Текст книги "Ваше Сиятельство 12 (СИ)"
Автор книги: Эрли Моури
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
– Астерий! – Охотница сдавила меня так, что я подумал, не пришел ли мой последний миг в этом теле.
И тут же мы слились в поцелуе.
– Давай я тебя дерну? Арти, ну давай, прямо здесь на столе! – я оторвал ее от пола и усадил на стол и рывком задрал юбку, оголяя божественные бедра – уж я-то знал, как волшебен их плен.
– Нет! Астерий! Нет! Не смей здесь! – она все-таки вырвалась. – Все, я не могу больше у тебя находиться! Поспешу к Афине, обрадую ее!
– Раз так спешишь, можно тогда я дерну Афину. Можно? – спросил я, все-таки отпуская ее.
– Хорошо, – сказала она, отступая от стола и тут же одумалась: – Нет! Ах ты хитрец! Не смей так со мной!
– Ты уже разрешила, Арти! Ты же сказала «хорошо»! Будь верна своему слову! – рассмеялся я.
– Не смей из меня делать дуру! – она раскраснелась.
– Дорогая, ну ты же для меня всегда будешь самой первой на Небесах. Я тебя люблю! Арти, ты самая, самая!.. – я снова обнял ее, и она размякла в моих руках.
– Когда-нибудь все женщины, с которыми ты так играешь, соберутся и накажут тебя! И я постараюсь при этом присутствовать и быть первой среди них! Соберутся все, все, которые от тебя пережили обиды и страдания! – шепча эти милые угрозы, она с желанием ответила на мой поцелуй.
– Ты говоришь про тех женщин, которые пережили со мной много радостей и море удовольствия? – переспросил я.
– Узнаешь, когда наступит этот час! С Афиной, прошу, не заигрывайся слишком. Знаю, что ее к тебе очень влечет. Она, единственная с которой я так близка, и ее я еще могу потерпеть с тобой. Но обещай, что Светлоокой не будет больше, чем меня. Нет-нет, даже не так. Пусть ее будет намного меньше, – она заглянула мне в глаза, своими серебряными, полными лунного света.
– Обещаю, что ты будешь всегда самой-самой среди небесных, – я положил руку на ее животик, где тихонько рос наш ребенок. – Это я тебе очень твердо обещаю!
– Пойду… – она отстранилась.
– Арти, стой! – как же я мог забыть за всей этой болтовне о Елене Викторовне? Я схватил Охотницу за руку раньше, чем она успела сделать портал. – Очень прошу, узнай, что от моей мамы хотела Гера! Навести графиню сегодня же! Расспроси обо всем, что связано с Герой и помоги, чем возможно!
– Обещаю! – заверила Разящая в Сердце и шагнула в светящийся овал.
* * *
Глория нервно заходила по комнате. Этот вопрос был слишком серьезен, чтобы не разобраться в нем до конца. То, что такое мог сказать своей матери сам Елецкий, императрице не верилось. Такого просто не могло быть! Она не сомневалась, что молодой граф умеет держать язык за зубами – убеждалась в этом ни раз, многое зная о нем. К тому же, он вовсе не из тех мужчин, которые любят похваляться своими нескромными «победами».
– Не молчите, графиня! Мне важно знать от кого вы об этом узнали! – Глория остановилась напротив Елецкой, по-прежнему непочтительно сидевшей перед ней на диване.
– И вы даже не будете отрицать, что между моим сыном и вами так?.. – Елена Викторовна тоже встала, хотя сделала это с огромным опозданием.
– Милая моя, вы немного путаете! Вопросы здесь задаю я! – повысила голос англичанка.
– Мне сказала об этом Гера, – вот здесь, Елецкая позволила себе улыбнуться. Совсем чуть-чуть, краешками губ. – Богиня Гера! – подчеркнула она, видя на лице императрицы непонимание и даже легкую растерянность.
– Что вы несете! Каким образом богиня могла вам такое сказать? – не сводя глаз с Елецкой, Глория подумала, что учитывая появление в ее покоях Перуна и трех богинь при молодом графе, нельзя исключить, что боги могут баловать визитами и его мать.
