Текст книги "Земля призраков"

Автор книги: Эрин Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

КНИГА ВТОРАЯ
РАНА ЗА РАНОЙ

Рана за раной следует, и чаша страданий уже полна. Те немногие католические семьи, что остались, были недавно лишены Кромвелем всего недвижимого имущества и вынуждены покинуть свои родные поместья и удалиться в области Коннота.

Отец Куинн, священник-иезуит; в Ватикан – из своего убежища в горах Ирландии, 1653

ГЛАВА 1

Когда Кормак пересек границу Голвея в Портумне, длившаяся весь день морось превратилась в проливной дождь. Дороги и канавы расплывались бледными серо-зелеными пятнами. Плохая видимость в сочетании с равномерным стуком дворников и неровной дробью дождевых капель о крышу машины начинала действовать на нервы. Путешествие почти закончилось, сказал он себе, осталось проехать десять миль. Всю эту поездку его изводили запоздалые размышления, ибо мотивы, по которым он связался с Осборном, были исключительно личными – он получал шанс провести побольше времени с Норой Гейвин. Но сожалеть о чем-то было уже поздно.

Минула не одна неделя со смерти Габриала, а он все еще ощущал беспокойство, неспособность сосредоточиться. Он не мог забыть руку старика, неподвижно лежавшую на блокноте. Когда санитары забрали тело Габриала, Кормак еще долго вглядывался в чернильное пятно, залившее последнюю запись. Из всех врезавшихся в память деталей его преследовала именно эта. Страдал ли Габриал? Успел ли понять, что происходит, или инсульт мгновенно «выключил» его сознание?

Обследовав вместе множество захоронений, они ни разу не дерзнули затронуть тему собственной смертности. Габриал, должно быть, размышлял о ней. Напряженно изучая бренные останки, он не мог не задумываться о собственной скоротечности. И все же они никогда об этом не говорили. Должно быть, Габриал поделился какими-то мыслями со своей женой: его кремировали без всяких религиозных обрядов, состоялся лишь небольшой вечер памяти в их доме, в Дублине. У Мак-Кроссанов не было детей, но, сидя в гостиной среди соседей старика, старых школьных товарищей, коллег из университета, друзей Эвелины Мак-Кроссан из писательского и издательского мира, Кормак понял, сколь узок его собственный круг общения.

Никто лучше Габриала Мак-Кроссана не был осведомлен о его самых затаенных мыслях. В известном смысле Кормак простился с отцом еще до того, как кто-либо узнал, что Джозеф Магуайр намерен навсегда покинуть Ирландию в поисках лучшей доли. И место отца в его сердце оставалось пустым, пока он не встретил Габриала. Прослушав обзорный курс по археологии, Кормак в числе десяти студентов вызвался помогать в летних раскопках дороги более чем двухтысячелетней давности.

У Мак-Кроссана была традиция напутствовать студентов, направляющихся на работу. Остановившись перед ним, они в нетерпении вертели в руках инструменты. А он расхаживал туда и сюда, словно в лекционной аудитории.

– Сейчас вам кажется, – говорил он, – что мы всего лишь раскапываем несколько кусков заболоченного леса. Но в действительности необходимо задуматься о людях, которые оставили здесь свой след. В этих сырых старых колодах запечатлелись их верования, идеалы, намерения, так же, как информация о типе орудий, которыми валили деревья и закрепляли их в колее, о системе трудовых действий в целом. Таковы, дамы и господа, лишь разрозненные «ключики» к тому, каким было их общество, их образ жизни. Я призываю вас стать первооткрывателями того, что скрыто в этой благословенной земле.

Кормак вспомнил, как многократно возмущался низким темпом работ: и денег, и рабочей силы всегда оказывалось меньше, чем следовало. Земля изобиловала сокровищами, но существенные сведения о прошлом уничтожались каждый день.

– Ага, конечно. Вы очень быстро разочаруетесь, если будете так думать, – сказал Габриал. – Терпение – первое требование в подобной работе. Лучше всего – помнить, что надо работать и работать.

