Текст книги "Западня (СИ)"
Автор книги: Ева Гончар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
– …И три недели отпуска каждому!
– Благодарю вас, ваше величество, – пророкотал в ответ начальник Охранной службы. – Мои люди действительно заслужили награду.
– Я бы и тебя повысил в должности, но королевский трон в нашей стране уже занят! – усмехнулся Король. – Но он точно не сбежит? Мангана, ты его как следует запер? Ты же знаешь, удержать его может только магия…
– Отлично я его запер, Скагер, – раздражение в голосе Придворного Мага свидетельствовало, что он не в первый раз отвечает на этот вопрос. – В подземелье магия работает как надо. Многоликий никуда оттуда не денется.
«Они поймали Многоликого!» – ахнула Принцесса, слабея коленями. Не многовато ли сюрпризов для одного неполного часа, прошедшего с тех пор, как она покинула свои покои?
* * *
«Злыдни болотные, как же я так влип?!» – Феликс шарахнул кулаком по стене, и к боли в травмированной ноге добавилась боль в ушибленной руке. Стена была холодная и сырая, и остро пахла плесенью. Нога, по счастью, хотя бы не сломанная, болела почти нестерпимо и требовала покоя, но стоило остановиться, и холод пробирал до костей, а сесть в подземелье было и вовсе негде. Поэтому Феликс ковылял от стены к стене, считая шаги – пять в одну и пять в другую сторону, счёт пошёл уже на вторую тысячу. Босые ступни заледенели и потеряли чувствительность – обувь с него, разумеется, сняли. Одежду забрали тоже, оставив ему только надетые им утром в дорогу кожаные брюки – удобные и довольно дорогие, как и все вещи Многоликого, норовившего отыграться за детство в обносках, но от холода совершенно не спасавшие.
Тяжёлая битая ржавчиной цепь между магическим поясом и железным кольцом в стене камеры, лязгая, волочилась вслед за пленником. Пояс из плотной, как брезент, ткани, прошитой платиновой проволокой, нещадно натирал голую кожу. Но даже будь у пояса меховая подкладка, он и тогда заставлял бы оборотня рычать от ярости, поскольку назначение имел убийственное – начисто лишал пленника способности к превращениям. Подобной игрушки не хватило бы, чтобы одолеть Дар Многоликого наверху. Но Феликс недаром всегда сторонился подземелий: по мере приближения к источнику магической энергии, скрытому в недрах планеты, мощность любых колдовских приспособлений стремительно возрастала.
Спереди концы пояса скреплял плоский замок с выбитым на нём изображением трёх стеблей камыша, перекрещенных с двумя стрелами. Пленнику эта эмблема была знакома. Оковы, отмеченные клеймом давно исчезнувшей мастерской «Камыш и стрелы», нельзя разорвать, разрубить или разрезать, нельзя отпереть отмычкой, ни обычной, ни даже волшебной, можно только открыть их собственным ключом. Впрочем, ни ножа, ни отмычки у Многоликого всё равно не было. Единственное, что он мог сейчас сделать – сыпать проклятиями в адрес людей, надевших на него пояс, предателя Пинкуса, отправившего его в западню, а больше всего проклинать самого себя, так легко и глупо попавшегося. «Я спятил, злыдни болотные! – бормотал Феликс. – Я попросту спятил! Наследство Ирсоль одурманило меня!» Никогда прежде он не заглатывал наживку. Никому прежде удавалось его выследить.
Осенняя встреча в Икониуме – не в счёт. Человек, заставивший Многоликого покинуть Империю, умнее и сильнее его – и великодушен настолько, насколько и должен быть великодушен тот, кто умён и силён по-настоящему.
От хозяина замка Эск и его подручных великодушия ждать не приходилось.
