Текст книги "Да или нет?"

Автор книги: Эрика Спиндлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

А ему очень хотелось оставить свое клеймо на обозрении «Мое кино».

Взяв со столика щетку, она принялась вычесывать из волос лак. Неделю назад Джилл твердо руководила направлением передачи. Все было продумано, она владела ситуацией и своими чувствами. Джек подписал контракт – и бабах! Все пошло не так. Она уже не решает даже того, во что будет одета.

Джилл замерла, сжав щетку в руке. Джек полностью управлял ситуацией. У него с самого начала были свои планы на передачу, и, зная, чем ее можно зацепить, он их осуществил.

Джилл, ничего не подозревая, сыграла ему на руку!

Сжав губы, она бросила щетку на столик. Ей не нравился ход собственных мыслей – хотелось бы думать, что она ошиблась.

Джилл не терпела неопределенности, поэтому она быстро переоделась в твидовые брюки и крахмальную белую блузку, надела уличные туфли и, не дав себе времени передумать, решительно вышла из гримерной и направилась в комнату Джека, расположенную напротив.

Джилл постучала в дверь – и в следующую секунду Джек уже ее открыл. Она почувствовала, что у нее на секунду замерло сердце. На нем были только тесные джинсы – и все. Да и те были полурасстегнуты и немного спустились с бедер, открыв плоский живот.

Она невольно скользнула взглядом по его обнаженной груди… и ниже. Ее пальцы зудели от желания последовать за взглядом, и она поспешно спрятала руки в карманы брюк и посмотрела Джеку в лицо.

Он приподнял брови, не скрывая того, что находит ее поведение забавным. У нее от смущения загорелись щеки.

Господи, она же буквально пожирала его взглядом! Конечно, его это позабавило.

Джилл расправила плечи.

– Мне бы хотелось кое-что выяснить.

– Заходи.

Он открыл дверь шире и шагнул в сторону, пропуская ее в комнату.

Она скользнула мимо него в гримерную. Остановившись на середине комнаты, Джилл резко повернулась к нему.

– Ты сымпровизировал свои обзоры ради эффекта?

Вид у Джека был изумленный:

– Извини?

– Дана сказала мне, что ты импровизировал на передаче. Ты не читал с телеподсказчика.

– Он мне был не нужен. Я и без него знал, что хочу сказать. – Джек шагнул к ней. – Тебя это не устраивает?

Джилл уперла руки в бока.

– Да, если ты изменил свое мнение только для того, чтобы оно противоречило моему. Ты это сделал?

– Я изменил язык, только и всего.

Кровь кинулась ей в голову.

– Только и всего?! – изумленно повторила она. – Люди на основании наших обзоров будут решать, смотреть ли им эти фильмы. Мы – журналисты! У нас обязательства…

– Это ты журналистка, Джилл. Я же специалист по кино. – Он подошел к ней так близко, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом. – И вообще не нужно столько пыла, мы же говорим о кино! А не о мировой политике.

– И что ты на самом деле думаешь о фильме «Любовь делает выбор»?

– Я считаю его надуманным и чрезмерно сентиментальным. Как я и сказал перед камерой.

– Но не то, что он полностью лишен художественных достоинств?

– Нет. – Джек внимательно ее осмотрел. – Но этого я и не говорил.

– Ты только что не обозвал его мыльной оперой!

– А ты назвала фильм Сталлоне хламом.

– Но я так действительно думаю.

– И я тоже говорил, что думаю. – Джек наклонил голову так близко, что его дыхание коснулось ее щеки. Джилли ощутила жар его тела, хоть он к ней и не прикасался. – Знаешь, в чем на самом деле проблема, Джилл? Ты не выносишь, чтобы с тобой не соглашались.

– Это неправда!

– Правда. – Джилл попыталась отвернуться, но он поймал ее руку и заставил остановиться. – Вот почему ты хотела вести это обозрение с Клейтоном. Это было бы так удобно! Ты могла бы стать главной, всем управлять! Все бы шло по-твоему.

– Я хотела вести обозрение с Клейтоном потому, что я его уважаю.

Джек сузил глаза.

– Потому что ваши мнения сходятся. Мои слова ты не опровергла.

– Ты отвратителен!

– Я честен.

