Текст книги "Журнал «Если», 2005 № 12 "

Автор книги: ЕСЛИ Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Не знаю, кому я рассказывал – ей или себе, не знаю, многое ли она понимала из сказанного, скорее всего – ничего, но порой мне казалось, что Катарина хочет спросить о чем-то, и когда наконец решится, то речь вернется к ней.

Наконец дорога привела нас к ущелью, и мы остановились. Кашевары принялись складывать из камней небольшие очаги и устанавливать на них котлы, повозки расположили кругом, так, чтобы высокие борта тесно примыкали друг к другу. Из носилок и шатров составили внутренний круг. Сильно поредевшие стада отогнали назад, на расстояние одного дневного перехода. Саама и его людей определили в охрану периметра, а Керби и меня приставили к смотрителям вьюков.

Чакмар пошептался с носильщиками и, вернувшись, сказал, что будем ждать подхода большого каравана. Так безопаснее, да и дешевле обойдется, добавил он, ухмыляясь. В тесном проходе между горами всякое может случиться. Никто не знает, как настроены местные обитатели.

На закате, когда от скудного ужина не осталось даже крошек, а пальцы были тщательно вылизаны, местные обитатели дали о себе знать. Фигура, замотанная с головы до ног в выцветшие тряпки, внезапно появилась перед повозками и пронзительными криками привлекала к себе внимание.

Слуги паломников быстро заняли места у повозок, в руках некоторых я заметил дротики и длинные ножи.

Седобородый старшина взобрался на повозку и громко спросил, какая нужда привела незнакомца к добрым паломникам.

– Я отважный Радук! – услышали мы в ответ. – Без моей воли здесь человек не пройдет, птица не пролетит, зверь не пробежит. Платите дорожную пошлину и идите с миром. А то мои молодцы не стерпят обиды.

В подтверждение его слов рядом с ним появились еще двое, в таких же тряпках, и принялись размахивать тесаками. Наверное, для того, чтобы придать убедительности требованиям вожака.

– Мы и так идем с миром, отважный Радук, – прокричал старшина. – Бедным паломникам нечем делиться, кроме будущей удачи и благословения добрых сил. К благословению мы можем добавить неумного вяленого мяса и мешочек соли.

– Пусть солью покроются лживые глотки жадных и скупых людишек, покинутых добрыми силами! Щедрые паломники поделятся с Радуком тремя вьюками и одной повозкой, и удача с ними будет пребывать до гнезда Спящего Дракона.

– Удача всегда с теми, кто справедлив, а потому она пребудет с нами до оазиса Божественной Длани, и никто не силах ее убавить. Пусть Радук поразмыслит об этом, а утром мы продолжим разговор.

Радук громко возмутился скупостью неких неудачников, которые случайно и при явном попустительстве добрых сил доползли на своих хромых ногах до благословенных и святых мест. Но старшина слез с повозки и направился к шатрам, не обращая внимания на угрозы и воинственную пляску.

С минуты на минуту я ждал нападения. Вот сейчас с горных круч на нас обрушатся свирепые разбойники, начнется резня. Проверил, на месте ли нож, и велел Леоноре с дочкой держаться поближе к паломникам. Но кроме этой крикливой троицы, что маячила перед нами, никто больше не появился.

Ночью я долго прислушивался к рычанию, крикам и грозным песням, которые доносились из темноты. На высоких шестах, воткнутых в песок, треща и брызгая искрами, горела пропитанная смолой шерсть. Крики и песни постепенно стихли, а потом я сообразил, что нас пытаются испугать всего двое или трое человек, а не кровожадная орда, и заснул.

Утром отважный Радук требовал уже пару вьюков и мешок соли, потом был согласен на трех овец, а в итоге предложил услуги проводника за сумму, которую добрые паломники сочтут приемлемой. Он напирал на то, что в глубине ущелья есть менее сговорчивые храбрецы, а ему, Радуку, известны тайные тропы и безопасные ложбины. На это старшина благосклонно ответил, что от хорошего проводника откажутся лишь недальновидные глупцы, так что пусть отважный Радук подождет день-другой. Подойдет большой караван, вот тогда и начнется уместный разговор, а вознаграждение за труды услужливого проводника несомненно возрастет.

