Текст книги "Сбывшиеся мечты"
Автор книги: Этель Гордон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Глава 3
Утром меня разбудил сигнал из нижнего холла. Я нажала кнопку, чтобы открыть замок, и только успела сполоснуть лицо и накинуть что-то на себя, как раздался стук в дверь. Кто бы это ни был, но он преодолел три марша лестницы со скоростью света.
Это была Мария.
– Хай, мисс Белдинг, надеюсь, мы не разбудили вас, верно?
Позади нее показался пожилой человек в шоферской форме, он как раз преодолевал последние ступени лестницы.
Я пригласила их войти. Мария тут же уселась на мою неприбранную постель. Шофер остался стоять, переводя дыхание.
– Хейвуд приехал за картинами.
Что ж, мисс Уолдрон точно выполняла свои обещания. Я нашла нужное полотно среди других, составленных у стены.
Хейвуд взял картину под мышку и передал мне конверт. Я сунула его в карман, чувствуя стыд, будто брала взятку.
За ним закрылась дверь.
– Это чудесная картина, – заявила Мария. – Тетя Милли сказала, что я могу взять ее в свою комнату.
Мисс Уолдрон хотела забрать ее к себе в спальню, по крайней мере, так она мне вчера сказала. Я была обижена за свою картину. Богатые люди бывают такими высокомерными, даже когда оказывают благодеяния.
Мария, очевидно, заметила мою досаду. С проницательностью, которой трудно было ожидать у девушки с таким хорошеньким овальным личиком, она спросила:
– А что, тетя Милли купила картину, чтобы быть уверенной, что вы на ее стороне? Вы рассердились, мисс Белдинг?
Я сделала глубокий вдох и попыталась разобраться в своих мыслях.
– Если я и рассердилась, то мне не следовало этого делать. Ваша тетя была совершенно права.
Я как-то прочитала в газете «Таймс», в разделе воскресных заграничных новостей, что одного английского пэра критиковали за то, что он начал показывать свое родовое имение посетителям за деньги. Он ответил на критику так: «Я никогда не краснею, когда делаю деньги». Вот эти слова я и повторила вслух Марии с некоторым вызовом.
Она очень серьезно посмотрела на меня:
– Забавно слышать это от вас, мисс Белдинг. Вы совсем не выглядите так, будто сильно заботитесь о деньгах.
– Каждый думает о деньгах, если их у него нет.
Ее лицо неожиданно стало грустным.
– Есть вещи гораздо более важные, – сказала она. – Я уверена, что вы тоже так считаете, мисс Белдинг.
И я вдруг поняла, куда она клонит – к тому привлекательному молодому человеку в отеле «Ферма». Мне стало стыдно. Странно, но деньги никогда не были особо притягательными для меня. Когда Эдна Бэрри, учительница биологии в колледже Барнс, познакомила меня со своим братом Сиднеем, который был брокером на Уоллстрит, казалось, что для нас обоих это очень хороший шанс устроить жизнь. Ему нравилось, что я мечтаю стать художником, а я знала, что буду за ним как за каменной стеной. Кроме всего прочего, он был очень симпатичный. И все же я предпочла прекратить это знакомство, потому что понимала, что не смогу измениться. А Марии я сказала:
– Неплохо иметь деньги при условии, что имеешь и что-то другое, чего нельзя купить и что действительно ценно.
Она расцвела:
– Вот и я так думаю, мисс Белдинг!
– Но ваша тетушка Милли беспокоится о вас. Это неизбежно. Нельзя игнорировать вашу блестящую будущность.
Она внимательно посмотрела на меня, наморщив лоб, и с расстановкой спросила:
– Так по-вашему, в меня нельзя влюбиться, будь я бедной?
– Мария, мужчины будут падать к твоим ногам, даже если у тебя не будет и десятицентовой монеты.
– Вы просто золото, мисс Белдинг! – Она кинулась ко мне и поцеловала. – Я всегда знала, что вы такая.
– Зови меня Керри, – сказала я оживленно, чтобы она не почувствовала, как я растрогана. – Мы собираемся провести вместе целое лето, поэтому обойдемся без формальностей. Твоему другу в «Ферме» будет неприятно, если ты станешь обращаться ко мне, как к учительнице.
