Текст книги "Голова королевы. Том 1"
Автор книги: Эрнст Питаваль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 36 страниц)
– Я беру их на себя, – перебил его Монгомери. – Как только я узнаю правду о сестре, вы можете сказать Екатерине Медичи, что я разыскиваю свою сестру.
– Он этого не сделает, – вмешался в разговор Роберт. – Мимолетное увлечение женщиной не может разрушить многолетнюю дружбу. Поэтому Дэдлей не может помешать нам.
– Ты рассуждаешь совершенно правильно! – заверил его Дэдлей. – Черт с ней, с этой итальянкой, если она даже и рассердится на меня! Через час мы сойдемся на этом же месте, и я надеюсь кое-что сообщить вам. – И Дэдлей быстро ушел на маскарад.
– Будьте уверены, мы победим, – сказал Сэррей Монгомери. – Вальтер запасется инструментами, чтобы взломать двери тюрьмы, если понадобится, а дорогу к ней мы уже знаем. Трудно предположить, что вашу сестру увезли в Бастилию.
– Мария Сэйтон клянется, что сестра не выезжала из Лувра, да и я не видел ни одной кареты, хотя все время зорко следил за всем, что происходит во дворце. Яд у вас?
– Яд у пажа, – ответил Роберт. – Он должен быть уже здесь, по крайней мере я его видел только что в саду.
VI
В большом парке Лувра прогуливались маски, любуясь фейерверком. Прекрасная венецианка оставила руку испанца и, пробравшись через толпу, вошла в темную аллею, которая вела к беседке. Дэдлей незаметно следовал за ней и вскоре увидел рыцаря в черном, шедшего навстречу венецианке.
– Ради Бога, Кастеляр, скажите мне, в чем дело? – тревожно спросила венецианка. – Почему вы хотели говорить со мной наедине? Разве моему мужу грозит опасность?
– Это – единственное, что тревожит вас, – грустно заметил рыцарь в черном. – Вы любите его?
– Что за вопрос! – негодующим тоном воскликнула венецианка. – Вы, кажется, с ума сошли!
– Да, это – правда! – прошептал Кастеляр. – Раньше я сходил с ума от надежды на счастье, а теперь – от отчаяния, я завидую тому, что вы – его жена. Мария, послушайте меня!… Коронованные особы не любят своих жен…
– Молчите! – прервала его Мария Стюарт и продолжала более ласковым голосом. – Вы больны, Кастеляр, иначе вы не могли бы завидовать счастью друга. Вы говорите, что любите меня; если это – правда, то не портите мне этого праздника, не омрачайте моего светлого настроения, не заставляйте меня думать, что самый верный друг моего мужа только представляется его другом!… Вы – сильный мужчина; неужели же вы не можете побороть себя? Нельзя желать обладать тем, что уже принадлежит другому. Обещайте мне, что никогда больше не будете говорить мне о любви, и я поверю, что вы действительно лучший друг моего мужа; я буду любить и уважать вас, как любит и уважает вас мой муж.
– Как любит и уважает ваш муж! – горько повторил Кастеляр. – Везде только он! О, чистое, святое создание, я повинуюсь вам, хотя мое сердце разрывается от муки. Я сделаю это не ради вашего мужа, а ради вас, потому что вы желаете этого, потому что мне дороже всего на свете ваш покой.
– Тише; кто-то идет! – прошептала Мария Стюарт. – Уходите скорее!…
Кастеляр поклонился ей и вышел из беседки, а Мария направилась в противоположную сторону.
Пройдя несколько шагов, Кастеляр заметил, что германский дворянин не успел скрыться вовремя. Кастеляр пришел в бешенство. В руках незнакомца оказалась не только его тайна, но и тайна шотландской королевы.
– Если вы – человек чести, то следуйте за мной! – прошептал он Дэдлею. От волнения тот не знал, как поступить. Уже второй раз приходилось убедиться в благородстве души молодой королевы Марии Стюарт, и он чувствовал, что готов скорее умереть, чем выдать ее тайну королеве Екатерине.