В Клонко Бридж Кормак свернул с главного пути на узкую дорогу, идущую мимо Драмклегганского болота и Браклин Хаус. Дождь не стихал. Центральные ворота Браклина, с арочными дверными проемами по бокам от главного входа и похожими на ворон птицами, примостившимися на каждой из четырех капителей, напоминали изящную комбинацию готических шахматных фигурок. Дополнения девятнадцатого века, догадался он, и повернул джип на длинную гравийную дорогу. Истинное назначение ворот было явно декоративным, а не оборонительным.

Густой лес, подступавший к усадьбе, почти сразу же за воротами сменился круговым подъездом к парадному входу. Внутри круга был разбит регулярный геометрически-правильный сад, треугольники розовых кустов окружали миниатюрные оградки. Хотя сад и не выглядел заброшенными, газон был подстрижен небрежно и покрыт клевером с маргаритками, а первоначально строгие границы насаждений заметно нарушились. Это место знавало лучшие дни, и Кормак живо ощутил, какими усилиями сдерживалось наступление дикой природы.

Он припарковался недалеко от дома, у изгиба дороги, и, сидя в джипе, некоторое время пытался понять, идет ли дождь. Браклин Хаус был выдержанным в благородных пропорциях особняком якобитской эпохи, значительно большего размера, чем казалось на первый взгляд с дороги. Первоначальное назначение дома-крепости было очевидным благодаря толщине каменных стен и бойницам четырехугольных башен. Однако роскошная отделка окон свидетельствовала о том, что здание, вероятно, строили в начале семнадцатого века, в тот краткий период мира, когда ирландская аристократия начала покидать свои толстостенные укрепления ради особняков, открывавших обширные виды на окружающие владения. Однако их надежды на лучшее будущее не продлились и столетия: лишь те, кто предпочел старые, легко обороняемые крепости, смог противостоять английскому вторжению. Страна была буквально устлана сожженными руинами новопостроенных особняков.

Дождь, оказалось, припустил еще сильнее. Подхватив сумку, Кормак помчался через гравий к полукругу ступеней. Он промок до нитки и с радостью обнаружил, что парадный вход, как и обещал Осборн, не закрыт. Толкнув четырехдюймовую дубовую дверь, он оказался в обычном для подобных зданий холле с черно-белым мраморным полом, темными обшитыми деревянными панелями стенами и огромной медной люстрой, под которой помещался основательных размеров стол, украшенный огромным букетом красных тюльпанов на длинных стеблях и ярко-желтой цветущей ивы. Тишину нарушало лишь тиканье больших старинных часов, стоявших у стены, у подножья массивной дубовой лестницы. Кормак поставил свою ношу у входа – он и так уже все здесь вымочил и не хотел вторгаться далее, не поставив хозяев в известность. Однако его громкие приветствия остались без ответа, и тогда он начал снимать промокшую куртку.

– Могу я вам чем-то помочь? – послышался сверху женский голос с английским акцентом, определенно принадлежавший даме высшего общества. Женщина уже начала спускаться по лестнице, и Кормак почувствовал, что при виде его она испугалась. Она была чрезвычайно худа и бледна, но идеально подтянута, с темными гладкими волосами и безукоризненным маникюром. На ней был светло-коричневый свитер и шерстяная юбка в черно-коричневых тонах с ровными складками, подчеркивающими стройность фигуры. Определить ее возраст было сложно: гладкое удлиненное лицо, но кожа цвета слоновой кости уже увядает, а на руках начинают проступать вены. Кормак подумал, что, оказавшись поближе, увидит разбегающиеся от уголков глаз морщинки. Она двигалась неторопливо, выражая готовность, но не теряя при этом ни капли высокоразвитого чувства собственного достоинства.

– Извините, но это частный дом; мы не принимаем общественных туров. Уверена, местное туристическое бюро располагает полным списком близлежащих общедоступных домов.

Она живо проскользнула мимо него к арочному дверному проему и, обхватив круглую железную рукоятку обеими руками, распахнула дверь, правда, приложив к этому все свои силы. Кормака изумил жесткий взгляд ее светло-серых глаз. Однако едва он собрался объясниться, как сзади него прозвучал голос Хью Осборна.

