Текст книги "Ваше Сиятельство 2 (СИ)"

Автор книги: Эрли Моури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Саш! Она поднимается! Сама! – испуганно воскликнула госпожа Синицына. – Ой, ее почти невидно.

– Не сама. У самой руки нет сознания. Зато оно есть у тебя. Именно ты управляешь всем, что касается твоего тела, независимо тонкое оно или плотное. Запомни! – я мягко повернул ее к себе: – Запомни, Айлин! Это очень важно! Ты и только ты хозяйка своего тела и своего сознания! Не боги и никто иной! Если ты это запомнишь, примешь как единственную истину, то никто не будет властен над тобой! – говоря это, я отпечатывал эти важнейшие мысли в сердцевине ее сознания. Да, они пока чужие – они мои. Но скоро, после подтверждения их собственным опытом, они станут ее мыслями.

– Да, Астерий, – робко сказала она.

Я знал, что в эти мгновения Айлин напугана моей неожиданной экспансией, но так было нужно. У нас не оставалось времени, чтобы делать все мягко. Мне требовалось нажать на нее, чтобы она впустила мою силу.

– Отлично. Теперь неспеша сделай невесомой и прозрачной вторую руку, – я отпустил ее, предоставляя больше свободы.

Несколько минут у нее не получалось, и я помогал ей акцентировать внимание. Когда с левой рукой случилось то же самое, что и с правой, я сказал:

– Ты молодец. У тебя очень хорошо получается. Теперь я схожу вниз, за вином, чтобы отпраздновать твое превращение из живой Айлин в бессмертную, а ты продолжай тренироваться. Чтобы вернуть рукам видимость, нужно все проделать наоборот: почувствовать их вес и плотность. Можешь поиграть с другими частями тела.

– Но я еще не могу стать невидимой вся. Если она увидит меня без рук, думаю выйдет еще хуже, чем если бы с руками, – заметила моя подруга.

– Придется рискнуть, – улыбнулся я.

Хотя у меня была мысль, запереть дверь со стороны коридора, я этого делать не стал. Надеюсь, обойдется. Тем более, графиня постепенно отвыкала от привычки заходить ко мне по вечерам.

Я быстро спустился в погреб, взял бутылку «Крымский Закат», затем прошел в столовую, чтобы откупорить вино, взять два бокала и сладости. Когда я вернулся, Айлин в комнате не было.

Поставил бутылку на стол, рядом бокалы и огляделся. Госпожа Синицыной не было видно, но разве Астерия можно просто так обмануть? Я уже знал, что у нее получилось сделать невидимым тело, и что она, очень довольная этим фокусом зависла, над кроватью. Делая недоуменным лицо, я позвал:

– Айлин! Ты где? Обещала остаться до утра! Где же ты, Айлин?

И когда я почувствовал, как она приближается ко мне сзади, мигом повернулся, пытаясь схватить ее проекцией своих рук. Конечно, Синицына была так бесплотна, что выскользнула. Следом в своем сознании я услышал ее звонкий смех.

Снова обретая видимость и плотность, она опустилась на кровать. Игры с госпожой Синицыной – это прекрасно, и я был готов провести с ними много ночей подряд. Только у нас не оставалось времени на них. Я хотел успеть приготовиться к утру: и не отдавать Айлин, даже если за ней пожалует сама Артемида. По крайней мере не отдавать до тех пор, пока не будет уверенности, что будущее Айлин мне самому по-душе. Даже винопитие, я решил превратить в маленький полезный урок для моей подруги. Налив в каждый бокал по несколько глотков темно-пунцового напитка, я подал один ей и сказал:

– Каждая вещь в этом мире обладает тонким телом, состоящем из нескольких видов энергии и информации. Вино, конечно, не исключение. Почти все его свойства есть так же в тонком теле вина. И ты их можешь сейчас попробовать. Это очень увлекательно и познавательно. Сейчас ты узнаешь о содержимом бокала, гораздо больше, чем может показать зрение, больше, чем может дать вкус и обоняние. Поднеси бокал к губам, немного наклони его, так, как если бы ты была во плоти и хотела, чтобы вино лишь коснулось твоих губ.

Когда Айлин это сделала, я сказал:

– Теперь пей его мысленно. Ярко представляй, как это происходит, почувствуй его вкус.