Дэдлей молча последовал за Кастеляром, а когда они были почти у выхода, вдруг остановился и обратился к рыцарю в черном:
– Вы хотите драться со мной, маркиз Кастеляр, не на жизнь, а на смерть? А я думаю, что мы, может быть, будем друзьями, если открою вам глаза: ведь Мария Стюарт знает, что вы любите ее, но не сердится на вас за это.
– Мне очень жаль, что на ваши вежливые слова я моту казать только одно: о тайне моей любви никто не должен ничего знать. Поэтому я вызываю вас сегодня же на поединок, – заявил Кастеляр.
– Завтра я могу с вами драться, но сегодня ни в коем случае. Если вы хотите знать причину моего отказа, то последуйте за мной; вы услышите, что я буду говорить цветочнице, которая послала меня подслушать ваш разговор. Я должен оказать услугу королеве Марии и развеять всякое подозрение на ее счет, которое может быть опасно для нее.
– Как! – опешил Кастеляр. – Неужели Екатерина подозревает…
– Не только подозревает, а знает наверняка, что Марии Стюарт предстояло свидание. Уйдите скорее отсюда и перемените костюм. Поверьте честному слову лорда Дэдлея, что ваша тайна находится в чистых руках.
– Если вы – тот лорд Дэдлей, который спас Марию Стюарт от англичан, то я верю вам, – несколько успокоился Кастеляр. – Во всяком случае завтра мы увидимся – как пожелаете: с оружием или без оружия в руках!
Только успел Дэдлей проститься с Кастеляром, как к нему подошла цветочница.
– Ну, что, кто этот рыцарь в черном? – торопливо спросила она.
– Я слышал от него лишь одно имя, прекрасная маска, – ответил Дэдлей.
– Я знаю какое: «Мария Стюарт!» О чем они говорили? – допрашивала цветочница.
– Рыцарь спрашивал об одной фрейлине, которая исчезла сегодня, и просил заступничества у молодой королевы!
Екатерина испуганно вздрогнула.
– А что сказала на это Мария Стюарт? – спросила она.
– Мария Стюарт сказала, что не вмешивается в дела фрейлин вашего величества! – ответил Дэдлей.
– Вы лжете! – воскликнула Екатерина. – Не советую вам шутить со мной!
– Я думал, ваше величество, что имею право ответить на шутку шуткой, – нашелся Дэдлей. – Я не допускаю мысли, чтобы вы, ваше величество, серьезно думали, что я могу взять на себя шпионские обязанности.
Екатерина выпрямилась, и ее глаза сверкнули через отверстия черной маски.
– Вы подслушали разговор Марии Стюарт с рыцарем, сэр Дэдлей, – сказала она дрожащим от злобы голосом. – Во избежание моего гнева сообщите мне всю правду.
– Ваше величество, я до тех пор слушал чужой разговор, пока думал, что речь идет о какой-то маскарадной интриге, – возразил Дэдлей, – но убедившись, что это не то, не посчитал себя вправе подслушивать дальше, тем более выдавать чужую тайну. Могу только уверить вас честным словом, что ничего не было сказано такого, что могло задеть честь дофина, его жены или кого-нибудь из высочайших особ.
– Да, если тут замешана чужая тайна, то вы совершенно правы, не следует болтать о ней, – ласково заметила королева. – Однако скажите, от кого вы слышали об исчезнувшей фрейлине?
Несмотря на ласковый тон Екатерины Медичи, Дэдлей. почувствовал, что вместо недавнего расположения она воспылала к нему ненавистью, как обыкновенно поступала со всеми, кто отказывался быть рабом ее воли.
– Об этом вообще говорили в зале, – ответил Дэдлей.
– Кто же говорил? Какие маски? – продолжала допрашивать Екатерина.
– Не знаю, право, не заметил! Какой-то турок или испанец!
– А может быть, палач! – грозно воскликнула королева. – Вы очень смелы, сэр Дэдлей, если позволяете себе не обращать внимания на гнев Екатерины Медичи.
