Текст книги "Западня (СИ)"

Автор книги: Ева Гончар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Сейчас его рядом не было. Но все время, пока она отыскивала в гардеробной и затем собирала компактную кожаную сумку с широким поясным ремнём – всё это время Принцессе чудилось, что Феликс по-прежнему стоит за у неё спиной, его горячее дыхание долетает до её шеи и плеч, а сильные мужские пальцы распутывают тугую шнуровку. Лицо и уши у неё пылали; в её воображении вслед за платьем Многоликий расстёгивал на ней кружевной корсаж, а потом… Потом девушке становилось стыдно собственных мыслей, и они шли по кругу: «Пожалуйста, Феликс… Помогите мне снять платье…»

Руки, между тем, методично наполняли вещами сумку. Раньше Эрике не случалось заниматься сборами, поэтому минуту-другую она была в замешательстве – но потом решительно взялась за дело, оказавшееся не таким уж сложным. Пара смен белья, ещё кое-что из одежды, носовые платки, зубная щётка и щётка для волос, шпильки и гребни – «Как же я с ними справлюсь?..» – украшения… Шкатулку с драгоценностями будущая беглянка опустошила почти всю, оставила только фамильные перстни и диадемы да голубые бриллианты, подаренные Королём на совершеннолетие. Несколько колец и рубиновое ожерелье надела на себя, в дополнение к вечернему жемчугу. Последним предметом, который Эрика положила в сумку, прежде чем её закрыть, был портрет матери в платиновой рамке. Иных памятных вещей девушка решила не брать, хотя в том сумбуре, что переполнял сейчас её душу, не понимала, намерена ли когда-нибудь сюда вернуться.

Половина двенадцатого! Нужно переодеться, приоткрыть окно и ждать. Эрика одним движением сбросила нижнюю юбку, изогнулась и попыталась расстегнуть крючки на корсаже, однако ни с первой, ни со второй попытки ничего не вышло. Корсаж был узкий и немного стеснял движения, но на третью попытку времени не было. Извлекла из шкафа тёмно-серый зимний костюм для верховой езды: короткий приталенный жакет с отложным воротником, лосины из мягкой замши и длинную расклешённую юбку с разрезом сбоку – добавила к нему светло-серую шерстяную блузку и толстые чулки. Торопливо оделась, радуясь, что этот удобный наряд наконец-то пригодился для чего-то более стоящего, чем скучные до зубовного скрежета конные прогулки вдоль крепостной стены. Высокие тёплые сапоги, чёрный полушубок мехом внутрь, вышитый серебристой нитью, серая пушистая шапочка-капор и широкий вязаный шарф в тон к ней. Поверх полушубка девушка закрепила сумку, спрятала в карманы варежки и осмотрелась.

Только сейчас Принцесса вспомнила слова Многоликого о том, что он вернётся раньше, чем она откроет окно, если не сможет уговорить Акселя им помочь. Не вернулся – значит, уговорил? Она вздрогнула: на периферии зрения что-то мелькнуло, как будто вдоль плинтуса побежала мышь. Обернулась, но никаких мышей не увидела – померещилось? На всякий случай, позвала тихонько: «Феликс!» – он не появился. Вот и славно, значит, всё вышло, как он задумал! Предположение, что Многоликий попал в беду, пока путешествовал между апартаментами, Эрика в испуге отбросила. Обошла комнаты, проверяя, не забыла ли что-нибудь важное, глянула на половинки отцовского браслета, валяющиеся на ковре в спальне, и вспомнила, что нужно избавиться от ключа – без него половинки соединить не удастся. Ключ всё ещё был вставлен в скважину. Девушка вынула его двумя пальцами и, морщась, приколола к подолу. Вздохнула – и бесшумно приоткрыла окно.

Морозный вкусный воздух хлынул в щель; стало слышно, как хрустит снег под ногами вышагивающих вдоль стены стражников. Их было двое, они то сходились, то расходились. Третий стражник топтался под дверью башни, его Принцессе видно было плохо. Перемигивались огоньки на стене, багровела вдоль провода аура магической преграды. Несколько минут ничего другого не происходило. Затем раздался звук, больше всего похожий на низкий утробный рык, очень тихий, на границе слышимости. Стражники насторожились: притормозили и посмотрели туда, откуда он исходил. Звук повторился, став громче. «Там!» – крикнул один и включил фонарь, другие тут же вскинули оружие. В круге жёлтого электрического света на снегу возникла огромная тень косматого большеголового зверя.