Первые ее глотки, вышли неумелыми, несколько судорожными, но я видел, что у госпожи Синицыной все получилось.

– Астерий! – воскликнула она. – Оно сладкое! Пахнет сандалом и немного ромашкой!

– Верно, – я тоже сделал два маленьких глотка, задерживая напиток во рту, ощущая его сладость и приятную терпкость. – Только не увлекайся. Вино в твоем бокале не будет кончаться, и от питья его тонкого тела тоже можно опьянеть.

– Астерий, я люблю тебя! – она прижалась ко мне. – А целоваться так можно?

– Даже нужно, – я обнял ее и несколько минут мы пили губы друг друга.

Но скоро приятное пришлось отложить на потом. Я не стал говорить Айлин, что попытаюсь не отдавать ее утром богам, потому что сам не представлял, с чем могу столкнуться. Вместо разговоров о предстоящем дне, я дал ей полезные практики для работы с вниманием и тонким телом, а сам начал перебирать древние заготовки, которые могли бы пригодиться утром. Остановился на «Коолан Байти», что в переводе с лемурийского означает «Кокон Бабочки». Его требовалось прокачать в первую очередь. А также подготовить пару полезных шаблонов.

Уснули мы лишь ближе к рассвету. При чем, мне пришлось Айлин научить как переходить в сон. Чтобы успешно развиваться на тонком плане и запасаться энергией, отдых необходим.

Я не знал, что должно было случится утром. Может за моей подругой явится Артемида или Феб, может их величайшей волей Айлин переместится туда, где ее ждали. Поэтому нам пришлось проснуться рано по будильнику. Я совершенно не выспался. Айлин было проще, ей не требовался длительный отдых. Когда она встала, я попросил ее устроится поудобнее в кресле и затем наложил на свою подругу «Кокон Бабочки». Серебристо туманные нити начали сплетаться вокруг нее, образуя закрытое пространство. «Коолан Байти» – самая надежная защита от любых известных мне воздействий. Разумеется, я не могу так прятать Айлин вечно от самих Небесных, но таким образом я могу попытаться понять, что им нужно, и против их воли поставить свою.

– Дорогая моя, – сказал я ей, когда последние нити сплелись в особую магическую ткань, – сейчас ты в безопасности. Просто расслабься и можешь поспать еще. Если спать не хочешь, то поиграй в те полезные игры с телом, которые я показывал ночью.

– Саш, я теперь как в клетке, – сказала она, грустно глядя на меня через туманно-серебристую завесу.

– Увы, да. Надеюсь, это ненадолго. И еще, чтобы здесь не произошло, кто бы здесь не появился, ничего не бойся, – я убрал почти полную бутылку с вином и бокалы в шкаф. Оставил лишь тарелку с халвой и миндальным печеньем. Возможно, этим придется завтракать. Не оставлять же здесь Айлин одну. Хотя… Я посмотрел на часы: уже почти шесть утра и можно по говорителю попросить кофе и что-то более существенное на завтрак, чем печенье. Кто-то из служанок должен быть на кухне с шести. Да, Ксюша или Надежда Дмитриевна, если зайдут сюда, увидят нечто странное: сплетение полупрозрачных серых нитей, за которым проступает тоже прозрачная фигура девушки. Пусть думают что угодно. Хотя я их не буду впускать в комнату – заберу поднос с завтраком у двери. Если мама? ТО скажу ей, что провожу важный магический эксперимент и попрошу не мешать.

Выждав до начала седьмого, я переключил говоритель на столовую, и когда мне ответила Ксения, заказал кофе, тосты и ветчину с сыром.

– Саш, я боюсь! – вдруг подала голос Айлин.

Я повернулся и увидел перед охранной поверхностью кокона мечется золотистое свечение.

– Спокойно, Айлин. Не бойся, – я переключил внимание на тонкий план и через несколько минут напряженного ожидания почувствовал приближение Аполлона.

Лучезарный бог был в гневе.

