Текст книги "Голова королевы. Том 1"

Автор книги: Эрнст Питаваль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 36 страниц)

Екатерина смутилась под проницательным взглядом Гиза.

– Они – гугеноты и вожди восстания, – сказала она. – Но если они падут, то вы не будете нуждаться в моем союзничестве. Ведь тогда будут устранены все, кто противодействовал вам. Нет, – улыбнулась она, – хотя я – и враг этих мятежников, но для меня они все же являются известным щитом против всемогущества Гизов.

– Обещайте мне, по крайней мере, не отстаивать мятежников, когда я потребую у короля их головы!

– Требуйте, мой голос мало имеет значения. Но в состоянии ли будет Франциск выдать вам их головы?

– Почему бы и нет, государыня?

Екатерина испугалась.

– Я не понимаю вас, герцог! Не вызвали ли вы с помощью колдовства армию из-под земли? Или вы надеетесь, что по одному повелению мальчика Франциска рассеются войска и появятся пленные?

– Мои надежды имеют прочное основание. У меня нет армии, но мушкетеры преданы королю, и некоторая смышленость окажет нам неоценимую помощь. Молодой человек, которого я назову, допустим, графом Орландом, только что сообщил мне об аресте лиц, находившихся в корчме «Золотой меч».

Если бы молния пронзила землю, Екатерина не могла бы более растеряться, чем в тот момент. Она была совершенно ошеломлена. Но для такой женщины как Екатерина, не составляло большого труда быстро взять себя в руки. Она поняла, что ее заговор не удался, что все погибло, что Гиз явился к ней, чтобы на известных условиях предложить ей скрыть это соучастие.

Ей предстояло только по возможности смягчить эти условия.

– Ваша светлость, – сказала она, – от души поздравляю вас, если ваши сведения верны. Но кто этот граф Орланд, который доставил вам такие невероятные известия?

– Он носит имя графа Орланда только тогда, когда мне это нужно. На самом деле это – простой паж, уродливый, безобразный мальчик, но очень ловкий и находчивый.

– Паж тех англичан, которые за поджог заключены в тюрьму?

– Совершенно верно! Впрочем, обвинение оказалось неосновательным.

– Герцог, я поручилась за справедливость обвинения!

– В таком случае вас обманули. Паж был свидетелем, что зачинщиками явились ваши кавалеры.

– Он, значит, подслушивал? Но под пыткой его можно заставить сказать истинную правду.

– Имеется еще второй свидетель. Это – герцогиня Сен-Анжели.

– Фаншон? – воскликнула королева. – Но я слышала, что она умерла.

– Паж нашел средство спасти ее. Он – настоящий волшебник.

– Не знаю, во всяком случае его следует обвинить в колдовстве, – проскрежетала Екатерина, бледнея и задыхаясь от бешенства. – Герцог, вы победили, я слагаю оружие. Не будем распространяться, во всяком случае вы великолепно осведомлены обо всем, что я делала для того, чтобы низвергнуть вас. Назовите условия, на которых вы желаете примириться со мной.

– Истребление гугенотов огнем и мечом.

– Согласна. А Кондэ! А король Наварры?

– Должны умереть на эшафоте.

– Что даете вы мне взамен?

– Требуйте, ваше величество.

– Регентство!

– Я не могу лишить трона короля, который доверил мне свою власть.

– В таком случае поделимся этой властью.

– При условии, что вы не будете вести против меня интриг и что мои приверженцы не станут вашими друзьями.

– Согласна! Но покарайте моих личных врагов, и прежде всего графа Монгомери.

– Он должен умереть как мятежник, если мы его захватим завтра.

– Затем тех трех англичан.

– Я обещал моей племяннице, королеве Марии Стюарт, взять их под свою защиту.

– Так уступите мне по крайне мере пажа.

– Ему я обязан моей победой.

– Но ему известно, что я боролась против вас. Он посвящен в тайны, которые опасны. У него имеются сношения с Лувром, которые прямо пугают меня. Это условие неизбежно.

– Он очень полезен. Жаль было бы лишиться его.

– Если мы вступим с вами в союз, то он сделается также и вашим врагом.