Рука прошла, но скручивающая боль в ноге и не думала утихать. Ещё бы: беличью-то хрупкую конечность в ловушке размозжило в мелкое крошево! Многоликий помнил, как, утопая чёрном омуте боли, вдруг испугался, что умрёт – белкой. Судорожным последним усилием перекинулся в человека и тут же потерял сознание от болевого шока. Очнулся он уже в подземелье. Четверо дюжих молодцов в форме королевской Охранной службы держали его за руки и за ноги, как будто их добыча была сейчас способна сопротивляться, а пятый, торжествующе ухмыляясь, застёгивал на нём магический пояс. Сообразив, что это за штука, Феликс от ужаса чуть не вырубился снова. Потом они выпустили его и, пятясь, вышли из клетки. Трусы! Как бы он справился один с пятерыми, даже если бы мог пошевелиться? В голове мутилось, тело отказывалось подчиняться, но ледяной каменный пол весьма быстро привёл Многоликого в чувства и вынудил его встать.
С этого момента, трясясь от холода и от гнева и тщетно пытаясь унять дрожь, он измерял шагами свою клетку – квадратную выемку в базальтовой толще, отгороженную от сводчатого узкого коридора толстыми прутьями решётки. Где-то в стороне, у входа в коридор, жидким желтоватым светом горела лампочка – без неё казалось бы, что подземелье королевского замка чудесным образом застряло в средневековье. Феликс ждал. Он знал, что к нему придут – хотели бы просто избавиться, убили бы без затей, пока он валялся в беспамятстве! – и даже предполагал, кто именно придёт. Ещё минута, и тошнотворно-глухую тишину подземелья нарушит шарканье старческих шагов. И станет понятно, что мрачная репутация, которую господин Придворный Маг имел среди Одарённых, вполне соответствует действительности.
Но вместо этого чуткие уши Многоликого уловили совсем другой, неожиданный звук – мягкое шелестение ткани. И донеслось оно со стороны, противоположной входу.
– Кто здесь? – крикнул пленник, нервы которого готовы были порваться от напряжения.
Шелестение стихло.
– Кто здесь? – настойчиво повторил он.
Снова зашелестело, и у решётки возникла стройная высокая женщина в пышном платье и меховой накидке с капюшоном, низко надвинутым на лицо. Повеяло тонким и нежным цветочным ароматом, и немного – шампанским. В стылой заплесневелой дыре ничего более неуместного, чем эти запахи, нельзя было вообразить!
Женщина молчала и не двигалась, только грудь её ритмично вздымалась, будто от волнения или долгого бега. Зачем она пришла сюда? Что ей от него нужно? Он моментально разозлился и на неё тоже, хотя она-то уж точно не запирала его в клетку!
– Кто вы? Чего вы хотите? – рявкнул Феликс, и она испуганно отступила на полшага.
А потом проговорила, запинаясь:
– Так вот вы какой, Многоликий… Я столько слышала о вас, что непременно должна была… вас увидеть.
По её голосу он понял, что она очень юная – совсем девчонка! – и тут же сообразил, кто она такая. Раз она прячет лицо, значит, не желает быть узнанной – но с какой стати ему щадить чувства королевской дочки?
– Вот как? И что же вы слышали обо мне, ваше высочество?
С негромким удивлённым возгласом девушка отступила на полшага.
– Откуда вы знаете?
– Догадаться было несложно. Вы пришли не с той стороны, где вход, значит, знаете другую дорогу в подземелье – стало быть, вы живёте в Замке. На вас бальное платье, у вас выговор знатной дамы, вы пили шампанское на балу – стало быть, вы не прислуга. Возраст у вас, судя по голосу, как раз такой, как у принцессы Эрики… А главное, вы умеете летать, – Многоликий, у которого зуб на зуб не попадал от холода, перевёл дух и продолжил: – Летать умела королева Каталина, но она, мир её памяти, скончалась пятнадцать лет назад. Этот Дар передаётся только по наследству… и вряд ли в Замке есть ещё одна летунья, кроме Принцессы.
Надо отдать девчонке должное, теперь она ничем не выдала своего изумления и страха, лишь чуть-чуть помолчала, прежде чем ответить:
– Летать? Что за дикая мысль?
– Бросьте. О том, что её величество – Одарённая, не писал разве что «Вестник короны».
– Я не об этом. С чего вы взяли, что летать умею я?
Многоликий, конечно, с первого раза понял, о чём она спрашивает. Он вздохнул:
– Ваше высочество, какая на вас обувь? Туфли на каблуках и на твёрдой подмётке, верно?
– Верно, – упавшим голосом подтвердила Принцесса.