– Честен? По отношению к кому, Джек? Не ко мне. И, конечно, не к себе самому.

– О чем это ты говоришь, Джилли? О передаче? Или о нашем прошлом?

Она вздернула подбородок и возмущенно потребовала:

– Сию же минуту отпусти меня!

– Так, значит, теперь мы говорим о прошлом. Прекрасно. – Джек крепче сжал пальцы. – Я был с тобой честен, Джилли. До предела честен. Но тебе это было не по вкусу. Ты хотела, чтобы я тебе лгал, строя несбыточные планы на будущее. Ты хотела, чтобы я говорил тебе о том, чего не чувствовал – и не мог чувствовать. И я об этом жалею. Но я был честен.

– Я тебя презираю, Джек Джейкобс. И не могу понять, почему я когда-то с тобой сблизилась.

У него потемнели глаза и заиграли желваки на щеках. Он притянул ее к себе.

– Ты, наверное, целых пять лет мечтала мне это сказать. Теперь ты довольна? Или хочешь повторить еще раз?

Джилли уперлась ему в грудь кулаками.

– Одного раза достаточно, спасибо. Но я предпочла бы больше никогда с тобой не встречаться!

– Сомневаюсь, чтобы ты действительно хотела именно этого.

Его голос чуть охрип, и одну опьяняющую секунду он не сводил глаз с ее губ. А когда он снова встретился с нею взглядом, Джилли прочитала в его глазах сильное чувство. Но какое? Гнев? Страсть? Между ними существовали узы, порожденные близостью, – эти узы сохранились даже тогда, когда близости уже не стало.

Несмотря на все, что между ними было, – а может быть, именно благодаря этому, она знала этого человека так, как не знала больше никого – даже мужчину, который был ее мужем.

И Джек знал ее так же хорошо.

Он наклонил голову еще ниже.

– Или ударь меня, или поцелуй, Джилли. Ведь тебе именно этого хочется!

Под своей рукой она ощутила бешеный ритм его сердцебиения, жар его тела. Она попыталась высвободиться.

– Не обольщайся! Ты на меня не настолько сильно действуешь.

Он притянул ее еще ближе.

– Ты так и не научилась лгать, Джилл Лэнсинг.

– А ты – мерзкий сукин…

– Ну, так что ты выберешь? Ты меня ударишь или…

Он снова перевел взгляд на ее губы, и Джилл показалось, что она оказалась в эпицентре урагана.

Она пошевелила прижатыми к его груди пальцами, борясь с влечением, ощущая его крепкое жаркое тело.

– Я не хочу тебя целовать, – прошептала Джилл, но ее глухо прозвучавшие слова оказались до смешного неубедительными. – А насилия я не признаю.

Джек придвинулся к ней еще ближе. Ее руки оказались зажатыми между ними, но это не уменьшало контакта их тел.

– Ударь или поцелуй! – снова потребовал он.

Его губы были всего в сантиметре от нее. Джилл застонала от страсти. И боли. Ей действительно хотелось поцеловать его – так сильно хотелось, что она вся дрожала. Ей достаточно только чуть приподнять лицо, и она ощутит прикосновение его губ. Наконец-то, спустя столько лет! Она сможет вспомнить их вкус и забыть обо всем.

Забыть обо всем!

Так она жила пять лет тому назад. И теперь она снова собирается превратить свою жизнь в череду счастливых и несчастных дней. Джек Джейкобс причинит ей боль, как делал это и прежде.

Но теперь она должна думать не только о себе.

Ребекка!

Мысли о дочери, Питере и скорой встрече с адвокатом ворвались в ее ум и вмиг отрезвили ее. Она не может себе позволить забыть обо всем. Ей надо думать о Ребекке.

Джилл напряглась:

– Отпусти меня, Джек. Сию же минуту.

– Разве ты этого хочешь?

– Да. – Она прокашлялась и снова повторила, уже тверже: – Да. Я этого хочу.

Одну секунду он не двигался, а потом разжал руки и отступил от нее на шаг.

– Хорошо.

Джилл не двигалась. Без его тепла, без опоры его сильного тела она почувствовала себя осиротевшей. Руки у нее горели от соприкосновения с его обнаженной грудью, губы ныли от обманутого ожидания поцелуя.

