Текст книги "Земля: долгий путь вокруг"
Автор книги: Эван (Юэн) МакГрегор
Соавторы: Роберт Ухлиг,Чарли Бурман
Жанр:
Путешествия и география
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
– Где мы будем спать? – спросил Чарли одну из женщин. – И если возможно, мы хотели бы переодеться и помыться.
– Ваша одежда? – что-то поняла наконец казашка.
– Да. Мы были в ней целый день, – нерешительно ответил Чарли. – Не уверен, что понимаю.
– Минуточку, пожалуйста. Минуточку, пожалуйста. – Женщина вышла, затем вернулась. – Вы хотите спать? Не волнуйтесь, вещи не пропадут.
– Но где мы все-таки будем спать? – терпеливо переспросил Чарли. Я восторгался тем, как вежливо, но настойчиво он пытается выяснить местонахождение наших кроватей.
– Отличная работа, Чарли, – заметил я. – Ты прямо дипломат. Вылитый принц Чарлз.
Женщины что-то обсудили на казахском, и одна из них сказала:
– Вот ваша комната.
– О, замечательно. Спасибо огромное, – поблагодарил Чарли, энергично кивнув и поклонившись.
– Спасибо вам, – ответила женщина. – А теперь мы поведем вас в сауну.
Близилась полночь, но у нас не хватило духу спорить.
Мы переоделись и отправились в сауну, где уже в ожидании стояли три других казашки. Это выглядело совершенно невинно. Они всего лишь были хорошими хозяйками, однако мы не мылись три дня и теперь все-таки хотели уединиться.
– Сейчас я закрою дверь, – объявил Чарли женщинам, стоявшим у сауны. – Пока.
Снаружи раздалось хихиканье, а затем нас оставили потеть в тишине.
Выйдя из сауны, мы обнаружили, что для нас накрыли ужин из четырех блюд. Мне указали на центральное место за длинным столом, слева от меня сел мужчина средних лет в весьма элегантном костюме.
– Наверное, это губернатор, – прошептал Чарли.
Стол был завален той же едой, что мы ели на протяжении всего пути по Казахстану: шашлык, тушеная баранина, икра, копченая рыба, всевозможные салаты и гора булочек. Как раз тогда, когда я уже решил было, что мы проедем через Казахстан, так и не отведав бараньей головы, дверь распахнулась и в комнату вошла женщина с огромным блюдом. Голову эту сначала вываривают, и на ней остается тонкий слой сероватого мягкого мяса, смахивающего на переваренный жир. Я не знал, что делать, поэтому решил произнести тост.
– Сегодня наша последняя ночь в Казахстане, и эту ночь мы, без сомнения, никогда не забудем, – провозгласил я, подняв стопку с минералкой. – Мы чрезвычайно признательны вам за ваше гостеприимство и за то, что нам предоставили возможность познакомиться с вами и остановиться в вашем доме.
Губернатор произнес тост по-казахски, осушил стопку водки и затем, обратившись ко мне, предложил отведать бараньей головы.
– А как? Я не знаю, как это едят, – признался я. – Может, вы покажете мне? – И обратился к Чарли: – Что ж, не отведав бараньей головы, мы не сможем понять Казахстан. Думаю, можно рискнуть и попробовать…
Я развеселился, и меня заинтриговал странный деликатес, однако Чарли занервничал:
– Я хочу увидеть сначала, что и они это тоже едят.
А то вдруг нас разыгрывают?
– На вкус это… – начал я, положив себе в рот кусочек жирного мяса. – Вообще-то, ничего.
– Ты слишком громко чавкал. Ты уверен, что действительно «ничего»?
Хозяева разрезали голову на части. В дело пошло все, даже внутренности ушей. Чарли улыбался и вежливо кивал, однако так и не попробовал. К счастью, хозяева не обиделись. Они сочли это скорее забавным, нежели оскорбительным.
Наконец мы отправились в постель, нам было необходимо хорошенько выспаться перед заключительным отрезком пути по Казахстану. На следующий день мы выехали, миновав золотой прииск, который посетили утром, в Семей, рядом с российской границей. Этот город больше известен как Семипалатинск. Район в нескольких милях к юго-западу от него при Советах использовался для проведения испытаний ядерного оружия, всего их было более 450. Не то место, где хотелось бы задержаться.
