Текст книги "Голова королевы. Том 1"
Автор книги: Эрнст Питаваль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 36 страниц)
Таково было положение дел, когда Дэдлей и Роберт Сэррей со своими свитами вступили в Эдинбург.
III
В гостинице, куда направлялись оба лорда, пировали оруженосцы и егеря могущественного дома Леннокс.
– Посмотрите, – воскликнул старый сокольничий графа. – Вот едут новые гости, и накажи меня Бог, если на щитах не гербы Варвиков и Сэрреев. Бьюсь об заклад, что это – женихи из Англии; но они получат такой же отказ, как испанцы и датчане. Вот будет потеха и, даст Бог, веселая игра! Мы должны быть вежливы и помочь английским парням выколотить их новые камзолы, прежде чем они поскачут назад, как облитые водой пуделя. Приготовьте мечи! По улице едет Сэйтон. Если эти англичане не дадут ему дороги, он для приветствия порадует их окровавленными головами.
Группа всадников, имевших в виде отличия зеленые дубовые листья на головных уборах, проезжала мимо гостиницы, а так как каждый шотландец искал, где только возможно, ссоры, то можно было с уверенностью предсказать столкновение между двумя отрядами, потому что каждый из них предъявил бы свое право на середину дороги. Когда случай приводил к тому, что встречались два могущественных лорда, редко обходилось без кровопролития при разрешении спора о первенстве, а здесь вдруг надменные Сэйтоны съехались на той же дороге с англичанами.
Оруженосцы из гостиницы схватились за мечи и были наготове броситься по первому знаку на защиту Сэйтонов против враждебных англичан, и они, конечно, постарались бы сделать свалку по возможности всеобщей. Группа английских всадников занимала середину улицы. Дэдлей был в боевом вооружении, так же, как и Сэррей, их свита не ждала ничего другого, как маленькой битвы, и разрешение этого вопроса должно было последовать тотчас же, так как предводитель Сэйтонов не делал никакой попытки съехать с пути.
– Место для Сэйтонов! – прогремел он еще издали, обращаясь к англичанам.
Но напрасно ждали шотландцы вызывающего ответа, оба английских лорда остановили своих всадников и коротким галопом поскакали навстречу Сэйтону.
– Приветствую вас, милорд Сэйтон, – воскликнул Дэдлей, – я рад видеть вас здоровым и надеюсь, что встреча с примирившимся со мной противником послужит мне хорошим предзнаменованием. Я прибыл в качестве гостя королевы и, надеюсь, также гостя Шотландии.
– Если вы – только гость и желаете остаться им, то и я приветствую вас с приездом, – ответил Сэйтон, весьма удивленный вежливостью своих парижских противников. – Конечно, я предпочел бы встретиться с англичанами, как с врагами, на границе и там увидеть вас, но я обязан оказать вам гостеприимство, так как ни один Сэйтон никогда не потерпит, чтобы его упрекнули в неисполнении своего долга. Если вам это удобно, я провожу вас в свой дом, предоставив его в ваше распоряжение, пока вы не окончите здесь своих дел.
– Милорд Сэйтон, – засмеялся Лейстер, – я надеюсь не так скоро покончить дела, как вы это думаете. Впрочем, это должна решить королева Шотландская. Я принимаю ваше предложение.
– И я также, – сказал Сэррей, подавая руку Сэйтону.
– Милорд, я чту в вас верного слугу государыни, которой я также когда-то верно послужил, и если мы когда-либо встретимся с вами как политические противники, я хотел бы, чтобы это произошло без малейшей личной вражды.
Георг Сэйтон пробормотал себе в бороду несколько непонятных слов и ответил на рукопожатие Сэррея с таким выражением лица, которое ясно давало понять, что он охотно поднял бы брошенную ему перчатку, но все же настолько понимает приличия, чтобы ответить на вежливость вежливостью.
– Стройтесь! – скомандовал он своим всадникам. – Лорды Сэррей и Лейстер – мои гости, и кто только будет искать ссоры с их людьми, будет также иметь дело и с Сэйтонами. Покажите этим господам, что мы умеем жить и даже принять англичан, когда они являются к нам мирными гостями. Поворачивайте своих лошадей, поезжайте вперед и трубите в трубы, чтобы в доме Сэйтона приготовили все самое лучшее для приема гостей.
– На нас здесь смотрят не особенно дружелюбно, – сказал Сэррей Дэдлею, когда они заняли свои комнаты в доме Сэйтона. – Повсюду в городе мы видели мрачные лица, словно все эти люди охотнее приветствовали бы нас алебардами. Проект Елизаветы кажется мне немного смелым, и граф Мюррей мог бы встретить нас. Может, ветер подул в другую сторону, и он посылает нас ко всем чертям? Но что заставило тебя просить Сэйтона о гостеприимстве?
– Этот надменный дурень вел себя так, точно мы обязаны ему жизнью за то, что он провел нас невредимыми через город.
– Ведь в Париже мы тяжко оскорбили его, а ты еще требуешь, чтобы он улыбался нам, – засмеялся Дэдлей. – Неужели было бы лучше, если бы мы вступили в драку с грубыми парнями и поставили королеву Марию Стюарт в затруднение, какое удовлетворение дать оскорбленным гостям? Мне доставляет громадное удовольствие принуждать к вежливости этого высокомерного молодца, да к тому же я сделал открытие, что у нас здесь не будет недостатка в развлечениях. Я видел у окна головку восхитительной леди, которая быстро исчезла при виде гневного взора Сэйтона.
– Ты думаешь о приключениях в то время, как хочешь сделать предложение королеве? – спросил Сэррей и покраснел, подумав о возможности встречи с Марией Сэйтон.
– Почему же нет? Когда человек уже приготовился к отказу, который он должен получить, может же он искать себе другие развлечения!
– Ты неисправим. Но тише… сюда идет Сэйтон.
Георг Сэйтон вошел в комнату в сопровождении хранителя винным погребом и лакеев, несших золотую чашу с вином и бокалы.
– Позвольте, милорды, поздравить вас с приездом, – сказал Сэйтон. – С вами ли еще паж, который ходил за мной, когда я лежал больной в вашей гостинице в Париже? Я наполню его карманы золотом.
– Милорд, – ответил Сэррей, – этот паж исчез, и желание отыскать его явилось одной из причин моей поездки сюда с графом Лейстером. Он – здешний уроженец…
– Значит, он – шотландец? Милорды, все мои служащие к вашим услугам. Если вам это удобно, я велю через час подать вам сюда ваш обед.
– Милорд Сэйтон, – ответил Дэдлей, у которого официальный тон хозяина вызывал насмешку, – если мы для вас – приятные гости, докажите нам это и не стесняйтесь. Мы устроимся, сообразуясь с вашими удобствами и привычками, как вы это сделали в нашем скромном убежище в Париже. Мы будем являться к столу, когда ваша леди велит звонить в колокол.
– Я не женат, милорд, – ответил Георг, бросив на говорившего подозрительный взгляд, – и сожалею, что в моем доме вы должны отказаться от удовольствия блеснуть своей галантностью перед дамами.
– Как? – воскликнул Лейстер, не обращая внимания на предостерегающие знаки Сэррея и замкнуто-серьезное лицо Георга, – неужели мои глаза обманули меня, когда я видел прелестную кудрявую головку в угловом окне вашего дворца? Значит, красавица была служанка и…
– Милорд, – резко прервал его Сэйтон, – у вас очень зоркие глаза. Дама, которую вы заметили, – моя сестра.
– В таком случае простите! Да и правда, было бы даже невозможно, чтобы такие благородные черты принадлежали служанке. Я был бы рад познакомиться с леди Сэйтон.
– Милорд, моя сестра, к сожалению, должна отказаться от этой чести, она не принимает незнакомых лиц, приехавших с юга.
– Лорд Сэйтон, это звучит оскорблением.
– Граф Лейстер, не в шотландских обычаях оскорблять гостя-друга. Но я один приветствовал вас с приездом, простите, если моя сестра не нашла достаточных причин поступить так же, и будьте добры отнестись с уважением к ее желанию.
– Я повинуюсь, милорд, но с сожалением.
На этом Сэйтон покинул своих гостей.
– Я надеюсь, – сказал Дэдлей, – что еще когда-нибудь встречу этого молодца на ратном поле и сломаю ему шею. Этот высокомерный дурень боится, чтобы не заглянули слишком глубоко в светлые глаза его сестры и не поставили его в затруднение породниться с почтенным домом.
Молодые люди еще болтали, когда им доложили о приезде лорда Рандольфа. Привезенные им известия не предвещали Дэдлею особенно благоприятного приема у Марии Стюарт.
– Королева, – сказал посол, – противится браку, который ей будут навязывать, все зависит от того, как вы при своем личном общении с ней рассеете ее подозрение, будто вы – фаворит Елизаветы; затем вы должны привлечь на свою сторону лорда Мюррея – он здесь всемогуш.
– А как я могу расположить его в мою пользу?
– Вы должны показаться ему как можно незначительнее. Он честолюбив и не хочет быть третьим в государстве.
– Странно! В таком случае он должен был отсоветовать Марии избрать себе супруга.
– Он боится, что она предпочтет вам соперника, вы еще самый подходящий для него претендент на руку королевы, так как не имеете никакого влияния в стране, и он надеется этим браком склонить Елизавету признать Марию Стюарт своей наследницей.
– А-а! Надежды становятся все более блестящими! Но вы говорили о сопернике, кто это?
– Генри Дарнлей. Он прибыл вчера, вероятно, с целью опередить вас. Он – сын графа Леннокса, из дома Стюартов; его отец сражался за Генриха Восьмого и вследствие этого получил в супруги племянницу короля, леди Маргариту Дуглас, дочь Маргариты Тюдор, вдовы Иакова Четвертого. Следовательно, Дарнлей – двоюродный брат королевы и имеет права на ее престол. Назло Гамильтонам – его смертельным врагам – Мария вернула ему его конфискованные поместья, и теперь он является соперником, с которым надо считаться. Говорят, Джэмс Мелвил, его поверенный, через личного секретаря королевы, Давида Риччио, уже вел переговоры о сватовстве как с Марией, так и с королевой Елизаветой.
– Вот что! – вскрикнул Дэдлей, краснея. – Значит, королева Елизавета знала, что я найду здесь соперника?
– Она знала это, только она придает очень мало значения Дарнлею; она называет его хмелевой тычинкой и высказала мнение, что умная женщина никогда не возьмет в мужья человека хотя и красивого, но слабого и безбородого, скорей похожего на девушку, чем на мужчину.
– А Мария Стюарт? Она такого же невысокого мнения о нем? – спросил Дэдлей.
– Она никогда не видела его, – ответил Рандольф. – Мария Стюарт примет его только для того, чтобы иметь возможность сказать, что до окончательного решения делала выбор между вами обоими. Таким образом, она хочет вынудить королеву Елизавету на новые уступки.
Когда Рандольф удалился, Дэдлей воскликнул:
– Ах, что я слышу!… Прелестная Мария, игравшая во Франции роль очаровательной невинности, пускается в интриги. Я еще, пожалуй, влюблюсь в нее. Необходимо все хорошенько выведать от этого Рандольфа. Если он заодно с Елизаветой и оба думают поймать меня в ловушку, то они очень ошибаются. А когда Мария Стюарт отдаст мне свою руку, тогда они убедятся, что я сумею быть королем.
Дэдлей изменился. Неопределенность положения заставляла его смотреть на окружающее недоверчиво. Теперь это настроение совершенно исчезло. Достаточно было сказать Дэдлею, что он должен завоевать сердце женщины и победить соперника, чтобы у него явилось желание борьбы; препятствие в деле любви скорее всего могло только возбудить его страсть, а так как от этой победы зависело и удовлетворение его тщеславия, то Дэдлей сразу почувствовал себя почти влюбленным в королеву.
За блестящим ужином, поданным в большой столовой, Мария Сэйтон отсутствовала, но Дэдлей даже не заметил этого. Все его мысли были заняты прекрасной королевой, и, едва успев вернуться в свою комнату, он сейчас же написал ей страстное послание. Он просил у Марии аудиенции и уверял ее, что с того самого дня, как он увидел ее в первый раз в Инч-Магоме, ее образ не покидал его. Его сердце готово было разорваться от ревности, когда она выходила замуж за французского дофина, но он утешался тем, что женщина, которую он боготворил, счастлива… Теперь же он надеялся, что она увидит в нем человека, который более всех других претендентов на ее руку понимает, насколько выше его стоит Мария Шотландская, и сильнее всех чувствует потребность посвятить ей всю свою жизнь, быть ее преданнейшим слугой, жить исключительно ее интересами.
Дэдлей отослал письмо и со своим же посланным получил ответ. Королева написала, что будет очень рада видеть человека, уже доказавшего ей на деле преданность и пользующегося доверием ее сестры Елизаветы. Но теперь она чувствует себя не совсем хорошо, а потому нуждается в тишине и покое. Ввиду этого она отправляется завтра же на несколько дней в Сент-Эндрю, где в полном одиночестве обдумает вопрос о своем будущем. По возвращении она сейчас же примет его, лорда Дэдлея, а пока просит его пользоваться ее королевским дворцом.
Дэдлей долго раздумывал над ответом королевы и в конце концов пришел к заключению, что этот внезапный отъезд Марии Стюарт для него более благоприятен, чем если бы она приняла его сейчас же.
IV
Сэррей вышел из столовой вместе с Дэдлеем и прошел в свои комнаты, находившиеся в нижнем этаже правого флигеля. Он попросил Сэйтона не провожать его и отослал слуг, которым было приказано посветить ему, да это было и лишним, так как на лестнице и по всей галерее горели многочисленные лампы.
Георг Сэйтон и его друзья остались в столовой и продолжали бражничать.
Стоя у окна лестницы, которая вела к его комнатам, Сэррей мог прекрасно следить за тем, что делалось за столом. Оживленные жесты пировавших доказывали, что веселье началось лишь по уходу неприятных гостей. У Роберта появилось тяжелое чувство, которое еще более усилилось, когда он увидел, что в столовую вошли и дамы, приглашенные, по-видимому, только после ухода Дэдлея и его друга. Одна из дам заняла место хозяйки за столом.
Ее сходство с Георгом и то почтение, которое ей оказывали гости, не оставляли сомнения, что дама принадлежит к семье Сэйтонов. Она была копией своей сестры Марии, такой же юной и свежей, какой была та в Инч-Магоме. У молодой девушки было кроткое, нежное выражение лица, но без своенравной, вызывающей улыбки, которая несколько портила Марию Сэйтон. Вся ее гибкая фигура поражала своей целомудренной прелестью.
Бесконечная тоска охватила сердце Сэррея – вот та, истинная, которую он всегда любил и не мог забыть, это была даже не Мария Сэйтон в юности, а идеализированная Мария, приукрашенная пылкой фантазией влюбленного пажа. Легкий шорох у окна заставил Роберта отскочить и спрятаться в комнату. Ему было досадно, что Георг Сэйтон скрыл от него это сокровище, как бы считая его недостойным знакомства со своей сестрой. Тысячу раз Роберт говорил себе, что заслуживает полного презрения за то, что пользуется гостеприимством человека, который ненавидит его, и в то же время чувствовал, что никогда не решится уехать из этого дома и готов перенести какие угодно унижения, только бы прекрасная сестра Марии удостоила его хотя бы мимолетной улыбкой.
Он сидел неподвижно и смотрел в одну точку, невеселые думы носились в его голове; сердце скорбно сжималось. Зачем ему суждено было полюбить именно шотландку, сестру Марии и гордого шотландского дворянина, ненавидевшего его всей душой? О, как хотелось Роберту услышать только одно слово с ее уст, увидеть лишь один ее взгляд.
В комнатах становилось все темнее, но Сэррей не зажигал огня. Он чувствовал себя разбитым; его голова горела. Роберт давно похоронил свою первую любовь, от нее осталась лишь одна печальная тень, наполнявшая его душу легкой грустью. Теперь вдруг старая любовь воскресла, воплотилась в нежный образ – и его сердце усиленно и горячо забилось.
Внезапно послышались нежные звуки лютни. Роберт бросился к окну и тихонько открыл его. Мелодия, напеваемая женским голосом, еле долетала до него, и ему казалось, что он слышал ласковый разговор благородной девственной души с ночными эльфами. Сэррей вслушивался в эти звуки, и ему чудилась в них жалоба невысказанного чувства, тоска высших желаний, он как бы видел душу певицы! Нет, Мария Сэйтон никогда не могла бы петь так, никогда не могла бы вложить столько задушевной искренности в свой голос! Если бы Мария обладала такой глубиной чувства, как ее сестра, она не могла бы так играть любовью Роберта, не могла бы так зло издеваться над ним!
Сэррей сознавал, что было бы безумием с его стороны поддаваться этой страсти, невольно закравшейся в его душу. Молодая девушка могла остаться для него лишь недосягаемой мечтой.
«Нет, нет, надо поскорее уехать отсюда! – подумал Роберт. – Мне нечего надеяться на благосклонность этой очаровательной девушки, в особенности если она узнает, что я добивался любви Марии и был отвергнут ею. Еще если бы Мария была замужем, тогда можно было бы мечтать о лучшем исходе!»
В первый раз Сэррей подумал о том, что в отношениях Марии к нему могло быть не только одно кокетство, может быть, в глубине ее души теплилось более нежное чувство. Иначе чем объяснить, что она до сих пор не замужем? Почему она не замужем? Почему она отвергла предложения всех поклонников при французском дворе? Как был бы счастлив Роберт раньше, если бы эта мысль пришла ему в голову! Теперь же она только испугала его.
Сэррей чувствовал, что задыхается в комнате, его тянуло на воздух. Приказав оседлать лошадь, он выехал из дома.
Близился рассвет. Легкий туман расстилался по долинам и лугам. Влажный холодноватый ветерок овевал лицо. Вдали блестело море, и на темных зеленых волнах качался корабль. Точно призраки, выползали из-за тумана далекие воспоминания. Вот там, у столба стояла Кэт, и Вальтер Брай спустился с обрыва, чтобы ее освободить. На сером фоне зарождавшегося дня виднелись развалины старого аббатства. В той стороне стояла избушка старушки Гиль, которая своим предсказанием смутила Роберта, когда он пришел к ней с разбитым сердцем, простившись с Марией. Сэйтон, уехавшей на испанском галионе во Францию. Сэррей вспомнил об Инч-Магоме, о своей первой любви, о своем верном друге, о вооруженном шествии по улицам Лондона. Какие богатые, пестрые картины в прошлом, и как серо, бесцветно настоящее! В прошлом – стремления и надежды молодости, гордые мечты, горячая вера в Бога, людей и любовь. Теперь же Роберт был богат и занимал почетное место в обществе, все, что было прекрасного в прошлом, он променял, сам того не желая, на это внешнее благополучие и на внутреннюю пустоту.
Роберт быстро мчался через поля и луга все дальше и дальше, как бы стараясь сбросить с себя настоящее и вернуть потерянную молодость. Перед ним сверкало далекое, безграничное море с вечно сменяющимися волнами. Так же как волны, надвигались на его душу воспоминания. Волны не знали, о чем они хлопочут, куда стремятся, не знал и Роберт, куда он мчится, где бесконечная цель, манящая его.
Проскакав несколько часов на своей лошади, Сэррей только тогда опомнился, когда солнце взошло высоко и он почувствовал голод. Повернув лошадь обратно, он убедился, что отъехал далеко от Эдинбурга. Горячие лучи солнца начали припекать. Лошадь устала не менее своего всадника. Роберт остановился на опушке леса и, предоставив лошади свободу пастись, лег в тень под дерево. Прежние мечты охватили его. В тихом шепоте листьев леса ему слышались звуки нежной лютни и грустная мелодия чарующего голоса.
Вдруг вдали раздался звук копыт, звонкий смех и веселый разговор. Преобладали женские, давно ему знакомые голоса. Роберт вскочил, хотел скрыться, но было уже поздно, его заметили. Впереди всех ехала шотландская королева в синем бархатном платье, окруженная придворными дамами и кавалерами.
– Здесь есть кто-то посторонний! – воскликнула Мария Стюарт. – Ах, это вы? – прибавила она, узнав Роберта и слегка краснея. – Наш паж из Инч-Магома? Каким образом вы попали сюда, милорд? С вами случилось несчастье, или вы просто заблудились?
Дамы и мужчины с любопытством смотрели на незнакомца, только одна из фрейлин оставалась в стороне, как бы не желая, чтобы Сэррей видел, как вспыхнуло ее лицо.
– Я хотел покататься верхом, ваше величество, – смущенно ответил Роберт, – но прекрасная погода и красивые окрестности увлекли меня, и я отъехал дальше, чем предполагал.
– Вы знали, что мы должны проехать в этом направлении и хотели сделать нам сюрприз? – спросила королева.
– Я никогда не решился бы на это, ваше величество, – возразил Сэррей. – Притом откуда бы я мог знать, что вы поедете так далеко от Эдинбурга?
Королева тонко улыбнулась.
– Я знаю вас, милорд, еще из Инч-Магома и прекрасно помню, что вы умели перехитрить всякого, – проговорила она. – Сознайтесь же, что вы нарочно встретились на моем пути, чтобы замолвить словечко в пользу своего друга.
– Ваше величество, мое почтение к вам никогда не позволило бы мне вмешиваться в дела моего друга, – ответил Роберт. – Уверяю вас честью, что я совершенно случайно встретился с вами. Скажу даже больше: если бы я подозревал, что могу встретить вас, ваше величество, я постарался бы вовремя скрыться.
– Вы не хотели бы встретиться со мной, милорд? – удивилась королева. – Почему?
– Чтобы не показаться вам навязчивым, ваше величество. Вам было известно о прибытии английских послов, и только от вашего желания зависело, когда и где нас принять.
– Ваши слова звучат несколько холодно для старого знакомого, – проговорила Мария Стюарт. – Вы знаете, что короли забывчивы, и хотите обвинить меня в этом пороке. В наказание за это извольте отправляться с нами в Сент-Эндрю, где я заставлю вас разделить с нами нашу уединенную жизнь.
– Ваше величество, меня будут ждать в Эдинбурге, – пробормотал Роберт.
– Вас, кажется, очень обидело мое подозрение, – засмеялась королева. – Или вы считаете наказание настолько строгим, что смущенно краснеете? Ну, что ж, меня называют тиранкой, и надо доказать, что я такая на самом деле. Милорды, возьмите в плен этого господина; прекрасные дамы, окружите его и обезоружьте своей красотой!… В таком виде мы доставим его в Сент-Эндрю. Пошлите кого-нибудь в Эдинбург сообщить, что граф Сэррей с нами, я не хочу, чтобы лорд Лейстер побледнел от тревоги за него и потерял часть своей красоты. Моя сестра Елизавета никогда не простила бы мне подобного преступления. Садитесь на свою лошадь, граф Сэррей, не заставляйте нас ждать.
Роберту не оставалось ничего другого, как подчиниться этому приказанию.
– Милорд, – проговорила королева, когда Роберт, сев в седло, по ее желанию подъехал к ней – я угадываю теперь, что привлекло вас сюда. Я хорошо помню, – шепотом прибавила она, – что мой паж в Инч-Магоне проявлял заметную склонность к романтическим мечтам. Ваше смущение убеждает меня, зачем вы хотели скрыть, что привело вас в эту местность. Не оглядывайтесь, мои дамы будут иметь достаточно времени, чтобы оценить вашу любезность. Прежде всего займитесь мной, – прибавила она, и ее голос вдруг стал необычайно мягок и ласков. – Я верила вам, будучи еще ребенком, и доказала вам свое доверие. Я уважаю вас. Вы были строгим тюремщиком, но поступали благородно по отношению к каждому. Я знаю, что вы сохранили свою привязанность, даже находясь при французском дворе. Вы не похожи на своего друга Дэдлея, который теряет голову при всяком пламенном взоре, обращенном на него. Я знаю, что вы нелегко меняете свои взгляды и обещания, и потому напоминаю вам, что вы когда-то поклялись быть верным другом Марии Стюарт.
– Я сдержу эту клятву до самой смерти, ваше величество, – горячо воскликнул Роберт, – и буду счастлив доказать вам свою верность.
– Тогда докажите мне ее сейчас, – сказала королева, – хотя для этого вам придется чем-то поступиться. Дайте мне совет! Я убеждена, что вы скорее промолчите, чем будете говорить против своего убеждения. Как вам известно, Шотландия разбилась на партии, дворяне заставляют меня выбрать себе мужа, пуритане требуют того же. Одни предлагают мне в мужья одного, другие – другого. Мое же сердце не лежит ни к кому. Тяжелый долг королевы принуждает меня принести величайшую жертву для блага моей страны – заморозить свое сердце и отдать руку тому, кто более подойдет к роли мужа шотландской королевы. Мне хотелось бы узнать от вас кое-что о характере вашего друга, которого я знаю лучше, чем вы думаете. Скажите мне правду, любит сэр Дэдлей королеву Елизавету так, как она любит его? Я не спрашиваю вас ни о чем другом, так как вам, может быть, пришлось бы совершить предательство, чтобы ответить мне искренне. Что касается чувств вашего друга, то я думаю, что вы можете говорить откровенно, не нарушая долга чести.
– Вы назвали меня, ваше величество, своим другом, – ответил Сэррей, – и я хочу оправдать это и отвечу вам не как королеве, а просто как Марии Стюарт. Я не знаю, любит ли королева Елизавета Дэдлея; я никогда не был при ее дворе и никаких сведений не имею; относительно чувств Дэдлея к королеве Елизавете я тоже ничего не могу сказать. Я убежден лишь в том, что Дэдлей может любить только тогда, когда эта любовь удовлетворяет его честолюбие. Если для его тщеславия нет пищи, то его ничем другим нельзя удержать. Я думаю, что ни в чем не изменю долгу дружбы, если признаюсь вам, что Дэдлей боготворил бы королеву Елизавету, если бы у него была надежда получить ее руку вместе с сердцем. Такую же пламенную любовь он может почувствовать и к вам, если вы возведете его на шотландский трон. А став вашим мужем, он никогда не изменит королеве шотландской ради другой женщины.
– Этого совершенно достаточно; благодарю вас, Сэррей. Теперь я более спокойна, – прибавила Мария Стюарт, – вы избавили меня от неприятного чувства подозревать графа Лейстера в двойной измене. Я очень рада, что это не так. Я могу принять его благосклонно, если даже и отклоню предложение. Еще раз благодарю вас. Мне хотелось бы оказать и вам подобную услугу, успокоить вас в чем-нибудь, что тревожит вас.
Королева испытующе посмотрела в лицо Роберта, и он вспыхнул от этого взгляда, так как догадался, на что намекает Мария Стюарт.
– Вы назвали меня, ваше величество, мечтателем, – произнес он, – и вы правы. Поддаваясь своей склонности к мечтам, я выехал из Эдинбурга, чтобы взглянуть на места, где я был в юности. Но в своих воспоминаниях я нашел лишь погибшие мечты и потерянные надежды. Я не нуждаюсь в утешениях и нахожу успокоение в сознании, что поступал правильно и что теперь тоже не мог бы поступать иначе. Я желаю лишь дожить до того дня, когда в состоянии буду оправдать доверие благороднейшей королевы и своей кровью доказать ей мою преданность.
Мария печально покачала хорошенькой головкой и разочарованно посмотрела на Роберта, как бы ожидая, что он выскажет еще одно заветное желание.
«Погибшие мечты, потерянные надежды», – сказала она, видя, что Сэррей молчит, – какие это грустные слова! Они доказывают, что ваше сердце разбито. В Инч-Магоме вы были веселее. Я завидовала вашему настроению, вы так смело и светло смотрели в лицо будущему. Доверьте мне печаль своего сердца! Скажите, что заставило вас разочароваться? Я слышала, что вы остановились в доме лорда Сэйтона?
– Да, ваше величество, случай привел к этому! – ответил Роберт.
– Случай? Странно! – заметила королева. – Скажите, вы познакомились с Георгом Сэйтоном в Париже?
– Кажется! – небрежно произнес Сэррей.
– Кажется! – смеясь, повторила королева. – Разве у вас такая плохая память? Мне рассказывали, что он недостойным образом вызвал вас на поединок. Вы ранили его, а потом ухаживали за ним.
– Мне очень приятно слышать, ваше величество, что лорд Сэйтон, болтая о дуэли, отдает себе должное, – проговорил Роберт. – Я не ждал от него такой откровенности.
– Я знаю это не от него и не от его сестры! – возразила королева. – Однако вы еще не поздоровались с Марией Сэйтон, а я злоупотребляю терпением лорда Дарнлея, который, кажется, уже начинает выходить из себя от досады.
Мария Стюарт приветливо улыбнулась и движением руки отпустила Сэррея. Роберт придержал лошадь и уступил свое место Генри Дарнлею, графу Ленноксу.
