Текст книги "Сбывшиеся мечты"

Автор книги: Этель Гордон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Глава 8

Мое желание увидеть Лауру было так велико, что я было решила в этот день не ходить на этюды, чтобы быть в «Ферме», когда она появится. Мне было стыдно: я вела себя так по-девчоночьи и так… недостойно! Я не могла допустить, чтобы Конор и женщина, которую он любит, занимали так много места в моей жизни. Поэтому я заставила себя собрать рисовальные принадлежности и вышла.

Камилла готовила две комнаты. Эган задержался, перехватив мой взгляд.

– Для Лауры? И ее друзей?

Он кивнул:

– Она всегда занимает одну и ту же комнату.

– Но если она у вас постоянный гость, то почему бы вам не положить хотя бы свежее покрывало? Или, может быть, поставить цветы на стол?

– Керри, дорогая, ничто не отпугнет Лауру. Ни подушки на стуле, ни покрывала.

Он ушел, смеясь, а я позавтракала и отправилась в местечко, которое выбрала накануне, расставила мольберт и начала писать, назначив себе определенный срок и отгоняя всякие посторонние мысли. Через какое-то время вытерла руки, села на траву и съела свой ленч, глядя на голубые пики гор, за которыми лежало Средиземное море.

Я влюблена в Конора.

Подумала, что должна была догадаться об этом еще тогда, в то утро, когда, работая у бассейна, он поднял взор и наши глаза встретились. Но я не могла сразу поверить в это. Все случилось слишком быстро, чтобы быть правдой, и, кроме всего прочего, мне двадцать семь, а не семнадцать. Да еще и Лаура, которая лишает меня надежды… Но даже если бы он и был свободен, здесь царила атмосфера «Фермы» – атмосфера скрытности, секретности, намеков, – и мне часто хотелось повернуться спиной к отелю и его владельцам.

Конор был совсем не тот мужчина, в которого я хотела бы влюбиться. Я представляла себе такого мужчину, который ворвется в мою жизнь как вихрь, потрясет меня и целиком захватит силой своей воли. Кто же еще может изменить направление моей жизни? Большой, неопрятный, скрытный, упрямый, злой – дюжина определений приходила в голову, но ни одно из них не делало Конора неприятным для меня. Но мне и не хотелось думать о нем так. Я представила его себе в роли любовника: горячего, заботливого и такого же неутомимого в любви, как в работе.

Лаура знает его с этой стороны. Лаура.

Я заставляла себя накладывать краски на холст, пока не наступил вечер и солнце не изменило цвета; только тогда я собрала свои вещи и стала спускаться с горы.

Я еще сверху увидела автомобиль, едущий по дороге; его длинный корпус цвета слоновой кости разительно отличался от маленьких, нагруженных багажом машин, которые обычно подъезжают к воротам «Фермы». Я прошла прямо через лес и оказалась на площадке перед отелем почти сразу же после того, как эта машина подъехала и остановилась.

Я увидела Марию за столом на террасе и села на незанятый стул возле нее. Эган устремился к площадке для стоянки машин за вещами гостей. Он открыл им дверцу машины. И вот они уже шли по направлению к террасе: впереди Лаура, потом мужчина с женщиной, замыкал шествие Эган с чемоданами в руках.

В дверях салона появился Конор в джинсах и пиджаке, что неожиданно для меня придало ему изысканный вид. Мое сердце дрогнуло от ревности, потому что он так оделся для нее.

– Конор, дорогой, – сказала Лаура, подставляя ему щеку для поцелуя.

Это было сделано вроде бы дружески и бесхитростно, но в то же время не так. Он поцеловал ее и покраснел.

Мария прошептала мне:

– Если кто-то должен быть осмотрительным, то ему не следует проситьцеловать себя.

Эган вел гостей по направлению к нам.

– Мария, ты, Конечно, знакома с Лаурой.

Лаура была высокой и привлекательной; светлые волосы, спадавшие ей на плечи, развевались на ветру. А глаза были прозрачны, как вода, и лишены всякого выражения.

– А, это та маленькая американочка, которая была здесь в прошлом году, – сказала она. – Да, конечно, мы знакомы.

– А это Керри Белдинг, – представил меня Эган. – Мадам Патрелкис. Или Лаура – так ей больше нравится, чтобы ее называли.