Пока мы ехали, я вдруг осознал, что меня совершенно ничего не тревожит. Я мчался вниз с холма, восхищаясь пейзажем – холмы и поля, озаряемые прекрасными золотыми лучами заходящего солнца; я вдыхал свежий воздух, – и вдруг я понял, что это и есть миг полного блаженства. Меня перестал беспокоить график и сколько километров мы сегодня проехали. Я больше не волновался о том, где и когда мы будем обедать, и мне удалось утихомирить свои тревоги относительно более серьезных проблем, вроде того, чем я займусь по окончании путешествия. Впервые меня долгое, очень долгое время совершенно ничего не тревожило. Я избавился от всего, что беспокоило меня, пока мы пробивались по Дороге Смерти, похоронил это в пустыне Казахстана и впал в блаженное безмятежное состояние.
Несмотря на полицейские эскорты и назойливое внимание прессы, я полюбил Казахстан, и мне было грустно с ним расставаться. Трудно сказать, вернусь ли я когда-нибудь туда, но я всегда буду вспоминать о нем с теплотой. Нас приглашали в свои дома совершенно незнакомые люди, и все, с кем мы встречались, были необычайно гостеприимны. Те три адских дня на Дороге Смерти, и другие дни, за которые мы проезжали огромные расстояния практически по голой пустыне, напрочь изгнали мои страхи о том, что нас ждет впереди, о возможных осложнениях и задержках. Я больше не переживал за успех нашего предприятия, а просто наслаждался самим путешествием. Мы покрывали большие расстояния. В тот день, например, семьсот пятьдесят километров. А на следующий день нам предстояло еще пятьсот. Просто ехать с утра до вечера. И пока мы ехали по дороге, я вдруг понял, что я и этот большой мотоцикл, катящийся вокруг мира, – одно целое. По-другому и быть не могло. И неважно, куда именно мы направлялись. Мы обязательно доберемся дотуда. Найдем, где остановиться. Что-нибудь или кто-нибудь всегда подвернется. А нет, так разобьем лагерь. Делов-то. Наконец-то я жил одним днем, свободный, как те орлы, что усаживались на обочине дороги, и я был благодарен за это гостеприимному краю – земле икры, нефти и золота.
9. Маленький Красный Дьявол: от Барнаула до Улаангома
Юэн: Мы подъехали к российской границе, настроившись на продолжительное ожидание. Группа поддержки уже была на месте, и Расс с удовольствием поведал нам, что мы прибываем в Россию как раз в разгар сезона клещей.
– Буквально накануне клещ укусил одного из выдающихся русских спортсменов, – говорил он. – Его доставили в лучшую клинику страны и сделали все возможное. Но бедняга все равно умер.
– Да, но мы делали прививку от клещевого энцефалита, – ответил я.
– Стопроцентной гарантии она все равно не дает, – возразил Расс.
– Нет, дает.
– Ладно, тогда, если не боитесь, можете разбивать лагерь.
– У Расса для нас всегда найдется благая весть, – сострил Клаудио, но Расс пропустил шутку мимо ушей.
– Да, валяйте, ночуйте в палатках, – продолжал он. – Сериалу это только пойдет на пользу. Классный сюжет: сначала вас парализует, потом вы утратите чувство обоняния, затем оглохнете и онемеете. А в конце концов, несмотря на все усилия врачей, вы все-таки отдадите концы. Так что, парни, если есть желание разбить лагерь сегодня вечером – давайте, валяйте.
– Чувак, я двигаю в отель, – это подал голос Чарли. – Сейчас как раз проходит Мото Гран-при, и в этом сезоне мы пропустили все заезды.
– Точно. Тогда договорились, – ответил я. – Сегодня ночуем в гостинице, и вовсе не из-за энцефалита, потому что вставать лагерем мы все-таки будем – сколько можно рассказывать страшилки: сначала были пауки, потом змеи, потом медведи, а теперь еще и клещи, – а потому, что мы хотим посмотреть Мото Гран-при и чемпионат по супербайку. А еще я просто мечтаю выпить чашечку хорошего русского кофе.
