Текст книги "Дом с волшебными окнами. Повести"

Автор книги: Эсфирь Эмден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

ДОМ С ВОЛШЕБНЫМИ ОКНАМИ. Повести

ПРЕДИСЛОВИЕ. Л. Воронкова

Как часто бывает в детстве, что сказка, выдумка, весёлая фантазия вмешиваются в твою жизнь. В замороженном окне ты видишь волшебные леса, куда уходишь по ледяной дорожке. У тебя оживают игрушки, человеческим языком говорят животные, появляются предметы, которых вообще нет на свете, а какая-нибудь полинявшая кукла становится твоим другом.

Эсфирь Михайловна Эмден, автор этой книги, и как писатель, и как один из старейших редакторов много лет работала в детской литературе. Она создавала книги для детей и постоянно помогала добрым словом и советом многим и многим литераторам.

Талантливый писатель, человек необычайно одаренный, она знала дорогу в поэтический мир сказок и необычайных приключений, в волшебную страну живых и забытых игрушек, умела заглянуть в царство музыки, в сверкающее царство настоящего искусства…

Когда Саша Лопахина впервые появилась в книге «Приключения маленького актёра», ей жилось очень тяжело. Игрушечный Петрушка, добрый и вечно жизнерадостный, был её единственным другом, с которым она делила своё одиночество и свои печали. Но повести не было бы, если бы Петрушка так и остался навсегда у Саши в комнате. Сидеть на одном месте было не в его характере, он должен был действовать, ему нужен был театр, представления, публика: ведь Петрушка был прирождённый актёр!

И вот автор, чей голос, тихий и ласковый, ты всё время слышишь в книге, вводит тебя в широкую, разнообразную жизнь наших современников, людей, которые живут и работают рядом с нами, вокруг нас.

Тут мы встретим славных актёров Мусю и Олега, которые приехали с кукольным театром на новостройку. Мы отправимся вместе с кукольным театром в поле, в полевую бригаду, а потом попадём на ситцевый бал, где терпит неудачу нарядная бездельница, а трудолюбивая мастерица Машенька веселится до утра и где, надо сказать, чуть не погиб наш Петрушка…

Но, если Петрушка живёт и действует в реальном мире, то герои повести-сказки «Дом с волшебными окнами» Сережа и Таня попадают в чудесную, полную неожиданных встреч и волшебных событий сказочную страну.

В этой повести-сказке может случиться многое. В один тихий новогодний вечер вдруг откроется в комнату дверь, и вместе с облаком морозного пара войдёт Бабушка-кукла и позовёт тебя в Дом с волшебными окнами. Выйдя из своей комнаты, ты вдруг оказываешься в заснеженном лесу, где разговаривают деревья. Преодолев множество препятствий, попадаешь наконец в страну Игралочку…

Нежные, задумчивые стихи, звуки которых сопровождают сказку, придают ей особое очарование. Сказка эта уводит тебя в страну, которой нет на карте. Однако она научит тебя многому: и мужеству, и отваге, и умению достигать цели, когда цель эта благородна.

Но вот ты становишься старше, тебя уже интересуют дела твоих сверстников, школа, тебя волнуют мысли о том, что такое настоящая дружба, и о том, как должен человек вести себя в жизни.

В повести «Школьный год Марины Петровой» мы встречаемся с весёлой, немного беспечной, иногда упрямой, но всегда талантливой Мариной и идём с ней в школу. Но школа, в которой учится Марина, не совсем обыкновенная: кроме обычных занятий, там преподают ещё и музыку, кроме арифметики и географии, там изучают ещё и ноты, разучивают пьесы. В этой повести уже нет сказки. Но зато как увлекателен этот мир музыки, который раскрывается перед тобой, сколько нового узнаёшь ты!

Приходит в музыкальную школу маленький человек, первоклассник, с маленькой скрипкой-четвертушкой, а то и с восьмушкой. Он ещё ничего не знает, он считает, что скрипка со смычком «состоит из палки, палочки и вертелки». Марина давится от смеха, слыша это, но и сама она недавно была такою же. А теперь у неё уже большие заботы – этюды, пьесы, увертюры, концерты…

Сколько придётся поволноваться тебе, читатель, вместе с Мариной, сколько придётся и огорчаться и радоваться, пока скрипка наконец запоёт по-настоящему своим чудным голосом!

