Текст книги "Ваше Сиятельство 12 (СИ)"

Автор книги: Эрли Моури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

– Правую тоже отпусти, – сказал я, давая понять Бабскому, что не собираюсь делать треугольник, а намерен занять его место.

Когда мы с Наташей сплели пальцы, она попросила:

– Только медленно. Я пока не могу к тебе привыкнуть.

– Очень медленно и не на всю глубину. Буду нежен как с девочкой, – пообещал я.

Элизабет прыснула смехом, роняя на стол картошку.

– Дурацкая шуточка, корнет! – сердито глядя на меня, штабс-капитан до боли сжала пальцы.

– Да успокойся ты. Шутка как шутка. У Алексея Давыдовича шутки не лучше. Все, поехали: ты сканируешь; я – просто батарейка, – я закрыл глаза и расслабил руки, давая больше свободы баронессе для манипуляций над картой.

Бондарева успокоилась, сосредотачиваясь, после недавнего опыта, с явной настороженностью готовясь принять мою энергию. Я не стал мучить баронессу – пустил поток, не перегружая ее каналы. Прошло минут десять прежде, чем она произнесла:

– В общем, подтверждаю то, что в конверте – истина. Ясно вижу цель на Whipps Cross. Это замок… Да… справа от дороги не доезжая прудов. Там очень серьезная охрана. Не менее десятка магов высокого уровня.

– Howard Stein’s Castle? – поглядывая на карту, произнес Бабский.

Я открыл глаза, выискивая это место на плане британской столицы. Помня слова Геры, я понимал, что это скорее всего ловушка, устроенная менталистами герцога Уэйна для наших менталистов, которые будут сканировать по проекции, как это сейчас делала Бондарева. Однако, полностью исключить, что Наташа была права нельзя. Все это очень сложная игра, в которой якобы ложная цель на самом деле может быть целью настоящей. И по-хорошему самым лучшим способом найти истину было бы мое внетелесное путешествие в этот замок на Уиппс Кросс.

Такое, как я делал это с помощью Родерика, когда наведывался в гости к Гере. Только кто в этот раз может заменить Родерика? Точно не Бабский. Наташа? Очень спорный вопрос. И он даже не в доверии, но в том, что она – прекрасный менталист, но у нее нет тех необходимых навыков, которые были у Родерика. И второе: дело в том, что она – именно прекрасный менталист. Пока меня не будет в теле, значительная часть меня для нее будет открытой книгой, ведь ментальная проекция меня останется на какое-то время на физическом теле графа Елецкого. Есть там много такого, чего я очень не хотел бы показывать ей. Например, все свое прошлое. Хотя я показал ей сегодня кусочек себя, это было очень дозированным, щадящим. Если Наташа увидит больше, она просто сойдет с ума. Родерику это не угрожало, потому что он не менталист и не может смотреть так глубоко, а вот госпожа Бондарева может туда влезть. Эффект будет такой, как случайному человеку оказаться в полной темноте внутри трансформаторной будки – высоковольтный ток может несчастного не пощадить.

– Наташ, ты когда-нибудь частично выходила из своего тела? – полюбопытствовал я. И улыбнулся, предвкушая ответ.

* * *

Возвращаясь из Багряного дворца графиня нарушила, наверное, с десяток правил. На Казанском мосту, гневно сигналя, за ней даже увязался синий «Буцефал», но Елецкая потянула бронзовый рычажок, давая своему стальному зверю больше силы. Стрелка указателя скорости поползла вправо, быстро достигла отметки «130», и «Буцефал» затерялся где-то позади.

Елена Викторовна снова подумала о Саше. В этот раз ее мысли были иными: она представила, что Сын, если бы был сейчас с ней рядом, непременно, бы поругал за такую сумасшедшую езду. Саша!.. Ведь он же совсем, совсем, взрослый! И это надо как-то признать… Но как это признать⁈ Боги, у него в любовницах императрица! У него странные, необъяснимые отношения с самими богами. Да он сам почти как бог! Но он ее сын! Елецкая подумала, что она очень-очень не хочет думать о нем как-то по-другому, кроме как о Своем Саше. И любая женщина, которая появляется рядом с ним будет вызывать в ней нервную реакцию и не очень приятные мысли. Исключение составляет лишь Ольга Ковалевская. Неизвестно почему так, но Ольгу графиня Елецкая приняла сразу и хотела видеть с сыном ее и только ее.