* * *

С названием планет наметилось некоторое противоречие. Ведь планета Венера названа в честь римской богини любви – Венеры, которая есть никто иная, как заимствованная у древних греков Афродита. У самих же греков планета Венера имела два имени: Hesperos – вечер и Phosphorоs – несущий свет или Eosporos, несущий утро. Потому что они полагали, будто это разные планеты. Так вот, чтобы мне не выдумывать названия планет в Солнечной системе и не утомлять вас древнегреческими названиями, я оставлю им названия современные: Венера будет Венерой, Марс – Марсом, и т. д. При этом в данной книге названия планет как бы никак не соотносятся с римскими аналогами древнегреческих богов: это Только названия планет.

Глава 21

Когда боги гневаются

Справа от кровати зачалось оранжевое свечение. Оно уплотняясь, принимая форму огромного миндального зерна. Обычно пришествие бога сопровождалось жемчужным или золотистым светом, но сейчас сияние внутри пространственного зерна окрасилось красным, и я понимал причины – Феб гневался. Вот проступила его фигура, поначалу бледная, но быстро обретающая мускулистую плоть.

– Как ты посмел, смертный⁈ – проревел он так громко, что голос олимпийца вполне могли услышать на первом этаже. – Думаешь препятствовать мне своей жалкой магией⁈

– Величайший, разве жалкая магия способная препятствовать твоей могучей силе? – я понимал, что лучшим исходом нашей встречи может быть лишь то, что Феб уйдет, оставив Айлин в покое, и при этом не станет мне врагом. Мне достаточно Посейдона. Хотя после всего случившегося, Геру тоже нельзя причислить к тем, кто не желает сводить со мной счеты.

– На колени, ничтожный человек! – он властно вскинул руку.

Я тут же почувствовал давление сверху. Огромное. Словно на плечи возложили неподъемный груз. Кости будто заскрипели и ноги подогнулись. Магия Небесных значительно отличается от людской и имеет иную природу, но то, что Феб делал сейчас, старясь меня преклонить и пожирая меня гневным взглядом, очень похоже на кинетическую волну – мягкую разновидность кинетического удара. А в кинетике Астерий – прекрасный специалист, нравится это потомку Зевса или нет. В ответ я вскинул правую руку, противопоставив его давлению свое, не слишком усердствуя, чтобы экономить силы.

– На колени, червь! – его лицо побагровело, в глазах зачалось свечение.

– Может быть, сестра тебе не сказала, что вовсе не червь, а Астерий? У тебя что-то со зрением или провалы в памяти? Не помнишь, что я сделал с богом Ананке? Успокойся Феб, глупость не красит Небесных, а гнев и несдержанность иногда лишь указывают на бессилие, – превозмогая его безумное давление, я выпрямился. Левой рукой активировал шаблон температурной магии и начал плавно я повышать температуру вокруг Аполлона. Так, чтобы ему в земном теле стало совсем неприятно, и в то же время, чтобы избежать возгорания – хватит вчерашнего пожара на Махровской.

– Я убью тебя! – прорычал он, скрипнув зубами. С его лба начали скатываться крупные капли пота, пар пошел от мускулистых плеч.

– Тебе жарко, Небесный? Могу охладить все той же жалкой магией. Что она для великого бога! – я резко поменял температурную направленность. Теперь можно было не осторожничать, резко дохнуло холодом.

Я чувствовал нарастающий страх Айлин, но она не отвлекала меня, терпеливо молчала, и за это ей поклон. Очень не вовремя раздался стук в дверь. Я догадался, что служанка принесла завтрак. Отправить ее назад? Молчать, не отзываться? Глупо. Будет лишь надоедать стуком. Я сказал громко:

– Ксюша, зайди! – и как открылась дверь, добавил: – Быстро поставь завтрак на стол и молча уходи! Молча и быстро – так надо!

– Смертный, ты понимаешь величину моих сил! Я могу уничтожить тебя! – проревел Аполлон под звук распахнувшейся двери. Его лицо стало покрываться инеем.

Следом я услышал испуганный визг Ксении и топот ее быстрых ножек. Кажется, завтрак она не занесла. Через миг донесся звон разбитой посуды. Я снова резко поменял знак температурной атаки: лицо олимпийца оттаяло, потекло обильными каплями. Одновременно бог начал сдаваться: я почувствовал, как его давление сверху ослабевает. Аполлона нельзя недооценивать. В ярости он вполне мог материализовать свой славный лук и даже ударить молнией, но на этот счет у меня тоже был ответ. Видимо, брат Охотницы решил не переходить ту грань, за которой противостояние приобретает самые жестокие формы.

