Текст книги "Сбывшиеся мечты"

Автор книги: Этель Гордон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Глава 13

Через неделю полиция выдала тело мадемуазель Софи Конору и Эгану. Исследование показало, что смерть наступила из-за перелома шеи в результате падения из окна, а возможно, из-за удара. Похороны состоялись при церкви в Белане. Кроме Конора, Эгана, Марии и меня, Камиллы и Берты, нашлось не много людей, которые помнили Софи и сочли необходимым присутствовать на церковной службе. Только мы шестеро составляли траурную процессию, направляясь на кладбище.

Когда мы приехали обратно, то первые гости уже прибыли и Жанна, девушка, нанятая в помощь Камилле, показывала им комнаты. Это было как доброе предзнаменование, обозначающее начало нового периода для «Фермы».

Может быть, дело было только в том, что шел август, начало отпускного сезона для большей части Франции, когда заполнены даже такие второстепенные дороги, как та, что шла через Белан-ле-От; но так или иначе, по меньшей мере половина комнат в «Ферме» всегда были заняты.

Смерть мадемуазель Софи, казалось, сняла черную вуаль с отеля. Теперь здесь весело порхали Камилла и Жанна в своих белых фартуках, расстилая скатерти и расставляя цветы. Конор оборудовал еще несколько ванных. Он пригласил себе в помощь человека из Белана, и все было подготовлено к тому, чтобы начать выкладывать плиткой пол.

Но хотя черная завеса, казалось, приподнялась над «Фермой», ни один из нас не освободился от нее. Эган, самый беспечный из всех нас, часто выглядел озабоченным, и то нежное выражение в его глазах, которое так очаровало меня, появлялось все реже и реже. Мария была больше всех обеспокоена этой переменой, происшедшей с ним после смерти Софи. Конор мог, по крайней мере, занять себя работой, укладывая трубы и сооружая приспособления для ванных комнат, – это помогало ему забыться. А когда Лаура прибыла к нам со своим еженедельным визитом, мне показалось, что и она переменилась: стала вести себя тише и меньше работала на публику.

Я знала, что это не просто мои домыслы. Как могла смерть не повлиять на всех нас? Я все чаще делала перерывы в занятиях рисованием и не могла забыть эти седые жидкие волосы, разметавшиеся по булыжнику. Может быть, мешала какая-то неопределенность: мы ведь не знали, почему и как она умерла; а может быть, это было неосознанное чувство вины за чью-то разбитую жизнь.

Как-то утром Конор остановил меня, когда я собиралась уйти на целый день.

– Мне надо поехать в Ниццу выбрать плитку для ванных комнат, – сказал он. – Я подумал, что вы хорошо разбираетесь в таких вещах. Вы бы мне очень помогли, если бы поехали со мной.

Я согласилась отправиться с ним.

Это был еще один в цепочке чудесных дней. Дорога вилась по откосам гор, то опускаясь, то поднимаясь, и, когда показалось, что горам не будет конца, перед нами вдруг раскинулось Средиземное море – как голубой мираж, оно плыло в жаркой дымке. У меня невольно вырвался возглас восхищения и удивления, и Конор съехал на обочину, чтобы я могла полюбоваться этой картиной подольше.

До этого момента мы разговаривали мало, но нисколько не тяготились молчанием. Зачастую молчание между людьми, которые мало знакомы, как Конор и я, порождает напряженность, и я обычно лихорадочно ищу, чем бы заполнить эту пустоту. А сегодня ни я, ни он, очевидно, не нуждались в этом. Мы мирно сидели рядышком и смотрели на море.

– Я так доволен, что мы вырвались оттуда, – начал он. – Я временами чувствую себя там словно в клетке. В какую сторону ни сунусь, всюду натыкаюсь на железные прутья.

– Как жаль, что тамошняя жизнь вам не в радость, – ответила я. – «Ферма» может быть так красива! Тем более теперь, когда она возрождается из руин и приобретает новый облик.

– Благодаря вам.

– О нет! Я только скольжу по поверхности. Это все ваша работа.

