Текст книги "Невеста для Сводного, или Ненависть - это Любовь (СИ)"
Автор книги: Ева Кофей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Ему полагается знать ответ хотя бы на эту фразу, и Клара бы ещё немножко помучила великана авантюрного (до первого выстрела) вида, но отступив на шаг, будто чтобы увеличить себе обзор, она натыкается на что-то твёрдое и резко оборачивается.
– Какая ты властная, – усмехается вроде как без иронии, но в то же время очень смущающе.
Клара на миг теряется, тупо разглядывая сводного брата, который за год стал совершенно другим человеком. Так бывает во сне. Будто видится кто-то из знакомых, но что-то в его облике неуловимо, но в то же время отчаянно отличается от оригинала.
Разумеется, в военной академии он стал куда более мускулистым – это заметно даже под пальто. Да ещё и выше стал, но разве это возможно? Они были практически вровень друг другу, когда он уезжал. Черты бледного, красивого лица заострились. И даже взгляд голубых глаз стал колким, вкрадчивым и холодным.
Первое впечатление едва не сбивает её с ног.
Страх пронзает сердце.
А вдруг он совсем изменился? Вдруг его мысли так непостижимо далеко, что они больше никогда не будут близки? Больше не будет редких моментов теплоты среди вечных колкостей и дурных розыгрышей. Он, наверное, завёл много друзей и заимел любовный интерес.
Что ему младшая сводная сестра, мающаяся весь год в Утёсе, в ожидании… этого дня?
– Ах, это ты, – она слегка морщит носик, приподнимает бровь и отворачивается от него, надеясь, что не успела покраснеть. – Вроде как мама говорила, что ждала тебя в другой день.
– Вроде как ты совсем не ждала, да? – спрашивает, чуть склонившись, так чтобы дыхание едва касалось уха.
Клара клянёт себя за предательские мурашки и, словно раззадоренная собака, набрасывается на мужчину-с-дебилами:
– Что нужно сказать?
Он открывает рот.
Она с улыбкой произносит по слогам:
– Да вос-си-я-ет со-лум над на-ши-ми го-ло-ва-ми.
Мужчина вкривь и вкось повторяет сдавленным голосом, хватает три ящика и, наконец, уходит за кухонным мальчишкой.
Клара оборачивается и окидывает Марка нарочито безразличным взглядом.
Глупая игра, которую нет смысла продолжать, ведь совсем скоро она станет замужней женщиной.
Совсем скоро их с братом дорожки окончательно разойдутся.
– Утёс приветствует тебя, – улыбается, – чувствуй себя как дома, располагайся. А у меня много дел. Урахад вносит свои коррективы.
– Разве это уже не мой дом?
Она прикусывает щёку изнутри, чтобы не напомнить ему о многочисленных проклятьях, брошенных в адрес замка и его маленькой владелицы.
Сердце предательски продолжает тарабанить в груди. Он не сводит свербящего, тяжёлого взгляда, словно ожидая чего-то.
– Он уже приехал? – вдруг спрашивает Марк странным тоном, который Клара не успевает понять.
– Кто?
– Жених.
– Мой?
– Нет, мой, – у него дёргается угол губ.
Странно.
– Не уверена, что Вельвет одобрит, – улыбается она. – Но я желаю тебе счастья.
– Спасибо.
Марк подступает к ней, явно собираясь что-то выкинуть. Клара же, хорошо знакомая с его выкрутасами, вместо того, чтобы поддаться (соблазн, признаться, есть), заносит ладонь и отвешивает ему пощёчину куда более хлёсткую, чем хотелось бы.
Мужчина-с-дебилами замирает, вытаращившись, со второй партией ящиков в руках.
Глава 5. Удовольствие на двоих
Наверное, над этим тоже можно поиздеваться.
Прошёл целый год (для почти-восемнадцатилетней девушки это, надо сказать, громадный срок), а рефлексы Клары Харш всё такие же беспощадные.
Она не забыла, как Марк поддался к ней ближе когда-то. Нет, не объятий ради. Куда там! Стоило ей на мгновение зазеваться и редкий скорпион, привезённый кем-то из далёких странствий, оказался под её платьем.
Она тогда позорно вскрикнула и задавила его.
Вельвет и Марлен отчитывали её на глазах у слуг. Скорпион был ценным подарком, а она позволила себе такую оплошность.