Радук ждать почему-то не стал и исчез со своими молодцами. Однако караванщики держались настороже и распорядились, чтобы за круг повозок без крайней нужды не выходили, а случится такая нужда – так только группами и в сопровождении хорошо вооруженных стражников.

Глава 4

Караван подошел через пять дней. В то время, пока мы стояли лагерем, нас никто не беспокоил, хотя пару раз по ночам стражники поднимали тревогу, завидев огни на далеких вершинах.

В один из дней ожидания, после того, как я разобрал спутавшуюся упряжь вьюков и заработал скудный ужин для себя и своей семьи, Катарина принесла еще один подобранный камешек и молча положила передо мной. Из кусочка породы выпирал довольно-таки крупный кристалл. Я поплевал на него, протер краем рваной кошмы, на которой сидел, и черные грани матово блеснули в закатных лучах.

– Это турмалин, – сказал я дочке. – Когда подрастешь, я расскажу тебе о том, что такое тригональная сингония, какой у турмалина плеохроизм и почему горняки южных промыслов его называют шерлом.

Катарина внимательно слушала меня, наверное, ей просто нравилось, как отец серьезно говорит с ней о непонятных вещах. А я ковырялся в памяти, вспоминая, что знал о турмалине. На Айконе украшения из простого черного шерла любили носить безутешные вдовы и почему-то еще девушки на выданье. Гораздо большим спросом пользовались цветные камни – красные или зеленые. Дочка завороженно внимала моим словам о дисперсии, светопреломлении, о том, как ловкие дельцы иногда пытались выдать за турмалин стразы из аметиста или хризолита, но высокое двупреломление…

За моей спиной что-то упало, этот звук помешал досказать о том, как умный папочка разоблачал мошенников.

В двух шагах от нас стояли Цосефф и благостно улыбающийся Кари. Причем у Цосеффа было такое лицо, будто челюсть его вот-вот шмякнется о камни или на узел с вещами, падение которого, наверное, и отвлекло меня от рассказа.

– Откуда у тебя такие познания, быдлон? – взвизгнул Цосефф.

Вид изумленного до крайности нахала радовал глаз. Впрочем, радость не помешала мне встать, подойти к нему вплотную и, ухватив за пояс, обложить его родословную, его самого, место, откуда он появился на свет, и ту дыру, в которую ему предстояло отбыть, если он будет раздражать меня. Бранные слова я перемешал с терминами из петрологии и полевой спектрометрии, а напоследок добавил для звучности немного значений из таблицы плотностей пород по Зеппу-Гамильтону в переводе на цвергонский.

Кари заслушался потоком непонятных слов, которые я изрыгал на опешившего Цосеффа, потом рассмеялся и потянул своего напарника за рукав.

– Идем, пора перекусить. Ты все равно не можешь состязаться с автохтонами в искусстве перебранки.

– Нет, погоди! – вскричал Цосефф. – Я должен поговорить с ним. Это явно ученый человек, а не дикарь. Мир, мир! – замахал он руками, обращаясь к кому-то за мой спиной.

Я обернулся и, увидев бегущего к нам Керби, отпустил пояс Цосеффа.

– Хочу извиниться перед тобой, уважаемый, – сказал Цосефф, и голос его вдруг стал на удивление мягок, исчезли визгливые нотки, он перестал пришептывать, подражая высокородным паломникам. – Только мое невежество заставило принять тебя за темного дикаря, тогда как следовало сразу же уловить в твоих словах свет мудрости.