– Здесь тихо, как в могиле. Я бы услышал шаги, даже очень лёгкие. А слышал только шелест вашего платья. Значит, вы не пришли, а прилетели. Не волнуйтесь, ваше высочество, я никому об этом не скажу! – удовлетворённо заключил Феликс.
Плечи девушки поникли. «Похоже, я первый, кто узнал про её Дар», – осознал он. На мгновение ему стало её жалко, и захотелось увидеть её лицо.
– Снимите капюшон, пожалуйста, – попросил Многоликий, стараясь, чтобы его слова прозвучали мягко.
Она неожиданно послушалась. Светлый мех соскользнул ей на плечи, открывая белые брызги цветов в тёмных волосах, высокий лоб, большие ошеломлённые глаза. Глаза эти торопливо ощупывали его фигуру, и ошеломления в них становилось всё больше.
– Вам холодно! – выдохнула, наконец, Принцесса.
Жалости к самому себе Феликс не выносил.
– Удивительно, не правда ли? – он саркастически улыбнулся. – Я-то думал, меня поселят в комнате с печкой и горячей ванной!
Она растерянно захлопала ресницами:
– Но зачем же… так?
– Ваш отец считает, что мне самое место в клетке, – никакой симпатии к титулованной кукле он больше не чувствовал, притихшая было ярость вспыхнула с новой силой. – А вы сами, ваше высочество? Разве вы думаете иначе? Тогда зачем вы явились сюда? Глазеть на меня, как на экзотическую тварь?!
– Я не… Силы Небесные, я не думала, что вы так это воспримете!
– А как ещё?! Простите великодушно, – Феликс согнулся было в шутовском поклоне, но дёрнулся от боли не только в ноге, но и под рёбрами, куда твёрдым краем впился магический пояс. – Я бы и рад показать вам несколько весёлых трюков, да подарок вашего батюшки мешает! – он дёрнул пояс и выкрикнул: – Уходите! Здесь вам не зверинец!
Ни говоря ни слова, Принцесса бросилась прочь.
Обессиленный Многоликий привалился к стене и закрыл глаза, сердце колотилось, в ушах гудела кровь. Он и сам не смог бы объяснить, чем его так рассердила эта девочка – её визит был явно не худшим событием дня. Едва туман в голове рассеялся, до Феликса дошло, что он совершил новую глупость. «Я болван!!! Злыдни болотные, зачем я её прогнал?! Ведь она могла принести мне ключ!..» Один шанс из тысячи, что он сумел бы обаять её и сделать своей сообщницей – но и этот шанс он только что упустил.
В коридоре вдруг стало светло как днём – длинные лампы под потолком, неуместные в анахроничном средневековом мраке, вспыхнули все до единой, высвечивая испещрённую трещинами древнюю каменную кладку. А вот и Мангана, понял Многоликий, отодвинулся от стены и выпрямился. Через восемь вдохов за решёткой возник лысый, как коленка, носатый и ушастый сухопарый старик в чёрной соболиной шубе, наброшенной поверх клетчатого домашнего халата, и поинтересовался, осклабившись:
– Что, голубчик, заждался?
– Век бы тебя не видел, – ответил Феликс.
– Ай, до чего невежливо! – Мангана меленько рассмеялся и закашлялся. – А я так мечтал с тобой встретиться! Так готовился к встрече! Не правда ли, мы прекрасно тебя приняли?
– Переходи сразу к делу, Мангана. Зачем я здесь? Чего вы от меня хотите?
– Он ещё спрашивает! – Придворный Маг снова хихикнул. – Государственный преступник спрашивает, зачем его арестовали! Смешная шутка. Сегодня же расскажу его величеству!
– Ты не хуже меня знаешь, что я не убийца и не заговорщик.
– У королевской Охранной службы другое мнение, и суд, конечно, спорить с ним не будет. Ты никогда не выйдешь на свободу, Многоликий.
– Суд? Да ладно… к чему вам такие хлопоты?
– Его величество чтит законы и никого не карает без суда и следствия. Чтил бы и ты законы, голубчик, никогда бы здесь не оказался.
Феликс промолчал, выжидая. Мангана буравил его чёрными глазами с белёсым старческим налётом и разве что губами не причмокивал от удовольствия.
– Процесс будет коротким. Твоё присутствие на нём не понадобится. Тебя приговорят к пожизненному заключению и просто оставят здесь. Хорошая новость в том, что заключение продлится недолго… особенно если тебе забудут приносить еду и воду.
– К чему такие хлопоты? – снова спросил Многоликий. – Не легче ли было меня убить?
– Убить тебя мы всегда успеем, – Придворный Маг снова осклабился. – Но пока у нас с его величеством на тебя другие планы.
– Ты не пришёл бы сюда, если бы не хотел, чтобы я о них узнал.
– Разумеется, голубчик, разумеется, – Мангана стёр с лица улыбку и продолжал уже серьёзно: – Мы хотим понять природу твоего Дара. Я собираюсь его исследовать.
«У него же прозвище – Потрошитель!» – исключительно вовремя вспомнил Многоликий. Грудь стиснуло змеиными кольцами страха. Он давно знал, что зачем-то нужен этому человеку, но если бы понимал, зачем именно – удрал бы из Империи не в Индрию, а в Новые Земли или куда подальше!
– Но я должен получить твоё согласие, иначе всё получится не так, как надо, – продолжал Мангана. – Работать с упирающимся агрессивным объектом – занятие неблагодарное. Ты всё-таки не кролик… и не белка, – он фыркнул, вспоминая. – Хотя, я уверен, до кроликов, белок и других милых зверюшек дело у нас дойдёт. Со временем. Когда я научусь тобой управлять.
– А если я откажусь? – спросил пленник, догадываясь, каким будет ответ.
– Лучше спроси, что будет, если ты согласишься, голубчик! Ты сразу же получишь тёплую одежду, еду и постель. Из Замка ты, конечно, никогда не выйдешь, но небо, может быть, ещё увидишь. Если будешь послушным мальчиком. Откажешься… пеняй на себя.
«Откажешься – пеняй на себя…» Но согласиться было немыслимо!
Придворный Маг уставился на Многоликого, надеясь прочитать ответ по его лицу. Увиденное его не устроило, он скривился и каркнул:
– Дурак. Передумаешь через два часа… или даже раньше.
После чего развернулся и, подволакивая ноги, потащился к выходу. Свет погас, осталась только прежняя лампочка.
– Нет, – сказал ему вслед Феликс, – нет. Я не передумаю.
И тут он услышал новый звук – протяжное скрежетание далёких дверей, одной, другой, третьей… – и понял, что каждую из них распахивают настежь, чтобы вековечная сырость подземелья потеснилась, освобождая место смертельной зимней стуже.
Глава третья,
в которой Принцесса ссорится с отцом и узнаёт о скорых переменах в своей судьбе, а Многоликий чувствует себя выпотрошенным и вывернутым наизнанку, но начинает надеяться на спасение
– Но, папа!..
– Что «папа»? – Король был взбешён и не скрывал этого. – Я знаю, ты терпеть не можешь Ингрид и не чаешь от неё избавиться, но сейчас ты перешла все границы, Эрика! Выдумать, что она изменяет мне с твоим несовершеннолетним братом… уму непостижимо! Скажи мне такое кто-нибудь другой, я бы просто выслал негодяя из страны, но от родной дочери…
– Вот и вышли куда-нибудь меня! – звенящим голосом воскликнула Принцесса. – И не надо мне никаких амулетов! Тогда я умру за воротами Замка, и твоим наследником станет Марк…
– Что ты несёшь?! – Скагер хлопнул ладонью по столу. – Истеричка. Я так хотел вырастить тебя настоящей будущей Королевой, нанимал тебе лучших учителей, показывал пример достойного поведения – а что получилось? Получилась бестолковая взбалмошная девица, для которой важнее всего её мелкие прихоти. Пресветлые Серафимы, ты даже солгать как следует – и то не можешь… выдумываешь потрясающую чушь!
– Я не лгу, папа, – она стиснула зубы от отчаяния. – Я сама их вчера видела и слышала…
Но Король не обратил на её слова никакого внимания.
– Прекрати позорить свой титул, Эрика. Ты второй день подряд заставляешь меня стыдиться того, что я твой отец. Меня предупреждали, что девочкам часто трудно смириться с появлением мачехи, но я думал, ты уже взрослая, и…
– Я взрослая!!!
– Вот и веди себя соответственно. Твоих отношений с Марком это, кстати, тоже касается – живёте как кошка с собакой, – Король придвинул к себе толстую кожаную папку, давая понять, что аудиенция закончена. – Иди к себе, успокойся и переоденься. Принц Аксель будет обедать с нами. Вчера он сказал мне, что восхищён и очарован наследницей индрийской Короны. Надеюсь, ты не дашь нашему высокому гостю повода изменить своё мнение.
– Да, папа, – ответила Эрика, глядя в сторону, и пулей вылетела из кабинета, чтобы отец не заметил её слёз.
«Почему, ну почему я не зашла к нему вчера?» – спрашивала она себя, расстраиваясь всё больше. Получился бы безобразный скандал, Король был бы вынужден спасать лицо перед Манганой и начальником Охранной службы, но зато не смог бы обвинить дочь во лжи, увидев голубков воочию. Или смог бы? Принцесса уже ни в чём не была уверена; а вдруг героиней скандала оказалась бы она сама – если бы её отчитали, как школьницу, при посторонних? Что, если в измену своей ненаглядной жёнушки отец поверит лишь тогда, когда застанет их с Марком в одной постели?
Но если бы речь шла только об измене! «О чём ты хотел поговорить? – О нашем с тобой деле…» – подслушанный кусок разговора стоял у Эрики в ушах. Она была совершенно уверена, что «дела» у этих двоих добрыми быть не могут. И раз отец отказался слушать, значит, придётся ей самой выяснять, что они задумали. «Всё равно я вас выведу на чистую воду! – упрямо тряхнула головой Принцесса. – И сумею доказать папе, что я не вру!»
Стремительным шагом она вернулась в свои покои. Придворные, встреченные по дороге, смотрели на неё с испугом и отступали к стенам – должно быть, решительность и гнев были написаны у неё на лице. Но стоило Вальде запереть за ней дверь, как боевой задор куда-то исчез, осталась только жгучая обида на отца. Эрика упала на диван в гостиной, и слёзы, застоявшиеся в глазах, потекли ручьями. Горничная расспрашивать не пыталась, знала, что хозяйка ничего не станет объяснять. Задала лишь один вопрос:
– К обеду какое платье наденете, ваше высочество, кремовое с кружевами? – и, получив утвердительный ответ, удалилась в гардеробную.
Эрике было плохо. Она почти не спала этой ночью. Улёгшись в четвёртом часу, после измотавшего её праздника, изрядного количества выпитого шампанского и нестерпимо-неловкого визита в подземелье, она мгновенно провалилась в сон, но проснулась задолго до рассвета с тяжёлой головой, дурнотой и сердцебиением. События вчерашнего вечера, толкаясь и громоздясь одно на другое, заполонили её сознание.
Бесконечная карусель бала, миллион мазурок и вальсов, утомивших ноги, миллион лучезарных улыбок, утомивших щёки, миллион разноцветных звёздочек фейерверка, гаснущих в зимнем небе.
Голубые бриллианты от отца, которые Эрика, не задумываясь, обменяла бы на охранный амулет от Манганы.
Марк и Ингрид, подлые обманщики и заговорщики, тискавшие друг друга в зимнем саду.
Внимательные глаза и синяя вышитая рубашка принца Акселя – глоток спокойствия в океане безумия.
И Многоликий, конечно же, Многоликий. Но мысли о нём Принцесса от себя гнала – слишком уж это были мучительные и странные мысли.
«Если бы только я могла взять и уйти отсюда, никого не спрашивая!»
Отец прав: это просто истерика. Никогда в жизни больше она не сунется за ворота Замка без магической защиты: кошмар, два раза пережитый ею в отрочестве, когда она сбегала из дома после ссор с отцом, забыть невозможно. Эрика с такой живостью вспомнила, как на шее затягивалась невидимая удавка Тангрис, что поперхнулась и закашлялась, и сердце у неё заколотилось пуще прежнего.
Вскоре слёзы кончились, но легче Принцессе не стало. Однако, хочешь не хочешь, пора было одеваться и делать причёску. Предписанное этикетом платье из кремовой тафты с кипенью белоснежных кружев по вороту и рукавам было Эрике к лицу, но вызвало у неё новый приступ раздражения: с мечтой о простой и удобной одежде горожанок и об их простой и удобной жизни пришлось расстаться на неопределённый срок.
– Что ты делаешь, Вальда?! Ты меня задушишь! – вспылила она, когда горничная затянула широкий пояс.
Валькирия молча его ослабила.
– А так он с меня свалится! Да что с тобой сегодня такое?..
– Не со мной, ваше высочество, а с вами, – флегматично возразила горничная. – Вам бы сейчас не обедать, а чаю с мятой и поспать…
– Знаю, – потеряла запал Принцесса. – Но папа убьёт меня, если я не приду.
– Да уж, с вашим батюшкой шутки плохи, – согласилась Вальда с каплей сочувствия в голосе. – Как будем укладывать волосы?
– Собери повыше и заколи, никаких сегодня глупых локонов… – вздохнула Эрика и уселась к зеркалу.
Вид собственных волос, блестящими плотными волнами ниспадающих до середины спины, и аккуратные движения горничной, ловко управлявшейся с расчёской и шпильками, немного успокоили Принцессу. В носу больше не свербело, и губы сами собой сложились в привычную прохладную полуулыбку.
Такою Эрика и явилась в Круглую столовую – шестиоконную комнату, залитую мягким светом солнечного морозного дня. Компания уже собралась, только место Придворного Мага снова пустовало. Принц Аксель и герцог Пертинад, как и вчера, приподнялись было навстречу Принцессе – посуда на скатерти испуганно брякнула, – но девушка остановила их царственным жестом:
– Оставьте церемонии, друзья мои. Это просто обед в семейном кругу, – и села на свой стул рядом с отцом.
Король бросил на неё быстрый подозрительный взгляд – кто знает, что ещё придёт в голову ревнивой наследнице? – понял, что никаких сцен не будет, и обрёл свой обычный самодовольный вид. Мачеха, в ярко-зелёном шёлковом платье, слишком открытом для середины дня, заговорила о последней премьере в Королевской опере. Обращалась она, главным образом, к имперскому гостю, намеренному нынче вечером посетить столицу, но воркующие интонации явно были адресованы не ему. Марк, вальяжно развалившийся на стуле, вставлял в беседу шуточки разной степени удачности. Пертинад со свойственным ему азартом, от которого Эрику всегда тошнило, поглощал жареного поросёнка, то и дело с неожиданной мрачностью посматривая на Акселя. Сама Эрика впихивала в себя кусок за куском безо всякого аппетита, и выдохнула с облегчением, когда «простой обед в семейном кругу» подошёл к концу.
– Что ж, полагаю, теперь мы позволим его высочеству совершить долгожданную поездку в столицу, – провозгласил Король, разделавшись с десертом. – Ингрид и Марк проводят вас к автомобилю, дорогой Аксель. Герцог, я знаю, любит отдохнуть после обеда часок-другой. А мы с дочерью, пожалуй, выпьем ещё кофе.
«Он хочет что-то сказать мне наедине? Но что же?!» – встрепенулась Принцесса.
* * *
Пробуждение было отвратительным.
– Хватит спать, голубчик! – Придворный Маг из-за решётки самым бесцеремонным образом тыкал Феликсу в пятку каким-то твёрдым предметом. – Нас ждут великие дела!
Пленник попытался было открыть глаза, но тут же зажмурился: свет теперь сиял не только в коридоре, но и в клетке, Мангана успел приволочь сюда тысячесвечный хирургический прожектор. Где-то неподалёку, видимо, затопили печь – воздух стал заметно теплее и суше, чем был накануне вечером. Но ни этот воздух, ни кровать – хоть и жёсткая, но вполне пригодная для сна – не могли примирить Феликса с удручающей реальностью.
– Подъём! – Потрошитель фонтанировал хорошим настроением и как будто даже сбросил полтора десятка лет. – Приведи себя в порядок и поешь, сил тебе понадобится много.
Многоликий выругался и сел, рассматривая своё узилище сквозь щёлочки между веками. Тесное помещение – пять шагов в поперечнике, это он запомнил на всю жизнь вперёд – было забито устройствами непонятного назначения и устрашающего вида. Какие-то ящики с кнопками, проводами и стрелками, блестящие рычаги, металлические спирали и стеклянные колбы… Высокая хромированная кровать с подлокотниками, на которой он сидел, производила наихудшее впечатление – мимолётного взгляда на неё хватило, чтобы понять, как удобно на ней удерживать в неподвижности распростёртое человеческое тело.
Феликс попытался восстановить в памяти остаток минувшей ночи, но оказалось, что помнит лишь немногие разрозненные куски.
Вот он ломает ногти, пытаясь сорвать с себя ненавистный пояс, трясёт решётку, кричит что-то невнятное, срываясь на хрип, давая волю ярости – она единственная сейчас его согревает.
Вот, обессиленный, сидит на полу, прижав колени к груди и привалившись спиной к стене, чувствует, как древние камни вокруг покрываются тонкой ледяной коркой, и сжимает зубы, чтобы не звать Мангану – ведь он слишком ценный «экземпляр», чтобы ему позволили замёрзнуть насмерть!
Вот с ужасом понимает, что не только ноги его, окоченевшие давно, но и руки, и туловище, перехваченное магическим поясом, уже ничего не чувствуют; инстинкт самосохранения голосит что есть мочи: «Зови на помощь!» – но губы не шевелятся, грудь не может втянуть достаточно воздуха, глаза закрываются, и подступает сон, от которого уже не суждено проснуться.
И вот сквозь предсмертное оцепенение сна пробивается грохот распахнувшейся решётки, и голос Манганы почти приветливо спрашивает над ухом: «Ну как, ты передумал, голубчик?» – сил едва хватает на то, чтобы кивнуть. «Стоило ли устраивать цирковое представление? – ворчит Потрошитель. – Тебе бы уже десятый сон снился в тёплой постельке…» – и чьи-то руки рывком поднимают пленника с пола, чьи-то руки суют ему под нос кружку с остро пахнущим снадобьем, от первого же глотка которого он согревается, а от второго ему кажется, что внутри у него вспыхнул пожар.
На этом пожаре воспоминания заканчивались. Должно быть, потом его переодели: сейчас на Феликсе были штаны и рубаха из толстой некрашеной шерсти, а под ними, поверх магического пояса, очень грубое, но чистое бельё, – уложили в постель и дали подействовать снадобью и немного поспать. Следов обморожения он на себе не увидел, осязание вернулось, ничего не болело, кроме травмированной ноги, которая будет заживать ещё пару дней. «Я живой, – подумал оборотень и, наконец, решился полностью открыть глаза. – Главное, злыдни болотные, что я живой, а уж удрать отсюда я сумею!»
Манганы рядом с клеткой уже не было. На столе, придвинутом к кровати, обнаружились большая миска горячей похлёбки, краюха хлеба, давешняя железная кружка и кувшин с каким-то питьём. Феликс поел, стараясь делать это как можно медленней – и как можно меньше думать о том, что ему предстоит. Ничего хорошего наступивший день не сулил.
Но даже завтрак перед казнью невозможно растягивать до бесконечности. Как только был съеден последний кусок хлеба и выпиты последние капли безвкусного питья, тощая фигура Потрошителя тут же возникла за решёткой – похоже, «естествоиспытатель» в нетерпении считал минуты где-то рядом. Он был облачён в чёрный лабораторный халат с вышитой на нагрудном кармане индрийской Короной и зажимал под мышкой толстую конторскую книгу в коричневом потёртом переплёте.
– Как видишь, голубчик, свою часть договора я выполнил – от голода и холода ты не умрёшь. Надеюсь, что и ты меня не разочаруешь! – проскрипел Мангана.
– Что я должен делать? – стараясь не выдать охватившего его страха, спросил Многоликий.
– Ляг, – Придворный Маг показал подбородком на кровать. – Руки на подлокотники.
Феликс подчинился. Как только он коснулся подлокотников, раздался щелчок, запястья прижало тугими металлическими зажимами. Ещё один щелчок, и тяжёлая перекладина в изножье опустилась, прижимая к матрасу лодыжки.