Я снова слышал шаги в коридоре, одновременно, ослабляя температурное воздействие на Аполлона: если он отступает, то не стоит унижать его чрезмерным проявлением силы.

– Ты горько пожалеешь, Астерий! В первую очередь ты сделаешь хуже ей! – Феб кивнул на серебристый кокон, который скрывал Айлин. – Я старался для нее по просьбе своей сестры. Но вижу у тебя слишком мало ума, чтобы понять и по достоинству оценить помощь богов.

– Тебе следовало не пытаться подавить меня своей неуместной силой, а просто все объяснить. Пока я не узнаю, о ваших планах на Айлин, ее никто не получит. Можешь то же самое передать Артемиде, – ответил я, видя, как его тело начинает бледнеть, и чувствуя, что за моей спиной у открытой двери стоит Елена Викторовна.

Едва сын Зевса исчез, как графиня, окончательно осмелев, ворвалась в комнату.

– Саша, что это значит? – начала она, бросая быстрые взгляды то на меня, то на полупрозрачный кокон, в котором проступала Айлин. – Знаешь, как ты напугал Ксению? Она упала на лестнице вместе с твоим завтраком. Убегала бедняжка отсюда. И кто это вообще был?

– Мам все нормально, – я взял ее руку, тут же запуская «Капли Дождя», которые прошлый раз очень помогли снять с графини волнение. – С Ксенией вышло, конечно, не хорошо, – продолжил я. – Не вовремя ко мне пожаловали гости. Видишь ли, Аполлон ко мне заглянул. Принесло его с самого утра, – сбивчиво объяснял я, опасаясь, что мама узнает Айлин, и тогда потребуется гораздо больше объяснений.

– Аполлон? Он же брат нашей Заступницы? – видно было по всему, что расслабляющая магия подействовала, и мама решила в этот раз вести себя вполне разумно, без шквала эмоций и истерики. Заметив мой кивок, она продолжила: – Но вы с ним как-то не мирно разговаривали. Я же слышала, он угрожает тебе. Скажи честно, у тебя испортились отношения с Артемидой?

– Нет, мама. Нет. Это не у меня с ней отношения испортились, а у Лучезарного. Возможно, ты что-то упустила… Я имею в виду в познании истории Небесных. У них испортились отношения много тысяч лет назад, после того как Аполлон очень нехорошо поступил с Орионом, – напомнил я. – Насчет меня не беспокойся. Кое-какие разногласия есть, но все это можно утрясти чуть позже, – вот здесь я очень преувеличил. «Чуть позже» может затянуться этак на семь-десять тысяч лет. Если я не ошибаюсь, мой конфликт с Посейдоном примерно такого возраста, и вряд ли разрешится в обозримом будущем. Обозримом, даже с точки зрения вечных.

– Хочешь я помолюсь Артемиде? – графиня прошла в комнату дальше, со все большим интересом поглядывая на серебристый кокон, окружавший кресло и девушку в нем.

Пройдя еще несколько шагов, она все-таки смогла разглядеть лицо госпожи Синицыной, при всем том, что моя подруга всячески не хотела встречаться с ней взглядом и отвернулась к стене. Я видел, как Айлин пытается раствориться: отчасти у нее побледнели руки. Но из-за сильного волнения Синицына никак не могла взять управление телом под контроль. И когда графиня все-таки узнала, кто скрывается под полупрозрачной завесой с практически незаметными руками, лицо ее вытянулось, она издала возглас, выражавший изумление и ужас.

– Здравствуйте, ваше сиятельство! – выпалила Айлин, вставая с кресла. Ее беззвучный голос прозвучал в сознании графини так же ясно, как и в моем.

– Саша! Это же Айлин! – мама вцепилась в рукав моего халата.

– Верно, – согласился я, взяв ее ладонь и посылая ей еще одну порцию «Капель Дождя».

– Она же умерла! И почему она без рук⁈ – Елена Викторовна даже содрогнулась.

– Мам, давай отнесемся спокойно к этому вопросу. Давай будем рассудительны. Ты же знаешь, что я маг? – я повернул ее к себе.