Краска бросилась ей в лицо.
– Конечно, тетя Милли сообщила вам об Эгане?
– Эган? Это его имя?
– Эган Жарре. Его отец был француз, а мать американка. – Она замолчала, задумавшись. Румянец все еще не сходил с ее лица. – Что же она рассказала о нем?
– Только то, что они с братом владеют отелем. Что ты нравишься ему. Ей и не надо было говорить мне об этом. Я догадалась сама. Иначе зачем проводить целое лето в отеле «Ферма», который, как она сказала, старый и неудобный, да еще находится в таком отдаленном месте.
– Я осталась бы в любой дыре, лишь бы быть рядом с Эганом, – сказала Мария. – Вот увидите Эгана и поймете почему. Он привлекателен, чертовски привлекателен. И так смотрит на меня… – Она умолкла и даже слегка задрожала.
– Его брат американец?
Она кивнула:
– У них разные отцы. Фамилия Конора – Маклин.
– Тогда почему же они держат отель во Франции?
– Собственность в Белан-ле-От – это все, что у них осталось после того, как Конор потерял все их деньги. Они не могли продать его. Кто его купит в таком Богом забытом месте. Но зато там множество спален, и такса высокая, поэтому Конор решил, что они могут оборудовать отель, а уж потом продать его.
– И как они уживаются вместе? Негодует ли Эган на брата за то, что он потерял все их деньги?
– О нет! Эган просто обожает Конора, и Конор очень любит Эгана. Конор говорит, что понимает свою вину перед Эганом. И надеется со временем возместить ущерб.
Говоря это, она спрыгнула с моей кровати, потому что не могла оставаться спокойной, упоминая имя Эгана.
– Я уверена, что буду готова к понедельнику, Керри. А вы сможете?
Понедельник меня вполне устраивал.
– Я позвоню вам, когда узнаю точное время отлета, – сказала Мария. – Это будет колоссально, верно, Керри? Вы получите возможность писать картины, – засмеялась она. – А я получу своего Эгана.
И она побежала вниз по ступеням. Я вернулась в квартиру и закрыла дверь. Может быть, вопреки желанию мисс Миллисент Уолдрон, это будет и в самом деле колоссально. А может быть, благодаря мисс Уолдрон, хотя бы частично. Как хорошо пойти за покупками, имея деньги в кармане! Я поспешила навести порядок в комнате, а в голове крутились мысли о длинных летящих юбках и открытых сандалиях. Как я могла думать, что все будет совсем иначе в это длинное лето во Франции?
Глава 4
Я ждала, когда черный лимузин с Хейвудом за рулем появится на моей улице. Хейвуд поднялся, чтобы забрать мои вещи и рисовальные принадлежности. Я бросила последний взгляд на квартиру: шторы опущены и неподвижно висят в жарком воздухе, постель накрыта покрывалом. Я заперла дверь и сунула ключ Питеру под дверь.
Мы попрощались с ним вчера вечером. Он все-таки настоял на том, чтобы я пошла с ним в турецкий ресторан. Мы танцевали и целовались – виной тому было выпитое вино и приподнятое настроение. Мне было жаль Питера – утром ему, бедняжке, идти на работу, но я не пригласила его к себе, как он хотел, потому что не была уверена в себе после выпитого вина. При ясном свете дня я поняла, что он быстро найдет кого-то, кто утешит его вместо меня.
Проводить Марию в аэропорт приехали ее друзья, некоторых из них я знала по школе. Юноши выглядели очень привлекательно, и я подумала, каким же должен быть этот Эган, чтобы превзойти их. Было совершенно ясно, что мисс Уолдрон предпочла бы, чтобы у Марии был роман с любым из этих блестящих молодых людей.