Леди.
Эрла Дагарда.
Глава древнего клана Харш.
Мыслимо ли?
А то, что скорпиона выкрал Марк – мелочи. Ведь он не наследник. Мальчишка. Что с него взять?
Он смеялся, упиваясь её унижением, до колик в животе.
Она почти ненавидела сводного брата, и абсолютно точно ненавидела его смех.
Звонкий, противный, задиристый, совсем не такой, как сейчас – чуть хрипловатый, глубокий и с чёртовой горчащей ноткой снисхождения.
Марк только выгибает бровь, глядя ей в глаза, сейчас чуть больше похожий на себя прежнего. Но лишь чуть. Он не сдвинулся с места. Ничего не сказал. Не коснулся щеки, изрядно покрасневшей. И даже не отреагировал на то, как присвистнул Орк.
Видно, они уже успели поздороваться.
– Что ты собирался сделать? – спрашивает Клара как можно спокойнее.
– Я не видел свою… сестрёнку целый год, – напоминает он ей каким-то задумчивым и одновременно недоумевающим голосом. Твёрдым. Холодным. – Мне казалось, нет ничего неожиданного в объятьях.
Она давится смешком.
– Не валяй дурака…
– Мне нужно проверить сохранность продуктов… – сообщает констебль, будто издеваясь, сбивая Клару с мысли.
– Разумеется, – чеканит она, – почему ты всё ещё здесь? За каждую банку отвечаешь бородой, и за каждый мешок – усами.
Он кивает и уходит, прекрасно зная нрав своей госпожи. Выпадами та прикрывает моменты уязвимости, которые не должна себе позволять эрла Дагарда.
Маленькая и одинокая в огромном замке эрла Дагарда.
– К чему этот тон?
– Я не права?
– Тебе стоит отвыкать отдавать приказы. Я слышал, твой будущий муж этого не терпит, – произносит он легко, снимая чёрные кожаные перчатки и расстёгивая пальто. Под ним свитер и шарф, явно связанный кем-то не слишком опытным. Клара умудряется это заметить с расстояния двух шагов, кляня себя в этот момент за отличное зрение.
Едва ли Марк его купил.
Значит, подарили.
Подарила.
Хороший подарок на Урахад.
Классика.
– Не волнуйся, мы с ним обо всём договорились, – улыбается Клара, не желая признавать плачевности своего положения.
К тому же Марк мог сказать это из вредности, на самом деле ничего не зная о Джорже. Сколько раз он рассказывал ей дурацкие небылицы, лишь бы расстроить – не счесть.
Конечно, они были детьми. Люди меняются. Но в хорошую сторону – реже.
– Я хотел обнять тебя, дурашка, – выдыхает Марк. – Только и всего.
Он делает к ней уверенный шаг, видимо, готовый наступать на одни и те же грабли снова и снова.
Но Клара отступает, сдерживаясь, чтобы не прижать ладонь к сердцу.
Тем самым полностью признавая собственный дурацкий страх перед бесправным, глупым, даже-не-братом.
– Мне бы не хотелось, – произносит она глухо, но твёрдо.
– Когда я уезжал, ты сказала то же самое.
– Правда? А что должно было измениться?
Он останавливается и окидывает её цепким взглядом. Ещё лучше – разочарованным.
– Я ожидал встретить взрослую девушку, готовящуюся принять власть, выйти замуж, изменить свою жизнь. А ты всё ещё, видно, обижаешься из-за своих сломанных сотню лет назад кукол.
Клара стискивает зубы. Кукла была одна. Очень дорогая, принадлежавшая ещё её бабушке. И он кинул её в камин.
В самом начале он бунтовал против перемен в жизни, потому что не хотел «торчать на краю земли». Она была совсем девчонкой тогда, и то пыталась его понять и простить!
А если он думает иначе – это не её проблемы.
– Да, я недостаточно повзрослела для тебя, – вдруг улыбается она, одаривая его весёлым высверком в глазах. – В этом замке время не движется. И люди тоже. Каждый день похож на предыдущий. Я всё ещё не позволю тебе обнять себя. И тебе придётся подстраиваться. Всё-таки, я ещё не успела ответить на твою последнюю шалость.
– А если я не хочу больше играть в игры?
– Тогда лишь я одна получу удовольствие. Если тебя это устраивает – возражений не имею.
– Ты не представляешь, что сейчас сказала… – выдыхает он неожиданно с тёплой улыбкой. – Нет, я желаю, чтобы мы получили его вместе. Вдвоём.
– Отлично, – улыбается Клара. – И всё же мне…
«… пора» так и не срывается с губ, потому что Марк настигает её в один шаг, мягко хватает за плечи и прижимает к стене для удобства.
Клара на мгновение теряется. Но её аккуратные тёмные брови очень быстро приподнимаются, а взгляд становится острее.
– Ещё одно движение, и я сочту это за покушение. И тогда разговор будет очень, очень коротким.
– Разве только что ты не сказала, что действительно осталась смешливой девочкой, желающей лишь играть в свои маленькие пакостливые игры?
– Я считаю до пяти, – произносит она это легко, словно считалочку, – один, два…
– Неужели ты не хочешь ничего у меня спросить? – говорит он, разглядывая её с внезапной… жадностью.
– Три…
– Разве не ты смотрела на меня из новенького окна?
– Четыре…
Он ведёт ладонью, на удивление, горячей, от её тонкой талии вниз, и Клара…
Глава 6. Лакричные гусеницы
– Дети? – доносится строгий голос Вельвета, и Марк медленно отстраняется, усмехнувшись напоследок.
Отец на него не смотрит, хотя и точно так же давно не видел.
Всё внимание отдано Кларе.
– Я ошиблась, – с полуулыбкой говорит она, отвечая на немой вопрос, – военная академия не выбила из него придурка. Возможно, даже всё усугубила. Но всё же я подарю тебе что-нибудь в честь приезда, братик.
– Я польщён, – улыбается Марк, провожая её взглядом.
Клара упрямо не оборачивается и не вслушивается в тихий, скупой разговор двух мужчин.
Хотя отчасти это продиктовано ударами сердца, до сих пор бухающими в ушах.
Она уже успела забыть, каким может быть напряжение между ней и Марком.
Не звенящим и острым, но неопасным, как в детстве. А таким… когда кончики пальцев покалывают и сложно отвести взгляд при всей, казалось бы, ненависти.
Таким был последний проведённый вместе год.
А потом он уехал.
– Выдыхай, – шепчет Клара сама себе.
Но она прекрасно помнит, каким был и самый последний день.
И даже тогда он не смотрел так, как несколько минут назад. Уверенно, властно, а за этим – отчаянно, стыло.
Клара должна будет спросить его, ничего ли не случилось…
Он, скорее всего, выставит её на посмешище.
Но она готова рискнуть.
Это и означает – повзрослеть.
За окном идёт снег. Будет славным знаком, если он продлится до Урахада. Клара окидывает взглядом слуг, что украшают холл и возятся с ящиками, улыбается кухонному мальчишке и спускается вниз.
Кухня большая и душная, из-за вечно бурлящих котлов. Окошки здесь маленькие и узкие под самым потолком, но глаза биад прекрасно приспособлены к темноте. Может быть, потому, что слуг, подобных им, издавна держали в подвалах и никогда не позволяли выходить. Отчасти из-за того, что их пребывание вне рабочего места считали невозможным и непозволительным. Отчасти потому что они – драгоценная редкость, которую лучше держать подальше от глаз недоброжелателей.
Но это было давно.
Сейчас Дора – одна из кровных слуг в Утёсе, принадлежащая к первому обручу. Она, как и её дочь Вайлет, принесла нерушимую клятву верности. Они одни из самых близких к семейству Харш слуг. Почти семья.
И, разумеется, никто не прячет их в подвале.
Впрочем, кухня до сих пор имеет славу места, где приличным людям нельзя находиться.
Но Клара не приличная, она – эрла Дагарда.
Ей можно всё, что пойдёт на пользу клану.
Сбить спесь с одного подросшего щенка, думается ей, будет как раз кстати.
– Я слышала, ты врезала нашему мальчику, – ухмыляется Дора, энергично взбивающая белки с сахаром венчиком, который застал лучшие времена. – Не боишься, что обидится?
Она высокая и крупная, кожа цвета кофейных зёрен, бархатная на ощупь и несмотря на тяжёлый труд, очень красивая. Никакой шевелюры нет, так что в тарелках никогда не бывает волосинок. Глаза красноватые, руки ловкие и сильные – все четыре.
– Марк не обижается, – замечает Клара мрачно, – он злится.
– А по-моему он очень милый, – тянет Вайлет, шинкующая овощи. Она не родная дочь Доры, её привезли в Утёс совсем маленькую, но старшую кухарку это сделало самой счастливой женщиной Галады.
Клара любит болтать с биадами. Рядом с ними всегда пахнет вкусностями (сейчас особенно), никогда не бывает холодно, и грусти здесь будто не существует. Она растворяется в упорной работе и простых радостях.
– Ну да, милый, – кивает Дора, – помнишь-то, какие он тебе сапожки подарил перед отъездом? – её глаза сверкают в полутьме.
Клара отчего-то вспоминает бурную реакцию Марка на биад, когда он впервые их увидел…
Это был один из редких моментов её триумфа.
И хоть так сильно он больше ничего и никого не боялся, всё же она помнит о каждой его маленькой слабости.
– Тогда в старые сапоги он налил дёгтя. И заговаривал мне зубы так, что я надела оба, прежде чем поняла, что что-то не так.
– Ты клялась убить его, – Дора, сверкнув глазами, подбрасывает и ловко ловит топорик для мяса.
– Ему удалось меня разозлить…
– Но он ведь подарил другие, – напоминает Вайлет, – и ты носишь их до сих пор.
– Я рачительна, только и всего.
Обычно биады зациклены лишь на своём деле. Считается, что они рождены только для этого. Но со временем клан Харш стал относиться к ним так же, как к остальным слугам, и вскоре кухарки начали жить целым замком, а не одной лишь комнатой.
Все ящики уже расставлены у стеллажей, каравану полагается ужин и ночлег, ведь дорога их ждёт дальняя. Зашедший на кухню Орк должен заниматься этим сейчас, но он не упускает возможности перекинуться с Дорой парой тройкой фраз.
Клара наблюдает за ними, смешивая в медном тазике китовью воду и сироп из корней солодки.
У Марка специфический вкус.
Ему нравится лакрица.
Чёрная тягучая конфета, мерзкая на зуб Клары.
А трясучку у него вызывают гусеницы бонго. Жирные, размером с половину ладони. И чёрные. С поблёскивающими боками.
Клара приваривает чёрную жижу, усмехаясь тихонько, наблюдая за тем, как Орк мнёт шапку рядом с Дорой и тихо просит её хотя бы в этом году посмотреть на снегопад. Хоть в Урахад, ведь дело это почти священное.
– Да столько работы, что ты… – отзывается она умилительно и кажется сейчас такой хрупкой, хоть и выше его в два раза.
У Клары замирает сердце: как легко человек может измениться из-за любви.
Как легко она может всё вывернуть и показать с неожиданной стороны.
Вайлет хихикает, они переглядываются.
– А ну не смеяться там, а помогать матери! – Орк хмурится и передаёт Доре какой-то свёрток.
Она не замечает, продолжая упорно работать. Констебль подсовывает ей подарок и так и сяк, но всё без толку.
Кларе становится интересно, как далеко всё это может зайти. Она выливает уваренную жижу в формы. А когда заканчивает с этим, отвлекается на звук будто приглушённого чихания позади.
– О нет, снова?
На столе подпрыгивают мякишные зверьки. Небольшие, будто сделанные из хлеба они напоминают котят и крольчат и кажутся очаровательными.
– Уже третий раз на этой недели! – вздыхает Вайлет.
– Так дайте же им молока, пока не поздно! – Клара оглядывает столы в поисках бидона, но Дора мотает головой.
– Всё вылили, из деревни должны привезти скоро.
– Им лучше бы поспешить… Впрочем, в моей комнате остался стакан… Пойду, проверю. Поставьте гусениц в холодное место.
– Он не испугается конфет, – вставляет Вайлет.
– Я это знаю, – Клара улыбается с озорством и спешит к лестнице.
Мякишные зверьки появляются здесь редко, и они не помогают по хозяйству, как в странах, что находятся ближе к Патриаде. Местные мякиши просто мило чихают какое-то время и начинают пакостничать, если им не дать молока. Их не стоит недооценивать, и потому-то Клара так спешит в свою комнату.
Она пробегает мимо зала, где краем глаза замечает всё своё семейство – Марлен, Вельвета и Марка у камина.
Что за обсуждение втихаря?
Это настораживает, но она не опускается до подслушивания и не забывает о том, зачем шла.
В комнате стакан молока оказывается не тронут, но Эрика нигде нет.
Клара проверяет каждый угол, затем хмурит брови, облизывается и окидывает взглядом свои календарные кармашки у камина.
С виду ничего не пропало, но…
Она заглядывает в тканевые кармашки и в одном из них ничего не находит. На нём вышит солум и ёлка. Это главный день празднования Урахада.
Внутри была фамильная подвеска, которую она собиралась надеть впервые на праздник.
Клара ожидала от ферсвина воровства. В конце концов, здесь было много чудесных вещиц, с которыми ей тем не менее не жалко было расстаться. Но подвеска в их число не входила.
И надо же было подсвинку свистнуть именно её!
– Значит, – произносит она, мрачнея, – Вельвет был прав на ваш счёт.
Хотелось проверить, изменит ли что-то доброе отношение. Без предрассудков. Что же… Клара делает свои выводы, берёт стакан с молоком и вдруг замирает, не к месту вспомнив о том, как Марк прижимал её к стене и вёл рукой к бедру…
Это так непохоже на него.
Она прикрывает веки и как дурочка вздыхает, по крупицам восстановив его позу, взгляд, улыбку. Словно на фотокарточке.
Он…
Он ведь…
Клара чувствует, как сладко свербит догадка под рёбрами и просовывает пальцы в карман, который просто обязан быть на каждом платье эрлы Дагарда, ведь практичность – одна из главных добродетелей.
Она сдерживается, чтобы не вскрикнуть от эмоций, что иногда с ней случается.
Ведь находит бумагу, на которой неровным почерком выведено её имя.
Глава 7. Да здравствует жених!
Почерк Марка. Чуть кривоватый, небрежный.
За все эти месяцы он не написал Кларе ни одного письма. А теперь что? Суёт записку в карман, когда спокойно может говорить словами через рот? Вливать бархатный голос в уши?
– Вот же чудила… – отчего-то она улыбается.
Отставляет стакан и садится в кресло, оттягивая мгновения до того, как всё же прочтёт послание.
Будет неприятно увидеть что-то вроде «ты дура», впрочем, это не станет неожиданностью.
В камине потрёскивает огонь, Клара вылавливает краем зрения начало: «Я должен тебе сказать…», приободряется и…отвлекается на тонкий и острый, словно лезвие, голос, звучащий откуда-то снизу.
– Что пишет? – в нём так и сочится ехидство.
Она не сразу замечает стоящую на задних розовых лапах продолговатую, серую крысу.
– Я схожу с ума? – усмехается, вглядываясь в грызуна полушутливо, гадая, как Марку удалось провернуть этот фокус.
Может быть в бумаге каким-то образом спрятан механизм, и когда разворачиваешь помятый листок, прибегает крыса и раздаётся мерзковатый голосок…
Нет, это какой-то бред.
Это невозможно.
Магии тоже не существует, это даже дети знают.
– Прямо как твоя матушка? – нет, голос определённо исходит из маленькой пасти. Клара приподнимает бровь. Не возмущённо, но с искренним любопытством.
В конце концов, если эрлу Дагарда сможет задеть даже такая мелочь, то что дальше? Придётся страдать, из-за того, что о ней думают камни?
– Забавно, – тянет Клара, то ли отвечая оппоненту, то ли комментируя собственные мысли.
– Что тебе забавно? – передразнивает крыс, она почти уверена, что он самец. – Что древний клан твой вымирает? Что тебе не повезло уродиться женщиной, которой остаётся во всём уповать на мужа?
– В этой комнате судят по делам, а не словам, – она обводит пространство вокруг клочком бумаги. – И всё же я не понимаю, к чему этот разговор. Ваша братия, безусловно, многое знает о моей семье. Всё, – она усмехается, – что долетает до подвала, не так ли?
– Нет, мы не из тех, кто прячется! – возражает крыс, ощетинив жёсткую шерсть. – Если мы и будем жить в замке, то будем на самом верху!
– На чердаке? – отзывается Клара с лёгкой полуулыбкой. Будто и не желая унизить. Так, уточнения ради.
Ей не терпится добиться ответа: что перед ней такое?
Но крыс оказывается слишком обидчивым.
Или хитромудрым, если ждал подходящего момента, чтобы прыгнуть, словно блоха, и цепкими лапами выхватить записку Марка из рук.
На коже остаются царапины. Выступают капельки яркой, горячей крови.
Крыс интересовался, что там написано, но, видимо, чисто для проформы, потому как сам даже не взглянул на неровные строчки, явно выписанные впопыхах буквы…
Клара не успевает его поймать – бумага оказывается в огне раньше. На миг вспыхивает синим пламенем и становится пеплом.
– Что это значит? – спрашивает она, найдя отскочившего крыса взглядом, чувствуя, как к горлу подкатывает холодный, липкий страх. Потому что случилось нечто странное и неподдающиеся контролю. Потому что это происходит в преддверии Урахада, когда грани смываются и тьма принимается клубиться под окнами. Потому что чёртов Марк впервые за всё это время ей что-то написал, а она тянула так, будто там… будто там могло оказаться признание в любви! А теперь вообще ничего не ясно – ну что за напасть? – Кто ты такой?
– Не я, а мы! – отвечает крыс и вдруг начинает хохотать.
Воздух дрожит и искрится. Клара сжимает пальцы в кулаки и бросается вперёд, намереваясь поймать маленькую тварь, посадить в банку и получить все ответы. Устроившись поудобнее в кресле с глинтвейном и куском шоколадного бревна из песочного теста. Ей нравится вести допросы неторопливо и в своё удовольствие.
Надрывно же что-то выпрашивать у трепыхающегося, ерепенящегося врага – не её стиль.
– Всегда немного жаль, – усмехается она остро, – но никто не хочет по-хорошему.
Крыс снова взрывается клокочущим смехом, пламя в ответ бесится и шумит, а Клара замечает сразу несколько тёмных, маленьких теней вокруг.
– Не я, девочка. Мы! – повторяет сонм тонких голосов.
Они надвигаются на неё, оборачиваются другими крысами, взбираются на того, кто уничтожил записку и… превращаются в густую тьму, вдохнув которую Клара закашливается до слёз и хватается за сердце, что теперь нещадно саднит.
Мякишные зверьки скоро взбунтуются и начнут усложнять и без того тяжёлую работу Доры и Вайлет.
Подсвинок Эрик спёр её фамильную подвеску.
Марк за каким-то чёртом передал записку, которую Клара не прочитала и уже никогда не прочтёт.
Кроме того, незваные гости требуют внимания, но оборачиваются дымом, как только начинает пахнуть жареным!
Клара прикрывает веки и выдыхает, игнорируя неприятную, колкую боль.
– Трудности нужно решать поступательно.
Она убеждается, что запах корицы, ели и цитрусов перебил горечь в воздухе, хватает стакан с молоком и морщится.
Оно свернулось и посерело.
– Урахад нынче обещает быть весёлым…
Правда, во двор уже въезжает повозка из деревни. Мякишные зверьки получат своё молоко и исчезнут, не перебив посуду и не испортив пшеницу.
Клара спешит в холл, чтобы поторопить слуг, но в коридоре её ловит какой-то слишком серьёзный даже для себя самого Вельвет.
– Милая, – говорит он, – зайди к нам.
Она не возражает, и с тревогой оглядывает сидящую на ковре у камина мать и стоящего рядом Марка. Он вглядывается в неё, желая что-то найти в позе и выражении лица.
Но Кларе нечего ему предложить.
Она так и не прочитала записку.
– В нашей жизни будут несущественные перемены, – начинает Марлен, глядя в пламя, – я думаю, что ты должна это знать.
По глухому, безразличному голосу и тону можно понять, насколько всё плохо.
Всё просто ужасно.
– Может быть, мне будет лучше с ней поговорить? – неожиданно встревает Марк.
Клара приподнимает бровь.
Марлен отмахивается.
– Она не маленькая девочка, какой ты её считаешь! Очнись уже, не нужно с ней возиться!
– Дорогая… – Вельвет хмурится.
– Джорж мёртв, – отрубает женщина, странно хмыкнув, будто это забавно.
Клара несколько мгновений пытается осознать эти слова. Её будущий муж был старше, но не намного.
Удивительно.
– Как это случилось?
– А какая нам уже разница? – Марлен проводит подушечками пальцев по огню, словно приглаживая его. – Он не имеет к нам никакого отношения больше!
– Подробности пока неизвестны, мы лишь получили весточку, – поясняет Вельвет, и Клара благодарно улыбается ему.
На глазах неожиданно начинают мерцать слёзы. Она не знала его. Но всё же…
– Что будем делать?
Совсем скоро ей исполнится восемнадцать. По закону она обязана выйти замуж. И на её руку будут претендовать кланы, которым нельзя доверять.
Клара начинает судорожно перебирать варианты, стараясь как можно быстрее найти нужный и успокоить Марлен.
Но у той уже готов ответ:
– Ты выйдешь за Марка.
– Но… – ком встаёт в горле, она вскидывает взгляд на мать, изо всех сил игнорируя сводного брата.
– Это не обсуждается.
Глава 8. Подсвинок говорит «хрю»
Марлен категорична, как и всегда. Она больше не обращает на дочь внимания. Клара прекрасно знает, что смысла спорить нет. Она переводит взгляд на Вельвета, тот отзывается мрачно и мягко одновременно:
– Ты же знаешь – это лучший вариант.
Разумеется. После того, что случилось с её отцом, никто не хочет рисковать и пускать за штурвал Дагарда незнакомца.
Она отступает на шаг, стискивая похолодевшие, бледные пальцы в кулаки.
Всё ещё не смотрит на Марка, но чувствует на себе его прожигающий взгляд.
– Для вас особенно, – чеканит. – Ваш сын станет всем заправлять. Ваша кровь, – колкая усмешка, – закрепится в главной ветви клана Харш.
– Я пришёл в этот дом не за властью, – отзывается он.
Клара кивает. А что ещё остаётся? После смерти первого мужа Марлен была не в себе. Кто знает, чем бы всё обернулось, если бы не брак с Вельветом.
– А тебя всё устраивает? – она наконец переводит взгляд на сводного брата. – Ты всегда ненавидел эти земли, а теперь будешь ими управлять?
Марк молчит.
Ей даже кажется, что вокруг него густеет и рябит воздух от напряжения.
А что она такого сказала?
На него, всё же, ложится тяжёлая ноша. К этому его не готовили. Хочет ли он этого вообще?
– И всё же внезапная смерть Джоржа наводит не на самые светлые мысли, – произносит Клара. – Ещё и... – она сомневается, как лучше сказать о том, что произошло в комнате. – В замке слишком много крыс.
– Хочешь поговорить об этом? – усмехается Марк.
Клара глядит в его пронзительно-голубые глаза:
– Они говорящие. А ещё умеют оборачиваться едким дымом.
– О чём ты говоришь? – спрашивает Вельвет.
В его голосе что-то странное. Клара сглатывает подступивший к горлу ком и отвечает упрямо, будто защищаясь.
– Я видела крыс несколько раз за сегодня. И когда была в своей комнате, одна из них заговорила со мной. Затем их стало больше, они посыпались из всех щелей и углов, стали цепляться друг за друга и обернулись чёрным дымом. Я шла за молоком для мякишных зверьков, оно тут же прокисло.
Марлен смеётся. Внезапно, колко, громко. Клара вздрагивает.
Иногда рядом с матерью ей хочется коснуться своего белого револьвера.
Старшие переглядываются.
– У тебя, видно, – вздыхает Вельвет, – просто... помутнение. Это от волнения, ведь впереди столько насыщенных дней.
Клара не верит своим ушам.
– Это правда! Ведь скоро Урахад, самая тёмная ночь в году! Может быть, это какие-то существа?
Марк поднимается.
– Ты настолько не хочешь выходить за меня? – уточняет он.
– Подожди, – рычит на него Вельвет.
Клара отступает ещё на шаг. Это её семья. Люди, которые её по-настоящему любят. Они, конечно, все немного с приветом, но чтобы вот так не верить ей?
Они же должны знать её характер.
То, что врать она не станет.
Да и для чего?
Что-то странное творится в Утёсе. И ей обязательно нужно в этом разобраться. Но сначала немного проветрить голову. Пока ей не умудрились сообщить ещё какую-нибудь «потрясающую» новость.
– Если это всё, – роняет она, – то я пойду. У меня много дел.
– Конечно, дорогая, – протягивает Марлен. – И не забудь про свои уроки живописи. В последнее время ты их забросила.
Живопись? Да кому нужна эта живопись? Да ещё и в такой час!
Клара улыбается в ответ, надеясь, что мать так проверяет её выдержку.
Выдержку эрлы Дагарда, главы клана Харш.
Она разворачивается и выходит из комнаты.
– Постой... – Марк спешит за ней, Вельвет преграждает ему путь, но его ловко обходят. – Клара, ты не думаешь, что нам нужно поговорить?
Она останавливается в коридоре и отвлекается на мысль, что целое мгновение дребезжит в голове: «И этот невозможный нахал станет её мужем?».
Её мужчиной? Навсегда?
Сердце гулко бьётся в груди, дыхание сбивается, скулы алеют. Классика.
– Куда ты? – спрашивает он. – Хочешь обдумать всё в своей комнате? Отрепетировать несколько выражений лиц? Так полагается особам голубых кровей. Будешь думать, что и как мне говорить? Но я не Джорж.
– Я знаю, Марк, у меня всё в порядке со зрением, – отзывается Клара. – Думаешь, что знаешь меня? Мир не крутится вокруг тебя, дорогой братик. Или я не могу больше так тебя называть?
– Можешь... Это будет весьма пикантно.
Она цокает.
– Зачем мне думать об этом? Для меня мало что поменялось.
– Правда? – он усмехается недобро.
– Сцепились, как кошка с собакой... – комментирует устроившаяся в дверном проёме Марлен. По-прежнему в дурацком костюме. – Вам ещё уживаться вместе.
– Мы не ссоримся, – возражает Клара. – Как я и сказала, дело не в тебе, Марк. Можешь себе такое представить?
– Нет.
– Я пойду, – она тыкает пальцем в грудь того, кого ещё язык не поворачивается назвать женихом, – набью морду одной свинье!
Он выгибает бровь и пропускает тёпло-колкий смешок. А в глазах недоверие и что-то странное, тревожное и глубокое.
Клара спешит уйти, пока Марлен не начала упрекать её в несдержанности.
Но она всё же слышит её замечание, бьющие в спину:
– Как бы я ни старалась, а Итибола из неё никак не удалось выбить!
Клара не считает, что если она похожа на отца – это плохо.
Но, возможно, этим она напоминает матери о счастливом прошлом, которое уже не вернуть.
Клара надевает белую шубку, шапку и те самые сапоги, подаренные Марком. Спустя год они выглядят как новые. Солнечный свет отражается на снежном насте, идёт мелкий, приятный снег. На крыльце мужчины дымят и пьют глинтвейн. Все они кивают или даже кланяются ей. Один с улыбкой протягивает свою деревянную кружку.
Она делает небольшой глоток, благодарит и спешит к конюшне.
Ферсвина ещё можно догнать, если он уже ушёл из замка. Клара попытается возвратить себе подвеску, а после вернётся мыслями к крысам, мёртвому жениху и сводному братцу, который намеревается занять его место.
Она седлает Ворона, чёрного коня с белой прядью в роскошной гриве, и отправляется в сторону разноцветных шатров кочевого народа.
Вот только долго скакать не приходится: Эрик бежит, проваливаясь в снег, к... Утёсу. Назад.
– Ты что, заблудился? – усмехается Клара.
В тёмных глазах подсвинка явно читается страх.
– Моя леди, – произносит он, – теперь только смерть, да?
Снежинки тают на его умилительном пятачке.
Прежде чем Клара находится с ответом, он вдруг бросает громкое:
– Хрю! – будто его режут прямо сейчас.
Глава 9. Отрезвляющий запах
Марлен возвращается в зал, напевая тихую, пронзительную мелодию.У нее, надо сказать, чудесный, незамутненный голос.
Но о взгляде это можно сказать не всегда.
– Ты дал мне слово, – вкрадчиво напоминает Вельвет. – Я зря поверил тебе?
Марк смиряет его холодным взглядом. Его светлые глаза на мгновение становятся еще светлее.
– Мне не нравится то, что здесь происходит, – чеканит он, вмиг став собраннее, представ перед отцом таким, каким его еще не видела Клара.
И не должна увидеть.