– Я не боюсь любой работы, но есть еще много разных вещей…

Я была уверена, что он имел в виду свои отношения с Лаурой, полные неопределенности, но не могла же я обсуждать с ним Лауру! А ведь был еще и Эган.

– Вы чувствуете себя слишком виноватым перед Эганом, – сказала я. – Но люди, подобные Эгану, обычно неплохо устраиваются в жизни.

– Вы действительно так думаете?

Я кивнула:

– Вы же сами рассказали мне о вашем отчиме. У него не было денег, когда он женился на вашей матери, но они были, говорят, очень счастливы.

– Отчим был совсем такой же, как Эган, – согласился он. – Море обаяния.

– Вы все обвиняете себя, что плохо на него влияете, но он ведь вырос в доме у отчима – в доме, где мужчина не ощущал никакого дискомфорта, живя беззаботно за счет женщины.

Он внимательно слушал, но, наверное, я напоминала ему благонамеренную школьную учительницу. А потом улыбнулся мне, что случалось не так уж часто.

– Вы так поддерживаете «Ферму», что я подумал: уж не пытаетесь ли вы таким образом поддержать меня?

– Я очень хотела бы.

Он посмотрел на меня долгим внимательным взглядом. Мне показалось, что он собирается поцеловать меня, и в горле у меня перехватило. Но он снова твердо сжал губы, отвернулся и запустил мотор.

– Лучше поедем.

Я почувствовала себя обманутой. Это все Лаура, сказала я себе, глядя в боковое окно, чтобы скрыть выражение своего лица; мне стало ясно: он не такой человек, которому легко пойти на обман.

И вот перед нами открылась Ницца, сверкающая белой штукатуркой под солнцем, с непривычными звуками уличного движения, пахнущая горячей смолой, бензином и соленой водой. Мы свернули в узкие улочки старого города, и я с удовольствием почувствовала себя снова во Франции. Мы оставили машину напротив фабрики, выпускавшей плитку, и вошли внутрь.

Мы очень быстро отобрали образцы. Конор склонялся к темно-красной плитке, которой уже были покрыты полы спален на «Ферме». Но мне понравилась итальянская плитка с цветами. Конор немедленно согласился.

– Вы хотите превратить эту старую развалину в дом роз, – сказал он. Снова его взгляд задержался на мне; я отвела глаза. – Представляю себе, как выглядит ваша квартира в Нью-Йорке!

А как должна выглядеть моя квартира в Нью-Йорке? Совсем не как цветок. Чистая и холодная, как и я сама, до того как приехала сюда. И как только я теперь вернусь туда?

Мы отыскали ресторан у старого порта и заказали рыбу и вино. Солнце и вино подействовали на нас обоих. Мы много смеялись. Один раз он даже наклонился и потрогал мои волосы. Зачем он сделал это?

Мы покинули ресторан и направились к машине, держась за руки. От прикосновения его огрубелых от работы рук у меня перехватывало дыхание. Мы задержались, разглядывая витрины магазинов. Я смотрела на наше отражение в стекле, на наши сомкнутые руки, словно хотела запечатлеть все это в своем сознании.

К автомобилю мы вернулись с неохотой, будто зная, что празднику конец. Проехали через город и свернули в горы. Чем выше мы поднимались, тем свежее и прохладнее становился воздух. Когда мы поднялись на вершину одного из холмов, Конор остановил машину. Я с удивлением посмотрела на него. Он сказал:

– Я подумал, что вы захотите взглянуть назад, туда, где мы были.

Мы вышли из машины на пыльную обочину, у которой росли маленькие красные цветы. И он обнял меня с такой легкостью, будто делал это много раз прежде. Я обхватила его так же крепко, как и он меня. Я подумала об Эгане и Марии, как они жадно целовались в ту ночь, когда мы приехали сюда. Вот сейчас и с нами происходило то же самое; в горле у меня першило, глаза слезились.

Он отпустил меня и хрипло сказал:

– Будь проклято то место. Как бы я хотел, чтобы нам не надо было возвращаться туда! Простите, но я напрасно поддался порыву!