– Постарайтесь завладеть им, но поручитесь мне за его жизнь.

– Его жизнь должна принадлежать мне, если я не склоню его на свою сторону.

– Хорошо! Но в тот самый день, когда падут головы Кондэ и короля Наваррского.

– Согласна! – сказала Екатерина тоном, как будто ей было трудно решиться на это, но в ее глазах искрилось злорадство.

Герцог Гиз, молча поклонившись, удалился.

– Глупец! – усмехнулась Екатерина, глядя ему вслед.

Головы Кондэ и короля Наваррского падут, но не раньше, как я завладею твоей головой.

На рассвете мятежники под предводительством Ренодина, появились под стенами Амбуаза. Они беспрепятственно проникли в город, но, лишь только вошли, решетки опустились – и они очутились лицом к лицу с мушкетерами, принудившими их сложить оружие. Гиз усилил укрепление с помощью войск, привлеченных в Амбуаз под видом мирных крестьян. Мятежники попались в ловушку, которую готовили королевскому двору. Ренодин пал с мечом в руке. Его войска сдались после краткой, но отчаянной борьбы, Та же участь постигла подоспевшие резервные войска. Вожаки были преданы колесованию или повешены, а герцога Людовика Бурбона Кондэ и короля Антуана Наваррского ради формы предали суду после того, как Гиз взял с короля Франциска слово, что помилования никому не будет.

Двор снова возвратился в Париж. Вместе с ним и Екатерина Медичи вернулась снова в Лувр. В тот день, когда состоялся судебный приговор над Бурбонами, герцог Гиз сдержал свое обещание.

Екатерине доложили, что ее желает видеть паж герцога. Ее глаза засверкали от кровожадного удовольствия. В ее власти был мальчик, который расстроил убийство Клары Монгомери, разоблачил заговор в Амбуазе и которому она была обязана тем, что Гиз торжествовал над ней.

Глава двадцатая
МЕСТЬ ЕКАТЕРИНЫ

I

Бедная Филли не подозревала, какая участь ждет ее. Она была свидетельницей того, как Гиз отдал приказ об освобождении Сэррея, Дэдлея и Брая. Ее душа ликовала. Ничего не подозревая, она взяла записку, которую герцог поручил ей передать королеве-матери. И хотя ей было мучительно исполнить поручение, но противоречить она не посмела.

Екатерина сидела на диване и, когда Филли вошла, посмотрела на нее так ехидно, как, вероятно, смотрит боа на жертву, которую готовится проглотить.

Филли почувствовала невыразимый страх. Ее сердце билось и колени дрожали, когда она подошла ближе, чтобы передать письмо.

Екатерина нетерпеливо вскрыла его, и при первых же строках ее лоб нахмурился. Гиз извещал, что Монгомери скрылся, но последние строки умиротворили ее.

«Взамен возьмите пажа, – написал он, – мальчишка – колдун, вы найдете при нем некоторые яды.»

– Скажи мне, мальчик, – начала Екатерина, пытливо глядя на Филли, – ты веришь в колдовство?

– Ваше величество, говорят, что опасно отрицать то, что установлено святой церковью.

– А, ты осторожен! Я тоже не верю в колдовство и убеждена, что хорошей железной цепью можно приковать самого дьявола, а тем более маленького дьявола, который в женском платье выпрыгнул из окна второго этажа в Лувре.

Филли побледнела и вздрогнула, когда Екатерина позвонила.

Дверь отворилась, и на пороге появились два здоровенных парня, телохранители Екатерины. По данному знаку они связали Филли раньше, чем она успела опомниться от страха.

– Отведите его в застенок Лувра и привяжите к брускам, – крикнула королева. – Я приду после первой степени пытки.

Стражники потащили несчастную вниз по винтовой лестнице.

В застенке с нее сорвали одежду.

– Это – девушка! – поразились они, между тем как Филли от страха и стада проливала горькие слезы, – Горб у нее поддельный!… Об этом нужно доложить королеве.

Парни колебались чинить над девушкой расправу и уставились на нее похотливым взором.

– Это что такое? – возмутилась их промедлением Екатерина, войдя со своим духовником. – Женщина! – удивилась она, и ее лицо приняло демоническое выражение.