– Здравствуйте!

Я, наверное, ошиблась насчет ее глаз. Они скользнули по мне без всякого интереса, но и не без некоторого выражения.

– А это мсье и мадам Абдикян. Мария Уолдрон. Керри Белдинг.

Когда мадам Абдикян, коротенькая и бесформенная, со свисающими седеющими черными волосами, протянула мне руку, я увидела на ее пальцах кольца с крупными бриллиантами. Ее муж, мужчина среднего роста с плечами, выпирающими из-под синего шелка пиджака, наклонился и поцеловал руку сначала Марии, а потом мне, улыбнулся и сказал:

– Почему же вы, Лаура, не сказали нам, что здесь будут такие очаровательные гостьи?

У меня богатое воображение, но оно мне не понадобилось, чтобы почувствовать холодность Лауры.

– Я непременно должна поплавать в вашем новом бассейне перед обедом. Покажи мне, что ты сделал за прошедшую неделю, Конор. – Лаура взяла его под руку, и они удалились.

– Как красиво кругом, – сказала мадам Абдикян, едва дыша. – Это напоминает мне нашу маленькую гостиницу у Коринфа, не так ли, Арман? Такой чистый воздух! Неудивительно, что Лаура стремилась сюда.

– По крайней мере, мы теперь знаем, за что мучались на этой проклятой дороге, – ответил Арман. Лоснящаяся кожа его лица совсем не загорела, он был до синевы выбрит. Золото сверкало в его запонках, на портсигаре, который он протянул мне и Марии, на зажигалке, которую он достал, чтобы прикурить. Он постоянно улыбался, и в его взгляде сквозило восхищение, и все же холодок пробегал у меня между лопаток, словно я повернулась спиной к горе в тот момент, когда солнце перестало освещать ее, и ощутила первое дуновение прохладного ветерка с покрытого тенью склона.

– Могу я принести вам что-нибудь выпить? – спросил Эган у мадам Абдикян.

Она взглянула на мужа, словно испрашивая у него разрешения.

– Пожалуй, мы бы выпили скотч у себя в комнате, – ответил он.

Едва они удалились, Мария рассмеялась, но, посмотрев на меня, сразу стала серьезной:

– Все в порядке, Керри? Вы, побледнели.

– Что-то знобит, – ответила я. – Похоже, перегрелась на солнце. Пожалуй, схожу наверх и переоденусь.

– Вам не понравилась Лаура? – спросила Мария, когда я собралась уходить.

– Я не знаю ее, – ответила я.

– Она ненавидитменя, – заявила Мария. – Думаю, потому, что я молода. Женщины в возрасте побаиваются молодых девушек.

Я нашла уместным рассмеяться.

Я шла по холодному каменному коридору, и мне вдруг показалось, что враждебная атмосфера «Фермы» еще больше сгустилась.

Мы с Марией уже заканчивали обедать, когда появилась Лаура. Она ступала как богиня, статная, с маленькими грудями. Светлые волосы зачесаны вверх, светло-серый шифон развевался вокруг нее. Ее платье настолько не соответствовало столовой «Фермы», что не только я, но и пожилая французская пара, обедавшая за соседним столом, уставилась на нее. Они не могли знать, что Лаура оделась так вовсе не для обеда в этом провинциальном отеле, а для Конора.

Эган сам прислуживал гостям, приготовил рыбу на сервировочном столе, поджарил ее над открытым огнем, эффектным жестом подал и поставил рядом соус. Лаура засмеялась и наклонила голову в знак благодарности за этот мастерски выполненный ритуал.

Мы смотрели на все это уже достаточно долго. И наконец мне удалось заставить Марию встать и отправиться на террасу, где Камилла уже готовила для нас кофе. Мария то и дело поглядывала на часы, но Лаура и Абдикяны все еще обедали и задерживали Эгана, который обслуживал их. Вот они появились на террасе, и Эган сдвинул столы, так чтобы мы могли сидеть все вместе.

– Конор сказал мне, что вы художница, – обратилась ко мне Лаура.

Я согласно кивнула.

– В самом деле?! – воскликнул мсье Абдикян и придвинул свой стул так близко к моему, что запах его одеколона отравил чудный вечерний воздух вокруг.