Время пришло, поняла Принцесса. Открыла окно настежь – с карниза на подоконник обвалился снег, – оттолкнулась от пола, вылетела наружу, проскользнула вдоль стены и секунду спустя зависла над коньком заснеженной крыши. Проплыла к печным трубам и спряталась между ними.

Небеса явно были на стороне беглецов: луна, совсем недавно шалевшая от собственной яркости, скрылась за облаками. Наверху темень была такая, что рассмотреть человека за трубами не удалось бы, даже если искать его там намеренно. Но стражники вверх не смотрели, они были слишком заняты внизу. У Принцессы душа ушла в пятки, когда в царившей во дворе сумятице ей показалось, что кого-то схватили. Однако минуту спустя её потянули за край юбки, девушка опустила глаза и увидела у своих ног горностая.

– Милый вы мой! – выдохнула она, подхватила его и прижала его к груди. – Всё в порядке? Удалось?..

«Да».

Белый пушистый зверь выпутался из её рук, пробрался под шарф и уютно свернулся вокруг шеи. Руки уже успели замёрзнуть. Эрика вспомнила о варежках, надела их, шарф затянула потуже – и принялась ждать, не отводя глаз от остроконечного силуэта Южной башни. Она не знала точно, чего ждёт, но, конечно, догадывалась, что должен случиться переполох, причиной которому станет эта самая башня. Стрелки главных часов приближались к двенадцати. Охрана внизу, в конце концов, угомонилась и снова размеренно задвигалась вдоль стены.

– Почти полночь, Феликс, – прошептала Принцесса, начиная паниковать. – И… ничего. Что должен был сделать Аксель? Вдруг ему помешали?

Горностай уткнулся носом ей в шею и утешительно засопел из-под шарфа.

И тут башенные окна-прорези тревожно полыхнули рыжим, одно из них выпустило густой клуб дыма.

– Пожар! На помощь! Пожар! – откуда-то снизу разнёсся по Замку зычный голос принца.

Пламя стремительно усилилось, дым повалил и из других окон Южной башни. На пожар и на крики Акселя обернулись не только стражники, караулившие Принцессу, но и часовые на смотровых вышках, и, надо полагать, все прочие обладатели серо-красных мундиров, которым не положено было спать в эту ночь. Скорей, скорей, пока никто из них не опомнился! Эрика свечкой взмыла к чёрному зимнему небу. Уши заложило, внутренности как будто провалились вниз, щёки опалило холодом, но все неприятные ощущения перекрыла бешеная радость свободного полёта. Замковые часы отбивали полночь.

Магическая энергия ослабевала по мере удаления от земли, переставая поддерживать полёт. Достигнув своего «потолка», летунья двинулась на север, прочь от заколдованных стен, обогнула гору, к которой примыкал Замок, ласточкой нырнула к лесу и понеслась над вершинами деревьев, никем не замеченная.

* * *

В какой-то момент Эрике стало страшно. А если Феликс всё же ошибся насчёт «проклятия Тангрис»? А если браслет – пускай, в самом деле, волшебный и запертый особенным образом – был предназначен не для того, чтобы, запугивая, удерживать её в Замке, а для какой-то другой цели? Чем ближе к земле летела Принцесса, тем отчётливей ей представлялось, как на шее опять затягивается невидимая удавка, и накатывал ужас: никто не придёт на помощь; никто не найдёт бездыханное тело наследницы трона в еловых дебрях на горном склоне… Но минуты проходили одна за другой, сверкающая громада королевской резиденции давно скрылась за горой Эск, а на Эрику никто не нападал, и становилось ясно, что уже не нападёт. Многоликий не ошибся и не обманул – лучшее доказательство его правоты просто невозможно придумать!

Избавившись от последних сомнений, Принцесса на лету отколола от юбки ключ, сломала его на несколько мелких частей и раскидала их над лесом.