И, может быть, прочитав эту повесть, ты научишься ещё больше ценить музыку, научишься понимать, какого большого таланта, вдохновения и труда требует от человека настоящее, большое искусство, то искусство, которое так обогащает, украшает и облагораживает мир.

Л. Воронкова

ПРИКЛЮЧЕНИЯ МАЛЕНЬКОГО АКТЁРА ИЛИ ПОВЕСТЬ О КУКЛЕ ПЕТРУШКЕ И ДЕВОЧКЕ САШЕ, ОБ ИХ ДРУЗЬЯХ И НЕДРУГАХ

рис. Б. Калаушина

Глава первая
ЧИТАТЕЛЬНИЦА ПРИШЛА В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ

– Каталог на столе, – сказала Анна Петровна. – Выбери книгу и назови.

Но читательница всё ещё стояла у двери и молча теребила край своего школьного передника.

Анна Петровна подняла на лоб очки и взглянула на неё. Читательница была знакомая, она посещала библиотеку уже третий год и всегда аккуратно возвращала книги.

Правда, о прочитанных книгах она говорила мало. Это была очень тихая девочка. «Пожалуй, чересчур тихая, – подумала Анна Петровна. – Но хорошая читательница, очень хорошая…»

– Лопахина, – сказала Анна Петровна помягче, – что с тобой?

Девочка подняла голову и посмотрела на библиотекаршу. И тогда даже близорукая Анна Петровна увидела, что глаза у неё полны слёз.

– Ты потеряла книгу?

– Нет-нет, Анна Петровна, книжку я принесла, – торопливо сказала девочка и подошла к столу выдачи. – Но мне больше не нужно книг… Я больше не буду у вас брать книги.

– Почему же, дружочек? – тревожно спросила старая библиотекарша, выходя из-за своего стола. – В чём дело, Сашенька? – ещё ласковей спросила она и обняла девочку.

Саша прижалась к её плечу и хотела что-то сказать. Но в это время открылась дверь и впустила ещё трёх читателей. Это уж был народ совсем другого рода – горластый, вихрастый, неугомонный! В маленькой библиотеке сразу стало тесно и шумно.

– Новые путешествия есть? – спрашивал один. – На Южный полюс, в Антарктиду?

– Мне тайну рыжей собаки! – требовал другой.

– Как построить ракету на Луну? – допытывался третий.

И Анне Петровне пришлось отойти от Саши и заняться мальчиками. А когда она отпустила «Южный полюс», и «Рыжую собаку», и «Ракету на Луну» и оглянулась – Саши Лопахиной уже не было. А на столе лежала возвращённая ею книжка «Тимур и его команда». Анна Петровна машинально перелистала книгу и положила её в стопку для разбора.

На Сашиной карточке не числилось больше ни одной книги.

Почему же она не взяла ничего? И почему плакала? С девочкой что-то случилось, а она, Анна Петровна, даже не узнала, что с ней.

– Роза! – позвала Анна Петровна. – Роза!..

Но никто не откликнулся.

Глава вторая
АННА ПЕТРОВНА И РОЗА

В старой детской библиотеке, где работала Анна Петровна, было всегда очень уютно и иногда тихо. Там всегда хорошо пахло книгами – немножко пылью, немножко клеем и ещё чем-то неопределённым, но очень приятным.

Анна Петровна любила этот запах, любила старые коричневые полки, любила книги, которые стояли на них, – пёстрые, пухлые, побывавшие в сотнях детских рук.

Любила Анна Петровна и Розу. А Роза рядом со старенькой Анной Петровной казалась самой настоящей дикой розой. У неё были такие румяные щёки, что о них можно было бы зажигать спички. Но спичек в старой детской библиотеке никто не зажигал. Это было строжайше запрещено, и даже самые буйные и озорные читатели – мальчишки – не посмели бы нарушить этот запрет.

Роза с такими румяными щеками была помощницей Анны Петровны.

Роза недавно окончила библиотечный техникум и, несмотря на свои восемнадцать лет и очень румяные щёки, была сурова, важна и преисполнена чувства собственного достоинства.