–  Почему?

Но я знала почему. Лаура.

Его рот так сжался, что мне даже стало страшно.

– А вот этого я не могу сказать.

Он открыл для меня дверцу, и я скользнула в машину.

Он не заводил мотор; нахмурившись, сидел неподвижно и смотрел вперед.

– Керри, я хотел бы, чтобы вы уехали домой. Забирайте Марию и уезжайте.

Я ожидала от него всего, только не этого.

– Но почему? Вы не хотите больше меня видеть?

– Нет. Вы же знаете, что это не так. Я хочу быть с вами, но не теперь. Я просто не знаю, что здесь может произойти. Уезжайте немедленно.

Мне пришлось немного подождать с ответом, потому что я не была уверена в своем голосе:

– Хорошо, я поговорю с Марией.

Глава 14

Меня иногда просто ужасает мысль о том, как много в нашей жизни зависит от простых совпадений. Если бы у Марии не болело горло, я бы не осталась тем утром в отеле и не видела бы, как во двор въезжал почтовый грузовичок с нашей посылкой. Если бы у нее не заболело горло и Эган не чувствовал бы себя свободным в то утро, он не позволил бы себе так долго чинить выхлопную трубу своего «ситроена» и мог бы взять эту посылку сам. Вот так.

Когда я остановилась у комнаты Марии, чтобы спросить, не позавтракать ли нам вместе, она пожаловалась на горло. Я прикоснулась к ее щеке, и она показалась мне горячей. В нашей аптечке в разделе «Больное горло» я обнаружила антибиотик, таблетки от кашля и инструкцию, рекомендующую при повышенной температуре обращаться к врачу. Термометр показал тридцать восемь, девушка чувствовала себя неважно, поэтому приняла лекарство, как было предписано, и попросила, чтобы ей подали завтрак в постель.

Ее отменный аппетит был добрым знаком, и я оставила ее на Эгана, который завтракал тут же, в ее комнате, а сама спустилась вниз, перекусила на террасе и решила остаться в отеле, чтобы быть под рукой, если Марии что-нибудь понадобится.

Когда Эган уехал в Белан, я пошла посидеть с ней. Она попросила меня нарисовать на стене в ее комнате такую же фреску, какую я сделала в своей.

– Вам нравится здесь, верно? – спросила Мария.

– Могло бы быть просто чудесно, если… если бы не Софи. – Но я совсем не так хотела закончить свое высказывание и добавила: – А тебе здесь нравится?

– Я совсем по-другому представляла себе лето, – сказала она, и ее голос дрогнул.

– А почему бы нам не поехать домой? Мы можем вернуться сюда следующим летом, и тогда все будет по-другому.

Уже не в первый раз я высказывала ей эту идею с тех пор, как Конор попросил меня забрать ее и уехать. Но она отказывалась даже слушать, и я подозревала, что мои слова звучали не слишком убедительно.

– Вы же знаете, что я не оставлю Эгана, – сказала она, отворачиваясь от меня.

– Но ты не очень счастлива, да, Мария?

Она помедлила с ответом:

– Это просто ужасно, быть влюбленной и не быть уверенной…

– Так ты не уверена?

– Уверена в себе, – тихо сказала она. – Но не уверена в нем.

– Ты думаешь, что он не любит тебя?

– Я не знаю. Он совсем другой, – сказала Мария. – Все время думает о чем-то другом, даже когда мы вдвоем.

Внизу зазвонил телефон. Тут же пришла Жанна и позвала меня. Это звонил Эган из Белана.

– Как Мария?

– Кажется, немного лучше.

– Мне нужна для автомобиля новая выхлопная труба, а в гараже ее не могут подобрать. Они позвонили в Дьенн, там нужная труба нашлась, поэтому, если все в порядке и я вам не нужен, я поеду в Дьенн и установлю ее. Объясните, пожалуйста, Марии. Скажите, что я сделаю ей сюрприз, если она будет хорошей девочкой.

– Я передам ей.