Во время нашего полета не произошло ничего примечательного, если не считать первого появления огней вдоль побережья Франции. Мы приземлились ночью, и мисс Уолдрон заказала нам места в отеле «Хилтон» в аэропорту Орли. Казалось неудобным ехать в Париж в два часа ночи, да и Марии был вовсе не интересен Париж. Она с неохотой согласилась поехать в Белан-ле-От на автомобиле – ведь такая поездка занимала два дня. Если бы не ее нетерпение, можно было бы не торопиться. Но стремление девушки поскорее увидеть Эгана было мне более понятно, чем ей – мое желание не спеша насладиться видами природы. Я согласилась, что посмотрю Париж в конце лета, когда Эган сможет в течение нескольких дней сопровождать нас; ну а пока я целиком отдалась комфорту удобной постели и ванной в американском стиле.
На следующее утро у входа в отель нас ожидал небольшой автомобиль, взятый напрокат. Нам показали, как переключать скорости, мы побросали свои вещи в багажник и на заднее сиденье, я села за руль – и мы двинулись в южном направлении.
Во второй половине следующего дня мы достигли гор. Вести машину стало труднее, но от живописного ландшафта просто захватывало дух. Воздух стал прохладнее, пахло фруктами, вином и чесноком, а вдали вздымались крутые горы, освещенные заходящим солнцем.
– Уже поздно, Керри, – сказала Мария и сварливо заметила: – Надо было прилететь в Ниццу и там арендовать машину.
– И пропустить всю эту красоту?
Мне пришлось остановиться, чтобы размять занемевшие руки и спину. Когда я снова выехала на дорогу, темнота была кромешная; воздух был пропитан запахом лаванды, росшей на склонах. Я сорвала лист при свете фар и растерла его между пальцами. Потом сорвала другую ветку и передала Марии.
– Лаванда, – сказала я.
– Может быть, я сяду за руль, – ответила она. – Тогда мы скорее доберемся.
Боясь, что, если Мария поведет машину, мы вообще никуда не попадем, я попыталась отвлечь ее:
– А могла бы ты представить себе, что ты хозяйка деревенского отеля и должна провести там всю жизнь?
– Могла бы, если потребуется, – ответила она угрюмо, совсем не желая отвлекаться от своих мыслей.
– А что, старший брат Эгана женат?
– Был женат. Теперь в разводе. Если бы вы не ползли, как черепаха, то могли бы уже выслушать его детальную автобиографию. Если он, конечно, захотел бы с вами разговаривать.
– Извини, Мария. Я и сама не думала, что мы так задержимся. У меня и представления не было, что это за дорога. Но я делаю все, что могу…
– Не огорчайтесь, Керри, я эгоистичное чудовище, – ответила она, вздохнув.
Мария первой увидела указатель. Мое внимание было целиком поглощено дорогой.
– Вот там!
«БЕЛАН-ЛЕ-ОТ 2,6 км» – было написано на белом прямоугольнике указателя.
– Ну вот мы и добрались, – сказала я с большим облегчением, чем мне хотелось бы. – И еще даже не полночь.
– Вам придется проехать через городок, а потом выехать на узкую грязную дорогу: главное – не пропустить ее.
Мы быстро миновали центральную площадь Белан-ле-От, освещенную редкими фонарями и обсаженную густыми деревьями, позади остались старенькое кафе и булочная, где, как я поняла, пекли хлеб на завтра, – и снова оказались во тьме.
Мария прижала лицо к стеклу. Если бы я не ехала, так медленно, мы наверняка пропустили бы маленький указатель «Отель „Ферма“».
Мы начали огибать по спирали гору по скользкой дороге. Не знаю, сколько разворотов пришлось сделать, прежде чем я увидела ворота с лампочкой на них.
– Вот это, наверное, и есть… – начала было я, как вдруг была ослеплена двумя мощными фарами, направленными прямо на нас. Мария закричала. Я подала сигнал и прижалась к обочине, насколько это было возможно. Мимо, чуть не задев нас, промчался автомобиль и исчез за поворотом прежде, чем мы смогли обернуться, чтобы увидеть его.
Несколько минут я не могла двинуться, с трудом переводя дыхание.
– Сумасшедший! – сказала я. – Он не мог не видеть нас. Хоть бы остановился, чтобы узнать, все ли у нас в порядке!
Лицо Марии было испуганным и бледным.
– Выглядит так, будто он хотел столкнуть нас с дороги.
– Чепуха, – отозвалась я. – Кто может ожидать, что здесь появится автомобиль в такое время, ночью? Кроме того, он скорее всего пьян.
