Текст книги "Выруба"

Автор книги: Эрик Бутаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

В темноте блеснули два желтых глаза! Ерема соскочил с лежанки, вырвался из проклятого, скользкого рюкзака, схватил карабин, одновременно сняв его с предохранителя, и в полусогнутом состоянии, готовый ко всему, завертел головой! Вроде больше ничего не видно. Он быстро приподнял края шапки, чтобы открылись уши. Но тоже ничего не услышал. Попытался что-либо рассмотреть в прицел – бесполезно, мешает огонь костра. Потихоньку, он стал выпрямлять ноги и полностью разогнулся. Сердце стучало. «Что это было?! – Волки, рысь, росомаха?» Задавая себе вопросы, Ерёма стал бешено соображать, что делать. Для начала, медленно наклонившись, он взял короткую горящую хворостину и резко бросил её в темноту – туда, где были глаза. В ту же сторону направил ствол. Описав несколько пируэтов, хворостина зашипела в снегу, так никого и не осветив. Глаза тоже не сверкнули. «Если волки – дело швах!» Но откуда? Следов их он не видел. «А как ты мог видеть следы, если в загоне был один раз, а остальное время тебя на машине возили?» Но когда шел по следу, волчьих следов тоже не замечалось. «Это не значит, что их здесь нет – они могли и не пересекать оленьего следа». Если волки – дело швах – они зимой по одному не ходят! Морозы-то какие стояли! «Если их здесь много – пиздец тебе, Ерёма! Смотри, если они есть – глаза ещё заблестят. Не упусти момент! Бей не раздумывая. В любую секунду, с любой стороны из темноты может прыгнуть!» Холод прошел по спине. И Ерёма «вдавился» в блиндаж. На всякий случай проверил нож – на месте на поясе. Медленно, озираясь, он дотянулся до дров и толкнул охапку в костер. Костер немного затух, но снова стал разгораться, уже с большей силой. Никого! Глаз не видно. «Может рысь?» Рысь – хуйня! С рысью разберемся! Росомаха – поопасней будет, но тоже хуйня – один на один – справлюсь! Только бы не волки! Нет – всё тихо. Отойти бы, следы посмотреть. Но как отойдешь? Только от костра отойдешь – задерут! Блядь! – не было печали – отдохнул! «Зато не холодно!» Да пошёл ты!

Время шло, но ничего не происходило. Ерёма немного успокоился, но ещё не настолько, чтобы решиться лечь. Ещё несколько раз покидал палки в темноту – никого. Показалось? Нет, вроде – точно глаза видел. Он осторожно присел на рюкзак и посмотрел время. Час. Похоже, я заснул. Может, во сне привиделось? Нет, ну точно видел! Так, до рассвета шесть или семь часов – и что, мне всё это время на корточках сидеть? Ермолай машинально взглянул на небо – звезды. А где луна? Приподнявшись над своим укрытием, он осмотрелся. Там позади в верхушках деревьев горел белый фонарь – луна. Длинные тени сосен лежали на снегу. Волков не было. Всё тихо. Через час-полтора она будет высоко – станет светлее. Будет холодно к утру. Придется ждать. Он ещё подкинул дров, и, Бог знает как, одной рукой, закатил оставшееся бревно в костер. Во второй руке Ерёма держал карабин.

Примерно в час, Олег вышел, подбросил в костер дров, прогрел мотор, посигналил, покурил, посмотрел на небо, сделал всё необходимое перед сном и вернулся в кунг.

– Луна взошла. На небе – ни облачка, – сказал он.

– Значит, к утру придавит, – ответил Андрей. – Не повезло нашему мальчику.

– А здесь волки есть? – зачем-то спросил Олег.

– Волки везде есть, – спокойно ответил Андрей. – Вдвойне не повезло.

– Чё ты заладил: не повезло, не повезло? Волки его не тронут! – разозлился Макарыч.

– Я надеюсь, – согласился Андрей.

– Почему ты так думаешь? – спросил Олег капитана.