– Ваше величество, цветочница дала мне право надеяться, что благородная королева снизойдет до того, что подарит меня своей милостью. Одну минуту я был так ослеплен, что принял шутку за правду, но, услышав имя венецианки, сразу опомнился. Я понял, что надо мной только посмеялись. Конечно, королеве легче всего было узнать от своей невестки, что говорил ей рыцарь в черном, к чему ей понадобилось бы прибегать к помощи постороннего лица? Что касается фрейлины, то я слышал, как одна маска спросила другую: «Скажите, это – не виконтесса Монгомери стоит у окна?», а другая ответила: «Нет, фрейлина королевы Екатерины сегодня куда-то исчезла!»
– Это – неправда, я здесь! – вдруг прошептал чей-то голос.
Королева отшатнулась, вся побледнев, точно увидела перед собой привидение, а маска, прошептавшая эти слова, со смехом удалилась.
– Догоните ее! – простонала Екатерина. – Задержите се, Дэдлей, и я все прощу вам. Скорее бегите за ней, вот она идет по галерее!… Столкните ее вниз, если она захочет сопротивляться.
Последних слов Дэдлей уже не слышал, так как побежал за маской по коридору. Дойдя до поворота, маска исчезла бесследно.
Дэдлей вернулся в дурном настроении к королеве, которая, не вытерпев, пошла к нему навстречу.
– Маска исчезла! Это какая-то нечистая сила!
– Как вы неловки, сэр Дэдлей! – сердито заметила королева.
– Он не виноват! – внезапно раздался тот же голос. – Не так-то легко схватить привидение, ха-ха-ха!
Смех был хриплый, неприятный.
– Это – сам сатана, вырвавшийся из ада! – испуганно проговорила Екатерина и перекрестилась. – Маска должна скрываться где-нибудь здесь, так как все наружные выходы закрыты. Обнажите шпагу, сэр Дэдлей, и следуйте на мной…
Королева пошла по коридору, прилегавшему к запасным комнатам дворца, в которых никто не жил. Здесь не было нигде огня, только в самом конце коридора, сквозь единственное окно, пробивался лунный свет. При этом слабом свете Дэдлей, опередивший королеву, заметил притаившуюся таинственную маску. Он бросился к ней.
Но вдруг случилось что-то невероятное. Был ли это обман зрения, или действительно существовало колдовство, но маска отделилась от земли, поднялась вверх и с хриплым смехом исчезла. Когда Дэдлей подошел к окну, то увидел, что оно открыто. Он заглянул вниз и задрожал от ужаса: цепляясь за выступы, как кошка, спускалась вниз таинственная маска, в которой Дэдлей вдруг узнал Филли. Одно неловкое движение – и несчастный мальчик полетел бы с высоты верхнего этажа на гранитную мостовую набережной.
Дэдлей оглянулся – королева еще была далеко, в другом конце коридора. Когда через несколько секунд Дэдлей снова выглянул в окно, Филли на стене уже не было. Дэдлей наклонился, чтобы рассмотреть, не упал ли Филли, но никого не увидел.
– Что случилось? – спросила подоспевшая королева.
– Ваше величество! – воскликнул Дэдлей. – Дьявол обманул нас. Посмотрите вниз! Если то, что мы видели, человек, то он лежит теперь на улице, разбитый вдребезги.
Королева взглянула вниз, потом – на Дэдлея и сказала:
– Вы несчастливы, сэр, будь вы попроворнее, то кончик шпаги, пожалуй, остановил бы этого дьявола. Забудьте, что вы говорили с Екатериной Медичи… – И жестом руки она приказала Дэдлею удалиться.
Глава шестнадцатая
ТЕМНИЦА ЛУВРА
I
С маркизом Боскозелем Кастеляром Мария Стюарт познакомилась год назад при необычных обстоятельствах.
Однажды вечером трое всадников промчались от Сен-Жерменского дворца к женскому монастырю того же имени. Двор, находившийся в это время в Сен – Жермене, был на охоте, и трое всадников воспользовались этим случаем, чтобы посетить монастырь.
– Ей-Богу же, великолепно проникать в тайны друзей, – смеясь, проговорил самый юный из троих. – Теперь мне следует быть жестоким по отношению к Боскозелю и наказать его за то, что он питает тайную любовь, для этого я оставлю его на страже вне стен монастыря.
– Тогда вы не узнаете, кого я обожаю, – слегка краснея, ответил Боскозель. – Кроме того, и я не имею чести быть поверенным вашей любви.
