Текст книги "Свеча прокурора"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Глава XII

Селби вернулся домой. Телефонистка с коммутатора сообщила, что Чарлз Де Витт Степлтон просил срочно созвониться с ним.

Селби набрал номер и тотчас услышал резкий голос Степлтона:

– Алло, Селби? Как дела?

– Нормально, спасибо за внимание, мистер Степлтон. Как поездка?

– Много дел, – лаконично ответил Степлтон. – У меня к вам сугубо личная просьба. – Селби, насторожившись, промолчал. – Нам надо переговорить, – продолжил Степлтон, – Я буквально только что возвратился из длительной поездки по восточным штатам. На столе гора корреспонденции, дюжина дел чрезвычайной важности требует моего немедленного вмешательства. Поэтому я не имею возможности нанести визит вам. Быть может, вы подъедете в мой офис на пару минут?

– Хорошо, – сказал Селби. – Я приеду.

– Я на сахарной фабрике. Секретарша будет предупреждена, вас сразу проведут ко мне.

– Это произойдет минут через пять, – заверил Селби.

Мэдисонская сахарная фабрика располагалась в двух милях от города: внушительное сооружение, часть года бездействующее, но в остальное время – людской муравейник. Из многочисленных труб валит дым, бьет пар, ни дать ни взять гигантский закипающий чайник.

Селби въехал во двор и припарковал машину рядом с административным корпусом. Пересек один за другим несколько кабинетов, нашел наконец дверь с табличкой «ПРЕЗИДЕНТ». Секретарша, увидев его, выскочила из-за своего стола.

– Мистер Селби? Мистер Степлтон ждет вас.

Она провела его мимо вереницы кресел, занятых ожидающими приема, распахнула перед ним дверь, и Селби оказался в роскошно обставленном кабинете.

Чарлз Де Витт Степлтон был в Мэдисон-сити крупнейшей фигурой. Будучи президентом компании по переработке сахарной свеклы, он контролировал большинство рабочих мест в городе и не выказывал ни малейшего сомнения в собственной значимости и даже величии. Высокий, плотно сбитый, прямолинейный и одновременно изысканно вежливый, с холодным взглядом и сурово поджатым ртом под аккуратными седыми усиками – таков был этот бизнесмен, завоевавший репутацию мастера сводить деловой прием к трем минутам на визитера.

– Как поживаете, Селби? Прекрасно выглядите, мой мальчик! – говорил он, пожимая окружному прокурору руку. – Ответственность вас красит! Проходите, садитесь сюда, поближе к столу… Берите сигару… Изготовлены в Гаване специально для меня.

Жестом царственного гостеприимства пухлая, тщательно отманикюренная рука приподняла крышку шкатулки. По комнате разнесся аромат великолепного гаванского табака.

– Благодарю вас. Но я убежденный сторонник трубки, даже сигарету позволяю себе крайне редко.

Степлтон пребывал в явном разочаровании. Он подержал шкатулку открытой еще немного и лишь затем вернул крышку на место и устроился в своем большом крутящемся кресле поудобней.

– Давно не бывали в нашем доме, – уронил он. – Вы с Инес так много времени отдавали теннису, верховой езде. Надеюсь, вы не позволяете казенным заботам лишать вас необходимого минимума физической нагрузки?

– Пожалуй, нет, – откликнулся Селби. – Хотя, конечно, теперь у меня не так много времени, как раньше, когда я был простым юристом.

– Ну, еще бы! Впрочем, мне ли читать проповеди?! Эти бесконечные совещания заполночь… Но хватит о моем бизнесе… Хочу потолковать с вами о моем мальчике, о Джордже. Не уверен, что вы хорошо с ним знакомы. Когда вы бывали у Инес, он, как правило, болтался вне дома. По правде говоря, он не комнатный мальчик. Под родительским кровом он проводит едва ли один вечер за месяц. Что поделаешь, такая нынче молодежь. Он хороший парень, но, увы, уже достиг того возраста, когда мать не находит с ним общего языка. Каждый из детей теперь живет сам по себе. У миссис Степлтон, как вы, наверное, знаете, множество общественных обязательств и обязанностей. Ее положение и личные качества, разумеется, – поспешно уточнил Степлтон, – вынуждают ее проводить много времени вне дома. И мой бизнес заставляет меня постоянно циркулировать между Мэдисон-сити и Нью-Йорком.

