Текст книги "Джулия"

Автор книги: Ева Модиньяни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Глава 4

Сидя в такси, Джулия прикрыла усталые воспаленные глаза и подумала, как было бы хорошо, если бы от не дающих ей передышки мыслей тоже можно было избавиться так же легко, как от мелькавших за окном машины улиц Милана. Но такого щита забвения у нее не было, и мысли продолжали обжигать, вызывая невыносимую боль.

Вторую половину дня они провели вместе – она и Армандо Дзани. Да, он был ее родным отцом, но ее тянуло к нему не по зову крови – в это Джулия не верила. Скорее она относилась к нему как к другу, как к верному старшему другу, и знала, что всегда может рассчитывать на его помощь в трудную минуту и на его плечо, чтобы выплакаться.

Сегодняшняя встреча сблизила их. У Армандо Дзани словно камень с души свалился, он был счастлив, что они наконец-то поговорили по душам. Джулия немного отвлеклась от своего горя. Бывший партизан Гордон рссказал ей о встрече с Кармен, о бревенчатом доме в Апеннинских горах, о тяжелых боях в районе Монтанья Джалла. Все это было так давно, что и самому рассказчику уже казалось легендой.

Ранний зимний вечер быстро перекрасил небо в чернильный цвет, и, когда она вышла из такси на улице Тьеполо, ее дом тонул в темноте. Лишь в комнате Джорджо сквозь жалюзи пробивалась тоненькая полоска света.

Открыв дверь, Джулия окунулась в уютное тепло, но даже не заметила этого. В кухне на столе Амбра оставила ей послание, состоящее из трех пунктов:

1. Оплатить счета за электричество.

2. Налог на машину.

3. Ты должна садовнику за шесть часов работы.

Джулия наколола листок на гвоздь около буфета и прислушалась. Из комнаты Джорджо, находившейся как раз над кухней, не доносилось ни звука. «Занимается», – подумала Джулия и прошла в кабинет. На письменном столе у телефона она нашла еще одно послание, на этот раз от сына. С трудом разбирая его небрежные каракули, она медленно читала:

«Звонил Гермес».

«Опять Гермес».

«Непрестанно только Гермес».

«Гермес меня достал».

«Все время Гермес».

«В конце концов, с меня хватит!»

Джулия поднялась на второй этаж. Дверь в комнату Джорджо была приоткрыта. Оказалось, что он и не думает заниматься, а без зазрения совести играет в футбол на компьютере. Ей не нравилось, что сын часами просиживает за таким занятием, она не понимала, какое удовольствие сражаться с электронными соперниками, но сегодня она не сказала ему ни слова. Она смотрела на его сосредоточенное лицо и думала, как ей жить дальше. Будущее рисовалось ей в мрачном свете, будущее без малейшего проблеска надежды.

Джорджо привык к тому, что мать, застав его за компьютерными играми, начинала ворчать, поэтому, встретившись с ее рассеянным, ничего не выражающим взглядом, крайне удивился.

– Мам, ты чего? – спросил он, глядя на нее со страхом.

– Ничего, – бесцветным голосом ответила Джулия, направляясь в свою комнату.

– Что-то случилось? – снова спросил он, идя за ней следом.

Джулия легла на кровать. Она чувствовала себя совершенно опустошенной, обессиленной, измученной.

– Ничего особенного, – ответила она.

– Ты мне не нравишься, – заметил Джорджо озабоченно, совсем как взрослый. – Тебе что, плохо?

Джулия посмотрела на сына и словно впервые увидела его: густые золотистые волосы, чистое ангельское лицо, высокий, уже ее перерос, длинные стройные ноги в джинсах – красивый мальчик, одним словом. Но сейчас молодость сына не заряжала ее энергией, она чувствовала себя старой, безнадежно старой.

– Хорошо, плохо, – с кривой улыбкой сказала она, – все это очень относительно. – Ей хотелось обо всем рассказать сыну, но она не знала, до какой степени может быть с ним откровенной. Что понимает четырнадцатилетний мальчик?