– Это – нечто другое. Вы уже целый месяц мечтаете о своей возлюбленной и под всевозможными предлогами избегаете нашего общества. Я же, напротив, даже не знаю, какая прелестница очаровала меня своим пением сирены. Может быть, она отвратительна… Впрочем, нет, это невозможно.
Между тем всадники достигли монастырской стены. Они соскочили с коней и самый юный из них постучал кольцом в железную дверь.
Прежде чем привратница успела спросить прибывших, что им нужно, и объявить им, что мужчинам строжайше воспрещен доступ в монастырь, все трое молодых людей, по предварительному уговору, перескочили порог и побежали в сад, где тотчас же исчезли за кустами, скрывшись таким образом из поля зрения старухи-привратницы, которой не оставалось ничего другого, как пойти к игуменье с докладом о случившемся.
Молодые люди между тем спешили по парку.
– Они вон там, у павильона, я слышу голос моей прелестницы среди щебетанья других, – восторженно проговорил самый юный. – Теперь осторожнее, друзья, мы поразим их своим неожиданным появлением.
Толпа девочек, в возрасте от десяти до шестнадцати лет, резвилась на траве под роскошной зеленью деревьев. Эти пансионерки монастыря были дочерьми знатных дворян.
Молодые люди подкрались ближе.
– Это – она, – показал младший из прибывших на белокурую девушку в локонах, украшенных белыми розами.
– Вот та в белом платье? – затаив дыхание, переспросил Боскозель, и его голос задрожал, а лицо зарделось румянцем.
– Ангел белых роз! Разве она не создана из эфира и звуков? Разве она – не очаровательное олицетворение своего русалочьего пения? А где ваша красавица, Боскозель?
Но, прежде чем Боскозель ответил, девочки заметили присутствие посторонних, и – как вспугнутая стая диких козочек, – бросились в чащу; только одна из них осталась и с любопытством смотрела на молодых людей, словно ей было стыдно бежать. То была певица, и младший из прибывших поспешил к ней. Но, когда он приблизился, сразу оробел и смутился как девушка, и яркий румянец залил его лицо.
– Простите, – пролепетал юноша, – не вы ли так хорошо пели вчера… там, у павильона?..
– Да, я, – ответила девушка. – Но кто вы такой? Как попали сюда? Бегите, мать-настоятельница строга, а мне не хочется, чтобы с вами поступили дурно.
– Пока вы не скажите мне свое имя, я не уйду.
– Мария, – с улыбкой ответила она, – а ваше?
– Франциск. Скажите, вы не сердитесь на меня за то, что я проник сюда? О, ради Бога, останьтесь! – стал умолять юноша, когда девушка отвернулась от него, едва преодолевая какой-то необъяснимый страх.
– Господи Боже, – дрожащим голосом произнесла Мария. – Сюда идет мать-игуменья; вас поймают и засадят в темницу. Бегите, прошу вас!…
– Будете ли вы помнить обо мне, Мария? – спросил юноша. – Дайте надежду!
Смущение, страх и стыд боролись в сердце девочки, но в просьбе юноши было столько мольбы, его голос звучал таким нежным восторгом, что она предпочла бы разгневать мать-настоятельницу, чем опечалить юношу. Ее рука потянулась к груди и тихим стыдливым движением, словно сознавая, как много значения в этом даре, как бы чувствуя, что в этот момент и благодаря этому поступку ребенок превращается в зрелую девушку, она взяла букет, благоухавший на ее груди, и протянула его юноше. Ее взгляд между тем был украдкой обращен в ту сторону, откуда показалась мать-настоятельница. Но та вдруг самым странным образом исчезла, и Мария, как бы раскаиваясь в том, что так скоро исполнила просьбу юноши, стыдливо прошептала:
– Нет, нет!
Но юноша уже схватил цветы, упал на колени и не сводил с нее глаз.
– Оставьте мне эти цветы! – стал умолять он. – Пусть они покоятся на моей груди. Пусть люди говорят что им угодно; пусть устрашают вас, но скажите, поверите ли вы моей клятве, что я никогда не полюблю никого кроме вас, и что я готов скорее умереть, чем увидеть слезинку на ваших глазах по моей вине?