Сожаление, мучительно-сладкое сожаление поднялось в ней – но Джилл расправила плечи и гордо подняла голову. За эти пять лет ее жизнь изменилась – она сама изменилась. На этот раз она не попадет под чары Джека.

– Больше ко мне не прикасайся, – негромко, но решительно проговорила она. – Ты уже давно потерял на это право.

Джек сунул руки в карманы джинсов.

– Боишься, что в следующий раз уже не сможешь обманывать себя относительно того, чего тебе на самом деле хочется?

Он читает ее мысли!

Мысленно осыпая его проклятиями, Джилл круто повернулась и, не отвечая на его слова, ушла из его гримерной.

3

Джек стоял перед домом Джилл, засунув руки в задние карманы джинсов, и смотрел на ее окна, в которых горел свет. Сегодня он оказался лжецом и мошенником. Соглашаясь вести кинообозрение, он пообещал себе, что встреча с Джилл ничего для него не значит, что его мысли и силы будут по-прежнему подчинены собственным целям.

Ну и шутка! Он поймал себя на том, что наблюдает за тем, как она ходит по студии, обнаружил, что прислушивается к ее голосу, к ее смеху, заметил, что все его мысли поглощены ею. Он хмыкнул, выражая презрение к себе. Он ведет себя как впервые влюбившийся подросток!

Как он всегда вел себя рядом с Джилл Лэнсинг.

Джек покачал головой. И, как подросток, он во время передачи подначивал Джилл, чтобы вывести ее из себя, сорвать с нее маску хладнокровного профессионализма, доказать ей, что у нее по-прежнему осталось к нему чувство. Ему почему-то было крайне важно доказать ей, что она совершила ошибку, уйдя от него.

Хоть он никогда не сомневался в том, что их расставание было к лучшему – для них обоих.

Силуэт Джилл промелькнул за одним из окон, и он резко втянул воздух, ощутив болезненное возбуждение. Почему она обладает над ним такой властью? Почему ему достаточно только мельком ее увидеть – и у него перехватывает дыхание?

Их прошлое…

Оно не закончилось. Во всяком случае, не для него. Она ушла из его жизни, и их отношения оборвались. Не было долгой, мучительной смерти. Не было последней злой ссоры. Не было времени смириться с концом.

Как это ни странно, но для него Джилл по-прежнему оставалась его любовницей. Его тело по-прежнему реагировало на нее именно так. Мысль о том, что она близка с другим – пусть даже с человеком, за которого вышла замуж, – действовала на него словно красная тряпка на быка.

Джек разразился проклятиями. Это просто сумасшествие! Он давно уже не любовник. Он не имеет на нее никаких прав, он не может ее ревновать. Им надо работать вместе. Спокойно и слаженно. Ради успеха их передачи и собственной карьеры. Джек нахмурился. Ему незачем мечтать о ее поцелуях. Ему не стоит заставлять ее мечтать о его поцелуях. И ему нельзя провоцировать ее на ссоры.

Их ссоры всегда кончались одинаково – в постели.

Он с трудом сглотнул вставший в горле ком: на него нахлынули яркие воспоминания. Воспоминания о том, как он обнимает Джилл, нагую, полную страсти, о том, как она стонет от наслаждения в его объятиях. О том, как она смотрела на него, когда он ее любил, – словно для нее он был единственным мужчиной на всем белом свете.

Сердито нахмурившись, Джек встряхнул головой, прогоняя эти воспоминания. Сегодня вечером он пришел, чтобы увидеться с Джилл и извиниться перед ней за утренний инцидент. Предложить ей мир. Попробовать все обговорить. Может быть, если они обсудят все проблемы, им удастся покончить с прошлым и примириться.

Если вспомнить о том, как он себя вел сегодня, когда Джилл зашла к нему в гримерную, неудивительно будет, если она вышвырнет его вон.

Проклятие! Ему так сильно хотелось ее поцеловать, что он даже закусил губу, чтобы отогнать навязчивое желание. Но ничего не мог с собой поделать. Он хотел видеть ее в своих объятиях, в своей постели. Он хотел заниматься с нею любовью.