Страх рассеялся бесследно. Никогда прежде не было у неё такого полёта! Подниматься украдкой под потолок в своей комнате, скользить над ступенями лестницы, воровать сладкие мгновения в закрытых со всех сторон галереях Замка – совсем не то же самое, что мчаться с головокружительной скоростью над таинственным заснеженным лесом, переворачиваться в морозном воздухе, планировать, раскинув руки и чувствуя, как надувается парусом широкая юбка. Летать для Принцессы всегда было главным удовольствием, но о том, каким оно может быть сильным, до этого дня она не подозревала. Горностай, замерший сгустком напряжения вокруг её шеи, должно быть, переживал не лучшие минуты в своей жизни – воздушная акробатика его пугала. Но сейчас Эрика не думала даже о нём – радуясь каждому своему движению, она упивалась полётом!

Сначала перемещаться пришлось впотьмах, ориентируясь лишь на ночные огни огибающей гору столицы. Огни сияли справа внизу, в их отсветах щетинистый бок горы, проплывавшей слева, был едва различим – лишь настолько, чтобы летунья могла держаться невысоко над макушками деревьев, не рискуя ни врезаться в какую-нибудь из них, ни сбиться с курса. Но затем луна вырвалась из облачного плена, и всё вокруг, и на земле, и в небе, стало серебряным и голубым – у Принцессы дух захватило от красоты распахнувшегося перед ней мира! Беллария осталась позади, теперь со всех сторон расстилался лес, расчерченный дорогами и просеками и разделённый на две части широкой волнистой лентой реки Палаэты. Эрика притормозила, потом совсем остановилась, зависла в воздухе и осмотрелась. Потрясённая и разгорячённая, она, кажется, готова была лететь всю ночь напролёт! Но для полётов у неё отныне будут другие ночи и дни – а сейчас всё-таки следует вспомнить, что именно Феликс говорил насчёт «укромного места», и выбрать правильное направление.

С первой частью пути – в обход горы, до тех пор, пока внизу не появится Палаэта – летунья уже справилась. Теперь предстоит следовать над рекой почти до Наррахи. Берега реки, сбегающей в долину с отрогов горы Эск, сперва будут скалистыми и крутыми, потом – пологими и низкими, а потом правый берег резко возвысится. На обрыве в самой высокой части берега притулилась умирающая деревенька Лагóши. Жителей, по словам Многоликого, в Лагошах давно уже нет, не считая двух-трёх древних старух, но брошенные дома облюбовали для себя охотники, бывающие там наездами – охотничьи угодья в тех местах отличные. В одном из таких домов, на опушке леса, Феликс устроил себе схрон, которому и предстоит стать конечным пунктом сегодняшнего путешествия.

Замёрзнуть Эрика ещё не успела, не только от адреналина, игравшего в её крови, но и потому, что в Замке и близ горы нынче ночью стояло безветрие. Над Палаэтой, однако, гулял ветер, не слишком сильный, но очень холодный, порывами налетавший то спереди, то сбоку. Проникал под шарф и под шубку, норовил сорвать капор, больно щипал лоб и щёки. Принцесса попыталась было лететь быстрее, стремясь скорее увидеть Лагоши, но от этого холод только усилился. Тогда она, наоборот, сбросила скорость, поправила шапку, закутала лицо краем шарфа – горностай под шарфом зашевелился. Стянула варежку, пробралась ладонью к тёплому меховому боку, пощекотала его, погладила – и сообщила:

– Феликс, я уже над рекой.

Бок поднялся и опустился долгим измученным вздохом.

Пьянящее, жаркое, переполняющее душу и тело удовольствие, не оставлявшее места для усталости, начало уходить. Принцесса плыла над рекой, постоянно посматривая на небо – караулила луну, опасалась промахнуться мимо Лагошей, если она снова спрячется. Но, к счастью, облака совсем рассеялись, в чёрном небе проступили крошечные льдистые звёзды. Долгое время – слишком долгое, как показалось утомлённой Принцессе – оба берега Палаэты оставались низкими. Нарраха, между тем, светилась уже совсем рядом. Летунья начала волноваться, не перепутала ли что-нибудь, не пропустила ли нужное место, и подыскивать среди сугробов пятачок для посадки. Там её спутник смог бы вернуть себе человеческий облик – и сказал бы, заблудилась она или нет. Но тут горностай снова завозился, выглянул из-под шарфа и шумно фыркнул. Правый берег крутыми уступами пошёл вверх.