– Да, – согласилась графиня.

– Вот! – здесь я выдержал многозначительную паузу. – А маги умеют всякое. Мы с Айлин соскучились друг за другом, и ее душа пришла ко мне в гости. Все просто, правда? Обычный маг обычным образом приглашает в гости душу своей лучшей подруги. А руки… Руки у нее вполне есть. Просто я учу ее некоторым магическим приемам, делать тело проявленным и непроявленным. Удобнее всего учить на примере рук, – терпеливо пояснил я и сказал Синицыной: – Ай, пожалуйста, верни видимость рукам. А то мою маму это нервирует.

– Я не «Ай»! – обиженно отозвалась госпожа Синицына, но видимость рукам вернула.

– Все, мам. Больше ни о чем не беспокойся. У нас все замечательно. Пойди, пожалуйста, распорядись насчет завтрака. А то видишь, не донесли мне, – сказал я, и, взяв графиню под руку, проводил ее к двери.

– Айлин тоже будет завтракать? – уточнила Елена Викторовна.

– Нет. Она этим больше не занимается, – мне стало смешно от всей глупости ситуации, но мою улыбку тут же прервало ощущение чьего-то близкого присутствия сзади. И я уже знал чьего.

– Саша! Там снова происходит что-то! – сообщила графиня, повернувшись.

– Мама, я знаю. Все знаю. Пожалуйста, не мешай мне сейчас. Распорядись насчет завтрака, я скоро спущусь, – выпроводив Елену Викторовну в коридор, я решительно закрыл дверь.

– Радости тебе, Астерий! – Артемида стояла вся в жемчужном свечении, трогая рукой поверхность «Кокона Бабочки».

– И тебе Небесной Радости, Прекраснейшая из богинь! – я подошел к ней. Мгновенно пришла в голову мысль, что, если Охотница сейчас позволит прикоснуться к себе, значит между нами ничего не поменялось, и возможно это укрепит мою надежду, что наше взаимное доверие пока нерушимо.

– Я, наверное, неправа, что не предупредила тебя, – сказала богиня, в тот момент, когда я взял ее ладонь.

– Я сбит с толку и потрясен, моя дорогая, – я впервые назвал ее так, пытаясь прочесть в глазах Охотницы реакцию на слишком смелое обращение человека к богине. – Ты же знаешь, что значит для меня Айлин и как я дорожу ей?

– Да, я знаю. Я чувствовала твои переживания, – она кивнула. – Знаю о твоем гневе, вырвавшемся в клубе на «Кровь и Сталь». Астерий, это было слишком. Последние дни, я стараюсь больше знать о тебе. А Феб, как всегда, не прав. Я накричала на него и заставила немедленно уйти от тебя.

– Спасибо, – я обнял ее и успел поцеловать в краешек губ.

– Астерий, не надо сейчас так, – она отстранилась. – Я не могу здесь находиться долго. Пришла сказать, чтобы ты обязательно пришел сегодня в мой храм на Гончарной. Только, ввиду новых обстоятельств, ты должен прийти раньше. Буду ждать к шестнадцати. И обязательно приходи с Айлин.

– Хорошо. Буду. Только пообещай, что Айлин никто не попытается забрать у меня, – я внимательно смотрел в ее безумно-красивые глаза. В них сегодня виделось меньше небесной голубизны, но больше серебряного блеска.

– Обещаю: Айлин насильно у тебя никто не посмеет забрать. И говорить мы будем именно о ней, поэтому она должна присутствовать. О ней и о пророчестве. Все, я спешу. Выпусти, наконец, девушку из своей клетки, – она еще раз коснулась кокона, словно проверяя его прочность и отступила.

– Да, прекраснейшая. Мы верим друг другу, и это дорогого стоит, – я выделил последние слова особой интонацией. – По крайней мере для меня. Надеюсь и для тебя тоже ценно это доверие и наши отношения.

Охотница отступила на несколько шагов и произнесла:

– С Фебом ты был великолепен. Мне очень понравилось. С твоей стороны вышло не грубо, но в то же время убедительно. Ты ясно показал свою силу и разумную сдержанность. Буду ждать тебя, – она начала растворятся в жемчужном свете.