– Я верю, что вы не замыслите дурного и не сможете причинить мне страдания, – пролепетала Мария, – верю нам, вы добры и достойны быть счастливым. Но вы не знаете…
Юноша вскочил с колен.
– Без всяких «но», – воскликнул он, привлекая девушку в свои объятия. – Если вы любите меня, то для меня ничто – весь мир!…
В тот самый момент, когда мать-настоятельница готова была предстать перед дерзкими нарушителями монастырского запрета и высказать им все свое неудовольствие по поводу их грубого вторжения, ее остановило неожиданное препятствие. Старший из трех новых всадников, прибывших вслед за первыми в монастырь, тронул за плечо настоятельницу и шепнул ей:
– Не мешайте детям…
Затем он подкрался вдоль опушки к счастливой юной парочке и в ту минуту, когда юноша пылко клялся пренебречь всем миром, окликнул его по имени.
При звуке этого голоса Франциск вздрогнул.
– Король! – побледнев, воскликнула Мария.
– Что же, ты намерен пренебречь и мной? – полусердито, полунасмешливо спросил король, обращаясь к юноше, – Вот почему ты тайком ускакал с охоты! Ты что же? Врываешься в монастырь и кружишь здесь головы красоткам?
– Нет, нет, отец, – запротестовал юноша, – я хотел видеть лишь ту, чей дивный голос заворожил меня, а с той минуты, как увидел ее, я твердо решил, что мое сердце никогда не будет принадлежать другой.
– Гром и молния, мне следовало бы разгневаться, но, слава Богу, все обстоит как нельзя лучше! – улыбаясь, сказал король. – Итак, ты намерен завоевать свое счастье и жениться, не подумав даже о своем долге? Разве ты знаешь, как зовут твою красавицу?
– Мария… и она прекрасна и чиста, как королева небес!
– Потому-то ты и думаешь сделать ее королевой своих небес и вовсе не спрашиваешь о том, чего требуют наши высшие политические соображения? А что ты скажешь на то, что мы уже присмотрели для тебя невесту?..
– Отец, я клянусь…
– Не клянись! – остановил его король. – Сделанного не поправишь. Твоя красавица уже давно помолвлена и только через несколько месяцев впервые увидит своего суженого. Ты женишься на королеве шотландской, и ни на ком более.
Франциск хотел было протестовать, но его ожидало странное зрелище. Король остановил свой взор не на нем, а на Марии. Бледная, трепещущая вначале, она вдруг ярко зарделась и с громким радостным криком бросилась в объятия короля Генриха II.
– Ну что, – улыбнулся король, обращаясь к сыну, – согласен ли ты?
Так счастливой случайности было угодно заставить полюбить друг друга детей, которых без согласия с их стороны уже обручила политика.
А в это же время в нескольких шагах в тени деревьев стоял Боскозель Кастеляр, он нервно сжимал руками свою грудь, словно желая вырвать из нее бушующее сердце. Эту самую девушку с белой розой в локонах волос он высмотрел с монастырской стены и поклялся посвятить ей свою жизнь. Сегодня он последовал за дофином, увлекаемый сладостной надеждой услышать голос прелестной певицы, увидеть ее глаза и иметь возможность шепнуть ей несколько слов любви. Неожиданное открытие, что он и дофин любят одну и ту же, поразило его. Но удар не убил в Боскозеле надежды, напротив, он пробудил в нем мужество. Если та, которую любил дофин, рождена не для трона, то он мог лишь обесчестить ее, и Кастеляр мог оградить ее от бесчестья. Дофину придется отказаться от нее, в противном случае он, Боскозель, увидит в нем не принца, а соперника. Увидев, что дофин коснулся Марии, пылкий Кастеляр схватился за шпагу. Но в этот момент появился король – и все осложнилось.
Неужели Франциск обманул его? Неужели то была его невеста. Бледный Кастеляр потерял надежду. Мария любила дофина!…
«Нет, нет! – запротестовал в нем внутренний голос. – Она лишь думает, что любит Франциска, так как ее уже предназначили для него. Это – не истинная любовь, не сердечное влечение!