– Здесь? – спросила Эрика.

Не увидела, но догадалась: «Да». И выдохнула:

– Хвала Серафимам!

Не знай Принцесса, где искать деревеньку, промахнулась бы мимо неё непременно! Ни запахом дыма, ни светом в окнах Лагоши себя не выдавали. Дюжина приземистых длинных строений, заваленных снегом по самые крыши, сливалась с окрестным пейзажем. Единственным знаком того, что иногда здесь бывают люди, был санный путь, тянувшийся из леса. Эрика поднялась выше, чтобы охватить взглядом всё поселение целиком, нашла глазами дом на отшибе и устремилась к нему.

Только сейчас, уже достигнув цели, Принцесса поняла, как сильно замёрзла. Когда она выскребала снег из щели между брусьями над дверью, чтобы отыскать там ключ от дома, у неё тряслись руки. Поиски увенчались успехом, и девушку почему-то обрадовало, что ключ оказался обычной железкой, без какой бы то ни было магии – после всего, что Эрика узнала в эти дни, к волшебным отмычками прикасаться было противно. Летунья закоченевшими ногами расчистила заснеженное крыльцо, не будучи уверенной, что иначе сумела бы сдвинуть дверную створку. Ещё мгновение – и скрипнул податливо замок, дверь открылась, и Эрика через высокий порожек шагнула в тёмные, пахнущие старым деревом сени.

В ту же секунду горностай вырвался из-под шарфа, свалился на пол и, ни секунды не мешкая, совершил превращение.

– Ступайте в дом, ваше высочество, – велел Многоликий и отступил к стене. – Я пока запру.

Она нащупала перед собой ещё одну, незапертую дверь, за которой обнаружилась длинная комната с громоздкой печью, низким потолком и дощатым полом в призрачных лунных бликах. Феликс, вошедший вслед за ней, зажёг керосиновую лампу, и в её свете Эрика увидела, что он встревожен. Подняв лампу на уровень головы, он впился взглядом в лицо Принцессы и с облегчением воскликнул:

– Красные!

– Что – красные?! – изумилась она.

– Щёки у вас красные, ваше высочество. И нос. Значит, вы их не обморозили – иначе бы они побелели.

Она улыбнулась холодными непослушными губами:

– Не обморозила. Но ветер был сильный – я замёрзла. А вы?

– Замёрзну, если сейчас же не растоплю печку, – проворчал он, отодвигаясь от неё.

Поставил лампу на грубый некрашеный стол напротив двери, снял с крючка при входе чёрный тулуп, набросил его поверх своей робы и сел на корточки перед печной заслонкой, подле которой аккуратной стопкой были сложены дрова. Эрика ощутила внезапный укол сожаления – она успела соскучиться по Многоликому-человеку за те часы, пока его не видела, и теперь хотела не просто наблюдать, как ловко он управляется с печью, и любоваться его чеканным профилем, но слушать его и встречаться с ним глазами.

Принцесса не бывала раньше в сельском доме и сейчас получила бы массу новых впечатлений, если бы обошла его и осмотрелась. Но она была настолько вымотана, что стояла у входа, не шевелясь и глядя только на Феликса, пока в печи не зашумел огонь. Волна тёплого воздуха окатила девушку ещё до того, как Многоликий, отряхивая руки, поднялся, проверил, открыта ли вьюшка, и сообщил:

– Готово. По-моему, в этой печке запрятали какую-то магию. Я не нашёл, какую и где, но всякий раз вижу результат – дом прогревается мгновенно!

Эрика кивнула и расстегнула ремень на сумке, но удержать её не смогла – сумка упала с тяжёлым стуком. Потянула с головы шапку, размотала шарф, взялась за шубку – и Феликс тут же оказался рядом, чтобы подобрать предметы, один за другим летящие на пол, и сложить их на сундук у двери. Сочувственно поинтересовался:

– Устали, ваше высочество?

– В жизни так не уставала, – призналась Принцесса.

Она и представить себе не могла, что бывает такая усталость – бездонная и оглушительная, как обморок!

– Сейчас поедим, и спать, – пообещал он.

– Я совсем не хочу есть. Пить только…

– Скоро будет питьё. А мне без еды никак, – вздохнул Многоликий. – Сегодня было слишком много превращений, это изнурительно, – он выдвинул из-под стола большую прямоугольную корзину и стал доставать из неё коробки и жестянки, поясняя. – Чай… мясо… сухари… сухофрукты… Может, вы всё-таки поедите, ваше высочество?

– Нет-нет, – Эрика на ватных ногах переместилась к столу и села на лавку. – Буду только чай.

Он опять умолк. Вернул на место тулуп, в котором больше не было необходимости. Из бочки в углу налил воды в закопчённый крутобокий чайник, поставил его на плиту и начал с сосредоточенным видом вскрывать жестянки. Принцесса согрелась, вышла из оцепенения нескольких последних минут, и тут же на неё нахлынуло ощущение неправдоподобности момента. Она одна, без отца и без охраны, глубокой ночью, в какой-то глухомани, вдвоём с мужчиной, с которым четыре дня назад не была знакома, и сложно представить, что её ждёт впереди… быть не может, чтобы всё это происходило наяву! Попыталась облечь ощущение в слова:

– Поверить не могу, Феликс, что мы сбежали. Неужели мы действительно это сделали?!

– Выходит, сделали, – он бросил быстрый взгляд на неё и продолжил заниматься едой. – Самому не верится, если честно.

Ей захотелось утолить любопытство:

– А что Аксель? Взял и сходу согласился нам помочь?

– Представьте себе, взял и сходу согласился! – хмыкнул Многоликий. – Сдаётся мне, ваше высочество, ваш жених – в глубине души такой же любитель приключений, как я. Мне даже жаль, что у нас с ним больше не будет никаких… общих дел. Он прочитал вашу записку и мгновенно понял, чего мы от него хотим – у него, знаете ли, даже глаза заблестели от азарта! Мне почти ничего не пришлось ему объяснять. Вы были правы, в автомобилях принц разбирается, так что добыть ёмкость с топливом и поджечь башню для него труда не составило…

– Надеюсь, её быстро потушили, – башню Эрике было жаль, хотя дело, безусловно, того стоило. – А весной там всё равно продолжат реставрацию…

– А башню, в которой вы живёте, давно реставрировали? – неожиданно серьёзно спросил Многоликий.

– Двенадцать лет назад, перед тем, как я там поселилась.

– Всю, от чердака до подвала?

Принцесса подняла брови:

– Наверное. Я плохо помню… маленькая была. А что?

Вместо ответа он задал ещё один вопрос:

– Ваше высочество, а правда, что в прежние времена она называлась Башней Серафимов?

– Ну да, называлась. А почему вы спрашиваете, Феликс?

– Просто так, – отмахнулся он, но в его интонациях ей почудилось нечто многозначительное; на расспросы, однако, сил не было.

Тем временем дом наполнялся смолистым сосновым теплом, в печи трещали поленья, а чайник пыхал паром. Многоликий заварил чай, поставил на стол две больших керамических кружки и сел напротив Принцессы. Подцепил ножом и, жмурясь от удовольствия, положил в рот большой кусок консервированного мяса, смачно захрустел сухарём. Принцесса оплела пальцами кружку, жар от которой потёк по рукам вверх.

Когда Эрика сюда вошла, каждый её мускул был напряжён после перелёта, но теперь напряжение уходило. Плечи опустились, веки налились дремотной тяжестью. Из-под ресниц она смотрела на своего визави – её не смущало больше, что он при ней поглощает пищу. Сквозь сплошную пелену утомления в ней одно за другим прорастали новые, доселе ей неведомые желания. Обойти стол и сесть на лавку рядом с Феликсом. Взять ладонями и развернуть к себе его лицо. Перехватить и долго-долго удерживать его задумчивый сумрачный взгляд. Прильнуть щекой к его щеке, пригладить взъерошенные волосы – узнать, каковы они на ощупь. Узнать, каковы на вкус его тонко очерченные твёрдые губы…

– Что-то вы и не пьёте, ваше высочество, – озабоченно заметил Многоликий, расправившись с содержимым первой жестянки, – чай остынет!

Эрика растерянно моргнула:

– Я пью, пью! – помотала головой, прогоняя морок, и пригубила напиток.

Он оказался чуть горьковатым и удивительно вкусным, с запахом летнего солнца и лесных ягод, кружка опустела очень быстро. В сон клонило всё сильней, комната, скупо освещённая керосиновой лампой, начала медленно кружиться по часовой стрелке.

– Я, похоже, усну прямо тут, – запинаясь, пробормотала девушка.

Феликс встрепенулся:

– Погодите немного, не спите! Спать будете на печке…

– А вы?

– Возьму ещё одно одеяло и лягу на пол, он скоро нагреется.

– Хорошо, – согласилась она. Вдруг вспомнила: – Нужно только убрать куда-нибудь всё это, – и стала снимать неудобные толстые кольца.

Сложила их кучкой на столе; последним, помедлив, положила перстень, подаренный принцем Акселем на помолвку. Освободила шею от ожерелий. Попыталась вытянуть из волос жемчужную нить, но та запуталась напрочь. Поймав принцессину беспомощную улыбку, Многоликий вскочил и вновь принял на себя функции горничной – откинув голову, Эрика невольно подалась к нему. Многострадальную нить, наконец, извлекли из причёски, за ней последовала дюжина шпилек с жемчужинами, и волосы рассыпались по спине и плечам ворохом живых упругих прядей.

– Украшения есть ещё в сумке, – сказала Принцесса. – Спрячете?

– Конечно, – он порылся в одном из сундуков и выложил на стол довольно большой кожаный кошель. – Сюда войдут?

– Да. Интересно, надолго их хватит, если продать все? Кроме подарка Акселя, конечно.

Многоликий пожал плечами:

– Только того, что я вижу, хватит на год безбедной жизни, не меньше, – и нахмурился: – Ваше высочество, вы меня поражаете. Ладно, вы не боялись меня в замке Эск, где кругом стража и откуда я не мог удрать. Но теперь-то почему не боитесь? Представьте, вы проснётесь утром… а меня и след простыл, вместе с вашими безделушками! Чем я заслужил ваше доверие, Принцесса?

Зачем он задаёт такие сложные вопросы? Мрачное выражение его лица, неподвижного на фоне кружащейся комнаты, убедило Эрику: он не шутит. Но она не знала, что ему ответить. Как можно его бояться – такого тёплого, сильного и настоящего? Как можно ему не довериться?.. Она сердцем чувствовала: он ей не врёт – и тянулась к нему каждой своей клеточкой, готовая принять как должное всё, что он скажет и сделает.

– Кому же мне верить, Феликс, если я не буду верить даже вам? – проговорила она вслух после паузы.

Он помолчал, внимательно на неё глядя, сложил в кошель её драгоценности и ровным голосом сказал:

– Я научу вас, кому и как их продать. Не хотелось бы, чтобы вас облапошили.

Потом показал своей гостье постель, устроенную на широкой ступени высотой в половину человеческого роста на дальней стороне печки. Зажёг свечу и вывел Принцессу в сени, где обнаружилась ещё одна дверь, за которой была холодная пристройка с баней и уборной. Извинился за отсутствие горячей воды: «В бане буду топить утром, тогда и умоетесь», – Эрика, впрочем, об умывании не помышляла, она мечтала поскорее лечь. Уборная заставила её растеряться и смутиться, но девушка не подала виду, решив, что как-нибудь с ней справится – ведь справляются же люди, от рождения до смерти живущие в домах без канализации! Оставив свечу в пристройке, Многоликий вернулся в тёплую комнату, Принцесса последовала за ним.

– Прогуляюсь, – объявил он. – А вы ложитесь спать, ваше высочество, утро вечера мудренее.

Снял грубые арестантские башмаки и с отвращением запихнул их в топку, сунул ноги в высокие мохнатые сапоги, оделся, в меховой шапке и в подпоясанном тулупе с поднятым воротником став похожим на возницу или на егеря. Послал Эрике короткую ободряющую улыбку:

– Не бойтесь, я буду недалеко, – и ушёл в ночь.

Пятнадцать минут спустя Принцесса, кое-как разувшись и раздевшись – руки её не слушались, – взлетела на печь и забралась под толстое стёганое одеяло. Ложе было удобным и уютным, одеяло – тяжёлым и тёплым, подушка пахла сеном, и стоило Эрике её коснуться, как навалился сон. Беглянка представила, что прижимается щекой не к подушке, а к плечу Многоликого, прошептала: «Феликс…» – и уснула с этой блаженной грёзой.

* * *

«Какого ляда я стал донимать её глупыми вопросами? – перемахивая через занесённые снегом покосившиеся изгороди, злился на себя Феликс. – Не мог подождать хотя бы до утра!» Вопрос-то, конечно, был не глупый, вот только ответ на него, прочитанный Многоликим в усталых глазах принцессы Эрики, совершенно выбил его из колеи. Одно дело – мечтать о прекрасной и недоступной девушке, зная, что мечта никогда не сбудется, и даже находя в несбыточности свою прелесть. И совсем другое – видеть, что девушка сама желает быть твоей – протяни руку и возьми! – но понимать, что на обладание ею у тебя нет ни малейшего права. Секрет доверия Принцессы оказался древним, как человеческий род: она влюбилась. «Кому же мне верить, если я не буду верить даже вам?» – трепет и горячий взгляд, с которыми были сказаны эти слова, не оставляли места для сомнений.

Злыдни болотные, этого ещё не хватало! Что теперь с этим делать?! Между ним и Эрикой ничего не будет, ничего не может быть, он – последний мужчина, с которым стоит связываться наследнице Индрийского трона. Никто не позволит ей остаться с ним, об этом нелепо даже думать! Она выйдет замуж за свою ровню и лет через двадцать станет Королевой. Он – продолжит странствовать по свету, находя утешение в объятиях скучающих молодых вдовушек и разбитных мещаночек, охотно меняющих свою благосклонность на развлечения и подарки. Многоликого бросало в жар, стоило ему представить, что безумные желания, одолевающие его с прошлой ночи, ночью нынешней могли бы осуществиться. «Протяни руку и возьми!» Но он бы умер со стыда, если бы отплатил Эрике за своё спасение тем, что соблазнил её и разбил ей сердце.

Он обошёл деревню, дабы удостовериться, что всё в порядке. Лагоши спали мёртвым сном в белёсом лунном свете; казалось, кроме Принцессы и Многоликого, в них нет не души. Но Феликс понимал, что это обманчивое впечатление. К старухам, доживавшим здесь свой век, вполне могли прибавиться охотники. Как знать, вдруг завтра кто-нибудь наблюдательный не только заметит дым из трубы, но и удивится тому, что обитатели дома на отшибе ухитрились не оставить следов на снегу? Вызывать удивление не хотелось – пришлось, утопая по пояс в сугробах, протаптывать тропинку от крыльца до санного пути. Это было бестолковое и утомительное занятие, но оно, по крайней мере, отвлекло Многоликого от мыслей о его спутнице.

Вскоре Феликс успокоился и даже почти убедил себя в том, что выдал желаемое за действительное. Она не признавалась ему в любви; она, бедняжка, просто-напросто устала и переволновалась, от этого – и дрожь в её голосе, и лихорадочный блеск в глазах. А он, дурак, успел сочинить целую драму! И даже если ему не померещилось… что такого? Молоденьким девушкам свойственно влюбляться в романтических героев. Но он-то – не безусый юнец, не знающий, как отваживать влюблённых дам; неужто не сумеет показать ей, что не так хорош, как она себе вообразила? Сейчас главное – надёжно её спрятать… не только от королевских ищеек, но и от самого себя.