И Джилл тоже хотела его – не менее сильно, Джек в этом не сомневался. Но, как и он, она понимала, что возвращаться к прежним отношениям им не следует. Джек понял это по ее глазам, по тому, как она в яростном отчаянии цеплялась за него…

Связь с Джилл была бы для него катастрофой. Он будет последним дураком, если забудет уроки прошлого. Он – человек взрослый, разумный, выдержанный. Он должен управлять своими чувствами и страстями.

Если он как следует постарается, то сможет не обращать внимания на то, что осталось между ними. Никаких проблем.

Джек снова тихо чертыхнулся. Тогда почему же ему пока так плохо удавалось это делать?

С сегодняшнего вечера все будет иначе, пообещал он себе, шагая по мощеной дорожке к калитке. Комплекс, в котором жила Джилл, состоял из трех двухэтажных зданий, с общим двором и калиткой. Строения викторианского стиля были окрашены в пастельные тона: городские жилища для людей с достатком, строгие и уютные одновременно.

Джек позвонил в дверь. Она ответила почти сразу же, и ее хрипловатый, сонный голос ударил ему в голову как выдержанное вино. Напомнив себе о принятых недавно решениях, он постарался справиться с этим ощущением.

– Это я. Джек. Нам надо поговорить.

Джилл помедлила.

– Сейчас неподходящее время, Джек.

Было время, когда она встретила бы его с распростертыми объятиями, каковы бы ни были обстоятельства. Время, когда в голосе ее прозвучала бы радость, а не сомнение. Эта мысль больно уколола его сердце – и он снова обозвал себя глупцом.

– Я хочу только немного поговорить, Джилли. О сегодняшнем дне. О нашей передаче.

Она поколебалась еще пару секунд, но потом согласилась.

– Я сейчас открою.

Через секунду он уже распахнул калитку и вошел на центральный двор. Наполненный ароматами цветов, освещенный только отблесками света из ближайших домов, уютный дворик производил впечатление экзотического уголка. Днем тут бывало прохладно и тихо, а ночью его темные уголки и уединенные скамьи казались созданными специально для влюбленных.

Джек прошел к дому Джилл и оказался у двери как раз тогда, когда она ее отворила. На ней был розовый халат, стянутый на талии. Сшитый из какой-то шелковистой гладкой материи, он облегал ее тело, только намекая на его формы, но не открывая их. Она была босая, и волосы у нее были растрепаны.

Для задуманного им разговора Джилл выглядела совсем неподходяще – слишком соблазнительной и притягательной.

Он заставил себя посмотреть ей в глаза.

– Привет, Джилли.

– Что случилось, Джек?

– Надеюсь, я тебя не разбудил?

Она покачала головой и отвела взгляд.

– Я работала. – Джилл сделала пару шагов назад. – Заходи.

Он зашел и, осмотревшись в ее со вкусом обставленной прихожей и гостиной, вдруг ощутил такой резкий прилив воспоминаний, что у него перехватило горло. Она купила этот кожаный диван кремового цвета незадолго до их встречи, а кресло ему в тон и стеклянный кофейный столик на бронзовых ножках – сразу после того, как они съехались. Подушки с неярким узором были новые – хоть у них дома были похожие, пейзаж над камином удивительно напоминал тот, что висел у него дома… Тот, что они купили вместе.

Но он заметил и много изменений. Весьма значительных. Здесь жил ребенок. На полу и полках валялись игрушки, в углу стояла полная игрушек корзина, перед телевизором высилась покосившаяся башня из видеокассет с детскими фильмами, готовая вот-вот рухнуть.

Джилл проследила за направлением его взгляда.

– Извини за беспорядок. У меня не было времени на уборку – Бекки только недавно легла.

Джек заставил себя спокойно улыбнуться, хоть в груди у него странно ныло.

– Не надо оправдываться, Джилл. Ты не ждала гостей. И вообще – ты видела мой дом в самые худшие моменты.

Джилл улыбнулась, хоть он и заметил, что она пыталась спрятать улыбку.

– У тебя была типичная холостяцкая квартира.

– Пока ты туда не переехала.

Он моментально пожалел об этих словах – они прозвучали слишком многозначительно. Джилл ощутила то же самое: он понял это по тому, как она отвела взгляд, по тому, как у нее покраснели щеки.