Вечером у костра Гинтар, который, как оказалось, прислушивался к нашим беседам, вдруг заметил, что Цосефф говорит слишком красиво для купца и ведет слишком длинные речи для городского жителя. Пока я размышлял над его словами, Керби быстро увел разговор в сторону, чтобы слишком наблюдательный рыбак не начал задавать лишних вопросов. Я тоже опасался, как бы наши попутчики из Райской Рыбалки не догадались, что представляет собой эта парочка на самом деле. К этому времени я уже знал, откуда они явились и что на Тугаме их интересовало. А где они достали устаревшие чип-трансляторы, меня не касалось.

Между тем Цосефф отвешивал большие и малые поклоны и рассыпался в извинениях. Керби, многозначительно подмигнув мне, поплелся к вьюкам. Добродушный Кари поднял тюк с вещами и скрылся за шатрами.

– Рад встретить здесь человека образованного, – сказал Цосефф, покончив с поклонами. – Не знаю, что привело тебя и твоих людей в эти края, но льщу себя надеждой найти достойного собеседника.

– Льсти, – ответил я, усаживаясь на кошму.

Мой ответ прозвучал грубо, но Цосефф унижающийся был столь же неприятен, как и его наглая версия. Не обращая на него внимания, я начал рассказывать дочке о том, каким образом тектоническая активность приводит к выдавливанию осадочных пород. Катарина слушала меня невнимательно, время от времени настороженно поглядывая на человека, стоявшего за спиной отца и жадно ловящего каждое слово.

Наконец я не выдержал и попросил его удалиться. Он опять принялся извиняться, снова и снова повторяя, как ему невыразимо приятно общение с человеком знающим и что его как раз интересуют осадочные породы, поскольку он надеется обнаружить в них окаменевшие следы древних живых существ и за каждый такой след готов щедро – о, да, очень щедро – платить. Он говорил и говорил и совершенно заморочил мне голову, а когда я собрался было прогнать его, то обнаружил, что Цосефф сидит рядом со мной на кошме, Катарина грызет стручок лакричника, который ей дал назойливый собеседник, а Леонора стоит рядом с нами и слушает его болтовню о красотах горных озер, окруженных синими горами, на которых растут высокие деревья с раздвоенными и причудливо изогнутыми стволами.

Раздражение сменилось удивлением: а ведь я знаю, о каких местах он говорит! В каталоге поделочных камней есть изображение этих озер. Там добывали редкий синий сердолик, некогда пользовавшийся большим спросом у бездетных женщин. Но мода на него быстро прошла, когда выяснилось, что густой цвет небесной глубины – результат долговременного воздействия каких-то промышленных отходов, сбрасываемых в озера. Наверное, и деревья там выросли такими кривыми из-за отравы в воде.

– Послушай, Цосефф, так ты с Ливермора?… – я прикусил язык, но было поздно.

– Да! – радостно отозвался Цосефф, ничуть не удивившись моему вопросу. – Слава моего мира дошла и до этих мест, я рад, очень рад. Когда я вернусь домой, то обязательно расскажу, что в сердце пустыни забытого мира встретил человека, который слышал о Ливерморе. Мне говорили, у вас были запрещены науки и технологии, но когда-нибудь запреты отменят, и ученым людям вроде тебя позволят вернуться в лаборатории. Ведь совершенно необязательно самим разрабатывать оружие, когда его можно купить, к примеру, на Ливерморе!

Его громкий смех дробным эхом отразился от скал. Невольно и я улыбнулся. Разочаровывать повеселевшего чужака не хотелось, пусть он считает меня жителем Тугама.

– Если мне понадобится хороший нож, я обращусь к тебе, Цосефф, – моя шутка была вымученной, но я старался поддержать разговор.

