Текст книги "Дом с волшебными окнами. Повести"

Автор книги: Эсфирь Эмден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

63. РАЗГОВОР В БЕРЁЗОВОЙ

Кто сидит, поджав ноги, на ковре, кто забрался в большое, глубокое кресло. Галя и Тамара прижались к Вере, а она задумалась о чём-то, закуталась в пуховый платок. Свет ещё не зажигали – и сумерничают в уютной клубной гостиной. Голубой свет зимних сумерек мягко просачивается сквозь её большие окна.

Говорить никому не хочется, все полны впечатлениями последних дней. Вчера все вместе ходили в лес. Марина первый раз в жизни была зимой в лесу. Ходили на лыжах, будили снежную тишину скрипом полозьев, весёлыми криками. А сегодня они первый раз в жизни были на большой фабрике.

Там всё было ново и интересно для ребят, но особенно их поразил огромный ткацкий цех, освещённый прекрасными длинными лампами дневного света.

Даже в Москве ещё не во всех станциях метро был дневной свет, и станции, освещённые им, казались всем самыми красивыми.

Поразил ребят в этом светлом, огромном, как консерваторский зал, цехе необычайно чёткий ритм работы.

Конечно, одни увидели и поняли больше, другие – меньше.

Люся, да и другие девочки заинтересовались больше всего тем, как сработанная ткань навивалась на круглые валики.

Мальчики интересовались больше самими станками. Но всем одинаково понравились на складе, где они побывали в конце экскурсии, штабеля готовой продукции – огромные рулоны разноцветных, всех оттенков, шерстяных тканей.

Марину же привлёк больше всего браковочный отдел, в котором отделанные ткани прокатывались перед браковщиками на катках.

Это был смотр тканей, и Марина мысленно назвала его репетицией и даже подумала с улыбкой, что Алексей Степаныч немного похож на этих браковщиков, когда он просматривает работу своих учеников перед экзаменом или концертом.

И дальше было похоже, потому что после этого смотра на некоторых тканях исправляли всякие небольшие неправильности, шероховатости, и уж тогда они шли на настоящий экзамен, где им ставили отметки – то есть разбирали по сортам. Не годные браковали, а самым лучшим ставили пятёрки.

Ребятам рассказали, что бракуют с каждым годом всё меньше и всё больше тканей получают пятёрки.

Пятёрки получают ткани, а значит, и те, кто их делает, – их творцы: рабочие и инженеры фабрики.

И хотя машины и горы готовой продукции были интересны, но и Марину и всех других ребят гораздо больше заинтересовали люди. Особенно одна молоденькая, лет восемнадцати, девушка, Тося Зубцова.

Об этой Тосе ребятам ещё раньше рассказали, что она работает на восьми станках и зарабатывает не меньше многих опытных работниц, и Марина никак себе не могла представить, что эта Тося такая молоденькая и весёлая.

Тосе было, видно, очень приятно, что на её работу смотрят, и она работала особенно чётко и красиво.

А когда Тося посмотрела на Марину и неожиданно улыбнулась ей, Марина вспомнила, что видела её в фабричном клубе, в танцевальном ансамбле Марии Иннокентьевны.

Она танцевала так же красиво и уверенно, как и работала.

Марине очень хотелось поговорить с Тосей, узнать, учится ли она ещё, что любит читать, но это было невозможно: Тося работала.

И сейчас Марине очень захотелось побольше узнать о Тосе.

– Вера, – спросила она, – вы знаете Тосю Зубцову?

– Знаю, конечно. Очень хорошая девушка, – ответила Вера.

– Расскажите, пожалуйста, о ней! – попросила Марина и придвинулась поближе к Вере.

Вера подумала немного:

– Что же тебе рассказать о ней? Тося отлично работает и хорошо учится в текстильном техникуме при нашей фабрике. Часто бывает у нас в клубе. Тося очень способная, и я слышала, что комсомольская организация хотела послать её после окончания техникума в Текстильный институт, но Тося пока не хочет ехать. Она говорит, что инженером ещё успеет стать, а пока ей хочется работать на своей фабрике.

– Странно всё-таки, – сказала Люся. – Не хочет быть инженером…

Она не договорила – такой поднялся шум.

– Что же тут странного? – азартно кричала Марина; она даже вскочила со стула и подбежала к Люсе. – Что же ты думаешь, твоя игра лучше её работы?

– Марина, как не стыдно! – заступилась Галя. – Почему ты так говоришь о Люсиной игре?

– А что ж, по-твоему, это важное дело – важнее работы на станках? – неожиданно вмешался в разговор девочек только что пришедший Митя.

– А вот мне папа говорил, что все люди при коммунизме будут заниматься искусством! – с несвойственной ей горячностью сказала Галя.

– Да, а работать будет кто?

– Ты будешь играть, а другие работать?

– Нет, все понемножку будут работать.

– Ну, это неинтересно – понемножку! – сказала Марина.

– Почему? – удивилась Мая. – Что ж, ты хочешь, чтобы при коммунизме много работали?

– Ну… вот я не знаю, как сказать, но только понемножку – это неинтересно, – настаивала Марина. – Интересно так, как Тося: и работает много, и учится, и танцует.

– Да почему же надо обязательно много работать?

– Тише, ребята! – сказала Вера. – Я, кажется, понимаю, что хочет сказать Марина. Она не про то говорит, что люди будут много часов работать при коммунизме, а что работе они будут уделять много своего творческого труда, мыслей, чувств. То есть – что им интересно будет работать. Так я тебя поняла, Марина?

– Так! – обрадованно сказала Марина.

– Вера, скажите, а что всё-таки важнее будет при коммунизме: работа, наука или искусство? – спросила Светлана.

– Я думаю, всё будет важно.

– Нет, вы подробней! – попросила Марина. – Расскажите нам, пожалуйста, про коммунизм.

– Да-да, расскажите! – поддержали ребята. – Нам в школе рассказывали, но хочется побольше узнать.

Вера улыбнулась и оглядела их. Сумерки сгущались, и ей не было видно лиц.

– Зажжём свет? – спросила она.

– Нет, так лучше слушать. Рассказывайте, Вера!

– Ну хорошо, попробую, – сказала Вера. – Хотя я не уверена, что сумею это сделать… Марина, мне кажется, правильно сказала о том, как люди будут работать при коммунизме: интересно, умело, с душой!

– Да ведь у нас в СССР уже сейчас так работают, – сказал Лёва.

– Правильно. В том, как наши люди относятся к труду, уже есть начало коммунизма. А при коммунизме люди так овладеют трудом, так много будут знать, что работать будет ещё интересней и легче.

Но мне кажется, ребята, неправы те, которые думают, что при коммунизме человек будет всё делать понемножку – и инженером будет понемножку и художником…

Мне кажется, если уж человек будет инженером – то ещё лучшим, чем сейчас! Он будет замечательным инженером, но труд его будет так организован, что у него останется гораздо больше времени и на занятия искусством.

А если человек захочет стать музыкантом – то и музыкантом он будет ещё лучшим, чем сейчас, – продолжала Вера, глядя на ребят. – Но и другими знаниями он будет владеть глубже, чем теперь, и будет заниматься и трудом и спортом. Ребята, помните, вы слушали недавно оперу «Князь Игорь»? Вы знаете, что её написал один из лучших химиков своего времени – композитор Бородин. Но таких людей было раньше немного. А при коммунизме искусство глубоко войдёт в жизнь каждого человека…

Вера замолчала, и ребята тоже сидели молча. Каждый о чём-то думал.

– Нет, – вдруг решительно сказал Митя, – при коммунизме я это ещё понимаю – играть и работать. А вот сейчас? Ведь строители сейчас нужнее, чем музыканты, – вы как думаете, Вера? – И он ожесточённо взъерошил волосы. – Вот кончу семь классов – и пойду в строительный техникум!

– Поедешь строить новые города? – сказала Марина. – Или каналы, моря…

– А музыка? – спросила Галя.

– Галка, понимаешь, – сказала с волнением Марина, – Митя прав: я тоже хотела бы сама, своими руками строить, а музыка – это потом, когда всё построим.

– Ну нет, – запротестовала Галя, – а я бы не могла жить без музыки. Ну, вечером хоть поиграть, после работы…

Она сказала это таким жалобным голосом, что все засмеялись.

– А я разве не хочу играть? – удивилась Марина.

– Да играйте себе на здоровье! – сказал Лёва. – А уж при коммунизме…

Тут все заговорили разом. Правда, как же это будет при коммунизме?

Ведь интересно строить, очень интересно, а играть – тоже.

– Строить для всех и играть для всех, – сказала Вера, оживлённо глядя на ребят. – Знаете, ребята, я ведь сама не раз об этом думала: то ли я делаю, что нужно, вот сейчас? Насчёт будущего у меня сомнений никогда не было. Я думаю, при коммунизме музыка будет жить так широко, как мы сейчас себе даже не представляем. Но вот сейчас, теперь, когда нужно ещё так много сделать нужного, важного!.. И знаете, ребята, несколько случаев меня убедили… – Она посмотрела на всех: – Рассказать?

– Ну конечно, рассказать!

– Вот первый случай, – сказала Вера. – Это со мной было, когда я играла в госпитале бойцам, во время войны, и помогала ухаживать за ними.

Мы часто играли, и я чувствовала, что бойцам это было приятно и они отдыхали, слушая музыку, особенно свои родные песни. Но они как-то, как мне казалось, снисходительно относились к моей музыке. А я старалась им играть, кроме песен, пьесы полегче – думала, что серьёзная музыка им будет непонятна…

Но вот один раз – это было после нашей победы на Волге, – я стала играть им Чайковского и Генделя. Настоящую, серьёзную музыку.

Знаете, ребята, как они меня тогда слушали! И я чувствовала, что известие о нашей первой большой победе и все их чувства, и страдания, и надежды – всё это воплотилось в это время в музыке. Музыка как будто всё прояснила и сказала им яснее ясного, яснее всех их мыслей, что жизнь победит.

Мне один молоденький боец сказал потом об этом. И другие говорили – не так, конечно, как я вам сейчас говорю, но я поняла их. А один раненый сказал: «Наконец-то вы нам настоящую музыку сыграли!»

Ведь настоящая музыка, ребята, очень нужна для жизни.

Вера замолчала. Ребята сидели тихо, насторожённо – ждали.

– А ещё? – спросила Марина.

– А другой случай – вернее, разговор – был недавно: это я говорила с нашими молодыми музыкантами, которые побывали на международном фестивале. Как слушали нашу музыку! Как она звучит во всём мире!.. А как жадно расспрашивали наших молодых музыкантов о их жизни в СССР!

Молодёжь других стран всё интересовало и поражало. «Скажите, у вас много таких музыкантов? – спрашивали они с удивлением. – Каждый год вы посылаете на соревнования всё новых и новых, как будто достаёте их из волшебной шкатулки. И один лучше другого!»

А когда они узнали, что среди наших молодых музыкантов – дети рабочих, колхозников, что их бесплатно учат да ещё дают самым лучшим ученикам прекрасные инструменты из государственной коллекции, они были очень взволнованы.

Наша музыка говорила им о том, как свободно и счастливо живут наши люди, развивая все свои способности.

А ведь именно так, но ещё лучше, ещё шире и будет при коммунизме! Правда, ребята?

Вера встала, зажгла свет и оглядела всех блестящими глазами.

– Вера, как вы думаете, – спросила всё время молчаливо слушавшая Тамара, – а мы будем жить при коммунизме?

Но Вера не успела ответить.

– Да у нас уже сейчас начало коммунизма! – сказал Лёва. – Ведь Вера уже об этом говорила!

– А что, при коммунизме театры будут бесплатные? – неожиданно спросила Люся.

Все засмеялись.

– И нечего смеяться! – обиженно сказала Люся. – Мне папа рассказывал. Вот увидите, и театры будут бесплатные, и концерты, и всё!.. Правда, Вера?

– Правда, правда, – улыбаясь, сказала Вера. – А теперь – ужинать, ребята, и не засиживайтесь после ужина долго – завтра рано утром мы уезжаем.

64. ОСОБЕННЫЙ ДЕНЬ

Немножко грустно бывает, когда кончаются такие хорошие каникулы. Но в жизни у Марины всё очень хорошо устроено, как говорит шутя Елена Ивановна: вскоре после каникул наступает один особенный день, который сразу примиряет её с тем, что каникулы кончились. Тринадцать лет назад в этот день Марина родилась. И день этот праздновали в семье Петровых обычно очень весело. Не забывали о нём и в далёком интернате, в Северном Казахстане. Татьяна Васильевна праздновала дни рождения всех своих ребятишек и уж хоть что-нибудь – хоть несколько цветных карандашей – дарила каждому.

Если Елене Ивановне и Марине иногда казалось, что у них не так много друзей, то в этот день они ежегодно убеждались, что их очень много – так много, что маленькие комнаты никак не могут вместить всех.

Гостей пробовали разбивать на две смены, но из этого обычно ничего не получалось. Вот, например, Женя: куда его отнесёшь – к взрослым или к детям? По возрасту он как будто взрослый, а самое настоящее веселье начинается у ребят только тогда, когда он придёт. И чего он только не выдумает! Какие смешные головоломные шарады, какие фокусы, акробатические трюки!

Словом, в этот день у Петровых бывало так шумно и тесно, что Елена Ивановна ложилась спать с головной болью, как после самой тяжёлой работы, но довольная: её друзья с работы, её друзья не с работы, Маринины школьные друзья, Маринины нешкольные друзья – все побывали сегодня у них.

А уж о Марине и говорить не приходится – она просто упивалась шумом, весёлыми играми, бесконечными шарадами и, конечно, подарками. Это тоже была немаловажная часть праздника.

Марина ждала того же и в этом году. Но получилось по-другому.

Проснувшись утром, как всегда, в семь часов, Марина сейчас же потянулась к маленькому столику, стоявшему около кровати. Там, конечно, лежали мамины подарки – как всегда, первые в этот день. Марина радостно разглядывала их.

Во-первых, книги: это ежегодно, и это самый лучший подарок. «Как закалялась сталь» и «Овод». Обе эти книги Марина уже читала и немало поплакала над ними, но своих у неё не было. «Мама, понимаешь, эти книги нужны мне постоянно», – говорила она. И мама запомнила и подарила их.

Рядом с книгами – кожаный футляр. Ура, бинокль! Настоящий театральный бинокль! Вот так мама, угадала её желание! Конечно, коробочка конфет – её любимых, с орехами. И ещё какой-то конверт. Что в нём может быть? Письмо?

Марина осторожно открывает конверт и заглядывает внутрь. Билеты! Она с волнением, осторожно вынимает их из конверта. Куда в этот раз: в Большой, в Малый? Или в Детский?

Но билеты, оказывается, в Большой зал консерватории. И что очень странно – на сегодняшний вечер. Марина бежит к маме. Елена Ивановна уже проснулась. Она целует Марину, поздравляет её и спрашивает, довольна ли она подарками. Марина обнимает мать.

– Всё угадала! Всё! А почему билеты на сегодня? – спрашивает она, ласкаясь к матери. – Разве других не было?

– Потому что это билеты на концерт Ойстраха, – отвечает Елена Ивановна.

– Ура! – кричит Марина и начинает вертеться по комнате. – Наконец-то я услышу его не по радио!.. Мама, ведь это правда совсем другое дело?.. Да, а Галя? – вспоминает она. – Ведь она тоже мечтает послушать Ойстраха.

– А я и для Гали взяла билет, – говорит Елена Ивановна. – Пригласи твоих девочек к обеду, а Галя останется у нас – и мы вместе пойдём на концерт. И не визжи, пожалуйста, соседей разбудишь!

65. НА БОЛЬШОМ КОНЦЕРТЕ

Марина ещё в фойе услышала приглушённые звуки настраиваемой скрипки. Она слушала их со странным ощущением. У неё было, кажется, такое чувство, что Ойстраху не нужно настраивать скрипку… И в то же время даже эти звуки настройки кажутся ей особенными, не похожими ни на что слышанное ею до сих пор.

У них билеты в первом ряду. Елена Ивановна решила – пусть девочки не только услышат Ойстраха, но и увидят его руки, выражение лица, всю манеру игры большого артиста.

Артист сейчас выйдет. Марина просто не может усидеть на месте. Галя ведёт себя спокойнее, но волнуются обе.

И вот он вышел. И первое, что бросается в глаза Марине, – Ойстрах волнуется! Разве большие артисты волнуются? Да-да, она вспоминает то, что говорил им Алексей Степаныч о волнении творческом и нетворческом.

Но вот Ойстрах начинает играть, и Марина забывает всё.

Она слушает музыку всем своим существом, не чувствуя себя, не видя соседей. Она даже, кажется, не видит артиста – она только слышит его.

Трудна ли соната, которую играет Ойстрах, понимает ли её Марина? Может быть, и не совсем, но, когда так слушают, музыка не бывает трудна. Особенно скрипка. Ведь она ближе всех инструментов к поющему человеческому голосу.

Звуки скрипки не очень сильны, но они заполняют весь зал. Когда смычок взлетает вверх – на нём вспыхивает яркий отблеск большой люстры. И высокая нота чистого серебра и этот вспыхивающий луч неожиданно так сливаются, что звук и свет кажутся едиными.

Вероятно, с этих пор ощущение высокой чистой ноты будет всегда сливаться у Марины с ощущением яркого света.

Ещё раз мелодия взлетает так высоко вверх, что захватывает дух, – и снова вспышка света на смычке, и звук обрывается, уходит…

Конец. Марина вздохнула и как будто проснулась. Но она не аплодирует. Она ещё не совсем пришла в себя.

– Что ты, Марина? – говорит Галя.

И девочки начинают изо всех сил хлопать в ладоши.

Теперь Ойстрах играет Чайковского. Марина вся сияет. Чайковский! Галя наклонилась вперёд и не сводит серьёзных глаз с артиста.

– Римский-Корсаков, – объявляет ведущий. – Фантазия на тему оперы «Золотой петушок».

Марина и Галя переглядываются. «Золотой петушок»! Они слышали его не раз в исполнении молодых скрипачей – студентов их института. И эту же фантазию играет Ойстрах…

Марина мельком вспоминает о том, как не хотела играть в этом году лёгкую пьесу младших классов, и вся погружается в знакомые звуки. Да, знакомые, но не такие.

Тот «Золотой петушок» – и не тот. Как играет Ойстрах, какая волшебная сила в этих руках!

Да, значит, нет для настоящих артистов лёгкого и трудного – есть музыка.

Прокофьев – Фихтенгольц, «Фея зимы».

И вот где-то далеко-далеко пошёл снег. Мягкий, белый… Чуть слышно падают снежинки, их шорох похож на музыку. Скрипнули полозья саней, снегирь проскакал по пушистой ветке, столкнул снежинку.

И сразу снег пошёл гуще и санки уехали – где-то далеко-далеко пропели, удаляясь, полозья. Слышите, как хорошо зимой? Слышите?

Зал слушает. И верит всему: и снегу, и зиме, и детской сказке. И всё это делает смычок в руке музыканта.

Болгария. Народные танцы и песни. Танец «Хоро».

Закружилась плотная весёлая мелодия, запела скрипка в руках бродячего музыканта.

Ой, пляши, народ, веселись от всей души! Чёрные дни миновали, солнце сияет над нашей свободной страной.

Спляшем Хоро! Спляшем Хоро! Громче, музыкант, веселей!

Если бы ей, Марине, сыграть такой танец…

Хорошо, наверно, идти по зелёной дороге, со скрипкой в мешке, переброшенном через плечо, – мимо виноградников, мимо полей…

Вот и деревня близко, и навстречу музыканту бегут ребятишки.

Эй, живей, музыкант, веселье уже началось! Уже пенится в кружках молодое вино. Уже поют старики застольную песню.

И музыкант идёт быстрее – он знает, какой большой сегодня праздник в этой деревне. Недаром старый партизан Мирчо Стоянов сидит во главе стола, недаром его верные товарищи – по бокам.

И все они улыбаются, увидев музыканта. Суровые их лица светлеют. Почёт и уважение гостю! Что за праздник без музыки? Что за веселье без скрипки? Сыграй нам, скрипач, песню о свободном народе, сыграй нам песню о его великом славянском друге.

Вот она какая, народная песня! В бой против чужеземных захватчиков шли с этой песней партизаны, и поёт её скрипка в зале огромного краснозвёздного города, в руках советского скрипача…

– Бис! – кричат школьники, и студенты, и взрослые люди. – Бис! Бис!

И Ойстрах снова выходит и снова и снова играет. Он щедр, этот большой артист, который так крепко держит в своих руках самый большой консерваторский зал и самую коротенькую ноту. И он играет снова и снова, от всей души делясь своим большим искусством.

Но вот уже погасили на эстраде свет. Нехотя уходит молодёжь, и Елена Ивановна уводит девочек.

– Ох, мама, какой у меня сегодня день рождения! – говорит Марина.

Домой возвращаются поздно.

– Я ни капельки не хочу спать! – возбуждённо говорит Марина. – Всю ночь бы слушала!

– И я тоже, – говорит Галя.

Дома сегодня вечерних разговоров нет – слишком поздно. Но Марина не может уснуть, она подзывает мать.

– Мама, – шепчет она, – как хорошо, что у нас есть такие большие артисты! Правда хорошо?

– Правда, Мариша, – отвечает мать.

Марина задумывается, положив щёку на мамину ладонь. И вдруг тихонько смеётся и говорит:

– А мизинец на смычке Ойстрах держит неправильно. Совсем как я.

66. ИЗ ДНЕВНИКА МАРИНЫ

16 января

Я всё не могу забыть о концерте Ойстраха. Я рассказывала всем нашим ребятам и Оксане, а она сказала: «Хорошо бы вам записывать впечатления о концертах, спектаклях и о прочитанных книгах». И просила сказать ей, что бы мы хотели посмотреть в театре и какие книги наши самые любимые. Она говорит, что скоро выйдет новая замечательная книга – повесть о Зое и Шуре Космодемьянских. Обязательно прочту.

Надо узнать у Оксаны, какие книги она любила больше всего, когда была такая, как я. И у Коли – что он теперь читает. Только одну свою занимательную химию или ещё что-нибудь?

Но он почему-то не приходит. И я боюсь, не натворил ли чего-нибудь плохого тот, чужой. Надо Коле послать открытку – пусть придёт к нам. И мама про него спрашивала.

18 января

Сегодня я спросила маму о том, о чём уже очень давно хотела спросить: почему она вместо музыки выбрала свою фабрику.

Мама задумалась о чём-то, обняла меня и стала рассказывать, как тяжело и бедно жил и работал дедушка и как ей захотелось работать по его специальности, но совсем по-другому – широко, интересно, для всех!

– Ты понимаешь меня? – спросила она.

Конечно, я поняла всё. А всё-таки моя мама не только замечательный мастер-новатор, а ещё и музыкантша. Она вчера так хорошо играла у соседей!

А скоро мы купим на мамину премию пианино, и она будет играть каждый вечер – она обещала.

29 января

Мама получила премию, и мы купили пианино! Его уже привезли, и наш школьный настройщик его настроил.

Мы поставили его на давно приготовленное место – у окна, а рядом поставили мой пюпитр и нотный столик. Это теперь самое хорошее место в наших комнатах. Приходил Женя и принёс мне несколько маленьких портретов композиторов. Я поставила на пианино три: Глинку, Чайковского и Моцарта.

И вчера вечером мама долго играла – и всё мои любимые вещи: «Лунную сонату» Бетховена и «Времена года» Чайковского.

Мама говорит, что она не так их исполнила, как нужно, потому что в последнее время ей не часто приходилось играть. А по-моему, она играет очень хорошо. А теперь будет играть ещё лучше. Мама училась в нашей школе, у самой Елены Фёдоровны. Елена Фёдоровна её помнит, хотя это было очень давно, и спрашивала как-то меня о маме.

А как я люблю «Октябрь» – осеннюю песню Чайковского! И «Март» – песню жаворонка. И «Апрель» – подснежник. Сама не знаю, какой месяц лучше.