– Ерема сейчас наверняка костер жжет – это раз. Второе: от него за версту пахнет железом и оружейным маслом – волки его боятся как огня, …даже сильнее, – добавил капитан, сообразив, что первое и второе вдруг стали равнозначны.

– А третье? – не унимался Андрюха.

– А третье, это то, что какой смысл волкам (если они, конечно, есть!) нападать на вооруженного Ерёму, сидящего у огня, когда можно обложить раненого оленя. Кровь на следу! Безопаснее, добыча крупнее и привычнее. К тому же у него рогов нет – все пятеро самки были, а они по запаху определяют самец или самка.

– Логично, – согласился Андрей, повернулся набок, устроился поудобней, и решил немного поспать, но добавил. – Зимой у них ни у кого рогов нет – сбрасывают.

– У козла были.

– Значит, больной козёл был. Кстати, надо мясо проверить, а то поймаем аскариду или ещё хуже… – будет вам охота.

– Ты что-нибудь хорошее можешь сказать?

– Могу: бурлеск.

– Надо было сразу идти за ним. Втроем, – сказал Семеныч. – Уже бы вернулись.

– Надо было. Я тоже про это думаю, – ответил капитан. – Чего уж сейчас? Будем теперь ждать утра. Сейчас идти – смысла точно нет – не найдем. След занесло – я проверял.

– Зато я вас в «тыщу» сделал, – зевая, вставил Андрей.

– Спи ты, господи!

– Спокойной ночи.

– Он ещё издевается!

– Всё – я сплю. Вы – как хотите. Я ночью точно никуда не пойду. Останусь машину греть и от волков караулить.

– Спи! Тебя никто не просит никуда идти. Здесь до утра будем. Рассветёт – там видно будет.

– Это точно, – согласился Андрей и больше голоса не подавал.

Часам к трем луна начищенным пятаком висела высоко в небе. Вокруг неё серебрилось огромное кольцо. «К вёдру», – подумал Ерема, глядя на небо. Он так и не понял, что это означает, но во всех книгах про охоту, луна в ореоле кольца именно такую погоду и предвещала. Из личного опыта, он сделал вывод, что это к солнечной погоде, а вот тепло будет или холодно – зависит от времени года. Летом – тепло.

Лес просветлел. Стал сказочным лес. На белом, искрящемся «алмазами» снегу голубые, искрящиеся тени деревьев. Можно ждать, что выбегут звери на поляну и устроят новогодние игры, танцы, песни, дискотеку, казино, бои без правил, пьянку, дебош, изнасилование… Загадочный был лес. Ерёма замерз – костер не спасал. Приходилось шевелиться, прыгать, хлопать руками. Это на несколько минут, казалось, согревало. Он приседал к огню. Пил чай. Немного погодя, спина и ноги снова начинали остывать. И всё сначала! «Зато, волков теперь будет видать. Хорошо, что их нет!» Продержаться ещё нужно четыре часа! А потом – бегом домой!

Шесть. «Шесть! Я ещё живой! Шесть – он её за шерсть! Семь – он её совсем! Восемь – доктора просим! Девять – доктор едет! Десять – из п… ребёнок лезет!» – вспомнилась Ермолаю в шесть утра старая школьная побаска. К этому времени он представлял из себя жалкое замерзшее небритое зрелище. И, видимо, потихоньку сходил с ума. «Ну, и куда ты собрался?» Через час будет светло! «Не через час, а через два». Какая разница? Пойду по следу – зря, что ли, я гиб и мёрз? Пойду по следу. Догоню этих ублюдков… и расстреляю! «Ну, давай, давай». Сам, давай – у меня жопа замерзла!

Ерёма допил прямо из котелка замерзший чай, скидал всё в рюкзак, как попало, попрыгал, чтобы разогреться, почти весь оставшийся валежник завалил в костер, и вышел на след. Прощай, блиндаж! Надеюсь, мы больше не увидимся!

Под лунным светом, одуревший от ночевки, повесив карабин на шею так, чтобы руки легли на приклад и в ствол, шатаясь и улыбаясь, Ерёма пошагал по засыпанному следу. «Час, я думаю, можно прошагать в таком положении, а уж потом карабин придется взять в руки!» Без тебя – не знаю!

