Текст книги "Журнал «Если», 2005 № 12 "

Автор книги: ЕСЛИ Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Другая проблема состояла в демонстрации атак летающих тарелок и разрушения ими зданий Вашингтона. И вновь решение оказалось простым как все гениальное. Сложная система проводов удерживала в равновесии элементы макетов домов, подлежащих «сносу», так что в момент их развала следовало лишь снимать с помощью покадровой анимации каждый отдельный обломок. Неудивительно, что, например, разрушение одного небоскреба требовало недель работы.

Следующая картина с участием Хэррихаузена стала еще одной ступенькой на пути к славе великого аниматора. На этот раз вместе с режиссером Уиллисом О'Брайеном ему предстояло снимать документальную ленту, посвященную эволюции животного мира на Земле! Естественно, большая часть тех созданий, которые Рэю требовалось оживить на экране, относилась к семейству динозавров. И хотя этот фрагмент фильма, который так и назывался «Животный мир» (1955), занимает всего несколько минут экранного времени, художник напряженно работал над ним почти два месяца, используя одновременно две камеры. Из массы отснятого материала в фильм попал лишь маленький эпизод о рождении динозаврика. Но работа не прошла даром: в процессе съемок Хэррихаузен изобрел новый метод, названный им «встраивание» и заключавшийся в том, что каждая мышца животного представляла собой металлический каркас, покрытый искусственной кожей. И все это было изготовлено и снято с воистину невероятным мастерством.

Вместе с этим фильмом Хэррихаузен совершил своеобразное турне по Европе в поисках новых сценариев для своих историй. Из поездки он вынес идеи для нескольких фильмов в жанре фэнтези. В одном из них существа в виде гибридов людей и летучих мышей разрушают Париж. К сожалению, фильм, который мог стать своего рода предшественником «Бэтмена», так и не был закончен. Второй ленте повезло больше. Ее сценарий, первоначально называвшийся «Гигант Имир», был посвящен тому, как зародыш некоего инопланетного монстра попадает на борт американского космического корабля, совершившего посадку на Венеру, а в земной атмосфере вырастает до огромных размеров. Под руководством режиссера Чарлза Шнира фильм обрел законченный вид под названием «20 миллионов миль до Земли» (1957).

На этот раз жертвой агрессии со стороны чудовища-пришельца должен был стать Рим с его монументальной архитектурой. Хотя речь шла о монстре с другой планеты, больше всего он напоминал земного динозавра. Два эпизода в этой картине особенно примечательны: пришелец, возвышающийся над римским Колизеем подобно Кинг Конгу на крыше «Эмпайр Стейт Билдинг», и схватка монстра со слоном, которая потребовала от Рэя особого мастерства, поскольку оба участника этой схватки представляли собой миниатюрные макеты.

Фильм имел огромный успех у зрителей, и та же съемочная группа в составе режиссера, продюсера и художника-аниматора в 1958 году продолжила совместную работу – на этот раз над картиной «Седьмое путешествие Синдбада». Съемки проходили в Испании, а сценарий был основан на историях «Тысячи и одной ночи» и требовал активного участия Хэррихаузена. В памяти зрителей навсегда остались впечатляющий циклоп, закованный в цепи дракон и огромные люди-птицы. Но в историю эта лента вошла благодаря эпизоду, в котором Синдбад сражается на мечах со скелетом. Успеху фильма способствовала и музыка композитора Бернарда Херманна, вместе с которым Хэррихаузен потом участвовал и в других фильмах.

ВЕРН, СВИФТ И УЭЛЛС

После «Синдбада» его создатели решили обратиться к классическому произведению Джонатана Свифта. Так появился фильм «Три мира Гулливера» (1959). Там не требовалось изобретать странных или мифологических персонажей, все основывалось на различных пропорциях героев фильма. Большинство трюков было снято по той же методике, которая в наше время применялась Питером Джексоном во «Властелине Колец». Ряд специальных линз создавал так называемую «форсированную перспективу». Персонажи, которые должны были выглядеть большими, ставились ближе к камере, а те, которые подлежали уменьшению, отодвигались на второй план. Линза же позволяла фокусировать обе группы объектов с одинаковой резкостью. Если же актерам, находящимся на разных планах, предстояло пересекаться друг с другом, то применялся «метод синего фона»: оба актера снимались по отдельности, а потом объединялись в одном кадре путем монтажа. В целом, совокупность технологий комбинированных съемок, использованных в этом фильме, получила название «супердинамическая анимация».