– Боги… надеюсь, нас хоть на это утро оставят в покое, – проводив взглядом Охотницу, я повернулся к Айлин и начал неторопливо рассоздавать кокон.

Особенность этой магии в том, что ее гораздо легче создать, чем потом снять, но в этом заключается ее надежность. Серебристые нити бледнели и постепенно растворялись, открывая все еще взволнованное личико Синицыной.

– Саш… – произнесла она, глядя на меня с каким-то непонятным пока напряжением.

– Да? – я провел рукой ниже, на уровне ее груди, растворяя сложные сплетения кокона.

– Ты целуешься с самой Артемидой? – спросила Айлин.

– Тебе это не понравилось? Ревнуешь? – сложный узел магических нитей наконец поддался мне.

– Нет. Просто не думала, что она может такое позволить. Ты с ней общаешься так, будто она – твоя девушка. Я просто не понимаю и волнуюсь, – Синицына попыталась мне помочь, дергая серебристые нити.

– Ты же знаешь, что я не только Саша, но и Астерий. Мы с Артемидой знакомы очень давно, – ответил я.

Что сказала ей Небесная Охотница об Астерии, я не знал, поэтому не стал говорить большего.

– А ты с Ковалевской уже целовался? – неожиданно спросила она.

– Айлин! Ну что за вопрос. Ты же сказала, что не ревнуешь и не против моих отношений с ней, – мои движения стали резче и решительней, нити распускались быстрее.

– Я не ревную. Мне хочется, чтобы тебе было хорошо. Но мне интересно, – она хитренько улыбнулась.

– Да, я целовался с Ковалевской. Кстати, она на самом деле переживала за тебя в тот день, когда тебя ударили ножом, – я присел на корточки, чтобы закончить с остатком кокона внизу.

– А кто лучше целуется: я, Ковалевская или… – госпожа Синицына положила ладошку мне на голову, – Артемида? Ах, да, у тебя еще есть Ленская…

– Айлин, лучше всех целуюсь я. Понятно? – закончив с коконом, я подхватил ее на руки, и она рассмеялась. – И сейчас я пойду на завтрак, ты можешь пойти со мной, если станешь невидимой или побудь здесь, – при всей своей осторожности, я подумал, что на обещание Артемиды можно положиться. Не припомню случая, чтобы ее кто-то уличил в обмане. С другой стороны, нельзя было исключать появление Аполлона. – Нет, все же пойдем со мной, – решил я. – Только молчи, постарайся быть незаметной: внизу слуги, их не надо пугать и давать повод для ненужных разговоров.

Когда я спустился в столовую, мама сидела за столом. Прислуживала нам Ксения. Увидев меня у двери, она побледнела, подрагивающим голосом проговорила перечень блюд на завтрак, и когда я сделал выбор, поспешила скрыться на кухне.

– Саш, ты мне объясни, Айлин теперь призрак что ли? – спросила мама, неторопливо поедая овсяную кашу. И было видно, моя расслабляющая магия оказала на нее весьма благотворное действие.

– Не совсем так. Но для простоты, можешь считать ее призраком, – я отодвинул стул и присел, стараясь одновременно контролировать тонкий план.

– И она теперь будет жить у нас? – графиня случайно стукнула ложкой по тарелке.

– Пока еще не решено. Посмотрим. Здесь замешаны кое-какие интересы богов. Мам, пожалуйста, не надо лезть в эту непростую тему, – я повернул голову, наблюдая с какой настороженностью Ксения подносить мне завтрак.

Если бы она почувствовала, что Айлин сейчас находится всего в шаге от ее, то наверняка бросила поднос и убежала.

– А почему ты держал эту Синицыну в серебряной клетке? Она опасна, да? – продолжила расспросы мама.

Я побоялся, что Елена Викторовна скажет что-то обидное для моей подруги и произнес:

– Нет, не опасна, она сейчас невидима и стоит недалеко от тебя. А то, что ты называешь «клеткой» являлось особой защитной магией. Считай, в этом заключался мой магический эксперимент. Мам, давай остановимся на этом – это слишком обширная тема, если в нее погружаться, придется пояснять очень долго. Ты же сама говорила: разговаривать во время еды – признак плохого воспитания, – я придвинул тарелку с гречневой кашей и тушеной индейкой.