Он чертыхнулся про себя. Ничто так не испортит разговор и не собьет их с толку, как напоминания о прошлом. Джек откашлялся.

– Я пришел не для того, чтобы ворошить прошлое, Джилл. Я пришел поговорить о передаче.

– Ты это уже говорил. – Она жестом пригласила его сесть на диван. – Присаживайся. Хочешь кофе? Или чего-нибудь покрепче?

– Хорошо бы кофе.

– Ты по-прежнему пьешь черный?

Он кивнул, и Джилл прошла на кухню, быстро вернувшись с двумя дымящимися чашками.

– Он без кофеина, – сказала она, проходя через гостиную и подавая Джеку чашку. При этом полы ее халата чуть разошлись, и перед взглядом Джека мелькнул нежный холм груди и розовый сосок. И его мгновенно пронизала искра желания.

Он с усилием перевел взгляд ей на лицо, и в ее глазах успел поймать ответный прилив страсти – и изумление. Джек с трудом сглотнул – во рту у него вдруг пересохло. Если он сейчас поднимет руки и просунет ладони в вырез ее халата, обхватив ее груди, то напрягутся ли ее соски от его прикосновения? Застонет ли она, подавшись к нему навстречу, как сделала бы пять лет тому назад?

Джек поймал себя на том, что его рука невольно тянется к ней за ответом на эти вопросы, – и поспешно обхватил пальцами горячую кружку, приняв ее из протянутой руки Джилл.

– Спасибо, – с трудом проговорил он и сам заметил, что голос его звучит хрипло и неестественно.

Джилл выпрямилась и свободной рукой поспешно поправила запах халата.

– На здоровье, – напряженно ответила она, отворачиваясь. Щеки у нее пылали. Отойдя к креслу, она опустилась в него, подобрав под себя ноги.

Она боялась встретиться с ним взглядом и смотрела в свою кружку. Джек перевел взгляд на окно и ночь за ним.

Несколько минут оба молчали. Часы на каминной полке громко отсчитывали каждую уходящую секунду, и их звук, казалось, рикошетом отлетает от стен. Шум транспорта с шоссе Пасифик Кост проникал через открытые окна вместе с прохладным осенним ветерком.

Джек опять кашлянул:

– Это чертовски неловко. Все. Что я здесь сижу. Что мы вместе работаем.

Она встретилась с ним взглядом, и в ее глазах он прочел чувство облегчения:

– Да, очень.

Джек покрепче обхватил пальцами кружку.

– Но, с моей точки зрения, в этом нет необходимости.

Джилл отставила свой кофе и сложила руки на коленях.

– Продолжай.

– Нас объединило общее прошлое. Но думать надо о настоящем. И будущем.

Встав, он подошел к окну. Оттуда на него молча, насмешливо смотрела темная ночь. Джек поднес кружку к губам и сделал глоток горячего и горького напитка.

– Я пришел, чтобы извиниться, – проговорил он наконец. – За сегодняшнее. Я вел себя недостойно.

Он услышал, как зашелестел ее халат – она поменяла позу.

– Я и сама не была образчиком профессионализма.

– Я предлагаю заключить мир. – Повернувшись, Джек встретился с ней взглядом. – Нам придется вместе работать. Мы оба хотим, чтобы наша передача была удачной.

– И ради этого ты готов сделать все, что можешь?

– Да. – Джек внимательно всмотрелся в ее лицо. Пять лет тому назад, когда она на него смотрела, в ее взгляде была страсть. Всегда. Теперь ее лицо осталось сдержанным, недоверчивым. Он не смог справиться с разочарованием и сожалением по прошлому и тому, что у них все тогда так закончилось. – А ты?

Она кивнула.

– Я помогла выработать концепцию кинообозрения. Мне важна судьба передачи.

– Прекрасно. – Он сделал еще глоток кофе, стараясь сбить поднимавшуюся в нем волну нетерпения. И неутоленного желания. – Тогда у нас все должно получиться.

– Надо понимать, у тебя есть план.

– Угу, у меня есть план. Под названием «Вежливая беседа». Мы перед камерой забываем о прошлом.

Джилл дернулась, словно получив пощечину. Он увидел, как она старается взять себя в руки.

– В чем дело?