Я уже шла обратно к лестнице, когда сквозь открытую входную дверь увидела мсье Фресни из почтового отделения, который вносил в дом большой ящик. Я остановилась, чтобы пропустить его. Он прислонил ящик к стене.

– Его вернули сегодня утром из компании «Ландон», которая занимается пересылкой грузов. Что-то свалилось на ящик, и, хотя они могут починить его сами, все-таки прислали его вам, чтобы вы убедились, что внутри ничего не пострадало. Естественно, они оплатят любой ущерб, если признают, что это их вина…

Сквозь сломанную планку я могла рассмотреть, что в посылке те две картины, которые Эган собирался отослать. На бирке значилось имя Марии Уолдрон и адрес – Мэдисон-авеню, Нью-Йорк.

– Благодарю вас, мсье Фресни. Я сама осмотрю картины.

Я понесла было картины в комнату Марии, но увидела, что она задремала, поэтому прошла к себе и поставила ящик на стул. Ножом, который входил в мой набор для рисования, я начала отдирать сломанную планку. Сами картины были помещены в толстую картонную коробку внутри ящика и располагались лицом к лицу, чтобы не повредить краски, но я увидела, что эта коробка помята, и разрезала ее тоже.

Обрезав бечевки, которыми были связаны картины, я поднесла одну из них к окну, чтобы изучить более тщательно. Задняя сторона полотна казалась неповрежденной, но я должна была посмотреть, не отстала ли краска. Оказалось, что и здесь все в порядке. Я провела пальцем по золоченому листику на раме, чтобы убедиться, что позолота не отстала, иначе придется отдавать раму в починку столяру в Белане, прежде чем Эган снова запакует картины. Палец ощутил повреждение прежде, чем я заметила его глазами. Это было в самом углу рамы, где соединялись планки, там не хватало кусочка примерно в дюйм длины. Он, наверное, упал на дно коробки, я найду его и приклею на место. Я поискала его на ощупь и нашла.

Он был скошен с одного конца и прямой с другого, на лицевой стороне был вырезан золотой лист, а на обратной я заметила следы клея.

Я внимательно смотрела на него. Кусочек был раньше приклеен, потому что прямая сторона напротив скошенной тоже когда-то была смазана клеем. Может быть, столяр по ошибке сделал одну сторону рамы слишком короткой и хотел надставить ее. И этот кусочек упал.

Получалось, что столяр отрезал все планки слишком коротко и надставил их, вместо того чтобы забраковать. Не похоже на профессиональную работу! Я снова осмотрела раму, и опять мои пальцы нащупали стык на другом конце планки прежде, чем его увидели глаза. Теперь я нашла тонкие, почти неразличимые линии на конце всех планок. Потом взяла другую картину и рассмотрела ее таким же образом, но ничего не нашла. Только в картине Армана все планки были надставлены.

Я принялась за дело. Отковырнула ножом вставленный кусок и поднесла рамку к свету. Обнажившийся торец был покрыт слоем засохшего клея. Соскоблила его ножом. Под ним обнаружилась круглая деревянная затычка диаметром примерно полтора дюйма, закрывающая отверстие, просверленное в планке самой рамы. Немного подождала, и, сделав глубокий вдох, подсунула кончик ножа под пробку, и вытащила ее. Она упала на мои колени. Сунула палец в дыру и ощутила что-то мягкое.

Сбегала за пинцетом. Действуя им осторожно, вытащила прозрачный пластиковый мешочек. В нем был белый порошок.

Я и не представляла, что найду такое. Могла предположить, что за фасадом «Фермы» скрывается что угодно, но только не это. Героин. Меня как-то раз вызывали по поводу студентки из моего класса и задавали вопросы. У нее обнаружили маленький пакетик с таким же белым порошком, и это оказался героин. Я долго смотрела на этот длинный мешочек, а потом отбросила его, будто это была змея. Что мне теперь делать?

И именно от отчаяния, не зная, что еще я могу сделать, я начала отрывать остальные вставки и извлекла из отверстий в раме еще три точно таких же длинных мешочка.

– Керри?

