Текст книги "Земля призраков"

Автор книги: Эрин Харт

ГЛАВА 6

Утро. Кормак слушал, как внизу оживает паб: разгружались алюминиевые бочонки с пивом, звенели и дребезжали бутылки в деревянных ящиках, пыхтел дизель грузовика, отправлявшегося к следующему месту назначения. Он плохо спал, его покой тревожили страшные видения: сквозь темный лес за ним гнались зловещие тени.

Он перевернулся, чтобы вновь заснуть, но в дверь постучали.

– Мистер Магуайр? – поинтересовался скрипучий голос подростка. – Девять часов. Вы просили вас разбудить.

– Б…! – пробормотал Кормак, но вслух сказал:

– Да, все в порядке. Большое спасибо. Могу я надеяться на чай?

Вместо ответа послышался звук шагов, удаляющихся по устланной ковром узкой лестнице. Ему стоит пошевелиться, если он намеревается в два часа встретиться с Норой в лаборатории.

Чай, а фактически – полноценный завтрак, ждал его внизу в баре. Он набросился было на обширную сковороду с яичницей, сосисками, ветчиной и помидорами, как дверь паба отворилась. Вошла Уна Мак-Ганн, а следом за ней – Хью Осборн, определенно не желающий мешать его завтраку.

– Пожалуйста, простите наше вторжение, – сказала Уна. – Мне просто пришла в голову одна мысль.

– Не присоединитесь ко мне? – спросил Кормак. Дермот Линч, бармен, гремел за стойкой ложками и фаянсовой посудой.

Еле разместившись на одном из маленьких стульев, которые смотрелись рядом с его коленями как гномы, Хью Осборн бросил взгляд на Уну, а затем на Кормака:

– Я подготавливаю участок земли для мастерской, рекламирующей и продающей произведения традиционных ремесел. – В этот момент Кормак понял, что до сих пор не слышал голоса Осборна. У него был глубокий бас. Выговор не ирландский, но и не вполне английский, что-то среднее. Осборн наклонился вперед, темные круги под глазами говорили о том, что предыдущую ночь он плохо спал.

– Мы наняли пару ткачей, кузнеца и несколько гончаров, – продолжал он. – Конечно, работы Уны – основная часть нашего плана.

Слушая его, Кормак понял, что Хью Осборн застенчив. Всю жизнь провести в маленьком городке! Он почувствовал сострадание к этому долговязому типу, вглядывавшемуся в него через стол.

– Обстановка идеальная, место историческое… – Голос Осборна замолк.

– Звучит многообещающе, – сказал Кормак, – хотя не совсем ясно, как это затрагивает меня.

– Извините, извините, следовало объясниться с самого начала, – сказал Осборн, слегка покраснев. – Через несколько недель нам предстоит подключиться к электрической и газовой линиям. Чтобы получить допуск, необходимо иметь археологический обзор участка. Мы все для этого подготовили, но консалтинговая фирма, которую мы наняли, от проведения работ отказалась: занята другим проектом, продлившимся дольше, чем ожидалось. А прочие археологи, с которыми я связывался, оказались полностью занятыми. Я понимаю, обычно вы не занимаетесь такими вещами, но мы выбиваемся из графика. Конечно, я бы заплатил требуемое вознаграждение. Это могло бы занять неделю или две. Похоже на работу во время отпуска, но вы могли бы остановиться в моем доме. Конечно, я не в курсе ваших планов.

– Я действительно в отпуске этот семестр, – сказал Кормак. – Предполагается, что заканчиваю книгу; издатели стоят над душой.

– Я все понимаю, – сказал Осборн.

– И я обещал доктору Гейвин, что сегодня вернусь в Дублин для обследования той девушки из болота. – Кормак осознал, что смутно встревожен подозрениями Девейни. Он заметил выжидательно-изучающий взгляд Уны. – Я не знаю, что и сказать. Могу я решить позже?

– Несомненно. Обдумайте предложение.

– Извините, я не могу сейчас дать определенный ответ.

Осборн поднялся:

– Все в порядке. Я понимаю.

На этот раз он не протянул руку для пожатия. Одного проблеска в его глубоко сидящих глазах было достаточно, чтобы Кормак понял: он не первый, кто уклонился от предложения.

– Тогда прощайте, – сказал Осборн, уже продвигаясь к дверям паба. – Извините, что мы помешали вам завтракать.

Уна Мак-Ганн бросила на Кормака смущенный взгляд и протянула клочок бумаги:

– Вот номер телефона.

– Скажите ему, я позвоню сегодня днем, – сказал Кормак. Даже для него самого это прозвучало неубедительно.

В час дня голова безымянной рыжеволосой девушки, все еще покоящаяся в торфе, лежала на смотровом столе в консервационной лаборатории Коллинс Барракс. Ожидая Нору, Кормак присел у края стола и рассматривал необычный сверток. Комнату наполнял запах мокрого торфа. Рассеянный дневной свет струился из единственного незатемненного створчатого окна, выходящего на обширный, мощенный камнем двор. Чуть больше столетия назад, когда это здание было самыми большими армейски ми казармами Британской империи, сюда, для инспекции войск, нанесла визит королева Виктория. В комнатах сохранилось что-то спартанское, военная атмосфера прошлых лет, несмотря на то, что два крыла теперь занимал Национальный музей.

Кормак слышал, как Нора в смежном офисе разговаривала по телефону:

– Это было бы великолепно. Оʼкей, скоро увидимся. Большое спасибо. – Она распахнула дверь лаборатории. – Это радиологи из Бьюмонтской больницы, – сказала она. – Они могут провести сканирование в шесть, так что придется отправиться туда.

Нора вытащила из ящика под столом пару хирургических перчаток и натянула их до манжет своего лабораторного халата. Совершив обычные действия, она словно бы облеклась в броню профессионального поведения. Осторожно сняв черный пластик, она сдвинула большой кусок сырого торфа и расправила спутанные рыжие пряди. Черты лица молодой женщины обрисовал беспощадно-яркий свет флуоресцентных ламп. Выражение ее лица казалось еще более ужасным, чем на фоне землистой черноты болота, но руки Норы были твердыми и в то же время ласковыми, словно пациентка могла ощущать. Вчерашние впечатления и мысли, казалось, ослабили хватку. Кормаку было любопытно, что за жизнь вела Нора Гейвин в Штатах, а особенно – почему, поставив крест на карьере, смотала удочки и переехала в Дублин. Он подозревал, что Габриал Мак-Кроссан знал о ней немало, но не рассказывал.

– Нам придется подождать Драммонда для официального медицинского освидетельствования. Он сказал, что может быть в нашем распоряжении завтра, если ничего не случится.

Говоря это, Нора тщательно убрала кусочки торфа с лица рыжеволосой девушки и обработала его деионизирующей водой из пульверизатора. Кормак вдруг осознал: если бы он начал извиняться за свое поведение после обеда у Габриала, она едва бы его поняла. И в том, что он это понял, и в том, что он сейчас наблюдал за работающей Норой Гейвин, он находил нечто приятное. Приблизившись, Кормак рассмотрел кожу рыжеволосой девушки, теперь чисто вымытую, мягкую и темную, словно дубленая кожа. Он увидел капризно-живой изгиб верхней губы, легкий пушок на щеке и испытал почти непреодолимое желание разгладить наморщенный лоб.

– Она первая, кого вы так близко видите? – спросила Нора. Он кивнул. – Я тоже. Вы не поможете мне? – попросила она. – Но вам тогда придется надеть это.

Она протянула пару перчаток.

– Мы должны сохранять ее максимально чистой. – Она подошла к двери в соседний офис. – Я готова, Рэй, где вы?

К ним присоединился Рэймонд Флинн, лаборант. Кормак больше наблюдал, помогая Норе и Флинну измерять окружность черепа девушки, длину ее мокрых рыжих волос, фотографировать и тщательно записывать размеры, часто останавливаясь для пульверизации. Когда они завершили одну из фаз осмотра, Нора на вытянутых руках перенесла голову девушки в смежную рентгеновскую комнату, установила ее для съемки. Затем закрыла дверь, а Флинн включил машину.

– С некоторым риском можно предположить, сколько ей лет, – сказала Нора, когда они вернулись к смотровому столу. – Трудно определить возраст точно, пока мы не доберемся до коренных зубов. Челюсть выглядит довольно-таки гибкой, но нам придется быть предельно осторожными.

При помощи хирургических пинцетов и ножниц она извлекла небольшой кусок кожи и прядку волос для химического анализа, а также кусочек шейной мускульной ткани. Она заметила, что Кормак внимательно наблюдает за ее тщательной работой.

– Оказывается, холестерин самый подходящий материал для углеродного анализа болотных тел: в воде не растворяется, если только не загрязнен другими веществами. Поскольку самого тела нет, разгадка причины смерти – скорее научная проблема. Вокруг горла не видно следов лигатуры. Судя по ряду признаков, причина ее гибели – отсечение головы.

– Какие же это признаки?

– Ну, подойдите сюда на секунду. Взгляните на рану. – Нора направила увеличительное стекло на поднос рядом с ней. – Очень чистый срез. Посмотрите, как были отделены кровеносные сосуды. Они не оборваны. Вероятно, отсечены одним ударом острого лезвия. – Она жестом предложила Кормаку взять стекло, что он и сделал с некоторым трепетом. – Вы бы не думали о быстроте, если бы жертва была без сознания или уже мертва. И что еще может заставить жертву так закусить нижнюю губу? По крайней мере, все быстро закончилось. И взгляните на это. – Она указала на маленькую ссадину на подбородке девушки. – Видите, как обнажены здесь жировые ткани, вот эти, восковой желтизны, под кожей? Напоминает срез. Его можно было сделать тем же ударом топора – или меча, или чего-либо острого, что отсекло голову.

Должно быть, Кормак выглядел озадаченным. Чтобы проиллюстрировать свои слова, Нора импульсивно подалась вперед, держа руки за спиной, словно они были связаны. Она наклонила голову до уровня стола.

– Смотрите, если я лежу на колоде, моей естественной реакцией будет замереть, стать как можно незаметней.

Он рассматривал тонкую шею Норы, край темных волос, контрастирующих с бледной кожей, маленькую впадинку на шее. Казалось бы – такое уязвимое соединение, однако из-за крепости костей и сухожилий перерезать его вовсе не просто.

– Вы видите, как это могло произойти? Если мой подбородок плотно прижат, он оказывается на одной линии с лезвием. – Нора выпрямилась. – Мы можем угадать способ, которым ее убили. Но настоящий вопрос – почему? Девушка – почти ребенок. И другое, чего я не могу постичь, это столь замечательная сохранность. Лаборатория, конечно, проверит, но я не вижу признаков каких-либо яичек или личинок насекомых. Должно быть, она попала в болото немедленно после смерти, что означает – ее убили неподалеку.

– Вы же понимаете – мы узнали об этой девушке все возможное, – сказал Кормак. Жаль, что не много, но такова реальность.

– Да, я знаю. Но я пока не могу все это осознать.

Следует ли упомянуть о предложении Осборна? Он мог его проигнорировать, жить по-прежнему, закончить книгу, подготовиться к осенним лекциям. Будущее было как на ладони. Однако Кормак чувствовал: расставшись со столь комфортным существованием, он уже не сможет к нему вернуться. Но опять же, каков смысл нежданных совпадений и происшествий, как не открытие новых путей?

– Хью Осборн спрашивал, не заинтересует ли меня проведение небольшой работы – общий археологический обзор строительного участка.

Нора повернулась к нему. Огоньки запрыгали в ее темно-голубых глазах.

– О, Кормак, – начала она, а затем резко остановилась. – Пожалуйста, скажите, что вы ему не отказали.

– Я должен это обдумать. Слишком много работы для одного человека…

– Я могла бы помочь. Следующие две недели у меня пасхальные каникулы.

– Неловко просить…

– Но вы не просите, я соглашаюсь добровольно. Я хочу этого. И возвращение – шанс узнать об этой девушке больше.

– Ей может быть сотня или тысяча лет.

– Сколько рыжеволосых девушек, вы полагаете, было казнено за этот период времени в окрестностях Драмклегганского болота? – Она коснулась его руки. – Слушайте, я не пытаюсь давить на вас, заставляя делать то, чего вы не хотите. Но, Кормак, посмотрите на ее лицо и скажите: неужели вы ничего не ощущаете, хотя бы необходимость выяснить, что с ней случилось?

Он перевел взгляд на лицо мертвой девушки, и его охватил знакомый, непрошеный прилив сожаления:

– Я не могу.

Сказав это, Кормак почувствовал теплоту и тяжесть руки Норы, которая легла на его руку. И вдруг понял, что сильнее всего заинтересован отнюдь не загадкой рыжеволосой девушки на столе, а живой женщиной напротив себя, с глазами, полными пылкого ума и сострадания. Вот загадку ее жизни, пока неведомую, он обязан открыть. Но больше всего он жаждал услышать, как она вновь произнесет его имя.

ГЛАВА 7

Было почти девять, когда Нора покинула лабораторию по консервации. По узким улочкам она направилась на север от Коллинс Барракс и остановилась у паба «Стул дудочника» в Стоунибэттере. Нора никогда здесь не бывала, но знала о репутации паба. Кормак Магуайр регулярно приходил сюда на вечеринки по средам. Сам паб был угловым зданием девятнадцатого века, не представлявшим особого архитектурного интереса. Полированная стойка, потертые гобелены и высокие окна напоминали о грязных рабочих кварталах старого Дублина, резко контрастировали с современными, «всегда на уровне», бистро, появившимися неподалеку.

Она узнала об увлечении Кормака здешними вечеринкам через их общего друга Робби Мак-Свини – историка, гитариста и певца. Впрочем, сомнительно, что сам Робби сказал бы о себе именно так. Родись он пять столетий назад, считала Нора, – был бы нарасхват в аристократических домах в качестве менестреля. Судя по его рассказам, по средам вечеринки вот уже десять лет посещают одни и те же музыканты. Она выяснила, что в этой группе придерживаются традиций Вест Клэра, и большинство музыкантов именно из этой части страны. «Стул дудочника» был местом, куда редко заглядывали туристы. Завсегдатаям это нравилось, ибо им не приходилось давать каких-то там «представлений». Оставалась куча времени для craic [5]5
  Craic– компания (ирл.).


[Закрыть]и болтовни.

Нора обнаружила Робби у бара. Он допивал пиво, закусывая креветочной смесью. Робби приветственно приподнял брови и слизал остатки соуса с левого большого пальца.

– Приветик, Нора, – сказал он, придвигая для нее стул и сигналя бармену. – Выпьешь?

– Нет, спасибо, Робби. Я зашла по дороге домой.

– И что же привело тебя в нашу смиренную обитель?

– Хочу кое-что показать Кормаку.

– То есть пришла не за музыкой?

– Ну, и за этим тоже.

А еще – чтобы уговорить Кормака вернуться в Данбег, подумала она. Если еще не поздно. Она ощущала неловкость, ибо ее собственное желание возвратиться диктовалось загадкой исчезновения жены Осборна не меньше, чем тайнами рыжеволосой девушки.

– Прости меня, Нора, но я не могу не спросить. А что с этой головой? – спросил Робби. – Академический мир жужжит, что ты притащила в коробке отрезанную голову.

– Есть такое. Я отнесла ее прямо в лабораторию.

– Боже мой, глядя на тебя, я радуюсь тому, что стал кабинетным историком, – сказал Робби с насмешливым отвращением. – Худшее, что я могу выкопать, – зловещие свидетельства очевидца, но не сам труп.

В этот момент вошел Кормак, и Робби сделал знак, чтобы привлечь его внимание. Нора не могла больше молчать.

– Кормак, вы никогда не угадаете, что мы нашли. Рентген показал кое-что. Вверху, напротив коренных зубов, с левой стороны челюсти. Выглядит как кусок металла. Пока сложно сказать точно, что это. Утром мы проведем эндоскопическое исследование.

Она видела, что Кормак нахмурился. Уже забыл, что она говорила в лаборатории днем?

– Так эта голова принадлежит ей!Кому-нибудь, кого мы знаем? – спросил Робби.

– До сих пор – никаких особых свидетельств, – ответил Кормак. – Хотя Нора убедила меня, что нужно попытаться их найти.

– Да, особенно сейчас, – сказала Нора. – Этот кусочек металла может быть ниточкой. Робби, что ты знаешь об отсечении голов?

– В прошлых столетиях выбор, полагаю, варьировался между повешением, утоплением и четвертованием. Хотя немногие женщины были бы обезглавлены. Вы уверены, что это казнь, а не самодеятельное убийство?

– Это моя гипотеза. Такой чистый срез шеи! Можешь сам посмотреть. – Нора вытащила из сумки скоросшиватель с фотографиями и протянула его Робби. Тот слегка побледнел, но взял папку. Ей доставило удовольствие любопытство, с которым он устремил глаза на лицо рыжеволосой девушки.

– И никаких признаков тела?

– Никаких. Ты не поможешь нам, Робби? Узнай о женщинах, которых казнили этим способом, а еще – почему.

– О каком периоде мы говорим?

– Это проблема, – сказала Нора. – Мы точно не знаем.

– Вероятно, последняя пара тысячелетий, – уточнил Кормак. Робби вгляделся в них поочередно, словно решая, кто выступил убедительнее.

– Черт, уверен, – сказал он, возвращая фото Норе, – ничего более интересного за последние месяцы я не видел.

– Спасибо, Робби. Ты прелесть.

– Ну, прибавь что-нибудь. Например: ты чуток привлекательнее, чем другие.

– О, я не знаю, – ответила она. – Все, что тебе понравится.

– Нам лучше начать, если мы вообще собираемся играть, Робби, – заметил Кормак и повернулся к ней. – Вы не послушаете несколько мелодий?

Нора заколебалась:

– Я только на минутку…

– Оставайся, Нора, – попросил Робби.

– По крайней мере, позвольте мне угостить вас выпивкой, – сказал Кормак. В его серьезных глазах отразились охватившие его чувства, и краем глаза она видела, что Робби молчаливо одобрил: «Давай».

– Хорошо, – сказала она. – Спасибо.

ГЛАВА 8

В ожидании начала вечеринки Кормак устроил Нору на скамье у окна, как раз рядом с Робби, где она находилась в кругу музыкантов. Вечерний репертуар состоял из рилов, рилов и снова – рилов, лишь иногда прерываемых джигой или хорнпайпом. Он обрадовался, что Нора решила задержаться ради музыки. Играя и чувствуя, как десятки ног справа и слева от него отбивают ритм, Кормак заметил, что Нора непреднамеренно, хотя и медленно, покачивается в том же темпе. К концу вечера, когда мелодии смолкли и музыканты дружно приникли к пиву, он увидел, что Робби искоса на нее смотрит.

– Вы не споете нам, доктор Гейвин?

Нора отпрянула с отстраняющим жестом.

– Нет, у меня не получится. Забудь об этом, – ответила она.

Кормак и не догадывался, что Нора была певицей. Но отказ был вполне ожидаем. Уговоры застенчивого певца – часть традиции. После нескольких ободряющих слов, произнесенных Робби, и призывов остальных музыкантов она уступила. Для храбрости сделала небольшой глоток виски и подалась вперед, пробуя голос и стараясь взять верную высоту. Когда Нора подняла голову, глаза ее были закрыты.

 
Как встретил любовь свою, счастлив был я,
Не знавший любви и разлуки, любя.
Но слишком свободу ценил я свою,
Хотя повторял, что всегда рад тебе.
 

Кормака ошеломил низкий голос, мягко изливавшийся из уст Норы. Ее голос слегка дрожал от волнения, глаза мерцали под веками, все это было непереносимо захватывающе. Он закрыл глаза и услышал: тревога Норы улеглась, и она расслабилась. Повествуя простенькую историю о любви и неверности, песня набирала силу и страсть могущественного заклинания.

 
Прощай, дорогая, я должен уйти,
Коль в этой стране мне нет больше пути;
Но мысли и сердце храпи для меня,
Не отдавай никому…
 
 
Ах, эта бедняжка, стоит она тут,
С щеками как мел, по ним слезы текут;
Ах, Джэми, я сердце тебе отдала,
Сказав, что всегда тебе рада…
 
 
Да, девушке лучше любви не встречать,
 Невинности лучше ей не потерять;
Избавлена от прискорбной судьбы
Та, что в любви не призналась [6]6
  Поэтические тексты на языке оригинала приведены в Приложении.


[Закрыть].
 

Когда она закончила, наступила короткая тишина. А затем – шквал одобрения музыкантов и даже тех завсегдатаев паба, кто обычно шумит во время исполнения. Кормак сидел позади всех и увидел: открыв глаза, Нора словно бы пробудилась ото сна и оказалась в комнате, полной уставившихся на нее людей. Она казалась изумленной и немного смущенной – восхищенные лица, протянутые к ней благодарные руки. Она взглянула на него, но Кормак был не в состоянии двигаться или говорить.

– Извините, время, – сообщил бармен, перекрикивая гам. – Допивайте, дамы и господа. Извините, время.

Как обычно, вечер завершился до обидного быстро. Ибо все, казалось, были в настроении еще поговорить и посмаковать последнюю пинту. Наконец толпа стала рассеиваться, и Кормак сумел пробраться к Норе сквозь шумную давку у стойки.

– Подождите, – попросил он. – Позвольте мне пройтись с вами до вашей машины.

Днем Стоунибэттер – людная улица с десятками различных предприятий и заведений. Ночью фасады магазинов плотно закрыты цельнометаллическими щитами. Контрастируя с разбросанным мусором, они делают эту часть города похожей на зону боевых действий. Пока они медленно шли по пустынным улицам, Кормак теребил деревянный футляр с флейтой, зажатый под локтем, и время от времени искоса поглядывал на спутницу.

– Песня была потрясающей, Нора.

Она улыбнулась:

– Спасибо. Я немного нервничала.

– Где вы научились петь?

– Я не знаю. Вероятно, прослушивая записи.

– Вы шутите.

– Куда уж! Испытывали ли вы когда-нибудь чувство, что именно эту мелодию вы страстно ожидали услышать? Я не знаю, в чем секрет старинных песен. Может быть, их простота, или то, что они такие грустные и правдивые. И я люблю песни, которые звучали из поколения в поколение. Они как будто бы наделены самостоятельной жизнью. Не могу объяснить. В любом случае, вот моя машина.

Она открыла дверь маленькой дистанционкой, а затем повернулась к нему. Оба заговорили одновременно:

– Я бы хотела попросить вас…

– Если вы все еще заинтересованы…

– Я собиралась спросить вас, не решились ли вы вернуться в Данбег, – сказала она.

– Это как раз то, о чем я вам говорю. Я еду туда. Я позвонил Хью Осборну сегодня вечером. У меня осталась пара дел на завтрашнее утро, а после полудня я отправляюсь.

– И вы нашли помощника?

– Я полагал, что у меня есть доброволец. Если вы не изменили решение…

– О нет, вовсе нет. Завтра мне придется доделать работу в лаборатории, но, вероятно, смогу приехать к шести. – Она замолкла и взглянула на него в упор: – Спасибо, Кормак.

– Не за что. Спасибо вам за песню.

Легкий порыв ветра бросил волосы Норы на глаза. Кормак автоматически поправил непослушную прядь, позволив своим пальцам задержаться на мягком изгибе ее щеки. Он испугался, когда она резко увернулась.

– Нет, – попросила она. – Пожалуйста, не надо.

– Извините, Нора…

– Это не из-за вас, Кормак… пожалуйста, не думайте так. Просто… просто из-за того, что я трусиха. – Она с трудом подняла на него глаза. – Надеюсь, вы все не против, чтобы я вам помогала.

– Да, конечно.

Еще мгновение она задумчиво вглядывалась в его лицо, затем забралась в машину и уехала по пустынной улице. Кормак быстро вернулся к собственной машине, сознавая, что причин питать надежды нет. Он получил отпор. Но ему посчастливилось услышать, как Нора вновь произнесла его имя – дважды.