– Я вижу, вы встретили нашего гостя, – воскликнул Осборн, вприпрыжку спускаясь по лестнице. Казалось, он знал, что Кормак только что вошел. – Моя кузина, Люси Осборн; Люси, это Кормак Магуайр, археолог, о котором я вам рассказывал. Возможно, я не упомянул, что он поживет у нас, пока будет наблюдать за земляными работами в монастыре.

Глаза Люси Осборн мгновенно изменились. Она улыбнулась и протянула руку. Пожимая ее, Кормак изумился крепости мускулов, скрытых под холодной суховатой кожей.

– Добро пожаловать в Браклин Хаус, – произнесла она. – Я надеюсь, вы простите мою ошибку. Иногда здесь появляются эксцентричные туристы, забредшие с дороги. Мы не можем этого поощрять; я уверена, вы нас понимаете.

– Простите, что не предупредил вас, Люси, – сказал Хью. – Мы договорились лишь вчера. Я предполагаю устроить Кормака в зеленой спальне, если там все в порядке.

Она кивнула:

– Да, вполне.

– Вы скоро убедитесь, как споро Люси управляется с домом, – сказал Осборн. – Без нее все бы развалилось.

Люси ответила на эту маленькую лесть почти незаметной полуулыбкой.

– Я надеюсь, вы приятно проведете у нас время, – откликнулась она. – Если вам что-то потребуется, дайте мне знать. – С этими словами она повернулась и исчезла в дверном проеме под лестницей.

– Простите, я на минуту, – извинился Осборн, поспешив за ней. Все, что Кормак расслышал, – лишь быстрый обмен репликами, слишком тихими, чтобы разобрать смысл. Скоро Осборн вернулся, слегка озабоченный.

– Простите за все. Она панически боится оставлять дверь незапертой, но, выражаясь иронически, я не желаю жить в крепости. – Наконец он увидел, что вокруг Кормака образовалась лужа дождевой воды. – Боже, простите, я не заметил, как вы промокли. Пойдемте, я покажу вашу комнату.

– Кое-что необходимо уточнить прямо сейчас, – сказал Кормак. – Я подумал, что неплохо подключить к проекту помощника – надеюсь, вы не будете против. Дополнительной оплаты не потребуется. Я нашел добровольца, Нору Гейвин – точнее, доктора Гейвин, коллегу, которая была со мной на болоте. – Он увидел, как лицо Осборна слегка изменилось при упоминании о том необычном дне. – Простите, что все так внезапно, следовало упомянуть об этом, когда я звонил.

– Она приедет сегодня вечером? – Кормак не понял, огорчен ли Осборн или просто обдумывает ситуацию.

– Она обещала подъехать около шести. Если возникают проблемы…

– Никаких проблем. Я сейчас же попрошу Люси подготовить еще одну гостевую комнату.

Хью Осборн повел Кормака по массивной лестнице, увешанной портретами пышно одетых людей различных эпох.

– Фамильные портреты? – спросил Кормак.

– Скорее, собрание мошенников и негодяев. Первый мерзавец – там, ниже – пояснил Осборн и, остановившись, указал на портрет темноволосого мужчины в стоячем белом воротничке. – Это Хьюго Осборн, первый из семьи, осевший в Ирландии. В действительности он работал на Уильяма Петти, полагаю, вы о нем слышали, – который первым осуществил полную военно-топографическую съемку территории Ирландии. Все они явились сюда как искатели приключений, в середине XVII века, во время затеянного Кромвелем великого переселения. Хьюго в сущности изъял поместье у семейства по имени ОʼФлаэрти, сначала заставив их убраться на запад, а потом устроив так, чтобы сын и единственный наследник оказался в пожизненном рабстве в колониях. Парень рядом с Хьюго – его сын-неудачник Эдмунд.

Кормак остановился перед портретом красивого рыжеволосого субъекта в богатом парчовом наряде и был ошеломлен схожестью – вплоть до глаз с поволокой и подбородка с ямочкой – Хью Осборна и его далекого предка, который, несомненно, так же водил гостей по этой лестнице четыре столетия назад.