От курева на зубах скопился толстый слой «жира». Ерёма шел и пытался этот слой слизать. Мороз – не мороз, страшно – не страшно! Ночь, считай, прошла – пора шевелиться. Двенадцать часов Ерёма провел на морозе. Солнце за это время успело осветить Америку, обогреть долбаных аборигенов в желтой жаркой Африке, и вот – возвращается! К Ерёме возвращается. В Сибирь! «Нормальный след – чё раньше не пошёл?» А чё раньше там делать? Олешки спят, стригут ушами – сейчас, тихонечко подкрадусь, и устрою им сладкую жизнь! Вон – до сопки дойду и начну скрадывать.

Дойдя до сопки, Ерёма тряхнул башкой, скинул ночную блажь, проверил ствол, разредив предварительно и направив открытый затвор в сторону бледнеющего неба. В стволе всё чисто. Загнал патрон в патронник, прищелкнул полный магазин, поставил на предохранитель, осмотрел в прицел местность, но так ничего и, не поняв, пошел дальше по следу, но уже наготове. А вокруг безбожно светало!

На лежку Ерёма наткнулся неожиданно. Никого нет – ушли. Пять развороченных лёжек и ни в одной не видно крови. «Зажило, – решил Ерёма. – За-жи-ло! Какого хера я промурыжил всю ночь в тайге, шугаясь волков и отмораживая яйца? На-И-ба-ли!» – решил Ермолай и стал со злостью топтать ногами все пять лёжек. Совсем рассвело. Кровь. На одной лежке была заметна кровь. «Ну, разве это кровь? – чепуха. Раненый зверь так не кровит!» Пройдя немного по свежему, уходящему в тайгу следу, Ерёма понял, что ловить здесь больше нечего. «Мимо кассы!» Пошли домой? «Жрать охота!» Ерёма закурил. Солнце встаёт. Похолодало. Полевать – жрать охота! Руки дрожат, тело ватное – такое ощущение, что под кожей ничего нет – пустота. Пусто! Ни мышц, ни костей – пусто. Руки дрожат. Сил нет. От курева и голода перед глазами синие блики. «Только бы не упасть!» Сейчас разожгу костер и сварю чаю. Ерёма из последних сил наломал сухих веток, соорудил костер, зачерпнул снега в котелок, и, как только он закипел, добавил в кипяток сахара и выпил (заварки добавлять – не было ни сил, ни времени, ни желания). Полегчало. Он опять закурил. Сидя между развороченных лёжек, Ерёма представлял, как они здесь ночевали, и сам хотел немного поспать. Но уже поднималось солнце, и жизнь требовала шевелиться – иначе, конец!

Опершись на карабин, он встал. «Всё! По своему следу – назад!» Краем правого глаза Ерёма заметил, что что-то упало с сосны. Он повернулся. По широкому стволу соседней сосны, сделав пару неуклюжих (как ему показалось) прыжков вверх, замерла белка-летяга. Ерёма поднял карабин, посмотрел в прицел. Белка, как носовой платок прилипла к стволу. В прицел она казалась большой. Чтобы не промахнуться, Ерёма лег. Аккуратно, медленно, аккуратно он подвел перекрестье под голову летяги. Не зная почему, он вдруг посмотрел на риски – всё вроде нормально (а вдруг сбился прицел?). Тогда, через планку, прицелившись точно в центр «носового платка», он медленно стал давить на спусковой крючок. «Да-Дах!» Он не видел, как упала летяга, но она лежала под деревом.

Пока не потух костер, Ерёма навалил в него ещё хвороста, соорудил мангал, зачерпнул снега в котелок, повесил его и стал обдирать белку. Хотелось сердце и печень съесть сырыми. Он так и сделал, посолив их. Остальное, он забросил в котелок, а шкурку повесил на какую-то ветку какого-то куста – эта хуйня с перепонками его не привлекала.