Он помолчал, давая Селби время оценить разницу между человеком, представляющим неотъемлемую часть национального бизнеса, и провинциальным служащим.

– Когда я находился в отъезде последний раз, – продолжил Степлтон, – Джордж, как мне стало известно, предавался здесь веселью, причем не просто вышел за рамки дозволенного в его годы, но даже разбрасывался векселями, обязательствами, просроченными чеками. Более того, он, кажется, грешил и азартными играми?

– Сегодня утром на рассвете я застал его за игрой в карты, – подтвердил Селби.

– Понятно… Теперь пару слов об этой «Пальмовой хижине», – сказал Степлтон. – Джордж рассказал, что встречает там интересных людей. Правда, как я догадываюсь, у кое-кого есть изъяны в биографии. – Селби кивнул. – Сын сказал, – продолжал Степлтон, – что вы считаете одного из этих людей профессиональным игроком и обвиняете чуть ли не в шулерстве. Вы заставили Джорджа призадуматься. Прежде он воспринимал этого человека как обычного бизнесмена, играющего ради острых ощущений. Но ваше обвинение, а главное, поведение этого человека в возникшей ситуации открыли Джорджу глаза. Теперь он все видит в новом свете. Он понял, что его дурачили. Он понял также, что в дураках остался и бывший брокер по имени Нидхем. Честно говоря, Джордж…

– Сколько он проиграл? – внезапно задал вопрос Селби.

Степлтон нахмурился.

– Изрядную сумму. Но не это меня волновало, когда я звонил вам. Я намеревался обсудить другое. Мне кажется, «Пальмовая хижина» представляет серьезную опасность для нашей молодежи, этот притон надо стереть с лица земли, вырвать порок с корнем.

– Владелец готов прикрыть игорный бизнес, – сообщил Селби.

– Прекрасно, – кивнул Степлтон. – А когда ему понадобится возобновить лицензию, я придумаю что-нибудь. Если вы знаете о его прошлых грешках, можно было бы дать ему отличный урок.

– Я размышлял на эту тему, – отозвался Селби. – Чтобы предъявить обвинение, нужны веские улики. К счастью, сегодня утром я их получил.

– Можно спросить, какие?

Селби достал из кармана сложенный вчетверо вексель Джорджа Степлтона.

– Нынче на рассвете мы застали игру в самом разгаре, – пояснил он. – Триггс, владелец «Пальмовой хижины», пытался нас убедить, будто играют они на фишки. Но ваш сын, делая ставку, выписал вексель на сто долларов. Это веский аргумент и теперь. ..

Степлтон нахмурился.

– Простите, но обстоятельства мне ясны и догадываюсь, что вы скажете дальше. Я намерен добиться, чтобы «Пальмовую хижину» закрыли. Убежден, это в интересах нашего общества. Вместе с тем мне не хотелось бы, чтобы имя Степлтонов так или иначе фигурировало в связи с этим. Поэтому позвольте дать вам совет. Обдумайте дело и найдите какой-нибудь другой повод для официального обвинения.

Селби сложил вексель и спрятал его в карман жилета.

– Других улик я не имею.

Степлтон вновь нахмурился.

– Неприятно, весьма неприятно. Но, Селби, вам ведь не откажешь в разумной осторожности и, добавлю, в изобретательности. Не сомневаюсь, вы сами найдете выход из положения. Единственная просьба – оградить моего сына.

– Я еще не решил, возбуждать уголовное дело по данному поводу, или нет, – сказал Селби.

– Но я же объяснил вам, – Степлтон начал проявлять нетерпение, – я не допущу, чтобы имя Степлтонов фигурировало в уголовном процессе. Я не допущу, чтобы мой сын был замешан в картежные скандалы.

Селби невозмутимо гнул свое.

– Если я приму решение начать уголовное дело, конечно, придется в качестве улики использовать вексель. Если же дело не будет возбуждено, можете быть уверены: эта история не получит огласки.

Лицо Степлтона побагровело.

