Текст книги "Да или нет?"

Автор книги: Эрика Спиндлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Очень. – Джек снова оперся о столик. – Как и вчерашний. И позавчерашний.

– Ты так говоришь, словно об этом жалеешь.

Он посмотрел на нее, а потом отвернулся, нахмурившись:

– Наверное, жалею. Наверное, мне не хватает серого низкого неба и обильного снегопада.

Джилл поставила чашку на столик.

– Похоже, ты скучаешь по Айове.

Джек поднял лицо к потолку, потом снова перевел взгляд на нее.

– Сью звонила. Уговаривала приехать домой.

– И теперь ты жалеешь, что не поехал.

– В какой-то мере да.

Джилл удивило это признание. В нем читались мысли и чувства, которые он не высказал – но которые не смог скрыть.

– Ты этого не ожидала, правда? – Он хмыкнул, выражая отвращение к самому себе. – В тот день, когда она мне позвонила, когда я отказался даже говорить о приезде домой, Сью назвала меня эгоистичным сукиным сыном. Она сказала, что я – вылитый отец.

Джилл открыла рот, желая как-то его утешить, успокоить – но тут же спохватилась: она поняла, что не знает, что сказать и как ему помочь.

Джек покачал головой.

– День Благодарения в Троттер Джанкшн обычно бывает облачный. И холодный – в воздухе уже ощущается близость зимы. У них уже, наверное, выпадал первый снег.

Он говорил почти про себя, не отводя взгляда от окна.

– Помню, как я ходил по полям, как под ногами хрустел снег, а щеки и руки обжигал мороз. – Джек улыбнулся. – Это было так приятно. Я всегда любил мороз.

– Похоже, ты скучаешь по родным местам.

Он снова встретился с ней взглядом.

– Да.

Джилл прикоснулась к его руке, легонько погладив ее.

– Так поезжай домой, Джек. Просто сядь на самолет – и поезжай.

– Все не так просто.

– Просто. – Она махнула рукой в сторону телефона. – Возьми трубку, набери номер любой авиакомпании. Господь свидетель, я бы хотела иметь такую возможность. – Джилл вздохнула. – Я хотела бы иметь сестер, племянников и племянниц, как у тебя. Я хотела бы иметь семью, которая проводила бы праздники вместе. Семью, которая с тобой в горе и в радости…

Он прижал ладонь к ее щеке.

– Я знаю, Джилли. Но наши с отцом отношения… – Джек покачал головой. – Ты не понимаешь. Ты не…

– Да, не понимаю. – Она накрыла его руку своей. – Но хотела бы понять. Расскажи мне, Джек. Скажи, что между вами случилось.

Он колебался, и она прижала его руку еще крепче.

– Ведь ты поэтому сегодня пришел, правда? Потому что хотел поговорить?

– Нет. – Он заглянул ей в глаза. – Я пришел сюда, потому что хотел быть с тобой. – У нее на секунду остановилось сердце, а потом забилось с удвоенной силой. Джек начал нежно поглаживать пальцами ее щеку. – И потому что никак не мог перестать о тебе думать.

Джилл отстранилась от него:

– Мне душно.

Не дожидаясь его ответа, она прошла к двери, которая вела на небольшую веранду и вышла туда.

Ветерок был теплым, солнце сияло вовсю. Джилл подняла к нему лицо, подставив его теплым лучам и нежному прикосновению ветерка, ожидая, пока ее мысли немного придут в порядок.

Джек вышел следом за нею и остановился рядом. Джилл не поворачивалась к нему – не решалась на него смотреть. Она по-прежнему подставляла лицо солнцу, зажмурив глаза.

– Вчера я получила от родителей открытку, – сказала она. – Поздравительную. Там стояла подпись «Любящие тебя мама и папа». Почерк был незнакомый: подозреваю, что открытку отправила секретарша – отца или матери. – Она сжала руки в кулаки. – А Ребекке они открытки не послали. Господи, она же их внучка!