– Бичуйте же ее! Если она умела скрывать свой пол, пусть поплатится за это.

Слуги привязали несчастную. В несколько минут все прекрасное тело Филли было исполосовано до крови.

Девушка не издала ни единого звука, и, когда ее перестали истязать, чтобы провести дознание, ее зубы были судорожно сжаты.

– Ты признаешься теперь, кто ввел тебя в Лувр в день смерти Клары Монгомери? – спросила Екатерина с нескрываемым торжеством и злорадством.

– Я сама вошла! – крикнула Филли с ненавистью в лицо королеве. – Вы хотите умертвить меня на пытке, потому что я подслушала, как вы призывали дьявола к себе на помощь! Вы хотите убить меня за то, что я не хотела помочь вам изготовить яд для короля, вашего сына!

– Привинтите ее к тискам! – зашипела Екатерина, бледная от бешенства, так как заметила, что слуги насторожились.

– Подчиняйтесь ей! – крикнула Филли. – А завтра она будет вас пытать за то, что вы слышали мои слова.

– Вырвите ей язык! – бесновалась Екатерина и в пылу ярости схватила щипцы.

Но духовник остановил ее.

– Оставьте, – шепнул он, – ваше негодование может показаться слугам признанием вашей вины, и хотя вы каждому можете дать отпор, но все же лучше уберечься от злой клеветы. Эта девушка упорна и не поддается пытке. Не попробовать ли соблазнить ее обещаниями? Она должна отречься от своих слов, а там вы можете…

Не успел он договорить, как постучали в дверь и посланец передал Екатерине пергамент.

Это было письмо от герцога Гиза.

«Пощадите пажа! – писал он. – Король хочет видеть его не далее как сегодня!»

Королева подала знак палачам, привинтившим тиски, отойти в сторону и показала несчастной Филли послание Гиза.

– Вот кого должна ты ненавидеть, – прошептала Екатерина, – он предал тебя. Откажись от своих слов, и я буду милостивее, чем герцог, которому ты служила с такой преданностью!

Филли прочла письмо, и трепет ужаса пробежал по ее телу. Человек, который был обязан ей победой и даже жизнью, презренно предал ее мстительной Екатерине.

– Первую степень! – велела Екатерина палачам и, когда они протянули тиски, которые должны были смять кости рук несчастной девушки, повторила свой вопрос, с которым раньше обратилась к Филли.

– Меня провел в Лувр герцог Гиз, – простонала Филли. – Он предал меня вам.

По данному знаку тиски нажали, кости хрустнули.

II

Сэррей и Вальтер Брай, как только были выпущены на свободу, тотчас же поспешили к герцогу, чтобы узнать о судьбе пажа.

– Я должен был пожертвовать им ради вашей свободы! – сказал Гиз легкомысленно, не подумав, что Брай и Сэррей могли привлечь его за это к ответственности. Но они узнали уже от камердинера, что сделал паж для их спасения и что герцог послал его к королеве Екатерине.

– Возьмите мою жизнь, но спасите ребенка! – воскликнул Вальтер.

Однако все его мольбы и угрозы не помогли. Тогда оба англичанина бросились к Марии Стюарт, чтобы у ног ее молить о помощи для спасения Филли. Они повстречали у королевы Дэдлея, который молил о спасении Фаншон.

С ужасом слушала Мария, как Екатерина хотела умертвить Фаншон, какие ужасы творятся в подземельях Лувра, и поняла, почему ее друзья так боялись за судьбу своего пажа. Не медля ни минуты, она побежала к королю и со слезами на глазах стала молить его о королевском приказании вырвать несчастную жертву из рук убийцы.

Франциск, отрицательно покачав головой, сказал:

– Это – моя мать! Я не могу употребить против нее насилие.

– Она – враг твоей короны. Покажи свою власть, дорогой Франциск!… Я возненавижу тебя, если ты допустишь такое позорное деяние. Я не требую, чтобы ты заковал в цепи эту женщину, которая руководила заговором против тебя и посягала на твою корону, но я прошу тебя только воспрепятствовать ей в преследовании верных тебе и мне людей.