Анна Петровна с читателями разговаривала порой сердито или ласково, а Роза – всегда ровно и сурово.

Анна Петровна расспрашивала их, а Роза только принимала и выдавала книги.

Но почему-то о читателях своей библиотеки Роза знала обычно что-то такое, о чём почти никогда не догадывалась Анна Петровна.

– Вовка Дурылин вчера опять подрался на письменном уроке, – неожиданно сообщала она Анне Петровне, стоя на самом верху лестницы-стремянки и расставляя на верхней полке возвращённые книги.

– Откуда ты знаешь? – недоумевала Анна Петровна.

– Вот, пожалуйста, чернильное пятно с брызгами на сто восемнадцатой странице «Детей капитана Гранта». Это он на уроке арифметики толкнул своего соседа, а тот – его.

– Постой, постой, – ещё больше удивлялась Анна Петровна. – Но какое отношение к арифметике имеют наши «Дети капитана Гранта»?

– А Вовка всегда читает на уроках, даже на письменных. Напишет две цифры и заглянет в парту, а там у него книжка, – объяснила Роза, не прерывая своей работы.

– Да ты у меня просто Шерлок Холмс какой-то! – удивлялась Анна Петровна.

Так вот, Анна Петровна позвала Розу, но строгой обладательницы румяных щёк на месте не оказалось. А на её столике лежала записка:

«Ушла по обществ. делу. Скоро приду».

«Опять общественные дела», – вздохнула Анна Петровна. Роза была активной комсомолкой, членом комсомольского бюро, членом спортивной секции и ещё каких-то кружков.

«При такой нагрузке – и такое цветущее здоровье! – удивлялась Анна Петровна. – Но всё-таки у меня-то надо было спросить. По общественному делу пошла бы позже, а сейчас помогла бы лучше узнать что-нибудь о Саше».

Глава третья
САША ЛОПАХИНА

Сашина мать умерла три недели назад. Она долго болела, и Саша уже начала привыкать к тому, что мамы нет дома, что мамины худые милые руки не хлопочут беспрерывно то у плиты, то у стола, а неподвижно лежат на одеяле; что видеться с мамой можно только раз в неделю, по воскресеньям, когда кругом столько народа и когда даже нельзя плакать, чтобы не огорчить маму.

Об этом ей напоминала каждый раз старшая сестра отделения – высокая, худая Мария Николаевна, когда Саша в белом большом, не по росту, халате с длинными, свисающими рукавами проходила мимо её поста по скользкому, до блеска натёртому полу коридора.

Больных было много; они лежали и в коридорах, у неуютных, холодных стен с большими казенными окнами, и у дверей в палаты. Мама лежала в палате; там было немного веселее, и больные уже все перезнакомились. Они подолгу разговаривали и всё знали друг о друге. Конечно, они хорошо уже знали Сашу и очень ласково её встречали.

Сначала Саша всё ждала, что мама скоро поправится и вернётся домой. А потом она ждала только воскресений и спешила в больницу, чтобы скорее увидеть маму. И, когда на пороге маминой палаты её встретила знакомая больная и сказала, что мамы тут нет, что она в другой палате – в изоляторе, – у Саши больно сжалось сердце.

А потом мама умерла. Главный врач увёл Сашу к себе в кабинет и что-то ласково говорил ей, и Мария Николаевна была тут же, но Саша не слышала того, что они ей говорили.

Соседка по квартире, которая кормила Сашу обедами, пока мама болела, хлопотала о ней. Приходили из школы, с маминой работы… Но разве они могли что-нибудь сделать! Ведь мамы больше не было.

А потом пришло письмо от тётки Клавдии Григорьевны, папиной сестры. Она писала, что скоро приедет в Москву за новым назначением на работу и одновременно за племянницей. Пусть Саша терпеливо ждёт её. В жизни бывают тяжёлые испытания, и надо уметь стойко переносить их. Она сама, Клавдия Григорьевна, никогда не предаётся отчаянию и думает, что Саша поступит так же. Ей надо учиться, становиться на ноги и трудиться. Мама была всё равно безнадёжно больна, и Саша должна понять это.

Письмо было справедливое – Саша понимала это, но такое холодное и чужое, как будто это не папина сестра писала ей, а какая-то совсем чужая женщина. И Саша с невольным страхом стала ждать её приезда.