Джилл повернулась к нему.

– Даже ребенком мне приходилось отвоевывать себе место в родительских сердцах. Мне приходилось всего добиваться самой. Я ненавидела свое одиночество. Изолированность, с которой я бессильна была бороться. Мама и папа были заняты – своей работой, своей жизнью, друг другом. У них не было времени любить меня – пусть даже мне этого хотелось больше всего на свете. Каждое Рождество я просила Санта-Клауса об одном и том же. Я так этого и не получила.

И теперь… – Спазм сдавил горло, так что она с трудом смогла продолжить: – Я снова одна. Я создала семью – и потеряла ее.

Глаза у нее наполнились слезами. Джилл их сморгнула, снова вспоминая Ребекку, свое неудачное замужество, свою нескладную любовь к Джеку.

– А ты сам создаешь себе одиночество! Ты изолируешь себя от своей семьи. От людей, которые тебя любят и хотят с тобой быть. Пять лет назад ты оттолкнул меня. Я не могу этого понять. Что ты за человек?

Он нежно прикоснулся к ее щеке и тотчас снова опустил руку.

– Сколько я себя помню, я всегда слышал от моего отца, как я испортил ему жизнь. Как то, что мама забеременела, стало самой большой ошибкой его жизни и как он всем ради меня пожертвовал.

Джек хмуро посмотрел на небо, словно он оказался снова в Айове и ожидал увидеть серые тучи, а не яркую голубизну, а потом снова взглянул на Джилл.

– До женитьбы мой отец был руководителем музыкальной группы. И хорошо играл. Его группа сделала пару записей. Он много мне рассказывал о том, как они ездили на гастроли, выступали с концертами. – Джек стиснул кулаки. – За все мои восемнадцать лет жизни дома он улыбался только этим воспоминаниям!

– Но ты ведь преувеличиваешь! Он же не мог быть таким…

– …Таким озлобившимся? Таким черствым? Он встретился с ней взглядом, и его глаза горели гневом. Но Джилл поняла, что этот гаев был направлен не против нее. Джек все еще не простил отцу все, что он сделал, – и чего не сделал.

Джилл бессильно опустилась на садовый стул. Ее захлестывала острая жалость к Джеку. Джек не сел – он начал взволнованно метаться по веранде. Она сложила руки на коленях, следя за ним взглядом, понимая, как трудно ему дается этот рассказ.

– Восемнадцать дней рождения я отпраздновал в этом доме. Мой отец не пришел домой ни в один из них. Ни в один! – У Джека презрительно скривились губы. – Когда у одного из нас был день рождения, он не приходил домой всю ночь. Чтобы наказать маму за то, что она нас родила. Чтобы наказать нас за то, что мы родились – и испортили ему жизнь.

Джилл сидела в оцепенении под впечатлением от его рассказа.

– А что же твоя мать? – тихо спросила она. – Почему она…

– Осталась с ним? – закончил он за нее вопрос. Джилл кивнула. – По-моему, из чувства вины. В конце концов, как он любил ей напоминать, он отказался из-за нее от всего. – Тут лицо Джека смягчилось. – Она делала все, что могла. Она старалась сделать праздники торжественными, радостными. Как и наши дни рождения. Она очень нас всех любила. Но некоторые вещи не загладишь. Всякий раз, когда его не было, мы остро ощущали его отсутствие – даже острее, чем чувствовали бы его присутствие.

Джилл с трудом сглотнула. Ей было за него больно, ей очень хотелось бы найти такие слова, которые смягчили бы его муку, – но она знала, что таких слов не существует.

Джек покачал головой, щурясь от яркого света.

– Он ненавидел свою жизнь. И в то же время он хотел, чтобы у меня жизнь была такая же. Он отказался от своей мечты – и требовал, чтобы я отказался от моей.

Джилл подалась вперед.

– Как это?

На лице его отразился гнев.