– По-моему, ты фигню какую-то порешь, – с беспокойством глядя на мать, заметил Джорджо на своем изысканном языке тинэйджера.

Джулия посмотрела на него глазами, полными слез.

– Ты что-то скрываешь!

Джорджо сел на кровать напротив матери, чтобы лучше видеть ее лицо. Джулия почувствовала угрызения совести. Мальчик о ней беспокоится, а она ведет себя как последняя эгоистка! Он чувствует себя уже взрослым мужчиной, ему хочется защитить ее, уберечь от бед, он действительно уже большой и в состоянии понять ее проблемы, так что не стоит от него таиться, лучше рассказать все, как есть.

Зазвонил телефон. Джорджо снял трубку.

– Гермес. Чем-то взволнован, – прошептал он, зажимая рукой микрофон и изображая на своем лице страдания влюбленного, как ему, видимо, казалось, очень забавно.

– Скажи, что меня нет, – затрясла головой Джулия.

– Привет, Гермес, – уверенно сказал Джорджо, не дожидаясь, пока на другом конце провода послышится голос. – Мама просила сказать тебе, что ее нет, но я даю ее тебе, разбирайтесь сами.

Положив трубку на кровать рядом с матерью, он вышел из комнаты, и Джулия, сделав глубокий вдох, поднесла трубку к уху.

– Джулия, что случилось? – и в самом деле взволнованно спросил Гермес.

– Думаю, нам не о чем больше разговаривать, – медленно, с трудом произнесла Джулия.

– Да скажи же, что произошло? – испуганно спросил Гермес. Первое, что пришло ему в голову: «Ей стало плохо».

– Ничего.

– Я тебя не понимаю.

– А мне после того, что сегодня произошло, напротив, все ясно.

Гермес решил, что она обиделась на него за несостоявшийся обед в «Тула».

– Прости, я действительно не смог, – начал он оправдываться, – неожиданно возникли проблемы с Теодолиндой, я не мог ее оставить.

Его удивило, что Джулия, всегда такая чуткая и разумная, на этот раз вела себя, как избалованная капризная любовница.

– С Теодолиндой? А я подумала, что с женой.

– При чем здесь жена?

– Блондинка, которая стояла с тобой в обнимку у постели Теодолинды, разве не твоя жена? – с наигранным удивлением спросила Джулия. – И разве это не была сцена примирения и воссоединения семьи?

– Бог мой! – Гермес лишь сейчас понял, о чем идет речь. – Откуда ты узнала?

– Я не узнала, я увидела. Приехала к тебе в больницу и удостоилась чести лицезреть объятия супругов, единодушных в своем стремлении восстановить семью.

– Ничего ты не знаешь…

– С меня и этого достаточно, поэтому закрываем страницу и корректно расходимся в разные стороны.

– Джулия, перестань, ты ведешь себя, как маленькая. Я люблю тебя, я не хочу, не могу без тебя, что ты со мной делаешь?

– Возвращайся к синьоре Монтини.

Она пожалела, что у нее вырвались эти слова. Ее сердце требовало отмщения за поруганную любовь и за оскорбленное достоинство, но гордость не позволяла ей унизиться до вульгарной ругани.

– Все, Гермес, я кладу трубку, – предупредила она.

После того как она увидела руку Марты на бедре Гермеса, он казался ей нечистым. Она отдавала себе отчет, что рассуждает глупо, но ничего не могла с собой поделать: близость с Гермесом после увиденного осквернит и ее.

– Джулия, послушай меня одну минуту, – взмолился Гермес. – Я все объясню…

– Прощай, Гермес, – ответила она и нажала на рычаг, положив конец мучительному разговору.

Она не была уверена, что поступила правильно. Да и о каких правилах можно говорить, когда она умирает от ревности, кипит от ярости, стонет от отчаяния?

Когда-то с Лео тоже было так. Джулия узнала о его измене, и в ней все перевернулось. Для него это был случайный эпизод, он не придавал ему никакого значения, для Джулии же – катастрофа, после которой их совместная жизнь казалась уже невозможной. Тогда ей, правда, было двадцать шесть лет, в молодости раны быстрей затягиваются. За четырнадцать лет она стала терпимее, но измен, как и прежде, не прощает.