– Мария, она отомстит тебе и мне за то, что мы лишили ее жертвы, которую даже сам Гиз не смог не уступить ей. Что нам проку от этих несчастных, которые еще обвиняются, как я слышал, в ереси?

– В таком случае пусть верховный суд произнесет приговор над ними, но не допускай тайного убийства. Я не могу вынести это. Заклинаю тебя моей любовью, не позволяй творить такие ужасы, иначе я никогда больше уже не буду весела вблизи тебя!

Франциск подошел к своему письменному столу, написал несколько строк, затем позвонил и передал письмо слуге.

– Герцогу Гизу, немедленно! – сказал он.

Мария Стюарт обняла мужа и стала целовать его, но он был мрачен и задумчив.

– Чаша переполнилась, – прошептал он про себя, – теперь мать вонзит кинжал мне в сердце, тот самый кинжал, который был направлен против моей короны.

Мария Стюарт не слыхала его слов. Она была счастлива, что любовью добилась жертвы, нелегкой для него. Но когда прошло два часа, а ей все еще не доложили об освобождении арестованных, она стала беспокоится. Она приказала привести Филли и Фаншон в ее комнаты и радовалась возможности возвратить спасенных своим английским друзьям, как вдруг Мария Сэйтон доложила, что явилась королева Екатерина.

Франциск побледнел.

– Будь тверд! – прошептала Мария. – Она может только просить, если же она станет противиться, надеюсь, ты покажешь ей, что ты – король, она же – убийца и мятежница.

Она не успела договорить эти слова, как вошла Екатерина. Глаза итальянки горели мрачным, зловещим огнем.

– Я пришла, – гордо сказала она, – чтобы пожаловаться на герцога Гиза. Он требует от меня выдачи двух моих служанок, провинившихся передо мной, хотя ему следовало бы знать, что мне принадлежит судебная власть над лицами моего домашнего штата.

– Это я приказал, матушка! – произнес Франциск.

– Тогда я сожалею, что не могу исполнить приказание. Я стану защищать свои права, и мне интересно посмотреть, как далеко зайдет сын, решившийся употребить силу против своей матери! – сказала Екатерина.

– Настолько далеко, ваше величество, насколько повелевает мне долг государя. Вас обвиняют в покушении на убийство Фаншон Сент-Анжели, а паж англичан – не ваш слуга.

– Вы плохо осведомлены, ваше величество, – насмешливо ответила Екатерина. – Этот паж был уступлен мне герцогом Гизом, на службе которого он состоял в последнее время и, следовательно, поступил ко мне на службу. Он один осмелился на то обвинение, но, конечно, откажется от него на пытке. Вдобавок вас, ваше величество, обманули и насчет личности так называемого пажа. Он – переодетая девушка, негодяйка, последовавшая за молодыми людьми из Англии, и без сомнения она не заслуживает того, чтобы ею так живо интересовались короли и герцоги.

– Девушка? – воскликнул пораженный Франциск. – Не может быть!

– Не верь ей! – предостерегла его шепотом Мария Стюарт. – Вникни в дело сам, выслушав, что скажут тебе о том англичане.

– Матушка, – продолжал король, в которого эти слова вдохнули новое мужество, – данный мной приказ должен быть исполнен. Под страхом королевского гнева я прошу вас о повиновении.

– Я готова подвергнуться королевскому гневу, – с презрительной насмешкой отрезала Екатерина. – Я уступлю только силе!

– Тогда мы употребим силу! – воскликнула Мария Стюарт, горя негодованием, потому что ее возмущало такое издевательство над ее слабохарактерным супругом, который по малодушию соблюдал деликатность с этой женщиной. И решившись принудить его к твердости, она дернула звонок.

– Что ты делаешь? – шепнул ей Франциск, трепеща под ледяным взором Екатерины.

– Разве ты не прикажешь караулу стать под ружье и не пошлешь капитана гвардейцев за арестованными?

– Мне не остается ничего иного! – запинаясь, произнес король, посматривая на мать, как бы в надежде, что она уступит.

Екатерина дрожала от гнева, но вместе с тем чувствовала, что потеряет последнее влияние, если Франциск прибегнет к силе. Все до сих пор боялись ее, так как было известно, что король пока не осмеливается оказывать ей серьезное сопротивление.