Приехала Клавдия Григорьевна поздно вечером, когда Саша уже спала. И, когда она услышала, что кто-то открывает дверь, ей спросонок показалось, что это мама, и она вскрикнула и вскочила. Но возле неё стояла не мама, а чужая женщина, плечистая и рослая, в блестящем кожаном пальто, с большим портфелем в руках.

– Ну, здравствуй, Александра! – сказала она, оглядывая комнату, и прикоснулась холодными губами к Сашиному лбу. – Постарайся получше выспаться – мы завтра вечером уезжаем. Я уже была сегодня в министерстве и получила назначение. Надо ехать.

Вероятно, тётка считала правильной такую встречу с племянницей, хотя в душе, может быть, и жалела её.

Во всяком случае, когда назавтра она увидела, как соседка по квартире помогает Саше укладывать чемодан, она была очень недовольна.

– Оставьте, пожалуйста, – сухо сказала она соседке. – В детях надо с самого раннего возраста воспитывать самостоятельность, а Саша уже большая девочка. В её возрасте я никому уже не доставляла хлопот. Поторопись, Александра! Надо быть организованной и мужественной.

Саше нравилось её полное имя, и она знала (мама не раз рассказывала ей об этом), что так назвали её в честь дедушки, маминого отца – Александра Васильевича, самого замечательного человека на свете, моряка, капитана ледокола. Ему, конечно, надо было быть очень мужественным во время его ледовых рейсов. Но вот как было набраться мужества маленькой Саше, у которой так недавно умерла мама и у которой никого на свете теперь не было ближе старенькой библиотекарши Анны Петровны и её молодой помощницы Розы.

Анны Петровны Саша, конечно, стеснялась, хотя и считала её очень хорошей, а вот с Розой можно было обо всём поговорить.

Но и с ними теперь надо было расставаться.

Глава четвёртая
ОБ ОДНОМ ОБЩЕСТВЕННОМ ДЕЛЕ, ВЫПОЛНЕННОМ РОЗОЙ

Анна Петровна позвонила у двери Сашиной квартиры в восемь часов вечера. После работы она побывала дома, наскоро пообедала и, захватив с собой одну очень хорошую детскую книгу, пошла к Саше.

«Девочка так любит читать, – думала она, – что, конечно, обрадуется этой книге. Я хорошо помню, что она ещё её не читала. И я всё узнаю о Саше, поговорю и с ней и с её матерью».

Анна Петровна не знала, что у Саши умерла мать. Роза не рассказала об этом Анне Петровне; она и вообще-то была немногословна, но особенно не любила передавать такие печальные новости.

Она знала, что старенькую Анну Петровну это надолго выбьет из колеи, что у Анны Петровны у самой больное сердце.

Поэтому Анна Петровна пришла к Саше, ничего не зная о её тяжёлом горе. Ничего не знала она и о Сашином отъезде.

– Уехали, уже уехали! – сообщила ей словоохотливая соседка, открывшая дверь. – Так жалко было с Сашенькой расставаться, я так привыкла к ней! И тётка у неё, знаете, какая-то чёрствая женщина. У ребёнка недавно умерла мать… Как, вы разве этого не знали? Да, умерла, бедняжка, уже почти месяц назад. А тётка хоть бы словечко с лаской! А ещё учёная – плановик!

– Куда же она увезла Сашу? – грустно спросила Анна Петровна, присаживаясь на стул, стоявший в передней, и глядя на толстую книгу, которая лежала у неё на коленях.

– Уехали они как будто на большое строительство, под городом Сомском. Сашину тётку туда послали на работу. Говорила, комнату ей там дадут хорошую и все условия обеспечат. И школа там есть для Саши. Кто его знает, – прибавила соседка задумчиво, – может, и неплохо Саше будет у неё… Женщина она одинокая, бездетная. Только уж очень строгая!

– Что же, и не провожал никто Сашеньку? – грустно допытывалась Анна Петровна.

– Нет, почему же, провожали! – немного обиженно ответила соседка. – Я провожала, из школы девочки приходили – немного их было, правда, ещё не съехались. И ваша Роза была, – с улыбкой добавила соседка, – и игрушку принесла.