Она спустилась в кухню, где Джорджо готовил себе сандвич с тунцом. Лицо у него было непроницаемое.

– В чем дело, деточка?

– Не смей называть меня деточкой.

– Почему? – ласково спросила она.

– Потому что потому! Я для тебя – пустое место.

– Что за глупости ты говоришь!

– Это не глупости. Если бы ты со мной считалась, ты бы мне рассказала, что случилось, а не темнила бы.

Джулия молча открыла холодильник и достала миску с мелко нарезанной и приправленной лимоном свеклой. Есть свеклу ей посоветовала одна знакомая, которая после поездки в Индию и знакомства с каким-то гуру лечила ею собственный рак в сочетании с травами и строго сбалансированным питанием. Уже четырнадцать лет ей удавалось таким образом бороться с лимфогрануломатозом, при котором человеку, согласно статистике, отпущено года два, три от силы.

Наука отвергала целебные свойства свеклы при лечении рака, случай со знакомой – подтверждал. В конце концов, пока от рака нет гарантированного средства, надо использовать любую возможность, кто знает, а вдруг поможет? Вреда от свеклы уж точно быть не может.

Она села за стол напротив Джорджо и поставила перед собой миску со свеклой – свой ужин.

– Знаешь, Гермес некоторое время назад мне прооперировал грудь, – спокойно сказала она.

– Знаю, – ответил Джорджо с полным ртом.

– И оказалось, что опухоль недоброкачестванная.

– И что? – Джорджо уставился на нее своими карими, с золотистыми искорками глазами.

– Приходится ходить на сеансы радиотерапии, чтобы все прошло окончательно.

– От этого вылечиваются? – В глазах Джорджо вспыхнул страх.

– Теоретически, да, – ответила Джулия, которая не хотела пугать сына и уже была не рада, что заговорила с ним о болезни.

– Значит, ты поправишься, – уверенно сказал Джорджо и сразу же повеселел.

– Это еще не все, – Джулия решила одним разом выложить ему все. – Сегодня я случайно стала свидетельницей примирения Гермеса с его бывшей женой. В больнице. Теперь все. – И она проткнула вилкой сразу два куска свеклы, представив себе, что это не безобидный овощ, а Марта с Гермесом.

– Блин, вот это да! – Джорджо продолжал жевать свой сандвич, но теперь его глаза наполнились раскаянием. – Какой же я идиот! Прости, мамочка!

Джулия сжала его руку, лежащую на столе, и продолжала уже с иронией:

– Сразу две напасти – опухоль и ревность. Многовато.

– Папу ты ведь тоже ревновала, – вдруг сказал Джорджо.

– А ты откуда знаешь?

– Не надо быть комиссаром Мегрэ, чтобы это знать. Вы и разошлись поэтому, ведь так?

– Ревность пришла потом, а сначала я просто голову потеряла. Он был взрослым мужчиной, и занятие у него было самое лучшее с моей точки зрения – он писал. Я же тогда только поступила в университет. Мы познакомились в тот день, когда умер мой дед, Убальдо Милкович.

Далекие воспоминания осветили слабой улыбкой ее лицо.

Вчера
1965 год

Глава 1

Безжизненное тело дедушки лежало на диване в гостиной. Бенни позвонил домашнему врачу.

– Плохо, говорите? – переспросил доктор Бенцони.

Бенни ответил не сразу.

– Может быть, он умер.

– Что значит «может быть»? – возмутился врач. – Он не дышит?

– Думаю, вам лучше приехать и самому посмотреть, что с ним.

Дедушке врач был уже не нужен, зато в нем нуждался Витторио де Бласко, потрясенный оскорбительным для семьи «подвигом» тестя.

Многолетняя практика сделала доктора Бенцони неплохим врачом, хотя звезд с неба он не хватал. У Витторио де Бласко был сердечный приступ, доктор Бенцони сделал ему укол и рекомендовал до обследования полный покой.

Изабелла, не столько обеспокоенная сердечным приступом отца, сколько перепуганная, что теперь ее бросит жених, заперлась в комнате, которую она делила с Джулией, и поклялась, что не выйдет оттуда до тех пор, пока тело Убальдо Милковича будет оставаться в доме.

Кармен плакала. Джулия, лучше всех знавшая характер доктора Бенцони, решила рассказать ему правду о смерти дедушки, после чего участливый эскулап написал в заключении о смерти, что старик умер в доме на улице Тьеполо от апоплексического удара.

В эту трагическую ночь Джулия познакомилась с Лео, которого привел брат: Бенни ездил в привокзальную аптеку за лекарствами, выписанными доктором Бенцони, и, повстречав на вокзале Лео, дал понять старому другу, что нуждается в моральной поддержке, и попросил его поехать с ним.

Джулия вошла в кухню, когда брат и Лео собирались варить кофе.

– Познакомься, это моя сестра Джулия. А это Лео Ровелли.

– Ровелли? Журналист из «Коррьере»? – спросила Джулия, часто слышавшая рассказы брата о друге.

– Он самый, с вашего позволения, – пошутил Лео, окидывая сестру друга оценивающим взглядом.

– Вот не думала, что он такой красавец! – с неподдельным восхищением выпалила Джулия, почувствовав, что пошла бы на край света за этим высоким блондином с тонким благородным лицом.

Она не сводила с него глаз.

– Это вы красавица, – комплиментом на комплимент ответил Лео, покоренный ее очаровательной непосредственностью. – Вы прелесть. Просто загляденье.

– Загляденье? – Только сейчас Джулия заметила, что она стоит перед молодыми людьми в пижаме, с растрепанными волосами. Она покраснела, что сделало ее еще прелестнее, еще соблазнительнее. – Пойду приведу себя в порядок.

– Вы и так в порядке, – заверил ее Лео, откровенно ею любуясь.

– Я читала ваши репортажи из Африки. Какая у вас интересная жизнь!

– Предлагаю перейти на «ты». Нет возражений?

– Конечно, нет, – смущенно согласилась она. – Представляешь, когда Бенни говорил, что знаком с тобой, я не верила – думала, он набивает себе цену.

– Теперь ты знаешь, что твой брат говорил правду.

– Ты выглядишь старше его.

Лео засмеялся:

– Какая же ты еще маленькая! Тридцатилетний мужчина кажется тебе стариком.

Лицо Джулии залила краска.

– Ты меня не так понял.

В это время в кухню вошла Кармен. Бенни представил ей своего друга.

Мать строго посмотрела на Джулию:

– На твоем месте я бы не разгуливала при гостях в пижаме.

В холодных глазах матери Джулия прочла упрек: как она может кокетничать неизвестно с кем, когда у отца сердечный приступ!

– Я на минутку, – извинилась Джулия. – Сейчас вернусь.

Пришлось пригрозить запершейся на ключ Изабелле, что если та не откроет ей дверь, она позовет мать.

На голове у Изабеллы были бигуди, лицо покрывал жирный слой коричневого крема.

Джулия показала сестре язык.

– Ты похожа на мумию.

Она сняла пижаму, надела юбку в крупные цветы и белую пикейную блузку.

Изабелла укоризненно покачала головой.

– Постыдилась бы!

Джулия сделала пируэт, отчего юбка на ней вздулась колоколом.

– Стыдиться? Чего?

Изабелла, присев на край постели, стригла заусенцы.

– У тебя дедушка умер, отцу плохо, а ты вырядилась, будто на гулянье.

– Лучше на себя полюбуйся, – огрызнулась Джулия. – Да попадись ты сейчас на глаза своему женишку, он бы, знаешь, как бежал? Как угорелый.

– Ты позор нашей семьи.

– Спасибо.

– Вся в деда.

– Дедушка умер, не надо говорить о нем плохо.

– Я говорю плохо о тебе.

Джулии захотелось попугать сестру:

– Смотри, как бы покойник не утащил тебя с собой в могилу. Придет ночью, схватит тебя за ноги и…

– Я дедушку всегда любила, – солгала Изабелла, инстинктивно подтягивая под себя ноги. – Всегда.

– На твоем месте я бы не чувствовала себя в безопасности, – предостерегла ее Джулия, выходя из комнаты.

Она на цыпочках подошла к спальне родителей. Отец лежал в постели, рядом сидел Бенни.

– Как он? – спросила Джулия.

– Уснул.

– Что сказал доктор?

– Папе придется лечь на обследование в кардиологическую клинику. Уговори маму поспать. Так нам будет спокойнее.

– Кому нам?

– Мне, тебе, Лео. Мама очень устала.

Джулия спустилась в гостиную. Мать сидела с вязаньем возле дивана, на котором лежал дедушка. Время от времени она поднимала глаза и смотрела на его восковое лицо, на котором застыло подобие улыбки, – смотрела и улыбалась в ответ.

Спокойствие матери поразило Джулию.

– Я как раз вспоминала поездку в горы, где папа партизанил. Мы провели тогда вместе всего один день, но я запомнила его на всю жизнь. Тебя тогда еще и на свете не было. Ты очень похожа на дедушку.

Джулия нежно погладила мать по плечу, поцеловала в лоб.

– Иди спать, мама.

– Не волнуйся. Мне здесь хорошо. Свари кофе. Кажется, в кухне есть печенье.

На душе у Джулии было спокойно. Просто удивительно, думала она, как могут уживаться горе и счастье, насколько жажда жизни сильнее отчаяния от пришедшей в дом смерти. Да, это было так: те же чувства она читала на красивом лице матери.

В кухне Джулия увидела маэстро Леоне Босси, жившего в соседнем особняке, – доморощенного скрипача, которого иногда, по торжественным случаям, приглашали играть в церковь за скромное вознаграждение. Его коронным номером считалась «Аве Мария» Гуно. Жена маэстро, некрасивая особа с ужасно склочным характером, была родом из Лигурии и говорила с чудовищным акцентом. Маэстро привык ложиться под утро и, придя к соседям с соболезнованиями, не торопился возвращаться в ненавистное семейное гнездо.

Джулия застала его за любимым занятием – маэстро рассказывал очередную невероятную историю. У Леоне Босси было круглое лицо, большие глаза, высокий выпуклый лоб, длинные седые волосы, подвижные мясистые губы, между темными от никотина и пародонтоза зубами виднелись пустоты. С его неказистой фигурой он скорее выглядел карликом-переростком, чем человеком ниже среднего возраста. Говорил он густым мужественным басом. Сейчас аудитория маэстро состояла из одного Лео, с интересом внимавшего этому необыкновенно симпатичному господину.

– Рассказывайте дальше, – подзадоривал его Лео. – Не томите. Ты прелесть. – Последние слова относились к Джулии: он успел шепнуть их, коснувшись ее руки, когда она проходила рядом, направляясь к раковине.

– Такому журналисту, как вы, синьор Ровелли, ничего не стоит написать об этом книгу. Все, что я вам рассказываю, чистейшая правда. Не будь я Леоне Босси!

– Продолжайте, я слушаю, – сказал Лео, наблюдая за Джулией.

– Так вот, этот мой знакомый приказал долго жить, – возобновил маэстро свой рассказ. – Он был мертв, даю голову на отсечение. Мне пришлось ненадолго отлучиться. Через несколько минут я возвращаюсь в комнату и вижу: мертвец сидит на кровати, неподвижный, с вытаращенными глазами, руки на коленях. Представляете? Кошмар! Комнату освещает дрожащий свет свечи, а на кровати восседает мой умерший знакомый с выпученными глазами. Это было в нашей деревне. До войны. И не думайте сомневаться, я правду говорю.

– Верю. А что было дальше? – спросил журналист, по-прежнему глядя не на него, а на Джулию.

– У покойника стянулись жилы, – продолжал скрипач. – Разве вы не знали, что у покойников стягиваются жилы? Поэтому мертвецы, вместо того чтобы лежать, иной раз садятся.

– И что вы сделали?

– Позвал друга на помощь. Он держал ему ноги, а я толкал в грудь, чтобы повалить. Жилы скрипели, как натянутые струны, казалось, вот-вот лопнут. Я решил, что еще немного, и я его уложу, но тут рука мертвеца дергается и хлоп меня по физиономии. Вот сюда. – Он показал на свой шишковатый нос. – Такой удар был, что у меня кровь из носа пошла.

У Лео было довольное лицо, и Джулии оставалось только гадать, отчего: так ли его позабавил рассказ скрипача, или причина была в ней?

Лео оценил услышанное одним словом:

– Чудеса!

– А что я вам говорил? – обрадовался маэстро Босси, сверкая лягушачьими – навыкате – глазами.

– Услышь я эту историю от кого-нибудь другого, я бы усомнился в ее правдивости.

Маэстро Босси облизнул мясистые губы.

– Подождите, это еще не конец.

Джулия разливала кофе по чашечкам из парадного сервиза, успевая обмениваться с журналистом понимающими взглядами. Неожиданно Ровелли подмигнул ей, отчего она снова покраснела.

– Так что же было дальше, синьор Босси?

– Мы решили поскорее положить его в гроб. И что же вы думаете? Покойник умудрился открыть изнутри крышку. Пришлось позвать врача, врач перерезал покойнику жилы, и только после этого удалось окончательно его уложить. Такая вот история, – завершил он свой рассказ, помешивая в чашечке кофе и качая головой.

Джулия понесла матери кофе. В гостиной она задержала взгляд на дедушке, дрожа при мысли, что он вдруг сядет с выпученными глазами, как знакомый синьора Босси. Ничего подобного. Правда, ей показалось, что грудь дедушки вздымается и опускается, как будто он дышит.

– Мама, а может, он не умер? – спросила она шепотом, словно опасалась, что дедушка услышит.

Мать наклонилась над диваном, коснувшись рукой лба усопшего.

– К сожалению, умер. Понимаю, тебе трудно примириться с этим.

– Трудно? Скорее невозможно. Я отказываюсь в это верить. И не удивилась бы, если бы он вдруг поднялся и объявил, что все это шутка. Мне бы не было тогда так стыдно…

– Стыдно? – удивилась мать. – О чем ты?

– Мне жалко дедушку, жалко, что он умер. Но к тому, что я чувствую, не подходят такие слова, как «горе», «скорбь». А ведь я его люблю, я его всегда любила. Я не могу плакать. Не могу думать о смерти, когда мне хочется жить.

Застывшая на лице покойного улыбка как будто стала отчетливее.

– Я рада, что ты так говоришь. Он тоже любил жизнь. – Мать вздохнула. – Что поделаешь, детка, жизнь продолжается. Пойду прилягу хоть на полчасика.

В это время в гостиную вошел маэстро Босси.

– Правильно, синьора Кармен, вам надо поспать. Идите, я сменю вас. Если вы не против, я тихонько что-нибудь сыграю. «Аве Мария» Гуно подойдет?..

– Это единственная молитва, которую он знал, да простит ему Всевышний.

– Тем более.

– Только прошу вас, не очень громко: муж плохо себя чувствует. – Держась за перила, она стала подниматься по лестнице.

Джулия вернулась в кухню. Лео курил, стоя у большого окна, выходящего в сад. Ласковое дыхание рассвета согревало последние звезды.

– Закуришь? – спросил Лео, протягивая ей пачку сигарет.

– Я не курю.

– А ты попробуй. В таких случаях это помогает.

Джулия взяла сигарету и машинально сунула в рот. Губы ее дрожали. Лео чиркнул зажигалкой, она вдохнула голубоватый дым и, закашлявшись, бросила сигарету в окно. Смех Лео заставил ее покраснеть.

Когда Бенни вошел в кухню, чтобы сказать, что отец проснулся и что ему опять стало плохо, Джулия и Лео целовались.