– Ни в чем.

– Я сказал что-то неприятное для тебя?

– Нет. – Она покачала головой. – Итак, мы забываем о прошлом. Раз – и все?

– Я уверен, что могу это сделать.

– Великолепно! И я тоже. – Джилл гордо подняла голову и бросила на него гневный взгляд. – Почему бы не начать прямо сейчас? Нам надо вежливо поговорить о передаче. – Встав с кресла, она остановилась рядом с ним и посмотрела ему прямо в глаза. – Я не хочу, чтобы ты менял свои комментарии о фильмах ради дешевого эффекта.

Джек сощурился.

– Ты собираешься учить меня работать?

– Мы – партнеры. Мы оба заинтересованы в успехе передачи. И я считаю, что твое сегодняшнее поведение попахивает дешевкой и ложью.

– Я не согласен с тобой. И не стоит меня походя оскорблять.

Покраснев, Джилл подняла голову еще выше.

– Этот разговор начал ты, а не я.

– Я пришел, чтобы попробовать растолковать тебе…

– Растолковать мне! – Она шагнула к нему. – Мне ничего не надо растолковывать. Это ведь ты извиняешься, а не я!

– Не за свой комментарий. Он был в точку. – Джек приблизился к ней вплотную, так что теперь, чтобы смотреть ему в лицо, ей приходилось запрокидывать голову. – Неужели ты не понимаешь? Не имеет значения, что именно мы будем говорить о фильмах, – главное, как мы будем это делать. Именно из-за этого нас будут смотреть. Мы же не фильмы продаем, Джилл. Мы продаем нашу передачу.

– Но если мы не высказываем искренне собственного мнения, то мы – не обозреватели. Мы – циркачи. Я училась не для того, чтобы давать представления. Это – не моя профессия.

Джилл хотела отвернуться, но Джек поймал ее за локти и удержал.

– Я не менял моих мнений, Джилл. Я только чуть иначе их выразил. Картину со Сталлоне великим произведением не назовешь, но развлечение это великолепное. И, на мой взгляд, «Любовь делает выбор» – безнадежно фальшивый фильм.

Отпустив ее руки, он отступил на шаг.

– Главное, что мы сегодня были великолепны. И ты это знаешь. Но тебе это не понравилось, потому что не ты владела ситуацией. А ты всю свою жизнь из-за своих родителей стремилась управлять ходом событий.

У Джилл болезненно забилось сердце.

– Это – подлый удар. Даже для тебя, Джек.

– Это правда! – Он заставил себя не повышать голос. – Ты всегда хотела, чтобы все шло по-твоему. Все. И никаких компромиссов. И этому ты тоже научилась от своих родителей.

Она резко выпрямилась, переполненная возмущением:

– А как насчет твоих родителей, Джек? Насчет твоего детства? – На этот раз отвернуться попробовал он, но Джилл удержала его за плечо. – Печально, правда? Мы столько времени были вместе, а я даже не знаю, кто ты такой.

Он смотрел на нее, сжав зубы, его переполнял гнев.

– Но ты ведь все равно хотела быть со мной, правда? До той минуты, когда решила, что пора уйти. – Джек рассмеялся холодным жестким смехом. – Постоянный контроль над собой, над окружающими… У тебя все всегда сводится к тому, чтобы выйти из любой ситуации победителем.

Она отдернула руку, словно обжегшись.

– Так вот как ты представляешь себе мир? Вежливый разговор? Бьешь в самое больное место.

– Эй, я что-то не заметил, чтобы ты старалась не сделать мне больно.

– Очень жаль, что не заметил.

Отвернувшись, Джилл скрестила руки на груди.

Джек смотрел на нее – на непримиримо выпрямленную спину и напряженные плечи, и его охватило сожаление.

– Черт, Джилли. Извини. Я опять сорвался.

Она покачала головой.

– Брось. Ты не виноват. Дело в нас обоих. Мы не могли вежливо разговаривать и когда были любовниками – не понимаю, почему мы вдруг начали надеяться, что теперь у нас это получится. Мы всегда…

– Мамочка?

Оба стремительно повернулись к двери. Там стояла маленькая девочка, одной рукой прижимая к себе плюшевого зайца, а другой протирая сонные глазки.