Приветствуемые высоченным монументом советской эпохи – красная звезда на массивной белой колонне, – мы въехали в Россию. Все немедленно изменилось. Это было просто поразительно: словно кто-то вдруг резко переключил изображение с черно-белого на цветное. Ландшафт, люди, дома, дороги, поля – переменилось все. Как это получилось? Похоже, на этой стороне границы все каким-то образом знало, что должно выглядеть по-русски, тогда как на противоположной – все должно было выглядеть по-казахски. Я размышлял над этим, когда Клаудио вдруг с визгом остановился. Мы все тоже встали.
– Что случилось, Клаудио? – спросил я.
– Я чуть не столкнулся с машиной лоб в лоб, – ответил он. – Еще б немного, и мне конец. Задремал. Просто дорога слишком легкая.
Было жарко, как в печке, градусов сорок, не меньше, и мы все разделись до маек, а Клаудио даже штаны расстегнул, и они хлопали на ветру.
– Забавно, – отозвался я, – я как раз думал о том, насколько в России дороги ровнее.
– Ага, а вот мне кажется, что это немного похоже на Монголию – нет, серьезно, – сказал Чарли.
– Откуда ты знаешь, как выглядит все в Монголии? – возразил я. – Мы ведь там еще не были. И, по-моему, ничего не похоже.
– Ну, тогда на Казахстан.
– Да ничего подобного. Вовсе даже и не похоже на Казахстан. Что за ерунду ты говоришь? Какой Казахстан? Просто удивительно, как это отличается от Казахстана.
– Э… Ну да… Здесь больше зелени, но местность такая же плоская.
– Здесь совершенно по-другому.
– Хорошо, пусть по-другому, но все равно ведь плоско, – парировал Чарли.
– Не знаю, как ты, а лично я, едва пересек границу, как понял, что Казахстан кончился. Вот КПП, шлагбаум, ты въезжаешь в Россию, и все уже выглядит совершенно иначе. Это сразу бросается в глаза. Но ты, похоже, не согласен. Считаешь, что все осталось без изменений, а, Чарли?
– Ну… Вообще-то… Да, стало больше деревьев и, наверное, здесь больше русских, чем было в Казахстане, потому что мы ведь все-таки в России.
– Но трава-то другая, и все другое. Смотри, поля действительно зеленые, потому что они орошаются.
– Все другое, – согласился Чарли. – Ладно, ты прав. Сдаюсь. Все другое.
Я повернулся к Клаудио:
– А ты что скажешь?
– Дороги ровнее. Нет выбоин.
– Тебя это не радует? Соскучился по выбоинам?
– Ну да, потому что так я хоть чем-то занят. Плохая дорога не дает расслабиться. Лично мне обязательно нужно на чем-то сконцентрироваться.
Стоя на обочине дороги голый по пояс, Чарли играл животом. Единственная разница между Казахстаном и Россией, как он считал, заключалась в том, насколько сильно тряслось в пути его брюхо.
– Это Казахстан, – объявил он и неистово потряс животом. – Это Россия, – он потряс много слабее, – а это будет Америка, – живот был совершенно неподвижен.
До чего же здорово было оказаться в России, после Казахстана она выглядела такой спокойной и цивилизованной. К вечеру мы уже были в Барнауле, сумасшедшем месте, напоминавшем мне городки времен золотой лихорадки начала двадцатого века. В Барнауле полным-полно водителей-лихачей, у которых машины вдобавок с правосторонним рулем (что объясняется близостью Китая и Японии), и мы стали свидетелями нескольких дорожных аварий в центре города. Хотя под мотоциклетными куртками и брюками у нас ничего не было, мы все равно изнывали от жары и обливались потом, а любой, кто понюхал бы наши ботинки, когда мы их сняли, немедленно лишился бы чувств. Мы приняли душ, привели себя в порядок и отправились в ресторанчик под названием «Рок-н-ролл» в надежде бурно провести вечерок. После долгих и изнурительных дней в седле настало время и повеселиться. Нам необходимо было отвести душу и погудеть ночью. Жизнь в Барнауле, в том числе и ночная, била через край, а большинство местных женщин из-за жаркой погоды были скорее раздеты, чем одеты.
– Блин… Ты только посмотри на нее! – изрек Чарли, пялясь на фланировавшую мимо русскую девушку. – Ну, елки, да если встать здесь в любое время суток, мимо тебя за три минуты пройдут двадцать умопомрачительных красоток, и все в крошечных мини-юбках и с длиннющими ногами. Офонареть!