ГЛАВА 2

В двадцать минут шестого Нора Гейвин нажала на звонок у парадного входа в Браклин Хаус и стала ждать. Ей было немного неловко встречаться с Кормаком после вчерашнего вечера. При воспоминании об этом ее лицо начинало гореть, и она дотрагивалась до щеки, которой касались его пальцы. Она была шокирована. И что она ему сказала? Что-то про собственную трусость? Должно быть, он посчитал ее чудачкой. Взглянув вверх, она заметила нависающий выступ второго этажа и насчитала над головой три отверстия, заделанные, по-видимому, известковым раствором и камнем. Она услышала, как тяжелая дверь за ее спиной открывается, и, повернувшись, обнаружила обрамленного готической входной аркой Хью Осборна.

– Доктор Гейвин? Мы ждем вас.

Лишь мельком видев его на болоте, Нора была смущена впечатлением, которое производил Хью Осборн лицом к лицу. Сейчас он был одет более строго и казался более высоким и сильным, чем ей помнилось. Крепкое сложение и обветренное лицо делали его безусловно привлекательным. Глубоко посаженные с поволокой глаза смотрели уверенно. Но можно глядеть в глаза убийцы и не заметить ничего скверного, Нора знала это по собственному опыту. Очевидно, что, в отличие от нее, Осборн ее почти не запомнил.

– Я удивлялась вот этому… – она указала вверх. – Даже не знаю, как это называется.

– Навесные бойницы для бросания камней или выливания кипятка на непрошеных визитеров. Как видите, мы их больше не используем.

Нора вглядывалась в добродушное лицо Осборна. Избавиться от трупа – непростая задача, а от двух тел, должно быть, – еще сложнее. Как он все это проделал? И как вышел сухим из воды?

– Вы успели к ужину, – сказал он, – но, наверное, вначале захотите взглянуть на свою комнату.

Нора последовала за ним по массивной главной лестнице, отмечая, как тихо и размеренно ступает он по восточному ковру. Поднявшись наверх, они прошли центральный коридор до середины. Осборн толкнул дверь и, отступив в сторону, жестом предложил Норе войти. Главным в убранстве комнаты с темной обшивкой стен и еще более темной мебелью была кровать с балдахином, покоившаяся на четырех тумбах. Окна скрывала тяжелая парча рубинового цвета. Эффект оказался впечатляющим, если не мрачным.

– Простите, что комната немного затхлая. Уже долгое время у нас не было гостей.

– Уверена, мне будет здесь хорошо.

– Прекрасно. Ужин на кухне – ниже входного холла; просто пройдите в дверь под главной лестницей.

Водрузив свой чемоданчик на кровать, Нора услышала стук. В открытую дверь просунулась голова Кормака.

– Услышал голоса, но не был уверен, что это вы. Моя комната в другом конце коридора. В любом случае, добро пожаловать.

– Спасибо еще раз за разрешение присоединиться. Кормак, простите за вчерашний вечер…

Даже на расстоянии она ощутила обволакивающую теплоту его взгляда.

– Не волнуйтесь. Я был вне себя. Увидимся внизу.

– Подождите. Я должна кое-что показать – не войдете на секунду? И закройте, пожалуйста, дверь. – Когда Кормак приблизился, она извлекла из портфеля папку. – Взгляните на это.

Присев на кровать, Кормак начал просматривать фотографии, сделанные в лаборатории консервации.

– Смотрите дальше.

Он пролистал несколько снимков, пока не добрался до нескольких зернистых нечетких отпечатков, сделанных в результате эндоскопического обследования.

– Вот оно, – пояснила Нора. – Кусочек металла во рту девушки, обнаруженный рентгеном. Неясно, что это такое. Придется подождать официального разрешения музея, чтобы извлечь его.

– Что-то новое о причине смерти?