Джилл кинулась к ней:

– Бекки, малышка, почему ты встала?

– Мне показалось, что я слышу папин голос. – Девчушка посмотрела на Джека и смущенно отвела взгляд. – Папочка тут?

– Нет, малышка, – прерывающимся голосом пробормотала Джилл. – Это – мистер Джейкобс. Мы вместе работаем.

Девочка снова взглянула на него, а потом уткнулась лицом в плечо Джилл.

– А почему нет папочки?

Джек посмотрел на Джилл. Лицо ее напряглось от усилий скрыть от него – и от дочери – свои чувства. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, – он и сам не знал, что именно, но Джилл покачала головой, остановив его.

– Извини, – прошептала она. – Мне надо уложить Бекки.

Джек проводил ее взглядом. Его раздирало множество сложных чувств. Джилл явно было больно, когда Ребекка спросила ее об отце. Он еще не видел Джилл такой ранимой. Он вспомнил, как девочка обвилась вокруг матери, как прижалась к ее плечу. И как на это ответила Джилл. С какой трепетной любовью. Глядя на нее, Джек ощутил, насколько сильна ее привязанность к дочери, – он как-будто прочувствовал то, что она испытывала тогда, считая, что беременна.

Джек пошел в ту сторону, куда скрылась Джилл, и попал в короткий коридор. Он приказывал себе умерить собственное любопытство, сказал себе, что это было бы недопустимым вторжением в ее жизнь, – но, несмотря на это, все же очутился у двери в детскую.

Джилл сидела на краешке кровати дочери. Джек как раз успел увидеть, как она заботливо поправила ей одеяло и ласково пригладила волосы. И все время она говорила что-то нежное и успокаивающее – слов он не мог разобрать и не хотел бы, но их звучание сказало ему все.

У него в горле встал ком. Он уже давно знал, что Джилл стала матерью. Общие знакомые сообщили ему о ее замужестве, беременности, разводе… Но он не осознавал, что все это значило для Джилл.

Джек с трудом сглотнул. Теперь он все осознал. И для этого ему достаточно было увидеть ее полный преданности взгляд, обращенный к дочери, услышать нежные слова, которыми она ее успокаивала, заметить, с какой лаской Джилл гладит шелковые волосики девочки.

Он сжал кулаки. Новое ощущение подействовало на него с такой силой, что он едва мог дышать. Джилл и Бекки соединяет такая связь, которой ему никогда не понять и не испытать.

Казалось, Джилл вдруг почувствовала его присутствие: она подняла голову и встретилась с ним взглядом. Он прочел в ее глазах удивление и недовольство его вторжением.

Ему здесь не было места. Он не имеет никаких прав на ее дочь – и на их жизни. Эта горькая истина отрезвляюще подействовала на Джека. Резко повернувшись, он стремительно ушел в гостиную. Ему не стоит встревать в отношения матери и дочери. Они его не касаются – и никогда не коснутся.

Ребекка могла бы быть его ребенком.

Но не была.

Отбросив эту мысль и те противоречивые, непонятные чувства, которые она в нем вызвала, он подошел к каминной полке и начал рассматривать выставленные на ней фотографии. Фотографии Ребекки: младенцем на руках у Джилл, ее первые неуверенные шаги, ее первую Пасху, девочку, украшающую елку на Рождество.

Ни на одной из фотографий не было мужчины, который мог бы быть отцом Ребекки, – хоть этот факт Джека и не удивил. Он нахмурил брови. Он часто думал о том, как тот выглядит, всегда считал его своим врагом, соперником. Ему было жаль, что эти чувства не направлены на какой-то конкретный образ.

– Джек?

Он медленно повернулся и встретился взглядом с Джилл. При виде ее встревоженного лица у него в горле снова встал ком.

– Извини, Джилли. Я поддался порыву. Я не имел права идти за вами, – виновато произнес он.

– Да, не имел. – Голос ее звучал глухо. Она стиснула пальцы. – Думаю, тебе лучше уйти.

Джек понимал, что она права. Он и так пробыл слишком долго – а ведь он пришел сегодня для того, чтобы отдалиться от нее, а не сблизиться с ней еще сильнее.

Мысленно ругая себя последними словами, Джек подошел к ней и встал рядом.