В Барнауле оказалось действительно весело. Впервые за неделю воссоединившись с группой поддержки, мы уминали мексиканскую еду на террасе китайского ресторана, рассказывали всякие истории и вообще здорово проводили время. Мы с Чарли уже давно так не расслаблялись: просто веселились и вовсю дурачились.
– В «пампасах» тоже есть определенный смысл, – разглагольствовал Чарли, – дикая природа – это замечательно, но благодаря ей я понял, насколько же все-таки люблю города.
К несчастью для него, в «пампасах» мы оказались буквально на следующий день. Пока мы ехали в Горно-Алтайск, Чарли вел себя очень тихо и держался позади.
– Похоже, все идет не по-моему, и мне нужно некоторое время, чтобы с этим свыкнуться, – объяснил он. Однако это могло быть и продолжением нашего спора во время выезда из города, когда я хотел ехать первым и в итоге заблудился. Сам Чарли практически всегда хотел быть первым. Большей частью меня это вполне устраивало, но порой мне надоедало плестись в хвосте.
– Не хватало еще, чтобы всю дорогу вокруг света меня вели, – заявил я. – Такого в планах не было.
Однако выходило так, что, когда бы я ни добивался своего, мы неизменно сбивались с пути. Чарли тут же шел на заправочную станцию, узнавал дорогу и снова вставал первым, не давая мне возможности исправить положение самому. Тем не менее, было так приятно ехать по раскаленным равнинам и через прохладные сосновые рощи. Все шло на редкость гладко. Проехав через лес, усеянный небольшими озерами, мы к концу дня прибыли в Горно-Алтайск. Ночь мы провели в роскошной четырехэтажной даче. Она весьма походила на коттедж где-нибудь в Альпах и, несомненно, некогда принадлежала КГБ. Мы понятия не имели, где и с кем находимся, но именно это мне и нравилось больше всего: мы просто оказались там, и нам объяснили, где поставить мотоциклы, и показали, где спать. Без всякой предварительной договоренности и излишней суеты.
На следующий день мы уже поднимались в горы по дороге, петлявшей через густые леса и сочные поля и вдоль извилистых речек в горных долинах, устланных розово-пурпурным вереском. Когда мы разрабатывали маршрут, то даже не задумывались об этой части пути, однако это оказался лучший день езды из всех, какие мне довелось пережить.
– Вот тут надо всего лишь проскочить кусочек России между Казахстаном и Монголией, – говорили мы, даже не подозревая о яркой и самобытной красоте Алтая. Это был просто рай земной, поражавший воображение сменой ландшафта при каждом повороте. Красота не вероятная! Небольшие деревеньки на берегах рек. Дети и старухи ведрами набирают воду и несут ее домой, чтобы поливать огороды, а рядом лесорубы валят лес.
Как и накануне было жарко и душно. Хотя я и надел куртку и штаны на голое тело, пот лил с меня ручьем. Заметив горную речку, мы остановились, разделись и отправились купаться голышом.
– А-а-а-а-а! Куда подевался мой член? – завопил я, зайдя в речку и содрогнувшись от холода. Вода оказалась немногим теплее температуры замерзания, поскольку это был талый снег – речка-то текла с гор. Ну, и мои гениталии отреагировали на ледяную воду соответствующим образом.
– Блин, я не пойду! – прокричал Чарли с берега. – Какого хрена лезть в такой собачий холод!
Но я заставил себя окунуться и смыть пот. Замерз я, естественно, при этом, как цуцик.
– А-а-а-а-а! Ногам так холодно! И член полностью исчез! – констатировал я.
Клаудио шагнул в речку, слегка морщась от холода, но держась при этом совершенно спокойно.
– Ногам сейчас хуже всего, – прокомментировал он, омывая водой тело, – наверное, потому, что им в ботинках было особенно жарко.
Наконец собрался с мужеством и Чарли. Осторожно ступая по камням, он резко окунулся и пулей выскочил обратно, вопя от холода.
– Потрясающее ощущение! Полная свобода! – воскликнул я, пока бежал нагишом по берегу к своему мотоциклу. – Три голых мужика в лесу! Нам надо обзавестись барабанами, луками и стрелами.