А Лаура сказала:

– Надо быть настоящим художником, чтобы поставить буфет именно так, как вы это сделали. Конор совершенно не понимает, как важны такие украшения. И эти цветы – как раз то, чего здесь не хватало. Я должна поблагодарить вас и от себя, и за него.

Я понимала, что не должна сердиться на нее за то, что она говорит от его имени. Почему бы ей не позволить себе это? И я промямлила, что рада, если ей понравилось.

– Я видела, что прихожая слишком мрачна, – сказала Лаура. – Думаю, что вам, как художнику, она показалась еще более неприглядной.

– Я привыкла, – ответила я. – Тем более что я большую часть дня провожу на природе.

– О да, Конор говорил мне, что вы каждый день пишете картины в горах, – сказала она.

– Могли бы мы посмотреть ваши картины? – вежливо спросил Абдикян.

– Ну конечно, Керри! – тут же вмешался Эган. – Вы должны показать их Арману. Он у нас покровитель художников, разве нет, Арман?

Арман сделал протестующий жест.

– Лаура говорила нам, что это так, – настаивал Эган. – Не так уж часто бывают у нас гости, которые могут не только оценить искусство, но и поддержать его.

В замешательстве я пробормотала:

– Я только что закончила пару этюдов, и не уверена…

– Не скромничайте, Керри. Я видел их, и они прекрасны, – сказал Эган.

– Но…

– Ну что вы стесняетесь… – Это вмешалась в разговор Лаура, добавив скучным и безразличным тоном: – Это на самом деле так важно, Эган?

И этот ее тон определенно означал, что мои картины не могут быть интересны никому. Это просто взбесило меня. Так пусть Арман их увидит, и ему будет так же неудобно, как мне, когда он станет судорожно искать причину, по которой не сможет их у меня купить. Я оставила свои полотна на бюро в моей комнате и поднялась, чтобы сходить за ними. Но Эган остановил меня.

– Я принесу их, Керри.

Двери наших спален никогда не запирались. Он пошел и вернулся с картиной в каждой руке. Но на террасе уже стало темно, и они с мсье Абдикяном вышли в салон вместе с картинами.

Я притворилась равнодушной, однако на самом деле это было далеко не так. Может, когда я стану более профессиональной художницей, у меня появится больше внутренней уверенности и меньше восприимчивости к мнению других. Но в моих работах было столько личного, что я чувствовала себя обнаженной и выставленной на всеобщее обозрение. Тем более было неудобно, что я как бы предлагала себя Арману Абдикяну.

– Я тоже хочу взглянуть на них, – произнесла Лаура, вставая с места в облаке шифона и запаха нарциссов.

Теперь они втроем склонились над моими полотнами.

Когда они, все трое, снова вернулись на террасу, Эган расплылся в улыбке:

– Неплохой старт для начинающего агента, Керри. Мы договорились о продаже.

– Вы написали чудные вещи, – сказал мне Арман, отвешивая полупоклон. – Они обе очаровательны, но я надеюсь, что Мария поможет нам выбрать лучшую.

Мария? Я в замешательстве посмотрела на нее; девушка, казалось, тоже была в смущении, хотя всячески старалась скрыть это.

Эган пришел ей на помощь и мягко напомнил:

– Ты же говорила, что хотела послать картину с «Фермы» своей опекунше, разве не так, Мария?

– О да, – ответила она. – Тетушке Милли.

– Мария хочет, чтобы тетушка увидела, где она проводит лето, – объяснил Эган. – Цена три сотни. Пойдет, Керри?

– Хорошо, – пробормотала я. Мне совсем не хотелось брать деньги за картины у Марии, тем более что она пошлет их мисс Уолдрон, хотя, как мне кажется, до этого момента такая мысль никогда не приходила ей в голову. Но для Марии было вполне достаточно того, что эту идею высказал Эган, и она приняла ее с открытой душой и без всяких вопросов.

А Лаура изрекла:

– Вы талантливы, милочка. Когда Конор сказал мне, что вы художница, я подумала: вот еще один любитель-энтузиаст. Даже в художественных галереях теперь трудно увидеть работы настоящих профессионалов.