– Конечно вам в такое трудно поверить, но это именно так. Мне об этом сообщила Гера. Была у меня вчера вечером. Обещала свое покровительство. Мне и моему сыну, – сказала Елена Викторовна. – Вы же, ваше величество, тоже мать. К тому же вы старше меня. Как вы могли? Саше еще очень молод!
– Вот это не надо ставить мне в упрек! Или ты очень плохо знаешь своего Сашу, или… – императрица с раздражением перешла на «ты». – Или плохо знаешь мужчин. Хотя в последнем я очень сомневаюсь. Знаешь ли, слухи о тебе, графиня Елецкая, докатывались до дворца и даже моих ушей. Ты точно не была святой даже при своем муже. Да, я была с твоим сыном. Была, хотя он младше моего. И я не жалею о том, что происходило между нами. Скажу более… Сядь! Чего мы стоим друг против друга? – Глория вернулась на прежнее место – под ней скрипнули пружины в туго натянутой подушке. – Мне очень нравится твой сын. Вот так просто – нравится и все! Он мне нужен, и он будет приходить ко мне. Могу тебя успокоить: я его ничем не обижу – не стоит за него волноваться. Тем более, уж Елецкий точно не из тех людей, кого можно обидеть – это ты должна знать не хуже меня. Я вообще не понимаю: причину твоих волнений. Должна была тихо радоваться, а не бежать ко мне с обвинениями!
– В том-то и дело, ваше величество: я очень хорошо знаю Сашу. Он бывает слишком безрассудным, и он все становится все больше склонным к опасным поступкам. Он не думает, чем все это может кончиться! Вы понимаете, что будет, если об этом узнают Ковалевские? – Елена Викторовна расстегнула сумочку, чтобы достать сигареты, но спохватилась – все-таки находилась в покоях самой императрицы.
– А вот это должно стать твоей заботой! Не распускай язык и очень постарайся, чтобы никто об этом не узнал. Я здесь мало чем рискую, учитывая состояние Филофея, а вот Саша… Я очень не хочу ему неприятностей, – Глория сплела пальцы рук. – Ни от Ковалевских, ни от кого из дворцовых. Тем более от Дениса. Могу успокоить, что с моей стороны об этом никто не узнает.
– Есть еще кое-что… – мысль, мелькнувшая вчера в сознании Елецкой, сейчас снова вернулась и стала теперь яснее, однако графиня пока не знала, как подать ее англичанке и стоит ли это делать. Еще она подумала, что следовало все-таки посетить храм Артемиды и просить ее помощи. Обратиться к их родовой покровительнице с самой сильной молитвой, на которую способна ее душа – пусть даже это наперекор желанию Геры. Как бы ни было, Небесная Охотница всегда отвечала лишь добром.
– Говори! – Глория наклонилась к ней.
– Гера… именно она во вчерашнем разговоре подбросила мысль, что об этом могут узнать Ковалевские и тогда браку Саши с Ольгой не быть, – наконец произнесла Елецкая. – И я думаю, не может ли Величайшая сама или через кого-то донести эту весть до Ковалевских. У меня такое нехорошее ощущение, что Гере это может зачем-то потребоваться. Или она может это использовать, чтобы держать меня и, возможно, вас в повиновении.
Глория нахмурилась. Мысль графини была очень неприятной.
– Что ей может быть нужно? – спросила она, вспоминая потрясший ее визит Величайшей при Елецком.
– Я не могу знать. Когда она уходила, то сказала, что я буду должна ее отблагодарить за ее заботу о моем сыне и еще об одном человека. Пока не сказала как, – ответила Елецкая, стараясь вспомнить слова богини в точности.
– То есть она тебя делает зависимой, – Глория усмехнулась: уж кому как не ей были знакомы подобные игры. – Увы, здесь я ничем не могу помочь. Что касается моих отношений с Сашей, разумеется, я все это буду отрицать. Можно даже придумать, что это чьи-то наговоры, кто-то желает меня опорочить. Если потребуется я могу найти «виноватых», – императрица грустно усмехнулась. – Когда вернется твой сын? Он что-то говорил? Посвящал в свои планы?
– Нет, – отозвалась графиня, повернув голову к двери – к ней приближались быстрые шаги.
– В чем дело? – Глория глянула на вошедшего камергера и поняла все почти сразу без слов.
– Мои извинения, ваше величество! – тот поклонился, низко-низко, роняя на лоб седые волосы. – Филофей… Император скончался! Только что!
– Пойдите! Пойдите туда! – Глория вскочила, нетерпеливо отсылая его взмахом руки. – Денису скорее сообщите! Я приду сейчас! Нет… – она покачала головой, враз став бледной, печальной. – Скажите, что я приду позже.
Глава 5
Камни Новых Богов
Камергер спешно ушел, а Глория медленно опустила глаза к персидскому ковру на полу, будто изучая его сложный орнамент. В эту минуту, грозившую значительными потрясениями не только во дворце, но и всей России, Елена Викторовна почувствовала себя крайне неловко. Ей захотелось скорее исчезнуть из покоев императрицы и вообще из дворца.
– Видишь, как повернулось: теперь я – свободная женщина, – раздался голос Глории, холодный, похожий на звуки расстроенной виолончели. – Не знаю, что ты сейчас думаешь, но поверь, я не рада смерти Филофея. Хотя во дворце и среди князей многие будут думать обратное. Филофей был мне дорог. На самом деле очень дорог. Он – один из немногих мужчин, кто по-настоящему меня любил и поддерживал все эти годы. Особенно самые первые, тяжелые годы, когда я каждый день была на грани нервного срыва. Вот теперь не стало человека, который был мне самой надежной опорой. Ты тоже не так давно потеряла мужа, но в тот момент ты была в кругу близких тебе людей. Я же здесь большей частью одна. Те люди, которые окружают меня и делают вид, что расположены ко мне, почти все лгут – они корыстны, двуличны. Мне больше нечего делать здесь, в России. Увы, ваша империя для меня так и не стала мне домом. Кстати, именно твой сын говорил мне об этом. Он говорил на удивление мудрые вещи: о том, что вся проблема в том, что Россия не стала мне домом, и в этом весь корень зла. Саша очень быстро понял меня в отличие от самых властных людей империи.
Елецкая молчала удивленная, даже потрясенная, теперь уже не столько трагической новостью камердинера, сколько неожиданными откровениями императрицы. Глория откупорила флакон со снадобьем дворцового лекаря и хотела было налить, но передумала. Встала.
Тут же подскочила с дивана Елецкая.
– Ты сиди, – остановила ее императрица. – Хочу, чтобы рядом был хоть кто-нибудь. Лучше посторонний, чем из дворцовых… Как ни странно, от тебя я чувствую больше тепла, чем от них. Надо бы послать за Эдуардом, – она глянула на дверь, потом потянулась к кнопке говорителя, но остановила палец в нескольких сантиметрах от бронзового диска. – Эдуард у меня очень чувствительный – будет плакать. Это я плакать почти не умею, – сказала она, и когда снова повернулась к Елецкой, графиня увидела, что ее глаза мокры. – Багряный дворец, да и вся Москва – чертово место. Здесь слишком много людей ненавидят меня. Вот, к примеру, Ковалевские… – Глория подошла к шкафчику, закрытому дверкой с инкрустацией яшмой, повернула ключ и открыла ее. Взяла там откупоренную бутылку с шотландским виски. Неожиданно повернувшись к Елецкой, спросила: – А знаешь, какой у меня сильный соблазн? Уходя отсюда, громко хлопнуть дверью! У меня много таких возможностей, еще больше поводов! Например, я могу открыто признать, что твой сын – стал моим любовником! Представляешь, какая буря поднимется⁈ Как это разозлит цесаревича! И брак твоего Саши с Ольгой станет вряд ли возможным! Я могу сделать очень больно Ковалевским!
– Ваше величество, пожалуйста не делайте этого! – темными, расширившимися зрачками Елена Викторовна смотрела на нее, медленно бледнея.
– Не делать? Ведь если бы я была дрянью, как многие считают, то я должна бы так поступить. Почему я не должна так делать? Вы все привыкли считать меня английской гадюкой, только и занятой тем, как устроить очередную подлость! Некоторые мне приписывали, что я желаю извести Филофея и якобы несколько раз травила его! Странно как-то: травила, травила, а он дожил до шестидесяти восьми, и жил бы еще, если бы слушал целителей и меня. Меня оговаривали с первого дня появления в Багряном дворце! Обо мне сложили сотни грязных сплетен! Мне плевали в душу! И я плевала в ответ! На боль, причиненную мне, я умею отвечать болью! Но, знай, графиня! – держа в одной руке бутылку с виски, Глория вытянула вторую к Елецкой: – Я никогда не была жестокой и подлой с людьми, которые мне близки! Твой Саша мне близок, и я желаю ему счастья, пусть даже его счастье в браке с Ковалевской!
– Спасибо вам, ваше величество, – тихо произнесла Елена Викторовна, чувствуя, что она начинает уважать эту женщину, которую в самом деле ненавидит большая часть знати в столице.
– Вижу, хочешь от меня поскорее сбежать? – императрица опустилась на диван, заставляя жестом Елецкую снова сесть.
– Полагаю, в эти трагические минуты мое присутствие здесь неуместно. Вам сейчас точно не до меня, – ответила Елена Викторовна, видя, как Глория наливает виски в две рюмки.
– Сейчас отпущу тебя. Выпьем немного. Мне это нужно – иной раз помогает лучше, чем микстура Кочерса. Как только Саша вернется, сразу направь его ко мне. Есть о чем с ним поговорить. Последние два дня, я очень много думаю о нем. И вот еще… запиши номер моего эйхоса. Он есть у твоего сына, пусть будет и у тебя, – Глория продиктовала ряд цифр, почти весь состоявший из нулей. – Обязательно сообщи мне, что желает от тебя Гера. Возможно, это будет касаться и меня. По пустякам уж не беспокой, а по серьезным вопросам можешь обращаться, – Глория подняла рюмку и произнесла: – По вашей традиции: за понимание!
Несколько минут она молчала. Елецкая тоже молчала, отставив рюмку с остатком виски и теперь вертя в руке эйхос. Хотя у нее было много вопросов, графиня не хотела нарушать тяжелую тишину.
– Ступай! – наконец сказала императрица. – Мне надо переодеться в темное – пойду к своему мужу, – на ее глаза начали наворачиваться слезы.
* * *
– Я могу зайти? – Бондарева приоткрыла дверь.
Госпожа-менталистка, без сомнений знала, что на кухне Артемиды уже нет, и вопрос Наташи был адресован мне. Странно вообще-то: чего она у меня вдруг спрашивает позволения?
– Наташ, первый опыт с кофе вышел неудачным. Давай, теперь ты посуетись у плиты, – я демонстративно поднял с плиты кастрюльку с темными, подгоревшими потеками. – Может и завтрак сделаешь? Я понимаю, не дворянки это дело, но мы тут все виконты, баронессы и прочие графья.
– Вы, Александр Петрович, неправильного обо мне мнения. Я готовить умею и люблю, – она открыла холодильный шкафчик. – Могу предложить на завтрак яичницу. Или омлет. Ах, вот здесь еще что: кусочек засохшего сыра. Значит, омлет с тертым сыром. Такое устроит его сиятельство?
– Отлично, приступайте, ваша милость, – я присел на табурет и принялся выкладывать из очень тяжелого пакета все те прелести, которые мы отняли у Сладкого Хариса. – Не терпится спросить, Наталья Петровна, вам удалось заглянуть в меня достаточно глубоко? Заглянуть, туда, куда вы так старательно пытались влезть много раз.
– Мне готовить завтрак или отвечать? – она повернулась, держа в левой руке картонную коробку с яйцами.
– Разве это сложно совмещать? Хотя бы главное скажи: чудовище я или нет? И на самом ли деле я люблю Ольгу? Ведь сама понимаешь, в ментале нельзя сфальшивить, – я разложил на столе эйхосы – их было три, достал блокнот с записями и два запечатанных сургучом конверта. Оружие доставать не стал – с ним пусть разбирается Элиз и Бабский.
– Если я буду говорить, то не смогу готовить завтрак. Но хорошо, – она подошла к краю стола, поставила на него картонную коробку с надписью «Teddy Farm Products» и сказала: – Ты – не чудовище. Ты – демон. Не знаю даже, лучше это или хуже. В самом деле демон! Ты – не человек, Саш! Я думала, Элизабет так называет тебя в шутку. Теперь знаю, что нет. И сама она, наверное, тоже не человек, после того, что твоя любовница сделала вчера, у меня до сих пор холодок на сердце, хотя я за свою не столь длинную жизнь успела увидеть немало смертей и редкой жути. Вчера я промолчала, но мне хотелось орать. Сначала на весь клуб господина Флетчера. Потом на всю улицу. Люди не бывают такими как ты и она! Но ней я говорить не хочу. А вот о тебе очень даже интересно. Откуда в тебе это все? Ольга… Бедная Ольга! Она тебя не боится? Или она всего этого не понимает?
– Послушай, дорогая, дай ручку! – я потянулся к ее ладони.
– Нет! – она отдернула ее.
– Наташ, ты же менталист, черт возьми! – я улыбнулся ей самой доброй своей улыбкой.
– А, давай без чертей? – она улыбнулась в ответ, как-то очень ехидненько.
– Так вот, ты – менталист. Очень хороший менталист. И поэтому должна хорошо понимать, что если так строго разграничивать, то ты тоже не человек. Или, скажем, не совсем человек. Впрочем, как и Бабский. И как твой муж – Рыков, и другие из Коллегии. В каждом из нас ментальное тело заметно отличается от ментальной конструкции обычного человека. Но эта грань настолько размыта, что трудно сказать, где обычный человек становится человеком необычным. Я – просто хороший маг. Я не демон хотя бы потому, что у меня меньше энергетических тел, взамен мои тела сильнее и универсальнее. Уверен, ты никогда в жизни не сталкивалась с настоящими демонами, раз говоришь такую ерунду. Твои выводы, если они, конечно, серьезные не могут быть верны. Вот и все. На этом поставим точку в определении моей принадлежности!
– Если говорить о Коллегии, то ты будто объединил в себе их всех. Ты не просто маг, – Бондарева оперлась на край стола, чуть наклонившись надо мной.
– Ой, да ладно тебе. Я же сказал: я – просто маг, сильный маг. Но если надо, утру нос всей Верховной Коллегии. Только этого не надо, правда? Главное мне скажи: веришь теперь, что к Ольге у меня отношение искреннее? Я на самом деле ее люблю, – я поднял взгляд к баронессе.
– Пора заняться завтраком, – она взяла картонную коробку и направилась к плите.
– Наташ! – окликнул я ее. – Я, кажется, спросил. Мне небезразлично как ты меня воспринимаешь!
– Да, ты ее любишь. Ты всех любишь! Любвеобильный такой! Только что обнимался здесь с Артемидой! – баронесса загремела сковородой. – Сразу набросился на нее, как только отпустил меня.
– Тебя это злит? – бросив на стол эйхос я встал, подошел к Бондаревой и властно повернул ее к себе.
– Да, злит! Я так не привыкла! Мне это… – она не смогла договорить – я закрыл ей рот поцелуем, и в этот раз Наталья Петровна была куда более терпима к моим вольностям. Даже когда сжал ладонями ее ягодицы и жутко возбудился, она уже не пыталась вырваться.
Мы бы простояли так намного дольше, если бы на кухню не вошел Бабский: как всегда веселый, держа на плече полотенце и роняя капли влаги с мокрых волос.
– Яичницу или омлет? – краснея и отталкивая меня, спросила Бондарева и тут же пояснила: – Других продуктов нет – вечера же никто не позаботился.
– Кстати, Леш, сходи. Тут напротив лавка «Holiday Every Day». И еще есть какая-то за углом, – попросил я.
– Ах, да, я понимаю, вы тут очень заняты. Конечно, Сэм, как преданный слуга, решит все проблемы молодой четы Гилфордов, – посмеиваясь он назвал нас той вымышленной фамилией, которую Бондарева использовала при прохождении пограничного контроля. – Еще будут какие-то приказы, пожелания?
– Купи хороших шоколадных конфет, – попросила баронесса. – Лучше наших, с карибских поставок.
Едва Бабский удалился на кухню зашла Элизабет, что вызвало почему-то у Бондаревой смех.
* * *
Войдя в полутемную комнату, Гера присела за стол, стянула бархатистую ткань с хрустальной сферы. Око Нексимы тут же ожило – золотистые блики заметались по стенам, словно огненные птицы, яркими искрами мелькнули на лице богини. Этой непростой вещице было множество тысячелетий. Быть может даже сотни тысячелетий. Величайшая не помнила в точности, как артефакт попал к ней, и кем из древних мастеров он был сделан.
Протянув руки к хрустальному шару и неотрывно глядя в его глубины, богиня снова задавалась вопросом, на который никак не удавалось получить ответ – уж слишком хорошо постарались маги герцога Уэйна.
– Ключ Кайрен Туам… Где Ключ Кайрен Туам⁈ Где⁈ Где Ключ⁈ – вопрошала богиня, собирая все внимание и ожидая, что в мерцающих глубинах хрусталя появится хоть какая-то внятная подсказка. Однако светящийся шар по-прежнему был глух к ее вопросам. Око Нексимы выручало богиню много раз, но не теперь.
Оставалась лишь надежда на Гермеса. Крылатый бог очень задолжал ей. Только за последние годы Величайшая десятки раз помогала ему, решала проблемы Вестника с Перуном. Теперь пришла пора ему отдавать долги, а значит он должен был известись, но помочь ей. Гера знала, что он старается: день и ночь пытается добыть для нее необходимые сведения, нарушая небесные законы сует свой нос, куда не следовало бы богам. Если не справится Гермес, то был в запасе еще один непростой ход, но для этого снова бы пришлось обращаться к Посейдону, а Величайшая этого очень не хотела.
Не хотела она так же того, чтобы Держатель Вод узнал, что она носит под сердцем его ребенка. Это пока удавалось скрывать от него и от Перуна. Но такое не могло длиться слишком долго. И одну глупость Гера уже допустила: когда была на эмоциях, проболталась о ребенке перед Астерием. Теперь очень сожалела об этом, и утешала себя лишь тем, что Астерий не болтлив и ему мало дело до произошедшего. Из-за этих причин Гера начала торопить события: Ключ Кайрен Туам ей нужен был поскорее. Вернее, не столько ей, сколько все тому же несносному хитрецу Астерию, которого в некоторые минуты Величайшей хотелось жестоко убить! Надо признать, случались и другие минуты, когда Гера сожалела, что Астерий не стал ее мужчиной и вряд ли теперь когда-нибудь станет. Величайшая была достаточно умна, чтобы не строит несбыточных планов на великого мага и понимала, что ей никакими силами его не удержать, поэтому для ее целей следует выбирать мужчин проще, покладистее.
Накрыв хрустальную сферу, она с улыбкой глянула на стражниц – двух гарпий, сидевших на мраморных пьедесталах. Они походили на мраморные статуи: такие же белые и неподвижные, как камень под ними. Неподвижные до того момента, пока здесь не появится незваный гость. Такое случалось очень редко, но бывало. Например, семь лет назад слугам пришлось мыть пол и стены от крови и собирать осколки костей одной из нимф – дурочка ошиблась дверью.
Пройдя через короткий коридор с мозаичными стенами, Гера оказалась в небольшом зале, который был продолжением ее сокровищницы. Помимо редчайших предметов из золота, серебра, редких металлов и камней, которые прости не встречались на земле, здесь были вещицы с виду, не выделявшиеся особой красотой. Как например эти три камня, черных с красноватыми прожилками и глубокими трещинами. Один чуть побольше, два других поменьше – размером с гусиное яйцо. Назывались они «Карханс Насли Бонг». Как перевел с древнего языка Астерий: «Камни Нового Бога». Пока их имелось у Геры три, но скоро должен был появиться четвертый. Как минимум еще один находился в Хранилище Знаний. Его должен будет добыть для нее Астерий – все, к сожалению, вертелось вокруг него. Неплохо было бы получить все семь Камней – именно столько по древним свидетельствам существует из на земле. Величайшая рассчитывала на это, потому как число мужчин, интересных ей было никак не меньше семи. И на каждого из них хотелось потратить по такому Камню.
Мужчин Величайшая выбирала не только по внешней привлекательности для нее, но исходя из понимания, насколько сильны будут в них будущие божественные энергии; насколько они будут соответствовать ее требованиям и будущим задачам в новом для них мире.
Взяв с полки один «Кархан Насли Бонг», тот, что продолговатый и покрупнее, Величайшая подумала, как только Астерий исполнит договор, все для нее станет другим. Наконец настанет время, о котором она давно мечтала. Придет новый справедливый мир, в нем законы будет издавать она – и никто другой без ее особого позволения. Мир, в котором, вовсе не женщина вынуждена подчиняться мужчине, но станет ровно наоборот: мужчины-боги будут сидеть у ее ног, в ожидании ее милости или повеления.
Сжимая Камень в руке, Гера чувствовал тепло, исходящее из его глубин, за которым стояла огромная сила. Ее мысли перенеслись к последнему из определенных ей мужчин – к Майклу Милтону. Поначалу, Величайшая не была уверена, что он подходит для ее целей, но с каждым днем наблюдения за ним, ее мнение менялось. Теперь ей казалось, что именно барон Милтон может стать самым желанным из ее будущих мужчин, хотя до недавнего времени среди всех остальных она выделяла графа Оршанского. Последний был на удивление хорош в постели – никакого сравнение со скучным и ленивым Аполлоном. Ведь права Афродита: земные мужчины дарят куда больше радости и силы ощущений, чем зазнавшиеся небесные ленивцы.
Из коридора донеслись голоса служанок, и Гера догадалась, что они пытаются остановить кого-то спешащего к ней. Положив Камень на место, она направилась в обратный путь. Прошла через свои спальни и остановилась в зале приемов.
– Впустите! – властно сказала она.
Дверь распахнулась, на пороге появился Гермес.
– Что в этот раз⁈ – в нетерпении спросила Величайшая.
– В этот раз получилось! – лицо крылатого бога засияло.
– Ключ Кайрен Туам⁈ – спросила она.
– Да! – выдохнул Гермес.
Величайшая подбежала к нему, обняла со всей божественной силой.
Этот день радовал ее! Очень радовал. Остатки вчерашнего мрачного настроения, нахлынувшего под вечер, растворились без следа.
Она даже была готова прямо сейчас поспешить к Астерию.
Глава 6
Труды и искушения
Наш завтрак затянулся почти до полудня. Отчасти виной тому Бабский. Его, видите ли, не удовлетворили продукты, купленные в «Holiday Every Day», и он отправился в другую лавку – она находилась где-то под Curlock Tower. Все это время мы со штабс-капитаном разбирали записи в блокноте используя ключ шифрования графа Варшавского. Хотя записей в пухлой книжице было много, подавляющая их часть оказалась совершенно пустой, устаревшей много дней назад. Если бы моя рука дотянулась, я бы отвесил крепкую затрещину тому мудаку-агенту нашей Службы Внешних Слежений, который подсунул нам эту галиматью, не позаботившись ее предварительно почисть, хотя бы вырвать потерявшие актуальность страницы. Ничего, вернусь в Москву – будет что сказать императорскому конфиденту. Нет, я не стукач, но когда из-за чьей-то лени приходится терять время и делать при этом дурную работу, то такое без реакции оставлять нельзя.
Работала над интерпретацией записей в основном Бондарева, я же поглядывал на скучавшую, которая сидела напротив меня. Иногда я трогал ее голую коленку, и тогда чеширская кошечка тут же оживала, в ее серых глазах мелькали озорные искры. Мне даже хотелось оставить Наталью Петровну здесь одну, возиться с трудами нашей агентуры, самому уединиться с англичанкой для более приятных исследований.
Наверное, это было бы несправедливым, невежливым по отношению к госпоже Бондаревой, но, с другой стороны, то, что сейчас делала штабс-капитан имело мало смысла: ведь Гера сказала, что информация в ячейке будет большей частью ложная. При этом мы все равно должны были отработать полученную информацию для полноты картины. И еще потому, что боги тоже могут заблуждаться. Даже если данные Службы Внешних Слежений неверны, то нам будет полезным иметь представление, как и в чем нас пытаются ввести в заблуждение.