В 1961 году Хэррихаузен участвует в съемках фильма «Таинственный остров» по Жюлю Верну. Тут-то ему и пригодился весь опыт, накопленный в предыдущих картинах. Достаточно вспомнить эпизоды, когда на героев фильма нападают то гигантская пчела, то чудовищный краб, то форфаки (разновидность доисторических страусов). Особой похвалы заслуживают и макеты «Наутилуса», и сцена извержения вулкана в конце фильма.

Следующий фильм Рэя Хэррихаузена «Язон и аргонавты» (1963) стал культовым для поколения тех лет. Рэй впервые фигурирует в титрах как один из режиссеров. Мэтр анимации достиг новых вершин: например, если в «Синдбаде» он показал, как герой сражается со скелетом, то теперь Язон и его товарищи вступают в единоборство уже с семью скелетами – по технической сложности подобные съемки можно назвать творческим подвигом (правда, завершается данный эпизод анекдотически: скелеты гибнут в морской пучине, хотя, не обладая дыханием, вряд ли на это способны).

Затем была лента «Первые люди на Луне» (1964) по роману Герберта Уэллса. В ней Рэю впервые пришлось столкнуться с проблемой съемок с помощью анаморфных линз, и он изобрел цветовую гамму, приближенную к черно-белому негативу. Так родился знаменитый «лунный цвет». Самым выдающимся трюком этой картины было создание «гравитационного эффекта», который поражал воображение людей, еще не знавших, как будет обстоять дело с притяжением на Луне. Несмотря на фантастический сюжет фильма, кадры, изображающие открытый космос, удивляют своим реализмом: полет космических кораблей, выход астронавтов в открытый космос, высадка на Луну и старт с нее…

И СНОВА СИНДБАД

Затем пришла очередь фильма «Миллион лет до нашей эры» (1966), который вошел в историю благодаря двум обстоятельствам: одеянию (а скорее, отсутствию такового) Рэкел Уэлч и доисторическим чудовищам Хэррихаузена. Для создания гигантов, которые когда-то существовали на Земле, художник использовал реальных животных (а не миниатюрные макеты, как раньше), которых снимали с очень близкого расстояния. Затем пленку прогоняли на большой скорости – 96 кадров в секунду – на фоне декораций, сделанных в уменьшенном виде. При воспроизведении со стандартной скоростью кинопроектора 24 кадра в секунду создавался эффект замедленной съемки, что придавало движениям монстров определенную «тяжесть», соответствующую их размерам.

В адрес фильма было много критики со стороны ученых-пуристов и специалистов по истории животного мира. Действительно, в доисторические времена не было современных ящериц, пауков и черепах, пусть даже громадного размера. Однако зрителей это не волновало – в конце концов, фильм-то был развлекательным, а не научным. Особого упоминания заслуживают такие эпизоды, как схватка трицератопса с цератозавром, а также полеты птеродактилей – именно здесь покадровая анимация достигла своих вершин.

В фильме «Долина Гуанчи» (1969) описывается новое приключение Синдбада, который стал ключевым персонажем в творческой карьере Хэррихаузена. Картина, наполненная индийской экзотикой, снималась в Испании и на Майорке.

В 1973 году в свет вышел еще один фильм из цикла о Синдбаде – «Золотое путешествие Синдбада». Самым ярким персонажем сказки была богиня Кали, сделанная из бронзы и умело фехтующая четырьмя мечами. Трудно представить, какой огромной работы потребовал эпизод, когда герой вступает в единоборство с богиней – настолько сложно было достоверно показать движения каждой ее руки в отдельности. Хотя на экране сцена длится всего несколько минут, Хэррихаузену потребовался почти год работы. Особого упоминания заслуживает и «одноглазый кентавр», который в финале вступает в схватку со сфинксом – полульвом-полуорлом. Здесь великий мастер спецэффектов довел метод покадровой анимации до ювелирной отточенности.