– Зовите меня Джо, – тут же предложил собеседник. – Мое имя Джозеф, а Кари не может его произнести не шепелявя, как и ваши аристократы. Ваши шепелявые аристократы…

Он снова разразился смехом. Его возбуждение смутило меня, я не понимал, что послужило причиной столь резкой перемены в настроении. Неужели он рассчитывает на мою помощь в поисках окаменелостей? Если они представляют для него большую ценность, то надо срочно обсудить с Керби новые возможности покинуть Тугам. Я не был уверен, что в этих горах может найтись что-либо стоящее. Тектоническая активность в свое время хоть и выдавила осадочные породы, но для серьезной оценки необходимо серьезное оборудование, например, полевой экспресс-анализатор Геймана, а искать его на Тугаме более чем несерьезно. Другое дело, что, имея под рукой нехитрый инструмент, легко и быстро можно изготовить вполне убедительную окаменелую живность или растение. Вряд ли Джо носит анализатор с собой. А пока он разберется, что к чему, мы окажемся на его корабле.

– Я хотел бы обсудить с человеком сведущим кое-что, – продолжал Цосефф-Джо. – Времени у нас достаточно, благодарность моя будет велика, и к тому же я постараюсь не надоедать.

Но он даже не старался.

Начиная с утра следующего дня и до подхода большого каравана, мы словно обзавелись новым членом семьи, который дневал и ночевал с нами. Убытка от него не было, и даже наоборот. Он обеспечивал едой себя, да и нас порой баловал копченым сыром, а Катарину – фруктами, которые стоили безумно дорого. Разговоры с Джо сначала раздражали и утомляли, потому что приходилось следить за своими словами, чтобы случайно не проболтаться о том, что и мы здесь чужаки. Потом я забыл об осторожности – говорливый собеседник легко перескакивал от одной темы к другой, мог об одном и том же говорить днем и вечером, каждый раз поворачивая историю то так, то этак. Круг интересов Джо был весьма широк, и я с удовольствием разминал память, вспоминая сведения о терраформировании, о методах определения возраста пород по Гартнунгу и по Семаго, о преимуществах терморезонансного анализа перед оптико-механическим и прочих бессмысленных ныне вещах.

За день до прибытия большого каравана докучливый собеседник пристал ко мне с расспросами о местных обычаях. Прогнать его было неудобно, Джо притащил длинный жгут вяленого дынника, который тут же принялась грызть Катарина. Ливерморца интересовало, нет ли на Тугаме запретов на раскопки или на запись местных легенд и преданий. Я не сразу понял, какое отношение фольклор имеет к раскопкам, потом сообразил, что на древних мирах палеомогильники иногда фигурируют в сказках как проклятые или зачарованные земли. На Ай-коне с этим очень просто, все наше достояние – благословенное или проклятое – было на виду.

– Я посетил более десятка обитаемых планет, но мало где всерьез занимаются изучением древних организмов, – жаловался Джо. – Три, от силы четыре жалких музея, базы данных запущены и несистематизированы…

– После терраформирования мало что остается от протосферы, – я даже слегка удивился тому, что Джо не знает элементарных вещей.

– Ну, не все же планеты жестко форматировали, – возразил он. – В шести системах из всех, где я побывал в последние годы, население адаптировалось, там сохранились следы палеосуществ. Информации мало, никто всерьез ими не занимался. Вернее, занимались когда-то, но потом забросили. Трудные времена и так далее… Вот и здесь, я так понимаю, все медленно рассыпается.

– А где сейчас легкие времена? Везде, наверное, рассыпается, где медленно, а где и сразу, – уклонился я от прямого ответа. – Туристов давно в наших краях не было, чужаков сюда не пускают. Могут быть "неприятности, если тебя сдадут властям.

– Неприятностей не будет, – отмахнулся Джо. – Меня вписал как партнера в свой торговый сертификат Кари, а он, кажется, из местных. Кстати, он рассказывал, что раньше на караванных путях находили интересные предметы. Вы не видели ничего странного?

Он снова принялся расспрашивать о том, не слышал ли я легенды о зачарованных городах – медных и железных? Будто бы в тех городах удачливые купцы, храбрые путешественники и прочие герои преданий находили волшебные предметы. А я, в свою очередь, ненавязчиво переводил разговор с необычных предметов на миры, которые он посещал, интересовался невзначай: большим или маленьким кораблем владеет Кари и долго ли собирается этот невзрачный тугамец, оказавшийся богатым купцом, держать свой сухогруз на орбите? А насчет сказок советовал ему не обольщаться. Сколько миров – столько преданий, но истоки у них одни. Все знают, что колыбель сказок – Материнская планета, Мир Рассеяния, Древняя Прародина, мир Тысячи Имен… Красивые сказки.

– Да как же сказки?! – вскинулся Джо. – Скоро вся эта орда дикарей начнет бить поклоны легендарному артефакту, примется искать чешуйки Дракона, молиться богам удачи или кому тут еще молятся.

– О каких дикарях ты говоришь?

– Э-э, я не то сказал, – смутился Джо. – Разумеется, я имел в виду благородных паломников, ничего обидного в моих словах искать не следует.

Он еще некоторое время извивался в объяснениях и извинениях, а я вдруг увидел эту картину со стороны: на ворохе грязного тряпья сидит грязный оборванный дикарь, теребит свою грязную бороду и распаляется от обиды на слова холеного чужака. Дикарь – это вроде я, но с каких пор меня вдруг стали задевать нападки Джо на жителей Тугама? Между тем он продолжал свои речи о том, что иногда миры снова возвращаются на стадию варварства, и в этом нет ничего постыдного, другое дело, что лучшие представители туземцев – вежливый поклон в мою сторону – должны понимать свое истинное место и высокое предназначение. Ведь радости жизни сводятся не только к тому, чтобы набивать желудок и щупать самок, не так ли? – спросил Джо.

Его слова вызвали у меня смех и гнев одновременно, и я перестал следить за своими словами.

– Гости, которые не скрывают своего высокомерия по отношению к хозяевам, живут недолго, – сказал я. – А недооценивать умственные способности туземцев или вообще кого-либо – последнее дело. Мы на Айконе жестоко поплатились за такую спесь…

Я оборвал себя и собрался было перевести разговор в другое русло, надеясь, что собеседник не расслышал или не понял меня. Как бы не так! Глаза Джо загорелись, он вскочил с кошмы, огляделся по сторонам и снова уселся рядом, придвинувшись ко мне вплотную.

– Я знал, я догадывался, что для этой дыры ты слишком умен, а твоя жена и дочка слишком красивы. Но я никому не скажу, что ты мигрант.

– Мне боятся нечего, – я с досадой оборвал его жаркий шепот. – Мы беженцы и находимся здесь на законных основаниях. Кричать об этом тоже не стоит, чужаков здесь не любят.

– Айкон… – мечтательно протянул Джо. – Мне обязательно надо попасть туда. Ваш замечательный артефакт, Большая Игла, давно меня интересует, но пока у меня нет средств для приличной аппаратуры. В моем роду был исследователь, который занимался этой проблемой, но это было давно. Или не очень давно. Время, как известно, идет по-разному, смотря в каком направлении лететь, да и то анизотропия пространства весьма неустойчива. Или что-то в этом роде, я не специалист. Возможно, я даже встречусь с ним на Айконе. Если смогу, конечно, обзавестись своим кораблем.

– А что, Кари не может подбросить тебя отсюда до Айкона? – голос мой был равнодушным, по крайней мере, я очень старался, чтобы он так звучал, но глаза я опустил на всякий случай.

– У Кари свои маршруты, свои дела. Мне придется некоторое время болтаться с ним по разным мирам. Не без пользы для себя. А на Ай-кон я обязательно попаду, никуда ваша Игла не денется.

Он не услышал моего вздоха разочарования, в его глазах горел огонь исследователя, а в ушах, наверное, рокотали аплодисменты коллег. Договориться с Кари прямо здесь, стало быть, не удастся. Ну, ничего, торговое судно – это много отсеков и очень мало людей, возможно, наши доводы сочтут убедительными, когда мы окажемся там, наверху. Я мало знаю о корабельной автоматике, все мои скудные сведения сводятся к тому, что усвоил во время наших странствий: за обшивкой под панелями проходят коммуникации, синие линии очень опасны – может убить, если дотронуться пальцем, красные же линии трогать вообще нельзя – если корабль уцелеет, озорника попросту выкинут за борт продышаться. На моей памяти был случай, когда судно с беженцами застряло над каким-то водным миром, а экипаж долго приводил в порядок вышедшие из строя коммуникации. На простые работы, не требующие ничего, кроме грубой силы, поставили беженцев. Керби потом рассказывал, что старые линии чуть ли не рассыпались под инструментами, и все висело на волоске. Ну, волосок оказался крепким, и тогда нам повезло.