– Я вскрываю конверты? – спросила Бондарева, сделав несколько пометок на листке и отложив блокнот.
– Вскрывай, – согласится я.
– Сразу могу сказать: здесь деньги, – Наташа положила ладонь на конверт лежавший слева. – А здесь последняя информация по данным о цели, – второй рукой она накрыла другой конверт. – И кажется мне, эта информация близка к истине. Величайшая могла не знать об этом информационном дополнении – его положили в ячейку в день нашего прилета.
– Наташ, но вы же тут с Бабским менталисты – информационная составляющая висит на вас. А я… Я здесь просто любуюсь красивыми женщинами и между делом принимаю решения. Ах, да, еще курю иногда. Дамы, позволите? – я потянулся к коробочке с «Никольскими».
– Откройте пошире окно, корнет, – с недовольством проговорила Бондарева. Ей так нравилось упоминать мое звание, подчеркивая, что она в этом вопросе выше меня.
– Есть, ваша милость! – встав, я для потехи щелкнул каблуками. Хотя я много шутил, дальнейшими планами по нашей операции, был я озабочен не меньше Бондаревой, только, думая над ними, не делал столь серьезное лицо.
Пока я наполнял кухню сырым воздухом британской столицы, Наташа вскрыла оба конверта, уронив на стол кусочки сургуча, бросив поверх несколько крупных купюр. Деньги дополняли содержимое ячейки вовсе не по причине нашей финансовой необеспеченности, а прилагались как бы на всякий случай – ход таких операций редко идет по плану, что уже многократно доказал вчерашний день.
Наташа открыла второй конверт и пока я прикуривал и пускал клубы табачного дыма, водила пальцем по строкам извлеченного листка. Сверялась с шифр-ключом. Хлопнула дверь, послышались шаги на лестнице. Элизабет тут же встрепенулась, вопросительно глянула на меня.
– Бабский, – коротко пояснил я, чувствуя приближение поручика.
Он зашел с двумя тяжелыми пакетами и тут же начал что-то нести насчет английских коров – я даже не сразу понял, что это шутка.
– Здесь указание на место нашей цели. По мнению информаторов вероятность, что Ключ и Таблички Панди в данной точке близка к 100%, – с возбуждением выдохнула Бондарева, не обращая внимание на Бабского. – Датируется пятнадцатым июня, то есть вчерашним днем. Причем время сообщения 23:17. И на данном этапе в истинность этих сведений я верю. Поручик, немедленно сюда карту! – снова раскомандовалась Наталья Петровна.
– Есть! – как-то так вышло, что Бабский тоже щелкнул каблуками, спешно освободившись от сумок с продуктами.
– Элиз, прелесть моя, разберись, пожалуйста, с пакетами, – попросил я. – А то видишь, как наши менталисты заняты.
– Я могу попробовать что-то приготовить, – отозвалась англичанка. – Готовила иногда себе, когда училась в колледже. И для Теодора, кстати готовила несколько раз.
– Только не делай это так, как для Теодора. Знаю же, ты мечтала его отравить! – чуть не поперхнувшись табачным дымом, напомнил я.
Теперь все были при деле: я курил; Элизабет думала, что она может приготовить из разложенных возле плиты продуктов; Бабский с Бондаревой пытались разложить карту Лондона на обеденном столе. Когда я затушил окурок, наши менталисты, посовещались, соединили руки, образуя замкнутый контур, начали сканировать город. Метод этот довольно эффективен, когда карта является образом реального городского пространства. Я сам пользовался подобным приемом сотни раз, правда справлялся с этим сам, без сторонней подпитки. Энергетика, что у Натальи Петровны, что у Бабского оставляла желать лучшего. Впрочем, это не их вина – это вина современных магических школ данного мира.
– Помочь? – полюбопытствовал я, любуясь раскрасневшимся от напряжения личиком Наташи.
– Кое-что проступает… И очень похоже, что последняя запись в конверте указывает на верное направление, – не открывая глаз, сказала штабс-капитан. – Ну, помоги, если так хочешь, – добавила она, отпуская левую руку Алексея Давыдовича.
