мы так и не узнали, было ли это следствием звонка Игоря, но пограничники нас уже ждали. Наши паспорта и таможенные декларации удостоились лишь беглого взгляда. Пограничники вообще больше восторгались мотоциклами, просили автографы и фотографировались с нами, настаивая, чтобы мы надели их широкие фуражки с красным ободом и золотой тесьмой.

Все это больше напоминало фотосессию, нежели иммиграционный контроль.

– Ты! – обратился ко мне один из пограничников. – Ты! Сделай вот так! – Он завел воображаемый мотоцикл и поднял руки. Он хотел, чтобы я проехал на заднем колесе. Долго упрашивать меня не пришлось.

Я залез на мотоцикл и немного проехал так по асфальту перед таможней.

– Нет! Здесь! – сказал пограничник, указывая через границу.

Я просто не мог поверить. Представитель одной из самых строгих бюрократических систем в мире хотел, чтобы я проехался на заднем колесе через государственную границу. Я развернулся, помахал пограничникам, чтобы они освободили участок у шлагбаума, и помчался. Когда я достиг русской земли, мое переднее колесо находилось на высоте метра, а скорость составляла шестьдесят километров в час. Я опустил колесо на землю и оглянулся. Один из пограничников махал руками, как ненормальный. Затем он достал свисток и засвистел. «Ну все, – подумал я, – теперь, Чарли, ты действительно влип».

Пограничник знаком велел мне ехать назад к шлагбауму. Я медленно двинулся к нему, ожидая, что сейчас меня снимут с мотоцикла и поволокут в грязную контору, где в лучшем случае устроят суровый нагоняй.

– Еще! – потребовал он, улыбаясь до ушей и поднимая фотоаппарат. Оказывается, парень просто не успел меня сфотографировать и хотел, чтобы я повторил еще раз. BMW взревел, пограничник поднял шлагбаум, и я снова пронесся через границу. «Лучше не бывает, – подумал я, проехав еще дальше на заднем колесе в самую большую страну в мире. – Сперва ночь с пальбой и водкой у Игоря, а теперь, судя по всему, я стал первым человеком, исполнившим трюк на мотоцикле при въезде в бывший СССР. Вперед, в Россию!»

7. Война, смерть и гордость: от Белой Калитвы до Актобе

Юэн: После целых суток, проведенных в обществе Игоря и его компаньонов, вернуться на дорогу было сущим наслаждением. Мотоциклы жадно поглощали километры ровных российских дорог, и езда была нам в радость. Чарли уселся повыше на какой-то тюк, который он соорудил из вещей и приладил к сиденью, вытянул вперед ноги и вовсю резвился, снимая накопившееся за предыдущие сутки напряжение. Ранним вечером мы уже были в Белой Калитве и направлялись вдоль многочисленных рядов советских многоэтажек к гостинице. Это надо видеть! Бетонные коридоры, пластиковые двери, водопроводные трубы времен «Титаника» и разноцветный кафель в ванной, – отель являл собой сущее насилие над рассудком, но мне он все равно понравился. Моя спальня была отделана сосновыми панелями, и там были узорчатые ковры, оранжевые занавески, мебель шестидесятых годов, допотопные радиоприемник и большой белый телевизор, какой-то невообразимый пейзаж с изображением морского побережья на стене, лакированный шкаф и оранжевое нейлоновое стеганое одеяло на кровати. Я был вне себя от восторга. Наконец-то чувствовалось, что мы где-то в другом месте.

– О боже, мы в России, Чарли! – воскликнул я. – Я так рад, и мне очень нравится мой номер.

Чарли же страшно устал, и вечером, за ужином, началось сказываться переутомление предыдущих дней. Он пребывал в весьма дурном расположении духа, обрывал Расса, Дэвида и Сергея на полуслове и подавал свое мнение как неоспоримую истину. А потом, когда речь зашла о том, изменит ли это путешествие нашу жизнь, он вдруг поднялся и заявил:

– Какие, к черту, перемены в жизни. Два полудурка поперлись вокруг света на мотоциклах. – После чего стремительно вышел прочь.