– Как – Роза? – удивлённо воскликнула Анна Петровна. – Ну что за человек скрытный!

– Ничего, ничего, она хорошая, ваша Роза, – улыбаясь, повторила соседка. – И такую хорошую вещь принесла Сашеньке на прощанье! Знаете, такую куклу, только живую, ну, говорящую, и руками-ногами он двигает, и смеяться может, – оживлённо и совсем по-детски рассказывала она.

– Постойте, постойте! Если это кукла, то почему «он»? Кто – он? И как это игрушка может смеяться? Вы что-то, верно, путаете.

– И ничего я не путаю, – обиделась соседка. – Это такая игрушка: наденешь его на руку, а он начинает двигаться. Почему «он»? Да он, как его, – Петрушка! И говорит так смешно! Роза Сашеньке показывала. Только Саша и не улыбнулась даже, – со вздохом прибавила соседка.

Глава пятая
ПЕТРУШКА ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ДАЛЬНИЕ КРАЯ

Петрушка был уже не очень молод – во всяком случае, лишь на несколько лет моложе восемнадцатилетней Розы. Когда она была девятилетней, только что принятой в отряд пионеркой и впервые в своей жизни пришла с товарищами в городской Дом пионеров, Петрушка лишь недавно появился на свет в театральной мастерской этого дома.

Он был сделан старшими ребятами – членами театрально-производственного кружка – под руководством старого мастера-кукольника Якова Сергеича.

Так как ребята мастерили его довольно долго, я не могу сказать, что он появился на свет так же интересно и неожиданно, как деревянный человечек Буратино из старой сказки.

Нет, Петрушку давно дожидались и долго снаряжали.

И всё-таки какое это было событие, когда он окончательно появился на свет!

Ребята удивлялись и радовались – ведь это была их первая самостоятельно сделанная театральная кукла.

Доволен был и старый мастер Яков Сергеич, что помог ребятам смастерить такую отличную игрушку.

И в самом деле, это была отличная игрушка! Когда Костик Петросян высоко поднял готового и уже одетого Петрушку, чтобы показать его всем ребятам, Петрушка сейчас же весело закивал им своей длинноносой головой в остроконечном колпачке и завертелся во все стороны. Конечно, ему хотелось получше и поскорей разглядеть всё. Он сразу же увидел кучу глины и много масок на столе, но не заинтересовался ими. Это было его туманное доисторическое прошлое, и такое серое, сырое – оно ему не понравилось.

А вот ярко-красные галстуки на шее у ребят ему очень понравились, и понравились пёстрые лоскутки, и стрекотанье швейной машинки, и весёлый шум, и звук трубы за дверью. Жизнь начиналась яркая, шумная и, видно, очень интересная.

Так и оказалось. И даже ещё лучше! Лучше самого лучшего! Потому что он стал артистом, как только появился на свет! Он был действительно прирождённым артистом. И таким, которого сразу же признала и полюбила публика.

Когда под грохот и звон тарелок раздвигался пёстрый занавес и Петрушка выскакивал на ширму, у него даже дух захватывало от восторга. Огни, свет, музыка, хохот ребят! Плясать бы и кувыркаться без конца!

Одного только он не любил – это когда невидимая, но властная сила стаскивала его со сцены и уносила за кулисы. «Хватит, побаловался», – говорил звонкий, но строгий голос, и Петрушке сразу делалось скучно. Виси себе на гвоздике за ширмой и поглядывай на соседей – на вислоухого плюшевого зайца и сонного медведя. Когда-то ещё выпустят! Им-то ничего – хоть целый день виси, – а ему каково!

Ведь характер у него был совсем не такой, как у них. Они были просто куклы, а он актёр! Не с его характером было висеть без дела на гвоздике.

Но и у Розы, его хозяйки, характер тоже был твёрдый.

– Петрушка, не приставай, – говорила она спокойно, когда Петрушка тыкался носом в её руку, чтоб скорей выпускали на сцену. – Не твой выход. Сейчас Зайкина очередь.

Вы подумайте, Зайкина! А что он умел, этот лопоухий Зайка? Только кланяться, да подскакивать, да лопотать что-то Розиным голосом.

А ведь он, Петрушка, только притворялся, что слушает Розу. Он играл сам, конечно, сам! Разве кто-нибудь другой сумел бы так кувыркаться и плясать в Розиных неопытных ещё руках? Разве кто-нибудь другой сумел бы так смешно раскланиваться и так отчаянно верещать?

Недаром зрители стучали ногами и хлопали, когда кончалось его представленье, и кричали: «Петрушку! Петрушку!»

И вдруг всё это кончилось. Он перестал быть артистом. Он больше не играл, не представлял, он не выскакивал на ширму под звон и грохот музыки, он не видел больше радостных, смеющихся ребячьих лиц, он не слышал таких сладостных для него аплодисментов.

Он лежал в тёмном и тесном шкафу, задыхаясь от нафталина и скуки, лежал долго – годами. Не с кем было даже поговорить, некому было пожаловаться. Рядом лежали старые Розины башмаки. Они тоже лежали без дела, но они только отдыхали и спали. «Уж и набегались мы на своём веку – все косточки ломит!» – кряхтели они, когда Роза перевёртывала их, разыскивая что-то в стенном шкафу.

А Петрушке она сказала, один только раз сказала – ведь она была не очень разговорчива, эта Роза: «Подожди, Петрушка, не до тебя. Мне очень некогда».

Да, ей было очень некогда: она кончала семилетку, она поступала в техникум, она училась, делала доклады, сдавала экзамены…

Ну зачем, зачем ей подарили Петрушку, когда она расставалась с Домом пионеров, подарили в благодарность «За отличную работу в театральном кружке». Так было написано на красивой, с золотой каёмкой грамоте, которую старший вожатый вручил Розе на прощанье. И вместе с грамотой вручил его, Петрушку, заслуженного актёра этой сцены.

Но ведь он не хотел уходить из театра! И ведь Роза так безжалостно забывала о нём! Забывала неделями, месяцами, годами…

Ему даже начинало казаться порой, что он стареет, что жизнь кончилась. Он много спал, дремал целыми днями. На носу его лежали шерстяные носки, на спине – старые калоши. Правда, они были завёрнуты и он тоже, но всё-таки…

И вдруг о нём вспомнили! Роза вытащила его на свет, встряхнула и своим забытым, но милым – да, конечно же, милым! – голосом сказала:

– Встряхнись, Петрушка, начинается новая жизнь!

И она началась. Немножко странная жизнь, непонятная, не похожая на прежнюю, но всё же очень интересная.

Сначала его чистили, приводили в порядок, переодевали.

«Ого, сейчас выпустят на сцену!» – думал Петрушка.

Но на сцену его не выпустили.

Потом его куда-то несли в кожаном чемоданчике вместе с книжками и бутербродами.

«Ого, несут в театр!» – думал Петрушка.

Но его принесли не в театр, а в какую-то другую квартиру, вынули из чемоданчика и передали какой-то незнакомой девочке. Может быть, его новой хозяйке за сценой?

Но новая хозяйка, тихо сказав: «Спасибо, Роза, большое вам спасибо», – сейчас же снова уложила его в чемодан, на этот раз в большой, полный разных вещей – к счастью, уже не таких скучных, как в стенном шкафу.

Тут были книжки – довольно интересные, с яркими переплётами, на которых были нарисованы разные картинки; тут были и другие книжки – в скучных, серых переплётах без картинок; были тетрадки и ящичек с постукивавшими карандашами; была круглая красивая коробка, от которой очень вкусно пахло шоколадными конфетами; было коричневое платье и мягкий тёмный передник… Но всего не разглядишь.

И вдруг большой чемодан подняли, понесли и кто-то Розиным голосом сказал: «До свиданья, Саша! Напиши обязательно».

Большой чемодан куда-то несли, везли, потом втащили в какой-то ещё новый дом. Этот дом был, вероятно, очень тесен и полон народу, потому что о Сашин чемодан всё время стукались какие-то другие вещи и было очень шумно.

А потом чемодан вдруг сильно качнулся, и дом, в котором он находился, сдвинулся с места! И поехал-поехал – всё быстрей и быстрей, постукивая и поскрипывая на ходу… Или это показалось Петрушке?

Нет, не показалось, потому что чей-то мужской басовитый голос сказал почти над самым его ухом:

– Ну, поехали! В дальние края.