Но ведь она – королева! Теперь он, Кастеляр, бедный маркиз, не может предложить ей свою защиту и свою руку. Теперь этикет, подобно аргусу, сторожит ее.
– Как счастлив был бы я с этим ребенком! – мечтал Кастеляр. – Мария слишком добра, слишком беззаботна и весела для трона! Она будет скучать в строгих придворных рамках, этикет убьет в ней ее резвость, похитит невинную улыбку с ее детских уст. Уделом Марии будет носить корону, в то время как ее муж будет пировать со своими метрессами!»
Так размышлял Кастеляр, и ревность создала для его любящего сердца ужасную картину, так как пример, данный королем Генрихом II своему сыну, был возмутителен: Генрих в присутствии своей жены носил на публичном турнире цвета своей фаворитки.
В эту минуту счастливая парочка приблизилась к нему, и дофин с сияющим от радости лицом, воскликнул:
– Боскозель, смотри, вот моя дорогая невеста… Мария, это мой лучший друг, храбрый и верный товарищ… Но где же ваша красавица? Или вас постигла неудача, бедняга? Покажите мне ее! Я буду вашим сватом.
– У меня нет счастья, – ответил Кастеляр. – То был лишь сон, и он миновал.
– Вы играете в молчанку и пренебрегаете моей помощью? Он горд, Мария, он хочет добыть себе невесту сам.
– В таком случае тебе не следует быть любопытным! – заметила Мария и взглянула в серьезное, бледное лицо Кастеляра, желая ободрить его, но встретила пламенный взор и, покраснев, догадалась, кто его возлюбленная.
После того дня Кастеляр редко видел Марию Стюарт, но каждый раз, когда они встречались, их взоры многое говорили друг другу. Мария с участием смотрела на него и в своей сердечной доброте невольно уделяла ему приветливую улыбку; он же, терзаемый сомнениями, мучимый ревностью и пылающий страстью, лелеял ее образ в своем сердце.
На маскараде в Лувре Кастеляр в первый раз осмелился приблизиться к Марии Стюарт и просить ее выслушать его. Он хотел слышать от нее самой, что она счастлива. Только это могло придать ему мужество отречься от нее. Если же она несчастлива, то он хотел слышать это «нет», и тогда… О, что он сделал бы тогда? Одна мысль о том сводила его с ума и заставляла бушевать его кровь.
Однако святая невинность Марии одержала победу над его мрачной страстью. Но это не ускользнуло от зоркой подозрительности Екатерины Медичи, видевшей Кастеляра насквозь. Что же, она желала облагодетельствовать Кастеляра или погубить его? Маркиз достаточно знал придворную жизнь, чтобы ожидать от королевы-матери всего что угодно, только не защиты интересов истинного счастья ее невестки. Никто даже не скрывал, что брак Марии с дофином принесет политические плоды, вовсе не желательные для шотландцев. Кастеляру было известно и то, что Екатерина изо всех сил старалась удержать сына в зависимости от себя и только благодаря тому согласилась на брак с родственницей Гизов, что они были смертельными врагами Монморанси. Монморанси помогали герцогине Валентинуа и пользовались влиянием на короля, но Генрих был почти влюблен в свою красавицу-падчерицу. Это тем более заставило Екатерину стараться поставить Марию Стюарт в зависимость от нее, предоставив ей обожателя и держа ее под угрозой лишения доверия мужа. И потому Кастеляр готов был убить соглядатая его свидания с Марией Стюарт, перед тем как нашел в нем друга-
II
Когда Дэдлей наконец снова достиг парка, он прежде всего постарался отыскать Марию Стюарт. Ему во что бы то ни стало необходимо было предупредить ее и в то же время найти в ней могучую помощницу против Екатерины Медичи.
Несмотря на то, что Мария шла под руку с дофином, Дэдлей подошел к ней и сказал:
– Прекрасная маска, не видела ли ты черного рыцаря?
Мария слегка вздрогнула. Дофин хотел оттолкнуть назойливого немца, но последний приподнял маску и сказал:
– Простите ваше высочество, но под маскарадной шуткой часто скрываются серьезные вещи. Черный рыцарь разыскивает графиню Монгомери и опасается, что ее ожидает несчастье. Я только что видел его с ее высочеством вашей супругой и сделал вывод, что он просил ее помощи. Я могу лишь сказать, что ее величество королева-мать осведомлена об исчезнувшей.