Но я был в корне не согласен с таким определением, и к тому же путешествие уже изменило мои взгляды на множество вещей. Меня очень тронули истории тех людей, которых мы встречали по дороге. Мы путешествовали по той части мира, где столько всего произошло, где на жизнь людей сильнейшее влияние оказали война и политика. Местным жителям пришлось очень многое пережить, однако, несмотря на все это, они обладали таким чувством собственного достоинства, что я просто не мог не сочувствовать им. Больше, чем когда-либо, я осознал сейчас собственную врожденную подозрительность к чужакам и твердо решил избавиться от нее. Я знал, что схожие чувства наверняка испытывал и Чарли. Он лишь поддался усталости. На следующий день, когда я наблюдал за Чарли, внимавшим гиду, который рассказывал нам о казаках и их истории, как они подвергались гонениям и эксплуатировались царями и коммунистами, я ясно видел, что и на него произвели впечатление их старания возродить свои традиции. Потомки казаков основали центр для молодежи, дабы передать им наследие предков, хотя многие сейчас, увы, были безработными или злоупотребляли алкоголем. Один парнишка продемонстрировал нам исконно казачье мастерство верховой езды – он лежал на спине на лошади, пока та галопировала на арене, заставлял ее кланяться и вставать на дыбы. Между мальчиком и лошадью ощущалось невероятное взаимопонимание, и я видел, что это нашло отклик в сердце Чарли. Он даже немного проехал специально для мальчика на заднем колесе, когда мы уезжали.

Мы направились в Волгоград, мчась по плоской, как блин, местности. В лицо постоянно хлестал резкий ветер, и еще нас изводила милиция. Они, разумеется, лишь делали свою работу, но для нас это было помехой, лишней проволочкой, замедлявшей наше продвижение. Каждый раз возникавшие перед нами милиционеры имели суровый и мрачный вид, однако стоило лишь нам снять шлемы, как они расслаблялись, улыбались и говорили по-английски, проверяя наши документы и объясняя по карте дорогу дальше. Большей частью их даже не интересовали наши паспорта: они лишь хотели разглядеть наши мотоциклы и поупражняться в английском.

Гораздо хуже пристального внимания милиционеров был ветер. На широких открытых равнинах от его порывов негде было укрыться, и мы просто выбивались из сил. Ветер хлестал нас по телу и бил по голове, из-за чего мотоцикл бросало из стороны в сторону. Все время приходилось наклоняться под углом сорок пять градусов, и временное облегчение наступало, лишь когда мы проезжали мимо фур. Тогда ветер ненадолго прекращался, а голова и шея получали краткую передышку, пока – бах! – при обгоне грузовиков ветер вновь не обрушивался на нас, и тогда приходилось вцепляться в мотоцикл, чтобы не сдуло с дороги. Нам так отчаянно хотелось добраться до пункта назначения, что мы пропустили обед, из-за чего вымотались еще больше, и последние шестьдесят пять километров были сущим наказанием. Половину из двухсот семидесяти километров до Волгограда я вообще проехал с полузакрытыми глазами.

Недалеко от города мы остановились возле довольно примитивной заправочной станции, чтобы пополнить запасы горючего. Чарли оплатил вперед двадцать литров, однако этого оказалось недостаточно, чтобы наполнить наши бензобаки, поэтому он вернулся в сторожку заправщика, чтобы попросить его переключить насос на свободную подачу, и продолжил наполнять бак.

– Выключите насос! – заорал Чарли, появляясь рядом со мной.

Я обернулся. Бензин хлестал из бака по всему его мотоциклу, в том числе и по обжигающе горячим выхлопным трубам.

– Блин… Насос не выключается! – завопил я, наблюдая, как Чарли пытается заткнуть большим пальцем наконечник шланга. И тут струя бензина из-под его пальца брызнула прямо мне в лицо.

– А-а-а-а-а, мои глаза! – заорал я, ослепленный бензином, тут же обрушилась боль. Каким-то образом мне удалось вытащить бутылку с водой, и я начал промывать глаза. К счастью, за несколько мгновений до этого на заправку въехала группа поддержки. Василий схватил меня, осмотрел глаза и промыл их.

– Великий боже… Прости меня… Так ужасно видеть, как мой товарищ… Бензин прямо в глаза… И потоки воды… И все это натворил я, – в полнейшей панике бормотал Чарли. – Какой ужас, и это я один во всем виноват, ну что я, блин, за идиот. Я наверняка и так уже тебя достал, а теперь еще и это… Боже! Что же делать? Я просто с ума схожу.

– Чарли, уже все прошло.

– Ох… Прости, друг.

– Ты не виноват, – успокаивал я его. – Мне просто случайно брызнуло прямо в глаза, когда ты перекрыл наконечник. Простое совпадение. У комиков и то не получилось бы лучше.

– Ох, блин, прости, друг.

– Да ладно, говорю же тебе, это случайно вышло. – Несмотря на то, что пострадавшим был я, мне же еще приходилось утешать Чарли.

– Ладно хоть врач вовремя подоспел и помог, – не унимался он. – И струя была маленькой…

– Не такой уж и маленькой.

– Мне было так жутко.

«Ему, видите ли, было жутко!» – подумал я, растирая глаза, которые все еще жгло.

– Понимаешь, это был такой шок, – продолжал Чарли. – Бензин так и хлещет из моего мотоцикла, а я никак не соображу, как, блин, остановить его.