Дальше мы ели молча. В столовой повисла тишина, которая для кого-то превратилась в беспокойство и напряжение. Я чувствовал, как оно исходит от Ксении. Кажется, после случившегося она испытывала ко мне страх. И когда служанка удалилась на кухню, чтобы принести кофе, мне захотелось испытать на ней старую магическую заготовку. Ей в этом мире я пользовался всего дважды: один раз из любопытства прикасаясь к Даше, и проверяя ее отношение ко мне; и второй проверяя эмоциональное состояние мамы. Тихонько я активировал шаблон «Мангад урф», что в переводе означало «Золотой срез», и когда Ксения поставила на стол кофейник, я задержал ее руку со словами:

– Ксюш, ты сильно испугалась. Извини, так вышло. Не успел предупредить, что в комнате я не один.

– Что вы, ваше сиятельство. Я… – она жутко покраснела. Потом резко побледнела, пытаясь что-то выговорить, но смогла лишь произнести: – Простите, простите, я пойду на кухню…

Ксения тут же исчезла за дверью, а мой ментальный импульс вошел в нее и вернулся, принеся следующее:

«Сильный страх на грани паники. Огромное чувство неловкости. Непонимание. Интерес к вам. Влечение к вам».

– Саша, ты не должен извиняться перед служанками, – чуть наклонившись ко мне, строго сказала мама. – Не позорь меня.

– Мам, нет ничего дурного в том, чтобы извиниться перед человеком, которому ты доставил неприятности. Этим можно лишь заслужить уважение и добрые отношения, но никак не позор, – ответил я, принимаясь за кофе.

После завтрака мы с Айлин поднялись в мою комнату. Там она снова стала видимой и немножко плотной. Я дал ей несколько новых упражнений по управлению энергетическими телами, а сам занялся прошивкой эрминговых преобразователей, которые от меня очень ждал граф Голицын. Когда я заканчивал с четвертым устройством, эйхос на столе пискнул, и я решил на несколько минут отвлечься, посмотреть сообщения. Их собралось три: от баронессы Евстафьевой, от Еграма, который делился приятными впечатлениями от общения с Артис, и от Ковалевской, сообщившей, что похороны Айлин состоятся завтра в Южных Садах Персефоны в 15.30 и…

– Мои похороны? – Синицына вскочила с кровати и подплыла ко мне.

– Ну, да. Тебя что-то удивляет? – я повернулся к ней, отмечая, что ее тело стало плотнее и если она с таким старанием будет практиковать дальше, то добьется значительных результатов.

– Да. Просто с ума сойти… С одной стороны смешно. Я же вот она, стою здесь. А с другой… мне страшно, Саш. Я, наверное, даже побоялась бы видеть себя мертвой. Я в гробу, боги! Нет я сойду с ума, если увижу такое, – она прижалась ко мне сзади. – Ты пойдешь на похороны?

– Да, Айлин. Придется. Хотя теперь они для меня ничего не значат, все равно так нужно, – я обнял ее, невесомую, нежную и от этого еще более милую.

– Саш… – она потянулась губами к моему уху и прошептала, словно нас мог кто-то услышать: – А мы можем сделать это… – и пояснила, что я понял и без дальнейших слов: – ну, как делали в моей постели…

– Айлин… – дразня ее, я тоже потянулся к ее ушку и прошептал, – Наверное, да…

Глава 22

Мне тоже это интересно

Говорить на ухо не имело никакого смысла, ведь то, что мы хотели донести друг другу, передавалось ментально. Но Айлин к этому не привыкла: она еще нескоро расстанется с привычками, связанными с физическим телом. А мне такое общение доставляло удовольствие. Наверное, я тоже подсознательно цеплялся за ее тело и нашу прежнюю манеру общения. Ведь на уроках я часто что-нибудь шептал ей на ухо, и она отвечала с полной взаимностью, делая это намеренно щекотно.

– Мне просто интересно, – после некоторого молчания, сказала Айлин.

– Мне тоже, – и я не шутил: на самом деле мне интересен процесс и ощущения. Как это произойдет при том, что у моей подруги нет физического тела? Что мы при этом испытаем? Ведь к своему стыду (или, наоборот, к чести) за многие тысячи лет я не делал это с тонким телом, если не считать забавного происшествия с призраком эльфийки.