– Прежде всего, сэр Дэдлей, я не понимаю, кто исчез? Мария, тебе известно что-либо об этом?
– Я тоже ничего не понимаю, – пробормотала Мария.
– В таком случае прошу простить, – с глубоким поклоном произнес Дэдлей, – следовательно, черный рыцарь ошибся в маске; он отыскал королеву, и я устроил недурную путаницу, сказав королеве, что рыцарь уже выпросил у супруги дофина милость для своей сестры.
– Что же, королева справлялась о рыцаре? – шепнула Мария.
– Да, и я сказал, что эту маску, вероятно, избрал для себя граф Монгомери.
Теперь Мария угадала намерение Дэдлея и, улыбаясь, сказала:
– Заверьте его, что Мария Стюарт заступится за его сестру, если графиня Монгомери только нуждается в этом.
Она приветливо кивнула Дэдлею, и он, обрадованный тем, что ему удалось провести Екатерину Медичи, пробрался в галерею. Там он сменил костюм на домино, в котором надеялся инкогнито пройти во внутренний двор Лувра, где предполагал встретить Сэррея и Монгомери.
Дэдлей пришел туда как раз вовремя. Несмотря на увещевания со стороны Вальтера и Сэррея, Монгомери только что решил открыто спросить у сенешаля относительно своей сестры. После тою как Дэдлей рассказал им все вышеописанное, ни Сэррей, ни Монгомери уже не сомневались, что Клара находится в казематах Лувра.
– Сейчас же туда! – воскликнул Монгомери. – Помогите мне лишь отыскать дорогу и затем оставьте меня одного, я заставлю тюремщика показать мне каземат Клары.
– Мы не оставим вас, – возразил Сэррей. – Четверо все же лучше одного, и там, где нужно вырвать жертву или раскрыть преступление, я ни за что не отступлю.
– И я тоже, – поддержал его Вальтер.
– Пусть будет, что будет, я доведу до конца борьбу, – воскликнул Дэдлей. – Но советую подождать Филли, этот повеса сродни нечистому и при свете солнца отыщет дорогу в ад.
– Время летит… я не могу ждать, – возразил Монгомери. – Простите, лучше я предпочту отказаться от благородно предложенной вами помощи, чем стану медлить хоть одну минуту…
Он бросился к маленькой двери, и все трое последовали за ним. Едва они открыли дверь и вступили в коридор, как навстречу им скользнула чья-то фигура, почти не производившая никакого шума на ходу, как будто у нее были крылья.
– Это – Филли! – шепнул Сэррей, по пятам следовавший за Монгомери.
– Да, это – я! – послышался голос Филли. – Оставайтесь здесь и остерегайтесь малейшего шума… Недалеко королева Екатерина.
– Где она? Где?
– Она спускается по винтовой лестнице. Оставайтесь здесь, я позову вас.
– Я пойду за тобой, смелый юноша! – шепнул Монгомери, но Сэррей и Вальтер удержали его.
III
Король Генрих II как-то увидел в Сен-Жерменском монастыре Клару Монгомери, и шпионы Екатерины сообщили ей, что эта красивая девушка произвела на него очень сильное впечатление. Екатерина тотчас же решила воспользоваться Кларой, чтобы отдалить мужа от герцогини Валентинуа и таким окольным путем снова приобрести влияние на него. Екатерина не впервые замышляла такие планы, но ни один из них не сулил такого блестящего успеха, как этот. Клара Монгомери тотчас же была зачислена в фрейлины, и король стал чаще появляться в ее покоях; Екатерина же со своей стороны приложила все усилия к тому, чтобы дать Генриху возможность удовлетворить свою страсть. К тому же и Клара восторженно бредила королем, и не оставалось ничего более, как способствовать продлению страсти короля.
Все шло согласно плану Екатерины. Новая фрейлина сказалась больной, и ей отвели комнату в нижнем этаже Лувра, Старые статс-дамы знали, что это значит; узнала об этом и одна из подруг Клары, Мария Сэйтон, а через нее узнал и брат Клары, Габриэль Монгомери.