Меня передернуло от этих заявлений. Она была совершенно равнодушна к тому, что происходило не с ней, и поэтому ее слова прозвучали пусто и фальшиво. Красивые женщины всегда поглощены своей красотой, они воспринимают всеобщее восхищение как должное и никогда об этом не забывают. Но в случае с Лаурой чувствовалась какая-то напряженность. Может быть, это и было то, на что намекала Мария: ей было сорок, и она вступала в опасную стадию, полную тревог. Особенно если она хочет остаться красивой в глазах своего любовника. Она поправила волосы, посмотрела изучающе на ногу, расправила складки платья и взглянула на нас не затем, чтобы увидеть кого-то, а только для того, чтобы отметить, что именно мы увидели в ней.

– Три сотни, – сказал Арман. – Франков или долларов?

– О, Арман, долларов, конечно, – отозвалась мадам Абдикян.

– Бренди, Эган! – закричал Арман. – Удачные сделки всегда отмечают бренди.

– Надо ли, Арман? – вмешалась мадам Абдикян. – Ты уже достаточно выпил.

Он даже не удостоил ее ответом и повернул стул так, что оказался к ней спиной.

Эган вернулся с бутылкой и бокалами для всех нас. Только мадам Абдикян отказалась. И словно назло ей, Арман наполнял свой стакан дважды. Появился Конор, и Лаура подвинула свой стул, чтобы освободить для него место рядом с собой. Взошла луна и залила все вокруг холодным голубоватым светом.

Мадам Абдикян пробормотала что-то насчет того, что пора спать.

– Вот и иди в кровать, – грубо сказал ей Арман.

Снова наступила тишина. Мадам Абдикян открыла было рот, потом снова его закрыла и поднялась.

– Извините меня, но я устала, – сказала она. – Спокойной ночи.

– Ты не устала, Анна, ты просто состарилась, – крикнул ей вслед Арман.

– Вы просто невыносимы! – В голосе Лауры звучало отвращение.

– Но зачем идти в постель с Анной, – ответил он, – когда здесь все так молоды и красивы?

– Одну юную красавицу я забираю на прогулку, – сказал Эган, протянул руку Марии, и они вскочили.

Арман положил руку мне на плечо:

– Эган сказал, что вы собираетесь провести здесь все лето. Чтобы наблюдать за нашей маленькой наследницей, да?

– Арман, вы становитесь отвратительны, это слишком даже для вас, – обронила Лаура, не повышая голоса.

– Но, Лаура, дорогая, скажите, зачем молодой женщине прозябать в этих развалинах? – ответил Арман. – Я с уважением отношусь к вашим усилиям, Конор, вы же понимаете. Причины, по которым здесь Мария, очевидны. Эган неотразим для женщин. Но чтобы такая соблазнительная женщина, как Керри, заточила себя здесь на все лето, без мужского общества…

Он пожал плечами. Его голос сорвался. Когда он снова потянулся за бутылкой бренди, его рука дрожала.

– Не пойти ли вам спать? – спросила его Лаура.

– Мы только что начали знакомиться, – сказал Арман, наклоняясь вперед с явной целью положить свою влажную ладонь мне на колено.

Я отодвинулась, но Конор тут же встал.

– Позвольте мне проводить вас в комнату, Арман, – сказал он, хватая его за локоть.

– Но я совсем не хочу спать, – заплетающимся языком бормотал Арман.

Конор провел его, нетвердо стоящего на ногах, к французской двери, и они скрылись за ней.

Лаура внимательно изучала меня.

– Вы не должны обижаться на Армана, – сказала она. – Хотя он был несносен. Я ненавижу его, когда он пьет.

Мой молчаливый вопрос был: «Так почему же вы выбрали его себе в спутники?»

Она ответила так, словно услышала этот вопрос:

– Он – кузен моего мужа и один из руководителей фирмы Сарифа. Когда он вызвался сопровождать меня, я не смогла отказать ему, тем более в присутствии мужа.

– А почему он захотел приехать сюда? – спросила я.

Прежде чем ответить, она потрогала себя за горло, потом посмотрела на унизанные драгоценными камнями пальцы.

– Может быть, его занимает мой… мой уход, как это называет муж. Уже год прошел с тех пор, когда я впервые приехала сюда. Муж всегда отпускает шуточки по поводу моего ухода. Я могу приезжать, конечно, только когда Сариф возвращается в Стамбул. Когда он в Канне, у нас постоянно гости. У меня громадное желание побыть одной.