– Может быть тогда правильнее было бы запереть дверь? – предположила госпожа Синицына.

– Может быть, – согласился я. – И я это сделаю, а ты уплотнись насколько сможешь.

Я не торопился: ведь Синицыной, ввиду отсутствия опыта, сделать такую малость как уплотнение тонкого тела не так просто. Встав из-за стола, я убрал прошитые преобразователи в пустую коробку, затем подошел к двери и повернул рычажок замка, громко щелкнувшего в тишине. Бросил взгляд на эйхос, лежавший на столе и вспомнил, что еще не прослушал сообщение от баронессы. Его не хотелось слушать при Айлин, ведь Талия бывает очень несдержанной на язычок и может наговорить много глупостей и такого, что госпоже Синицыной лучше не слышать. Но пока Айлин, закрыв глаза, сосредоточенно выполняла технику уплотнения, я перевел устройство на низкую громкость и все же рискнул. Нажал вторую пластинку и поднес эйхос ближе к уху:

«Бл*дь, ты же дома, да? Эта дура сказала, что тебя нет в школе. Я про Грушу, если не понял. Ну, сам знаешь после Ржавки, она конченая дура. И я не пошла. Ну какая школа, чертовой матери? Вообще не хочу учиться – не мое это. Жди меня дома, заеду к тебе после обеда. Не бойся, трахаться не будем – мы не посмеем омрачить память о твоей Айлин. Да, кстати, ты долго собираешься не трахаться?».

При звуке своего имени, Синицына открыла глаза. Наверное, она частично слышала сообщение, но не спросила ничего, только сказала:

– Лучше у меня не получается. Посмотри, так нормально?

Я сел рядом с ней на диван и переводя внимание на тонкий план, провел кончиками пальцев по ее волосам: они оказались вполне осязаемыми.

– Да, очень хорошо, – подтвердил я.

– Только проблема… – Айлин придвинулась ко мне и произнесла тихо: – Я не могу раздеться. У меня не получается. Даже пуговицу на платье не могу расстегнуть.

– Да, это проблема, – согласился я, посмеиваясь. – В твоем случае есть два способа раздеться. Первый, это перестать ассоциировать одежду с собой. А второй, просто представить себя раздетой. Сделать это уверенно и бескомпромиссно.

– Саш, но как? – Синицына приподняла край платья, потянула за него.

– Ладно, давай тогда так. Так, как ты это делала с рукой. Идем, – подвел ее к зеркалу. – Точно так, как ты делала руку прозрачной, проделай с одеждой. Ясно представляй, как она растворяется, исчезает совсем.

Вот теперь, помня прошлый опыт, госпожа Синицына легко справилась с этой пикантной задачей. Меньше, чем через пару минут, она стояла перед зеркалом совершенно голая. Я прижался к ней сзади и положил ладони на ее аккуратные груди, чувствуя, как от моих прикосновений ее соски стали остренькими и твердыми. Реакции тонкого тела, тем более после его уплотнения, полностью повторяли то, что произошло бы с физическим. Этот эффект в магии называется «памятью энергетических тел». Айлин даже задышала чаще, хотя ей не требовался воздух. И чаще забилось ее несуществующее сердце.

– Тебе нравится, – прошептал я ей на ушко.

– Да… – беззвучно прошептала она. – Ты тоже разденься. Хочу тебя трогать.

И как мне было не подчиниться. Я жаждал ее и жаждал получить необычный чувственный опыт.

– Это тоже, – пальчики моей подруги коснулись моих вздыбленных трусов – их я не спешил снять.

– Все, не дразни меня, – я подхватил ее на руки как пушинку – на самом деле, даже после уплотнения, она весила не более птичьего пера.

Через миг мы очутились в постели и слились в долгом поцелуе. О, да! Губы в тонком мире можно пить, еще как! Айлин, конечно, была сверху. Ее живот, нежный, едва ощутимый, прижимался к моему члену. Чтобы острее ощущать каждое ее касание, я весь перешел в восприятие тонкого плана. По сути, сам стал таким же как она, а мое физическое тело лишь следовало энергетическим телам.