Клара приняла у себя короля, Слабое сопротивление добродетели было побеждено распаленной страстью, и Генрих восторжествовал. Он осушил горячими поцелуями стыдливые слезы и тысячью уверений, утешений и ложных клятв успокоил робкое сердце Клары. Она не так трепетала перед позором, как перед своим братом. Но Генрих обещал на следующий же день отыскать ей супруга, который даст ей свое имя и свободу. При дворах такие ширмы были привычны, и Клара вполне успокоилась, Она была тщеславна и жаждала наслаждений, король же освободил ее из монастыря и обещал создать блестящее положение… Будущее казалось Кларе чудным раем.
Был уже светлый день, а Клара еще спала. Еще бы!.. Она всю ночь как в угаре провела с королем, Но вот кто-то тронул ее за руку, и она открыла глаза. Перед ней стояла королева Екатерина.
– Клара, мне известно все, – сурово произнесла королева. – Ваша болезнь – пустое притворство. Король любит вас, он был у вас.
– Ваше величество…
– Не прерывайте меня! Для меня проще всего было бы с позором удалить вас от двора, но я буду снисходительна, если вы подчинитесь моей воле. В продолжении нескольких дней вы не будете принимать короля.
– Ваше величество…
– Да не прерывайте же меня… Вы прикинетесь раскаивающейся и запрете перед ним дверь. Он будет писать вам; вы же напишете ему ответ, что не хотите ни с кем делить сердце возлюбленного, и потребуете изгнания Дианы Пуатье. Если вы будете упорствовать, король согласится на все.
– Ваше величество, вы приписываете мне власть, которой я не только не обладаю, но и не пытаюсь обладать, – возразила Клара, приподнимаясь с постели.
– Ах, вы не хотите? – с улыбкой произнесла королева, и ее взор заметал искры.
– Нет, ваше величество… Но король так добр ко мне! Только он один может спасти меня от позора, и вдруг я стану предписывать ему условия! Я не нуждаюсь в них…
– Речь вовсе не идет о вашем желании или нежелании, я предлагаю лишь выбор: или повиноваться мне, или испытать на себе последствия моего гнева.
– Ваше величество, король защитит меня от кого бы то ни было.
Клара произнесла это с легкой насмешкой; она знала, что Екатерина не пользуется властью, и ее повелительный тон вызвал в ней упорство.
– В таком случае, – улыбнулась королева, – одевайтесь и пойдемте ко мне в западный флигель Лувра. Я дам вам доказательства того, как вы можете полагаться на обещания Генриха. Вы услышите, что он говорит мне, когда думает, что вы далеко, и тогда мы с вами продолжим разговор.
В словах королевы звучало почти сострадание, и Клара почувствовала страх за себя. Она сразу вспомнила и о своей обязанности повиноваться королеве, а потому быстро оделась и последовала за Екатериной.
Королева провела ее по многочисленным переходам и коридорам, тянувшимся вдоль луврских стен, затем спустилась по лестнице и, нажав потайную пружину, открыла дверь в небольшую комнату, расположенную как раз напротив той, в которой жила Клара и отделялась от нее только внутренним двором.
– Садитесь! – приказала королева, указывая Кларе на кресло, стоявшее в нескольких шагах от нее.
Клара повиновалась. Но, едва она опустилась в кресло, железные тиски, представлявшие собой его подлокотники, обхватили ее руки и ноги и крепко сжали их; королева Екатерина подошла к стене и потянула железное кольцо, вделанное в стену за камином. Тотчас же в полу открылось отверстие и кресло провалилось в люк.
Все это было делом одного момента. Страшный крик Клары затих, отверстие в полу снова закрылось, и Екатерина с торжествующей улыбкой дернула сонетку.
Появился паж.
– Беги к страже, – приказала королева, – графиня Монгомери, переодевшись в мужское платье, выскочила в окно и убежала. Во что бы то ни стало нужно настигнуть ее, но держать все это в тайне; только в том случае, если не найдут ее, нужно доложить об этом королю. Скажи, что ты видел, как графиня выскочила из окна, но слишком поздно признал ее.
Мальчик молча поклонился – он уже не раз получал подобные приказания.