– Я вижу, – воскликнула Екатерина, кидая на Марию Стюарт уничтожающий взор, – что с моей стороны будет лучше уступить. Я делаю это, не желая подавать двору повод злорадствовать при виде распрей в королевской семье. Я согласна скорее допустить, чтобы меня тиранили, чем дать пищу насмешкам над матерью короля. Я отпущу на свободу заключенных, но с этого часа буду считать порванными узы родства и велю моим слугам избавить меня от королевских почестей, которые оказывают мне только для смеху!

– Матушка! – воскликнул Франциск, бледнея, но Мария Стюарт не дала ему снова испортить все неуместным малодушием.

– Она не сделает этого – шепнула она, – будь стойким, Франциск! Взгляни только на ее злобные глаза – она и не думает подчиняться. Вспомни Амбуаз!

– Ты права, – вполголоса пробормотал он, не осмеливаясь однако поднять взор. – Мушкетерам пришлось охранять меня от друзей моей матери. Матушка, – продолжал он вслух, – лишь благодаря сыновней почтительности, я забывал до сих пор свой долг…

Екатерина расслышала слова, сказанные им вполголоса, и убедилась в том, что Гиз проболтался. Что бушевало в этот час в ее груди! И за то принуждение, которое ей понадобилось совершить над собой, чтобы покориться чужой воле, Марии Стюарт предстояло заплатить кровавыми слезами, а Гизу – собственной жизнью.

– Я облегчу вам, ваше величество, исполнение вашего долга и оставлю вас вполне влиянию двуличной жены! – промолвила она и покинула комнату.

В передних залах она встретила англичан, нетерпеливо ожидавших исхода аудиенции, а также только что вошедшего герцога Гиза.

– А, герцог Гиз! – воскликнула она. – Я рада, что вы еще вовремя предупредили меня, чтобы я пощадила пажа, потому что этим я спасу жизнь Бурбонов!

– Ваше величество, – произнес уличенный в предательстве Гиз, – ведь мы здесь не одни…

Я вижу, – улыбаясь, перебила его королева, – но, может быть, мне как раз нужны свидетели. Ваша честь порукой мне в том, что Бурбоны будут спасены, когда я освобожу тех, чью жизнь вы обещали мне в награду на перемирие. Проводите меня, ваша светлость, вы должны быть свидетелем того, как я держу свое слово!

– Ваше величество, вы жестоки, – прошептал герцог.

– Клянусь своей честью…

– Шш, герцог! – снова прервала его королева, на этот раз понизив голос. – Екатерина Медичи не позволит шутить с собой. Я хочу иметь преданных друзей или явных врагов. Сейчас вам представится случай снова принять чью-нибудь сторону – стать за меня или против меня, но клянусь Пресвятой Девой – обдумайте предварительно свои действия!… А то вы рискуете своей головой.

Екатерина произнесла эти слова шепотом, но с таким угрожающим и победоносным видом, что Гиз, не имевший понятия о том, что произошло сию минуту в королевском кабинете, был уверен, что она нашла средство ниспровергнуть его.

– Ваше величество, – поспешно произнес он, – я остаюсь верен своим обещаниям. Бурбоны свободны!

– Тогда пойдемте! – воскликнула Екатерина с торжествующим видом. – Пусть за нами следуют те господа, которые добились, чтобы я освободила моих заключенных. Я хочу передать их этим людям из рук в руки.

Гиз подал англичанам знак следовать за ним.

– И что же они показали? – спросил он потихоньку.

– Что герцог Гиз – их соучастник в интригах против двора. Мой духовник засвидетельствовал эти показания. Итак, вы видите, что англичанам не мешало бы покинуть Францию. Ведь их обвинение падает на нас обоих.

– Ваше величество! Вторая степень пытки, пожалуй, избавила бы меня от обвинения…

– Вы – друг или враг? – тихо спросила она.

Во всяком случае покорный слуга вашего величества!

III

Достигнув своих покоев, Екатерина приказала доставить герцогиню Сент-Анжели и Филли из их заточения, чтобы передать англичанам.