– Ну, Драммонд пришел к выводу, что серьезная травма головы отсутствует. Нет и следов удушения. Я поделилась с ним гипотезой о казни, и он согласился, что это – одна из возможных версий, которую подтверждает отсутствие частички кожи на подбородке. Но он считает останки слишком старыми и хрупкими для тестов, удостоверяющих время обезглавливания – до или после смерти.

– Я полагаю, это все, что можно ожидать, – сказал Кормак, внимательно рассматривая изображения. – Можно оставить снимки у себя?

– Конечно. – Она надеялась, что следующий вопрос не прозвучит слишком неожиданно. – Вы встречались с Хью Осборном пару раз, Кормак. Каковы ваши впечатления?

– Я его толком и не видел с тех пор как приехал. Я бы не сказал, что он чрезмерно дружелюбен, но это понятно. Мы здесь для того, чтобы на него работать.

– Он не упоминал о происшествии на болоте?

– Нет. Самый долгий разговор был о его семье, обо всех тех портретах на лестнице. Без сомнения, его предки попали в Ирландию вместе с Кромвелем.

Человек, связанный с Ирландией, едва ли избежит упоминания о Кромвеле, лишившем имущества и родины землевладельцев-католиков: полмиллиона ирландцев погибли, а тысячи оказались в колониальном рабстве.

– Он сообщил, что человек на портрете у подножия лестницы, Хьюго Осборн, отнял дом и земли у ирландца по имени ОʼФлаэрти.

– Поразительно, что это так его занимает.

– Минуло более трех с половиной столетий, Нора. Не думаю, что Осборн не осведомлен о репутации своей семьи, как и о том, что болтают за его спиной.

ГЛАВА 3

В течение ужина Нора наблюдала за Хью Осборном. Подали отличный карри, и, увидев, с каким аппетитом едят мужчины, она почувствовала, что тоже голодна. Она уже заканчивала есть, когда дверь открылась и в кухню неуверенно вошел юноша лет семнадцати. Темные волосы были подстрижены кое-как, грязный свитер, на несколько размеров больше, свисал с худых плеч. После короткого молчания Осборн произнес:

– Рад, что ты вернулся.

Уставившись в пол, юноша попытался прошмыгнуть мимо них, но споткнулся и, шарахнувшись прямо на Нору, правой рукой смахнул бокал вина, который разбился о плиты пола. Она попыталась подхватить юношу, но он тяжело на нее навалился, ткнувшись лицом прямо в грудь. Похоже, он нашел это очень забавным и приглушенно хихикнул, обдав Нору запахом виски.

– Вы в порядке? – спросила она, взяв юношу за плечи и поставив вертикально. Он покачнулся, но устоял.

– Джереми, – сказал Хью, – пожалуйста, не порежься разбитым стеклом.

Юноша на мгновение замер перед Норой, его темные поблескивающие глаза смотрели, словно сквозь туман. Худой и грязный, с покрасневшими от выпивки глазами и кожей, он был замечательно хорош собой – почти по-женски красив, с длинными ресницами и безупречной фарфоровой кожей.

– Не обращайте на меня внимания, – еле выговорил он. – Продолжайте.

Повернувшись, он шаткой походкой удалился в дверь, что вела к лестнице.

– Мне очень жаль! – сказал Осборн. – С вами все в порядке?

– Со мной все нормально. Ничего страшного, просто случайность. Однако необходимо избавиться от осколков, пока кто-нибудь на них не наступил. – Нора быстро нагнулась, чтобы собрать крупные куски, и, когда Хью Осборн направился в холл за метлой, шепнула Кормаку:

– Девейни не упоминал…

Очевидно, Хью Осборн услышал ее.

– Джереми – не мой. Он сын Люси.

Чуть приподнятые брови Кормака выдали его удивление, а Нора озадаченно подумала, какой должна быть мать юноши. Пока Осборн подметал осколки, она прибрала стол.

– Джереми и его мать живут с вами? – спросила она.

– Да, – сказал Осборн. – Они приехали из Англии восемь лет назад, после смерти отца Джереми. Дэниел был моим дальним родственником; мы встретились только в университете. Но у меня никогда не было большой семьи, и я был даже рад обрести кузена.

– Что же с ним случилось? – спросила Нора. Хью Осборн озабоченно взглянул на нее, словно сожалея об откровенности в разговоре с малознакомыми людьми, но продолжил:

– Самоубийство. Очевидно, он сделал слишком много рискованных инвестиций и все потерял. Ему грозило судебное расследование. Я полагаю, он не мог этого перенести. Он, э-э… – Хью Осборн замолчал, будто на мгновение потерял мысль. – Он застрелился. Нашел его Джереми.

– Помоги ему Бог, – пробормотал Кормак.

– Все, что у них было, включая наследственный дом Люси, пришлось продать, чтобы заплатить долги. Им с Джереми некуда было податься, и я предложил им жить у меня. Люси сама решила вести домашнее хозяйство; я никогда бы об этом не попросил. И я должен сказать, что она тверда как кремень…

Тут Осборн остановился, словно смутившись чрезмерным вниманием гостей.

– Извините, – сказал он. – Мне не следовало утруждать вас семейными проблемами. – С подчеркнутой тщательностью он выбросил остатки стекла. – Я покажу вам планы монастыря, хорошо?

– Я никогда не одобрял экскурсий по псевдо-примитивным постройкам, – продолжил он уже на лестнице. – Все это такое явное надувательство, к тому же ненужное. Я убежден, что большинство людей заинтересуется более серьезным подходом к истории и культуре поселений, если хотя бы отчасти предоставить им такую возможность.

В библиотеке Хью Осборн развернул на письменном столе не совсем профессиональный чертеж.

– Это – монастырь и земли в нынешнем состоянии. Вот район, который мы планируем развивать. Сам монастырь был обследован лет шесть назад и сейчас находится в ведении Службы охраны культурного наследия. Но недавние градиометрические и магнитометрические обследования показали проблемные почвенные зоны. Достаточно далеко от расширенных границ монастыря, но слишком близко от района предполагаемого строительства. Вот почему необходимы дополнительные изыскания, перед тем как подводить газ и электричество.

Кормак изучал неровные линии чертежа, пытаясь расшифровать, что они означают.

– Этот рисунок, – сказал Осборн, извлекая второй чертеж из-под первого, – изображает существующий монастырь и новые здания мастерской на близлежащем поле. У нас есть место для размещения трех гончаров вдоль западной стены и печи для обжига – в северо-западном углу. Мастера по металлу, стеклу и дереву разместятся у южной стены; ткацкая студия и красильня – вдоль восточной. Комплекс будет генерировать собственную электроэнергию посредством солнечных батарей и ветряков. Половина большего здания предназначена для лавки художников, вторая – для общественных мероприятий с застольями, собраниями, лекциями, концертами и так далее. Мы надеемся разместить здесь и сведения о местной археологии и, безусловно, создать центр по изучению ареала близлежащего болота.

– Как я понимаю, ведется дискуссия о будущем Драмклеггана, – заметил Кормак. – Я видел плакаты вдоль дороги. Следует ли принять это во внимание?

Хью Осборн вздохнул:

– Надеюсь, нет. Драмклегган недавно получил статус особого заповедного района, что распространяет на нас правила, принятые в других странах Европейского сообщества. В частности, это означает: добыча торфа прекращается. Машинные разработки уже полностью запрещены. Люди в округе всегда использовали торф для отопления, поэтому едва ли мы заставим их задуматься о вредном влиянии торфодобычи на окружающую среду. Недавно правительство разрешило срезать торф вручную для домашних потребностей еще в течение десяти лет, но это не успокаивает страхи. Плакаты есть по всей округе.

– Что-то вроде гражданского протеста? – спросил Кормак.

– Полагаю, да. Ходило много слухов, предположений и претензий, будто некоторые границы изменены в угоду строителям, включая и меня.

– А они изменены? – Вопрос Норы прозвучал резче, чем она хотела, но Осборн, казалось, не обиделся.

– Нет, – ответил он, – но нравы здесь горячи. Люди в округе плохо воспринимают, когда чужаки решают за них, что они могут делать и что не могут, – полагаю, это вполне объяснимо, если вспомнить историю края.

– Что означает название Драмклегган? – спросила Нора.

– Край черепа, – пояснил Кормак.

– Верно, – сказал Осборн, взглянув на Кормака с нетерпением одержимого, обрадованного интересным для него поворотом беседы. – Вы интересуетесь топонимикой?

– Интересуюсь, но, боюсь, я не специалист в данном вопросе.

– Это основная область моих исследований, поэтому я могу не в меру увлечься. Попытаюсь не докучать вам.

– С удовольствием узнаю побольше, – сказал Кормак. – Но не думаю, что исторически достоверные сведения о монастыре многочисленны.

– Да, их не так много, как хотелось бы. Сохранившиеся строения датированы двенадцатым веком. Самым ранним памятником была семейная часовня, но она пострадала при пожаре 1660 года и не восстанавливалась. У меня есть копия старого доклада по этому поводу. Взгляните, если желаете.

Он вытащил толстый манускрипт из ящика стола и протянул его Норе.

Ничего не осталось от первого монастыря, основанного здесь Святым Далаком, умершим около 809 года. Чуть позже 1140 года семья ОʼФлаэрти основала монастырь августинцев. Ныне существующая монастырская церковь, одно из немногих строений этого рода в нашем крае, была возведена в конце XII или начале XIII века. После гибельного пожара 1404 года монастырь восстановили в еще большем размере. К середине XV века наступил упадок монастыря, и в 1443 году Папа принял его под свою протекцию. Монастырь аннулировали около 1540 года, но монахи-августинцы вернулись сюда в 1632 году, когда их орден превратился в одно из подразделений церкви, и оставались здесь до 1650 года. Пожар 1660 года разрушил новейший комплекс. Остался в целости прекрасный дверной портал, датированный 1471 годом, с изображениями Святого Михаила, Святого Иоанна, Святой Екатерины и Святого Августина. Прочие существенные памятники пятнадцатого века: сводчатое крестообразное покрытие, восточное окно и часть аркады обители.

– Знаете, если вы не возражаете, – вмешался Кормак, – думаю, следует сходить за моими собственными картами. Я на минутку.

– Он энтузиаст своего дела, – сказал Хью Осборн Норе, когда они остались одни.

– Несомненно.

– Послушайте, если вы устали, то вовсе не обязаны сидеть с нами.

– Нет, со мной все в порядке.

– Нам действительно следует просмотреть все эти чертежи, если мы планируем начать с завтрашнего утра.

– Нет, это действительно интересно… – начала Нора, но ее голос дрогнул, ибо взгляд упал на фотографию в серебряной рамке, стоящую на столе подле конторки Осборна, где была изображена темноволосая женщина с мальчиком. Кожа смуглого оттенка, темные волосы и миндалевидные глаза женщины повторялись в чертах ребенка, которого она держала на руках. Малыш смотрел на мать, протянув пухлую ручку и касаясь ее лица. Хью Осборн, несомненно, заметил произведенный фотографией эффект, ибо, когда Нора подняла глаза, его откровенно настороженный взгляд сообщил ей, что он в курсе всего, что о нем говорят.

– Да, – сказал он. – Это моя жена и сын.

Нора попыталась отыскать хотя бы тень смятения в его взгляде, но не нашла. Оба отвели глаза. Она знала: лицо часто выдает ее истинные чувства. Успел ли Осборн заметить что-либо? Скорее всего, в будущем они с Хью Осборном, взаимоотолкнувшись, словно два одноименных магнитных полюса, будут соблюдать вежливую, но непреодолимую дистанцию. Так что же, в конце концов, завлекло сюда ее и Кормака? Почему она считает приемлемым находиться в доме такого человека?

– Ну, нам очень везет, – воскликнул Кормак, вернувшись с большим атласом. – В этом районе есть много весьма интересных подробностей. – Увидев их лица, он мгновенно замолк. – Что-то не так?

– Лишь то, что я желаю всем спокойной ночи. Хочу завтра встать пораньше.

Кормак взглянул на нее изумленно, но промолчал.

– Лестница налево, сразу же за следующей комнатой, – сказал Хью Осборн. – Надеюсь, вы найдете дорогу.

– Не сомневаюсь, – ответила Нора. Она ушла из библиотеки, не сожалея о разыгравшейся сцене и о своей реакции на слова Осборна. Что она должна была произнести? «Я сожалею»? Как нужно обращаться к лишившемуся жены мужу, одновременно – главному подозреваемому в связи с ее исчезновением?

Обшитая деревянными панелями дверь слева была темной и тяжелой, с витиеватой железной щеколдой, которая не сдвигалась, пока Нора не навалилась на нее всем телом. Петли не мешало бы смазать. Она попала не в парадный холл, но в узкий коридор, обшитый темным деревом и еле освещенный. Она явно ошиблась – это вовсе не походило на искомый выход из кухни. Нора приоткрыла правую дверь, которая привела ее в столовую, меблированную столом в стиле барокко и буфетом, затейливо украшенным резными лицами коварных фавнов и нимф. Вечерний свет померк, и ухмыляющиеся физиономии, казалось, злобно наслаждались ее растерянностью. Нора осторожно прошла через комнату к следующей двери, но когда она обеими руками повернула массивную дверную ручку, ничего не произошло. Она могла просто вернуться, но пришлось бы снова пересечь комнату, полную кривляющихся лиц, и, кроме того, черт возьми, она не желала вновь идти в библиотеку за советами. Это было нелепо. Она еще раз толкнула дверь со всей силы, и в конце концов дверь поддалась и пропустила ее вперед.

В комнате было темно, но в лунном свете, струящемся из окон, Нора разглядела, что оштукатуренные стены выкрашены в насыщенно-алый цвет, а деревянные детали, включая высокие ставни на окнах, многократно перекрашивались в глянцево-белый. Как и в библиотеке, потолок выгибался изящным деревянным сводом, но кусочки шелушащейся белой краски едва не отваливались. Пол из широких дубовых половиц почти полностью покрывал огромный потертый персидский ковер. Комнату отличала смесь стилей и эпох. Две небольшие тахты с тоненькими изогнутыми ножками, украшенными дамасской позолотой, помещались друг напротив друга перед огромным каменным очагом. Над камином висел портрет аристократки в одежде для верховой езды, но без лошади. Деревянная, тонкой резьбы ширма и большой кальян намекали на пребывание некоторых членов семьи в Индии. Помимо заграничных имперских приобретений, в комнате имелись охотничьи трофеи сельского помещика: чучела фазанов и лисиц, даже огромные рога древнего ирландского лося. Хотя поместье, несомненно, стоило больших денег, и комната, и все в ней говорило об упадке Браклин Хаус.

Нора открыла одну из тяжелых двойных дверей в дальнем конце гостиной. Лестница, должно быть, неподалеку. Нора чувствовала, что ходит по кругу. Следующая затемненная комната была чем-то вроде кабинета, но с задрапированной от пыли обстановкой. Пройдя несколько шагов, Нора обернулась и увидела пару устремленных на нее больших желтых глаз. С ее губ непроизвольно сорвался крик. Неожиданно левая дверь отворилась, и Хью Осборн, быстро войдя, включил свет. За ним по пятам следовал Кормак.

– Что такое, Нора? С вами все нормально?

– Все нормально. Я просто заблудилась, – сказала она, вглядываясь в то, что ее напугало. На свету это оказалось не чем иным, как огромной желто-коричневой бабочкой в куполообразной банке. Глаза Норы заскользили по комнате. Бабочки – сотни бабочек, некоторые не больше пчел, другие с почти десятидюймовым размахом крыльев – заполняли все пространство стен. Они были и переливчато-синими, и желтыми, и ярко-оранжевыми, с пятнышками в виде глаз и раздвоенными крыльями, каждая пришпилена булавкой, аккуратно подписана и помещена под стекло. Однако ни красота, ни переливчатые цвета, ни видимая живость не восполняли мертвенности чудных насекомых.