– У тебя такой печальный вид.

– Да?

Она попыталась отвернуться, но он поймал ее за подбородок и мягко повернул ее лицо к себе.

– С Ребеккой все в порядке?

В ее взгляде промелькнула паника. Смертельный страх.

– Все прекрасно. У нее иногда бывают кошмары – она скучает по…

По папочке. Непроизнесенное слово тяжело упало между ними, оставив после себя напряженную тишину. Джек поспешил ее заполнить.

– Ты всегда хотела быть матерью и говорила, что у тебя это получится. Ты была права. Ты – хорошая мать, Джилл. Это сразу видно.

У нее на глаза навернулись слезы благодарности, и они сделали Джилл такой трогательной и беспомощной, что у него захватило дух.

– Спасибо, – прошептала она.

Джек прикоснулся пальцами к ее щеке.

– Извини, Джилли. За то, что я тут наговорил. Я ведь пришел не ссориться. Я не хотел сделать тебе больно.

Ей понадобилась вся ее воля, чтобы не подставить доверчиво свое лицо под его губы, чтобы не уткнуться к нему в грудь, не расплакаться. Вот так между ними и было в последние месяцы их связи. Они отчаянно и зло ссорились – а потом исступленно друг друга любили. Они были одержимы друг другом. Она не могла позволить себе снова восстановить эти отношения – как бы ей этого ни хотелось.

– Знаю. Все дело в нас. Мы не умеем не спорить. – Сделав усилие, она отдалилась от него – от его обжигающего прикосновения. – Мы спорили обо всем на свете. Помнишь? О фильмах. О еде. О друзьях. Вся наша жизнь представляла собой череду словесных и эмоциональных поединков.

– Но мы ведь и смеялись тоже. Помнишь? Нам вместе было весело!

Джилл покачала головой.

– Под конец – нет. Тогда мы нанесли друг другу уже слишком много ран. И в конце между нами не осталось ничего хорошего, кроме потрясающего секса.

У него напряглось лицо. Джек отвернулся и отошел к окну. Долгое время он молчал, а она смотрела на его напряженно выпрямленную спину, и сердце ее охватывала нестерпимая боль. Он казался таким одиноким, когда стоял у темного квадрата окна! Непобедимым – и невероятно ранимым.

Она невольно шагнула к нему, но тут же остановилась, заставив себя слушаться голоса рассудка. Было безумием впускать его в свой дом. А еще большим безумием было надеяться на то, что между ними может быть мир. Они навсегда останутся противниками.

И всегда будут причинять друг другу боль. Только сейчас Джилл поняла, что Джек тоже был задет тем, что между ними было тогда. Прежде она так не думала, ей всегда казалось, что их расставание его не затронуло.

Словно прочтя ее мысли, он повернулся и встретился с нею взглядом. Его глаза потемнели от нахлынувших чувств.

– Ты меня хоть когда-то любила, Джилли?

Он произнес эти слова так тихо, что она даже подумала было, что ослышалась. Однако выражение его лица подсказало ей, что он спросил именно это.

– Ты же знаешь, что да!

– Знаю? – Он вернулся к ней и снова обхватил ее лицо ладонями. – Ты вышла замуж так быстро после… нашего разрыва.

Она облизала губы.

– Если бы я осталась одна, я не вынесла бы… И мне надо было подумать о своем будущем.

Его пальцы сжались немного сильнее.

– И твои чувства ко мне касались только твоего желания стать матерью… иметь мужа и семью?

– Нет! – Она снова решительно покачала головой. – Как ты можешь такое говорить? Как…

Его пальцы зарылись в ее волосы.

– Я знаю, что между нами было больше, чем просто секс! Намного больше!

Джилл чуть слышно застонала. Ей хотелось сказать ему, что он ошибся, что для нее все их отношения сводились к сексу. Но это было бы ложью. Она не любила бы его так отчаянно и не была бы так больно ранена, когда поняла правду относительно их будущего, если бы их отношения были чисто физическими.

– Тогда что же между нами было? – тихо, но настоятельно спросила Джилл, и в голосе ее звучали близкие слезы. – Скажи мне, что это было! Потому что я понятия не имею.

В его глазах отразилось отчаяние: