Текст книги "Джулия"
Автор книги: Ева Модиньяни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
Сегодня
Глава 1
Джулия преодолела секундный страх и посмотрела на себя в зеркало. Вот это да! Губы непроизвольно расплылись в улыбке. Из зеркала на нее смотрела уже не юная, но очень привлекательная женщина, чья красота достигла полного расцвета. Витторио, как всегда, постриг ее отлично; густые, несмотря на облучение, волосы блестели живым здоровым блеском, редкие серебряные нити, вплетенные в каштановые пряди, вовсе не старили ее. Да если бы и старили, Джулия ни за что на свете не стала бы их красить – слишком это муторное занятие. К седине и к морщинам она относилась как к отметинам, оставляемым прожитой жизнью, и не старалась их скрыть. Что ж, годы проходят не бесследно, но это лишь доказывает, что она живет, а не прозябает. Искусный макияж, который сделала ей Тереза, был почти незаметен, только ее большие темные глаза стали казаться еще больше и глубже, а синева под глазами, появившаяся после первых сеансов радиотерапии, почти исчезла.
Витторио снял с Джулии накидку и удовлетворенно улыбнулся. Потом помог ей подняться с кресла, подал норковую шубку и проводил до лифта.
Джулия вышла на улицу и полной грудью вдохнула свежий морозный воздух. Стоял один из тех солнечных зимних дней, когда воздух чист и прозрачен, точно хрусталь, и трудно поверить, что Милан – один из самых загрязненных европейских городов. Но сейчас Джулии не хотелось думать о неприятных вещах. Город был красив, и она была красива и в прекрасном настроении шла на свидание.
Свидание ей назначил Гермес, и она торопилась, боясь опоздать. Они не виделись ровно неделю, со дня операции Теодолинды. Сейчас опасность уже миновала, девушка быстро шла на поправку.
Сегодня утром Гермес позвонил очень рано.
– Как дела? – спросил он смущенно, чувствуя себя виноватым за то, что столько дней не объявлялся.
– У меня все в порядке, – ответила Джулия, – скажи лучше, как Теа?
– Лучше не бывает.
– Ты даже не представляешь себе, как я рада это слышать.
– Ты не выкроишь сегодня немного времени, чтобы повидаться со старым другом?
– Я в полном твоем распоряжении. На всю жизнь.
Сказав это, Джулия почувствовала грусть. Кто знает, сколько продлится ее жизнь? Мысли о смерти возвращались к ней постоянно, но сейчас она отмахнулась от них, как от назойливой мухи.
– В любое удобное для тебя время, – поправилась она.
– Пообедаем вместе?
– С удовольствием.
– «Тула» тебя устроит?
– Возражений нет.
Идя по хорошо знакомым улицам, Джулия чувствовала себя спокойной и счастливой. Такого настроения у нее не было уже несколько месяцев. Она останавливалась у витрин, любуясь великолепными ювелирными украшениями, разглядывая модную одежду, сумки, обувь. Проходя мимо магазина «Бригатти», она приглядела себе очень миленький тренировочный костюм для занятий гимнастикой, поскольку уже возобновила посещения спортзала. Потом, задержавшись на минуту перед витриной «Шанель», решила, что стоит, пожалуй, зайти сюда после обеда и примерить элегантный костюм – он должен ей пойти. Но в первую очередь надо сменить сумку. Она свернула на корсо Эуропа и в магазине «Каравель» купила сногсшибательный кожаный мешок из разноцветной кожи, который оживлял ее темно-коричневую норковую шубу. Старую сумку через плечо со сломанной «молнией» она оставила в магазине.
У нее был пунктик: она никогда не опаздывала, поэтому, придя в ресторан «Тула» с десятиминутным опозданием, чувствовала себя виноватой. Метрдотель, увидев, как она входит в обеденный зал, поспешил к ней навстречу. Галантно поцеловав ей руку, он засуетился, не зная, как угодить известной писательнице, которая к тому же стала в последнее время героиней светских сплетен. Его глаза горели нездоровым любопытством, когда он спросил:
– Синьора де Бласко, вас устроит тот укромный столик в углу? Сейчас я распоряжусь насчет аперитива.
– Не беспокойтесь, – ответила Джулия, оглядываясь по сторонам в надежде увидеть Гермеса.
– Профессор звонил несколько минут назад, – словно отвечая на ее мысли, сообщил метрдотель.
– Сказал, конечно, что опаздывает, – не столько предположила, сколько констатировала факт Джулия.
– Профессор просил передать вам, – смущенно продолжал директор, – что не сможет прийти. Он очень извиняется и позвонит вам позже домой.
Ее радужное настроение лопнуло как мыльный пузырь, оставив лишь смутное воспоминание о мимолетном счастье. Она почувствовала слабость в ногах и опустилась в глубокое кресло.
– А теперь я с удовольствием воспользуюсь вашим предложением и что-нибудь выпью, – сказала она. Ей нужно было хоть немного времени, чтобы прийти в себя.
– Что синьора де Бласко желает?
– Принесите что-нибудь на свое усмотрение.
– Сию минуту.
Она выпила изысканный коктейль с шампанским, который почтительно подал ей метрдотель, одним залпом, как лекарство. В груди кольнуло, и она невольно затаила дыхание. На нее вновь нахлынули мысли о коварной болезни, с которой она вела борьбу не на жизнь, а на смерть.
Стараясь не поддаваться панике, Джулия подозвала метрдотеля и попросила его вызвать ей такси. Если у Гермеса что-то случилось, она должна как можно скорее об этом узнать. Метрдотель, согнувшись в вежливом поклоне, проводил ее до машины и подарил на прощание розу.
Джулия назвала таксисту адрес больницы, и тот, кивнув, лишь один квартал проехал молча, а потом принялся разглагольствовать о проблеме занятости, о конкуренции, о продажности профсоюзов. Он так увлекся, что чуть не попал в аварию. Джулия слушала его невнимательно. Сейчас ей было не до проблем водителей такси – с отчаянием думала она о своей болезни, о своей жизни и о собственных проблемах, которые с неумолимой настойчивостью вставали перед ней одна за другой.
Когда они наконец подъехали к больнице, Джулия хватилась кошелька и вспомнила, что не вынула его из бокового кармашка старой сумки, оставленной ею в магазине «Каравель». Чтобы расплатиться с шофером, она одолжила денег у привратника, дав повод таксисту порассуждать о богатых пассажирах, которым плевать на простой народ.
– Где профессор Корсини? – спросила она, и привратник, следуя собственной табели о рангах, ответил с заискивающей улыбкой:
– На втором этаже, синьора.
Джулия, поднимаясь на лифте, боялась только одного: ухудшения состояния Теодолинды. И хотя привратник, все и обо всех знавший, заверил ее, что с дочерью профессора все в порядке, интуиция, которая ее никогда не подводила, подавала сигнал тревоги.
Дежурная по этажу указала ей палату Теодолинды. Может быть, она поступила опрометчиво, примчавшись сюда, может быть, стоило набраться терпения и дождаться звонка Гермеса дома, но дело было сделано, обратного пути у Джулии не было. Она приоткрыла дверь в палату и из ярко освещенного коридора заглянула в полутемную палату.
– Как ты хочешь, – услышала она голос Гермеса и увидела его самого, стоящего к ней спиной.
– Неужели это не сон, и мы снова все вместе! – произнес молодой счастливый голос, видимо, Теодолинды.
Только теперь Джулия разглядела маленькую блондинку, которая стояла, прижавшись к Гермесу, а он одной рукой обнимал ее.
– Мог бы и поцеловать жену, – игриво сказала она, глядя не на мужа, а на Джулию с победоносной улыбкой.
Гермес поцеловал Марту, и Джулия почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног.
– Теперь мы снова будем жить вместе, – не спуская глаз с Джулии, заявила Марта, – ты, я и Теа.
Джулия тихо прикрыла дверь и медленно, еле держась на ногах, направилась к лифту. Свет померк перед ее глазами, ей нечем было дышать. Сгорая от стыда и унижения, она собрала всю свою волю, чтобы пройти мимо дежурной сестры с гордо поднятой головой. Миновав пост, она ускорила шаги, навсегда уходя от мужчины, которого любила двадцать пять лет. Навсегда уходя от Гермеса.
Глава 2
Резкие духи Марты – все та же «Шанель»! – напомнили Гермесу о давно забытых минутах их близости, и он почувствовал отвращение. Его неудержимо потянуло к Джулии, от волос которой едва уловимо пахло цветущей липой.
– Мне очень жаль, – мягко, но решительно освобождаясь из объятий жены, сказал он, обращаясь к дочери, – но это невозможно. Прости.
– Теа просто предлагает попробовать, – сладким голосом заметила Марта.
– Я понимаю, – рассеянно ответил Гермес.
– Папа, прошу тебя, ну пожалуйста!
Сцена была глупая и неловкая. Из всех троих одна Теа искренне верила, что их развалившаяся семья может вновь соединиться и зажить припеваючи. Глядя на озаренное надеждой счастливое лицо дочери, Гермес думал о том, что назад пути нет. Он любил Джулию, а Марта была пройденным этапом в его жизни, ошибкой, которую он совершил много лет назад. Но его бывшая жена была не из тех, кто добровольно уступает свое место сопернице, тем более что ее бывший муж после нескольких лет разлуки казался ей еще очень даже привлекательным.
– Попытка не пытка, – с фальшивой покорностью произнесла Марта и посмотрела на Гермеса невинным взглядом, в котором Гермес увидел торжество.
Инстинктивно он попятился к двери. Ему пора было уходить, его ждала Джулия, он так соскучился по ней за эту неделю.
– Сейчас тебе нужно думать только о том, чтобы поправиться, – сказал он дочери, берясь за ручку, чтобы выйти из палаты.
– Я не хочу, чтобы ты возвращался к этой женщине! – закричала вдруг Теа и замерла в страдальческой позе – ее сковала резкая боль в груди.
Марта уже не пыталась скрыть своего торжества. Гермес почувствовал, что его заманивают в ловушку, выбраться из которой будет не так-то легко. Он вернулся от двери и сел у постели дочери. Он не мог уйти, не объяснив ей все. Он помнил, что его ждет Джулия, но был уверен, что она не рассердится на него за опоздание, ведь она любит его, а значит, поймет.
– Что ты имеешь против нее? – мягко спросил он.
– Я ненавижу ее, папа, страшно ненавижу, лучше бы она умерла!
Если бы Теа, такая непримиримая по молодости лет, могла знать, что желает смерти смертельно больной женщине! Гермес покрылся холодным потом, его сердце сжалось от безотчетного, почти мистического страха. Марта, между тем удобно устроившись на диване у окна, следила за развитием событий.
– Ты сама не понимаешь, что говоришь, – пробормотал Гермес, но, взяв себя в руки, продолжал уже более твердым голосом: – Конечно, я не могу заставить тебя не ненавидеть ее, равно как не могу заставить себя ее не любить, но пойми, любовь к тебе и любовь к ней – разные вещи. У тебя нет никаких оснований меня ревновать, а тем более требовать, чтобы я вернулся к твоей матери. Когда ты повзрослеешь, то первой же бросишь в меня камень. Ты не простишь мне такого лицемерия. – Про себя он подумал: жертвы. – Не может быть счастья, построенного на несчастье других, и если ты с этим не согласна, мне очень жаль. Я считал тебя умной и, главное, порядочной девушкой. Но хватит об этом. Твоя задача – скорее поправиться, все остальное – потом.
Это была длинная и горячая речь, никогда еще он так откровенно не разговаривал с дочерью.
– Я хочу, чтобы меня любили, – тоном избалованного ребенка сказала Теа. – Я хочу, чтобы у нас была нормальная семья, чтобы мы жили вместе.
– Все хотят, чтобы их любили, тут ты неоригинальна, но не все способны жить во лжи ради видимости семьи.
– Я всю жизнь прожила во лжи, – горячо возразила Теа, – и в одиночестве. Где ты был, когда я росла и так нуждалась в тебе? Ах, простите, пожалуйста! Профессор Корсини боролся с недугами, спасал человеческие жизни! Ее тоже рядом не было, – добавила Теа и бросила взгляд на мать, которая застыла на диване, как кошка, готовая к прыжку. – Скажи, где ты был в ту ночь, когда я стала женщиной?
Теа переняла у матери эту манеру нападать, оказалось, она тоже умеет наносить удары по самым уязвимым местам. Гермес весь сжался от жестоких и несправедливых обвинений дочери.
– Свой неудачный женский опыт ты тоже готова приписать на мой счет? – язвительно спросил он, в душе считая себя ответственным за нелегкую жизнь Теодолинды.
Теа, уловив страдание в глазах отца, поняла, что ее удар попал в цель.
– Мне было четырнадцать, – неумолимо продолжала она, – а ему тридцать. С ним я чувствовала себя как за каменной стеной. Возможно, я искала в нем отца, которого у меня никогда не было. Ты ведь ушел, а она, – Теа снова бросила взгляд на мать, – занималась только собой. Тогда мы были в Греции. Настроение у меня было ужасное. Ты отделывался короткими и редкими телефонными звонками, мама каталась на яхтах. – В голосе Теа слышалась ненависть к обоим родителям. – Он совсем потерял голову, но после того, как это произошло, вдруг испугался, что я могу забеременеть, и потащил меня в Афины делать какой-то укол. У меня было так гадко на душе, что хотелось умереть. Я сразу же рванула на аэродром и улетела в Милан.
Теа рассказывала все это ровным бесстрастным голосом, словно отвечала урок у доски.
– Ну хватит, замолчи, – резко сказала Марта. – Твои любовные похождения никого не интересуют.
– А почему, собственно? – отразила удар Теа. – Это только начало, у меня в жизни уже было многое, могу поделиться опытом. Хотя, конечно, это очень деликатные дела, родительские уши не созданы для таких откровений.
– Я сказала, замолчи, – повторила Марта спокойным, но твердым голосом, после чего обратилась к мужу: – Неужели даже после того, что ты сейчас услышал, ты не согласен еще раз попробовать? Может, попытаемся склеить наш разбитый брак?
Гермес даже не посмотрел в ее сторону.
– Рассказывай дальше, – сказал он дочери.
Он был уверен, что если Теа сейчас не выговорится, она замкнется в себе навсегда. Он вспомнил свою сестру Диану, которая была создана для семьи, однако мужчины, которым нужно было совсем другое, использовали ее лишь для грубого, примитивного секса.
– За день до аварии я сделала аборт, – призналась Теа.
Она устала, голос ее ослабел, но она чувствовала потребность освободиться от мучивших ее проблем, хоть раз в жизни объяснить родителям причину своих несчастий.
– Это ты виновата, – набросился на Марту Гермес.
– Нет, – остановила его Теа, – это и моя вина. Вернее, только моя вина. Я вдруг засомневалась, стоит ли производить на свет еще одно несчастное существо. Будет ли оно кому-нибудь нужно? Ведь я даже не уверена, нужна ли я сама кому-нибудь, включая отца моего неродившегося ребенка.
Марта, не отрываясь, смотрела на Гермеса, но его лицо было непроницаемым. За прожитые вместе годы она его неплохо изучила и не сомневалась, что за внешним спокойствием скрывается настоящая буря чувств. Что касается его реакции – Марта не бралась ее предсказать и боялась, что слишком откровенное давление может вызвать с его стороны столь же откровенный отпор.
Теа совсем обессилела. Она закрыла глаза и отвернулась от отца. Глядя на совсем детское измученное лицо дочери, Гермес чувствовал себя последним подлецом. Во многом по его вине бедная девочка столько пережила, он готов был сейчас на все пойти, лишь бы в ее глазах увидеть надежду и радость.
– Я вернусь, – опустив голову, произнес он, – и снова буду жить с тобой и с мамой.
– Спасибо тебе, папа, – не поворачивая головы, прошептала Теа.
В ту же минуту Гермес почувствовал на плече руку Марты. В нем вскипело раздражение. Ужаснувшись вырвавшемуся у него обещанию, он стиснул зубы и словно окаменел. Да, он идет на жертву, но это благая жертва, во имя любимой дочери, поэтому свое обещание он сдержит.
Тренькнул телефон, и Гермес снял трубку.
– Вас к телефону, профессор, – сказала телефонистка, – господин…
– Я занят, – усталым, раздраженным голосом ответил Гермес, – меня нет и не будет.
– Кажется, это очень срочно, – позволила себе возразить телефонистка.
– Хорошо, соедините, – покорился Гермес.
– Это Карузо, здравствуйте, профессор, – раздался в трубке взволнованный голос.
– Слушаю вас, – рассеянно ответил Гермес.
– Поиски увенчались успехом, теперь мы точно знаем, кто снабдил газеты фотографиями. Иными словами, мы знаем человека, организовавшего эту скандальную шумиху в прессе. Когда я назову вам его имя, вы мне не поверите.
О чем он говорит? Гермес сейчас был далек и от газетных публикаций, и от обвинений в свой адрес, все это осталось в другой жизни, в жизни с Джулией, от которой он навсегда отказался.
– И как же его имя? – равнодушно спросил Гермес.
– Марта Монтини, – ответил Карузо. – Это ваша бывшая жена, профессор. Эта она организовала за вами слежку, которая не прекращалась все эти годы, это она позаботилась о том, чтобы фотографии попали в агентство, а оттуда – во все газеты.
– Я очень вам благодарен, Карузо, – сказал Гермес и посмотрел в чистые голубые глаза Марты.
Глава 3
Джулия шла и шла, не останавливаясь и не сбавляя шага, словно ее влекла вперед какая-то таинственная сила. Куда, зачем она шла? Она и сама не знала. Скорее всего, это было стремление убежать от своего горя. Так иногда, глядя перед собой невидящими глазами, бежит вдоль тротуара потерявшаяся собака. Словно неукоснительно следуя предначертанному маршруту, она все дальше и дальше удаляется от дома, надеясь, видимо, найти его в конце своего пути.
Как ни странно, мир уцелел. Дома остались на прежних местах, люди спешили по делам, большой город жил своей обычной суетливой жизнью. Но почему не разверзлись небеса и на землю не спустилась вечная тьма? Почему здания стоят, пешеходы идут, машины едут? Почему ничего не изменилось после того, как с ней произошла катастрофа? Разве она песчинка среди неисчислимых других песчинок? Всего лишь ничтожная песчинка? Нет, она Джулия, Джулия, Джулия, черт побери!
Гермес, ее первая и последняя любовь, ее спаситель, ее ВСЕ, Гермес, сегодня утром пригласивший ее на свидание, всего через несколько часов стоит в обнимку с бывшей женой, собираясь вернуться в лоно семьи!
Проходя по галерее в начале улицы Маттеотти, она поравнялась с нищим. Уже немолодой, с густой гривой седых волос, он неподвижно стоял, подняв воротник тяжелого бесформенного пальто, и на его лице, как маска, застыло выражение грусти. Уже много лет он стоял на этом самом месте в позе кроткого страдальца, не поднимая глаз от земли. На его груди висела табличка с трогательной просьбой помочь – кто сколько может – бедному больному старику.
Однажды, когда он направился к метро, Джулия из профессионального, писательского интереса пошла за ним и стала свидетельницей его преображения. Спустившись вниз, он опустил воротник пальто, аккуратно скатал в трубочку плакатик с жалостливой надписью и, войдя в бар, высыпал перед кассиршей гору мелочи. Она обменяла мелочь на банкноты, и он, заказав себе коктейль «Кровавая Мэри», сел за столик и принялся подсчитывать дневную выручку. Улов оказался неплохим, а если учесть, что милостыня налогом не облагается, то даже хорошим.
Она дала ему там, в баре, денег, и он в благодарность открыл ей несколько секретов. Рассказал, какими способами лучше всего разжалобить людей, чтобы они бросили несколько монет, кто дает больше, кто меньше, какие места прибыльные, какие нет. Он снял перед Джулией свою грустную маску, и она увидела веселого, довольного жизнью человека, совсем не такого старого, каким он прикидывался в галерее. Оказалось, что он страстный футбольный болельщик и не только не пропускает ни одного матча в Милане, но частенько ездит за своей любимой командой в другие города. Недавно он купил «Фиат-Уно» и просто в восторге от этой модели. «Она шикарная и очень удобная», он держит ее на платной стоянке в районе улицы Боргонья.
Сейчас Джулия прошмыгнула мимо старого знакомого незаметно, вдруг почувствовав отвращение к этому обманщику, наживающемуся на человеческом сострадании. Действительно, почему так получается, что стоит прикинуться бедным и обездоленным, как все начинают тебе сочувствовать, а если ты и в самом деле бедный и обездоленный, но идешь с гордо поднятой головой, на тебя оглядываются с завистью, а иногда и с восхищением.
– Джулия! – услышала она сзади хорошо знакомый голос и, резко обернувшись, встретила ласковый улыбающийся взгляд больших темных глаз.
Столько тепла было в этом голосе, столько нежности в этом взгляде, что Джулии невольно вспомнилась мать, всегда ободрявшая ее в минуты отчаяния.
– Это вы! – сказала она, испытывая непреодолимое желание броситься на шею Армандо Дзани и выплакаться на его плече.
– Куда ты пропала? – спросил он. – Я искал тебя целый день.
Словно пожалев о своем искреннем порыве, она сказала уже другим, более холодным тоном:
– Я ведь так и не поблагодарила вас за все, что вы сделали для профессора Корсини.
– Опять ты становишься в оборонительную позу, – с грустью заметил он. – Давай пройдемся. – И Дзани взял ее под руку.
– Ты даже не представляешь себе, Армандо, как я устала, – прошептала она, прижимаясь к нему и, кажется, не заметив даже, что впервые в жизни сказала ему «ты».
– Почему ты скрыла от меня, что у тебя была операция? Почему я узнаю об этом от посторонних? – ласково пожурил ее Армандо.
– Все уже позади, – небрежно ответила Джулия.
– Это не оправдание.
– Согласна, – улыбнувшись, ответила она.
– Скажи, ты знаешь, что я прихожусь тебе…
– Я давно это знаю, – не дала ему договорить Джулия.
– И простила?
– Мне не за что тебя прощать. Я рада, что наконец-то мы перестанем играть в прятки.
– Ты так нужна мне, Джулия, – взволнованно сказал Армандо, – девочка моя дорогая!
Джулия бросилась ему на шею.
Прохожие, редкие в этот послеобеденный час на улице Санто-Спирито, с удивлением смотрели на красивую, со вкусом одетую женщину, которая, не стыдясь, как маленькая, плакала на плече интересного пожилого мужчины. Можно было подумать, что отец и дочь встретились наконец после долгой разлуки.