– Я хотел уехать из нашего крохотного городка. Собирался учиться на кинофакультете в Беркли. Я из кожи вон лез, оценки у меня были великолепные. Меня приняли. – Он встретился с Джилл взглядом, и выражение его глаз заставило ее похолодеть. – Отец, узнав об этом, издевательски расхохотался. Он назвал меня дураком. Он сказал мне, что я никогда ничего не добьюсь.

– Ох, Джек!

– Вся моя жизнь, все, чего я хотел, его не устраивало. Он никогда не видел во мне ничего хорошего. – Джек разжал пальцы. – И знаешь, что он хотел? Чтобы я закончил старшие классы и начал работать с ним на фабрике.

Джилл встала и подошла к нему. Ей было больно за гордого, самолюбивого юношу, которым был тогда Джек. И за него теперешнего – тоже.

– И ты уехал.

– Я сказал ему, что уезжаю. Я сказал ему, что мои мечты осуществятся, потому что я в себя верю. Потому что я этого добьюсь. – Джек тряхнул головой. – А он пообещал, что станет со мной говорить только тогда, когда я приползу к нему на брюхе. Он сказал, что тогда, может быть, и разрешит мне вернуться домой… если я буду его умолять. Я тогда же решил, что никогда и ни за что не вернусь обратно.

Джилл обхватила его лицо ладонями.

– Похоже, он очень несчастный человек. Мне кажется…

– Только не надо его жалеть. Он этого не заслуживает.

Она гладила его лицо, стараясь успокоить его. Такой гордый, такой упрямый! И он потерял столько времени, – времени, которого уже не вернешь.

– Я жалею не его. Я жалею маленького мальчика, который его очень любил.

Джек ответил ей не сразу.

– Если я его когда-то и любил, то это было настолько давно, что уже забылось.

Джилл продолжала на него смотреть, испытывая страшное волнение. Она вдруг поняла, что Джек открылся ей. Впервые он поделился с ней своими самыми тайными чувствами, частичкой своего сердца. Впервые она хотя бы отчасти поняла, что сделало Джека таким, какой он есть.

Она его любит.

Сознание этого факта окрепло в ее душе. Господи, она его любит! По-прежнему. Несмотря на все, что случилось в прошлом, несмотря на то, что узнала сегодня. Она его любит.

В ней поднялся страх – леденящий душу, лишающий сил. Она стремительно отвернулась. Джек верил в нее, в ее талант. Он ей доверяет, он на нее полагается, она ему симпатична. Но он никогда ее не любил. Что ей делать? Как уберечь себя от боли?

Джилл пыталась найти какие-то слова, сделать что-то, что изменит ее чувства. И в то же время она была уверена, что их ничем не изменить. Если их не изменили эти пять лет и масса горьких сожалений, то что могут сделать какие-то слова?

Питер был прав. Она никогда не переставала любить Джека.

Джилл прижала руку к горлу – и тут же уронила ее.

– Мне надо… проверить индейку. Извини.

Она стремительно бросилась обратно в кухню. Оказавшись там, Джилл остановилась у плиты, растерянно на нее уставившись.

Она прижала руки к пылающим щекам. Что она делает? О чем думает? Она не должна его любить!

Джилл пребывала в полной растерянности. Своих чувств ей не изменить, слишком поздно. Слишком поздно…

– Джилли? – Она услышала, как Джек вошел в кухню и закрыл за собой дверь. – С тобой все в порядке?

Она не повернулась. Не откликнулась. Просто не могла. Она зажмурилась. Господи, что же ей теперь делать?

Он пересек комнату и остановился у нее за спиной. Легко прикоснувшись к ее волосам, он спросил:

– Тебя расстроили мои слова? Я… причинил тебе боль?

Он причинил ей боль – сильную. В прошлом.

Но в прошлом он никогда не открывал ей душу. Он никогда не делился своими воспоминаниями, своими чувствами. Сегодня все было иначе.

Эта истина вдохнула в нее искру надежды. Если он перед ней открылся – значит, есть надежда. Надежда, что он ее полюбит, надежда, что у них есть общее будущее. Слабая – но все-таки надежда. В ней вспыхнула радость, прогнавшая страх, оттеснившая неуверенность.

– Джилли?

Он снова прикоснулся к ее волосам, и она закусила губу.

– Ты ничего плохого не сказал и не сделал, Джек. Дело во мне.

– Я не понимаю.

Джилли повернулась и положила ладони ему на грудь и посмотрела ему в глаза. От него исходил жар. Под джемпером мощно билось его сердце.

Джилл посмотрела ему в глаза. Ее собственное сердце колотилось так сильно, что она боялась потерять сознание.

– Я хочу, чтобы мы любили друг друга. Я хочу, чтобы мы стали любовниками, – решительно произнесла она.

– Джилли! – Он резко втянул в себя воздух. – Ты понимаешь, что ты говоришь? Что ты делаешь?

Понимает ли она это? Она заглянула в свое сердце – в свою душу. Самое страшное уже произошло. Защититься от любви к нему невозможно. Ее сердце уже давно принадлежит ему.

И уже давно ничто не казалось ей таким правильным, таким естественным.

– Да, – прошептала она, становясь на цыпочки и прижимаясь к нему. – Я хочу, чтобы мы стали любовниками. Ты против?

– Как ты можешь спрашивать? – Он обхватил ее лицо своими сильными ладонями. – Я так тебя хочу, что у меня дух захватывает. Я засыпаю с мыслями о тебе, представляя тебя рядом. И просыпаюсь с теми же ощущениями.

Она приподняла лицо навстречу ему.

– Тогда больше не заставляй меня ждать.

И он с радостью ей подчинился. Со стремительностью, рожденной долго сдерживаемой страстью, Джек приник к ее губам в долгом поцелуе. Их языки встретились и переплелись. Он погрузил пальцы в ее волосы, привлекая ее к себе.

Джилл пыталась представить себе, что принесет ей следующий час, где она окажется еще через неделю, – и поспешно прогнала эти мысли. Она так долго мечтала снова оказаться с ним! Так долго – кажется, целую вечность. И она не будет портить этой минуты тревогами, а завтра пусть будет что будет.

Он подхватил ее на руки и, на миг отстранившись от ее губ, пробормотал:

– Куда?

– Наверх, в мою спальню.

Джек быстро поднялся по лестнице, Джилл невольно удивилась, что он двигается так легко, неся ее на руках. В спальне было темно – она не открывала занавесок, чтобы не впускать в комнату солнце. Джек подошел к окну и рывком отдернул занавески. В комнату ворвался солнечный свет, теплый, ослепительно белый, и залил комнату и кровать. Затопил их обоих.

Джек отнес ее к незастеленной постели, и они упали на смятые простыни. Джек снова приник к ее губам в таком властном поцелуе, что у нее перехватило дыхание. Но она ответила на его поцелуй с не меньшим жаром, оплетая его язык своим. Они издавали негромкие страстные стоны, – стоны нетерпения, слишком долго не находившего удовлетворения желания.

Джилл не терпелось прикоснуться к его коже, и она начала сражаться с его одеждой, так же как он – с ее. Они отодвинулись друг от друга на секунду, которой хватило, чтобы она стянула через голову его джемпер, и тут же снова сплелись в объятиях, словно разлучились не на одно мгновение, а на целую вечность.

Последовав ее примеру, Джек сорвал с нее футболку. Под его руками ее кожа была гладкой и теплой, как нагретый солнцем атлас. Он почти благоговейно провел пальцами по ее ключицам, по плечам и рукам…

А потом он приник губами ко всем тем местечкам, которые только что исследовал руками, наслаждаясь тем, как она выгнулась ему навстречу и застонала. Он так долго этого ждал! Ждал, чтобы прикоснуться к ней и ощутить аромат ее кожи. Услышать, как она страстно шепчет его имя. Ему не хватало ее – гораздо сильнее, чем он считал до этой минуты. Ни одна женщина не волновала его так, как Джилл. Ни одна женщина так его не трогала.

С этой мыслью пришла волна беспокойства, пришло предупреждение. Джек прервал поцелуй и осторожно положил Джилл на спину. Приподнявшись на локтях, он с нежностью посмотрел на нее.

– Ты так прекрасна, – чуть слышно сказал он. Она покраснела, и он снова улыбнулся. – Мне особенно нравится этот оттенок розового.

Кончиками пальцев он выводил замысловатые узоры по ее порозовевшей коже и кружевному лифчику, полускрывшему от него ее груди. И от этой ласки ее соски набухли и натянули ткань.

Он просунул палец под кружево, подразнив ее этим прикосновением, а потом убрал руку. Джилл вцепилась в простыню: ей хотелось большего, хотелось ощутить прикосновение его губ и языка. А он продолжал ее мучить, просто любуясь ею, чуть поглаживая, прижимая ладонь, изредка легонько проводя губами по ее плоти.

И наконец, не сдерживая желания, Джилл запустила пальцы в его волосы и прижала его лицо к своей груди. И Джек ее не разочаровал. Он расстегнул переднюю застежку ее лифчика, и спустя секунду его руки и губы уже ласкали ее по-настоящему.

По ее телу побежали волны страстной дрожи, и она выгнулась, прижимаясь к нему всем телом.

– Джек… Джек… ты мне нужен.

Она поспешно начала расстегивать его джинсы. Ее пальцы нашли язычок молнии и потянули его вниз. Он оказал ей ответную услугу, путаясь пальцами в пуговичках шортов, сдвигая их с ее бедер.

Оказавшись наконец нагими, они прижались друг к другу – плоть к теплой плоти. Испытывая невероятное блаженство, Джилл начала прикасаться к нему. Исследуя. Узнавая заново. Когда-то она знала его тело почти так же хорошо, как свое собственное. Она знала, что ощущает, дотрагиваясь до его кожи пальцами, как его тело разгорается от ее прикосновений. Она знала, какие мускулы напрягаются и перекатываются у него под кожей, когда он сжимает ее в объятиях. Она знала, какие ласки ему приятнее всего.

И сейчас, когда Джилл начала свое исследование, у нее включилась сенсорная память. Она оживала с каждой минутой, проснувшись впервые за эти пять лет. Джек мало изменился. Его тело стало крепче, шире. Теперь это было тело мужчины, окончательно созревшего, сильного.

Губы Джилл двигались вместе с ее руками: пробовали, узнавали, ласкали, дарили и получали наслаждение.

Она замерла у глубокой впадины у него на боку. Легко проведя по ней указательным пальцем, Джилли спросила, повернув к нему голову:

– Что это?

Голос у нее был глухим от страсти.

– Шрам. Пустяк.

– Это не пустяк. Шрам очень большой. – Она нахмурила брови. – Откуда он у тебя?

– Два года назад, – пробормотал он, обхватив ее лицо ладонью, – когда я шел по центру… Какой-то тип попробовал меня ограбить. У него был нож, и…

– Нож! – воскликнула она, вздрогнув. Джек, тебя же могли убить!

Он притянул ее к себе, успокоительно поглаживая по плечу:

– Но меня не убили. Это был скользящий удар. Даже кость не задета. Пустяк.

Ножевое ранение! Она словно сама на себе испытала эту боль. Она могла его потерять. И ей пришлось бы узнать об этом из газет. Или от знакомых.

У нее к глазам подступили слезы, но она постаралась с ними справиться.

– Где ты был, когда это случилось? Это было ночью? Или днем? С тобой кто-нибудь…

– Это неважно. – Он прикоснулся губами к ее губам. – Со мной все хорошо, Джилли, хорошая моя. Все хорошо.

– Нет, важно! – яростно возразила она. – Ты был в опасности!

– Спасибо, что тебе это важно, – прошептал он, снова целуя ее.

Она обхватила его руками.

– Я больше не хочу ждать, Джек. Люби меня.

– Но ты не…

– Нет. – Она приложила пальцы к его губам. – Я хочу тебя и не могу больше ждать…

Джек всмотрелся в ее лицо. Его собственное напряженное выражение лица говорило о том, с каким трудом он себя сдерживает.

– Ты уверена?

Джилл теснее прижалась к нему.

– Разве ты не чувствуешь? Я хочу именно этого. Только этого.

Его самообладание улетучилось. Она поняла это по его взгляду, по его напряженному телу.

– Подожди, – хрипло попросил он. – Одну минуту.

Свесившись с кровати, он поднял свои джинсы и достал из кармана бумажник. Найдя в нем то, что ему было нужно, он быстро вернулся к ней – в полной готовности.

Джилл смотрела на него, и в ее душе боролись самые противоречивые чувства. И сильнее всего ощущалась обида. Из-за их прошлого, из-за тех слов, которые они бросили друг другу столько лет назад.

– Я не стала бы тебя обманывать, – прошептала она.

– Знаю. – Он обнял ее и поцеловал – медленно и крепко. – Но я не рискую, милая. Никогда.

– Поэтому ты всегда носишь с собой презервативы. На всякий случай.

Ее тон заставил его улыбнуться.

– Мне нравится, когда ты ревнуешь. И – да, я всегда ношу их с собой. Но успокойся, милая. Эти штуки уже давно лежат без дела у меня в бумажнике.

Она тоже улыбнулась:

– Много-много месяцев?

Он негромко рассмеялся и перевернул ее на спину.

– Больше. Гораздо больше. – Он на секунду замер над нею, и улыбка сбежала с его губ. – Ты так прекрасна, Джилл. Ты – особенная женщина. Другой такой нет на свете…

Она обвила его ногами. Сердце ее стучало, радость и желание переполняли Джилл, и эта смесь эмоций ее опьяняла. У них есть надежда. На этот раз у нее с Джеком есть шанс на счастливый конец.

«Я тебя люблю!»

Эти слова так и рвались с ее языка, но Джилл заставила себя промолчать, как ни больно ей это было. Ей мучительно хотелось сказать ему все, что она чувствует. Но она понимала, что если это сделает, то он сбежит из ее дома так стремительно, что она и ахнуть не успеет.

И вместо этого, выгибаясь ему навстречу, она сказала:

– Ты мне нужен.

Медленно, все время продолжая смотреть ей в глаза, он вошел в нее. Наслаждение разлилось по ее телу. Она ахнула и крепче обхватила его руками и ногами, цепляясь за него, давая себе молчаливую клятву никогда его не отпускать.

Они двигались вместе – сначала медленно, постепенно наращивая напряжение и страсть, а потом, когда их чувства вырвались за пределы контроля, за пределы разума, все быстрее и быстрее. Джилл выкрикнула имя Джека. Он заглушил ее крик губами, одновременно застонав от блаженного восторга.

Джек упал на нее, бормоча нежные слова, осыпая ее лицо поцелуями. Они лежали так еще очень долго, обнимая друг друга, и каждый ушел в свои мысли, свои надежды и страхи. Их разгоряченные тела остыли, сердца забились в нормальном ритме. Джек осторожно перевернулся на бок, уложив Джилл рядом. Он смотрел на нее, и его грудь переполняли эмоции. Чувство нежности было настолько сильным, что он не находил подходящих слов, чтобы выразить их. Джек осторожно сдвинул влажные пряди волос у нее со лба.

Как он мог ее отпустить?

И как теперь, после того, как он снова держал ее в объятиях, он сможет принять будущее, в котором ее не будет?

Он обещал себе, что не станет снова сближаться с Джилл. Он клялся, что не даст ей снова вывернуть себя наизнанку. И вот он с ней и настолько взволнован, что плохо соображает, что к чему.

«Ты ведь точь-в-точь такой, как отец, ты это знаешь, Джек?»

Нет, он не такой, подумал Джек, и мышцы его шеи напряглись. И никогда таким не будет.

Джилл открыла глаза и посмотрела на него. Тревога и обида отразились на ее лице.

– Не надо, – прошептала она. – Не надо жалеть… Да еще так скоро…

– Я пришел сюда не для этого.

– Знаю. – Ее губы изогнулись в улыбке, и она погладила его плечи. – Если бы ты пришел за этим, я тебя в тот же миг выставила бы за дверь.

Он утонул пальцами в прядях ее волос, разметавшихся по подушке.

– Ты просто потрясающая женщина!

Она порозовела от удовольствия.

– Спасибо.

Джек наслаждался тем ощущением, которое испытывал, когда ее шелковистые волосы скользили между его пальцами.

– Когда к тебе приходят гости?

– В четыре.

– Мне можно остаться?

– Конечно. – Она нахмурила брови. – Ты и правда поверил, будто я тебя выставлю?

– Я подумал, может быть… может, ты ждешь кого-то, кто… – Он откашлялся, злясь на то, с каким трудом ему даются эти слова. Тревожась тому, насколько ему неприятно думать о том, что она могла ждать какого-то другого мужчину. – Что мое присутствие может вызвать неловкость.

– Потому что у меня будет кавалер?

– Да.

Джилл улыбнулась.

– Я сегодня жду друзей. Просто друзей. Человек десять.

Он улыбнулся, ощущая прилив облегчения и радости.

– В твоей жизни нет мужчины? Я имею в виду близкого тебе?

– А если бы я сказала, что есть? – поддразнила его она.

Джек шутливо зарычал.

– Я буду вынужден принять решительные меры.

– Решительные? Гм-м-м… – Она переплела пальцы у него за спиной и слегка выгнулась, так что ее груди едва прикоснулись к его коже. – Звучит любопытно.

Он снова опрокинул ее на спину.

– Вот ты как думаешь? Ты – жестокая женщина, Джилл Лэнсинг.

Она улыбнулась ему и нарочито-невинно захлопала ресницами.

– Кто – я?

– А кто же еще. – Джек рассмеялся и сел, удерживая ее на спине руками и ногами. – И ты очень ловко избегаешь прямых ответов на мои вопросы. – Он наклонился над ней. – Ну, так у тебя еще кто-то есть?

– А если я откажусь отвечать?

– Я защекочу тебя до смерти. Так что можешь выбирать.

Она вдруг перестала улыбаться и погладила его по щеке.

– У меня больше никого нет, Джек. Иначе меня бы здесь не было.

В нем поднялось чувство облегчения. А с ним еще что-то – теплое и сладкое. Что-то, вызвавшее в нем желание никогда с ней не расставаться. Наклонившись, он прижался к ее губам.

Они снова начали ласкать друг друга, на этот раз медленно, с бесконечной нежностью. Оба нашли время получить наслаждение и подарить его: они прикасались друг к другу, обменивались поцелуями и негромкими словами нежности.

Джилл хотелось бы произносить и слышать совсем иные слова. Но она утешала себя уверенностью в том, что она Джеку не безразлична.

Освещение в спальне изменилось, став мягче. В комнату пробрались тени и улеглись в углах, у краев кровати… Джилл взглянула на часы и резко села.

– Что случилось? – сонно спросил Джек.

– Уже почти три! – Она сбросила простыню и вскочила с постели. – Я ни за что не успею все приготовить!

– А что тебе осталось сделать?

– Не спрашивай – слишком много! – Она застонала и, смахнув со лба растрепавшиеся волосы, принялась собирать разбросанную одежду. – Это просто катастрофа!

– Я тебе помогу. – Он слез с кровати и потянулся за джинсами. – Говори, что надо делать.

– Ну, конечно! – Она влезла в шорты и поспешно принялась искать футболку. – Можно подумать, я не знаю, как ты хозяйничаешь на кухне!

– Это было пять лет тому назад. – Он надел джемпер и ухмыльнулся. – Думаю, я смогу тебя удивить.