Она предпочла плести мне эти небылицы, хотя должна была бы догадаться, что Мария передала мне слова Эгана. Или она предполагала, что Эган ничего не говорил Марии? И почему Эган обижался, когда Мария упоминала при мне о Лауре?

– А как вы разыскали эту «Ферму»?

– Через Эгана. Он пару лет назад работал в Сен-Моритце и отлично обслуживал гостей. Это он попросил меня сказать моим друзьям, что у его брата есть отель. А когда я приехала сюда посмотреть его, то… нашла, что он мне вполне подходит.

Возвратился Конор. Он остановился около моего стула и сказал:

– Я сожалею по поводу Армана.

– Ничего, все в порядке.

– Я тоже пойду лягу, – как-то неловко проговорил он. – Завтра рано вставать, и…

– Не надо ничего объяснять, дорогой, – ответила Лаура. – Мы все понимаем.

Мы подождали, когда он уйдет, и я сказала:

– Я тоже пойду наверх.

Я вовсе не хотела, чтобы она беспокоилась о том, что я пойду вслед за ним. А беспокоило ли ее это?

– Я пойду с вами. Здесь так темно по ночам.

Она даже слегка вздрогнула, и мы пошли вместе.

Наверху лестницы мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись. Она окликнула меня:

– На вашем месте я заперла бы дверь. Арман может проснуться.

Я поблагодарила ее и заперла за собой дверь. Я не ложилась, ожидая, когда Лаура освободит ванную комнату, чтобы пойти туда самой. Я услышала, как открылась дверь и как она шла к своей комнате. Но, приоткрыв свою дверь, я увидела, как она в белом пеньюаре повернула к лестнице в башенку, где была комната Конора.

Я не хотела, чтобы она знала, что я видела, куда она направляется, поэтому подождала, когда шаги Лауры стихли на винтовой лестнице, и прошла через холл в ванную. Пол был залит – видно, кто-то принимал ванну; в. самой ванне к стенке прилип длинный черный волос. Мадам Абдикян. Меня передернуло, и я бросила на пол полотенце, чтобы не промочить ноги.

Выходя из ванной, я осторожно приоткрыла дверь и выглянула наружу. Никого не было видно, и я быстро проскочила в свою комнату. Но не успела запереться, как услышала звук открывающейся двери. Это был Арман. Я тут же вспомнила слова Лауры. Неужели он направляется ко мне? Какое-то время я стояла, словно пригвожденная к месту. Но нет, Арман осторожно и бесшумно продвигался к лестнице в башенку. Я подождала немного, но он так и не спустился.

Глава 9

Той ночью я спала плохо. Сквозь открытое окно слышался шум деревьев, но он не казался мне таким приятным, как в первую ночь. Теперь в нем был печальный оттенок, заставлявший сжиматься мое сердце и навевавший мысли о том, что лето скоро кончится и мне придется снова возвращаться в мою скромную мансарду и вести скромную жизнь педагога у сестер Барнс. Наконец я заснула, но вдруг проснулась: мне почудилось, будто над моей кроватью склонился Арман. Я была рада, когда наступило утро. Мне не хотелось встречаться ни с ним, ни с Лаурой, поэтому я быстро оделась и собрала свои рисовальные принадлежности. За кухонным столом я съела персик и черствую булочку и, положив другой персик и кусок сыра в наплечную сумку, вышла на свежий воздух. День обещал быть жарким.

И вдруг прямо передо мной, загораживая мне дорогу, возник Конор. Было похоже, что он ожидал меня здесь.

– Вы рано встали, – заметил он.

– Вы тоже.

– Я не могу валяться в кровати по утрам. Кроме того, мне нравится работать, когда еще никто не поднялся. Мне тогда лучше думается.

Его лоб прорезали морщины.

После ночи с Лаурой он должен был бы выглядеть более счастливым или хотя бы не таким скованным. Я злилась на себя за то, что представила, как они прижимались друг к другу и ее светлые волосы разметались по его плечам. Не потому ли он выглядел таким озабоченным, зная, что она уедет, не дожидаясь ленча?

– Уходите на весь день? – неловко спросил он, явно для того, чтобы хоть что-то сказать.

– Мне далеко идти, нет смысла возвращаться к ленчу.

– Я сожалею о том, как вел себя Абдикян вчера вечером, – сказал он.

– Ладно, оставьте это. Хотя мне было неприятно.

– Я… никогда не видел его раньше. Не представлял, кого может привезти с собой Лаура.

– Ну уж если вы хозяин отеля, вы обязаны были принять его в любом случае.

– Он… не беспокоил вас этой ночью?

– Я заперла дверь. По совету Лауры.

Конор переступил с ноги на ногу:

– Я слышал, как он шел по холлу. Хорошо, что он вас не потревожил. Ну, я больше не стану задерживать вас, ведь освещение меняется так быстро.

Я поднялась на гору. И тут же забыла о Коноре. Ты же приехала сюда писать картины, а не искать любовника, сказала я себе. По крайней мере, ты узнала о Лауре, прежде чем зайти слишком далеко.

И все-таки дело зашло дальше, чем я думала. Мне всегда казалось, что я сразу же узнаю того мужчину, которого полюблю; но то, что он может любить другую женщину, никогда не приходило мне в голову. Лучшим выходом для меня было бы немедленно собрать свои вещи и уехать, но я была связана с Марией, и не только из-за договора с мисс Уолдрон, но и по совести. Я не могу ее теперь покинуть.

Я накладывала на холст чудесные краски, решив выкинуть Конора из головы. Пусть Эган продает столько моих картин, сколько сможет. Я не хочу брать с собой в Нью-Йорк ничего из написанного на «Ферме», и, по крайней мере, у меня в кармане будут деньги на лето.

Солнце начало клониться к закату, стало прохладнее, и я, собрав свои вещи, направилась обратно. Подойдя к воротам, я увидела Марию, ожидавшую меня.

– Как мило с твоей стороны, – сказала я, обнимая ее свободной рукой.

– Я беспокоилась о вас.

– Обо мне?

– Вы вчера были так расстроены.

– О, это Арман, только и всего.

– Так или иначе, они сегодня уедут, – сказала Мария. – Мне жаль Конора. Она – его единственное счастье, и ему так мало досталось.

– М-м-м, – только и смогла промолвить я.

– Но она действительно сходит с ума по нему! Однако ее муж так ревнив, что она боится за Конора, но так его любит, что не может упустить этот подарок судьбы.

Я сказала:

– Наверное, есть какая-то непонятная мне причина, по которой ты мне все это говоришь.

– Простите, – ответила она. – Вы моя учительница, вы намного старше меня, а я не очень способна…

– Я этого не говорила. И даже не думала так.

– Ну ладно, я уверена, что тетушка Милли так и сказала вам обо мне. Но я теперь изменилась, потому что встретила Эгана. Думаю, он очень сильно повлиял на меня.

Мисс Уолдрон сильно встревожилась, бы, услышь она такое.

– Так или иначе, я знаю теперь достаточно хорошо, что значит быть влюбленной, и поэтому беспокоюсь за вас.

– А кто сказал, что я влюблена?

– Вам и не надо говорить об этом. Я сама вижу, какая перемена произошла в вас. Я только не хотела бы, чтобы вашим избранником оказался Конор.

Постояльцы сидели на террасе за аперитивом. Эган, проходя мимо с подносом, улыбнулся Марии. Она поцеловала его в салоне у лестницы. Мне показалось, что в воздухе еще держится запах нарциссов.

Конор не появился за обедом. Камилла принесла вкуснейший суп в белой глиняной супнице и просто приготовленного, но чудного барашка. Если бы только люди знали об этом отеле «Ферма», если бы мадемуазель Софи следила за ним получше, чтобы он утопал в цветах, как все вокруг, тогда…

А кому до этого есть дело?

В один прекрасный день Лаура наберется смелости и потребует у мужа развода, и тогда, нагруженная деньгами и бриллиантами, она приедет за Конором, и он навсегда отряхнет прах «Фермы» со своих ног.

Эган и Мария после обеда исчезли. Я допивала свой кофе и разговорилась с молодой парой из Бельгии; супруги случайно попали в «Ферму» и, казалось, нисколько не страдали от здешних условий.

– Просто открытие – этот дом так высоко в горах, – сказала молодая женщина. – Теперь, когда мы знаем, что здесь есть бассейн, мы скажем нашим друзьям, которые поедут на юг, чтобы они останавливались здесь.

Надо было что-то сделать, чтобы разрекламировать бассейн. Мне совсем не хотелось спать, и, когда молодожены отправились к себе, я пошла вниз, к навесу, который Конор использовал в качестве столярной мастерской.

Дрожащей рукой я нащупала выключатель. Свет зажегся, и я увидела прекрасно организованное рабочее место. Если бы Конор направил свой талант на обустройство интерьеров «Фермы»! Вдоль стен, рассортированный по размерам, был сложен пиломатериал. В шкафах стояли краски, под ними висели кисти. Я отыскала доску, по размерам подходящую для указателя. Нашла в ящике наждачную бумагу и зачистила одну сторону доски. Потом набросала карандашом очертания отеля, окруженного деревьями, с горами на заднем плане. А перед домом изобразила овальный бассейн. У Конора нашлись быстросохнущие эмалевые краски; для моих целей они подходили превосходно. Я раскрасила свой рисунок ярко, может быть, даже немного наивно, но эффект получился замечательный. Наверху я написала: «Ферма», а внизу – «Бассейн», по-французски и по-английски. Вокруг названия отеля я нарисовала сверкающие звезды, ведь все имеют право на звезды…

Я не знала, как долго простоял Конор в дверях.

– Увидел свет и подумал, что забыл выключить его, – сказал он. Потом подошел поближе и посмотрел на мое творение. – А что, очень хорошо.

– Мне просто было нечего делать, – ответила я, пожав плечами. – А вы говорили, что хотели бы иметь такой указатель.

– Я не ожидал, что вы примете на себя столько хлопот. Но это гораздо лучше, чем может сделать мастер в Белане.

Разговор не клеился. И я сказала:

– Ну ладно, я пойду к себе и попробую отмыть руки скипидаром.

– А у меня здесь есть немного.

Он отыскал бутылку и чистую тряпку, стоял и смотрел, как я вычищаю краску из-под ногтей.

– Я провожу вас в отель, – предложил Конор. – У меня есть фонарик.

Он выключил свет в мастерской, взял меня за руку, а в другой держал фонарь, луч которого прыгал по земле перед нами.

– Вам, наверное, очень одиноко по вечерам, – сказал он. – Я понимаю, что это работа, и все-таки очень плохо быть заточенной в таком уединенном месте, как это.

– Но я вовсе не страдаю, – ответила я. – Привыкла к одиночеству.

– Если вы одна, – медленно произнес он, – значит, это ваш собственный выбор.

Я слегка покраснела, потому что Конор был не из тех, кто украшает свою речь пустой лестью.

– Мой круг общения ограничен, – ответила я. – Но среди тех, кого я вижу, нет никого, кого бы я… захотела узнать получше.

– Полюбить кого-то – значит совершенно измениться. Не важно, кто вы и чем занимаетесь; человек становится другим рядом с тем, кого любит.

– У вас есть Лаура, – сказала я.

Он ответил не сразу:

– Лаура замужем.

– Но, кажется, она вас любит?

Он отнял руку и сделал безнадежный жест. Я полагаю, что он подумал о тех коротких часах, когда они были вместе. И все же это лучше, чем ничего.

– Почему она не может развестись с мужем?

– Он никогда не даст ей развода. Никогда не отпустит ее.

– А как он сможет удержать ее, если она захочет покинуть его? Я уверена, что она ничего не потребует.

– Почему мы должны говорить о Лауре? – спросил он, повернувшись ко мне.

– Извините, я не имела в виду…

Он крепко сжал губы.

– Вы же ничего не знаете о ней… о нас.

– И это меня не касается. Я понимаю.

– Нет, не понимаете, ничего не понимаете! – воскликнул он, неожиданно рассердившись. – Я не знаю, почему мы должны говорить о ней. Я только хочу поблагодарить вас еще раз.

– За указатель? Не надо меня благодарить. Я сделала это с любовью.

Желая обойтись общими словами, я вместо этого произнесла самое точное слово. Я поспешила пожелать Конору спокойной ночи, чтобы не пуститься в непозволительную откровенность, и поднялась наверх.

Дверь Марии была открыта. Я заглянула туда. Я не видела, чтобы они с Эганом возвращались, и хотела пожелать ей спокойной ночи. Но она была не одна. Она и Эган стояли лицом к лицу. Я почувствовала напряжение. Они поссорились? Я отступила:

– Я только хотела…

Я замолчала. В полутьме я не разглядела раньше их лиц. На лице Эгана словно застыла маска, Мария была бела как мел.

– В чем дело? – резко спросила я.

Они смотрели друг на друга, как бы раздумывая, сказать мне или нет. Мария первая решилась и выпалила:

– Смотрите.

Она подошла к гардеробу и отворила дверцу. Я заколебалась, сразу испугавшись. Мои мысли крутились вокруг всяких ужасных вещей, которые я могла бы увидеть. Но я все же шагнула вперед и заглянула в гардероб. Сперва я увидела только кучу тряпок. И только мгновение спустя поняла, что эти тряпки – платья Марии. Кто-то порезал их бритвой.

Я лишилась дара речи. Обняла Марию, пытаясь утешить.

Взглянув поверх ее головы, я встретилась глазами с Эганом. Он сказал напряженным голосом:

– Это, скорее всего, Софи. Я поговорю с ней.

Он сделал движение, чтобы уйти, но Мария освободилась от моих объятий и кинулась к нему.

– Эган, пожалуйста! Ты ничего не добьешься. Она же сумасшедшая. Но я совсем не боюсь ее. Не раздражай ее.

Мы с Эганом снова переглянулись.

– Может быть, Мария права, – сказала я. – Софи еще больше разъярится, если вы вмешаетесь. Платья – это не так уж страшно. Мария – вот что важно.

Я оставила их. Впервые я испугалась за Марию: Но на следующий день появился повод для еще большего беспокойства. Скажу без преувеличения: мне стало по-настоящему страшно за нее.

Утро выдалось дождливое, я была у себя в комнате и рисовала то, что видела из окна: старые каменные стены, заросшую плющом террасу, ржавую садовую утварь, поникшие под дождем головки цветов. Дверь была открыта, чтобы Камилла могла войти и убрать комнату.

Заглянул Эган.

– Снова за работой? Можете прерваться на минутку?

– Входите.

Я продолжала работать, а он стоял за моей спиной и смотрел на рисунок.

– Керри, вы беспокоитесь за Марию?

– Как же иначе?

– Я не допущу, чтобы даже малейшая неприятность произошла с Марией, – заявил он. – Вы можете быть уверены в этом.

– Но вы не всегда можете защитить ее.

– Софи не потревожит ее. Пусть себе выкидывает свои безумные штучки, как вчера. Она может выкинуть такую штуку – порезать платья. Но что-нибудь посерьезнее ей и в голову не придет.

– А может быть, это сделал кто-нибудь еще? А вовсе не Софи?

– Не беспокойтесь, Керри. Я обещаю вам, что, пока я здесь, она будет в полной безопасности.

Что я могла ответить?

– Послушайте, – продолжал он, явно стараясь разрядить обстановку. – Мария едет со мной в Белан. Как насчет того, чтобы поехать с нами? Арман просил меня вставить его картину в рамку. В городке есть чудесный столяр.

Я была готова выкинуть из головы вчерашний инцидент и поэтому отложила в сторону мои рисунки. Мария уже ждала нас в прихожей, где висели плащи. Ярко-желтого плаща Конора не было на месте – видимо, он работал снаружи, несмотря на непогоду. Эган взял свое пальто, и мы побежали к машине.

Вести машину было трудно. Дорога превратилась в такую же реку грязи, как и тогда, когда мы впервые приехали сюда. А при дневном свете смотреть на бездонную пропасть у края дороги было еще страшнее. Однако – возможно, это была реакция на испорченное прошлым вечером настроение – мы ощущали душевный подъем. Мы весело смеялись, когда машину заносило, не чувствуя опасности, и тем не менее доехали до Белана без происшествий. Пока Эган парковал машину, Мария перебежала через улицу к булочной. Ей очень понравились маленькие булочки, и Эган купил нам по одной. Мы под дождем поспешили в мастерскую столяра.