Текст книги "Калипсо (ЛП)"

Автор книги: Эван (Ивэн) Хантер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

В заявлении на получение лицензии в качестве причины, по которой ему понадобился пистолет, был указан тот факт, что он занимается доставкой драгоценных камней в рамках своей работы в ювелирном магазине «Корроско» на Кэбот-стрит, 1727. Владельцем магазина, подписавшим своё имя под подтверждающим аффидевитом (в праве США письменное показание или заявление лица, выступающего в роли свидетеля, которое, при невозможности или затруднительности личной явки, даётся под присягой и удостоверяется нотариусом или иным уполномоченным должностным лицом – примечание переводчика), был Юджин Корроско. Карелла поблагодарил человека в отделе разрешений, отыскал «Ювелирный Корроско» на жёлтых страницах Айзолы и сразу же набрал номер магазина. Мужчина, говоривший с сильным испанским акцентом, сообщил Карелле, что Юджин Корроско уехал в отпуск. Карелла спросил, когда мистер Корроско вернётся, но мужчина не знал. Карелла поблагодарил его, поискал на белых страницах «Корроско, Юджин» и дозвонился до женщины, которая сказала, что она миссис Корроско. Она не знала, где находится её муж и когда он вернётся. С запозданием она спросила, кто звонит.

«Это Марти Розен», – сказал Карелла. «Я говорил с ним на прошлой неделе об очень хороших сапфирах, и он сказал, чтобы я ему позвонил.»

«Мистер Розен, его здесь нет», – сказала женщина.

«И вы не знаете, когда он вернётся, да?», – сказал Карелла.

«Нет, я не знаю.»

«Потому что я вернусь в Чикаго, ну, знаете, в пятницу.»

«Мне очень жаль», – сказала женщина.

«Да, всё равно спасибо», – сказал Карелла и повесил трубку.

Он открыл верхний ящик своего стола и достал полицейскую карту, на которой город был разделён на участки. Дом 1727 по Кэбот-стрит находился в самом центре 83-го, в верхней части Даймондбэка.

Восемьдесят третий полицейский участок означал только одно: Толстяк Олли Уикс.

Вытянув руки, расстегнув воротник рубашки, стянув галстук и закатав рукава на массивных предплечьях, Толстяк Олли Уикс пробирался через помещение 83-го участка, чтобы поприветствовать Кареллу и Мейера, стоявших за перегородкой из реек. Оба мужчины были одеты в мокрые плащи. Мейер был в шляпе профессора Хиггинса, а вот Карелла был без шляпы, и даже от короткой пробежки от машины до участка его волосы стали похожи на спутанный клубок коричневых водорослей.

«Эй, ребята, чёрт возьми», – сказал Олли и схватил Кареллу за руку. «Я не видел вас с тех пор, как у Клинга украли невесту! Боже, как вы там, чёрт возьми, я всё собирался вам позвонить. Ты прихватил с собой старого Кошерного Салями, а?», – сказал он, хватая Мейера за руку. «Как поживает старина Оскар-Мейер Кошерный Салями, а?», – сказал он и разразился хохотом.

Мейер снял шляпу профессора Хиггинса и стряхнул с неё дождь.

«Что привело вас сюда, ребята, в восемьдесят третий, присаживайтесь, добро пожаловать, боже, как я рад вас видеть», – сказал Олли. «Эй, Гонсалес», – крикнул он канцеляристу, – «принеси сюда кофе, будь добр, и добавь шпанскую мушку (препараты на основе кантаридина, на основе шпанской мушки, или шпанки ясеневой, жесткокрылых из семейства жуков-нарывников, до XX века широко использовались для повышения потенции, хотя даже в малых дозах оказывают плохое воздействие на почки, печень, желудочно-кишечный тракт и на центральную нервную систему – примечание переводчика)», – и снова разразился хохотом: «Он пуэрториканец, я всегда подшучиваю над ним, чтобы он клал в кофе шпанскую мушку, понимаете, о чём я? Так что, чёрт возьми, как у вас там дела в восемьдесят седьмом? Я всё собирался вам позвонить, клянусь Богом, мне действительно нравится с вами работать.»

«Мы здесь ищем сутенёра по имени Джоуи Ла Паз», – сказал Карелла.

«Ты его знаешь?»

«Нет, никого не напоминает», – сказал Олли. Он покачал головой. «Нет.»

«Джоуи Пис?»

«Нет.»

«Как насчёт Юджина Корроско?»

«Конечно, я знаю Джина, но он не сутенёр. Джин владеет ювелирным магазином на Кэбот. Между нами говоря, Джин немного подрабатывает торговлей краденым, из-под прилавка, понимаете? Я жду, чтобы надрать ему задницу, как только узнаю, что он ещё и кражи со взломом устраивает, как некоторые из этих парней, понимаете? Продают тебе бриллиантовую диадему для жены, наводят на неё грабителя, тот взламывает дверь и крадёт вещь обратно, а на следующей неделе переправляет её куда-нибудь за реку. Очень аккуратно», – сказал Олли.

«Пока что Джин – всего лишь мелкий скупщик, вряд ли он стоит того, чтобы его ломать. Я затаился в кустах, чтобы отправить его в тюрьму надолго. Что у вас с ним?»

«Ничего такого. Мы пытаемся найти Джоуи Ла Паза. Они двоюродные братья.»

«Это из-за того, что проститутку убили в Южном Мидтауне?»

«Да», – сказал Карелла.

«Вот как. Если ищешь сутенёра, то в этом замешана проститутка, верно?», – сказал он, постучал указательным пальцем по виску, улыбнулся Мейеру и сказал: «Точно, Мейер.»

Мейер не улыбнулся в ответ. Мейеру не нравился Олли. Мейер не знал никого, кому бы нравился Олли. Олли был не только толстым, что в Соединённых Штатах Америки автоматически делало его злодеем, он был ещё и нетерпимым. И от него воняло. Его дыхание пахло. Его тело пахло. Он был огромной неизведанной помойкой. А ещё он был хорошим полицейским. По определённым стандартам.

«Так магазин Джина находится прямо за углом», – сказал Олли. «В чём проблема?»

«Похоже, уехал в отпуск», – сказал Карелла.

«Отпуск, чушь собачья», – сказал Олли. «Давайте найдём этого маленького засранца.»

Пуэрториканский квартал Даймондбэка был назван его жителями, которые – возможно, в качестве реакции на город, который, казалось, был полон решимости стереть их в пыль, – потеряли в процессе расселения то тонкое чувство юмора, которое заставило их назвать самую большую трущобу в Пуэрто-Рико «Ла перла» («Жемчужина» – примечание переводчика). Следуя той же сатирической манере, они могли бы назвать своё гетто в штатах «Эль парадизо» («Рай» – примечание переводчика). Но вместо этого они решили называть вещи своими именами. Это место называлось «Эль инфьерно» («Ад» – примечание переводчика), и запахи здесь были латиноамериканского происхождения, что означало, что наряду с более сильными не конфессиональными запахами совместного проживания и отходов, присутствовали и более экзотические ароматы пропаренного мяса, картофельного супа, чёрной фасоли, риса с колбасой и мясной тушёнки.

«От одной только ходьбы по этим грёбаным зданиям хочется есть», – сказал Олли. «За углом есть испанский ресторанчик, если вы, ребята, захотите перекусить попозже. Цены очень умеренные, если вы понимаете, о чём я, да, действительно, о, да», – сказал он, подмигивая и впадая в своё всемирно известное подражание У. К. Филдсу (американский комик, актёр, фокусник и писатель – примечание переводчика). «Что это здесь», – сказал он, возвращаясь к своему обычному голосу, который звучал где-то между хрюканьем и рычанием, этаким урчанием с перегаром, которое вырывалось из его огромной бочкообразной груди и металось по гравийной яме горла, чтобы вырваться из толстых губ с вонью серы и желчи – Мейер задался вопросом, когда Олли в последний раз чистил зубы. В День Гая Фокса (имеется в виду Ночь Гая Фокса, также известная как Ночь костров и Ночь фейерверков, традиционное для Великобритании ежегодное празднование, но не государственный праздник, в ночь на 5 ноября – примечание переводчика)? Который не отмечался в Соединённых Штатах Америки. «Это место», – сказал Олли, – «где Джин Корроско хранит дерьмо, которое он скупает, да, друзья, он не в курсе, что Олли знает об этом, его ждёт сюрприз, маленького колючего засранца. Это на третьем этаже, приготовьтесь к жаре друзья, на случай, если Корроско решит, что его маленький тайник стоит защитить.»

Они были уже на третьем этаже и шли за Олли по коридору к двум квартирам в конце коридора. «Это 3А, та, что справа», – сказал Олли.

«Давайте я сначала послушаю, а?» Как только они оказались перед дверью, он приложил ухо к двери, прислушиваясь так, как прислушивается любой хороший полицейский, прежде чем стучать в дверь или выбивать её. Пистолет он держал в правой руке, левое ухо было прижато к двери, он тяжело дышал после подъёма на третий этаж, и изо рта у него воняло до небес. «Их двое, насколько я могу судить», – прошептал он. «Я выломаю дверь, а вы заходите за мной.»

«Олли», – сказал Карелла, – «у нас нет ордера, я полагаю…»

«К чёрту ордер», – сказал Олли, – «это Даймондбэк.» Он отошёл от двери, пересёк коридор, а затем помчался к ней со всей ловкостью изящного бегемота, ударив по замку плечом, а не ногой; Мейер догадался, что Олли было бы трудно поднять колено. Дверь отлетела от косяка, посыпались гайки и болты, и Олли вошёл в комнату; левое плечо всё ещё было опущено после удара по замку, но теперь он разворачивался, чтобы поднять правую руку – руку с пистолетом – на уровень. Карелла и Мейер оказались прямо за ним.

Комната напоминала миниатюрный склад. На полу, практически от стены до стены, стояли самые разнообразные телевизоры, радиоприёмники, тостеры, фотоаппараты, проекторы, пишущие машинки, микроволновые печи, фены, велосипеды, лыжи, стерео-проигрыватели, усилители, тюнеры и колонки, а также куропатка на грушевом дереве. Вдоль одной из стен стояла вешалка, на которой висели шубы из норки, соболя, лисицы, енота, рыси, опоссума, чернобурки, оцелота, персидского ягнёнка и четырёх чёрных собак колли. Двое мужчин стояли возле длинного стола, на котором сверкали браслеты, ожерелья, броши, диадемы, часы, кулоны, серьги, серебряная посуда, серебряные кубки, серебряные кувшины, серебряные сервировочные подносы и пять золотых колец. В комнату, словно двенадцать лордов (12 штатных лордов по апелляциям или «лордов-законников», пожизненных пэров с юридическим опытом, коллективно называемые Апелляционный комитет палаты лордов – примечание переводчика), вошёл изящный Толстяк Олли, за ним – неуклюжий Стив Карелла, опасавшийся незаконного проникновения, и осторожный Мейер Мейер, боявшийся, что его шляпа свалится и он споткнётся об неё перед этими двумя громилами, которые держат здесь, в Даймондбеке, склад ворованного.

«Так, так», – сказал Олли, – «разве это не интересно! Замри, Джин. Мои друзья очень любят дёрганых.»

Юджин Корроско отвернулся от стола в тот момент, когда дверь распахнулась. Это был невысокий мужчина с пятнистым лицом и густыми чёрными усами Сапаты (мексиканский политический и военный деятель эпохи Мексиканской революции, предводитель восставших крестьян юга страны – примечание переводчика). Он был почти таким же лысым, как Мейер, но не совсем. Его другом был белокурый блондин. Блондин посмотрел сначала на полицейских, а потом на Корроско; его глаза, казалось, обвиняли Корроско в том, что он утаил важную информацию, например, о том, что сюда могут вломиться копы. Казалось, он вот-вот разрыдается.

«Здравствуйте, детектив Уикс», – сказал Корроско. У него был очень высокий голос, и он озорно ухмылялся, как будто его только что поймали с девушкой на крыше, а не в комнате с крадеными вещами.

«Небольшая распродажа, Джин?», – сказал Олли.

«Нет, нет, просто здесь есть кое-какие вещи», – сказал Корроско.

«О, да», – сказал Олли голосом У. К. Филдса, – «здесь много всего, да, действительно.»

«Да», – сказал Корроско, всё ещё ухмыляясь.

«Ты и твой приятель затеяли небольшую заварушку, Джин?», – спросил Олли.

«Нет, нет», – сказал Корроско. «Просто кое-что здесь храним, вот и всё.»

«Чьи вещи, Джин?»

«Моей матери», – сказал Корроско.

«Твоей матери?», – сказал Олли, искренне удивляясь. «Ну-ну. Твоей матери.»

«Да», – сказал Корроско. «Она хранит всё здесь.»

«Твоя мать любит телевизоры», – сказал Олли.

«Да, это так.»

«Я насчитал четырнадцать комплектов.»

«Да, четырнадцать», – сказал Корроско. «У неё было четырнадцать комнат.»

«Смотрели телевизор во всех комнатах, да?»

«Да, во всех комнатах», – сказал Корроско.

«И в туалете тоже?»

«А?»

«Она смотрела телевизор в туалете?»

«Нет, не в туалете», – сказал Корроско.

«Что она делала в туалете?», – спросил Олли. «Она фотографировала в туалете?»

«А?»

«Здесь много камер. Твоя мама делала снимки в туалете?»

«О да, в туалете», – усмехнулся Корроско.

«Корроско», – сказал Олли, – «я собираюсь арестовать тебя за хранение краденого.»

«Ну и дела, детектив Уикс», – сказал Корроско.

«Если только…»

«Сколько?», – сразу же сказал Корроско.

«Вы слышали это?», – Олли с шокированным выражением лица повернулся к Карелле и Мейеру, стоявшим у открытой двери с пистолетами в руках. «Вы слышали, что только что сказал этот человек?»

«Я ничего не говорил», – сказал Корроско.

«Я тоже», – сказал блондин.

«Я очень надеюсь, что ты не пытался дать взятку», – сказал Олли.

«Нет, нет», – сразу же сказал Корроско. «Нет, сэр. Не я.»

«Я тоже», – сказал блондин, покачав головой.

«Вот что я вам скажу», – сказал Олли.

«Что?», – сразу же сказал Корроско.

«Есть кое-кто, кого мы ищем.»

«Кого?», – снова сразу сказал Корроско.

«Человека зовут Джоуи Ла Паз.»

«Никогда о нём не слышал», – сказал Корроско.

«Ты никогда не слышал о своём собственном кузене?»

«Он мой кузен?», – сказал Корроско. «Нет, он не может быть моим кузеном. Если я никогда не слышал о нём, как он может быть моим кузеном?»

«Джин», – сказал Олли, – «мне жаль, что приходится так поступать с тобой, потому что преступное владение краденым имуществом может быть либо проступком класса А, либо преступлением класса Е или класса D, в зависимости от стоимости имущества. Это означает, что ты можешь получить год, четыре года или семь лет тюрьмы. Это большой срок, Джин. Но что я могу тебе сказать? Закон есть закон, и я не выполнил бы свой долг, если бы допустил это умышленное нарушение…»

«Ла Паз, вы сказали?»

«Джоуи Ла Паз», – сказал Олли, кивнув.

«О, да. Я думал, вы сказали Лопес.»

«Нет, Ла Паз.»

«Да, уверен. Конечно.»

«В чём уверен?»

«Конечно, он мой кузен.»

«Где он, Джин?»

«Откуда мне знать?», – сказал Корроско. «Вы знаете, где ваш кузен?»

«Нет, но, опять же, я не тот человек, у которого проблемы с копами в комнате, полной краденых вещей.» Олли сделал шаг ближе к Корроско.

Корроско отступил к столу. Олли запустил кулак в рубашку Корроско, приблизил своё лицо к лицу Корроско, а затем шипящим шёпотом сказал: «Слушай меня, спик. Мне нужен твой кузен. Если я не получу твоего кузена, я получу тебя. Если повезёт, тебе попадётся судья-спик, который легко тебя отпустит. Выбирай, Джин. Ты или твой кузен.»

«Зачем он вам нужен?», – спросил Корроско.

«Ты меня не воспринимаешь всерьёз, да?», – сказал Олли, вздохнул и отпустил рубашку. «Ладно», – сказал он, – «бери свою шляпу. И ты, Блонди.»

«Я просто зашёл поздороваться», – сказал блондин.

«Можешь поздороваться с судьёй.»

«Я серьёзно. Скажи ему, Джин. Скажи ему, что я просто зашёл поздороваться.»

«Заткнись», – сказал Корроско. «Мой кузен живёт в квартире на углу Сент-Сабс и Букер.»

«По какому адресу?», – сказал Олли, доставая свой блокнот.

«Шесть двадцать девять Сент-Сабс.»

«Имя на почтовом ящике?»

«Эми Уайетт.»

«Кто это? Одна из его проституток?»

«Нет, её мать.»

«Чья мать?»

«Сары Уайетт.»

«Девушки в его конюшне?»

«Да, но недавней.»

«Хорошо, Джин, большое спасибо. А теперь бери свою шляпу.»

«Не понял?», – сказал Корроско. «Что? Вы же сказали мне…»

«Это было до того, как ты стал со мной хитрить. Бери свою долбанную шляпу!»

«Это нечестно», – сказал Корроско, надувшись.

«А кто сказал, что так должно быть?», – спросил Олли.

Ла Паз приподнялся с кровати с пистолетом в руке, как только дверь от удара распахнулась и замок влетел в комнату. На нём были только тёмные узкие брюки, ни рубашки, ни обуви, ни носков. Его кожа была кремового оттенка, и он поддерживал себя в хорошей форме: мускулы пульсировали на его груди и по всей длине руки, когда он направил пистолет на широкую грудь Олли.

«Просто нажми на курок, говнюк», – сказал Олли.

Ла Паз колебался.

«Давай, не тяни», – сказал Олли. «Два моих друга наделают в тебе всюду дырок и запихнут в унитаз, как кусок дерьма, которым ты и являешься.

Жми на грёбаный курок!»

Карелла ждал, затаив дыхание, наполовину надеясь, что Ла Паз положительно отреагирует на смелость Олли. Но вместо этого тот опустил пистолет.

«Хороший мальчик», – сказал Олли. «Брось его на пол.»

Ла Паз бросил его на пол.

«Поднимайся. Вставай. Хватай одежду», – приказал Олли. Он толкнул Ла Паза к стене, а затем обыскал его между ног и по бокам брюк. «Так», – сказал он, – «повернись. Кто ещё есть в этой дыре?»

«Никого», – сказал Ла Паз.

«Где Эми Уайетт?»

«Она работает. Её здесь нет.»

«Совсем один, да?»

«Да.»

«Надеюсь, ты не упадёшь и не поранишься», – сказал Олли. «Некому будет вызвать „скорую“, кроме нас, а? Эти джентльмены хотят задать тебе несколько вопросов. Надеюсь, ты будешь сотрудничать с ними, Джоуи, потому что я не люблю неприятностей в своём участке, ясно?»

«Как вы добрались до меня?»

«У нас есть способы, парень», – сказал Олли голосом У. К. Филдса. Он поднял пистолет, посмотрел на него, а затем сказал Карелле: «Ты же не гоняешься за „Кольтом“ 32-го калибра, верно?»

«Нет», – сказал Карелла.

«Очень жаль», – сказал Олли и спрятал пистолет за пояс. Он снова повернулся к Ла Пазу. «Отвечай на вопросы этого мужика», – сказал он.

«Конечно», – сказал Ла Паз. «Что вы хотите знать?»

«Расскажи мне о Кларе Джин Хокинс», – сказал Карелла.

«Я так и знал», – сказал Ла Паз.

«Что ты знал?»

«Что это будет связано с ней.»

«С чем, чёрт возьми, ты думал, это будет связано, ты, тупой ублюдок?», – сказал Олли. «Девушка убита, что, по-твоему, эти парни ищут, тупой облавы на сутенёра? Это убийство, ты, тупое дерьмо, тебе лучше ответить этим парням прямо.»

«Я не убивал её», – сказал Ла Паз.

«Никто никогда никого не убивал», – сказал Олли. «В мире полно жертв, но никто никогда не становился их жертвой. Давай, Стив, спроси его о том, о чём должен спросить.»

«Что ты знаешь о еженедельных пляжных вечеринках где-нибудь на косе Сэндс?», – сказал Карелла.

«Что?»

«Ты слышал мужика, ты глухой, что ли?», – сказал Олли.

«Пляжная вечеринка?», – сказал Ла Паз и покачал головой. «Я не понимаю, о чём вы.»

«Он имеет в виду, что ты отправил кого-то из своих девчонок развлекаться на пляж, вот что он имеет в виду, тупица», – сказал Олли.

«Вы это имеете в виду?», – спросил Ла Паз.

«Ты мне скажи», – сказал Карелла.

«Я ничего не знаю о пляжных вечеринках на косе Сэндс.»

«Вечеринки на пляже по средам», – говорит Карелла.

«Нет, я ничего о них не знаю.»

«Ты знаешь, куда Клара Джин Хокинс ходила каждую среду вечером?»

«Да, чтобы увидеться с матерью. Её мать больна, она ходила к ней каждую среду вечером, оставаясь до четверга.»

«И ты не был против?»

«Середина недели в любом случае не слишком активна», – сказал Ла Паз и пожал плечами.

«Во сколько она возвращалась в четверг?»

«Когда времени оставалось достаточно. Она выходила на улицу в десять-одиннадцать часов вечера. Я не жаловался на то, что она навещала свою мать, если вы пытаетесь это утверждать.»

«Я не пытаюсь ничего утверждать», – сказал Карелла. «Просто остынь.»

«Успокойся, сопляк», – сказал Олли. «Он не пытается ничего утверждать.»

«Он говорит, что мне не понравилось, что она поехала к матери…»

«Это ничего не меняет», – сказал Олли. «Просто отвечай на его грёбаные вопросы, а в остальном держи рот на замке. Давай, Стив.»

«В последнее время вы говорили между собой с грубостью?»

«Нет, мы прекрасно ладили.»

«Так же, как ты ладил с другими девушками?»

«Точно так же.»

«Так же, как и с Сарой Уайетт?»

«Сара другая.»

«Как это?»

«У нас с Сарой есть кое-что общее.»

«Но не у тебя с Кларой Джин, да?»

«Нет, не я и Си Джей, нет. Вначале – да, но не в последнее время.»

«Вначале она просто обожала тебя, да?», – сказал Олли.

«Да, у нас что-то было.»

«Как ты её извратил? Или это был наркотик?»

«Нет, она не занималась дурью.»

«Просто влюбилась в тебя, да?»

«Ну, примерно так.»

«Легко понять, почему, ты так великолепен.»

«Она так и думала», – сказал Ла Паз.

«О, я тоже так думаю, милый», – сказал Олли и вяло помахал ему запястьем. «Ты, сутенёр хренов, превратил девчонку в шлюху, ты это понимаешь? Разве это ничего для тебя не значит?»

«Это ей не повредило», – сказал Ла Паз и пожал плечами.

«Нет, ей это совсем не повредило», – сказал Олли. «Всё, что это сделало, это убило её.»

«Не это её убило.»

«Что случилось?», – сразу же спросил Карелла.

«Откуда мне знать?»

«Почему ты прячешься?», – спросил Карелла.

«Потому что я знал о подработке.»

«Определись», – сказал Карелла. «Ты только что сказал нам, что ничего об этом не знаешь.»

«О чём? Я вас не понимаю», – сказал Ла Паз.

«О пляжных вечеринках по средам.»

«Какое это имеет отношение к…?»

«Он говорит о подработке, тупой мудак», – сказал Олли. «О вечеринках по средам. Вечеринках, о которых ты ничего не знаешь, хотя знаешь, что эта чёртова девушка занималась подработкой. Так что же? Ты знал или не знал?»

«Я знал, что она подрабатывает, но не знал, чем именно. Я не знал, что это постоянная вечеринка или что-то в этом роде. Я просто думал, что она от меня скрывает.»

«Что ты думаешь об этом?», – спросил Карелла.

Ла Паз пожал плечами.

«Просто неважно, да?», – спросил Олли.

«У меня был выбор», – сказал Ла Паз. «Я мог выбить из неё всё дерьмо и рисковать тем, что она перейдёт улицу к какому-нибудь другому парню, или я мог смотреть в другую сторону. Что она делала, если разобраться? Сотня в неделю, что-то в этом роде?»

«Две сотни», – сказал Карелла.

«Значит, даже две сотни», – сказал Ла Паз и пожал плечами. «Стоило ли терять её из-за паршивых двух купюр?»

«Сколько она приносила?», – спросил Мейер.

«Полторы, две штуки в неделю, что-то в среднем. Так стоит ли мне рисковать этим ради двух паршивых купюр?»

«Все твои девочки приносят столько?», – спросил Олли.

«Да, где-то так.»

«Сколько у тебя девушек?»

«Четыре с Си Джей. Три сейчас.»

«Значит, ты заколачивал что-то около шести-семи тысяч в неделю, да?»

«Восемь тысяч в некоторые недели.»

«Ты знаешь, сколько я зарабатываю в год, ты, грёбаный говнюк? Я детектив второго класса, ты знаешь, сколько я зарабатываю в год, ты знаешь, сколько я и эти два парня, стоящие здесь, зарабатываем каждый год, а? Ты хоть представляешь?»

«Нет, я понятия не имею», – сказал Ла Паз.

«Двадцать три грёбаных тысячи долларов в год, вот сколько мы зарабатываем, ты, мелкий сутенёр.»

«Кто рассказал тебе о подработке Си Джей?», – спросил Карелла.

«Двадцать три тысячи в год», – сказал Олли, покачав головой.

«Сара Уайетт», – сказал Ла Паз.

«Но она не знала, что это пляжная вечеринка, да?»

«Нет, сэр, не знала.»

Карелла и Мейер посмотрели друг на друга. Карелла вздохнул. Мейер кивнул.

«Эй, ребята», – сказал Олли, – «не плачьте, а? Не люблю, когда взрослые мужчины плачут. А ты, маленький говнюк», – обратился он к Ла Пазу, – «убирай свою задницу из моего участка. Если я ещё раз увижу твою сутенёрскую задницу здесь, ты пожалеешь, что не вернулся в Маягуэс (город и порт в Пуэрто-Рико – примечание переводчика) или ещё куда-нибудь, откуда ты, на хрен, приехал.»

«Пальмас Альтас (баррио в муниципалитете Барселонета в Пуэрто-Рико – примечание переводчика)», – сказал Ла Паз.

«То же самое, на хрен», – сказал Олли. «Вон», – сказал он и ткнул большим пальцем в сторону двери.

«Позвольте мне сначала одеться», – сказал Ла Паз.

«Поторопись», – сказал Олли, – «пока мои друзья не решили тебя арестовать просто так.»

В тот момент, когда Ла Паз потянулся за рубашкой, Олли повернулся и подмигнул Мейеру и Карелле. Ни один из мужчин не подмигнул в ответ. Они оба считали, что их дело так же мертво, как и все три жертвы.

13

Полицейские округа Эльсинор не знали, что у них есть четвёртая жертва в тандеме дел, которые совместно расследуют полицейские участки Южного Мидтауна и восемьдесят седьмой. Полицейские округа Эльсинор считали свой труп первой жертвой. Они нашли тело в четверг вечером в 10:00. Убитого звали Уилбур Мэтьюс. До своей кончины он был слесарем, жившим за магазином, которым владел, в городке Фокс-Хилл, ранее известном как Воксхолл по названию района в округе Ламбет в Лондоне – повсюду на восточном побережье Соединённых Штатов всё ещё чувствовалось влияние колониальной Великобритании.

Фокс-Хилл был маленькой сонной рыбацкой деревушкой, до тех пор, пока тридцать лет назад предприимчивый джентльмен из Лос-Анджелеса не приехал на восток и не открыл то, что тогда называлось «Фокс Хилл Инн», – огромную гостиницу на воде, которая с тех пор перешла в другие руки и была переименована в «Фокс Хилл Армс».

Строительство отеля привело к возникновению вокруг него города, подобно тому, как пограничный форт в далёкие, мёртвые времена приводил к появлению поселения вокруг него. Сейчас в Фокс-Хилле проживало около сорока тысяч человек, из них тридцать тысяч – круглогодичные жители, а десять тысяч были известны как «летние люди» или, менее ласково, «морские чайки». Слесарь Уилбур Мэтьюс был круглогодичным жителем. Беглый взгляд на скрупулёзные записи, которые он вёл в запертых шкафах своей мастерской, показал, что за последние пять лет он установил около трёх тысяч замков (именно столько времени длился его учёт деятельности) и за это же время отремонтировал ещё тысячу двести, причём некоторые из них были автомобильными, но большинство – замками домов.

Уилбура Мэтьюса любили в обществе. Если вы заперлись в машине или в доме в два часа ночи, достаточно было позвонить старику Уилбуру, и он оделся бы и пришёл вам на помощь, как это обычно делали врачи.

Жена Уилбура умерла во время последнего сильного урагана, не от самого урагана, не от утопления или чего-то ещё, а просто так, в своей постели, заснув как младенец. С тех пор Уилбур жил один. Он был прихожанином церкви (Первая пресвитерианская на углу Оушенвью и Третьей) и богобоязненным человеком, и во всём Фокс-Хилле не нашлось бы человека, который сказал бы о нём плохое слово. Но кто-то дважды выстрелил ему в голову, и полицейские округа Эльсинор никак не могли понять, почему.

Полицейские там были несколько более военизированными, чем в городе; даже детективы имели звания сержанта и капрала. Двое, которым поручили расследование убийства Уилбура Мэтьюса, были сержант-детектив Эндрю (Бадди) Бадд и капрал-детектив Луис Деллароса. Они стояли под дождём у окна спальни старика и искали гильзы. Лаборантов там ещё не было; им приходилось проделать весь путь из окружного центра в Эльсиноре. Бадд и Деллароса обыскали дом, но ничего не нашли. Внутри дома человек из офиса судмедэксперта смотрел на мёртвого мужчину, лежавшего в своей постели. В стене за кроватью было два пулевых отверстия, ещё одно – в подушке слева от головы Уилбура Мэтьюса, и ещё два – в самой голове Уилбура Мэтьюса: одно просверлено через левый глаз, другое – через лоб. Помощник судмедэксперта повернулся, чтобы посмотреть в сторону окна, потому что ему показалось, что траектория была выбрана именно там, но он не был полицейским-баллистиком, а человеку из баллистической службы, вероятно, потребуется столько же времени, сколько и лаборантам, ведь им обоим придётся проделать весь путь из штаб-квартиры в Эльсиноре. Помощник судмедэксперта решил, что ему лучше объявить человека мёртвым, и с полной уверенностью заявил, что причиной смерти стали множественные огнестрельные ранения. Он уже начал писать отчёт, когда вспышка молнии осветила окно, на которое он смотрел мгновение назад, а затем раздался раскат грома, напугавший его так же, как когда-то во Вьетнаме во время зачистки деревни. Он сразу же вышел в коридор и спросил у полицейского в форме, можно ли ему воспользоваться туалетом.

Полицейский сказал: «Нет, это место преступления.»

После сорока восьми часов вы начинаете немного отчаиваться. После семидесяти двух начинаете молиться о передышке: удивительно, как много копов уходят в религию после семидесяти двух часов работы над холодным делом об убийстве. После четырёх дней вы уверены, что никогда не раскроете это проклятое дело. А когда доходите до шестидневного рубежа, начинаете отчаиваться снова и снова. Это отчаяние другого рода. Это отчаяние, граничащее с одержимостью; вы начинаете видеть убийц под каждым камнем. Если ваша бабушка смотрит на вас хмурыми глазами, вы начинаете подозревать её. Вы снова и снова просматриваете напечатанные отчёты, изучаете рисунки с мест преступлений, читаете отчёты об убийствах в других участках, просматриваете досье в поисках убийств, в которых орудием преступления был пистолет 38-го калибра или жертвой была проститутка, певец или управляющий бизнесом, перебираете дела об убийствах, связанных с мошенничеством или полу-мошенничеством, вроде аферы Гарри Кейна с тщеславными записями, пересматриваете дела об убийствах, связанные с пропажей или похищением людей, – и в конце концов становитесь экспертом по всем таким убийствам, совершённым в этом чёртовом городе за последние десять лет, но всё ещё не знаете, кто, чёрт возьми, убил трёх человек в ближайшем прошлом, не говоря уже о десяти годах назад.

Сейчас было 9:40 утра пятницы, 22 сентября, всего четырнадцать часов не хватает до 11:40 вечера, когда ровно неделю назад обеспокоенный гражданин набрал номер службы спасения 911, чтобы сообщить о двух мужчинах, истекающих кровью на тротуаре на пересечении Калвер и Южной Одиннадцатой. Четырнадцати часов не хватало до недели.

Приблизительно четырнадцати часов не хватало до полуночи. Сегодня без двадцати минут полночь Джордж Чеддертон был бы мёртв уже целую неделю. В 3:30 утра завтрашнего дня Клара Джин Хокинс также была бы мертва целую неделю. Амброуза Хардинга, который сейчас лежал в гробу в похоронном бюро Монро на Сент-Себастьян-авеню, похоронят завтра в 9:00 утра, и к этому времени он будет мёртв уже почти четыре дня. А дело продолжало лежать, как локс (филе солёного лосося, иногда копчёное, часто подают на бублике со сливочным сыром – примечание переводчика) без бублика.

В 9:40 того же утра Карелла пришёл к Хлое Чеддертон в её квартиру в Даймондбэке. Сначала он позвонил из дома и поэтому был несколько удивлён, обнаружив её в том же длинном розовом халате, в котором она была почти неделю назад, когда они с Мейером постучались к ней в дверь в два часа ночи. Когда она впустила его в квартиру, ему пришло в голову, что он никогда не видел Хлою в уличной одежде. Она всегда была либо в ночной рубашке с накинутым на неё халатом, как сейчас, либо полуголая на барной стойке, либо сидела за столиком, а поверх танцевального костюма на ней была лишь хлипкая нейлоновая обёртка. Он мог понять, почему Джордж Чеддертон хотел, чтобы его жена ушла из «шоу-бизнеса», учитывая, что она, казалось, была намерена демонстрировать день и ночь любому заинтересованному зрителю. Сидя сейчас напротив неё в гостиной, Карелла смотрел на длинную ногу, показавшуюся в проёме её халата, и молча признавал, что и сам является заинтересованным зрителем. Смутившись при воспоминании о том, как Хлоя полностью обнажилась на барной стойке во «Фламинго», он быстро достал блокнот и принялся листать его страницы.