– Впредь нам обоим наука, – отозвался я. – Если подобное вдруг случится снова, мы просто бросим шланг, и пусть себе поливает землю бензином. Так ведь он никому не причинит вреда, а?

– Ну и фиговый денек сегодня выдался! – сменил тему Чарли. – Ветер! Как будто кто-то целый день бьет тебя по голове. У меня башка разболелась.

– Попроси у Василия таблетку.

– Я уже заглотил анальгина, – сказал он.

– Может, морфия тебе дать? – пошутил я. – Или, еще лучше, пиццу?

– Вау! Хочу «Американскую горячую» из «Пицца Экспресс» с сырной добавкой плюс салат! – Чарли заметно оживился.

– Я тоже, пожалуй, закажу в «Пицца Экспресс». Возьму-ка «Маргариту» с анчоусами и пепперони. А салат не хочу. Мне просто две пиццы.

– Я сейчас захлебнусь слюной, – не выдержал Чарли. – Черт… Мой желудок просто взбунтовался…

На этом инцидент был исчерпан, и мы вновь сосредоточились на дороге, оставалось последних несколько километров. Когда мы добрались до Волгограда, Василий первым делом повел меня в больницу. Мы долго бродили по длинным коридорам в поисках кабинета офтальмолога. Врач усадила меня перед каким-то прибором и велела вслух читать таблицы, что было отнюдь нелегко, поскольку буквы там были русские. Потом я ждал в коридоре и решил пока позвонить своему врачу в Англию. Он делал мне лазерную коррекцию близорукости, чтобы во время путешествия не надо было надевать очки под шлем. Врач кое-что посоветовал мне насчет лекарств, которые прописала офтальмолог, и сказал, что если бы я сразу не плеснул себе в глаза воды, то бензин ожег бы роговицу и я не смог бы ездить на мотоцикле целых две недели. Невеселая перспектива, хорошо что в критический момент безукоризненно сработал инстинкт – немедленно промыть глаза.

Мы с Василием вернулись в гостиницу, в прошлом тут селили высокопоставленных функционеров из КПСС и КГБ, а также членов Политбюро, когда они наведывались в город. Мы с Чарли бросили монетку, чтобы разыграть номера – я выиграл и оказался в огромных апартаментах.

– На этой самой кровати некогда спал Никита Хрущев, – похвастался я Чарли, которому досталась крохотная комнатка.

– Надеюсь, они сменили простыни, – отозвался он.

Нам разрешили остановиться в этой гостинице, потому что там имелась охраняемая стоянка, но кроме нас других постояльцев в ней не было. Снаружи она была отделана бетонной плиткой и выглядела довольно обшарпанной. Внутри, однако, зрелище было впечатляющим. Как и многие места в России и на Украине, она словно бы затерялась во времени – в данном случае, в конце пятидесятых годов прошлого века. В фойе стоял рояль, на котором я не удержался и поиграл, а телефоны словно были позаимствованы из фильма «Из России с любовью». После длительной гонки на пронизывающем ветру мы были совершенно разбиты, поэтому рано поужинали и отправились в находившуюся через дорогу баню, помнившую не одного советского лидера. Пропотеть в парилке да похлестать друг друга дубовыми вениками – именно это нам сейчас и требовалось. По возвращении в гостиницу мы узнали, что Клаудио наконец-то сдал экзамен, получил права на вождение мотоцикла и уже вылетел к нам в Волгоград. Новость была замечательной. Теперь мы могли проделать самую трудную часть пути, имея при себе квалифицированного оператора, не отвлекаясь на то, чтобы снимать друг друга.

На следующее утро мы обсудили дальнейший путь.

– Мы вот-вот окажемся в совершенно иной местности, – сказал я, – и гостиниц там не будет. Нам придется разбивать на ночь лагерь, самим готовить еду и очищать воду. Я хочу лишь знать, готовы ли мы к этому. Все ли оборудование у нас есть? Ничего не упустили? Потому что, если вдруг упустили, у нас еще есть время пополнить снаряжение.

После завтрака мы все распаковали и затем уложили снова. Вроде бы полный порядок. Я и так уже долгое время восхищался BMW, но в то утро просто влюбился в него. Я возился на автостоянке со своим мотоциклом, слушая музыку через шлемофон – перекладывал сумки, устранял мелкую поломку седла. Я оглянулся и увидел, что из гостиницы вышел Чарли. Он тоже слушал плеер, и я понял, что он разделяет мои чувства. До чего же замечательно! Вся команда здесь, на автостоянке. Группа поддержки проверяет внедорожники и оборудование. Все у нас в совершеннейшем порядке. Вот оно, счастье!