Текст книги "Ваше Сиятельство 12 (СИ)"
Автор книги: Эрли Моури
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
Все-таки, под ошалелым взглядом продавщицы, я вытянул пятую. Позади услышал возгласы:
– Юстаф! Смотри, бля! Цветы летают!
– Чудо! – расхохотался кто-то. – Или мы просто перепили⁈
Чтобы поддержать веселье, я снова изменил форму: превратился в подобие эринии – в летающую голову с длинными, седыми космами. Натянул на морду хищный оскал, глаза сделал побольше, придав им помимо свечения безумно-забавный взгляд. В свободную руку вложил бутылку водки и разом сместился в видимый спектр. Развеселить народ у меня не получилось: все, включая цветочницу с криками ужаса бросились в рассыпную. Увы, без юмора оказался народ на Нижегородской.
«Не бойтесь меня, люди! Я добрый!», – мой ментальный посыл их не смог остановить. Ночной рынок стремительно опустел. Сбежал даже невозмутимый узбек, торговавший знаменитым на весь наш район пловом.
Зря я так. Глупая шалость в стиле госпожи Евстафьевой, хотя Талия в последнее время перестала быть такой. Я вытянул из ведра еще одну розу – шестую, красного цвета, подумав о Ленской. Свету тоже хотелось видеть, если, конечно, получится. Отношения с ней были натянуты и тихонько остывали, но все равно хотелось…
Невидимый и отягощенный цветами я устремился к особняку Ковалевских.
Летел невысоко. Редким прохожим было непривычно видеть букет роз, плывущий в звездном небе. Описав дугу над посадочной площадкой для виман, я вспомнил ту ночь, когда здесь мы приземлись с Ольгой Борисовной на вимане, взятой в прокат. Вышли из нее и долго целовались под луной, изредка отгоняя комаров, вспоминая недавние шалости и наслаждаясь близостью друг друга. Прекрасный был вечер! Для меня, в котором тогда было так много прежнего Саши Елецкого, это вечер, пожалуй, был самый лучший за все прежние годы.
Окно в покои моей невесты оказалось приоткрытым. Оставив на соседнем подоконнике розу для актрисы, я с большим трудом затянул букет в комнату. Самой Ольги в покоях не было, и что-то мне подсказало, что княгиня в ванной – слышался плеск воды за стеной. Подлетев к трельяжу, я положил розы там. Затем увидел тюбик помады рядом с косметичкой, и мне захотелось пошалить.
Кое-как своими почти бесплотными конечностями я выдавил кончик помады и нарисовал ей сердце прямо на зеркале. Ниже очень неровно, но вполне читаемо написал: «Я тебя люблю!». Еще до того, как успел изобразить восклицательный знак, дверь распахнулась, в комнату вошла Ольга Борисовна. Как всегда, очаровательная, в белом, не запахнутом до конца халате, отчего-то сосредоточенная и слегка взволнованная. Тюбик с помадой выпал из моей невидимой руки, издал громкий стук о столешницу трельяжа. Княгиня резко повернулась и увидела розы, а через миг надпись над ними на зеркале, в котором отражалась она сама.
– Саш! – Ольга замерла, выжидая, вслушиваясь в тишину. – Саша… Ты здесь… – ее последние слова прозвучали странно, с интонацией то ли вопроса, то ли утверждения. Ольга часто говорит так, и потом не сразу понимаешь, что она имела в виду.
«Оль…», – я все-таки ответил. Ответил ментально, хотя хотел поиграть с ней еще. Но гораздо больше хотел прижать Ковалевскую к себе. Насколько мог, я уплотнил свое тело, сделал его видимым.
Ольга вскрикнула и бросилась ко мне. На лице ее, в синих, влажных глазах отразился испуг, причину которого я понял лишь после того, как она потребовала:
– Саша, скажи, что ты жив! Елецкий, пожалуйста! – из глаз ее брызнули слезы.
Вот так… Моя девочка, подумала, что я явился к ней призраком, потому что умер.
«Оль, Олечка! Конечно, я жив!», – я прижался к ней, со всей силы, увы, незначительной физической силы своих тонких тел. – «Даже не думай, что я могу умереть! Была возможность прилететь сюда в таком виде. Наташа пока контролирует мое тело, а я к маме и сразу к тебе!».
– Спасибо! – она принялась целовать мое лицо, жарко и влажно. Как ни странно, я чувствовал это даже вне собственной плоти. – Спасибо, что смог послать такое сообщение из Лондона! Саш, так приятно! Не ожидала. Очень, очень хочу, чтобы ты скорее вернулся по-настоящему!
«Оль, мы должны там решить все быстро. Думаю, дня два, три. Может четыре. Уже нашли то, что искали. Получается, ты так толком и не отдохнула в Крыму? Император…», – беззвучно и с ощутимым сожалением сказал я.
– Да, император… Филофей нас всех подвел, хотя мы такого ждали давно. Послезавтра похороны. Денис такой расстроенный. Очень! Написал мне, потом еще наговорил голосом. Мне кажется, он плакал. Подумать не могла, что он может плакать. Не будем сейчас об этом, – она опустила голову, как бы кладя ее мне на грудь и добавила: – В Крыму хорошо, но это никак нельзя сравнить с нашей с тобой поездкой на Карибы. Мне снилось, что мы с тобой снова там, на огромном песчаном пляже в «Садах Атлантиды». Чудесный, очень приятный сон.
«И мы обязательно вернемся в этот сон много раз», – пообещал я, мысленно для себя продолжил: «Вот только заберу Ключ Кайрен Туам… и может быть смогу выкроить несколько дней для нас двоих».
– Ты сказал, Бондарева с твоим телом. Трахнул уже ее? – Ольга подняла влажные глаза ко мне. – Признавайся, Елецкий, минус одна лицензия?
«Нет, Оль. Честно, с ней этого не было. Если еще честнее, то она – дама очень строгая в этом вопросе. Все время твердит, что замужем», – ответил я, поглаживая ее мокрые волосы.
– Вот как, значит, пытался великий соблазнитель, но обломался. Не знаю даже, Елецкий, обрадовал ты меня или огорчил, – она грустно улыбнулась, потерлась о меня носиком. Вернее попыталась. Ведь моя плоть была не слишком плотнее воздуха.
«Почему огорчил, Оль?», – переполненный чувствами от нашей встречи, я не уловил ход ее мыслей.
– Потому, Саш. Потому, что ты это хотел сделать, и будешь добиваться еще и еще – здесь я не сомневаюсь. Ладно, я уже махнула на это рукой. Сама подписала лицензию, хотя ты меня перехитрил. Даже обманул, хитро, подленько. Не будем сейчас об этом. Хочу только о приятном. Останешься на ночь? – она привстала на носочки и произнесла своим неповторимым шепотом, волнующим до самых глубин: – Хочу переспать с призраком.
«А я просто хочу с тобой переспать. Много раз. Оль, прости, не могу остаться. Очень жаль. Как уже сказал, мое тело контролирует Бондарева. Помнишь, как это было, когда его контролировал Родерик? Вот то же самое. Для Наташи это как бы не сложно, но все равно, долго делить внимание на два тела не так легко. И мало ли что может случиться. Все-таки Коварный Альбион, может случиться какой-то форс-мажор. Представь, вернусь, а мое тело остыло», – усмехнулся я.
– Ты вообще с ума сошел! Елецкий! Немедленно возвращайся! Давай, давай! – она начала подталкивать к окну. – Брысь отсюда!
«Оль, да нормально все! Это я же сказал про самые крайности! Дорогая, обещаю все хорошо будет!», – и хотя я сопротивлялся, моя невеста сегодня оказалась намного сильнее меня. Справилась, точно с пустым бумажным пакетом, оттянула к окну, едва не протиснула сквозь мелкие отверстия шторы.
– Лети и возвращайся поскорее! Саш, я знаю, ты все можешь! Но, пожалуйста, не рискуй, где нет необходимости! Обещай мне! – потребовала она.
Я молчал. Даже растерялся немного. Ну как я могу дать такое обещание?
– Обещай! Пожалуйста! – настояла княгиня.
«Оль, дорогая моя, ты сама понимаешь, такое нельзя обещать. Ты же не хочешь, чтобы я врал? Обещаю, что сделаю все возможное, чтобы наша операция прошла успешно и мы все вернулись в Москву! Вернулись поскорее!», – сказал я.
– Все, лети! Я тебя люблю и жду! – она поднялась на носочки, и я снова ощутил ее теплый и влажный поцелуй.
«Ты самая, самая, самая!», – во мне от нашего единения разлилось такое приятное тепло.
Выпуская меня, Ковалевская отодвинула штору и открыла шире окно.
– Спасибо за цветы! Это очень приятно! – сказала она мне в след.
Не знаю, видела ли она красную розу, которую я подхватил с подоконника. Наверное, стоило сказать ей, что роза для Ленской, чтобы у моей невесты не возникло каких-нибудь неприятных мыслей.
Поднявшись повыше, я устремился в сторону Хамовников, туда, где находилась квартира Элизабет и Светланы. Имелось предчувствие, что свою актрису я найду именно там. Да и где ей быть еще в близкое к полуночи время?
К старой семиэтажке, выходящей длинным фасадом на Северный проспект, я добрался почти мгновенно. Еще издали нашел взглядом окна квартиры, которую снимала Стрельцова. Увы, они оказались темными. Быть может Ленская легла спать, что на нее непохоже – сама говорила, что никогда не ложится до полуночи. Еще виконтесса могла принимать ванну или сидеть на кухне, которая выходила окнами на улицу Пожарского. Но даже если так, очень сомнительно, чтобы актриса экономила на освещении. Я хотел уже залететь в открытую форточку и оставить розу на ее кровати, но решил потратить еще пару минут, взглянуть на эту квартиру со стороны Пожарского.
Мигом облетел дом, и сразу понял отчего меня влекла сюда интуиция, которая сегодня оказалась необычно активна и дала мне несколько полезных подсказок. Светлану я увидел у двери в подъезд. Находилась виконтесса там не одна. В слабом свете туэрлинового фонаря перед ней, опираясь рукой на стену, стоял не кто иной, как граф Баринов. Не тот, что важный маг из Верховной Коллегии, а его сын – Степан Демидович. Именно рядом с ним я видел Ленскую во дворце, когда ради дурачества натягивал на себя образ императора.
Невдалеке, заскочив передними колесами на тротуар, покоилась новая «Электра 30С» – дорогая, солидная, с приятно-тусклой подсветкой шикарного салона, обтянутого кожей и мехом. Видимо, принадлежавшая молодому графу. Молодому относительно – он был года на три старше меня с Ленской.
– Боги, какой же это вечер, Свет! В нем прекрасно все! Эти звезды! И ты! И наша поездка к Эйслеру! А твоя игра в «Сладких снах госпожи Аллои» выше всяких похвал! – нашептывал Баринов, поглаживая руку актрисы. – Только одно меня расстроило…
Ленская молчала, улыбаясь и глядя на звездное небо, примерно в то самое место, находился я.
– Не хочешь знать что? – Степан убрал руку со стены и обвил ей актрису за талию.
– Не хочу. Если тебе все нравится, зачем омрачать это тем, что тебя расстроило? – усмехнулась она.
– Хорошо, молчу. И молчу и очень тебя хочу, – выдал Баринов глуповатую рифму, прижал виконтессу к себе и начал покрывать ее лицо, поцелуями.
Если бы Ленская оказала хотя бы малое сопротивление, то я, возможно бы, вмешался. Однако она принимала это все так, будто желала его ласки сама. Прежний Елецкий во мне застонал. Я чувствовал его боль, чувствовал метания, словно черти жарили его на сковородке. Пусть перебесится – давать ему волю я не собирался.
– Пожалуйста, поедем ко мне! Не хочу сегодня расставаться! Просто не могу! Поедем! – Баринов потянул ее за руку эрмимобилю.
– Нет! Степан! Успокойся! – остановила его Светлана. – Если так хочешь, лучше поднимемся ко мне!
– Я тебя люблю! Я тебя обожаю, Свет! – он подхватил ее на руки, и они слились в поцелуе.
Розу, которую я сейчас держал в невидимой руке, мне захотелось отнести Элизабет. Но через миг я подумал, что в жизни Элиз будет от меня еще много роз. А эту… Зависнув ровно над Ленской, я начал выдергивать из цветка лепестки и бросать их вниз. Они плавно кружились, опускались на актрису и на ее воздыхателя.
– Степан, пусти! Что это такое⁈ – Ленская вырвалась из его объятий, замерла, подняв голову и глядя на непонятно откуда падающие лепестки роз. – Баринов! Ты видишь? Откуда это?
– Это лепестки цветов, – определил граф, взяв один из заставших в ее волосах. – Свет, это боги! Это боги, Свет! Они благословляют нас!
Когда лепестков не осталось, я с большим трудом, надломил стебель и бросил его вниз. Затем поднялся повыше и стремительно понесся в Лондон. Из-за бушевавших эмоций я не смог сразу схватиться за образ-якорь квартиры на Кэмброк-роуд 112. Вспомнились слова Ленской, которые она повторяла мне не менее трех раз: «Я никогда не изменяю своему мужчине!». И вот теперь вопрос: она врала или она уже не считает меня своим мужчиной? Если врала, то изменяла ли мне раньше? Об этом я обязательно спрошу ее, как только вернусь в Москву в привычном облике. А пока улицы столицы текли подо мной ночными огнями. Выше и ниже меня проносились виманы; в серебряном свете луны недалеко проплывал дирижабль.
Я сосредоточился. К чертям Ленскую – нужно скорее вернуться в Лондон! Меня ждут с огромным нетерпением, и у нас очень много важных дел, цена которым – величие нашей Родины! А капризы женского сердца… С этим разберемся как-нибудь потом!
«Дорогая, уступи-ка место – хочу домой», – беззвучно попросил я Бондареву, едва влетев в открытое окно.
«Наконец-то! Как же ты долго!», – ментально воскликнула баронесса. И вышло это так громко, что меня пробрала легкая вибрация.
Наташа осторожно ослабила связи, передала основные энергоканалы. Мне показалось, при этом баронесса хотела меня поцеловать – этакое выражение радости и принятие близости на тонком плане. Она, близость, между нами как бы есть, но кто-то очень упрямо сопротивляется это признать.
Прошло не более двух минут, как я открыл глаза. Бросил взгляд на Элиз – она услышала, что я вернулся, сразу прибежала. Потом на Бабского и пролом в стене. И строго спроси:
– Почему до сих пор не сделали ремонт?
– Ах-ха-ха! Вы, господин Макграт, шутник, как и я! – отозвался Алексей Давыдович.
– Саш, жарить уже мясо? – Элизабет присела на край кровати.
Я втянул ноздрями воздух и сразу почувствовал маленьких подвох. Здесь и без того витал невыносимо аппетитный запах жареной с луком баранины.
– Прости, но… – Стрельцова улыбнулась и стыдливо отвела взгляд, – мы с Бабским не выдержали, съели по кусочку. Пойду приготовлю для тебя с Наташей.
– Блять… – прошептал я.
– Что? – Стрельцова или в самом деле не расслышала, или сделала вид.
– Да злюсь я на себя, Элиз! Злюсь, что не принес тебе цветы! – пояснил я.
Вероятно, Бондареву эти слова задели, но она не подала вида и сказала:
– Рассказывайте, корнет, не томите! Что там в Увядшей Розе? – она слегка толкнула меня в бок. – А то вы не о тех цветах начинаете. И вообще, хватит мять мою кровать – вставайте!
Наташа ткнула меня в бок жестче. Ну, что за женщина! Меня начал разбирать смех. Ее надо трахнуть! Определенно! За все ее капризы, мысленные завихрения, за эти попытки командовать мной – надо трахнутьт! Даже Ковалевская удивлена, что этого до сих пор не случилось.
– Раз так, слушай мою команду! – я приподнялся. – Все шагом марш на кухню. Там расскажу об Увядшей Розе, иных «цветах» и сюрпризах герцога Уэйна. И потом, попивая вино составим план на завтра.
Рассказывал я долго. О визите в Москву пока не сказал ни слова, но обо всем, связанном с Castle Faded Rose, изложил в полном объеме: все свои приключения, наблюдения и домыслы. Взяв листок бумаги коряво, но достаточно ясно изобразил план замка таким, каким я воспринял его. Сделал даже поэтажную разбивку тех уровней, которые для нас могли иметь значение. По просьбе Бабского снова и подробностях пересказал весь забавный казус с магистром Брэггом. Полагаю, Брэгга не стало в живых, еще в те минуты, когда искал путь к нижним уровням замка.
– Вы очень меня удивили, корнет, – начала Бондарева, которая никак не могла расстаться с этой неуместной манерой общения. – Удивили приятно. Конечно, это просто потрясающе, что вы смогли такое проделать!
– Не «вы», а «ты», – я положил ей руку на колено.
– Хорошо, если тебе так от этого легче, – согласилась строптивая баронесса, придерживая мою ладонь и поправляя юбку. – Но… – она замолчала, будто собираюсь мыслями и глядя, как Элизабет суетится у плиты. – Дело в том, что после случившегося с тем магистром… Брэггом, положение для нас не стало слишком лучше. И я с тобой, Александр Петрович, соглашусь. Завтра же они начнут расследование. Это без сомнений. Или даже сегодня. Происшествие слишком серьезное.
– Да, но они никак не докопаются до истины, – я потянулся к пачке «Никольских».
– Не докопаются, но вполне могут заподозрить, что имело место какое-то ментальное вмешательство, – продолжила Бондарева. – Например так: группа сильных российских менталистов, смогла обойти их щит и, используя жесткие схемы психо-когнитивных влияний вывели магистра из равновесия. Затем довели до сумасшествия. Разумеется, они примут все меры для дальнейшего усиления охраны замка и будут в ближайшее время находится в особом внимании, готовые к самым негативным сценариям. Поэтому, я считаю необходимым поторопиться с реализацией твоего плана. Я имею в виду, проникновение в замок через подземный ход. Мне в этом плане нравится почти все. Лишь пока неясны кое-какие детали и вопросы, связанные с нашим отступлением.
– План господина Макграта во всем великолепен! – согласится Бабский, вертя в руке серебряный тубус, с которым не расставался.
– Так вот, нам нужно обсудить кое-какие детали и приступить к реализации плана сегодня же! – высказалась штабс-капитан.
Элизабет и поручик Бабский с недоумением повернулись к ней.
– Сегодня же! – повторила она. – Иначе завтра все может стать намного сложнее. Придется не поспать! Родина требует! – с пылом произнесла Бондарева.
Мне показалось, что следующими ее словами будут: «Беру командование на себя!»
Глава 16
Краб Ольвары
После краткой, но похожей на порох речи Натальи Петровны, Бабский и Элиз выжидательно смотрели на меня. И наступила тишина. Слышалось лишь, как шипит на сковороде ягнятина. Ах, да, еще у меня заурчало в желудке от голода.
– Элиз, у тебя там мясо не сгорит? – полюбопытствовал я.
– Ваша милость, правда, что ли выдвигаемся прямо сейчас? – улыбка на его лице в этот раз вышла вымученной.
– Кто сказал? – разыграл удивление я, и поймав движение глаз поручика в сторону Бондаревой, рассмеялся: – Ах, Наташенька. Нет, она погорячилась. Родина требует – это все понятно. И мы Родину не подведем. Но будем делать все зависящее от нас без лишней спешки. В общем, расслабьтесь. Думаю, уже пора открыть бутылочку вина.
– Корнет! Ну-ка идите сюда! – Бондарева встала, с грохотом отбрасывая табурет.
Решительным шагом она вышла в коридор. Я, виновато опустив голову и подмигнув Стрельцовой, последовал за штабс-капитаном. Когда мы дошли до конца коридора, у меня было такое ощущение, что госпожа Бондарева сейчас скомандует: «К стенке!». Но она без всякой команды вцепилась в мою рубашку и оттеснила меня к простенку.
– У тебя совесть есть⁈ – ее очаровательные глаза, зеленые как у ведьмы, метали опасные молнии.
– А что? – ответил я вполне справедливым вопросом на ее вопрос.
– Не прикидывайся дураком, великий маг! Зачем ты при всех так опускаешь мой авторитет⁈ – в ее цепких пальцах затрещала ткань моей рубашки.
– А ты не думала, что при тех же «всех», принимая решения за руководителя группы, то бишь меня, ты принижаешь авторитет мой. Вообще-то такие глупости, как авторитет перед кем-то меня не слишком волнуют, но ты вводишь людей в заблуждение. Они не понимают кого слушать: тебя или меня. Сейчас на кухне, ситуация была вполне невинной. А ты можешь представить, как могло повернуться если бы это случилось в боевой обстановке? – по мере того, как я это говорил, ее пальцы разжимались. – Что было бы, если бы ты начала выдавать команды, противоречащие моим? Наташ, ты же военный человек, ты – штабс-капитан и ты должна гораздо лучше меня понимать, что такие вещи недопустимы! Пока мы проводим операцию не может быть никакого двоевластия! Принимать окончательные решения и выдавать команды здесь буду я и только я!
– Я погорячилась, – сказала она, поджав губы. – Меня просто захватила эта идея, что мы можем добраться до главной цели миссии так легко и быстро! И я так не привыкла, когда слова не имею! Ладно, прости.
– Поцелуй меня, – попросил я.
Она повиновалась, сделала это с желанием. Я обнял ее, лаская податливые губы Бондаревой своими.
– Знаешь, как я тебя сильно хочу, – прошептал я ей на ухо.
– Знаю. Чувствую у тебя в ментале буря, – ответила она, запрокинув голову и роняя на спину тяжелые волосы.
– Думал, чувствуешь не только в ментале, но и здесь… – я прижал Наташу сильнее, так чтобы она сполна ощутила жуткое напряжение моего бойца. – Давай ляжем сегодня вместе. Завтра непростой день. Ради боевого слаживания нам полезно лучше узнать друг друга.
– Нет, корнет. Не надо об этом со мной. У тебя есть Элиз и Ольга. Пожалуйста, не надо, – Наташа слегка вздрагивала от моих поцелуев.
– А у тебя есть Рыков, и что с того? Давай еще я буду у тебя? – я осторожно приподнял край ее юбки.
– У меня нет Рыкова. Это он думает, что я у него есть, – баронесса слабо попыталась задержать мою руку.
– Сегодня спим вместе. Элиз не будет возражать, – я ущипнул ее губами за мочку уха.
– Нет! Все, пошли на кухню! Надо подумать о вещах более важных: о плане завтрашней операции. Или ты даже завтра не собираешься? У меня много вопросов, к тому, что ты там надумал, – она поцеловала меня в губы: сама и горячо, потом оттолкнула, поправляя юбку.
– Ладно, сейчас сосредоточимся на деле. Но после успеха с Увядшей Розой спим вместе, – настоял я.
В ответ Бондарева лишь усмехнулась и покачала головой. Вот сейчас она меня явно дразнила. Ее очень сложно понять: когда она именно дразнит, когда провоцирует, а когда всерьез цепляется за свои сложные принципы. И если я могу почувствовать в ту или иную минуту отношение ко мне почти любой женщины, то Наташино не могу – она всегда ментально закрыта.
– Боги, как же ты дразнишь! – признал я.
– Держи себя в руках, корнет, – ее ладонь случайно, а может намеренно, коснулась твердого холмика, топырившего мои джаны.
Я поймал ее и прижал к нему сильнее. Тут мне, помимо нестерпимого желания трахнуть эту мучительницу пришла не совсем здоровая идея: испытать на Наташе «Мангад Урф» – иначе говоря, «Золотой срез» – ту самую ментальную магию, которой я в свое время подвергал Дашу, Глорию и Элизабет. Элиз тогда не была мне близка. Тогда англичанка была даже враждебна из-за отношений моей мамы с Майклом, и поэтому я без капли душевных сомнений использовал на ней «Мангад Урф». Но в прошлых жизнях у меня был принцип: не подвергать воздействию этой магии близких мне людей и друзей. Заглядывать в голову доверяющего тебе человека – это как бы неэтично. Но Наташа – особый случай. Особый потому, что она сильный менталист – это, во-первых. И я сомневался, что в данном случае от «Золотого Среза» вообще будет какой-то толк. Во-вторых, Бондарева сама неоднократно пыталась пробить меня, заглянуть в тайные слои моего ментала, в мои мысли. Я легко справлялся с ее атаками, однако, я не уверен, что пока меня не было в теле, она не ковырялась там, где нельзя. Итак, моральное право у меня имелось. Я решил, что после «Мангад Урф», признаюсь ей в содеянном – это будет по-честному.
«Золотой Срез» – достаточно быстрая в подготовке процедура. Я активировал ее в левую руку, ту самую, которой удерживал ладошку менталистки на своем возбужденном холмике. Мне нужен был лишь хороший физический контакт. И он был. Да еще какой!
– Наташ, дорогая… – я отвлек ее этими словами и, ничего не говоря дальше, просто посмотрел ей в глаза. Нужно было чуть потянуть время. Если получится ввести ее в растерянность, то еще лучше.
От меня словно от радара пошла сканирующая волна, готовая считать ощущения баронессы, ее мысли, различные оттенки эмоций. Пусть они даже прятались под ее ментальной защитой – «Золотой Срез» работал по иному принципу, неведомому современным ментальным школам.
Первое, что я почувствовал, это прекрасную смесь ее волнения, от моей близости и возбуждение. Настоящее женское возбуждение, которое бывает очень мокрым. Во мне это тут же родило ответную реакцию: я бы много отдал, чтобы прямо сейчас сунуть ей руку между ножек. Затем я услышал ее мысли, рванные, быстрые: «…я не девчонка. Докажу ему это. Я должна!.. Ну почему он такой⁈ И чего так смотрит⁈ Чего ему надо? Дура! Ясно, что ему нужно! А у него крупный член. Большой. Напряженный. Бабский угодник! Наглый, упрямый, хитрый! Как же он меня хочет! Наверное, дрочит на меня. Дрыгает свою Элиз, а представляет меня. Боги, ну за что так? Уступить ему? Отдаться? Потом признаться Рыкову. Бросить вызов этому негодяю! Окончательно порвать с ним! Это очень опасно, но плевать! Как он напряжен. Я хочу… Я сильно хочу. Чего он так смотрит?».
– Что тебе нужно, корнет? Чего ты так смотришь? Еще и молчишь? – не выдержала нашей молчанки баронесса, хотя оно длилось меньше минуты. – Тебе нравится греть мою ладонь? Извращенец, – она усмехнулась и отвела взгляд.
– Наташ, хочешь, признаюсь, что я только что сделал? Я использовал «Мангад Урф» – древнюю ментальную магию. Только не злись слишком после того, что я скажу дальше, – предупредил я. – Ты же много раз пыталась сканировать меня, и в общем-то не скрывала это. Вот и я не скрываю. Просто моя ментальная техника оказалась чуть хитрее твоей защиты.
– Что ты там насканировал, граф? Говори! – она насторожилась.
– Я поймал тебя на мыслях, когда ты начала думать: «Я не девочка! Я должна доказать ему». Потом о моем члене и прочих глупостях, – начал я.
– Елецкий! Ну ты негодяй! Как же это подло! – ее цепкие пальцы снова скомкали мою рубашку.
– Нет, Наташ, это не подло. Я уже объяснил почему. Ты менталистка, а немножко тоже кое-что умею, продолжил я. – Если угодно, мы просто посоревновались. Показали друг другу свои возможности. Так что будем считать, что просто квиты. А вот насчет девочки… Наташ, дорогая, ты сама знаешь, что ты на самом деле передо мной девочка. Ты знаешь, кто я. Знаешь не все, но многое. Но при этом изо всех сил борешься за лидерство. Ты пойми очень важное: перед мужчиной, который тебе нравится не стыдно иной раз быть просто девочкой. Не стыдно проявить слабость и даже сдаться. Прошу, не будь каждую минуту штабс-капитаном. Для проявления себя как штабс-капитана у тебя будет много возможностей и куда более подходящих случаев в «Сириусе». Но когда нет необходимости ощущать на плечах погоны, прошу, становись просто женщиной и даже девочкой. Позволь себе такую приятную слабость, и ты сама удивишься, что жить от этого становится проще и приятнее Она поджала губы, и мне показалось, что в эту минуту баронесса готова проявить слабость – заплакать. Я обнял ее тепло, за плечи. Вышло это как-то больше по-дружески. А потом последовали не совсем уместные для таких объятий слова:
– Прошу, не надо это… – ну ты понимаешь, о чем я – делать лишь для того, чтобы доказать что-то Рыкову. Не надо бросать ему очередной вызов. Гораздо разумнее просто жить своей жизнью, не вступая ни с кем в войну без веских на то причин. Идем на кухню. Думаю, наш ужин готов. За ним обсудим планы на завтра, – я взял ее под руку и Бондарева молча повиновалась.
Только у дверей кухни проронила одно слово:
– Астерий.
Примерно до полуночи, мы обсуждали детали операции по проникновению в Увядшую Розу. И Наташа, и Бабский значительно удивились, когда узнали, что я перенес начало операции на послезавтра. Хотя в том, что нам следовало поторопиться, штабс-капитан была права, я сдвинул вояж к замку по более чем серьезным причинам: нужно было найти надежный способ убрать препятствия на нашем пути. А именно ту самую кладку, загораживающую проход на нижний уровень, и неприступную стальную дверь в святая-святых хранилище герцога Уэйна. И то, и другое препятствие требовалось убрать без шума. Вариант со взрывчаткой, предложенный Бабским, был совершенно идиотским. Тем более, мы бы просто не дотянули столько взрывчатки, чтобы вскрыть стальную дверь – я успел оценить ее надежность. Даже если бы мы смогли пробить проход себе взрывом, то нас бы самих похоронил там рухнувший потолок.
Поэтому, после долгих размышлений я решил поднять из своих архивов старую магию, которой пользовался всего раза три-четыре за прежние жизни – пользы от нее прежде было не слишком много, потому как в моем арсенале имелись куда более простые и эффективные техники разрушения препятствий. Но в данном случае эта магия подходила как нельзя лучше. Называлась она «Песок Времени». Чтобы поднять ее из архива и активировать, требовалось время. Еще больше времени требовалось, чтобы я пришел в норму после ее инсталляции. Поэтому грядущий точно не мог стать днем начала основного этапа операции, и я предпочел использовать его для подготовки и обкатке кое-каких схем. Когда я объяснил это, все вопросы, вертевшиеся в головах Бондаревой и Бабского, снялись. Наташа сразу стала не против вина и даже сама помыла под него бокалы.
Утром я снова проснулся в нежных объятиях Элизабет. Она еще спала, и судя по улыбке на ее лице была сполна удовлетворена и счастлива. Я тихонько выбрался из постели. Чувствуя себя скверно, точно после сильного похмелья, накинул халат, один из тех, дежурных, что были во множестве в гардеробе госпожи Кембер. Глянул на свою физиономию в зеркало. Если не считать легкие помятости от подушки, то нельзя сказать, будто я болею от инсталляции новой магии, но в данном случае внешностью была обманчива. Пригладив волосы, я направился в ванную. Это важное помещение, благодаря стараниям гарпии, осталось у нас лишь одно. И вышло так, что в эти минуты туда выстроилась очередь: в лице Бабского и меня.
– Как же она долго! – возмущался поручик, переминаясь с ноги на ногу. – Ваше сиятельство, вы же не будете оспаривать мое первенство в очереди?
– Без вопросов: если дело касается туалета, то ты, засранец, всегда первый, – слабо улыбнулся я, чувствуя мертвый холод в чакре-манипуре. По энергоканалу текла будто не энергия, а ртуть.
В этот момент щелкнул замок и из ванной вышла Бондарева. Вышла и меня очень удивила. Она обняла меня, пропуская Бабского, и с теплом поцеловала в губы.
Я опешил.
– Что это значит, Наталья Петровна? – глаза мои так и липли туда, где разошелся ее халат – там проступала груди баронессы, крупные, тяжелые. Даже при моем скверном состоянии, нестерпимо хотелось взвесить их в ладонях, этак неторопливо, каждую по отдельности.
– Ровным счетом ничего, Александр Петрович, – отозвалась Бондарева. – Решила пока не быть штабс-капитаном лично для вас, – и сейчас взгляд этой ведьмы был, конечно, гипнотическим.
– Может тогда вместе примем душ? – предложил я, вернув взор к разошедшемуся декольте халата – там даже мелькнул темно-розовый сосок.
– Это было бы слишком. И я только что оттуда, – встретимся за завтраком, она было направилась к пролому в свою комнату, но остановилась и сообщила: – Я тоже умею готовить. Не хуже твоей Элизабет, – потом сделала шаг ко мне и тише сказала: – Полагаю, я многое умею делать не хуже Элизабет.
– Наташ, ты мне сегодня очень нравишься. Очень! – произнес я, глядя ей в след.