Если экипаж торговца увидит, что мы люди серьезные и терять нам нечего, то вынужден будет договариваться.

– На Айкон теперь так просто не попадешь, – с легким злорадством я заметил, что блеск в глазах Джо немного угас. – Может, там и выжила пара-другая квалифицированных специалистов, но вряд ли уцелела аппаратура на посадочных тумбах.

– Что там у вас произошло? – озабоченно спросил он. – Беспорядки?

– Беспорядки… – эхом отозвался я, и если бы вся горечь, что скопилась во мне, передалась ему, наверное, он умер бы на месте от разрыва желчного пузыря.

Но какое ему дело до наших бед! Что толку рассказывать о том, как размеренная жизнь со всеми ее маленькими радостями и большими надеждами вдруг оборвалась бессмысленным бунтом, мятежом, восстанием. Не знаю даже, как назвать то безумие, что обрушилось на мирные города и поселения. Мирные, тихие ульты, которых мы считали немного похожими на больших обезьян, жили себе в резервациях и заповедниках, их никто вроде не обижал. Разве что они частенько становились персонажами комедий или героями анекдотов. Ну и работники, конечно, еще те. На подай-принеси ума хватало, а вот чтобы простую канаву вырыть, это для них был интеллектуальный подвиг. Что заставило ультов превратиться в кровавых убийц, которых не смогли остановить огонь и железо – так и не успели понять. Наша цивилизация рухнула быстро, да ее никто всерьез и не пытался защищать. Каждый думал лишь о том, как спасти себя и свою семью. Отряды самообороны мгновенно превратились в банды, а после того, как орда ультов прошла сквозь континент и сгинула, как надеялись многие, в пустыне Зарзар, уцелевшие начали резню и взаимное истребление из-за еды, воды и убежища.

Так что нескоро, да, нескоро Джо сможет любоваться нашей достопримечательностью – Каменной Иглой, или, как еще называли, Большим Пальцем. Может, оно и к лучшему.

Среди беженцев на перевалочных пунктах один старый цверг уверял нас, что всему виной именно этот артефакт, в незапамятные времена построенный, кажется, первопоселенцами. Будто бы разладился загадочный механизм Иглы, и вместо Зова, который раз в жизни слышит каждый обитатель Айкона, прозвучала команда на уничтожение. Почему же тогда Черный Зов услышали только ульты, спросили старого цверга. Вразумительного ответа он не дал, да и не собирался, – а столпившиеся вокруг него последователи чуть ли не кулаками стали отгонять усомнившихся в новом учении, возникшем прямо на наших глазах.

– Возможно, на Айконе сейчас все тихо. Приходилось слышать в карантинных зонах разговоры о том, что там уже порядок и благоденствие, – сказал я. – Время, как ты говоришь, идет по-разному, а нас долго мотало от одной системы к другой. Кстати, чем твой родственник занимался, что у нас изучал?

– Точно не знаю, – замялся Джо. – Он был в составе большой экспедиции. Сейчас уже никто не помнит, что с ним случилось. Одни наследники говорят, что пропал на Айконе, другие – будто бы погиб после возвращения. В заводской лаборатории был взрыв, никто не уцелел. Утечка газа из резервуара, случайная искра…

Я не успел спросить, что производили на заводе. Подошел Гинтар и, неприветливо глядя на чужака, сказал, что надо поискать сухих веток для костра. В моей памяти сохранились обрывки сведений об оружейных мастерских Ливермора. На спешно организованных курсах переподготовки национальной гвардии слухи о надвигающейся буре с Западного континента тогда еще не воспринимались всерьез. Тем не менее мы учились обращению с крупнокалиберной техникой, очень внушительно выглядевшей, но часто дававшей сбои. Инструкторы советовали при случае и по возможности заменять личное оружие на технику с планеты Урал, практически безотказную, хотя внешне неказистую.

Да чего там теперь вспоминать, самая убойная техника оказалась детской игрушкой в руках людей без воли. Национальная гвардия рассыпалась в первые же дни, грозные самоходки и летающие платформы так и остались в ангарах. Но не стоит никого упрекать. Это сейчас я смелый, когда терять нечего, а тогда казалось, что лучшее лекарство от угрозы – бегство…

После ужина Джо снова объявился у нашего костра. На сей раз он принялся выспрашивать меня о том, не сохранились ли случайно у нас на любых носителях старинные легенды и предания Айкона и не знает ли кто из беженцев, есть ли такие записи где-либо за пределами Тугама. Я ответил, что не знаю о таких записях, и тогда он пристал к Леоноре, но и она ничем не смогла его порадовать. Пыталась вспомнить детские дразнилки, которые распевали в Райской Рыбалке, но кроме слов об одноглазой рыбе, ничего не вспомнила. Джо не отставал и слово за слово вытянул из нее историю наших мытарств в рыбацкой деревне. По-моему, он даже немного расстроился, узнав, что папаша Маас так и не сумел догнать своего взбунтовавшегося сына.

– Ах, какая богатая тема, – сказал он. – Вечная борьба старого и нового, противоборство отца и сына. Сколько на этом континенте выстроено мифов, преданий, баллад. Я мог бы записать их песни перед ритуальным поединком.

– Песни? – удивился Керби. – Да их песни только о бабах и рыбах.

– Дикие народы в бытовых ритуалах часто воспроизводят забытые когнитивные структуры, – назидательно ответил Джо. – Есть целые библиотеки с записями песен восхваляющих и хулительных, в них отражена история не только языка, но и культуры. К сожалению, хранителей древних знаний трудно найти.

Керби подсел поближе к чужаку и вкрадчиво заметил, что вроде бы он недавно встретил одного человека с неплохой библиотекой в коммуникаторе. Но тот человек, кажется, сейчас в столице, и если мы сумеем быстро до нее добраться, а не плестись с паломниками, то, может, и найдем этого хранителя древних знаний.

После длительного молчания Джо сказал, что ему непременно надо побывать в оазисе, чтобы своими глазами увидеть местную святыню. У него есть подозрение, что это артефакт, созданный во времена освоения. Там могли остаться следы древних существ или, по крайней мере, предания о них.

– Ничего там не осталось, – отозвался Керби. – Одичали, позабыли все, что знали, через пару веков сюда и корабли летать не будут.

– Да, так оно и есть, – вроде бы невпопад сказал Джо. – Именно это я и предполагал. Инволюция.

– В каком смысле – инволюция? – я уже задремывал, но спросил, чтобы поддержать разговор.

– Обратное развитие, деградация, вырождение, назвать можно по-разному, но суть одна: сначала появляются высшие формы жизни, а затем они медленно опускаются с уровня на уровень, вплоть до одноклеточных существ.

– Лихо! – только и сказал Керби, зевнул и лег, завернувшись в кошму.

Через минуту он уже храпел, его примеру последовали остальные. Саам о чем-то шептался со своими женщинами, потом и они полезли под натянутые на шесты тряпки. Между тем Джо явно не собирался спать. Он сидел рядом со мной и ворошил прутиком дотлевающий прах угольков. Мне тоже почему-то расхотелось спать. Я понимал, что чужака распирает желание поговорить. Его странные идеи меня не волновали, но полуночные беседы располагают к откровенности, и чем больше я узнаю о нем, тем лучше.

– Так ты полагаешь, что божественные силы изначально создали людей, полных величия, а потом за грехи низвели их до ничтожных тварей? – мой голос звучал тихо, чтобы не разбудить спящих.