Голос Марии послышался сквозь стену. Я лихорадочно побросала мешочки в верхний ящик бюро и побежала в ее комнату.

– Хочешь чего-нибудь? Принимать таблетки еще рано. Может быть, хочешь пить?

– У меня еще остался графин с оранжадом, – сказала она, садясь в кровати и наполняя стакан. – Думаю, это подойдет.

– Но во всяком случае, сегодня оставайся в постели. – Я изо всех сил старалась говорить спокойно. – Пока не спадет температура.

– О'кей, – сказала она послушно. – Будьте добры, Керри, передайте мне вон ту книгу.

Я передала.

– Эган еще не вернулся?

Я с неприятным чувством вспомнила о звонке Эгана.

– Он звонил только что. Собирается заменить выхлопную трубу в Дьенне. Сказал, что привезет тебе какой-то сюрприз, если ты будешь хорошо себя вести.

Ее глаза сразу засветились.

– В самом деле?

Я кивнула:

– Ну ладно… Если я тебе не нужна, я… пойду займусь кое-чем у себя в комнате…

– Конечно, идите, – разрешила она, снова откидываясь на подушки.

По крайней мере, у меня было немного времени, чтобы привести в порядок свои мысли. Прежде всего я должна снова скрепить раму. Инстинктивно я чувствовала, что мне лучше помолчать о своей находке.

Я спустилась вниз, под навес, где была мастерская Конора, и отыскала там в ящике клей. Я осмотрелась вокруг. На стене висели сверла, буравы и коловороты, доступные каждому, кто захотел бы высверлить отверстие в планке рамки. Арман мог спуститься, найти нужный ему инструмент и проделать всю работу ночью у себя в комнате, не опасаясь быть застигнутым. Эган держал картины у себя в комнате, прежде чем их упаковали.

Лучше, чтобы меня не застали здесь, хотя я заранее придумала несколько причин, по которым мне мог понадобиться клей. Я поспешила обратно в свою комнату и лихорадочно начала приклеивать уголки к раме. Чтобы все было аккуратно, намазанный клей должен был подсохнуть, прежде чем ставить деталь на место. Я была просто в агонии нетерпения. Эган должен был вот-вот вернуться.

Я спохватилась и, подбежав к двери, заперла ее изнутри.

Наконец работа была закончена, и все выглядело так, будто к раме никто не прикасался, по крайней мере на первый взгляд. А вдруг у кого-то появится подозрение, что рамы трогали? А если Арман прослышит о том, что ящики нам вернули, и решит осмотреть рамы сам?

Я поймала себя на том, что прежде всего подозреваю Армана. Потому что он был сальный человек с неприятными манерами. Наверное, это Арман. Но можно допустить, что и Лаура. А вдруг Эган? Или даже Конор?

Как раз Конор лучше всех умел обращаться с инструментами. И именно Конор делал ящики для картин. И наконец, это Конор так безумно хотел вернуть Эгану деньги, которые тот потерял.

Я не могла представить, сколько могут стоить эти четыре мешочка, но и не в этом было дело. Наверное, вокруг этого крутятся огромные суммы денег. Это была не первая передача товара и наверняка не последняя. Был ли это секрет Конора, который он свято хранил, и не поэтому ли он попросил меня уехать, пока не произошло что-то страшное? Чего он так боялся? Всего лишь не хотел, чтобы я узнала, в каком преступлении он замешан, или боялся впутать меня в это дело?

Я снова провела пальцами по раме. На этот раз они слушались меня еще хуже. Надо было только подправить несколько золоченых листиков. Я не осмеливалась снова спуститься. Но в моем наборе была маленькая баночка золотой краски. Это, правда, не позолота, краска со временем потемнеет, и разница станет заметной, но делать было нечего. И я замазала краской все швы.

И здесь кто-то постучал в мою дверь.

– Керри? – позвал Эган.

– Да?

Слава Небесам, что я заперла дверь!

– Можно мне войти?

Он все узнал? Встретил мсье Фресни в деревне, и почтальон рассказал ему, что передал ящик мне?

– Минутку!

Стараясь действовать бесшумно, я отнесла полотна и упаковку в шкаф и закрыла дверцу. Потом отперла входную дверь.

Его взгляд миновал меня и уперся в раскрытый набор красок на бюро.

– Работаете? Я не хотел беспокоить вас. Но Мария спит. Как она себя чувствует?

Он как-то странно смотрел на меня, и я поняла, что плохая актриса. Я с трудом овладела собой.

– Мария? Я уверена, что когда она проснулась, то чувствовала себя гораздо лучше.

– А вы самив порядке?

Я заставила себя улыбнуться:

– Вот уже несколько часов работаю с таким рвением, что сама себе удивляюсь.

– Керри, я пришел сюда, чтобы что-то вам сказать. Я знаю, что вы не докучаете ей своим надзором. Я также знаю, что она очень много значит для вас.

Я кивнула.

– Я рад, что вы здесь, к нашей обоюдной пользе. И вы можете видеть наши отношения. Я хочу, чтобы вы все видели. Я хочу, чтобы вы поверили, как много она значит для меня.

Мое сердце сжалось. Почему он говорит мне все это именно сейчас? Если прозрачные мешочки хоть как-то связаны с Эганом, это означает для них полное крушение, конец всем их мечтам о совместном будущем. Это было бы просто невозможно. И Мария это знает, несомненно. Она не сможет любить человека, замешанного в таком деле.

– Мария для меня – это все, о чем я мечтал, – сказал он. – Я знаю, в это трудно поверить, особенно цинику. Я не думаю, что вы циник, Керри. Она богата, а я нет, но, Керри, я сумею заработать деньги! Массу денег. Может быть, не так много, как у Марии, но мне хватит на все, чего я только захочу. Я встречал много женщин с большими деньгами там, где побывал. Я бы не стал говорить все это вам, если бы для меня не было так важно, чтобы вы меня поняли.

– Я понимаю, Эган.

– Я хочу жениться на ней, – продолжал он. – Она очень молода, и я знаю, что ее опекунша будет против, но я не могу терять ее. Вы можете помочь нам.

– Мария говорила мне, что вы собираетесь приехать в Нью-Йорк. У вас будет шанс поговорить с мисс Уолдрон. Я же сделаю все, что могу, для того чтобы помочь Марии и вам…

– Эган? Это ты там говоришь с Керри? – Голос Марии был все еще сонным.

– Я сейчас примчусь, дорогая!

Он наклонился и поцеловал мне руку:

– Спасибо, Керри!

В другой руке у него была круглая красная бархатная коробка с черным бантом.

– Шоколад, – сказал он. – Надеюсь, он не повредит ей.

Я покачала головой, и он направился в комнату Марии, а я в свою. Я вытащила картины из шкафа и положила в ящик. Теперь все выглядело так, как было, когда мсье Фресни доставил их.

Я открыла дверь. Никого не было видно. Я быстро прошла в холл, держа ящик перед собой и стараясь не производить шума, особенно когда шла мимо комнаты Марии. Я рассчитывала спуститься по лестнице незамеченной и. прислонить ящик к стене в том самом месте, где его оставил мсье Фресни.

– Керри?

Я замерла на месте.

Эган стоял и смотрел на меня с верхней площадки лестницы.

– Мария говорит, что хотела бы съесть что-нибудь на ленч. Не будете ли вы так любезны попросить Жанну принести сюда, наверх, поднос?

– Конечно. И для вас тоже?

Но его взгляд изменил направление. Я увидела, что он смотрит на ящик.

– А что это такое?

Я сделала вид, что оглядываюсь в недоумении.

– О, этот ящик мсье Фресни прислал обратно утром. Что-то упало на него при перевозке, и несколько планок сломалось. Они просили нас посмотреть, все ли в порядке с картинами. Я проверила картонную коробку, она была повреждена, поэтому мне пришлось взглянуть, не пострадали ли сами полотна.

Паника, в которую я впала, заставила меня лгать. Если бы у меня было время подумать! Я могла бы сказать, что поврежденной оказалась лишь упаковка, и он больше об этом не вспомнил бы.