Самым лучшим в этом импровизированном купании было то, что мы избавились от маниакальной одержимости во что бы то ни стало следовать графику. Нам и в голову не пришло бы сделать подобную остановку неделей раньше, когда мы были твердо убеждены, что должны продолжать двигаться и выжимать из себя все возможное. Мы просто поняли, что совершенно бессмысленно уложиться в график и не пережить при этом никаких приключений. Мы отставали от плана на три с половиной дня, но теперь это уже не имело значения. Дни сливались один в другой. Впечатления становились глубже и ярче, но мы уже относились ко всему спокойнее.
Я фотографировал меньше, равно как и меньше говорил об увиденном и сделанном каждый день, поскольку уже не ощущал себя туристом или путешественником. Путешествие стало образом нашей жизни.
К концу дня, поняв, что из-за петляющих дорог мы не доберемся вовремя до монгольской границы (а в семь часов вечера она закрывается), мы встали лагерем у еще одной речки. По спутниковому телефону мы связались с группой поддержки и договорились заночевать с ними вместе, впервые за все время путешествия. Дэвид, еще не изведавший блаженства ночевки на природе, любил повторять, что «неженки не спят в палатках», однако в тот вечер выяснилось, что он прихватил все что только можно, дабы сделать ночлег на открытом воздухе максимально комфортным. Судя по всему, неженки все-таки спят в палатках. У Дэвида обнаружились два больших складных кресла для себя и Расса – продюсеры как-никак – и маленькие для остальных, а также чересчур уж стильный металлический столик с гофрированной столешницей и двухконфорочная газовая плитка. Да уж, это было совсем не то бивачное снаряжение, к которому привыкли мы, аскеты.
Пока остальные собирали хворост и готовили на костре ужин из тунца и макарон со сладкой кукурузой, я впервые за все время порыбачил. Забросив удочку несколько раз, я так ничего и не поймал. Затем мы все вместе поужинали, сидя вокруг огромного костра. Мы смотрели на огонь, травили байки и просто болтали, а после часа ночи принялись распевать песни под звездным небом. За Василием, заведшим сибирскую песню, выступил Джим, спевший какую-то чешскую, а потом и я с «Цветком Шотландии». То была чудесная ночь, и именно так я с самого начала и представлял себе сотрудничество с группой поддержки: встречаться каждые пять-шесть дней, чтобы обменяться впечатлениями и обсудить, как продвигается путешествие, остальное время проводя, однако, врозь. Итак, все было превосходно. Мы вместе прошли через многое, и Дэвид, Расс, Джим, Василий и Сергей теперь стали нашими лучшими друзьями.
На следующий день мы продолжили подъем по перевалам меж заснеженных гор. Мы достигли вершины и увидели, что дальше дорога идет прямая, как стрела: огромное пространство разрезала узкая асфальтовая полоса, сбегающая с возвышенности, проходящая далее по долине и снова взбирающаяся наверх, на другую возвышенность – и ни одного изгиба, насколько охватывал взгляд. Впереди была Монголия. Ехать было очень легко, хотя после затянувшихся посиделок у костра от монотонности длинной и прямой дороги и клонило в сон. К тому времени, когда мы добрались до границы, я уже не мог бороться со сном и так и рухнул на бетон, предоставив Чарли и Клаудио разбираться с пограничниками.
Через два часа мы были уже на нейтральной территории. Позади нас – российская граница, сверкающая новехонькими зданиями из стали и бетона. Мы спустились с возвышенности к веренице ветхих деревянных лачуг, выглядевших так, словно их не красили лет пятьдесят, и асфальт мигом исчез из-под наших колес, уступив место гравию. Перед нами простиралась монгольская граница, о которой нам неоднократно говорили, что для представителей Запада она закрыта. Этот КПП был предназначен строго для российских и монгольских грузовиков с товарами и, судя по всему, использовался довольно редко. Однако благодаря неимоверным усилиям нашего офиса в Шефердс-Буш мы получили специальное разрешение – нам позволили въехать в Монголию с запада и добраться до Улан-Батора, что на востоке страны, по маршруту, обычно закрытому для туристов. Быстро уладив формальности, мы въехали в Монголию. Стоило нам лишь сделать поворот, как тут же пришлось остановиться. Дорогу переходило стадо яков: пятнадцать-двадцать крупных мохнатых животин. Мы доехали до полянки, где нас уже четыре дня поджидала Карина, наш местный посредник. Она очень обрадовалась, увидев нас, и повязала нам на мотоциклы голубые ленточки – так поступают монгольские шаманы, чтобы привлечь удачу. Я был полон решимости двигаться вперед самостоятельно, и, попив чаю, мы рванули дальше, договорившись с группой поддержки, что встретимся с ними через пять-шесть дней у Белого озера.
Буквально через несколько минут по рации зазвучал голос Чарли:
– Блин, ты только посмотри на эти дороги, чтоб их! Да, мы как будто в каменном веке. Какого хрена мы сюда поперлись? – Да уж, такого мы никак не ожидали.
– Уж лучше песок, чем такой гравий, – отозвался я.
– А по мне даже грязь была бы лучше, просто засохшая грязь. Эти камни – просто кошмар.
Дороги и впрямь оказались ужасными. Они были едва прорезаны в ландшафте, и нам с трудом удавалось придерживаться их, однако на этом сходство с дорогами, встречавшимися нам ранее, и заканчивалось. Представьте себе этакую колею, проложенную редкими грузовиками да животными. Мы ехали параллельно по грязной равнине, и огромное небо отбрасывало тени миллиона оттенков коричневого на чередующиеся холмы, горы и пять-шесть дорожек, прорезанных в степи, из-за чего трудно было разобрать, которая из них куда ведет. Метрах в пятнадцати справа от меня Клаудио ехал по одной дороге, оставляя за собой облако пыли. Чарли ехал в центре нашей небольшой группы, так сказать, на острие стрелы, я же держался от него поодаль слева. А я-то еще надеялся, что в Монголии мы сумеем наверстать упущенное время, но теперь даже наше изначальное намерение покрывать по сто шестьдесят километров в день представлялось сложной задачей. Здесь-то нам и нашим мотоциклам и предстоит выдержать сложный экзамен.
Ползя со скоростью около тридцати километров в час по глубоким колеям, мы добрались наконец до первого монгольского города.
– Какая нищета, – заметил Чарли. – Здесь просто ничего нет.
Здания представляли собой осыпающиеся руины. Появился мужчина с маленьким мальчиком. Оба выглядели ужасающе, ребенок был грязный и босой, из носа текли сопли, лицо и руки усеивали язвы.
– О боже, – только и сказал я, потрясенный увиденным. А мы-то ожидали, что Монголия будет нашей Шангри-лой. Судя по всему, на самом деле здесь нас ожидал ад.
Мы ехали, пока не наткнулись на участок позеленее недалеко от реки. Был десятый час вечера, небо темнело, явно приближалась буря, поэтому мы решили заночевать. Стоило нам поставить палатку, как через несколько минут появился грузовик. Из него выпрыгнули два строителя в синих парусиновых куртках и кепках и буквально скатились по склону к нашему лагерю. Они внимательно осмотрели наши мотоциклы, придя в восторг от приборных панелей и переключателей. Мы достали карты и показали им свой маршрут от Лондона до Нью-Йорка. Строители сбегали назад и притащили из грузовика бутылку водки.
– Очень мило с вашей стороны, – ответил я, качая головой, – но это не для меня, благодарю. – Эти ребята явно хотели посидеть с нами и раздавить бутылку, однако ни у кого из нас настроения не было: мы слишком устали и вдобавок были потрясены тем, что увидели в Монголии. Я достал из кармана листок бумаги, где были записаны самые ходовые фразы на монгольском.
– Сайн байна у? – произнес я, поинтересовавшись у новых знакомых, как дела.
Строитель пониже покачал головой:
– Казах.
– Сайн байна у? – повторил я.
– Казах.
– А, вы из Казахстана?
– Йа, казах, – согласился строитель. Все понятно, они не монголы.
– Рахмет, – выдал тогда я. К сожалению, это было единственное казахское слово, которое мне удалось вспомнить, и оно обозначало «до свидания» [9]9
На самом деле «рахмет» по-казахски означает «спасибо».(Примеч. пер.)
[Закрыть].
Оба казаха покатились со смеху.
– Рахмет. Йа, казах. – Они вручили нам в подарок бутылку монгольской водки, дав понять, что отказ их обидит. Пускай мы и не захотели пить с ними, они все равно решили нам ее подарить. Рассудив, что надо сделать ответный жест, я достал пару маленьких бутылочек «Джонни Уокера», которые таскал в багаже как раз для подобных случаев.
– Это из моей страны, – пояснил я. – Шотландское виски.
Подняв брови, они изучали на ладонях бутылочки. Я надеялся, что казахи удивлены золотистым цветом их содержимого, а не крохотным размером моего подарка – они-то презентовали нам литровую бутылку водки. Мы пожали друг другу руки, и они уехали, а мы принялись готовить ужин. Вода как раз начала закипать, когда я поднял голову и увидел темный силуэт приближающегося всадника, четко вырисовывавшийся в треугольнике хмурого неба меж двумя пиками. Парнишка, лет четырнадцати, не старше, остановился метрах в двадцати от лагеря и принялся осторожно нас рассматривать.
– Ближе не подходит, – сказал Чарли.
– Может, нам самим подойти? – предложил я.
Мы приблизились к пареньку. Лошадь его была маленькой, гнедой, с густой черной челкой и белой звездочкой на короткой морде. Я погладил ее.
– Привет. Красивая лошадь, – сказал я.
В ответ подросток молча уставился на нас, вцепившись в хлыст, собранный из вожжей. Его темные глаза источали подозрительность. Может, он боялся. Мы по очереди пожали ему руку. Он постоял еще немного и затем все так же молча развернул лошадь.
– Что ж… Тогда пока, – попрощался я.
Парнишка стеганул пару раз лошадь и понесся галопом, напоследок одарив нас ослепительной белозубой улыбкой. Мы снова занялись приготовлением ужина. Затем показался еще один всадник. Одетый в синюю куртку на молнии и защитного цвета фуражку, постарше и повыше ростом, но на такой же маленькой белой лошади. И этот тоже остановился метрах в двадцати от лагеря и просто смотрел.
Я подошел и представился:
– Я – Юэн, а это Чарли. Как тебя зовут?
Он ударил себя в грудь вожжами и сказал:
– Лимбеник. – Ну, или что-то в этом роде.
Монгол спрыгнул с лошади и продемонстрировал нам ее со всех сторон, словно собирался продавать, а затем знаками показал, чтобы я сел на нее. Я взобрался в седло и взял кнут – просто веревку на палке. Я посидел так пару минут, пока Чарли заливался соловьем – «…из Лондона в Нью-Йорк на мотоциклах…», – а Лимбеник лишь кивал да улыбался. Я спрыгнул с лошади, а монгол залез обратно, развернулся и поскакал. За ужином мы размышляли о первом знакомстве с местными жителями.
Чарли: На следующее утро мы довольно поздно двинулись в путь, но зато как следует выспались. Задавшись целью сегодня добраться до Улаангома, торгового городка, расположенного в двух сотнях километров к востоку, мы ехали по удивительной местности, словно бы предназначенной для гигантов. Жара стояла неимоверная, на земле далеко вокруг – ни травинки, горы блестят, словно они из золота. От такой красоты у меня аж дыхание перехватило. Мы ехали через ущелье, на выходе из которого стоит Боохморон. Это совсем маленький городок, однако без каких бы то ни было указателей или пристойных дорог было совершенно невозможно понять, куда нам дальше направляться. Мы спросили дорогу у нескольких прохожих, но они нас не понимали, так что пришлось вернуться на заправочную станцию. Через несколько минут нас окружила толпа людей, желавших посмотреть на наши мотоциклы. Они были весьма дружелюбны, однако дороги так и не показали. И тут я заметил пожилого мужчину в костюме, который сидел на заднем сиденье чьего-то мотоцикла. Рассудив, что он выглядит как человек, вполне способный оказать нам помощь, я спросил, тыча в карту:
– Улаангом?
Он покачал головой и сделал рукой волнообразное движение, подразумевая реку. Затем, указывая на мой мотоцикл, дал понять, что река эта слишком глубока, чтобы ее переехать.
– Улаангом? – снова спросил я. В ответ он скрестил руки в виде буквы «X» – универсальный знак, обозначающий, что дорога закрыта.