– Какие еще божественные силы? – удивился Джо. – Нет, я просто свожу известные мне факты в логически непротиворечивую картину. На многих мирах жизнь возникала и очень быстро развивалась в сложные формы, идеально соответствующие окружающей среде, а потом начинала вырождаться. Некоторые ниспадающие линии доходили и до одноклеточных.

– Мне почему-то казалось, что организмы меняются, если меняется среда обитания, – осторожно заметил я.

– Да, но меняются в сторону упрощения. Инволюция беспощадна ко всем живым существам, люди не исключение. Вот на Тугаме мы видим регресс, техносфера разваливается на глазах, знание уступает место суевериям. Еще два-три века, и без вмешательства извне здесь забудут о полетах к звездам.

«Да здесь о них уже многие и сейчас не помнят», – хотел сказать я, но промолчал.

– Вмешательство извне тоже не решает проблемы, – продолжил мой ночной собеседник. – Рано или поздно разваливаются и высокоразвитые миры, как, например, Айкон. Наступит очередь и Ливермора.

Он вздохнул и надолго замолчал. Потом снова заговорил, но меня уже тянуло в сон. Сквозь тяжелую ткань полога, окружающего мое ночное ложе, просвечивали звезды Айкона, чей-то монотонный голос издалека рассказывал о насекомых, которые некогда царили над природой, а сейчас выродились в рядовое звено пищевой пирамиды, о существах, огромных как горы, они владычествовали на Материнской планете, об иных великих, исчезнувших и забытых. Потом этот голос пропал, распаял в дымке над озером Салан, и остался лишь веселый смех моей дочери, бегущей мне навстречу по мелководью…

Утром я обнаружил, что Джо так и заснул рядом со мной, привалившись к узлам. Он проснулся, когда запели паломники, призывая к утреннему благодарению. После того, как чужак удалился к шатрам торговцев, ко мне подошел Керби и разочарованно покачал головой.

– Ночью я пошарил в его карманах и одежде. Оружия нет, коммуникатор слабенький, – сказал он. – Наверное, он на самом деле ученый. При себе ничего ценного не держит. Надо присмотреть за вторым.

– Кари – хозяин торгового корабля. Хорошо бы выяснить, где их ждет транспорт – в порту, на орбите или подберет по дороге? Этот Джо вроде нанял корабль. Средствами, значит, располагает.

– А вы так прямо и спросите его, господин Острич, где сейчас их корабль, – предложил Керби. – Парень, видать, простоватый. Я только не понял, зачем память своего коммуникатора он забил всякими песенками на разных языках.

– Какие песенки?

– А вот я скинул на свой комм. Послушайте сами.

Прижав серьгу его коммуникатора к уху, я поводил шпеньком шаттла, перебирая секторы памяти. Щелчки следовали один за другим, это были закрытые папки, Керби явно не хотел, чтобы посторонние знакомились с содержимым его комма, да и кому захочется?!

Наконец очередная папка открылась, и пошли записи странных песен, похожих на стоны, ритмичные завывания на незнакомом языке, обрывки каких-то скороговорок, в общем, чепуха полная. Я продирался сквозь наспех скопированные записи, три или четыре раза услышал детские считалки на языке аванков, один раз прозвучала женская брань на диалекте горных цвергов, и мне даже послышались бранные скороговорки на айджин, языке ультских шаманов. Некоторые записи явно были пропущены сквозь какой-то анализатор: мне показалось, что одна песня переписана несколько раз, но в искаженном до неузнаваемости виде, и непонятные слова, гортанно выпеваемые женским хором, снова и снова повторялись, только каждый раз звучали слишком высоко или низко. Ритм тоже менялся.

– Не понимаю, зачем ему нужна этническая музыка?

– Вот и я о том же думаю, – многозначительно сказал Керби. – Может, ему старые песни нужны, а не старые камни? Так мы напоем! И спляшем за отдельные деньги, если захочет.