Я заставила себя снова завести мотор, и мы начали медленно подниматься в гору, пока не проехали сквозь чугунные ворота, местами проржавевшие и заросшие вьющимися растениями. Мы оказались на широком дворе. Мне не хотелось здесь выходить из машины, потому что до входа было еще далеко, а дождь и не думал утихать. Я подъехала к дверям дома, остановилась прямо против ступеней и в изнеможении откинулась назад, не в силах двинуться с места. Я смутно различала большой каменный дом с круглой островерхой башенкой, крытый черепицей, как в Провансе. Дом был окружен высокими деревьями, подступавшими к нему, словно лес, и раскачивающимися на сильном ветру. Фонарь над крыльцом тоже тревожно качался.
Мария же полностью пришла в себя, забыла все страхи и уже натягивала на себя плащ и шапочку от дождя. Она выскочила из машины, подбежала к дверям и нажала на кнопку звонка. Я слышала, как она дважды позвонила тремя сигналами.
В башенке загорелся свет, минутой позже он появился на втором, а уж потом и на первом этаже. Открылась дверь, и наружу выглянула седая пожилая женщина в полинявшем фланелевом ночном халате.
– Что вам нужно в такое время? – спросила она по-французски.
– Мадемуазель Софи, вы не узнаете меня? Я Мария Уолдрон.
Непреклонное выражение пожилой женщины не изменилось, но она все же приоткрыла дверь настолько, чтобы Мария могла войти. Мария махнула мне рукой. Я выскочила из машины и подбежала к ней.
– Моя подруга, мисс Белдинг.
Мадемуазель Софи пристально взглянула на меня.
– Мы никого не ожидали сегодня ночью, – сказала она. – Сейчас не время для приезда, отъезда и громких разговоров. Людям завтра утром надо вставать на работу. А вы даже не потрудились говорить потише…
Мы оказались в большом каменном холле, будто попали не на ферму, а в помещичий дом. Широкие каменные ступени не были покрыты ковром, и единственными признаками отеля были стол и доска с ключами за ним.
– Заполните бланки, пожалуйста, – сказала мадемуазель Софи, указывая на стопку бумаги на столе.
Она настаивала на этом, не могла подождать до утра. Никак не могла. И стояла со сложенными руками, пока мы с Марией заполняли карточки.
– Ваши паспорта.
Я полезла в сумку за паспортом, а Мария состроила мне гримаску, будто намекая, что объяснит все потом.
– Я покажу вам ваши комнаты, – сказала мадемуазель Софи, плотнее заворачиваясь в свой фланелевый халат.
Наверху хлопнула дверь, и послышался звук торопливых шагов. Через балюстраду свесился молодой человек, и нам на мгновение показалось, что он готов перелететь через перила. Вместо этого он, шагая через ступеньку, преодолел последний марш лестницы и бросился к Марии. Они заключили друг друга в объятия.
Он влюблен в нее. Это было совершенно ясно. Молча они держали друг друга в объятиях, будто не в силах оторваться. Я чуть не заплакала, так была счастлива за Марию.
– Почему ты не позвонила? – спросил молодой человек.
– Я не научусь пользоваться вашей телефонной системой, даже если проживу тысячу лет.
– Это ужасно, я знаю. Но почему же вы не спланировали поездку так, чтобы прибыть сюда засветло? Если бы я только знал, что вы ночью на такой дороге, как эта…
– И еще кто-то пытался покончить с нами. Тот, кто выехал из отеля «Ферма».
Наступила тишина.
– Что?! – вскричал он.
– Спроси Керри.
Наконец-то он соизволил заметить меня.
– Керри, – сказал он с видом раскаяния, протягивая руку, – милости просим в отель «Ферма». – Но его мысли витали где-то еще. – О чем это говорит Мария?
– Мария немного драматизирует события, – ответила я. – Какой-то идиот водитель выскочил прямо на нас на последнем отрезке дороги, перед самыми воротами. Он, наверное, был пьян, иначе увидел бы наши фары.
– А вы заметили, что это была за машина?