Невероятный ужас охватил Брая, Сэррея и Дэдлея, когда жертвы королевы были принесены в длинных корзинах.

– Я избавлю их от наказания, – заявила Екатерина, – и передаю этих виновных на ваше попечение, милорды. Климат Англии будет им полезнее парижского. – И повернулась к англичанам спиной.

Ее мстительность была удовлетворена.

Цветущая женщина, упоительное очарование которой заставляло Дэдлея некогда трепетать от наслаждения, превратилась в обтянутый кожей скелет, в изможденное тело, навсегда разрушенное пыткой. А Филли? Вальтер вскрикнул от горя и ярости, когда увидал это жалкое существо: изо рта девушки, несмотря на перевязку лилась кровь. Филли вырвали язык, чтобы обезопаситься от ее показаний.

Герцог Гиз покинул поспешно комнату. На смену ему явился капитан телохранителей и передал британцам приказ покинута Лувр с корзинами, которые носильщики снова подняли с полу.

– Het, – возразил Вальтер, выхватив меч, – мы уедем не раньше того, как король увидит это поношение и отомстит за нас.

– Берегите свою голову! – шепнул ему капитан. – Герцог Гиз приказал в случае надобности удалить вас силой. Вложите в ножны свой меч. Или вы хотите доставить Екатерине удовольствие увидеть и вас на пытке?

– Хорошо! – сказал Вальтер. – Я не стану угрожать, я буду просить. Ведите меня к королю. Я готов поплатиться жизнью за правосудие!

– Молчите!… Неужели король потребует к суду родную мать? Самое лучшее для вас – бегство. Предоставьте Небу отмщение, а сами позаботьтесь о несчастных, которым придется еще хуже, если вас арестуют.

Лицо Вальтера побелело как мел.

– Вы судите верно. Когда Филли умрет или выздоровеет, я вернусь сюда. – Потрясенные Сэррей и Дэдлей согласились с ним.

На следующий день по всему Парижу распространилось тревожное известие, что король опасно заболел. Сэррею вручили письмо Марии Стюарт.

«Бегите, – писала она, – я не могу защитить вас. Много слез пролито мной, но самыми горькими были те, которыми я оплакиваю ваше несчастье. Бегите, потому что этого хочет Гиз! Я не могу отомстить за вас: мой дорогой супруг болен, и я трепещу за каждого, кого люблю, с той поры, как узнала, что люди, верные и преданные мне, навлекают этим на себя несчастья. Да сопутствует вам Господь, и если моя молитва дойдет до Неба, то – верьте – я готова на всякое искупление, лишь бы утешить вас этой ценой. Покиньте Францию, милорды! Рука Екатерины хватает далеко…»

При больном Франциске не было никого, кроме плачущей жены. Екатерина уже совещалась с Гизом насчет регентства. Врачи объявили, что король безнадежен, так как по необъяснимой причине у него в ухе образовался нарыв. При умирающем короле не было никого из близких, кроме Марии. Ее слезы орошали его бледное, страдальческое лицо. Вдруг она громко вскрикнула и упала без чувств. Франциск отошел в вечность.

«Король умер!» – послышался троекратный возглас с балкона Луврского дворца, после чего раздался ликующий крик: «Да здравствует король!»

Герольд возвестил собравшейся несметной толпе народа о смерти Франциска II и восшествии на престол Карла IX под регентством Екатерины.

У трупа стояла на коленях Мария Стюарт и молилась в безграничной скорби. Она целовала бледные, холодные губы мертвого супруга и гладила его волосы.

– Ты был так добр, – вздыхала она, – а никто не горюет по тебе, кроме твоей жены. Ты умер, и с тобой будет погребена вся моя радость. Прощай Франциск, прощай!

– Прощай! – прошептал вместе с ней жалобный голос.

Мария подняла глаза и увидела бледное лицо Кастеляра.

Он также плакал и молился о Франциске. Может быть, он просил у него прощенья за свою греховную ревность.

На погребении короля Мария Стюарт появилась в белом платье и венке из белых роз. Именно в таком одеянии увидел ее впервые Франциск в Сен-Жермене.

Краткое лето ее жизни быстро отцвело; радостная улыбка детской веселости должна была навсегда сойти с ее лица.