– Не уверен, – сказал он, – что вы вполне уразумели сказанное, мистер Селби. Я категорически против любых акций, которые могут хоть в какой-то мере задеть имя моего сына.

– Я вас хорошо понял, – возразил Селби.

Степлтон откинулся в кресле и заулыбался:

– Тогда все в порядке.

Селби поднялся.

– Я вас прекрасно понял, мистер Степлтон. – Степлтон поднес к губам недокуренную сигару, умиротворенно затянулся, кивнул. – Полагаю, что вы плохо поняли меня.

– Что вы хотите сказать? – удивился Степлтон.

– Вы правильно восприняли мои слова о возможности предъявить обвинение Триггсу по имеющимся фактам.

Степлтон тоже встал.

– Значит, вы игнорируете просьбу оградить моего сына от скандала?

– Вашу просьбу я не игнорирую, – сказал Селби. – Но если я решу, что долг велит мне выступить с обвинением, я это сделаю.

– Прошу отдать вексель, – заявил Степлтон.

– Сожалею, но это вещественное доказательство.

Степлтон, сжав кулаки, подался вперед.

– Селби, – произнес он с угрозой, – если я вас правильно понял, вы совершаете непростительную политическую ошибку.

Селби улыбнулся:

– В таком случае вы меня поняли правильно.

Степлтон разглядывал его с угрозой.

– Послушайте, Селби, я слишком занят, чтоб заниматься еще местной политикой. Не потому ли вы ищете способ опозорить меня, что я не поддержал вашу кандидатуру на последних выборах?

– Ни в коем случае, – заверил Селби.

– Не за горами следующие выборы, – предупредил Степлтон, – и я могу оторваться от своих дел, если того потребуют личные интересы.

– Знаю.

– Хотите, чтоб вас переизбрали?

– Возможно.

– Надеюсь, вы сознаете, что мое влияние на избирателей весьма значительно?

– Сознаю. Но и вы, мистер Степлтон, должны сознавать, что меня избрали на столь высокий пост, чтобы я защищал закон и справедливость. И я буду выполнять свой долг, невзирая ни на что.

Лицо Степлтона перекосилось, а голос пресекся от гнева.

– Вы ставите меня в крайне затруднительное положение, Селби.

– Весьма сожалею, – заметил тот, причем его тон не выразил ни малейшего сожаления.

– Есть еще одна проблема, которой я вынужден коснуться, – заявил Степлтон. – Проблема сугубо личная. Я не поверил собственным ушам, когда Инес довела это до моего сведения.

– Имеете в виду виски? – спросил Селби.

– Да. Не будете ли любезны объяснить, почему вы стремитесь обратить силу своего ведомства – я мог бы даже сказать, злоупотребляете силой вашего ведомства – по столь частному поводу, как покупка, сделанная моею дочерью?

– Я хотел выяснить, где и кем была куплена одна-единственная конкретная бутылка виски. По ходу дела я узнал, что ваша дочь приобрела дюжину таких бутылок.

– Надеюсь, вы не считаете покупку хоть в малейшей степени незаконной?

– Разумеется, нет.

– В таком случае не понимаю, чем вас заинтересовало виски.

– Заинтересовало как вещественное доказательство.

– Доказательство чего?

– Предумышленного преступления.

– Полагаю, прокуратура преуспеет куда больше, если сосредоточится на совершенных преступлениях и не будет досаждать частным лицам ради преступлений гипотетических.

– Возможно, вы правы, – не без любезности откликнулся Селби. – Но у вас свои представления о вашем бизнесе, а у меня – свои о моем собственном.

Кровь прилила к лицу Степлтона, но голос не утратил твердости:

– Боюсь, Селби, – произнес он, изо всех сил пытаясь сохранить покровительственный тон, – вы окончательно утратили чувство перспективы и реальности. Будучи избранным на низкооплачиваемую должность в весьма скромном графстве, вы возымели преувеличенные представления о собственном весе и значении.

– Пусть так, – согласился Селби. – Покончив с предисловием, перейдем к сути. Как сложилась судьба дюжины бутылок, купленных вашей дочерью?

– Как вас понимать? Вы считаете возможным, чтобы я отправился в какую-то хибару и подарил бутылку виски нищему бродяге, готовящему убийство?

– Меня следует понимать так, – Селби воинственно выдвинул подбородок вперед, – что я интересуюсь дюжиной бутылок, подаренных вам дочерью.

– Ну, если уж на то пошло, за них нетрудно отчитаться. Парочку я взял с собой. Четыре – в целости и сохранности дома. Еще шесть выпиты с друзьями.

– Вы в этом уверены?

– Уверен.

– Не хочется казаться чересчур назойливым, мистер Степлтон, но проследить путь одной из бутылок крайне необходимо. Скорее всего, она позаимствована из ваших запасов.

– Мне безразлично ваше мнение, – заявил Степлтон. – Что невозможно, то невозможно.

– Джордж мог позаимствовать бутылку в вашем баре?

– Абсурд! – воскликнул Степлтон. – У Джорджа достаточно денег на покупку собственного виски.

– А те шесть бутылок, когда они были выпиты? – поинтересовался Селби.

– Мой день рождения был шесть недель назад. Сдается, четыре бутылки распили в тот же вечер. Пару бутылок я унес в свой кабинет. И, как сейчас помню, они тоже были выпиты… Может, объясните, мистер Селби, почему вам так хочется повесить какую-то бутылку виски на Джорджа?

– Мне не хочется вешать на Джорджа что бы то ни было, – возразил Селби. – Моя задача – установить, кто находился с Уоткинсом перед его смертью. Тогда я приближусь к разгадке, кого намеревался убить Уоткинс.

– Когда вы установите это, – спросил Степлтон с тяжеловесной претензией на остроумие, – налогоплательщиков разорить не успеете?

– Дело должно быть расследовано и закрыто. Тогда я сочту свой долг перед налогоплательщиками выполненным.

– Я сказал бы, – прервал его Степлтон, – что дело само закрылось, когда потенциального убийцу настигла внезапная смерть.

– А я буду считать дело закрытым, когда все факты придут в полное соответствие друг другу, – ответил Селби. – И до той поры я не прекращу следствие.

– Буду откровенен с вами до конца, – холодно произнес Степлтон. – Вы, деревенские служители правосудия, не имеете никакой следственной квалификации и в подметки не годитесь настоящим криминалистам. Недостойны даже держать свечу в их присутствии. Так вот специалисты по уголовным делам считают следствие закрытым, когда опасность обществу устранена… Вы перестарались, видимо, вам ударило в голову ощущение власти, хотя и временной. Но если вы в состоянии внять голосу рассудка, я дам вам последний дружеский совет: следуйте за более способными и более мудрыми, опытными людьми. Забудьте об этой истории, и тогда будет забыто все сказанное в моем кабинете.

Селби промолвил упрямо:

– Сожалею, мистер Степлтон, но за деятельность своего учреждения отвечаю я персонально. У меня есть собственные, специфические теории криминального следствия. Я убежден, что, разгадав мотивы человеческих поступков, можно соединить в целое все факты. А пока это не сделано, я не могу считать дело законченным.

– Согласен, – усмехнулся Степлтон, – ваши теории действительно специфические.

– Что ж, – заметил Селби, – думаю, все темы мы уже исчерпали. – Он повернулся и пошел к двери. Уже положив ладонь на дверную ручку, он посмотрел прямо в лицо Степлтону:

– Если вы умалчиваете о любой значимой детали, связанной с любой из дюжины бутылок виски, у вас осталась последняя возможность исправить свою ошибку.

Степлтон ухватился за край стола.

– Черт побери, что за наглость, Селби! Меня никогда еще так не оскорбляли, особенно здесь, в этом графстве, где мои предприятия играют важнейшую роль в экономике… Мне не хотелось бы расставаться с вами на такой ноте. Вы знаете, моя дочь видит в вас друга. Она о вас самого высокого мнения. Ради нее я считаю своим долгом предупредить вас: если не одумаетесь, я использую свое влияние, чтобы вы не занимали больше свой пост.

Селби отворил дверь, но остановился на пороге, не удержавшись от последней реплики под занавес:

– Ваше право играть в политику, сколько заблагорассудится. Но не старайтесь скрыть улики, мистер Степлтон. Вы считаете, что мы и в подметки не годимся столичным служителям правосудия, но я постараюсь удивить вас. Быть может, даже со свечой в руках! – С этими словами Селби захлопнул за собою дверь, пересек приемную, не обращая внимания на изумленные лица посетителей.

Вечерний выпуск «Блейда» уже поступил в продажу. Купив у разносчика экземпляр, Селби добрался до дому и погрузился в чтение. Как и предсказывала Сильвия, коротко сообщив о трупе в кемпинге, газета тотчас обрушилась на Селби:

«Остается только сожалеть, что наш окружной прокурор столь молод и впечатлителен. Его нежелание назвать имена людей, занимавших домик, где был обнаружен покойник, – грубейший промах. Со временем наверняка выяснится, что бродяга Эмиль Уоткинс собирался с помощью пистолета разлучить постояльцев домика с их законными денежками. Дожидаясь возвращения намеченных жертв, Уоткинс замерз, зажег газовую печь, не предвидя печальных последствий. Но даже в этом случае налогоплательщики графства вправе настаивать на максимально полном расследовании дела. И вполне справедливо намерение властей докопаться до истины. А тайна, если допустить, что она существует, бесспорно сокрыта в головах двоих молодых людей и их спутниц, которые якобы проживали отдельно, в соседнем домике.

Галантность уместна, но в свое время и не при таких обстоятельствах. Разве можно оправдать освобождение важных свидетелей, когда речь идет о предумышленном убийстве? И разве увенчались бы успехом дамские уловки, не будь прокурор молод, впечатлителен и малоопытен? А ведь ему так вскружили голову, что он отпускает свидетелей за пределы графства и утаивает их имена.

Население графства вправе ознакомиться с фактами. Дуглас Селби вовсе не оракул, чтобы самостоятельно решать, что нам надлежит знать, а что нет. Отто Ларкин, талантливый, преуспевающий, а главное, многоопытный глава полиции Мэдисон-сити в данной ситуации бессилен, потому что происшествие имело место за чертой города. Однако в беседе с корреспондентом «Блейда» он заявил, что будь преступление «городским», двум свидетельницам не удалось бы уехать, пока их показания проверяли и перепроверяли.

Как бы то ни было, задача «Блейда» – доводить информацию до сведения своих подписчиков. Невзирая на то прискорбное обстоятельство, что должностные лица графства вступили в заговор, скрывая факты от своих избирателей, «Блейд» обещает найти и проинтервьюировать этих молодых женщин. Общественное мнение получит тогда возможность оценить достоверность и убедительность их версий.

Существует устойчивый страх общественности перед диктатурой личности в национальном масштабе. А как назвать ситуацию, когда молодой, неопытный, впечатлительный, упрямый и предубежденный окружной чиновник воображает себя последней инстанцией в вопросе о том, какие новости должны доводиться до народа, а какие скрыть?

Остается выразить надежду, что до будущих выборов Дуглас Селби осознает ошибочность высокомерного отношения к избирателям, отдавшим ему свои голоса, а те простят ему вопиющие промахи, которые он допускает с такой ошеломляющей скоростью и в таком большом количестве. И, в его же интересах, надеемся, граждане посмотрят сквозь пальцы на высокомерие, с которым он теперь, получив их голоса, относится к их же нуждам и потребностям…»

Селби уже дочитывал передовицу, когда раздался телефонный звонок. В трубке раздался голос Сильвии Мартин.

– Все в порядке, Дуг?

– События назревают, – сообщил он.

– Ты говорил со Степлтоном?

– Да.

– Что он сказал?

– Ничего особенного. Хотя, впрочем, давление его поднялось до двухсот сорока. Едва я явился, он принялся объяснять, как далек он от местной политики, что вся эта дребедень за порогом его восприятия, что ничего не может задеть человека столь влиятельного… Моими стараниями его мнение изменилось. Теперь он будет интересоваться местной политикой.

– Я огорчена, Дуг, и одновременно довольна. Пора выпустить из этого надутого пузыря чуточку чванства.

– Что ж, – откликнулся Селби, – бочка сорвалась с цепей.

– Видел сегодняшний номер «Блейда»?

– Только что прочитал.

– Все так, как я и предсказывала, – заметила она. – Они заполучили у Ларкина адреса девиц и теперь прикидываются простачками. Пока скрывают свой источник информации, чтобы насесть на тебя. Когда любопытство общественности достигнет критического накала, они пришьют дамам какой-нибудь грешок, что особенно оттенит промах человека, отпустившего их на все четыре стороны… Что будем делать, Дуг?

– Может, подъедешь к моему дому? Я буду ждать в машине, а ты свою поставишь ко мне в гараж.

– Договорились. Подъеду через три минуты.

Захватив с собою портфель, Селби запер квартиру и – в пику промозглому западному ветру – застегнул пальто на все пуговицы. Зимние сумерки быстро сгущались в ночную темь. Минуту-другую, не больше, простоял Селби на тротуаре, как появилась машина Сильвии.

– Валяй прямо в гараж, дверь открыта, – распорядился Селби.

– Спасибо, Дуг. Лишь бы гараж стерпел машину, а уж она приноровится как-нибудь.

Она круто развернула машину, сходу въехала в гараж, выключила зажигание, вышла и полюбовалась делом рук своих.

– Полное соответствие. Ни дать, ни взять кукурузное зернышко в початке… Итак, каков первый пункт нашей программы?

– Поездка в «Пальмовую хижину». Попытаемся разузнать все, что можно, о Мэдж Трент. Я заставлю Триггса впустить нас в ее комнату. Мы осмотрим вещи и ты поможешь мне решить, был побег продуман и подготовлен или свершился в порыве чувств.

– И что потом?

– Потом постараемся выведать все, что удастся, о покойном.

Она поудобнее устроилась на сиденье рядом с Селби. Он включил мотор.

– Пока мы едем, расскажи о встрече со Степлтоном, – попросила Сильвия.

Селби невесело усмехнулся.

– Шикарная получилась встреча. Он в конце побагровел и объявил, что пришел конец моей политической карьере. Я торжественно покинул его офис, но, впрочем, приберег заключительный выстрел от двери.

– И как, выстрелил?

– Да. Видишь ли, он заявил, что наши блюстители закона и в подметки не годятся его приятелям, столичным ищейкам. Как говорится, недостойны держать свечу в их присутствии. Ну а я вызвался и свечу подержать, и фитиль им вставить.

– Кто-нибудь это слышал?

– Слышал. В приемной было полно посетителей. У них глаза полезли на лоб, – сообщил Селби.

– Понимаешь, – задумчиво проговорила Сильвия, – ты вряд ли совершил политический просчет. Великому множеству наших сограждан зазнайство Степлтона уже осточертело. Людям надоело пресмыкаться перед ним. Кое чем город обязан сахарному заводу, но ведь и сахарный завод обязан городу. Степлтон ведет себя, словно здесь он абсолютный монарх. А ты набрался смелости поднять на него голос. Слух об этом распространится со скоростью лесного пожара. Это сработает в твою пользу и даст преимущество в схватке со Степлтоном, что бы он там ни предпринял.

– Я тоже доволен своим поступком, – согласился Селби. – Однако, меня смущает его форма. Что входило в мои планы? Просто расспросить его о бутылках виски, потолковать о Джордже. А он встретил меня так покровительственно, так самоуверенно, что я потерял голову. Ему, понимаешь, казалось, достаточно погладить меня по головке, положить отеческую руку на плечо, и я вывернусь наизнанку. Ну, я и взорвался. Черт побери, конечно же, соперничать с профессиональными сыщиками мне не по зубам, это я понимаю. Но, с другой стороны, и у меня есть голова на плечах. Меня не покидает чувство, что смерть Уоткинса – только внешняя оболочка назревающего события, что за ней скрывается серьезное преступление, пока нераскрытое. Но на данном этапе обрывки фактов не складываются в цельную картину.

– Ну, вот и «Пальмовая хижина», – сказала Сильвия, – любопытно, до чего мы здесь докопаемся?

Селби поставил машину на гравийную площадку. На звонок дверь открыл Триггс. Он явно нервничал и сразу задал вопрос:

– Какие новости? Что-нибудь слышно про Мэдж?

Селби отрицательно покачал головой, и лицо Триггса выразило разочарование.

– Мы хотим осмотреть ее комнату, – сказал Селби.

– Зачем?

– Может, удастся получить представление о ее планах.

– Я ведь уже все осмотрел, – сообщил Триггс. – Она вылезла на крышу в чем была. И ничего с собой не прихватила.

– Мы все равно попробуем присмотреться к обстановке, авось что-нибудь и найдем, – настаивал Селби. – Мисс Мартин поможет мне. Женщины часто обращают внимание на мелочи, которые ускользают от взгляда мужчин. – Не ответив ни слова, Триггс начал восхождение по лестнице. Перед одной из дверей остановился и принялся орудовать ключом в замке. Вы, кажется, говорили, что Мэдж заперла дверь изнутри? – напомнил Селби.

– Да.

– Как же вы ее открыли?

– Лезвием карманного ножа. Сунул самый кончик в замочную скважину и повернул. Потом заменил его ключом, замок в конце концов открылся. Вещи лежат так, как я их застал.

Триггс широким жестом распахнул дверь в просторную комнату. Когда-то дом принадлежал состоятельному фермеру, наверху было четыре большие спальни со смежными ванными комнатами. Позднее дом превратили в придорожный ресторан, несколько изменилась и его планировка. Комната Мэдж Трент отражала индивидуальность хозяйки. На стенах красовались дюжины афиш ночных клубов, испещренных автографами. На тумбочке – косметика, туалетные принадлежности, в шкафу – одежда. Кровать была застелена, хотя покрывало примято, подушка скомкана.

Как будто прочитав мысли прокурора, Триггс заметил:

– Она исчезла всего лишь нынче утром.

Селби переключил внимание на туалетный столик. Там стояла фотография в рамке, с которой улыбалась девочка лет пятишести.

– Дочь Мэдж? – спросил Селби. Триггс утвердительно кивнул. – Не знаете, где она?

– Нет. Кажется, в какой-то школе. Мэдж от нее без ума. Каждый вечер звонит по междугородке. Что бы ни происходило, ровно в восемь она бросает все дела и мчится к телефону.

– Как зовут девочку? – спросил Селби.

– Руби.

– Руби Трент?

– Откуда мне знать, под какой фамилией она живет?

Селби пристально посмотрел на Триггса. Того явно снедала тревога, хотя он и пытался это скрыть. Показная враждебность испарилась. В глазах читалось нечто похожее на мольбу. Селби высказал вслух результат своих наблюдений:

– Насколько я понимаю, вам очень хочется ее вернуть?

– Она превосходная хозяйка, – признал Триггс. – Умеет развлечь гостей, поддержать настроение.

– Сколько у вас официанток?

– Две. Одна приходит в семь и работает до двух ночи. Другая приходит в восемь и работает до трех.

– Мэдж с ними общалась? Женщины часто делятся секретами. Может, и эти знают, есть ли у Мэдж друзья, где они живут. ..

– Нет, – категорически заявил Триггс. – Мэдж не якшалась с официантками, опасалась, что они выйдут из-под контроля.

– Что ж, Триггс, – Селби сменил тему, – придется осмотреть вещи.

Триггс стоял на пороге безмолвным наблюдателем, а Сильвия Мартин в темпе обследовала письменный стол, битком набитый сундучок, чемоданы и чемоданчики. С особым тщанием изучила туалетные принадлежности и кремы. Селби наткнулся на пачку коротких писем – детские каракули, карандашные рисунки типа «ручки, ножки, огуречик»… Конверты отсутствовали, видимо, их систематически уничтожали.

– Судя по всему, – заключила осмотр Сильвия Мартин, – она ни одной вещи не прихватила в дорогу.

Триггс апатично заметил:

– О чем я вас и известил. Шериф запугал ее до потери рассудка.

Селби пристально посмотрел на Триггса.

– Как раз об этом мне и хотелось вас расспросить. Что, собственно, ее испугало?

– Ну, сам факт. Появляется шериф, начинает ее обвинять то в одном, то в другом…

– В чем же он ее обвинял?

– В том, что она звонила по телефону.

– Именно! – воскликнул Селби. – Но ведь нет никаких причин впадать в панику только из-за телефонного звонка. Думаю, истинная причина исчезновения Мэдж кроется совсем в другом. У вас, Триггс, имеются на сей счет соображения?

– Никаких, – буркнул тот.

– Может, вы все же рискнете, поделитесь догадкой?

– Что вы имеете в виду?

– Нынче ночью, между половиной первого, когда сюда прибыли Каттингс и Глисон из автокемпинга, и двумя часами ночи, когда начался дождь, кто-то воспользовался их машиной. Вы знаете об этом?

– Нет.

– Не исключено, что машину брала Мэдж Трент.

Триггс покачал головой, постоял в задумчивости и наконец высказал свое мнение:

– Вряд ли. Мэдж то и дело заходила в зал и выходила, как того требует ее роль, но не отлучалась надолго.

Сильвия, занятая в эту минуту содержимым шкафа, сказала вдруг:

– А вот на это, Дуг, стоит обратить внимание. – И вручила прокурору пару черных матерчатых туфель, вымазанных грязью.

– Можете объяснить, как на них оказалась грязь? – спросил Селби Триггса.

Триггс молча подверг туфли осмотру и завершил его лаконичным «нет».

Селби распахнул окно настежь, выглянул наружу. Карманным фонариком осветил крышу флигеля под окном. Под стихающим ветром раскачивались пальмы, окаймлявшие дом. Громкое шуршание листьев походило на шаги по сухой траве, как будто кто-то невидимый крадучись подбирается к дому.

Селби в одно мгновение, неожиданно для остальных перемахнул через подоконник и спрыгнул на крышу флигеля. Луч фонарика метался по драночному покрытию.

Триггс, глядя на него сверху вниз, уронил:

– Обратите внимание, она прошла до самого края крыши и спрыгнула прямо на дорогу.

– Она могла спрыгнуть и здесь, разве не так? – спросил Селби.

– Может, и так, – ответил Триггс. – Только тогда на земле остались бы следы. Так что она спрыгнула на гравий.

– Ясно, – откликнулся Селби. – Значит, никаких следов не осталось?

– Никаких.

Селби убрал фонарик в карман, рывком подтянулся, ухватился за подоконник, Сильвия с Триггсом подхватили его, и вот уже Селби стоял рядом с ними в комнате.

– Итак, вы не думаете, что Мэдж Трент могла уехать отсюда примерно в полшестого и позвонить мне?

– Нет, не могла, и настаиваю на этом факте. Мы с ней вместе были заняты разными делами по хозяйству.

– Какими именно?

– Ну, всякими. У нее ребенок, его нужно кормить. Ее работа, естественно, зависит от моего благополучия. Если вы возьметесь за меня, мои доходы упадут, а Мэдж окажется за дверью без средств к существованию.

– Вы ее предупредили об этом?

– Да, у нас состоялся разговор.

– Тогда, значит, она встревожилась, как бы я не затеял уголовный процесс.

– Да, полагаю, так оно и было…

– И юный Степлтон встревожился, как бы я не затеял уголовный процесс, – продолжал Селби. Триггс помалкивал. – И Чарлз Де Витт Степлтон не желает, чтоб криминальное расследование задело его сына. – Тут в глазах Триггса мелькнула надежда. – Правда, уговоры отца не увенчались успехом, – добавил Селби, не спуская глаз с Триггса.

– Как? То есть… э… В каком смысле?

– Степлтон-старший не добился своего, – пояснил Селби. – Мне не нравится, когда посторонние вмешиваются в работу прокуратуры и пытаются навязать свой диктат.

– Ах, вот оно что, – протянул Триггс невыразительным голосом. – Понятно.

– У вас есть машина, Триггс?

– Да.

– Она здесь? Мэдж не на ней уехала?

– Нет.

Селби обратился к Сильвии:

– Нас ждут дела. Пора трогаться.

– Но вы меня известите, если узнаете что-нибудь про Мэдж? – обеспокоенно спросил Триггс. – Я очень за нее беспокоюсь.

– Известим, – пообещал Селби. – А эти туфельки заберем с собой. – И он проследовал за Сильвией к машине.