– Нет, мы обе были ослеплены его фарами. – После небольшой паузы я добавила: – Но он, наверное, ехал отсюда, из отеля. Разве вы не слышали его?
– Он, наверное, заблудился и принял нашу дорогу за шоссе. – Он эмоционально жестикулировал; но тут внезапно вспомнил, что стоит перед нами в пижаме и халате. – Я уже лег спать. Уже оставил мысль, что Мария может приехать ночью…
– Если позволите, я пойду в свою комнату, – сказала мадемуазель Софи. – Порядочные люди ночью спят, потому что утром им надо работать.
Она быстро прошла мимо меня в своем линялом халате, я взглянула на нее и перехватила ее взгляд. Он был полон ненависти. Я прямо отшатнулась. Холод от каменного пола прошел по телу. У нее старческий маразм. Или она сошла с ума. А может быть, и то и другое вместе.
– Мадемуазель Софи сильно сдала за этот год, – прошептала Мария.
Молодой человек потрепал ее по щеке.
– Не обращай внимания на кузину Софи, – сказал он. – Она и в самом деле совсем тронулась.
Эган улыбнулся мне, и я невольно ответила ему улыбкой.
Тусклый свет от затянутого паутиной светильника, в лучах которого летали мошки, освещал его темную голову. Он был такой же, как и многие другие молодые французы, которые гоняют в своих открытых спортивных автомобилях, носят свитера с большими воротниками и джинсы, и на лицах которых написана беззаботность и веселье; это всегда привлекательно, если не приносит вам неудобств. Стройный, загорелый, с правильными чертами лица, с прямым носом, красивыми серыми глазами, он был бы очень симпатичным молодым человеком, если только не заглядывать ему в лицо, нежное, довольное, будто бы не было ничего такого, чего бы он не понимал или не принимал в своей жизни.
– Ваш багаж, – сказал он. – Позвольте мне принести его.
Он вернулся с нашими чемоданами и спросил:
– Вы замерзли? Голодны? У нас есть сыр и фрукты. И бренди. И чай.
– Все, что я хочу, – так это лечь в постель, – ответила я.
– Ну а я совсем не хочу спать, – сказала Мария, и у меня не возникло никаких сомнений, что так и есть на самом деле, – ведь она продремала все два дня пути. – А ты, Эган, хочешь спать?
– Больше не хочу, – сказал он и улыбнулся мне.
– Мне хотелось бы немного фруктов и побольше разговоров, – сказала она. – Я подожду тебя внизу, Эган, пока ты покажешь Керри ее комнату. А где же Конор?
– Спит. Целый день гнул спину, строя новый бассейн.
– Вы строите бассейн! – вскричала она. – О, это колоссально!
– Приманка для туристов. Не предлагать же им купание в реке, очень мелкой и с каменистым дном. Конор большую часть работы делает сам.
– Хотя бы это он умеет делать.
– Ты бессердечна, Мария. Но позвольте мне проводить вас наверх, Керри.
Я прошла за ним по лестнице, а потом по темному коридору, по бокам которого были двери. Открыв одну из них, он ввел меня в большую комнату с высокими потолками и белеными стенами со следами сырости; в нише, закрытой занавеской, был тазик для мытья и биде, которое надо было наполнять из луженого графина. В комнате была кровать, покрытая полинявшим покрывалом. И почему это во всех провинциальных отелях такие тусклые лампочки? Я смирилась – здесь не хуже, чем я ожидала. Но я все-таки куплю новую лампочку, когда буду в Белане.
– Ванная через коридор, а Мария будет в соседней комнате. Я думаю, вы не будете возражать против того, что у вас нет личной ванны. Это удобство мы сможем предложить в будущем, я надеюсь.
– Я не буду возражать, конечно. Мне здесь будет очень удобно.
– Тогда спокойной ночи, – сказал Эган по-французски.
– Спокойной ночи, – ответила я на том же языке.
Я выключила свет и толчком распахнула створчатое окно. Ворвался ветер, напоенный запахом мокрой хвои, с брызгами дождя. Я поспешила залезть в кровать и натянула на себя покрывало. Кровать скрипнула и закачалась, словно мы ехали по той трудной дороге, которая вела сюда, а потом успокоилась.