Сворачивая по Центральной через Резники, Елена Владимировна вспомнила вчерашнее послание от Ольги и сразу на сердце стало легче. Она подумала, что как только вернется домой, то первое, что сделает – это наговорит сообщение Оле и заглянет в зал богов, чтобы помолиться Артемиде. Неожиданно запищал эйхос. Елецкая сбавила ход, перестраиваясь вправо и ища место, чтобы остановиться – сообщение могло быть важным, а за рулем она никогда не пользовалась эйхосом.

Остановиться получилось лишь ближе к скверу Южных Механиков. Там графиня припарковалась у цветочной лавки и включала эйхос. На крошечном экранчике тут же высветилась желтая строка: «Евклид».

– Боги, ну за что? – Елена Викторовна слабо улыбнулась, помедлила, глядя в окно на солидного мужчину, бегущего через улицу с огромным букетом роз.

Потом нажала боковую пластину. Из прибора задался чуть искаженный голос Евстафьева: «Леночка, прелесть моя! Весь вечер, весь вечер был в мыслях о тебе! Мне так приятно, что вчера между нами произошло. Ты можешь сказать, что ничего не было и ты даже выставила меня за дверь, но для меня… Для меня все было! Были твои манящие глаза, твои губы, твое теплое дыхание! Как мне его последнее время не хватает!..»

Елецкая нажала на паузу и уронив голову на мягкий подголовник, подумала: «Почему же ничего не было… Было. Было какое-то безумие…». Ведь вчера он ее действительно раздразнил, что ей пришлось помучить себя дилдо. И хотя она представляла Майкла, Евклид тоже мелькнул в ее нескромных фантазиях несколько раз. А потом появилась Гера. Какой позор!

Графиня густо покраснела, нервно открыла сумочку и достала коробочку «Госпожа Аллои». Продолжила она слушать барона лишь после того, как прикурила: «Леночка! Я сегодня почти не спал. Не мог уснуть, потому что, закрываю глаза, а перед ними ты. Ходил после полуночи по террасе, вспоминал, как мы целовались с тобой за кустами сирени, а в это время Петр ходил рядом. И Саша твой там же бегал с моей Талией. Боги, какие это были времена! Как я хочу их и тебя! Давай встретимся сегодня, Лен! Я очень тебя прошу, приезжай ко мне на ужин! Хочешь я на колени встану!» – раздался какой-то шорох, потом звон разбитой посудины. И снова голос барона: «Лен, любимая моя, я стою на коленях. Уронил китайскую вазу, ту, что из Цзянси с золотыми утками. Даже смешно. Лен, я прошу тебя! И очень жду ответа!».

– Какой же ты нудный, Евклид! – отозвалась Елецкая. – Нудный, но все равно милый.

Ей даже захотелось побаловать его. И если бы не мысли о Майкле, то Елецкая согласилась бы – поехала к нему на ужин. А там… Нет, там, скорее всего без всяких продолжений. Хотя она могла бы не устоять.

Как знающая себе цену женщина, Елена Владимировна решила сразу не отвечать. Неторопливо докурила длинную сигарету и повела новенький, красно-бронзовый «Енисей-8» к дому.

Когда графиня зашла, у дверей гостиной стоял дворецкий, и парень из охраны, имя которого она не знала. Денис, смеясь через слово, рассказывал им двоим какой-то анекдот про поляков.

– Здравия вам, ваше сиятельство! – приветствовал ее молодой коренастый охранник.

– Все смеетесь? – графиня строга глянула на них и столь же строго известила: – Император скончался час назад. Я только что из дворца.

Все замолчали. Тот молоденький охранник полушепотом произнес:

– Извините, ваше сиятельство…

Елецкая не ответила, направилась было к лестнице, но вдруг передумала и свернула направо, к залу богов. Войдя, она плотно закрыла тяжелую дверь, хотя здесь было душно, от пламени, горевшего в чашах на треногах, исходил жар. Оставив сумочку на табурете, графиня прошла вперед, бросила взгляд на статую Перуна. Высеченная из темно-желтого алтайского мрамора, она возвышалась почти до свода, и была в зале самой большой. Не потому, что Елецкие особо почитали верховного бога, но потому, что так было положено тысячелетним указом.

Опустившись перед ним на колени, графиня сложила руки на груди и подумала, что к вечеру надо будет отправить Антона Максимовича в храм на Казанскую площадь – пусть принесет дары на жертвенник и молитву за душу Филофея. Она праведная дворянка и теперь это ее первый долг.

Елецкая теснее прижала ладони к груди – молитва как-то не шла. Мысли не слушались ее и уплывали куда-то в сторону. Если она думала об императоре, то почему-то мысли он нем тут же вытесняла Глория, а за ней Саша. Наконец, она выдавила из себя:

– Держатель Небес, Заступник земель наших! Громовержец и несравнимый Победоносец! Прими душу великого императора Филофея! Одари его своей милостью и божественным утешением! Он был добрым человеком. Во всем праведным, чтящим Небесные законы и Имперское право! Прошу, будь добр и снисходителен к прегрешениям, если таковые когда-то были! – произнесла она, думая, что вышло нескладно, и молитва сказана не во всей полноте. Постояла еще на коленях минуту, сожалея, что не подложила коврик.

Встала и направилась к статуе Артемиды. Вчерашние слова Геры зазвучали в памяти с новой силой. Такой, что казалось Величайшая снова здесь и повторят их вслух: «Молись мне у домашнего алтаря и ходи в мой храм. Делай это чаще. Тогда и ты, и твой сын будете под моей защитой. Слышала меня, милая? Молись мне, а не Артемиде!».

Графиня остановилась как раз между статуями супруги Громовержца и Небесной Охотницы – их разделял Гермес и Афродита. У пьедестала Пенорожденной еще лежал засохший венок из полевых цветов. Его Елена Викторовна сплела сама, купив букет у цветочницы. Сплела и понесла богини Любви с молитвой, чтобы та укрепила ее союз с Майклом и это случилось ровно в тот день, когда британцы напали на детективное агентство и похитили Майкла. Вот так… боги далеко не всегда помогают. И бывает ровно наоборот: когда просишь их, а выходит все ровно наоборот.

Елецкая было шагнула к статуе Артемиды, но слова Геры опять растревожили ее память. Графине даже показалось, что Величайшая следит за ней и злится.

«Ладно. Я поддамся. Все-таки она была полностью честна насчет Глории и Саши. Я обязана ей», – решила Елена Владимировна и направилась к статуе Геры, решив, что взовет к Артемиде обязательно, но чуть позже.

Преклонив одно колено перед статуей Геры, Елецкая покорно сложила руки на груди и прикрыла глаза, собираясь мыслями, чтобы восславить Величайшую и попросит ее за Сашу и за Майкла. Но тут ей почудилось какое-то движение справа. Графиня тут же глаза открыла и увидела свет, исходивший от мраморной статуи Артемиды. Он стал золотистым и ярким, обретая форму огромного медального зерна.

Свет этот рассекла темная трещина, открывая портал. Елецкая вскочила на ноги, увидев силуэт Артемиды. Сердце бешено забилось в груди, там же зачался стыд, тяжелый и душный. Стыд от того, что она все-таки смалодушничала и сначала хотела обратиться к Гере. Но, с другой стороны, она же старалась не для себя.

– Прости, Разящая в Сердце! Пожалуйста, прости меня! – воскликнула Елецкая и преклонила колени перед богиней.

Глава 7

Две беременных богини

По приказу Геры Майкла доставили почти сразу. За ним же нимфы привели графа Оршанского, а вот с немцем – Карлом Байером, вышла заминка: он ушел куда-то в лес, где последнее время пропадал часто, и его не нашли.

– Ты хорошо спал, Майкл? – с доброй улыбкой поинтересовалась богиня и подошла к нему. Она сожалела, что ночью из-за неожиданного визита Гермеса и Аполлона пришлось расстаться с бароном вовсе не так, как она собиралась. Может быть о маленькой ночной неприятности не стоило теперь думать, ведь впереди их ждало столько приятных ночей – вечность! Однако супруга Громовержца бывала нетерпелива и любила, когда ее желания и планы исполнялись в точности.

– Да, Величайшая! Уснул не сразу, много думал о тебе. Но спал очень хорошо, – отозвался барон Милтон, стараясь подавить волнение. Справиться с ним оказалось гораздо труднее, чем со страхом. Оно поднималось из центра живота, с того места, в котором по мнению древних ариев находится главный Нерв Жизни. Это волнение распирало грудь, оно же било фонтаном в голову, рождая такие буйные мысли, на которые не было ответа.

– Ты мне нравишься, Майкл и сегодня я покажу тебе кое-что. И тебе, Добрыня, покажу тоже, – Гера перевела взгляд на Оршанского.

– Любовь моя, а кто этот хлыщ⁈ Никак англичанин? Можно узнать, для чего он здесь? – граф Оршанский стрельнул в сторону Майкла бледно-голубыми глазами и поморщился.

– Ты забываешься, граф. Если кто-то появился рядом со мной, то значит мне так нужно, – не расставаясь с улыбкой, пояснила Гера. – Постойте пока оба здесь, познакомьтесь – я отпущу Гермеса и вернусь. Вернусь и покажу то, что должно вас очень заинтересовать. Каждый из вас этим может даже загореться и надолго потерять сон.

Сказав это, Величайшая направилась в северное крыло дворца. В том, что с этим Добрыней Супроиловичем могут возникнуть проблемы, она думала и раньше: он слишком ревнив и слишком строптив, и даже слишком энергичен. Однако он нравился ей именно таким. И нужен был Величайшей именно такой. Мужчины вокруг нее должны быть разные, лишь тогда душа сможет прибывать в гармонии, а тело насыщаться всеми оттенками ощущений. Еще несколько дней назад, Гера даже подумывала о том, чтобы ребенка, которого она зачала от Посейдона, представить графу Оршанскому как его ребенка. Но сейчас она окончательно отказалась от этой мысли: ведь тогда граф и вовсе зазнается. Зазнается, и придется спустить его с Небес на землю в самом прямом смысле, а терять Оршанского Гере не хотелось. Он сам, а главное его энергетические тела вполне подходили для создания нового бога, который смог бы играть значительную роль в новом мире – Ее Мире.

– Эй, я спрашиваю, ты англичанин? – Добрыня уронил на левый глаз длинный русый чуб и прищурился.

– Да, я англичанин, – спокойно ответил Майкл, хотя волнение еще больше распирало его грудь. Волнение от всего: от неведомого мира – мира богов, в котором он оказался. От событий вчерашней ночи, когда величайшая из богинь ласкала его обнаженное тело – казалось это ощущение, эта сладкая дрожь не прошла до сих пор. Волнение от того, что справа от него стояла нимфа с зеленоватыми волосами и розовым, как цветок бальзамина, телом. Но главное волнение его было в том, сможет ли он когда-нибудь вернуться в Москву, где его ждала графиня Елецкая и Элизабет? Что его сестра на свободе и никогда не была в тюрьме, теперь барон успел утвердиться, и ругал себя, что так легко и глупо поверил в обман людей герцога Уэйна.

– В морду тебе дать? Терпеть не могу англичан! – Оршанский осклабился, являя беленький зубки, без двух передних.

– Я уважаю русских. Моя любимая женщина – русская графиня. Но особо замечу, господин… не знаю вашего имени, – Майкл не обратил внимания, что Гера назвала его собеседника Добрыней. – Замечу, что русских я уважаю далеко не всех. Среди них много заносчивых негодяев, – когда барон Милтон произносил последние слова, он не сомневался, что этот мужчина, бывший старше и крупнее его, без сомнений сильнее физически, примет сказанное на свой счет. Страх снова высунулся из норки в душе Майкла, но барон не поддался ему, стараясь оставаться твердым, таким, каким ему удавалось быть в последние дни.

– Эт на что ты, барбос, намекаешь? – граф Оршанский выпятил грудь, на которой тут же разошелся шелковый синий халат. – Имя мое не знаешь? Так запомни его очень хорошо: Оршанский я, Добрыня Супроилович! Граф! Так что ко мне обращайся только через «ваше сиятельство»! Ты-то кто?

– Барон Майкл Милтон, – отозвался Майкл, повернувшись на легкие шаги за спиной.

Появилась еще одна нимфа. Полненькая, с русыми длинными волосами, румяная и улыбчивая.

– Эй, милая, ты же Дафна кажется? Ну-ка подай нам с бароном по чашке вина, – распорядился граф. – Сухо, понимаешь ли, во рту. Давай, давай. Неси, не бойся – Величайшая не накажет. Скажешь, я послал.

Нимфа не шевельнулась, а та, что с зелеными волосами произнесла тихим хрустальным голосом:

– Тебе, граф, пора уяснить: мы подчиняемся только Гере, и даже другие боги не смеют указывать нам! И еще уяснить, что ты – просто человек. Величайшая приблизила тебя к себе, но ведь может и оттолкнуть.

– Ничего, милая, скоро будешь подчиняться и мне. Тогда ты узнаешь, какой я «просто человек», – с недовольством сказал Оршанский и повернулся к Майклу: – Выпить, блядь, хочется! – хрипло известил он, мигом перестав интересоваться нимфами. – Не в настроении я. Ну-ка поясни мне, с Герой у тебя что?

– Ничего, – после некоторой заминки ответил англичанин, при этом подумав: то, что было ночью в бассейне не должно его касаться.

– Смотри мне: Гера – моя женщина. Я за нее любому башку оторву. Люби там свою графиню, а у меня теперь богиня! – он расхохотался случайной и неказистой рифме. – А то был тут один немец. Теперь от меня по лесам прячется.

Раздались шаги в коридоре, Майкл обернулся и увидел Геру.

– Познакомились? – еще издали спросила супруга Громовержца. – Теперь ступайте за мной, я вам покажу кое-что – вещи, которые могут определить ваше будущее. Причем не на какую-то жалкую человеческую жизнь, а на вечность, – богиня призывно махнула рукой и направилась к сокровищнице, в которой провела сегодняшнее утро, изучая то, что принесли гарпии.

Граф Оршанский легко оттеснил Майкла и поспешил за Герой. Барона Милтона слегка задела показная наглость Добрыни Супроиловича, но возмущаться он не стал, потому как не любил скандалов и чувствовал себя гостем, которому стоит принять правила божественного места.

– Сюда! – призвала Гера, сворачивая на развилке коридоров вправо и входя в распахнувшуюся перед ней огромную дверь.

Свет множества лампад вспыхнул по велению богини. В этом зале не имелось окон, но пламя в осветительных чашах и огоньки лампад, заиграли на гранях драгоценных камней так ярко, что по началу пришлось зажмурить глаза. Бриллианты и огромные бериллы сверкали не только в золотых оправах украшений, но и в мозаике стен, поблескивали в росписи многозвездного свода.

– Сюда! – призвала Величайшая, ведя мужчин по второй зал и посмеиваясь над человеческой впечатлительностью. Особенно ее позабавило лицо графа Оршанского, его глаза, будто превратившиеся в полыхающие синевой сапфиры.

Гера подвела своих гостей дальнему простенку, убранному длинными полками из толстых пластин хрусталя. Отблески пламени здесь не были столь яркими. Они причудливо разлились красным и золотистым светом в прозрачных глубинах кристаллов. Сделав еще шаг, богиня взяла с полки самый крупный из артефактов «Кархан Насли Бонг» и спросила барона Милтона:

– Майкл, ты любишь меня?

– Да, Величайшая! Как я могу не любить богиню, тем более такую как ты⁈ – ответил англичанин, но произнес он это как-то сдержано, со скрытой осторожность.

– Мне приятно, Майкл. Поцелуй меня, – прижимая Камень к груди, Гера подалась чуть вперед. Она знала, что с бароном будет непросто – графиня Елецкая живет в его сердце очень глубоко. Это можно было бы легко исправить, если бы не Астерий…

– Как мне позволено тебя поцеловать? – робко спросил англичанин, чувствуя, как злится, даже бесится граф Оршанский.

– В губы, мой дорогой. Так же сладко, как это было ночью в бассейне, – сказала жена Громовержца, мельком глянув на русского графа.

– Величайшая! Но как же я! Я! Величайшая! Умоляю, не разбивай мое сердце! – Оршанский побагровел, и как-то мигом багрянец на его лице сменился бледностью.

– Что значит, как ты? – Гера нахмурилась, остановив движение Майкла ладонью. – Ты, Добрыня, должен наконец уяснить, что я решаю, как и чему быть. И еще ты должен понять, что меня могут окружать многие мужчины, которые мне нравятся. Ты всего лишь один из них! И может быть далеко не первый. Как я уже сказала, грядет новый мир, в котором я буду решать, каким ему быть. В этом мире меня будут окружать мужчины, которые меня любят. Некоторые будут моими мужьями, некоторые любовниками. А некоторые будут свергнуты на землю, где продолжат свое жалкое и недолгое человеческое существование. Своими капризами ты можешь меня рассердить и немедленно отправиться на землю. Соскучился по своей жене?

– Нет, Величайшая! Прости! – Добрыня Супроилович побледнел еще больше.

– На колени! – сердито выдохнула Гера, ткнув в него пальцем.

Граф будто переломился и упал перед ней, стукнув коленями о мозаичный пол.

Мигом потеряв к нему интерес или сделав вид что так, Величайшая протянула Майклу «Кархан Насли Бонг» со словами:

– Возьми это, подержи минутку.

Когда барон сжал пальцами древнейший артефакт, богиня начала лишь первую стадию инициации, тут же приостановила, чтобы отследить, как взаимодействует Камень с энергетическими телами англичанина.

– Ты хочешь стать богом, Майкл – спросила она, больше не глядя на графа Оршанского, которые явно испытывал душевные страдания.

Барон Милтон чувствовал, что с ним происходит нечто необычное. Тепло пошло от неведомого предмета, который он аккуратно и крепко держал в правой руке. Это было очень необычное тепло, ощущения от которого сложно передать словами. Казалось, что от него слегка пощипывает каждый нерв, но это ощущение нельзя было назвать неприятным.

– Майкл, ты хочешь стать богом? – повторила свой вопрос Величайшая, видя, что барон впал в легкое оцепенение. И добавила для ясности: – Настоящим богом, таким как Гермес, Асклепий или Аполлон. Живущим вечно, могущественным, способным на чудеса! Богом, которому люди воздвигают храмы и молятся у алтарей! Хочешь?

Майкл вопрос слышал, однако ответить на него было не так просто. Как бы взвешивая в руке тяжеленький предмет, похожий на камень, барон Милтон сказал:

– Прости меня, Величайшая. Первое, что хочется сказать мне, как и любому другому человеку, это: «Да! Очень хочу стать богом! Хочу жить вечно и быть могущественным хотя бы на малую часть в сравнении с тобой!». Но желания, которые лежат в нас на поверхности, они не всегда полностью разумны. Поэтому, чтобы ответить на такой вопрос честно, мне хотелось бы сначала хорошо подумать. Подумать и понять, чего я при этом лишусь. Ведь за все в этом мире нужно платить, а за столь великий дар, о котором говоришь ты, наверное, придется заплатить очень большую цену, – говоря это, Майкл тут же подумал об Элизабет и графине Елецкой. И еще о том, что вопрос Геры, скорее всего, был не слишком серьезным, ведь богиня могла проверять его, например на жадность. Безусловно, боги способны на чудеса, но сделать богом обычного человека – это, без сомнений, слишком невозможное чудо.

– Барон Милтон… – супруга Перуна сделала к нему шаг и забрала из его пальцев «Кархан Насли Бонг». – Ты меня удивил. В тебе есть мудрость, и ты стал для меня еще более интересен. Такой мужчина как ты должен быть рядом со мной.

Справа от нее словно сердитый носорог засопел граф Оршанский. Он все еще оставался в коленопреклоненной позе, хотя теперь упирался в пол лишь одним коленом. Его бледно-голубые глаза пошли красными прожилками.

– Позволь спросить, Величайшая, – негромко сказал Майкл Милтон. – И прошу прощения за этот вопрос, потому как это не мое дело…

– Спрашивай, Майкл, – Гера вернула «Камень Нового Бога» на хрустальную полку.

– Как же Перун? Если ты решила окружить себя мужчинами и считать кого-то из них своим мужем, то Перун… – Майкл не знал, как лучше пояснить свою мысль, чтобы не разгневать богиню.

– Что Перун? Его просто не будет для всех нас. Его не будет! – уверенно ответила она. – Пусть тебя это не беспокоит. Вот что важно: все, что вы сейчас слышали, должно остаться в тайне, – продолжила богиня и жестом повелела Оршанскому встать. – Не говорите об этом ни с моими служанками, ни друг с другом. Если угодно, все это лишь мои фантазии, – она рассмеялась и ее смех звоном отразился в хрустале. – Фантазия, в которую я хочу поиграть с вами. Посмотрим, куда заведет нас эта игра.

* * *

– Встань, пожалуйста, – Артемида поспешила к Елецкой и положила ей ладонь на плечо. Богиня еще не обрела полностью земное тело, поэтому рука ее казалась невесомой. – Меня Саша попросил тебя навестить, хотя я сама должна была прийти после визита Геры.

– Прости, Разящая в Сердце! – еще раз произнесла графиня, поднимаясь с коленей. – Я молилась Гере. Вернее, только собиралась. Но после обращения к ней, клянусь, собиралась взывать к тебе! Ты сердита на меня?

– Конечно же нет. Ты в праве молиться кому велит твое сердце и тем богам, кому считаешь нужным. Ведь человек обращается с молитвой не только по велению сердца. Я знаю, что к Гере ты собиралась взывать лишь потому, что боишься за сына, – произнесла Артемида, вполне уловив намерение, с которым Елена Викторовна преклонила колени перед статуей Величайшей. С тех пор как Охотнице вернули ее храмы и число прихожан в них значительно выросло, ей стало намного легче угадывать намерения людей и даже богов.

– Спасибо тебе! Ты очень добра! Ты – наша богиня! – последние слова так и вырвались из Елецкой, и был в них восторг и особое благоговение, которое она не переживала никогда. – Ты виделась с Сашей, если он просил меня навестить? – с нетерпением спросила она, чувствуя, что от эмоций, от необычности происходящего ее захлестывает неодержимое волнение и кружится голова.

– Да, недавно, сегодняшним утром. Просил передать, что у него все хорошо. Вполне надежно устроился в Лондоне и вернется сразу, как только закончит свои дела, – отвлеченно произнесла Артемида, думая, как лучше преподнести Елецкой весть о том, что Майкл находится у Геры и у Величайшей явно имеются на него планы. Пока неясные планы, которые могут очень расстроить графиню. Хуже всего, то что Артемида даже не могла обещать, что барон Милтон когда-то вернется из владений Геры. Играя им, супруга Громовержца вполне способна сделать так, что Майкл начнет забывать о своей земной жизни. А если еще сюда приложить древний артефакт, называемый Астерием как «Кархан Насли Бонг» и додумать, как его может использовать эта хитроумная стерва, то может выйти очень нехорошая история. Даже много разных историй, которые Артемиде пришли на ум вместе с Афиной, когда они обсуждали сказанное Астерием.

– А Майкл, скажи, пожалуйста, ты знаешь что-нибудь о Майкле? – прервала мысли богини Елена Викторовна.

– Знаю. И знаю, что вы о нем особо переживаете. Мы с Сашей вместе видели его. Могу наперед сказать, что сейчас с ним все хорошо, он выздоравливает. В тот момент, когда мы с Сашей оказались возле него, Майкл был ранен одним негодяем, находился без сознания и едва не погиб. Но теперь он в безопасности, выздоравливает, – отозвалась Артемида, успокаивающе тронув ее руку.

Охотница тут же хотела было сказать о том, что Майкл находится у Геры и как-то осторожно оговорить эту ситуацию, чтобы сразу не слишком шокировать Елецкую возможными последствиями, но графиня в волнении перебила ее:

– Наша Покровительница! Я полна благодарности! Ты вместе с Сашей видела Майкла⁈ Как же это чудесно! Гера говорила, что он у нее и был очень тяжело ранен! Говорила, и успокаивала, убеждала, что Майкл в безопасности и им занимается сам Асклепий. Я даже тогда не понимала как к этому отнестись, с одной стороны была напугана, что с ним такое случилось, с другой полна радости, что он теперь в безопасности. Артемида, дорогая моя, ты много помогала нашей семье и с древних времен нашему роду. Я хочу, чтобы ты не сомневалась в моей преданности тебе несмотря на то, что я преклонено молилась Гере, – в порыве чувств Елецкая схватила богиню за руку, и сразу не поняла, что допустила нечто очень предосудительное, нарушая небесные заповеди. – Ты так часто появляешься возле моего сына, – продолжила она. – Спасибо, за такое огромное внимание к нему! Иногда мне, как матери, кажется, что у тебя с ним какие-то особые отношения. Только не сердись на мой вопрос! Правда, что ты настолько выделяешь его среди всех других?

Артемида не стала вырывать руку из нервных пальцев графини, даже наоборот – своей свободной ладонью погладила ладонь Елецкой. В огромном волнении Елена Викторовна была так мила и наивна! Небесная Охотница с улыбкой смотрела на мать человека, в теле которого был Астерий. В этот полный особых чувств миг ей захотелось сказать слова, которые не стоило говорить никому в этом мире. По крайней мере пока. Сказать, что она тоже теперь мать, почти мать – ведь вопросы времени не так важны, тем более оно для богов особо скоротечно.

– У меня с Сашей особые отношения. Если точнее, то особо хорошие, – тихо произнесла Артемида. – Мы любим друг друга, и я жду от него ребенка.

Елецкая замерла, уронив ее руку. Вдруг пошатнулась и упала к ногам богини без чувств.

Глава 8

Когда рушатся стены

– Может мне принести воды или позвать слуг? – предложила Афина.

Она появилась в зале богов Елецких не позже, чем через две минуты, как графиня упала в обморок.

– Нет, она уже приходит в себя, – Охотница приподняла хозяйку дома, прислоняя спиной к пьедесталу собственной статуи. – Давай постараемся без лишнего внимания и говори тише, – сказала она подруге.

– А то придется еще приводить в чувства слуг, – рассмеялась Афина, сделала пас рукой и в дальнем конце зала загорелся огонь в осветительной чаше. – Вообще-то, я рассержена! – неожиданно заявила Светлоокая: – Здесь есть многие, многие боги, но нет меня! Ох, и будет у меня повод строго поговорить с Астерием!

– Он не виноват. Этому залу несколько сот лет, – поспешила пояснить Артемида, видя, что Елецкая приоткрыла глаза. – Пожалуйста, принеси то кресло, усажу графиню, – Охотница указала взглядом на плетеное кресло, стоявшее рядом со шкафом.

– Я шучу, Арти! – рассмеялась дочь Зевса. – Ну конечно же он не виноват! Но мне же нужен повод?

Елена Викторовна шевельнулась и открыла глаза шире. Из тумана проступило лицо Артемиды, левее ее стояла еще какая-то богиня, образ которой Елецкая не смогла узнать сразу, хотя многократно видела его в Информационной сети и в священной росписи храмов.

– Не волнуйся. Спокойнее, ваше сиятельство, – произнесла Артемида, удерживая ее за плечо и не позволяя встать. – Это Афина – моя подруга. Ее не нужно бояться. И давай сюда, в кресло, – Охотница без труда приподняла Елецкую и усадила в кресло, поднесенное Афиной.

– Главное, не волнуйся ты, Разящая в Сердце, – проговорила Елецкая, все еще чувствуя головокружение. Она хотела встать, ведь сидеть перед богиней не подобало, однако Артемида с прежней настойчивостью удержала ее. – Я поговорю с Сашей! Сразу, как он вернется! Я ему устрою! Я заставлю жениться на тебе вместо Ковалевской! – заверила Елена Викторовна, пока еще не совсем понимая, что говорит глупость.

Афина прыснула смехом и даже закрыла лицо руками.