Потом Рэй задумывает новое приключение Синдбада – «Синдбад и глаз тигра» (1977). Гораздо более ироничная, чем предыдущие ленты, эта картина завершила цикл, вошедший в анналы кинофантастики.

Уже в восьмидесятые годы Хэррихаузен принимает предложение своего старого друга Чарлза Шнира вновь вернуться к похождениям Язона и аргонавтов, но на этот раз преподнести зрителям мифологический сюжет как историю о борьбе людей с богами. Так родился фильм «Битва титанов» (1981). В ней фигурировали обитатели Олимпа – Зевс, Даная, Персей, Андромеда и прочие – а также почти все виды мифических существ. Особую проблему для аниматора представляло изображение головы Медузы с волосами в виде постоянно извивающихся змей, что требовало раздельной анимации каждого «волоска».

ПУТЕШЕСТВИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

После «Битвы титанов» Рэй Хэррихаузен больше не снимал кино. Но, даже отойдя от дел, великий мастер самим своим существованием продолжал привносить в искусство нечто новое. Именно под влиянием детских впечатлений от его работ в кинематограф пришли другие звезды – например, Джордж Лукас, который продолжил совершенствование техники покадровой анимации в ходе съемок космических кораблей и инопланетных существ в «Звездных войнах» (1977).

Ну а самым стойким и достойным последователем Рэя стал Стен Уинстон, «ответственный за динозавров» (помимо других задач) в фильме «Парк юрского периода» (1993) Стивена Спилберга. Ведь несмотря на все большее использование компьютерной и цифровой техники, для создания спецэффектов макеты, миниатюрные копии и классическая анимация кукол по-прежнему остаются в арсенале фантастического кино.

Сам Рэй ведет активную жизнь. Часто появляется на представлениях и ретроспективных показах своих фильмов, а недавно выпустил в свет богато иллюстрированную автобиографию «Рэй Хэррихаузен: анимированная жизнь».

В марте 2005 года студия Columbia Pictures объявила о новом проекте. Режиссер Роб Коэн готовится снимать фильм «Восьмое путешествие Синдбада». Главную роль в картине исполнит знаменитый Киану Ривз. Студия считает, что фильм будет достойным продолжением традиций, заложенных Рэем Хэррихаузеном, и постарается воссоздать стилистику его визуализаций, но на новом техническом уровне.

Одно из главных сожалений Рэя – тогда в его распоряжении не было этого самого технического уровня. В одном из недавних интервью он сказал: «В Англии, где я сейчас живу, был снят сериал «Путешествие с динозаврами», и я убедился, что эти огромные пресмыкающиеся выглядят очень реалистично – именно так, как мы когда-то стремились их показать. То, что сегодня удается делать с помощью компьютеров, поражает воображение. Я хотел бы иметь в своем распоряжении подобные средства в пятидесятые годы, потому что это помогло бы мне сэкономить кучу времени. Мне жаль, что я появился на свет слишком рано».

Мэтр немного лукавит: ведь именно благодаря его упорному труду и терпению сказка и фантастика стали реальностью для множества людей.

Вероника РЕМИЗОВА

ПРОЗА

Джеффри Лэндис
Дорадо

К двери бара подбежал почти незнакомый Чине парень. В первое мгновение она едва не приняла его за клиента, но потом увидела, что на нем лишь набедренная повязка и кожаная сбруя. Значит, это артист из танцевального зала, расположенного где-то дальше по спиральному коридору порта, ближе к ободу.

В середине третьей смены клиентов в баре почти не было. Конечно, если бы в порту стоял корабль, то в баре толпились бы моряки, и она работала бы не покладая рук, помогая им поддерживать веселье и тратить деньги. Но сейчас у причалов пусто. Танцзал был далеко от ее бара, находящегося намного ближе к центру порта, и появление чужака насторожило Чину. Она выключила музыку – ее все равно никто не слушал, – и парень заговорил:

– Эй, слышала? Крушение, крушение! Уже вылавливают обломки.

Дверь с шипением закрылась. Парень ушел.

Чина вклинилась в толпу, уже собравшуюся в ремонтном доке. Сила тяжести была здесь настолько мала, что люди скорее летали, чем стояли, и толпа то медленно взмывала в воздух, то опускалась обратно. Чина заметила парня-танцовщика, сообщившего ей новость, кучку других барменш и танцовщиков, нескольких техников, штурманов и горстку моряков, ждущих в порту работу.

– Отойдите, отойдите, – вяло покрикивал одинокий охранник. – Смотреть пока не на что.

Однако никто не торопился отойти.

– Какой это был корабль? – спросил кто-то из толпы, и еще двое или трое подхватили:

– Какой корабль? Какой корабль? – Это хотели знать все.

– Еще не знаю, – ответил охранник. – Да сдайте же назад, кому говорю?

– «Гесперия», – сообщил кто-то сзади. Чина обернулась, толпа последовала ее примеру. Там стоял пилот буксира, все еще в желтом люминесцентном полетном комбинезоне, хотя и без шлема. – Погибла «Гесперия».

На мгновение воцарилась тишина, потом по толпе пронесся легкий вздох, сменившийся все нарастающим бормотанием – кто-то выражал облечение, кто-то любопытство, но некоторых новость ошеломила. «Гесперия», – мысленно повторила Чина, и это слово внезапно стянуло ей сердце шелковой ленточкой.

– Сейчас сюда доставят обломки, – добавил пилот.

У некоторых знакомых Чине девушек было по несколько мужей-моряков одновременно. Девушки не очень-то и рисковали – корабли заходили в порт лишь по разу или по два за год, и каждого моряка ждала трогательная легенда о том, что Зия, Дейл или другая из них (вставьте нужное имя) все это время прозябала одна, терпеливо и с надеждой дожидаясь его, и только его. Если все же случалось маловероятное, и два корабля с двумя мужьями оказывались в порту одновременно – что ж, немного везения, торопливо сочиненных отговорок, и оба мужа никогда не встретятся.

Чина, однако, блюла супружескую верность, и для нее всегда существовал только один мужчина – ее Дарин, штурман. Она могла заработать несколько флоринов, выпив пива с другим моряком и даже пофлиртовав с ним. Ну и что с того? В конце концов, именно за это барменшам и платят, ведь напитки с тем же успехом может разливать и автомат. Но ее сердце принадлежит только одному мужчине, и она будет счастлива, если избранник будет любить только ее. А Дарин любил ее. Во всяком случае, однажды он так и заявил – до того, как они поссорились.

Дарин.

Дарин Бей, невысокий и смуглый, настолько коренастый, что его можно принять за рабочего из доков. Кожа у него иссиня-черная, как и у всех, кто летает в далеком космосе – такой цвет ей придан биохимическим красителем для защиты от ультрафиолетового облучения. Каждый видимый сантиметр его кожи покрывают ярко-белые люминесцентные татуировки. Когда он наконец добился внимания Чины, завоевал ее сердце и отвел туда, где они смогли изучить друг друга наедине, она обнаружила, что и все его тело покрыто восхитительными татуировками. Он был ходячим произведением искусства, и она могла часами разглядывать его, сантиметр за сантиметром.

И Дарин улетел на «Гесперии».

Червоточины были самой причиной существования порта, центром вселенной Чины. Учитывая их важность, было, пожалуй, странно, что Чина почти никогда не ходила на них посмотреть. Охваченная унынием и дурным предчувствием, она закрыла бар и отправилась по коридорам вверх, к ободу порта. Патриос, владелец «Коварного тигра», рассердится на нее, потому что в первые несколько часов после известия о крушении, когда ни у кого еще нет реальной информации и все лишь обмениваются слухами, людей, само собой, потянет в бар, и бизнес пойдет хорошо. Пусть сам приходит и обслуживает их, решила Чина, а ей сейчас нужно побыть одной. Сама мысль о том, что придется натянуто улыбаться и добавлять к напиткам сплетни, вызывала у нее отвращение.

Все-таки моряки – и даже штурманы – иногда меняли корабли. Дарина могло и не оказаться на борту «Гесперии». И вообще пока нельзя утверждать наверняка, что погибла именно «Гесперия». Не исключено, что это древние обломки, только сейчас вынесенные из червоточины странными временными приливами. Это вполне могут оказаться обломки из далекого будущего, принадлежащие совсем другому кораблю с таким же названием и еще даже не построенному. Жесткие законы относительности означали, что червоточина пронзает не только пространство, но и время[3] 3
  Объединение пространства и времени в единое четырехмерное целое. Если точнее, то ото неразрывное четырехмерное множество (или комбинация), которое пространство и время образуют с точки зрения специальной и общей теорий относительности. Точка в пространстве-времени является событием. Каждое событие имеет четыре координаты (x, y, z, t). Подобно тому, как для точки координаты x, y, z зависят от выбранных осей, расстояния и временные интервалы, инвариантные (неизменные) в ньютоновой физике, могут (в релятивистской физике) зависеть от положения наблюдателя в пространстве. Это способно привести к странным эффектам наподобие уменьшения длины объекта и растяжения времени. (Здесь и далее прим. перев.)


[Закрыть]. Дарин ей как-то объяснил, что половина обязанностей штурмана, причем наиболее важная половина, как раз и заключается в обеспечении того, чтобы корабль попал не только в правильное куда, но и правильное когда. Полет по петле Кочи разорвет корабль на части, и штурман должен заботиться о том, чтобы корабль никогда не попадал в собственное прошлое, если только оно не расположено на безопасном расстоянии в несколько световых лет. Корабль может лишь скользить по собственному горизонту Кочи[4] 4
  Граница области пространства-времени, за пределы которой предсказание движения не может быть распространено. Часто совпадает с горизонтом хронологии, т. е. границей области пространства-времени, допускающей замкнутые временные пути.


[Закрыть], но никогда не пересекать его.

Чина шагала по коридорам, пока наконец не оказалась в главном смотровом холле. Здесь имелось огромное пятиметровое круглое окно, выходящее на червоточину. Она переступила порог и сразу отпрянула – обычно пустой холл был набит зрителями. А как же иначе, подумалось ей, ведь они наблюдают за катастрофой.

Пока она стояла в замешательстве, к ней, словно дрейфующий обломок, приплыло воспоминание о том, как Дарин однажды привел ее в другую зону наблюдения – служебный ангар, где имелся иллюминатор. Разумеется, свободный доступ туда был запрещен, но Чина прекрасно знала, что если будет шагать уверенно и войдет в дверь сразу вслед за Дарином, никто не станет задавать ей вопросов. И уже через несколько минут она оказалась в пустом служебном ангаре.

Здесь не было гравитации, и девушка зависла перед иллюминатором, пытаясь ни о чем не думать.

Станция-порт медленно кружила по орбите возле червоточины под названием Дорадо, крупнейшей из трех червоточин в скоплении. Они находились в межзвездном пространстве вдали от какой-либо звезды, но свет просачивался сюда скудно, и смотреть было не на что.

Червоточину Дорадо диаметром около тысячи километров можно было заметить только после того, как глаза адаптируются к звездному полю и поймут, что звезды, видимые сквозь червоточину, отличаются от звезд, медленно проползающих на темном космическом фоне. Когда глаза Чины настроились на этот фон, она разглядела дюжину искорок, вращающихся у входа в червоточину – автоматические маяки, направляющие корабли на правильные транзитные траектории сквозь отверстие входа. А вскоре различила и крохотные одноместные служебные шлюпки, не крупнее гроба, с металлическими руками, целенаправленно дрейфующие в пространстве и собирающие обломки.

Чина сознательно заставила себя ни о чем не думать. Ей не хотелось даже предполагать, какого рода улов собирают шлюпки. Она смотрела на червоточину и напоминала себе, что это дыра в пространстве длиной в десять тысяч световых лет, что сквозь нее она видит звезды почти на другом конце Галактики, непостижимо далекие и одновременно близкие.

Эти звезды были для нее чем-то нереальным. Она родилась на станции и здесь же умрет. Моряки жили ради межзвездных перелетов, их будоражило искажение пространства, когда они падали сквозь топологическую несовместимость червоточин. Чину же сама мысль о подобных штуках наполняла ужасом. Ей никогда не хотелось оказаться где-либо в другом месте.

Однажды она объяснила это Дарину. Он любит ее, так не может ли он остаться с ней здесь и сделать порт своим домом? Он рассмеялся в ответ – негромко и добродушно:

– Нет, моя красавица. Разве ты не знаешь, что звезды проникают нам в кровь? Если я задержусь в порту слишком долго, они начнут меня звать, и если я в этот момент не найду корабль и не улечу, то сойду с ума. – Он нежно поцеловал ее. – Но ты ведь знаешь, я всегда буду возвращаться к тебе.

Она знала. Но это не значит, что могла смириться с такой судьбой.

«Гесперия». Он улетел на «Гесперии». Чина понимала, что никогда больше не услышит этого названия, потому что суеверные моряки и работники порта никогда не произносили имя погибшего корабля. Отныне он станет просто «корабль» или «тот корабль, сами знаете какой», и любой поймет, о чем идет речь.

Она висела перед иллюминатором, глядя, но не видя, очень долго. Возможно, несколько часов. Шлюпки начали возвращаться, зажав в металлических руках обломки и волоча их за собой на буксире. Они доставили в порт первых мертвецов.

У портовиков имелись свои легенды. Некоторые могли даже оказаться правдой. Согласно одной из них, на станцию Псков неожиданно пришел корабль старинной конструкции. Эта станция обращается вокруг червоточины Виадея, в двух прыжках от порта Чины, и слухи об этом событии циркулировали по всей сети. Корабль еще не успел причалить, а портовики уже отыскали его в архивах. Это оказался «Цандер», который вошел в Виадею триста семьдесят лет назад во время мощной солнечной вспышки, одной из сильнейших когда-либо зарегистрированных. И пропал.

Когда «Цандер» вышел из червоточины, все его сенсоры оказались повреждены излучением. Буксирная команда Пскова отыскала его, поймала, стабилизировала и отбуксировала в док.

Отпущенные в увольнение парни с «Цандера» разговаривали со странным акцентом, так что их с трудом понимали. Чудом было уже то, что корабль вообще проскочил червоточину; все его навигационные системы – ненадежной конструкции и давным-давно устаревшие – попросту вышли из строя. Команда «Цандера» восхищалась размерами порта Псков и разнообразием тамошних развлечений и никак не могла поверить, насколько расширилась за эти годы транспортная сеть, использующая червоточины. Они предлагали в оплату архаичные монеты, бывшие в обращении у древних и ныне почти забытых наций, и ценность эти монеты имели разве что как антиквариат.

Через неделю, когда завершился ремонт, команда снова направила «Цандер» сквозь червоточину Виадея, поклявшись, что они вернутся в свое время с историей, которая навсегда обеспечит им бесплатную выпивку в барах.

Но никто на станции не сказал им, что в старинных журналах имеются исчерпывающие записи о каждом прохождении сквозь червоточины, и в этих журналах, тщательно оберегаемых, несмотря на революции и катастрофы, нет никаких упоминаний о том, что «Цандер» когда-либо вернулся в собственное прошлое.

Возможно, команда «Цандера» это знала. Ведь они были моряками. Пусть они носили старомодную одежду и говорили, как давно уже никто не говорит, главное – они были моряками.

Вернувшись в ремонтный док, Чина смотрела, ждала и боролась со страхом. Ну как она могла отпустить Дарина? Надо было прижать его крепче, а не отталкивать. Толпа в доке заметно увеличилась, и Чину оттеснили к молодому человеку, одетому лишь в набедренную повязку и плащ из перьев.

– Извините, – бросила она и тут же узнала того самого танцора, который забежал в «Коварного тигра» и первым сообщил новость о крушении. Поддавшись внезапному порыву, она коснулась его руки. – Меня зовут Чина.

Парень удивленно взглянул на нее.

– Тайо, – представился он в ответ. – А ты работаешь в «Коварном тигре». Я тебя уже встречал. – Парень глубоко дышал, а веки его дрожали – похоже, он сдерживал слезы.

– У тебя был кто-то на том корабле… том, о котором мы говорили? – спросила она.

– Не знаю. – Он уже дрожал. – Надеюсь… нет. Штурман.

И тут Чину охватило недоброе предчувствие: танцор тоже говорит о Дарине. Но тут парень добавил:

– Он улетел на «Сингапуре», – и девушка поняла, что речь все-таки идет не о ее возлюбленном.

Чина вздохнула с облегчением.

– …Но ты ведь знаешь моряков, – продолжал парень. – Он сказал, что вернется ко мне на следующем корабле, который пойдет в наш порт, и если «Гес…», если этот корабль как раз возвращался…

Чина обняла Тайо за плечи:

– С твоим другом все в порядке. Он не мог оказаться на этом корабле, уж в этом я уверена.

Тайо закусил губу, но все же чуть повеселел:

– Уверена?

Чина решительно кивнула, хотя ничего точно не знала:

– Совершенно.

Когда с кораблем случается несчастье в червоточине, обломки разносит и во времени, и в пространстве. Чина даже не знала, когда именно «Гесперия» потерпела крушение – возможно, это произошло в будущем, спустя несколько лет, а то и столетий. И она цеплялась за эту мысль.

Вскоре пришел другой корабль, но не через Дорадо, а через червоточину Камино Эстрелла, самую маленькую из трех, которая вела в старое и богатое скопление миров в созвездии Ориона. Он простоит в порту три дня, чтобы экипаж смог немного отдохнуть, а потом скользнет через Дорадо на другую окраину Галактики.

И ей не оставалось ничего иного, как готовиться к нашествию моряков. Однако после смены она помчалась в ремонтный док: наверное, там уже появились списки погибших.

Ничего.

Тайо заскочил в бар в начале ее следующей смены и поделился свежими слухами о расследовании катастрофы. Он рассказал, что все возможные обломки уже собраны, и по ним установлена дата крушения. Она имеет не слишком большое отклонение от настоящего времени. При этих словах у Чины похолодело сердце.

– В прошлом или в будущем? – спросила она.

– Двести часов в прошлом от Стандарта, – ответил он. – Так говорят.

Восемь дней. Она провела быстрый мысленный подсчет. Сегодня, возле устья червоточины Дорадо, порт находился в пятидесяти двух днях в прошлом относительно устья Виадеи, а Виадея находилась в сорока днях в будущем относительно Стандарта. Значит… если устья не разошлись во времени еще больше и если «Гесперия» летела сквозь червоточину по обычной петле, а не по какой-нибудь странной трассе… то катастрофа произошла через шесть дней в будущем по хронологии порта.

– Узнал что-нибудь о своем друге? – спросила Чина, но она уже видела ответ на сияющем лице Тайо.

– Он улетел через Дорадо.

И значит, почти наверняка в безопасности, решила она, если только они не совершили очень долгий полет в прошлое. Дорадо открыта на пятьдесят два дня в будущее. Не абсолютно исключено, если полет проходил по достаточно длинной петле, но маловероятно, что любовник Тайо погиб. У Чины не было подобного утешения, она знала: Дарин входил в команду погибшего корабля.

– Словом, я подумал, что ты захочешь узнать новости, – сказал Тайо. – Извини, но мне пора на работу. Через час-другой туда заявятся моряки, и босс хочет, чтобы я уже был на сцене.

Она кивнула:

– Задай им жару.

Тайо взглянул на нее:

– Ты точно в порядке?

– Конечно. – Она улыбнулась. – У меня все нормально.

И Чина снова занялась уборкой бара, в который раз мысленно проклиная себя. Ведь она накричала на Дарина, обозвала его неверным мерзавцем, а потом заявила, что он ее не любит. Дарин возражал, пытался ее успокоить, но так и не произнес самого главного. Что слухи, которые ходят о нем – ложь.

А пришли эти слухи от совсем незнакомого моряка, который заметил, что хотел бы стать таким же везучим с женщинами, как Дарин.

– Почему? – спросила она, хотя уже знала в душе ответ.

– Да потому, что у Дарина Бея, этого везучего поганца, в каждом порту по жене! – выдал морячок.

– Извините, я сейчас вернусь, – пробормотала она. Потом вышла, переоделась в скромное платье и направилась в бар неподалеку от офицерских кварталов, куда Дарин, как она хорошо знала, почти не заглядывал.

– Я ищу Дарина Бея, – подсела она к одному из офицеров. – У меня для него сообщение от его жены из порта Псков. Кто-нибудь здесь знает Дарина?

– Сообщение от Карины? – отозвался другой офицер, подпиравший стойку. – Она же видела его всего два дня назад.

– Ох уж этот Дарин, – покачал головой первый офицер. – Хотел бы я знать, как он ухитряется справляться со всеми одновременно?

Но Чина знать этого не хотела. Она пришла в свою квартирку и вышвырнула за дверь одежду неверного любовника, а затем, охваченная каким-то яростным весельем, разметала по коридору его книги, бумаги и диски. Потом заперла дверь и не отзывалась на стук и мольбы о прощении. Через несколько дней она услышала, что Дарин улетел на «Гесперии», и тогда ощутила только облегчение.

Она надраивала стойку, когда в бар вошел Патриос.

– Ты в порядке? – спросил он.

Об этом же спрашивал и Тайо. Чина молча кивнула.

– Я слышал, в ремонтном секторе уже есть списки, – сообщил Патриос.

Она слегка повернула к нему голову, показывая, что слушает.

– Не хочешь сходить посмотреть? Могу отпустить тебя ненадолго.

Она не взглянула на него и лишь покачала головой.

– Иди! – рявкнул Патриос. Чина подняла на него удивленные глаза. – Любому видно, что толку сейчас от тебя никакого, и его не будет, пока ты не узнаешь наверняка. Или да, или нет. – Он понизил голос и уже спокойнее добавил: – Или да, или нет, но лучше это знать. Ты уж поверь. Иди.

Чина кивнула, бросила тряпку на стойку и вышла.

Она знала ту комнату в ремонтном секторе, где можно навести справки. Это знали все. За дверью она увидела стол, а неподалеку от стола – другую дверь. За столом сидел мужчина. Она подошла к нему и тихо произнесла:

– Дарин Бей.

Мужчина моргнул:

– Родственница?

– Я его портовая жена. – Такие браки признавались только на территории порта, но тем не менее считались абсолютно законными.

Мужчина на секунду отвел взгляд, потом сказал:

– Мне очень жаль. – Немного помолчал, потом спросил: – Хотите его увидеть?

Она кивнула, и служащий показал на дверь у себя за спиной.

В комнате было холодно. Смертельно холодно, подумала она. Чина осталась одна и теперь не знала, что делать дальше. В комнату вошел другой служащий и жестом велел следовать за ним. Здесь, вблизи от оси вращения станции, гравитация была слабой, и он перемещался медленными, зловещими прыжками. Чина почти летела следом, ноги ее стали бесполезными. Она не была привычна к низкой гравитации.

Техник остановился возле пилотского кресла. Нет, Дарин же не пилот, подумала Чина, и в кресле не он. И тут она увидела его.

Мужчина отодвинулся, и она уставилась в лицо Дарина.

Вакуумные гематомы его не пощадили, и выглядел он так, словно его избила банда громил. Глаза были закрыты. Татуировки все еще слабо светились, и это показалось ей страшнее всего – татуировки живы, а Дарин – уже нет.

Она протянула руку и очень легко провела по его щеке кончиками пальцев, лаская большим пальцем подбородок. Внезапно ее охватил гнев. Ей захотелось сказать ему, каким он был невнимательным к ней, каким эгоистичным и глупым, каким… Но он никогда больше ее не услышит.

Гнев помог ей не заплакать.

К тому времени, когда она вернулась в бар, по коридорам, от доков и к докам, уже расхаживали группы моряков – болтая и распевая песенки, заглядывая в бары. Чина миновала направляющуюся к докам «хорьковую команду». Хорьки, длинные и гибкие, вертелись в клетках, почти сходя с ума от возбуждения: они знали, что их сейчас выпустят на только что причаливший корабль – охотиться на крыс.