Меня преследовал ненавидящий взгляд мадемуазель Софи. Я думала о ее бессвязной речи; кто-то покинул отель как раз перед нашим приездом; знал ли об этом Эган? Если знал, почему он скрывает это?
В тиши своей комнаты я слышала характерный шорох ветвей, мокрых от дождя. После шума прибоя это мой любимый звук. Я была в горной области Франции, и мне предстояло длинное, прекрасное лето. И я забыла все – этот холодный, негостеприимный отель, взгляд мадемуазель Софи и даже автомобиль, который пытался столкнуть нас с дороги; все было поглощено чувством полного удовлетворения.
Глава 5
Я проснулась от того же шороха ветвей, но теперь в нем было что-то новое, слышался какой-то хрустящий звук. Дождь перестал, и теперь над склонами гор поднимался жемчужный туман. И моя комната уже не выглядела такой жалкой в этом переливающемся свете. Мебель, без сомнения, была местного изготовления, но достаточно изящная. Над кроватью было устроено большое красивое изголовье, и у стола стояли стулья с плетеными сиденьями. Пол, как принято на юге, был выложен красной плиткой.
Спустив ноги с кровати, я увидела, что коврик, лежащий рядом с ней, грязный, так же как и салфетка под стоящей рядом лампой. Мадемуазель Софи, несомненно, слишком стара, чтобы вести хозяйство, если она вообще на что-либо годна. Я оделась, вышла в коридор и легонько постучалась в дверь комнаты Марии. Я не хотела беспокоить ее, если она еще спит, тем более, кто знает, когда она в конце концов легла. Она в ответ пробурчала, что мы увидимся позже, и я одна спустилась по лестнице.
Открыла стеклянные двери из пропахшего плесенью салона и оказалась на террасе, покрытой гравием, сквозь который прорастала сорная трава. Здесь стояли несколько круглых ржавых металлических столов и такие же стулья вокруг. Сегодня завтрак приготовили здесь: на двух стояли кофейники кремового цвета и в корзинках лежал нарезанный хлеб – даже не было круассанов, булочек для завтрака. Может быть, еще слишком рано; но откуда же тогда предательские пятна от джема на скатерти? Пока я стояла здесь, небольшой автомобиль с корзинками, небрежно увязанными на крыше и покрытыми брезентом, медленно подал назад из пространства за домом, а потом быстро поехал вниз по дороге.
Когда звук мотора затих вдали, вновь наступила мертвая тишина. Но вот послышались откуда-то удары молотка, стук падающих камней. Звуки слышались оттуда, куда показывал воткнутый в землю маленький указатель с надписью «БАССЕЙН». Я пошла в том направлении по гравийной дорожке под деревьями и вскоре оказалась на открытом пространстве позади дома. Бирюзовая вода блестела, словно сверкающий глаз, в овале из плитки и бетона. На противоположной стороне на коленях стоял человек и молотком обтесывал облицовочную плитку. На нем были только хлопчатобумажные рабочие брюки, и копна светлых волос серебрилась под солнцем. Это, должно быть, и есть тот самый Конор.
Я была в мягких туфлях, и он не слышал моих шагов, пока я не приблизилась к нему на расстояние нескольких футов.
– Доброе утро, – поздоровалась я первой.
Он некоторое время молча смотрел на меня. Для меня это было скорее неожиданностью. Я не привыкла, чтобы меня так рассматривали. Может быть, он полагал, что женщина, сопровождающая Марию, должна быть старше и выглядеть иначе, но мне померещилась подозрительность в его взгляде из-за очков в серебряной оправе. Действительно, компаньонки редко бывают моложе тридцати. Я же с зачесанными назад волосами и без косметики кажусь гораздо моложе.
– Так это вы – мисс Белдинг? – Вопрос прозвучал так, что я поняла: он совсем иначе представлял меня.
– Керри, – ответила я. – А вы – Конор?
Мы некоторое время помолчали. Я тоже не так представляла его себе и была в некотором замешательстве. Старший брат Эгана представлялся мне более плотным, несколько распутным и, может быть, с тонкими черными усиками, какие частенько бывают у людей, которым ничего не стоит походя проиграть наследство другого человека. Он и в самом деле был крупным мужчиной, массивнее и выше Эгана.