Продрогнув оттого, что в сапоги насыпался снег, и решив, что прошло достаточно времени, чтобы Эрика успела улечься и уснуть, Многоликий вернулся в дом. В комнате было так тепло, словно она не стояла нетопленой несколько недель подряд, на столе мирно горела керосиновая лампа под матовым стеклянным абажуром, на сундуке у печки лежала, свесившись до полу, широкая темно-серая юбка. И пахло здесь теперь всё теми же нежными белыми цветами – должно быть, их запах следовал за Принцессой повсюду. У Феликса даже сердце защемило от этой идиллической картины. Эрика спала, свернувшись калачиком под одеялом, роскошные волосы разметались по постели. Он вспомнил, как совсем недавно прикасался к ним, помогая разобрать причёску, и с трудом преодолел искушение сделать это ещё раз.

Нельзя. Ничего нельзя. И даже смотреть на неё лишний раз не стоит!

…Спи, малышка, сладко,

И проснись счастливой…

«Спи! Я тебя не трону. Ты не моё сокровище – я верну тебя в замок Эск в целости и сохранности!»

Теперь нужно придумать, где поселить Принцессу на те недели или месяцы, пока её отец разбирается с интриганами. Многоликий был абсолютно уверен, что Скагер выйдет из этой схватки победителем, но не знал, сколько она продлится, учитывая, что против Короля играет Мангана. А вот ищейки, посланные за сбежавшей наследницей, наводнят страну уже завтра. Обычного человека проще всего было бы спрятать в Белларии, Наррахе или другом крупном городе – помочь затеряться среди других людей, да и все дела. Но портреты её высочества регулярно печатают в газетах, так что в Индрии это лицо знает каждая собака. Пожалуй, Принцессе вообще не стоит оставаться в родной стране. Придётся нарушить данное Джердону слово и наведаться в Империю. Многоликий понимал, что если его схватят по ту сторону границы, это плохо кончится – Император не простит обмана. «Но я буду очень осторожен, – сказал себе Феликс. – Отвезу девочку в безопасное место и сразу уеду, ни во что больше не ввязываясь!»

Где оно, это безопасное место? Он перебрал в голове всех своих имперских друзей, прикидывая, к кому из них можно отвезти Принцессу, и отбрасывая одну кандидатуру за другой. Требовалось найти спокойный уединённый дом, хозяева которого не станут задавать лишних вопросов, но согласятся ухаживать за своей гостьей, не умеющей даже причесаться самостоятельно, как за особой королевской крови. Многоликий усмехнулся: о том, что Эрика как раз и есть такая особа, им знать необязательно. Матушка Аржни – вот кто приютит беглянку! Он вспомнил приветливое южное побережье, старую усадьбу, скрытую в глубине фруктового сада, и её добродушную, заботливую и совсем не любопытную хозяйку. Госпожа Аржни привязана к нему и, конечно, не забыла, кто спас от вырубки её виноградники – она не откажется выполнить его просьбу.

От мысли, что придётся оставить Эрику и уехать, Феликсу стало тошно. Значит, именно так и нужно поступить – пока всё не зашло слишком далеко!

Он будет навещать её время от времени, покуда не наступит момент, подходящий для её возвращения домой – скорее всего, в газетах напишут о том, что его величество снова овдовел. Денег у Многоликого достаточно, принцессины драгоценности продавать ни в коем случае нельзя – у Эрики должен быть запас на чёрный день, неизвестно, сколько продлится её изгнание. Хотелось бы верить, что не слишком долго.

Он взял со стола кошель с украшениями, которые, ему чудилось, всё ещё хранили тепло её тела, и переложил туда дорогие игрушки из её сумки. Увесистая пухлость кожаного мешочка его порадовала: даже если с ним самим что-нибудь случится, голодной и холодной смертью девочка точно не умрёт.

Феликс спрятал мешочек в тайник, затем, стараясь не шуметь, убрал со стола остатки позднего ужина; на пол, который, в самом деле, был уже совсем тёплым, бросил запасное одеяло – и замер в замешательстве. Усталость боролась в нём с брезгливостью: он был измотан не меньше Принцессы, но отчаянно хотел вымыться и поменять одежду. Брезгливость победила: оборотень тяжело вздохнул и отправился топить баню.