– Вот и славно! – Мангана потёр ладони и зазвенел ключами, отпирая клетку. – Ты-то, приятель, выспался от души, а я сегодня глаз не сомкнул от волнения – так мне хотелось поскорее приступить к работе!
* * *
Череда неприятных и тревожных событий, начавшаяся вчера вечером, похоже, и не думала заканчиваться. Даже неизменно-флегматичная Валькирия удивлённо подняла брови, когда Принцесса вернулась с обеда ещё более возбуждённой и расстроенной, чем была.
– Уходи и не появляйся до вечера, – с необычной для неё резкостью распорядилась Эрика.
– Но, ваше высочество, как вы-то? Кто вам поможет поменять пла…
– Ерунда, сама справлюсь, – отмахнулась девушка. – Печка натоплена? Ну и иди. Съезди в город, – у неё кольнуло сердце от одного лишь упоминания о недоступной столице. – Поужинай с этим… как его…
– С ветеринаром Ларсеном, – подсказала Вальда.
– Вот-вот. Ты говорила, он хороший парень… Я никуда сегодня не пойду и никого не желаю видеть.
Горничная присела в книксене – исполнять почтительные движения, не теряя чувства собственного достоинства, она умела не хуже Принцессы, – пожелала приятного вечера и скрылась за дверью.
«Поужинай с ветеринаром Ларсеном…» Эрика представила, что бы подумала практичная Валькирия, узнай она, как её хозяйка в эту минуту рвёт и мечет из-за того, что придётся выйти замуж за императорского сына, и расхохоталась – но радости в её смехе не было.
Придётся ведь, как пить дать, придётся! Достаточно было видеть лицо отца во время недавнего разговора, чтобы понять, что никаких возражений Король не примет.
– У меня для тебя отличная новость, – когда они остались вдвоём в столовой, сообщил Скагер, улыбаясь так сердечно, будто утренней ссоры между ним и дочерью не было вовсе.
– Какая, папа? – замирая, спросила Эрика.
Ей вдруг представилось, что он передумал – и собирается выполнить её вчерашнюю просьбу… но долго это сладкое заблуждение не продлилось.
– Ты выходишь замуж, – сообщил отец.
– Я – что?.. – Принцессе показалось, она ослышалась.
– Ты выходишь замуж, – с удовольствием повторил Король. И добавил, прежде чем она успела отреагировать: – Принц Аксель намерен просить твоей руки.
– Но я не хочу замуж, папа! – бухнула Эрика и тут же пожалела о своём порыве.
Бесценная улыбка пропала с его лица, пронзительные серые глаза раздражённо сузились.
– Разве я спрашивал, хочешь ли ты замуж, девочка? Ты не хуже меня знаешь, какие возможности для королевства откроет твой союз с сыном Джердона. И я не допущу, чтобы этот шанс был упущен.
Потрясённая Принцесса склонила голову, не зная, как возразить. Идею о том, что замуж она выйдет в интересах Короны, ей вдалбливали с самого детства и, кажется, успешно вдолбили. Но в глубине души она верила, что с ней случится чудо – она возьмёт и влюбится в человека, предназначенного ей в мужья, как влюбилась однажды мама в принца Скагера. И уж конечно, Эрика не думала, что перспектива замужества обрушится на неё так скоро – на следующий же день после совершеннолетия.
– Принц Аксель молод, красив и умён, – сухо проговорил отец. – Известно, что у него спокойный и добрый нрав, любая женщина была бы с ним счастлива. Ты не морщить носик должна, девочка, а благодарить меня за то, что у тебя будет такой муж. Наследницам трона обычно везёт куда меньше.
– Спасибо, папа, – послушно ответила Эрика, думая о своём.
Молод, красив и умён… верно. Вчера он весь вечер заботился о ней и прикрывал от нападок Ингрид и от назойливого внимания Пертинада. Но представить себя женой Акселя ей не удавалось. А если сделать так, чтобы он сам отказался от этого брака? Она могла бы, например…
– И не вздумай срывать помолвку, – острым лезвием врезался в её мысли голос Короля. – Иначе ты не только меня вгонишь в краску, в чём преуспела за последние два дня, но покроешь позором всё королевство. А следующим кандидатом в твои мужья станет…