Я начала первой, торопясь сгладить неловкость от того, что его рассматривала:
– Какое прекрасное утро после такой ночи…
Но и он тоже, видимо, искал, что сказать, и начал почти одновременно со мной:
– Завтрак задерживается. Эган только что поехал в деревню за хлебом. Мы не ждали вас ночью. Если хотите, я приготовлю кофе.
– Я подожду Эгана, – ответила я.
– Эган проспал. Думаю, вы приехали очень поздно.
– Около часа ночи. Я пошла спать и оставила Марию с Эганом, поэтому, полагаю, они встали значительно позже меня.
Он снова склонился над куском плитки, проделывая в ней треугольный вырез с одной стороны с помощью молотка и стамески.
Я заметила:
– Вы построили красивый бассейн.
– Он еще не скоро окупится, – ответил он кратко.
– Может быть, вам следует рекламировать его, – сказала я. – На дорожном указателе ничего о нем не сказано.
Он бросил на меня быстрый взгляд из-под выгоревших на солнце бровей.
– Я собирался сделать объявление. Но все не хватает времени. У нас нет надлежащего штата, я уверен, что вы уже отметили это.
– Я представляю себе, как трудно здесь найти прислугу.
– Ничего трудного, – возразил он. – В соседней деревне есть женщины, которые могли бы приходить сюда. Но у нас нет наличных, чтобы им платить. – Он был менее агрессивен, чем можно было ожидать. – Мария должна была сказать вам, что все это – безнадежный вариант.
Я ответила:
– Я полагаю, что для создания популярности нового отеля нужно время: люди постепенно узнают о нем и расскажут другим…
Его серые глаза заблестели, и он сухо спросил:
– И что же, вы думаете, они расскажут другим об отеле «Ферма»? – Он заговорил, не дожидаясь, пока я сформулирую ответ: – Это и есть заколдованный круг, поймите. Мы не можем создать надлежащие условия, потому что нет оборота капитала. А оборота нет, потому что не созданы хорошие условия.
Я начала:
– Но вы можете взять кредит в банке…
– Ну а если бы вы управляли банком, дали бы вы кредит отелю «Ферма»?
– Но здесь так красиво: деревья, горы, воздух…
Еще один быстрый взгляд.
– Готов согласиться с вами. Теперь нас двое. Но спросите Эгана, выбрал ли бы он это место, чтобы провести тут два месяца? Или вашу подружку Марию. Здесь же нет даже приличной подъездной дороги! Весь поток машин на юг идет по национальной трассе, удобной и скоростной.
– Но… – Я заколебалась. – Вы же сами выбрали отель как единственный шанс.
– Это все потому, что у меня нет никаких способностей к бизнесу, – ответил он. – Я убежден, что в один прекрасный день на всех этих курортах на Ривьере не останется ни одного свободного дюйма. И люди начнут искать незагаженные места, где есть воздух, чтобы дышать, и место, чтобы гулять, где есть солнце и прохладные ночи; места, где относительно дешево. И если когда-нибудь у нас будет хорошая дорога, они найдут дорогу к нам.
Он еще несколько раз ударил молотком по плитке, посмотрел на нее и сказал:
– Но я могу ошибаться. Я и раньше ошибался.
Он, должно быть, знал, что Мария рассказала мне, как он потерял их деньги.
Его улыбка застыла, и лицо покрылось краской.
– Я хочу только одного – видеть «Ферму» приносящей небольшую, но стабильную прибыль. И тогда я все отдам Эгану. Это все будет принадлежать ему, а я устранюсь.
Я спросила:
– Вы хотите сказать, что можете оставить это место навсегда?
Он остро взглянул на меня, чтобы проверить, не шучу ли я. Когда он убедился, что это так, выражение его лица изменилось. Он спокойно сказал:
– Мне всегда нравилось здесь. Я приезжал сюда летом, когда моя мать вышла за Жарре и переехала во Францию. Вы даже представить не можете, как это выглядело после нью-йоркской квартиры моих дедушки и бабушки. Я жил с ними остаток года. – Он подождал немного и убежденно сказал: – Я думаю, что нигде нет более красивого места.
Я подумала о своей квартире в Нью-Йорке. Я вполне его понимала.
– Моя мать была очарована этим местом с первого взгляда. Вот поэтому она и вложила сюда столько собственных денег. А мой приемный отец не мог позволить себе содержать ферму, и все приходило в упадок. Когда они оба умерли примерно в одно и то же время, стало еще хуже. Софи захватила дом, чтобы есть и спать в нем. Насколько я помню, она всегда была тут кем-то вроде управляющей.
Он внезапно замолчал, как человек, который спохватился, что сказал слишком много, и потянулся, чтобы выбрать новую плитку из штабеля позади него. А я смотрела на его загорелую спину и на серебряные волосы, спускающиеся сзади на шею. В нем была какая-то душевная щедрость, что значило для меня гораздо больше, чем внешность. Я думала о том, как он говорил о «Ферме». Если бы он любил что-то или кого-то, это было бы сразу ясно. Но я чувствовала, что он не раскрывается до конца: ощущала это, но никак не могла схватить. Его краткость и отчужденность были защитной маской, под которой он прятал сокровенное. Но я дала волю своему воображению, попытавшись обойти это препятствие, чтобы проверить себя. И пришла к выводу, что он – человек, который может за себя постоять.
Потрепанный «ситроен» подъехал ко входу в кухню, который был почти скрыт за деревьями. Оттуда вышел Эган, неся в каждой руке по корзинке. Из одной торчали длинные батоны хлеба. В другой были бело-зеленые полосатые дыни, которые произрастают, кажется, только во Франции.
– Вот теперь вы можете позавтракать, – сказал Конор, отпуская меня.
Я задержалась, сама не понимая почему.
– Если вы не уходите, – сказал он почти сурово, – я, возможно, задам вам вопросы, о которых могу потом пожалеть. Известно, что дареному коню в зубы не смотрят, а мы, конечно, используем доход, который получим от вас.
– Что за вопросы?
– Ну, зачем вы здесь? Убедиться, что Мария не наделает глупостей и не зайдет дальше, чем нужно, в своих отношениях с Эганом?
Я не ожидала такой грубости и ответила:
– Вы считаете, что я могу предотвратить это?
– Тогда зачем жевы здесь?
– А вы спрашиваете об этом и других своих гостей?
Надо отдать ему справедливость, он покраснел.
– Но они не остаются на все лето. Они проводят здесь одну ночь и уезжают.
– Но даже без Марии я собиралась приехать этим летом во Францию. Писать картины.
Он посмотрел на меня из-под бровей:
– Так вы художница?
– Пытаюсь ей стать.
Он коротко засмеялся:
– Это объясняет ваш интерес к «Ферме». Только художник может в ней что-то разглядеть.
Я почувствовала странное желание быть с ним честной:
– Но, кроме того, тетушка Марии попросила меня присматривать за ней. Мария очень молода. Ей может потребоваться помощь, чтобы разобраться в собственных чувствах.
– Кто-то, кто может распознать охотника за приданым немного раньше, чем это сделает сама Мария?
– А разве это не будет благом для нее, если только такой охотник существует на самом деле?
– Керри! – Это была Мария, которая махала мне с другой стороны бассейна. – Будете завтракать?
– Сейчас иду!
Я встретилась с Конором глазами, и он сказал:
– Идите, ешьте свой завтрак. Вам не стоило приезжать сюда. Но теперь, когда вы здесь, уже поздно. Она влюблена, и с этим ничего поделать нельзя. – И он повернулся ко мне спиной, что означало окончание разговора.
Стол, за которым сидела Мария, был уставлен чашечками и графинами, а в корзинке лежали маленькие хлебцы и булочки. Благоухание всего этого напомнило мне, что я голодна.
– Так он говорил с вами, – сказала Мария, наливая кофе. – Вы должны чувствовать себя польщенной. Со мной он ограничивается только двумя словами: «да» и «нет».
Я не вовремя вспомнила о том автомобиле, который пытался сбить нас с дороги прошлой ночью. Какой-то пьяный, или лихач, или кто-то хотел напугать нас и заставить уехать? Конор? Я спросила:
