Текст книги "Да или нет?"
Автор книги: Эрика Спиндлер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
– Не знаю! Черт подери, я…
Он оборвал фразу и наклонился к ней, пока его лицо не оказалось совсем близко.
Джилл прерывисто вздохнула, предвкушая его прикосновение: сердце у нее колотилось, груди так налились желанием, что им тесно стало под шелковым халатом. Она уперлась кулаками ему в грудь.
– Скажи мне, Джек! Скажи, что это было.
Он не стал тратить лишних слов, а просто прижался к ее губам жадным поцелуем. Джилл прижала ладони к его груди – а потом уцепилась за его свитер, уцепилась так крепко, словно оказалась в вагончике «американских гор», уходившем в самый отчаянный, самый умопомрачительный вираж.
И, подобно «американским горкам», поцелуй действовал столь же головокружительно. Поцелуй лишил ее воли и способности соображать. Он довел ее до исступления и напугал до полусмерти.
А потом Джек ее отпустил – так неожиданно, что она пошатнулась бы, если бы не цеплялась за его свитер. Джилл молча уставилась на него, все еще не опомнившись и не восстановив дыхания.
– Ты могла бы стать лучшим, что было в моей жизни, – с горечью пробормотал он. – Это единственное, в чем я уверен.
– Могла бы стать?
Джилл так трясло, что она невольно уцепилась за его свитер еще крепче, боясь, что если его отпустит, то не устоит на ногах.
– Если бы я тебе позволил это сделать. Если бы ты не ушла.
Она подавила стон боли:
– Я ушла потому, что поняла: у нас нет будущего. Я хотела иметь будущее, а не глухой тупик.
Он отступил на шаг, заставив ее опустить руки.
– Это очевидно. Ведь ты вышла замуж, не прошло и полгода.
Рассвирепев из-за того, что в его голосе прозвучало осуждение, Джилл парировала:
– Можно подумать, тебе это было важно! Давай не будем лгать друг другу, Джек. Я тебе никогда не была нужна. Ты не хотел ничего мне обещать.
– Я не мог ничего тебе обещать, Джилли. Это не одно и то же. – Он сжал кулаки, стараясь не потерять самообладания. – Дело в том, кто я. И ты не ошиблась – да, это связано с моей семьей. С моим детством.
Джек направился к двери, но, оказавшись у нее, снова повернулся к Джилл, и глаза его были темными и холодными. Джилл не могла поверить в то, что этот человек только что обнимал ее с такой страстью, целовал с таким жаром.
Несколько секунд Джек молча смотрел на нее, а потом покачал головой.
– Ну вот, теперь ты знаешь обо мне немного больше. Доброй ночи, Джилли.
Он осторожно закрыл за собой дверь. Несколько секунд Джилл молча смотрела ему вслед, а потом со стоном упала на диван и разрыдалась.
Обратно Джек вел машину на такой скорости, что, если бы его остановил дорожный патруль, он оказался бы в тюрьме – одним штрафом за такое он не отделался бы. Резко затормозив, Джек остановился у своего дома и только теперь заметил, что сжимал руль настолько сильно, что у него онемели пальцы. Как онемело все внутри.
У Джилл был ребенок. Она была матерью.
До сегодняшнего дня этот факт не был для него реальностью. Пока он не увидел милое заспанное детское личико, материнство Джилл оставалось для него абстракцией. Она родила ребенка от другого мужчины. Это было частью ее жизни, причем важнейшей частью, которую он никогда не сможет с нею разделить.
Он откинул голову на спинку сиденья. Перед его глазами возник образ Ребекки: растрепанные волосы такого же цвета, что у Джилл, огромные темные глаза, робкая улыбка и тоненький ребячий голосок.
У него сжалось сердце, и он еще сильнее вцепился в руль. Ребекка могла бы быть его ребенком – но не была. Она принадлежала другому мужчине. Джилл принадлежала другому мужчине.
Джек сидел, не в состоянии двинуться с места. У него в голове бешено крутились сказанные Джилл слова, словно дразня его: «А ведь это не слишком умно – выбрасывать то, что могло бы стать лучшим в твоей жизни».
Это была не глупость. Не безумство.
Это было необходимо сделать, чтобы выжить.
С проклятием Джек открыл дверцу машины и вышел. Отворив массивную дверь, он вошел в свой пустой дом, включил свет и отправился на кухню за пивом. Вытащив банку из холодильника, он открыл ее – но пить не стал. Прислонившись к дверце, стал вспоминать прошлое – и своего отца.
Джек обвел взглядом просторную кухню и гостиную, которая была видна оттуда, где он стоял. Что бы его отец подумал об этом доме? Что бы он подумал о той жизни, которую Джек себе создал? Его дом был типичным калифорнийским жилищем: просторные комнаты со множеством окон и стеклянным потолком в одной из них. Мебель была выдержана в стиле юго-запада, и он приобрел несколько хороших образчиков индейской керамики и ткачества.
И тем не менее его дом далеко ушел от Троттер Джанкшн, городка в Айове, и того тесного домишки, в котором рос он и его сестры.
Хмурясь, Джек поднес банку к губам. Неужели он не был в Троттер Джанкшн уже шесть лет? Он не вел счет годам, но теперь понял, что это действительно так. Они с Джилл тогда жили вместе, и она убедила его поехать на свадьбу его сестры Сью.
И он поехал – но непримиримая вражда между ним и отцом омрачила празднество. И это несмотря на то, что они старательно избегали друг друга, что не обменивались ни словами, ни взглядами.
Разводясь, Сью обвинила их в том, что они своей враждой сглазили ее семейную жизнь. И хоть потом она извинилась за свои слова, они причинили Джеку немалую боль. Потому что он очень любил сестру. И потому, что поступился гордостью, чтобы быть с ней в день ее свадьбы.
Больше он туда не возвращался.
И не вернется.
Джек вспомнил об отце и о злых, горьких словах, которыми они обменялись двенадцать лет тому назад. Отец предсказал Джеку, что из него ничего не выйдет, что он никогда ничего не добьется. Отец велел ему не возвращаться – если только он не будет готов приползти на брюхе и умолять о прощении. Джек не собирался ползти. Или умолять. Никогда.
Джек сделал большой глоток пива, и холодная жидкость горечью обожгла ему язык. Он разговаривал с сестрой всего неделю тому назад. Она сказала, что у старика здоровье стало сдавать, и посоветовала Джеку подумать о примирении с отцом. Она даже попробовала его убедить в том, что отец раскаялся.
Неужели это могло быть правдой? Джек снова отхлебнул пива. Он в этом сомневался. Единственное, в чем Билли Джейкобс в своей жизни раскаивался, так это в том, что не вовремя трахнул свою подружку. В результате на свет появился Джек – и отец неустанно ему напоминал, что именно из-за него вынужден был отказаться от своей мечты стать музыкантом и оказался мужем и отцом.
Джек снова чертыхнулся. И тем не менее когда речь зашла о мечте, его отец ожидал – нет, требовал! – чтобы его единственный сын сделал то же самое. Отказался от нее. Остался жить в крошечном городке с одной только фабрикой, в окружении кукурузных полей – в том городке, который его отец всю жизнь ненавидел, – и выбрал себе ту же работу, которая превратила его отца в ожесточившегося старика без всяких надежд.
В конце концов Джек высказал ему все, что о нем думал, и объяснил, где он видел его с его требованиями, – и уехал из дома, чтобы начать самостоятельную жизнь. Все, что Джек осуществил, все, чего он добился, было сделано им одним, без семьи, без помощи.
Он подошел к мойке и посмотрел на свое отражение в окне над ней, пытаясь найти сходство с отцом, выискивая мрачную складку у губ и непримиримо сжатые зубы, устало поникшие плечи и горький блеск в глазах. Джек нахмурил брови. Он этого не увидел – и дал себе слово, что не увидит никогда.
Он никогда не станет таким, как Билли Джейкобс. Он никогда не откажется от своей мечты.
Джилл!
Ее образ вдруг встал у него перед глазами, принеся с собой тоску и сожаления, настолько острые, что он даже застонал. Поспешно отвернувшись от окна, Джек прошел к выключателю и выключил в кухне свет.
Он никогда не станет таким, каким был его отец. Чем бы ему при этом ни пришлось пожертвовать.
4
Джилл посмотрела на гримершу – странноватого вида девицу по имени Мэнди – и хмыкнула, одновременно смешливо и сочувствующе.
– Неприятности с мужчиной, а?
– Как всегда. – Гримерша вздохнула. – Все они просто негодяи. Если бы я их так не любила, я бы ни с одним больше дел не имела. Закиньте голову чуть назад, пожалуйста.
Джилл послушалась, и гримерша еще раз вздохнула.
– Выворачивают вас и вашу жизнь наизнанку, ставят с ног на голову, а потом смотрят на вас как невинные младенцы, думают только о постели и потом еще спрашивают, что это с вами. Вы только подумайте! То есть – о чем только они думают!
Джилл не ответила – но Мэнди и не ждала от нее ответа. Она закрыла глаза, и гримерша приступила к своему делу. Мэнди была женщиной разговорчивой, и обычно Джилл слушала ее только вполслуха. Но этим утром гримерша напала на тему, которая была близка и самой Джилл. Она была абсолютно согласна: все мужчины – негодяи, особенно Джек Джейкобс, ее бывший муж Питер и адвокат, с которым ей предстояло вскоре встретиться.
Адвокат! Джилл вспомнила свой телефонный разговор с ним, и у нее сжалось сердце.
«Сейчас же конец двадцатого века, и взгляды на воспитание детей сильно изменились. Судьи часто отдают детей отцам. Всегда существует вероятность, что судья примет решение в пользу вашего бывшего мужа».
Вероятность, что она потеряет Ребекку! Как она сможет это перенести?
– Расслабьте лицо, пожалуйста. Вы хмуритесь.
– Извините, – пробормотала Джилл, стараясь выполнить просьбу Мэнди. Она попыталась не думать о дочери – ее мысли перенеслись на Джека.
С того вечера, когда он побывал у нее дома, прошла очень напряженная неделя. Джилл надо было писать обозрения для газеты, смотреть новые фильмы, готовиться к следующей передаче. Ее мать приезжала в город по делу, и они с Ребеккой провели с ней приятный вечер. Угроза Питера и встреча с адвокатом все время над ней висели, а Ребекка простудилась – впервые за эту осень.
И при всем этом ей все-таки не удавалось не думать о Джеке! Джилл старалась, она напоминала себе о плохих моментах их отношений, о том, как больно он ее ранил, она снова и снова повторяла данную себе клятву больше не иметь связей с такими, как Джек. Она еще раз перебрала в уме то, чего хочет от мужчины и отношений с ним. Ей нужен человек, который захочет быть отцом и мужем, который подарит ей любовь, о которой она мечтала всю жизнь. Она еще раз напомнила себе, что всего этого с Джеком у нее не будет.
И ничего не помогло. Мысли о нем вторгались даже в ее сны, которые вдруг стали отчаянно-эротическими. Эти видения странно переплетались с теми, где фигурировали Ребекка и Питер и предстоящий процесс об опеке. Каждое утро она просыпалась усталая и измученная. За всю неделю у нее не было ни одной спокойной ночи.
А через полчаса Джилл предстояло снова встретиться с Джеком перед телекамерами. Тысячи людей увидят ее малейшую реакцию, любой оттенок выражения ее лица. По ее телу прокатилась волна тревоги, и она постаралась дышать глубже, не открывая рта. Ей необходимо вести себя по-профессиональному сдержанно. Ей необходимо вести себя так, словно он – только ее коллега, такой же кинообозреватель, как она.
Ей надо забыть то, что неделю назад он ее целовал, – и что она сгорает от желания снова ощутить его поцелуи.
Джилл сжала кулаки. Почему простое прикосновение губ одного человека к губам другого может вдруг оказаться таким потрясающим? Таким катастрофическим? Таким незабываемым?
Боже правый, в прикосновении его губ не было ничего простого, ничего легкого! Джек властно овладел ее губами. Он был господином. А она отдавалась колдовству его поцелуя так же быстро и бездумно, как и в прошлом.
– Вы снова хмуритесь, – упрекнула ее Мэнди.
– Извините. Больше не буду.
Джилл расслабила лицо. С того вечера ее преследовали не только воспоминания о том поцелуе. Она не могла забыть тоскливого выражения его глаз, когда он прощался с нею. Она не могла не думать о его словах: «Ты могла бы стать самым лучшим, что было в моей жизни… если бы я тебе позволил».
Эти слова повторялись в ее голове снова и снова, словно дразнили ее. Если бы только Джек не сказал ей этого! Если бы только он оставил все как было! Если бы только она не повернула тогда голову в комнате Ребекки и не увидела, как он смотрит на них – с горькой тоской.
Между ними было не просто сексуальное тяготение. Между ними было настоящее чувство.
Он не был к ней безразличен.
«Но этого мало, – напомнила она себе. Он не любил ее так же сильно, как она любила его. Но что-то все-таки было…» Джилл была уверена, что он испытывал к ней какое-то чувство.
– Если вы еще раз так нахмуритесь, миз Лэнсинг, то я за результаты не отвечаю.
– Больше не буду. – Джилл встретилась взглядом с гримершей. – Говорите со мной, Мэнди. Расскажите о людях, которых вам приходилось гримировать.
Не нуждаясь в дальнейших поощрениях, Мэнди начала рассказ об известном актере – звезде мыльных опер и о том, как он попросил ее о помощи, когда в студию неожиданно явились все три его возлюбленные. Забавный рассказ гримерши помог Джилл больше не думать о Джеке – и, казалось, уже в следующую секунду она очутилась рядом с ним перед камерами.
– Извини! – возмущенно проговорила она, поворачиваясь к Джеку, – но в сценарии Билла Плезанта души не больше, чем в асфальтовом катке! Не могу поверить, что ты назвал этот фильм женским!
Джек высокомерно улыбнулся.
– Я уверен, что многие критики именно так его и охарактеризуют. В конце концов, ведь в нем на первом месте – романтическая любовь. Юноша встретил девушку, юноша захотел девушку, юноша получил девушку…
– Романтическая любовь? – прервала она его, встряхивая волосами. – По чьим это, интересно, понятиям? И обрати внимание на свои слова, Джек. Главный герой – мужчина. Сюжет фильма построен исключительно на его потребностях и целях. И теперь объясни, с чего это вдруг он стал женским фильмом!
Джек покачал головой.
– Хорошо, назовем его фильмом отношений. Демографически говоря, это всегда считалось женской областью. – Он взмахнул рукой. – Как насчет сцены в кафе, когда они знакомятся? Их взгляды встречаются – и вы видите, как между ними возникает влечение. Оно такое сильное, что хоть лампочку к нему подключай. Если это не любовь, Джилл, тогда что же?
Джилл вспомнила полную эротической атмосферы сцену и содрогнулась. Глядя на Джека, она могла представить себе в этой ситуации себя и его. Их отношения начались похожим образом. И достаточно только вспомнить, чем они закончились!
– Это не любовь, а похоть. Мужская версия романтизма. – Она ехидно улыбнулась. – Но ты, конечно, разницы в этом не видишь.
Ее выпад попал в цель, она это поняла по тому, как он едва заметно сжал губы, как по его лицу пробежала тень. Он подался вперед и улыбнулся немного опаснее:
– Может, мне никто этого не объяснил как следует. Хочешь взять это на себя, мисс Лэнсинг?
У нее застучало сердце и румянец залил не только лицо, но и шею. Джилл вдруг показалось, что она вся пылает. Но она гордо выпрямилась, стараясь не выдать волнения.
– Не мечтай об этом, Джейкобс. Такие уроки я лучше дам гадюке.
– Ну, меня называли и похуже.
– Не сомневаюсь. – Она одарила его еще одной улыбкой и снова повернулась к центральной камере. – А теперь режиссер «Посмешища» и «Дураков в космосе» представляет нам свою новую комедию.
Остальная запись прошла в том же духе, и к тому моменту, когда они поговорили о всех четырех фильмах, отобранных для этой передачи, Джилл уже раздирали тысячи самых противоречивых эмоций и желаний. Он ее злил – он ее возбуждал. Ей хотелось его избить – ей хотелось его целовать. Ей хотелось отказаться участвовать в передаче – ей хотелось спорить с ним до тех пор, пока он сам и весь Лос-Анджелес не убедятся в том, что он ошибается.
К сожалению, все эти реакции были неуместны – и Джилл некуда было девать излишек адреналина, бурлившего в ее крови. Она встала и разгладила юбку с внешним спокойствием, удивившем даже ее саму. Улыбаясь и благодаря членов съемочной группы, мимо которых она проходила, она вышла из студии.
Сделав несколько глубоких вдохов, Джилл пыталась собраться с мыслями. Сердцебиение ее утихло, восстановилась способность мыслить нормально. «Я не потеряла контроля, – сказала она себе. – Над передачей. Над своими чувствами. Над своим поведением». То, что происходило во время записи, было всего лишь результатом… Чего?
Профессионального интереса. Ну, конечно! Как ей ни трудно работать с Джеком, но делать передачу с ним очень интересно. Это просто невероятно удачный шанс добиться профессионального признания. Такой шанс бывает один раз в жизни. Это…
Это чушь свинячья.
Джилл нахмурилась. Правда заключалась в том, что их словесные перепалки ее возбуждали. Они были полны невысказанных намеков. Атмосфера была наэлектризована их взаимным влечением. Джилл хотелось выставить его на посмешище почти так же сильно, как ей хотелось до него дотронуться. И когда их взгляды встречались, то в глазах Джека она читала те же желания.
Их с Джеком чувство было необычайно сильным и импульсивным. Почти неуправляемым. Оно постоянно заставляло ее разрушать все барьеры, которые она вокруг себя воздвигла. Стоит ей очутиться рядом с Джеком, все ее клятвы и благие намерения куда-то исчезают – и она остается беспомощной, открытой и полной желания.
И так было всегда.
Никто другой так на нее не действовал. Даже тот мужчина, который был ей мужем. На нее нахлынули чувства вины и сожаления. Питер обвинял ее в том, что она мало его любила, что она не любила его так, как любила Джека.
Джилл возмущенно это отрицала. Снова и снова.
Возможно ли, что Питер не ошибся? Неужели это она сама виновата в том, что их брак распался? Джилл сжала кулаки – она не хотела признавать за собой вины. Она была хорошей женой. Хорошей матерью. Она отдавала семье всю свою энергию. Она…
Она никогда не забывала Джека.
Эта истина, в которой она наконец-то призналась себе, была очень неприятна. Питер не слишком сильно ошибся. Джилл считала, что он в своей ревности просто выдумал глупости по поводу ее холодности, но, может быть… может быть, он действительно ощущал ее томление по Джеку?
Это было больно. Очень больно. Если это правда, то она не была честна по отношению к Питеру. И к себе. Если это правда, то она никогда не отдавала семье всю себя.
И теперь, если Джилл не будет крайне осторожной, то окажется в очень неприятном положении. Она призналась себе в этом – и сердце у нее упало. Казалось бы, в отношении Джека осторожность не должна была представлять для нее проблем. Он ее ранил и очень больно. Ей с Джеком от жизни нужны были совершенно разные вещи, у них не могло быть общего будущего. В ее возрасте сомневаться в этом уже не приходится – и в ее возрасте пора прислушиваться не к сердцу, а к рассудку.
Но это она уже тоже пробовала. Она последовала совету рассудка – и к чему он ее привел? Сначала – к тяжелому разводу, а теперь – к процессу относительно опеки над Ребеккой. Ее милая Бекки – что с нею станет, если они разлучатся? Джилл начала захлестывать паника, которую ей удалось подавить только огромным усилием воли. Ей нельзя отчаиваться, никак нельзя!
– Роскошная передача! – сказала Дана, подойдя к ней сзади.
Джилл постаралась спрятать свои тревоги и медленно повернулась к подруге.
– Ты не считаешь, что надо что-то переснять? Даже ту часть, когда я…
– Особенно эту часть! – Дана рассмеялась изумлению Джилл. – Ты все никак не можешь к этому привыкнуть, правда?
– Наверное. – С легкой улыбкой Джилл заправила непослушную прядь волос за ухо. – Я рада, что ты довольна.
– Мы с Тимом подумываем о том, чтобы внести некоторые изменения в передачу. Надо бы обсудить это с тобой и Джеком. – Она взглянула на часы. – Ты не могла бы зайти ко мне в кабинет через…
– Великолепный выпуск, Лэнсинг, – к ним не спеша подходил улыбающийся Джек. – Мне особенно понравилась та часть, где ты обозвала меня гадюкой. Удачная находка.
Джилл рассмеялась:
– Не тревожься, я говорила совершенно искренне.
– Этого я и боялся. – Он повернулся к Дане: – Как ваши впечатления?
– Что все просто здорово! Но я как раз говорила Джилл, что хотела бы видеть вас у себя через час. Нам надо обсудить некоторые изменения, которые мы хотим внести в передачу. Мы с Тимом хотим, чтобы вы оба участвовали в обсуждении.
– Через час? – переспросила Джилл, качая головой и вспоминая о пугающей ее встрече с адвокатом. – Не смогу, Дана. У меня назначена встреча… Слишком важная, я ее отложить не могу. – Она заметила, что у нее дрожит голос, и постаралась взять себя в руки. – Постараюсь вернуться через полтора часа.
Джилл почувствовала на себе вопросительный взгляд Джека, но продолжала смотреть на Дану. Если она посмотрит на него, то обязательно разрыдается. А этого ей вовсе не хотелось – да и ему тоже. Он это ясно продемонстрировал при их прошлой встрече.
Дана снова взглянула на часы.
– Меня это устроит. А как насчет тебя, Джек?
Он невнятно пробормотал что-то утвердительное, и Джилл поспешно попрощалась, не желая, чтобы ее начали расспрашивать.
Джек догнал ее, когда она уже выходила из здания на яркое калифорнийское солнце.
– Джилл, постой!
Она повернулась к нему – и увидела в его глазах вопрос. И озабоченность. Она испугалась, что не сможет сдержаться, и отвела взгляд. Ей никогда не удавалось скрывать от Джека свои чувства, но сейчас ей меньше всего хотелось бы с ним объясняться. И не только сейчас, но и вообще.
Она сделала над собой усилие и улыбнулась:
– В чем дело?
Он нахмурил брови и пристально всмотрелся в ее лицо.
– Я хотел убедиться в том, что с тобой все в порядке.
– Все хорошо, – поспешно ответила она. – Просто я опаздываю, вот и все.
Джек поймал ее за руку и задержал:
– Ты уверена? Больше… ничего?
У нее ком подкатился к горлу. Больше всего ей хотелось бы сейчас уткнуться лицом ему в плечо и высказать все свои страхи и чтобы он обнимал ее и утешал. Только он не сможет ее утешить – и его не будет рядом, чтобы оказать ей поддержку. Он уже ей это продемонстрировал с полной убедительностью.
Джилл высвободила свою руку и вздернула подбородок вверх.
– Да, уверена. И твои вопросы только меня задерживают.
Он отступил на шаг, стискивая зубы.
– Извини, что позволил себе за тебя тревожиться, – напряженно бросил он. – Виноват.
Резко повернувшись, он ушел. Джилл секунду смотрела ему вслед: к ней вдруг снова вернулось все то же томление, лишив ее способности двигаться, мыслить, действовать. Она чуть было его не окликнула – но, вовремя опомнившись, повернулась и бросилась к своей машине.
Где же она? Кажется, Джек задал себе этот вопрос уже в сотый раз за последние минуты. Он тайком взглянул на часы, не желая лишний раз напоминать Дане, что Джилл опаздывает.
Опаздывает уже на двадцать пять минут! Он почти не слушал, о чем говорят Дана и Тим. Джилл не имеет привычки опаздывать. Она всегда была пунктуальна – даже чересчур.
Что-то случилось.
Джек почувствовал это давно, понял по ее глазам, по тому, как она сжимала губы, услышал в ее голосе. Но он позволил своей мужской гордости пересилить тревогу.
Ее холодное равнодушие было вдвойне трудно вынести, если учесть, что всю эту неделю он только и думал, что о ней, о том, какими были ее губы, когда он ее целовал, – и о том, как ему хотелось бы снова это сделать.
Ему не следовало уступать соблазну и сладости ее поцелуя. Джек сердито нахмурился. Он ведь дал себе слово, что не даст ей снова вывернуть его наизнанку…
– Извините за опоздание! – Джилл стремительно вошла в кабинет Даны. – Моя встреча затянулась, а потом я попала в ужасную пробку. – Она секунду помедлила, а потом уселась на первый же свободный стул – как раз напротив Джека. – Я много пропустила?
Пока Дана объясняла Джилл, о чем они уже успели поговорить, Джек внимательно смотрел на свою партнершу. Она недавно плакала! Потом она приложила немало усилий, чтобы это скрыть, но не смогла спрятать покрасневшие и припухшие глаза. Но даже если бы ей удалось скрыть все следы своих слез, он все равно увидел бы, насколько она расстроена. На ее лице отражалась боль. Казалось, она вот-вот совсем расклеится.
Он ей нужен.
Эта мысль только успела придти ему в голову, как он уже называл себя идиотом. Джилл не нуждается в его утешении и защите – больше того: они ей нежеланны. Она ясно дала ему это понять пять лет тому назад, а потом еще раз, совсем недавно, тем вечером, когда он приходил к ней. Ему следует об этом помнить.
Джек заставил себя сосредоточиться на том, что говорит Дана. Он слушал предложения продюсера и директора, высказывал замечания и выдвигал собственные предложения – и все время его мысли возвращались к Джилл. Что могло так на нее подействовать?
Дана с Тимом завершили разговор. Джилл встала и попрощалась, сказав, что ей предстоит еще одна встреча.
«Ну, нет!», – подумал Джек, направляясь следом за ней. Что-то происходит – и он намерен выяснить, что именно.
Не успел он дойти до двери, как его поймал Тим.
– Джек, ты не задержишься еще на секунду?
Джек смотрел, как Джилл исчезает за углом. Мысленно чертыхаясь, он повернулся к собеседнику и с улыбкой ответил:
– Конечно, Тим. В чем дело?
Двадцать минут спустя Джек вышел из здания телестудии и направился к стоянке. Хоть он и не сомневался, что Джилл давно уехала, он все равно искал ее взглядом – и даже остановился от изумления, увидев у выезда со стоянки ее белое «вольво».
Поддавшись порыву, он стремительно бросился к своей машине, на ходу доставая из кармана ключи. Добравшись до машины, Джек быстро сел, включил зажигание и передачу – все чуть ли не одним движением. Он и сам не знал, на что рассчитывает, следуя за нею, – но все равно это сделал.
Он добрался до выезда как раз тогда, когда Джилл вывела свою машину на улицу. Он последовал за ней на безопасном расстоянии и два раза даже проехал на желтый свет, чтобы не потерять ее из вида. И все время, пока он за ней ехал, он обзывал себя болваном. Идиотом. Он приказывал себе отстать, поумнеть, наконец. Повернуть в обратном направлении и ехать по своим делам.
Но вместо этого даже тогда, когда Джилл остановила машину у закусочной «Макдональдс» в нескольких милях от телестудии, он последовал за нею, припарковал машину и стал смотреть, как она входит внутрь. Спустя несколько секунд он увидел, как Джилл прошла на игровую площадку, поздоровалась с какой-то молодой женщиной – и тут к ней подлетела Ребекка и бросилась в объятия матери.
Она приехала к Ребекке! Джек прищурился, чтобы лучше видеть происходящее. Малышка казалась ему в полном порядке – здоровой и счастливой. Он наклонил голову. А вот Джилл – та обняла дочь почти с отчаянием и прижала к себе, закрыв глаза.
Джилл обнимает дочь так, словно боится больше ее не увидеть!
Нелепость.
Джек нахмурился. Что с ним происходит? Он следит за своей бывшей любовницей и нынешней коллегой, словно старый и одинокий сплетник. Ее жизнь и проблемы его совершенно не касаются. Она дала ему это недвусмысленно понять, когда ушла от него, даже не попрощавшись.
Злясь на самого себя, Джек продолжал обзывать себя последними словами, но все-таки открыл дверцу машины и вышел на стоянку. Черт подери, решил он, он никогда не умел следовать советам – даже своим собственным.
В закусочной было почти пусто: время ленча уже прошло, а время обеда еще не наступило. Он взял кока-колу и порцию жареного картофеля и направился к площадке для детей.
Джилл оказалась за одним из крайних столиков: она наблюдала, как ее дочь резвится в манеже с шарами.
«У тебя последний шанс поступить разумно, Джейкобс. Поворачивай и уходи».
Вместо этого он сделал глубокий вдох и остановился у ее столика:
– Какая встреча!
Джилл резко выпрямилась и медленно повернулась к нему. Их взгляды встретились – и в ее глазах он прочел неприкрытую боль.
– Вот уж не знала, что ты посещаешь детские площадки «Макдональдса», – пробормотала она.
Он улыбнулся и сел напротив нее.
– Ужасно захотелось жареной картошки!
С этими словами он отправил кусок в рот.
Она не улыбнулась.
– Странно, что ты оказался именно в этом «Макдональдсе» – и именно сейчас.
Джек невинно улыбнулся:
– Мир тесен.
– Мамочка! Смотри!
Джилл повернулась к дочери и помахала ей рукой, когда малышка кинулась в море шаров. Спустя несколько секунд она снова встретилась с ним взглядом.
– Ты поехал за мной?
– Да, – честно признался он.
Джилл стиснула пальцы:
– Почему? Мне кажется, после того вечера нам уже нечего друг другу сказать.
– Мамочка!
Джек снова проследил за тем, как она смотрит на малышку, увлеченную игрой. А что бы интересно сказала Джилл, признайся он ей, насколько она – а теперь и ее дочь – его привлекает? Если бы она знала, как тепло становится у него на душе, когда он просто на них смотрит? Он обнаружил, что смотрит на них так, как замерзающий на улице может смотреть на ярко освещенное окно, за которым тепло и уютно.
Джек постарался прогнать эту мысль. Он приехал потому, что когда-то они с Джилл были очень близки. И хотя их отношения закончились очень давно, он все равно испытывал к ней интерес. Ему было небезразлично ее благополучие. А его тяга к матери и дочери – это всего-навсего любопытство. Джилл так мечтала о материнстве, что теперь наблюдать за нею в этом качестве очень интересно. Вот и все.
Он снова повернулся к Джилл.
– Я поехал следом, потому что заметил, как сильно ты расстроена, и подумал, что, может быть, я… тебе нужен.
Джилл посмотрела на него полными слез глазами, а потом поспешно отвела взгляд.
– Ты нужен был мне пять лет назад. А теперь нет. Сейчас я хочу побыть с Ребеккой. Пожалуйста, уходи.
Джек не послушался и стал смотреть на беззаботно игравших в шары ребятишек.
А потом он перевел взгляд на печальный профиль Джилл:
– А ты помнишь, каково это – вот так веселиться? Быть такими свободными от всех забот?
Секунду она молчала, а потом покачала головой:
– По-моему, я никогда не была такой беззаботной. Мое детство было таким… холодным. Таким… тихим. – Она откашлялась. – И я дала себе слово, что обязательно обеспечу Ребекке счастливое детство. Детство, полное смеха и радости.
Он продолжал смотреть на нее.
– И любви?
– Да, – прошептала она. – И особенно любви.
Потянувшись через стол, Джек взял ее за руку.
– Я надеюсь, ты не думала, что мои… сомнения относительно брака и детей имеют какое-то отношение к тебе. Ты – прекрасная мать, Джилл. И я никогда не сомневался в том, что ты будешь именно такой.
Она высвободила свои пальцы и встала.
– Извини, мне надо удостовериться, что Ребекка…
– С Ребеккой все в порядке. – Джилл снова поймал ее руку. – Джилли, не надо!
Она кусала губы – Джек понял, что она изо всех сил старается спрятать свои чувства. Он ощутил, как отчаянно дрожат ее пальцы.
– Что не надо? – с трудом выговорила она охрипшим голосом.