Я пожал плечами. Монгол похлопал по моему мотоциклу, взял у меня карту и пальцем показал маршрут вокруг большого озера.
– По-моему, он говорит, что река слишком глубокая и нам придется объезжать озеро Ачит, чтобы попасть на другой берег, – сообщил я Юэну.
– Вот дерьмо. Что думаешь? – отозвался он.
– Ничего себе крюк – километров двести пятьдесят в объезд.
– Знаешь, Чарли, этот тип производит впечатление человека, который знает, что говорит. И если он утверждает, что река слишком глубокая, то, думаю, надо к его словам прислушаться.
Так мы и поступили. Мужчина залез на мотоцикл, и вместе со своим другом они проводили нас из города на несколько километров, затем остановились и показали вперед, объяснив, что нам надо ехать по дороге вокруг большой горы, которая виднелась вдали. Я был просто сокрушен. Сначала город, оказавшийся всего лишь жалким скоплением лачуг, а теперь еще придется ехать по какой-то, похоже, заброшенной дороге. Я совершенно вышел из себя и едва сдерживался. Главные дороги, обозначенные на карте жирными красными линиями, на деле оказывались в лучшем случае грунтовыми. А так называемая дорога, по которой нам предлагалось ехать, и вовсе не внушала доверия. Вдруг в каком-то месте она просто оборвется, и тогда мы застрянем посреди Монголии. И что тогда? Но выбора у нас не было, и пришлось положиться на GPS-навигаторы, без которых мы бы запросто сгинули.
И, представьте, дорога действительно вскоре исчезла, и мы поехали по широкой открытой равнине из камня и гравия, поглядывая одним глазом на навигатор, дабы удостовериться, что движемся в правильном направлении. Мы остановились в какой-то деревеньке, сплошь состоявшей из светлых глиняных лачуг. Выбежали дети, увидев нас, захихикали и принялись трогать мотоциклы. Местные жители указали нам нужное направление, и мы двинулись дальше. Время от времени мы натыкались на дорогу и ехали по ней какое-то время, однако радость наша была недолгой. Дорога вдруг раздваивалась, а то и расходилась в трех направлениях – одна дорога вела на холм, вторая исчезала у его основания, а третья уходила в степь. И мы снова оказывались на перепутье, не зная, что выбрать. Ехать было гораздо труднее, чем я даже мог себе представить, намного хуже, чем в те три памятных дня на Дороге Смерти в Казахстане – потому что дорог тут не было вообще, а под колесами у нас попеременно оказывались острые камни, глубокий песок и грязь. И никакой передышки – ни тебе укатанной глины, ни асфальта. В общем жесть! И я не единожды раскаялся, что поперся в такую глухомань. С чего это я взял, что будет здорово? Мне страшно хотелось домой. Настроение было хуже некуда, и положение еще усугублялось и тем, что с самого завтрака мы ничего не ели.
Затем степь перед нами пересекла речка. Не такая уж и широкая, но окаймленная берегами из грязи – метров по пять или семь шириной. Я уверенно двинулся по этой грязи и довольно легко провел мотоцикл. Юэн упал, и его пришлось вытаскивать из месива. Клаудио, естественно, преодолел препятствия безо всякого труда. Через несколько километров мы вновь наткнулись на исключительно грязный участок – мотоцикл Юэна увяз по самую ось. Мы с Клаудио напрягались изо всех сил, вытаскивая его из грязи, когда вдруг появился синий грузовик. Колоритный, словно перенесшийся сюда с американского засушливого Запада тридцатых годов, он был нагружен под завязку. Похоже, несколько семей перевозили свои пожитки, включая клетки с курицами и козу, и все это было накрыто ярко раскрашенным брезентом. Откуда-то из недр грузовика доносился собачий лай. Мы предположили, что это перевозили в разобранном виде юрту – круглую палатку из белого фетра и брезента, которая для многих монголов является домом. И где-то внизу этой кучи сидела собака. Из-под брезента мигом выкарабкалось с десяток мужчин и подростков. Они столпились вокруг и принялись дружно подталкивать мотоцикл Юэна, пока полностью не вытащили его. И Юэн тут же дал полный газ, окатив наших монгольских спасителей потоком грязи. Бедняга страшно перепугался и чуть не умер от расстройства.