Белка была почти сырой. Голова – точно ещё не сварилась. Голову он отрубил ножом, завернул её в туалетную бумагу и положил в карман рюкзака. Остальное съел – горячее – сырым не бывает. Во! Сразу стало хорошо. Засыпав немного сахара прямо из банки себе в рот, Ерёма почувствовал, что всё ни так уж плохо, запил оставшимся бульоном, и решил – вперёд, братан. «Вперёд – на винные склады!»

Идти стало веселей! Солнце! Прекрасный утро, точнее, день! Прекрасная природа! Милый лес! Синички свистят. «Вот – мой бивак!» Костер ещё тлеет. «Спасибо, дорогой!» – Ерема поклонился костру. Проверил – не оставил ли он что-нибудь в блиндаже, и нашел только красную этикетку от лапши «Доширак» припорошенную снегом. Бережно взяв её, он положил её в карман рюкзака, но не в тот, где лежала голова летяги, а в другой. Подкинув хвороста в костер, Ерёма зашагал по еле заметным следам «домой», закинув на шею карабин.

В кунге рассвет наступил гораздо позже, чем в лесу. Но стоило первому бледному свету появиться на «экране» окна, Сергей Макарович, как, почувствовав это, тут же проснулся. Тяжело сев (не для его возраста теперь такие ночевки) на край лавки, покрутив затекшей шеей, Макарыч сказал:

– Подъем, охотнички.

И все тут же встали, как будто лежали и только и ждали этого «подъем».

– Ну, как спалось, ваше превосходительство? – спросил Андрей.

– Нормально, товарищ военврач, – ответит Макарыч.

На печке стоял котелок с едва теплым чаем. Макарыч сделал несколько глотков, наклонив котелок.

– Будешь? – спросил он Андрея и, не дожидаясь ответа, отдал ему котелок.

Потом он встал, открыл дверь кунга. Холодный, но очень свежий воздух, влетевший в прокуренную будку, взбодрил всех в ней полусидящих. Пришла пора вылезать на свет божий. Спустившись на снег, Макарыч огляделся: тайга, безмолвие, костер погас. Окропив вчерашний снег, капитан закурил и пошел к кабине. Машина не сразу, но завелась. Машинально, по привычке посигналив, Макарыч, вылез из холодной кабины, подошел к костровищу и ногой расшевелил кучу. Тоненькая струйка дыма просочилась из глубины почерневшей золы. Думая о чём-то своем, капитан безотчетно распалил огонь, и присел, протянув к огню ладони.

– О чем задумался Сергей? – Борис Семенович доставал из пачки сигарету. – Будешь?

Макарыч взял предложенную сигарету, подкурил от тонкой веточки из костра, глубоко затянулся и ответил:

– Да вот, Боря, думаю, как нам лучше сорганизоваться. День терять не хочется, за мужиками надо ехать – мужики на охоту приехали, можно ещё три-четыре загона сделать. С другой стороны – твой парень где-то там, в лесу, и я буду постоянно думать: вернулся он или нет. Вот и думай тут, как лучше сделать.

– Ерёму искать надо. Беды бы не было!

– Надо. Ерёму искать надо. Ну, что ж – будем искать.

Капитан встал, бросил окурок в костер и пошел к будке.

Олег с Андреем выбирались из кунга.

Андрей потянулся, хлопнул себя руками, потопал, размял шею, потер ладонями не бритое лицо и отошел к краю дороги. Олег уже стоял с противоположной стороны, через плечо, смотря на подходящего капитана. Капитан заметил, чем они заняты, остановился, попинал колесо, присел, зачем-то посмотрел под машину. Когда все были готовы, капитан сказал:

– Короче, сейчас как сделаем: мы втроем идем за Ермолаем, по его вчерашнему следу. Борис едет в деревню за командой – привозит их сюда. Если всё нормально, пока он ездит – мы вернемся все, вчетвером. И ждем их тут. А там видно будет.

– Понятно, – ответил Андрей и, не раздумывая, полез в кунг.

– Давай костер разожжем и оставим ему записку, чтобы ждал – вдруг он с другой стороны появиться – кто знает?

– И пакет со жратвой повести на дерево у костра – если парень придет – он голодный, как волк, – крикнул из кунга Андрей и почему-то засмеялся.

Капитан развел руками.

– Олег, проследи! Сделай, как положено… и выдвигаемся, – приказал он Олегу, а сам отправился к костру, где ещё сидел и грелся Борис.

– Боря, дуй за командой, а мы по следу за твоим парнем. Сюда всех вези…

– Я понял. Я слышал. Ты только найди его, Серега. Он крепкий, думаю – жив. Ты, главное, найди.

– Найду, Борис, конечно найду. В любом случае…

– Давайте-ка только без патетики, господа офицера, – обрезал Андрей. Он уже стоял, готовый к переходу. – Хули вы его похоронили?! В трех километрах от жилья пацаненок ночь пропрыгал у костра – и чё? Живой он – голодный только, но живой – это я вам говорю!

Андрей, как врач, знал, что главное – не паниковать. Однажды к нему в операционную привезли солдата с открытым переломом голени. Большеберцовая кость была страшно изуродована. Малоберцовая – тоже перелом в двух местах. Парень был в сознании и всё повторял: «Что там, доктор? Что там?» «Хуйня – царапина!» – ответил Андрей, и солдатик успокоился, операция прошла успешно, а через год, парень ушел на дембель на своих двоих ногах. Главное – не паниковать! И в таких делах – крепкое слово помогало лучше, чем уговоры.

Прошел час. Ерёма брел по снегу, едва волоча ноги. Пить хотелось страшно, но снег жажду не утолял. Сесть бы, развести огонь, но он боялся потерять остаток сил на растопку костра. Сахар кончился, заварка ещё есть, но сил нет. Еще он боялся уснуть. Почему-то и откуда-то он знал, что тот, кто уснул на морозе – больше не просыпается. Хотя, с другой стороны, какой мороз? Мороз был ночью – сейчас – Ташкент! Но всё равно он не хотел уснуть. Поэтому шел, иногда садился прямо на «тропу» глотал снег, который ещё больше отнимал сил, с трудом поднимался и снова шел. «Сникерс», сейчас бы «сникерс»! Там орехи, какая-то курага и толстый, толстый слой… карамели. «Ебать-молотить! – вспомнил Ерёма и полез в карман куртки. – Мне же конфет дали!» Две прекрасные карамельки запутались между патронов двенадцатого калибра, которые он взял у соседа по номеру, но так и не вернул. О! Тогда костер! Проглотив конфеты, Ермолай почувствовал прилив сил и заставил себя развести огонь. «Не долго – только растает снег (я даже кипятить не буду) попью, отдохну и дальше. Тут осталось-то!» Он не помнил ландшафт, но он помнил следы. Помнил (примерно) где и как мазал кровью раненный олень, как он сам обходил завалы, и прикидывал по времени, примерно сколько осталось. По его прикидкам, выходило, что он совсем близко, но Еловки (долбаной Еловки) – всё нет и нет! А след вчерашний – есть! Замытый, засыпанный, но есть!

Когда затрещал огонь, у Ермолая почему-то повысилось настроение. Запах дыма его успокоил и он, вдруг, вспомнил Ирку. Странно – за всю ночь и вот уже, сколько с утра, он не разу не вспомнил о ней. Почему? Ерема сел в снег, облокотившись спиной о сосну.

Я думаю, Вам не стоит рассказывать, что вспоминал и думал в это время Ерёма. Один хрен – в жизни всё было не так, как он это видел, и кончилось всё совсем по-другому. Однако эти воспоминания взбодрили Ермолая, заставили его шевелиться – он думал, что ради неё стоит жить. И он тихонько запел: «Ты сейчас далеко, далеко! Между нами снега и снега! До тебя мне дойти не легко, а до…» «Нет! – сам себе сказал Ерема (или тот, кто всю ночь с ним говорил) – гораздо больше, гораздо больше, чем четыре! Гора-аздо больше!» Ермолай встал, уверенно и зло вскинул карабин и жахнул шесть раз по макушке старой сосны, на которой темнело прошлогоднее гнездо вороны. (От гнезда отлетали ветки).

Справа раздался ответный выстрел. Ерема оглянулся. Три темных силуэта махали ему руками и торопились к нему. «Наши!» – Подумал Ерёма, и тут ему стало так хорошо, как Анке-пулеметчице из фильма «Чапаев», когда у неё заклинил пулемет, а беляки идут в психическую атаку, а тут Василий Иванович, на белом коне, подавшись вперед, в черной бурке, с шашкой наголо, впереди отряда, мчался с холма, чтобы зарубить всех этих ёбанных беляков и спасти Анку, спасти своих ребят, спасти революцию, спасти всех – весь Мир, и зарубить этих ёбаных беляков! Всех нахуй зарубить! И музыка ещё такая: «туду-туду-туду!» И Ерема, как Анка, заплакал.

– Ну, тихо, тихо, тихо, – говорил, первым подбежав к Ерёме, и обнимая его, без сил сидящего со слезами на глазах, Андрей. – Ты цел?

– Уху, – махнул головой Ерема. Горло передавило, и он не мог толком ответить.

– Промерз?

– … – Ерема сделал какое-то движение головой и что-то там мимикой, давая понять, что мол, дескать – ерунда.

– Понятно, – отозвался Андрей. – Значит, всё ништяк?

Ерёма махнул в знак согласия.

– Живой! – хлопнул Ерёму по плечу подлетевший капитан.

– Ну, ты даешь! – Запыхавшийся Олег присел на корточки напротив. – Чё? В глаз что-то попало?

– В хупель! – ответил за Ерему Андрюха.

И все захохотали!

Мужики раскочегарили огонь, на котором можно было легко зажарить быка. Ерёма, первым делом, вылакал всё из капитанского термоса – жутко хотелось пить. Потом попил чаю из термоса Олега. Напившись, закурил. Успокоился и обмяк. Андрюха быстренько осмотрел Ерёму: проверил его щёки, уши, нос, пальцы рук и, даже, ног, заставив и помогая, разуться. (Потом он ичиги натягивал ему сам). Признаков обморожения не было. «Отлично» – успокоился Андрей – «Действительно, крепкий малый». На всякий случай, только ему одному известным кремом, Андрей намазал лицо Ерёмы и спросил:

– Ну, что – по маленькой? – И достал фляжку.

– По большой! – ответил Ерёма.

– Ребята! Будем жить! – сказал старый летун Макарыч и разлил в пластиковые стаканы всё, что было во фляге.

Все четверо дёрнули.

Когда по жилам прокатилось тепло, а кусочек соленого сала растаял на языке, Макарыч сказал:

– Ну, рассказывай.

– Не догнал я их, Макарыч, – ответил Ерёма.

– Это понятно. Ты рассказывай, как ночь прошла.

– Волков видел? – спросил Олег.

– Видел, – зачем-то соврал Ерема и только сейчас вспомнил, что он даже не удосужился посмотреть след – были ли волки.

Мужики переглянулись.

Андрюха, в подобающей ему манере, спросил:

– Красивые они?

– Глаза красивые – желтые.

– Ладно, расскажешь дома, – остановил капитан. – Давайте покушунькаем, и обратно. Ты, как? Дойдешь?

– Теперь-то я точно дойду. Гораздо больше, чем четыре!

Охотники заулюлюкали, когда увидели, что по лесу идут четверо – видимо все переживали. Машина гудела. Просеку всю обоссали. Костер горел, варился чай.

Ерёма, ответив на все вопросы при встрече, жуя корочку хлеба, забился, наконец-то, в теплый кунг, в самый дальний угол, в кучу тулупов, и расслабился. Хотелось спать. Мужики к нему не приставали – понимали. Говорили между собой, и были возбуждены и рады, что охота продолжается.

– На выруба! – скомандовал капитан, и веселый Семёныч с удовольствием влупил газу.